Стихи из книги «У вечности в гостях»

В октябре 2008 года в Англии в издательстве ARC Publications вышел двуязычный сборник стихов Ларисы Миллер “Guests of Eternity” («У вечности в гостях»), перевод Ричарда Маккейна (Richard McKane), предисловие Саши Дагдейл (Sasha Dugdale). Книга посвящена памяти Арсения Тарковского.

25 ноября 2008 года в Пушкинском клубе (Pushkin House) в Лондоне состоялась презентация книги с участием автора. В сентябре 2009 г. в связи с выходом книги Лариса Миллер была приглашена на фестиваль поэзии «Кингз-Линн» (“King’s Lynn Poetry Festival”, 25-27.09.2009), а также выступила с чтением стихов перед студентами университета Сент-Эндрюс (St. Andrews University) в Шотландии.

Ниже публикуется подборка стихов, прочитанных Ларисой Миллер на этих мероприятиях.

***

А вместо благодати – намек на благодать,

На все, чем вряд ли смертный способен обладать.

О, скольких за собою увлек еще до нас

Тот лик неразличимый, тот еле слышный глас,

Тот тихий, бестелесный мятежных душ ловец.

Куда, незримый пастырь, ведешь своих овец?

В какие горы, долы, в какую даль и высь?

Явись хоть на мгновенье, откликнись, отзовись.

Но голос твой невнятен. Влеки же нас, влеки.

Хоть знаю – и над бездной ты не подашь руки.

Хоть знаю – только этот почти неслышный глас –

Единственная радость, какая есть у нас.

***

К юной деве Пан влеком

Страстью, что страшнее гнева.

Он бежал за ней, но дева

Обернулась тростником.

Сделал дудочку себе.

Точно лай его рыданье.

И за это обладанье

Благодарен будь судьбе.

Можешь ты в ладонях сжать

Тростниковой дудки тело.

Ты вздохнул – она запела.

Это ли не благодать?

Ты вздохнул – она поет,

Как холмами и долиной

Бродишь ты в тоске звериной

Дни и ночи напролет.

***

Иди сюда. Иди сюда.

Иди. До страшного суда

Мы будем вместе. И в аду,

В чаду, в дыму тебя найду.

Наш рай земной невыносим.

На волоске с тобой висим.

Глотаем воздух жарким ртом.

На этом свете и на том

Есть только ты. Есть только ты.

Схожу с ума от пустоты

Тех дней, когда ты далеко.

О, как идти к тебе легко.

Все нипочем – огонь, вода.

Я в двух шагах. Иди сюда.

***

Неясным замыслом томим

Или от скуки, но художник

Холста коснулся осторожно,

И вот уж линии, как дым,

Струятся, вьются и текут,

Переходя одна в другую.

Художник женщину нагую

От лишних линий, как от пут,

Освобождает – грудь, рука.

Еще последний штрих умелый,

И оживут душа и тело.

Пока не ожили, пока

Она еще нема, тиха

В небытии глухом и плоском,

Творец, оставь ее наброском,

Не делай дерзкого штриха,

Не обрекай ее на блажь

Земной судьбы и на страданье.

Зачем ей непомерной данью

Платить за твой внезапный раж?

Но поздно. Тщетная мольба.

Художник одержим до дрожи:

Она вся светится и, Боже,

Рукой отводит прядь со лба.

***

Любовь до гроба.

Жизнь до гроба.

Что дальше – сообщат особо.

И если есть там что-нибудь,

Узнаешь. А пока – забудь.

Забудь и помни только это:

Поля с рассвета до рассвета,

Глаза поднимешь – небеса,

Опустишь – травы и роса.

***

А что там над нами в дали голубой?

Там ангел с крылами, там ангел с трубой,

Там в ангельском облике облако, о!

Такое текучее, так далеко,

Как прошлое наше, как наше «потом»,

Как дом самый давний, как будущий дом,

Верней, домовина. Откуда нам знать

Куда уплывает небесная рать,

Какими ветрами он будет разбит,

Тот ангел, который беззвучно трубит,

Тот ангел, который не ангел, а лишь

Сгущение воздуха, горняя тишь.

***

Между облаком и ямой,

Меж березой и осиной,

Между жизнью лучшей самой

И совсем невыносимой,

Под высоким небосводом

Непрестанные качели

Между Босховским уродом

И весною Боттичелли.

