Номер 7(8) - июль 2010
Элиэзер М. Рабинович

Элиэзер М. Рабинович Путешествие на Аляску

Фото: Геся Рабинович

В 2000 г. мы с женой провели три июньских недели на Аляске. На две недели у нас была путёвка для поездки с организацией для пожилых “Elderhostel”, а потом мы взяли на неделю машину и продолжили путешествие одни, также слетали и за Полярный круг. Возможно, некоторые читатели захотят повторить наше путешествие, поэтому я привожу выдержки из дневника нашего путешествия.

 

Карта Аляски и маршрута нашей поездки. Желтым обозначена поездка в группе с Elderhostel, синим – последующая самостоятельная поездка. Также обведены эскимосские города Коцебу и Ном на северо-ападе, которые мы посетили

Самолёт сел в Анкоридже (Аляска) 4 июня в 11:30 ночи в виду довольно ещё высокого солнца. Хотя Анкоридж и не за полярным кругом, но белые ночи – в разгаре и гораздо светлее петербуржских. Совсем темно не становится.

Утром побродили по довольно неинтересному городу, где только отдалённые горы слегка оживляют пейзаж. В два часа – встреча с группой и лидером Эдит Тейлор, профессора Тихоокеанского университета Аляски. В нашей группе 39 человек: 11 пар, 16 одиноких женщин, но только один одинокий мужчина, подтверждая известный факт, что мужчины умирают раньше. Эдит просит всех сказать о себе пару слов. Люди со всех концов Америки, мы – единственные эмигранты... Когда мы увидели, как стары некоторые из них, мы думали, что группа будет постоянно всюду опаздывать. Ничего подобного: они собирались как часы, даже пару раз мы оказывались последними. Все довольно сильны физически и умственно, все – заядлые путешественники. Из разговоров за столом: «А в этом каньоне в Мексике вы были?» «В лесу в Коста-Рике…» «Когда мы взбирались на действующий вулкан в…» Волт Вильямс, видимо, самый старый (78) – стройный, с острым умом, немногословный, был инженером-строителем. Пара из Мемфиса (Тенесси): Джордж и Эллис, крохотная «малозначительная» (так казалось) старушка лет 75. Когда дошла её очередь рассказывать о себе, она встала и тихо протянула: «Я быыылаа фотографом…» Я это забыл, и когда мы оказались вместе за столом, спросил об их прежних занятиях. Джордж был литографом. «А вы работали?» – спросил я Эллис. Протянула: «Я быыылаа фотографом… Вообще-то я потом была учительницей». Я: «В младших классах?» (Ну, не выглядела она на старшие!) Ответ: «Даааа, но меня быстро перевели в старшие. Я преподавала испанский и французский». «О, вы знаете много языков!» «Да нет, немного, только испанский и французский, ну и немецкий». Помолчав: «Вообще-то у меня музыкальное образование, поэтому я и знаю языки». Геся: «Вы играете на пианино?» «Даааа, я играю на пианино. Но вообще-то я пела, ещё пою… А арии на разных языках, так пришлось выучить языки…» Далее выяснилось, что она ещё и рисует маслом и акварелью... Они христиане. Были в Израиле. Тихо, но твёрдо Эллис сказала: «Мы были на Голанах. Не понимаю, как Израиль даже может думать об их отдаче».

В 3 часа нас погрузили в автобус и повезли на юг по направлению к Сьюарду (так названному в честь госсекретаря, который в 1867 г. совершил то, что в то время современники назвали “Seward folly,” т. е. «глупость Сьюарда», а именно: потратил 7,5 млн. долларов на покупку Аляски у России). Мы едем вдоль залива, вокруг красивые снежные горы, заезжаем на первый ледник. Наш первый дом – в отеле на озере в горах, 29 миль (46 км) не доезжая Сьюарда. Сьюард – порт, южный конец аляскинской железной дороги (наша поездка официально называется “Alaska Railroad”), идущей на север до Fairbanks, и центр Kenaj Fiord национального парка.

