Всё перемелется. Стихи

В коробочке города

В коробóчке спичечном майский жук печалится,

Поскребёт по донышку: мягкий плен у дна.

В этом и отличие, я ему начальница:

Он надеждой тешится, я тоской больна.

Он узорным усиком, он прозрачным крылышком,

Он с названьем солнечным, майским обручён.

Я ему спасением или смертной милостью –

Ангелом-хранителем или палачом.

Ну, лети, лети уже, прожужжал все уши мне:

Жалобой по жёлобу, в раковину слов.

Вот тебя послушаюсь, доберусь до Тушино,

И поеду зáгород – городу назло.

В коробóчке города, в закуточке случая

Не найти начальников, не связать концов.

То тоска падучая, то доска скрипучая,

То дома высотные – склепы мертвецов.

Влезем  в околоточек и себя замучаем.

Гробики панельные, жизни медный грош.

Городские пленники, жертвы невезучести –

Дети мегаполисов, что с таких возьмёшь?

А не то вот выпорхнем! Полетим к излучине

Речки, что за полюшком, к лесу, что вдали.

К золотому солнышку, клеверу пахучему.

Пожужжим! Да вволюшку! Ай, люли, люли!

За стеклом от скорости лишь  деревьев колышки,

Саранча слетается в пляс под фонарём.

На свободе трепетно, мы прочистим горлышко:

Нажужжимся вволюшку!

И назад…умрём.

Совьи посиделки

Полночь: ночь на сваях. Перейду. Сова я.

Я – своя. Мне юный месяц сват и брат.

Головой кивает гирька часовая,

Стрелки тихой сапой топчут циферблат.

Воздух головешкой над румяным снегом.

Задохнуться, что ли? Выбор невелик:

Из бессонной ночи в серебро побега

Ближе не бывает – боже ж не велит.

Старые обои кашляют на кухне.

Новые гардины застят лунный свет.

На морозе стёкла от узоров пухнут,

Тренькают певуче ледяной сонет.

Совьи посиделки. Тени хороводят.

Танец отражений в топких зеркалах:

То дупло тоски, то страха половодье

В вымыслах паучьих да в пустых углах.

Выпрыгнуть бы в люди да в сугроб морфея!

Телом – в белый омут, в небо – снег столбом!

А под утро ветром тот сугроб развеет…

Гололёд горбушкой, лысиной и лбом

В новый день упрётся. Прошиби попробуй.

Днём сова слепая, днём и нет совы.

Ночью – одинокость липкая хвороба,

Ночью – мысли в оба, ночью – память в оба.

Совьи посиделки.

Глаз луны-вдовы.

На грани

Улетают рыбы, уплывают птицы

Луковым Покровом, лаковым Апрелем.

На плотах Венеции, на галерах Ниццы

Кто меня осудит, кто тебя пригреет?

В карнавальном скопе маска Коломбины:

С локоток интриги, с черепок услуги.

Пёстрая массовка профилем совиным:

Сонно и елейно, руки в брюки – слуги.

Но на этой сцене, на щитах победы

Нет трофеев, флагов, пленников и пленниц.

Всё на грани фола – победивших нету…

Всё на грани бури: камни, пепел, тени.

И сорвётся ветер! Понесёт гондолы.

По воде запляшут праздные витрины,

Предлагая вдовам плащ для Казановы

И служанкам бывшим – руку Арлекина.

Птицы онемеют, рыбы хором грянут:

Поздно примиряться и виниться рано.

Ах ты, совесть, шлюха! Ах, душа, подранок!

Прячешь, взгляд? Отводишь? Глянцевым болваном,

Пылью золотою, стеклами Мурано.

В двух ласках

Он руку мою баюкал в ладонях своих огромных,

В двух раковинах, в двух ласках, в двух люльках – одно дитя.

А дождь по карнизу тюкал воробышком из соломы

И глазом слезил с опаской: не принято на октябрь,

На южное побережье, на солнечно жгучий город,

На тротуар, на помойку с бездомных котов ордой.

Дождь всхлипывал реже, реже. Недолгими были сборы.

Как в прошлом. На речке Мойке. Под – гуще нельзя! – водой.

Прощай! Короче не скажешь. И неотложкиным воем

Ударит по нервам слово: прощай! Августин, прощай.

Ах, доля моя, пропажа! Удвою её, утрою,

Удесятерю. По новой. Для нищих – на щи да чай.

Отпела осень, поблéкла. Ах, как он баюкал руку!

Рождественская открытка. Кураж. Цирковым гвоздём:

Мне вновь отсыреть от пекла. В жаровнях. В печах разлуки.

Мне высохнуть вновь. До нитки. Под шквальным, слепым дождём.

Свой хомут

Вот вам и дело – поймать журавля:

Чем не забота? Тем и забава.

Хлопает створками дом. На полях

Утром роса лиской, лаской, любавой

Трётся у ног, мокрым глазом блестит.

Вытекло лето из крынки по капле.

В пойме камыш, облетая, свистит.

Ширмой туман одиночество цапли

Скрыл. Да и скрыл ли? Водицы шлея

Тащится к озеру, хлюпая в ямках.

Крышу на хуторе кроют дядья.

Их молодухи житейскую лямку

Весело тянут: свой груз, свой хомут.