***

Мы у вечности в гостях

Ставим избу на костях.

Ставим избу на погосте

И зовем друг друга в гости:

«Приходи же, милый гость,

Вешай кепочку на гвоздь».

И висит в прихожей кепка.

И стоит избушка крепко.

В доме радость и уют.

В доме пляшут и поют,

Топят печь сухим поленом.

И почти не пахнет тленом.

***

Ты сброшен в пропасть – ты рожден.

Ты ни к чему не пригвожден.

Ты сброшен в пропасть, так лети.

Лети, цепляясь по пути

За край небесной синевы,

За горсть желтеющей травы,

За луч, что меркнет помелькав,

За чей-то локоть и рукав.

***

Неужто этим дням, широким и высоким,

Нужны моих стихов беспомощные строки –

Миражные труды невидимых подёнок?

Спасение моё – живая плоть, ребёнок.

Дитя моё – моих сумятиц оправданье.

Осмысленно ночей и дней чередованье;

Прозрачны суть и цель деяния и шага

С тех пор, как жизнь моя – труды тебе на благо.

Благодарю тебя. Дозволил мне, мятежной

Быть матерью твоей, докучливой и нежной.

***

От жажды умираю над ручьём...

Франсуа Вийон

Научи меня простому –

Дома радоваться дому,

Средь полей любить простор,

И тропу, какой ведома

По низинам, в гору, с гор.

Но кого прошу? Ведь каждый,

Может статься, так же страждет.

Что ж прошу я и о чём,

Если ближний мой от жажды

Умирает над ручьём?

***

На крыше – мох и шишки,

Под ней – кусок коврижки

И чайник на плите...

Предпочитаю книжки

Извечной суете.

Продавленный диванчик,

Да в поле одуванчик,

Который поседел.

Набрасываю планчик

Своих насущных дел:

Полить из лейки грядку,

И написать в тетрадку

Слова, строку вия,

И разгадать загадку

Земного бытия.

***

То облава, то потрава.

Выжил только третий справа.

Фотография стара.

А на ней юнцов орава.

Довоенная пора.

Что ни имя, что ни дата –

Тень войны и каземата,

Каземата и войны.

Время тяжко виновато,

Что карало без вины,

Приговаривая к нетям.

Хорошо быть справа третьим,

Пережившим это бред.

Но и он так смят столетьем,

Что живого места нет.

***

И в черные годы блестели снега,

И в чёрные годы пестрели луга,

И птицы весенние пели,

И вешние страсти кипели.

Когда под конвоем невинных вели,

Деревья вишнёвые нежно цвели,

Качались озёрные воды

В те чёрные, чёрные годы.

***

Спасибо тебе, государство.
Спасибо тебе, благодарствуй
За то, что не всех погубило,
Не всякую плоть изрубило,
Растлило не каждую душу,
Не всю испоганило сушу,
Не все взбаламутило воды,
Не все твои дети – уроды,

***

Кнутом и пряником. Кнутом

И сладким пряником потом.

Кнутом и сдобною ватрушкой...

А ежели кнутом и сушкой,

Кнутом и корочкой сухой?

Но вариант совсем плохой,

Когда судьба по твари кроткой –

Кнутом и плеткой, плеткой, плеткой.

***

Мемуары, флер и дымка.

Тайна выцветшего снимка.

Дни текли, года летели,

Было все на самом деле

Прозаичнее и жестче,

И циничнее, и проще,

И сложней, и несуразней,

В сотни раз многообразней.

Ну а память любит дымку,

Снимок тот, где все в обнимку.

Там скруглила, там смягчила,

Кое-где слезой смочила,

Кое-где ошиблась в дате,

А в итоге, в результате

Обработки столь коварной

У былого – вид товарный.

***

А чем здесь платят за постой,

За небосвода цвет густой,

За этот свет, за этот воздух,

И за ночное небо в звёздах?

Всё даром, – говорят в ответ, –

Здесь даром всё: и тьма, и свет.

А впрочем, – говорят устало, –

Что ни отдай, всё будет мало.

***

Неуютное местечко.

Здесь почти не греет печка,

Вымирают печники.

Ветер с поля и с реки

Студит нам жилье земное,

А тепло здесь наживное:

Вот проснулись стылым днем,

Надышали и живем.