Кенай национальный парк

Утром 6 июня в Сьюарде – Центр по исследованию морской жизни, построенный на деньги Exxon’a, заплаченные за разлив нефти в 1989 г. Есть музей и аквариум. Больше всего на меня произвели впечатление прямые трансляции с двух камер. Одна установлена на острове в океане в 35 милях от побережья и передаёт, что происходит в тот момент. На наших глазах родился детёныш у морской львицы. Образование – обязательная часть любой программы Elderhostel, и нам читали лекции. Было жаль, что техник, рассказывавший о генетике лосося, знал мало. Я слыхал, что лосось возвращается в пресный ручей для оплодотворения, а потом умирает, но не знал подробностей. А ведь это безумно интересно: вылупившиеся из икры мальки немедленно покидают пресноводный ручей и устремляются почти на всю жизнь в океан. Проходят 2-3 года, иногда – значительно больше, и их генетическая память возвращает их именно к этому ручью и не к другому. Эти взрослые рыбы перестают есть, как только добираются до ручья, тратят огромные силы на подъём против течения в часто бурной реке (очень лёгкая добыча в этот момент) до места своего рождения, иногда за тысячу миль от океана (их находят и в реке Юкон). Там дамы мечут икру, джентльмены её оплодотворяют (изредка 2-3 на одну самку, обычно – только один), мать прикрывает икру галькой для защиты от бурного течения и хищников, и – их функция в жизни выполнена этим единственным актом любви. Истощённые и старые, они умирают.

Седьмого июня утром – «гвоздь» пребывания в Сьюарде: 5-часовая поездка по Ressurection Bay (Заливу Воскрешения), так названному Александром Барановым, который приплыл в него в пасхальный день. Эта поездка оказалась кошмаром из-за погоды. Дождь лил стеной, но стена была почти горизонтальной из-за сильного ветра. Мы видели много морских выдр, а потом нам показали на очень далёкое плескание и сказали, что это кит. Корабль, было, двинулся дальше по направлению к леднику, но началась жуткая качка, морская болезнь, и корабль повернул обратно.

Поезд аляскинской железной дороги

Восьмого июня в 6 вечера нас поездом повезли обратно в Анкоридж. Это, скорее, туристический поезд, чем средство транспорта. Он шёл со скоростью 25 миль (40 км) в час, имел гидов на борту, приостанавливался, когда на склонах появлялись животные (видел голову чёрного медведя из-за скалы), и вся дорога в 110 миль заняла 4,5 часа. Можно было гораздо лучше рассмотреть горы, чем когда мы ехали на автобусе. Очень красиво, но мы ещё не видели ничего, что вызвало бы Awe. Awe (читается как длинное «о») – краткое и мощноё английское слово, не имеющее точного аналога в русском. Это – трепет, благоговение, доходящее до страха перед Высшим, понимание собственной малости. Одной красоты недостаточно, чтобы вызвать Аwe, должны быть ещё мощь и сила. Awe – это когда перед тобой внезапно открывается, например, каньон Йеллоустоунского парка или каньон Брайс, челюсть отвисает, крик «Не может быть!» застревает в горле, и бытиё Б-жье не нуждается в доказательстве. Многие люди способны почувствовать Awe, но адекватно описать то, что его вызывает, может только соучастник Творения – поэт или художник. Так вот, такого здесь мы пока не видели.

Мы подъехали к общежитию университета около полуночи, всё же ещё при почти полном дневном свете. Нас встретила группа студентов, чтобы помочь с багажом. Один тут же распознал наш акцент и заговорил по-русски: Владимир из бухты Провидение, приехал сюда в аспирантуру. Наутро интересная лекция об аборигенах Аляски. Эскимосы себя называют инупиатами, живут они от Чукотки через северо-западную Аляску до Гренландии; чукчи – тоже инупиаты, и язык у них один. Русские «промышленники» в XVIII – начале XIX веков аборигенов почти обратили в рабство. Затем появились православные миссионеры, которые довольно эффективно боролись с эксплуатацией и потому были успешны в обращении в православие. Однако сегодня, кажется, только алеуты остаются православными. Всем местным народам правительство США передало во владение 40 млн. акров земли. Образовалась NANA – North Alaskian Native Association (Северо-аляскинская ассоциация местных народов) – самый большой работодатель среди аборигенов, которые сами же и являются держателями акций этой корпорации. Она активна и в промышленности, и в культуре, и в медицине. После обеда – посещение музея в Анкоридже, в котором щедро показана история открытия Аляски «русскими» – большинство из них – Беринг, Литке, Коцебу, Крузенштерн – были иностранными наёмниками на службе у русского правительства.