День обходя по периметру поля,

Цапля мечты примеряет: не жмут –

Жмут башмаки журавлиновой доли?

Стоит ли ждать долговязый закат

Или мудрее туман спозаранку?

Снизу – болото, пустырь – свысока.

Стайки синиц теребят за рукав…

Старый журавль ловит рыбку-бананку…

Нэцке

За мою слепоту, за невежество мрака,

Как ты зло снисходителен, как ленно выспрен!

Поводырь мой учёный, ручная собака,

Прорычи мне с десяток истрёпанных истин.

Я слепою душою и разумом детским

Потянусь, хрустнув звонко скелетом незнаний.

Ах, божок мой, редчайший, реликтовый нэцке!

Как умён ты, мало как моё созиданье!

Вечно точный, всему обозначивший место

В каталогах, реестрах, глоссариях, картах.

Лестен мне поводок  ученичества, лестен!

Как манящая бездна у скал древней Спарты.

Что возиться со мною, учитель мой строгий?

Всё не впрок – азбукóвина: веди да яти.

Отпускаю на волю без слёз и проклятий –

Отпусти поводок да ступай себе с богом!

Лишь глаза приоткрыв, посмотрю на дорогу:

Где теперь ты, мой нэцке, весёлый предатель?

Сырое стихотворение

Подвешен мокрый день за шкирку.

Мы с ним во власти непогоды.

Иду по зебре перехода,

Готовлю мысленно затирку,

Замес цитат, речей премудрых.

– Старик Артур, подбрось цемента

На мастерок! Одномоментно

Прихватит память. И под утро

Всё образуется. Извёсткой

Закрашу жизнь у корневища...

Холодный майский ветер хлёстко

Бьёт по щекам: «Всё ищешь, ищешь?

Иди домой!» Домой… в столовой

невежество сопит под пледом.

Спать! Завтра где-нибудь к обеду

Опять начну ремонт, по новой.

Сползает ночь на подоконник,

Вдыхая аромат азалий.

Фонарный столб блестит глазами,

Луны восторженный поклонник.

Иду по зебре перехода.

Который год иду, не знаю.

Сырой удел, земля сырая.

И моросящая свобода.

Не то, чтоб дождь...

«Мне вспомнился старинный апокриф –

Марию Лев преследовал в пустыне...»

                           О.Э. Мандельштам

Не то, чтоб я любила дождь…

Засохли речи.

Не то, чтоб ложь…пастух не вхож

В загон овечий.

Не то, чтоб я тебя ждала…

Не ждать устала.

В квадрате пятого угла

Мне много? мало?

Не то, чтоб были мы с тобой…

Но шли в обнимку

В просвет ночной, в пролёт дверной…

На фотоснимке.

Там бликом… Лев наперерез,

Играя силой.

Зевнул, спросил: «Мария здесь

Не проходила?»

За стенкой комнаты дожди…

Соседский остров.

Не ждёшь? Всё правильно… не жди.

Ждать слишком остро.

Не слишком быстро говорю?

Молчу не слишком?

Наш разговор встречать зарю

На крышу вышел.

Не то, чтоб я тебя люблю…

То дождь по крыше.

То вечер… ветер… снишься… сплю.

Но ты…не слышишь.

Виолончель

Ты держишь меня меж колен, опираясь

Ладонью на гриф.

В скрипичных рыданьях я вечно вторая,

Я вторю мотив.

Всегда на подхвате у вычурных скрипок

Мой голос, мой стон.

Им повод – громоздкость моя – для улыбок,

И мой обертон.

Так что ж сотворил ты, Андрео Амати?

Что мне на века

В полсчастия петь, и в полгоря стонать, и…

Но чья-то рука

Ласкает меня, чуть касаясь запястьем…

Мой бог – музыкант!

Ты весь в моей власти, я вся в твоей власти!

И мне – твой талант.

И я для тебя стану первой из первых!

На первой струне

Печальным ноктюрном – по квинтам, по нервам,

Тебе – обо мне.

Тебе обо мне – невозможное соло!

Ты понял…о ком?

Когда-нибудь ты перережешь мне горло…

В порыве! Смычком.

Всё перемелется

Всё сгладится, наладится. Со временем… наладится.

А не испечь оладьицев? Пожалуй, испеку.

Сошью из ситца платьице. В горох зелёный платьице.

Вина моя загладится: воздастся утюгу.

Из ситца не получится. Немодная материя.

Не для такого случая. Горох – не комильфо.

Нужна парча везучая. Как сваха на доверии.

Расцветка страстно жгучая. Как строчка из Сафо.

Оладьи нынче – к лешему! От постного до грешного

Одна судьба потешная с косой наперевес.

В чём только ни замешáна… я так давно замешéна!

Весной, весной замешéна. Крутой, крутой замес.

Сама себе порукою. Жду: свистнет рак, не свистнет ли?

Лицо белеет мýкою. Чистейшая мукá!

Заправлен горем луковым салат, закислен мыслями.

Десерт – тоска со скукою. И чайник без свистка.

Всё в жизни перемелется. От паперти до памяти.

Сума моя богатая – в горошек лоскуток.

Что ж от меня останется… (хоть что-нибудь останется?)

Пробелом между датами. Душою между строк.

 Скачать руководство пользователя или инструкцию