***

Погляди-ка, мой болезный,

Колыбель висит над бездной,

И качают все ветра

Люльку с ночи до утра.

И зачем, живя над краем,

Со своей судьбой играем,

И добротный строим дом

И рожаем в доме том.

И цветет над легкой зыбкой

Материнская улыбка.

Сполз с поверхности земной

Край пеленки кружевной.

***

Откуда ты?

Как все – из мамы,

Из темноты, из старой драмы,

Из счастья пополам с бедой,

Из анекдота с бородой.

Ну а куда?

Туда куда-то,

Где все свежо: цветы и дата,

И снег, и елка в Новый год,

И кровь, и боль, и анекдот.

***

Живем себе, не ведаем

В какую пропасть следуем

И в середине дня

Сидим себе, обедаем,

Тарелками звеня.

И правильно, без паники,

Ведь мы не на Титанике,

А значит, время есть

И чай допить и пряники

Медовые доесть.

***

Не больно тебе, неужели не больно

При мысли о том, что судьба своевольна?

Не мука, скажи, неужели не мука,

Что непредсказуема жизни излука,

Что память бездонна, мгновение кратко?

Не сладко, скажи, неужели не сладко

Стоять над текучей осенней рекою,

К прохладной коре прижимаясь щекою?

***

Легкий крест одиноких прогулок...

О. Мандельштам

Пишу стихи, причем по-русски,

И не хочу другой нагрузки,

Другого дела не хочу.

Вернее, мне не по плечу

Занятие иного рода.

Меня волнует время года,

Мгновенье риска, час души...

На них точу карандаши.

Карандаши. Не нож, не зубы.

Поют серебряные трубы

В соседнем жиденьком лесу,

Где я привычный крест несу

Своих лирических прогулок.

И полон каждый закоулок

Души томлением, тоской

По женской рифме и мужской.

***

И лишь в последний день творенья

Возникло в рифму говоренье,

Когда Господь на дело рук

Своих взглянул, и в нем запело

Вдруг что-то, будто бы задело

Струну в душе, запело вдруг,

Затрепетало и зажглось,

И все слова, что жили розно,

«О, Господи», – взмолились слезно, –

«О, сделай так, чтоб все сошлось,

Слилось, сплелось». И с той поры

Трепещет рифма, точно пламя,

Рожденное двумя словами

В разгар Божественной игры.

***

Высота берётся слёту.

Не поможет ни на йоту,

Если ночи напролёт

До измоту и до поту

Репетировать полёт.

Высота берётся сходу.

Подниматься к небосводу

Шаг за шагом день и ночь –

Всё равно, что в ступе воду

Добросовестно толочь.

Высота берётся сразу.

Не успев закончить фразу

И земных не кончив дел,

Ощутив полёта фазу,

Обнаружишь, что взлетел.

***

Мильон оранжевых штрихов,

Меж ними – просинь.

Не надо более стихов

Писать про осень.

Она до самых до небес

Давно воспета,

На тьму лирических словес

Наложим вето.

Не станем более плести

Словесной пряжи,

И вздор восторженный нести

В безумном раже...

Но все слова, какие есть,

Опять рифмую,

Им не умея предпочесть

Любовь немую.

***

Ждали света, ждали лета,

Ждали бурного расцвета

И благих метаморфоз,

Ждали ясного ответа

На мучительный вопрос.

Ждали сутки, ждали годы

То погоды, то свободы,

Ждали, веря в чудеса,

Что расступятся все воды

И дремучие леса...

А пока мы ждали рая,

Нас ждала земля сырая.

***

Вроде просто дважды два

Щи да каша, баба с дедом,

А выходит, что едва

Мир не рухнул за обедом.

Вроде море, ветерок,

Сок в бокале с горсткой льдинок,

А выходит морок, рок

И кровавый поединок.

Вроде руку протяни –

Белый, белый куст жасмина,

Но прозрачнейшие дни

Вдруг взрываются, как мина.

Что на сердце, на уме?

Что пульсирует под кожей?

Что там вызрело во тьме?

Пощади нас, Святый Боже.

***

Урок английского

А будущее все невероятней,

Его уже почти что не осталось,

А прошлое – оно все необъятней,

/Жила-была, вернее, жить пыталась/,

Все тащим за собой его и тащим,

Все чаще повторяем «был», чем «буду»...