Утром 10 июня была наиболее интересная лекция – о геологии и экономике Аляски (д-р Джон Ридер). Экономика напоминает Саудовскую Аравию: это штат с самым большим средним доходом в стране, но всё богатство основано не на производстве, а на вывозе сырья: нефти, в первую очередь, угля, цинка (чуть ли не самая большая шахта в Америке). Все ещё некоторую роль играет золото. Золотая лихорадка началась в Аляске лет через 20 после её продажи Америке. Будь золото открыто при русских, они бы, конечно, ни за что не продали, и вся геополитика ХХ века могла оказаться иной, если бы Россия имела протяжённую сухопутную границу с Канадой. В Аляске – 650 тысяч человек (самый маленький штат по населению), треть живёт в Анкоридже; нет штатного налога и налога на покупку. Штат образовал фонд отчислений от нефти и вкладывает деньги по всей стране, например, владеет зданиями в Нью-Йорке. Часть доходов с этого фонда просто раздаётся населению как «обратный налог»: в 1999 г. каждый житель, включая младенцев, получил по 1700 долларов.

Сегодня закончилась первая половина программы, и после ужина состоялся прощальный вечер с Эдит Тейлор, которая утром посадит нас на поезд в Денали, но сама с нами уже не поедет. Она начала с пары анекдотов, а потом предложила остальным рассказывать. Большинство анекдотов были, так сказать, по «специальности», т. е. шутки о стариках... Энн Вильямс (78 лет) рассказала о старой супружеской паре, встретившей знакомого на прогулке. Муж приятелю:

«Вы видели вчера фильм по телевизору?»

Тот: «А как он называется?»

«Ой, я забыл. Помогите мне вспомнить. Как называется… э-э-э ну – цветок на стебле, с шипами?»

«Роза?»

«Совершенно верно, благодарю вас». К жене: «Роза, как назывался тот фильм?»

Я рассказал грузинский тост имениннику: «Я желаю, чтобы ты умер, но не сейчас, а через 100 лет, и не своей смертью, а от руки ревнивца, и не по навету, а за дело». Смеялись.

Въезд в национальный парк Денали

Одиннадцатого июня встали в 5:30, а в 8:15 уже отправились поездом дальше на север в Денáли Национальный Парк (375 км, 7 часов), где находится самая высокая гора в Сев. Америке Мак-Кинли высотой 20 320 футов (6 157 м). Гора редко видна из-за облачности, но сегодня почти безоблачно, она довольно близка к железной дороге и щедро показывает себя. Завтра или послезавтра нас повезут в глубину парка, но кто знает, какая будет погода, так что весь поезд толпится с левой стороны и снимает гору. Джон рассказал вчера, что гора была впервые покорена в 1914 г., но неудачное (третье) восхождение Бильмора Брауна в 1913 г. (они не дошли около 100 м по высоте) вошло в историю альпинизма как наиболее трудное, более трудное, чем последующее покорение Эвереста. При самом подъезде к Денали с моста видели слияние двух рек: одна родникового происхождения с чистой водой, другая – ледникового, с мутью взвешенных частиц почвы. После слияния, насколько видел глаз, сохранялись разные потоки в единой реке.