Не лучше ль толковать о настоящем:

Как убираю со стола посуду,

Хожу, гуляю, сплю, тружусь на ниве...

– На поле? – Нет, на ниве просвещенья:

Вот аглицкий глагол в инфинитиве –

– Скучает он и жаждет превращенья.

To stand – стоять. Глаголу не стоится,

Зеленая тоска стоять во фрунте,

Ему бы все меняться да струиться

Он улетит, ей-Богу, только дуньте.

А вот и крылья – shall и will – глядите,

Вот подхватили и несут далеко...

Летите, окрыленные, летите,

Гляжу во след, с тоскою вперив око

В те дали, в то немыслимое фьюче,

Которого предельно не хватает...

Учу словцу, которое летуче,

И временам, что вечно улетают.

***

Все страньше и страньше...

«Алиса в стране чудес»

Все страньше жизнь моя и страньше,

Еще странней она, чем раньше,

Еще причудливей, чудней,

Еще острей тоска по ней –

– Чудной и чудной. Что же дальше?

А дальше – тишина, стена...

Смотри-ка, лампа зажжена

В чужом окне, где жизнь чужая

Проходит, старый провожая

И привечая новый миг.

Попробуй не сорвись на крик

И не воскликни: «Стой, мгновенье,

Постой», но ветра дуновенье

Возможно ли остановить?

Сухие губы шепчут: «Пить».

А может, «Жить». Дадут напиться,

Но жажда вряд ли утолится.

И длится бег ночей и дней,

Чей тайный смысл все темней,

А видимый и чужд и странен...

Любой из нас смертельно ранен

И мучим жаждой без конца,

А из тяжелого свинца

Небесного все льют живые

Живые воды дождевые.

***

Не стоит жить иль все же стоит –

Неважно. Время яму роет,

Наняв тупого алкаша.

Летай, бессмертная душа,

Пока пропойца матом кроет

Лопату, глину, тяжкий труд

И самый факт, что люди мрут...

Летай душа, какое дело

Тебе во что оденут тело

И сколько алкашу дадут.

Летай, незримая, летай,

В полете вечность коротай,

В полете, в невесомом танце,

Прозрачнейшая из субстанций,

Не тай, летучая, не тай.

***

С землёй играют небеса

И дразнят, и грозят обвалом,

Грозят в пожаре небывалом

Спалить жилища и леса.

А в тусклый день – они опять

Покровом серым и смиренным

Висят над этим миром бренным,

И слёз небесных не унять.

***

“ Oh, I believe in yesterday”

Beatles

Пели “Yesterday”, пели на длинных волнах,

Пели “Yesterday”, так упоительно пели,

И пылали лучи, что давно догорели,

Пели дивную песню о тех временах,

Полупризрачных тех, где всегда благодать,

Где пылают лучи, никогда не сгорая...

Да хранит наша память подобие рая,

Из которого нас невозможно изгнать.

***

“C'est dommage, dommage, dommage” –
Череда сплошных пропаж –
Наша жизнь под небосводом...
Но займёмся переводом.
“C'est dommage” – по-русски «жаль».
Жаль листвы, летящей вдаль,
Жаль пустеющего сада...
Всё проходит – вот досада,
“C'est dommage”, – звучит шансон,
И с шансоном в унисон –
«Жаль, – поёт душа – до боли
Жаль. Кого – его, её ли?»
C'est dommage, увы и ах,
Чьих-то рук бессильный взмах,
Роковое опозданье
На любовное свиданье.

***

Плывут неведомо куда по небу облака.

Какое благо иногда начать издалека,

И знать, что времени у нас избыток, как небес,

Бездонен светлого запас, а чёрного в обрез.

Плывут по небу облака, по небу облака...

Об этом первая строка и пятая строка,

И надо медленно читать и утопать в строках,

И между строчками витать в тех самых облаках,

И жизнь не хочет вразумлять и звать на смертный бой,

А только тихо изумлять подробностью любой.

***

Ангел бедный, ангел мой,
Отведи меня домой,
Уведи меня из края,
Где, бесшумно догорая,
Дни уходят в никуда,
Где озёрная вода
Спит под жёлтым одеялом.
Я прошу тебя о малом:
В тихих сумерках спаси,
Лист последний не гаси,
Пусть он светит на дорогу,
По которой ты к порогу
Приведёшь к исходу дня
Заплутавшую меня.