А следующее утро началось с блистательного события, не включённого в тур, а купленного за дополнительные деньги: 70-минутного полёта над парком на одномоторном пропеллерном самолёте на 6 пассажиров. Высота полета – около 3 500 м над уровнем моря. Погода – ни облачка. Пилот летал между ледниками, показывал горы с разных сторон – ничего подобного мы до сих не видали, и Awe, наконец, появился. Потом пилот подлетел к Мак-Кинли (он летел ниже её вершины) и показал нам её с очень близкого расстояния, облетев около половины периметра. Любопытно, что эта вершина не находится в середине массива, а резко поднимается из равнины прямо на краю массива. Мне пришло в голову такое сравнение: Эльбрус, Монблан, наверно, и Эверест – гении типа Рембрандта, который вырос на почве уже достаточно высокого предыдущего голландского и фламандского искусства, составляющего для них начальный уровень и эталон сравнения. Мак-Кинли – гений типа Пушкина: нельзя сказать, чтобы у России не было литературы до него в XVIII веке, но подъём от той литературы до Пушкина был молниеносным и огромным; после же него появились «поэты пушкинской поры» и весь блистательный русский XIX век. Так и Мак-Кинли: гора стоит почти на краю горного массива, с одной стороны видна плоская земля, а с другой – вся Аwe-вызывающая красота остального массива.

   

Полет над горным массивом вблизи вершины МакКинли

Тринадцатого июня – гвоздь пребывания в Денали: 8-часовой выезд вглубь парка для «охоты» на диких животных. Хотя нам говорили, что Аляска – рай для дикой фауны, до того мы видели больше диких животных на своём участке в Нью-Джерси, но вчера это изменилось, хотя такого обилия как в Йеллоустоунском парке или в Гранд Титонз всё равно не было. Этот парк называется “Denali National Park and Preserve”, и “Preserve” – «Охрана» здесь занимает первое место. Только первые 15 миль дороги через парк асфальтированы для частных машин, далее следует хорошо укатанная грунтовая дорога на ещё ~80 миль, куда допускаются только парковые автобусы с туристами и научные работники. Таких поездок в год совершается 10 500. Нас повезли на 66 миль (106 км) – это 4 часа туда и 4 обратно. В момент, когда наша водительница-экскурсовод или кто-то из пассажиров видели животное, автобус останавливался для детального обзора и фото, но выходить нам не разрешали. Мы видели нескольких медведей-гризли, горных овец, лосей с потомством, карибу – эти все более или менее в отдалении, но рыжие лисицы в изобилии бегали прямо по дороге, я удивился, какие они маленькие – чуть больше крупного кота. Одна на наших глазах поймала мелкое животное, отошла в сторону на снег и стала обедать. Другая пришла на стоянку и спокойно расхаживала среди людей и машин.

Эта поездка напоминала «сафари»: мы могли рассматривать животных только из машины. Когда медведица с приплодом была метрах в 200 от дороги, я попросил разрешения выйти. Водительница сказала, что это не разрешается при такой близости. Я удивился: никто не препятствовал близкому контакту с животными в прочих парках. Женщина объяснила, что на Аляске иной подход, и причина – не в моей безопасности, а в спокойствии животного, у которого есть только 3-4 месяца в году, чтобы накопить себе жиру на оставшееся зимнее время.

Лиса нам позирует.  Горный олень

Назавтра – поезд в Фэйрбанкс. Поезд идёт вдоль реки Ненана, которая порой уходит в ущелье, напоминая Колорадо. Проезжаем большую угольную шахту с абсолютно чистой атмосферой вокруг. Раздали талоны на обед в вагоне-ресторане (наше 3-разовое питание включено в путёвку), и мы пошли обедать вместе с Дугласом (Дагом) Малхолландом.. Это самый высокий и стройный мужчина в группе, умный, был на высоких должностях в нескольких компаниях, но уже 16 лет на пенсии (ему 72) и много путешествует один, бывал в России и Израиле. Даг полагает, что Израиль мог бы сделать больше для палестинцев в течение долгой оккупации. В этом я с ним, может быть, и согласен частично, но затем он стал предлагать совсем наивные решения проблемы, впрочем, с юмором, признающим собственную наивность.

Вечером в отеле в Фэйрбанксе – ориентация. Наша новая вождиха Катлин, 52 лет, рассказывает, как они с мужем начинали жизнь в Аляске. Они своими руками построили первый домик в 1976 г. без воды, канализации и электричества, но машина у них была. В холодных местах Америки и Канады в машине делается электрический обогреватель для масла и батареи, выводится наружу вилка, которая включается в штепсели, специально сделанные около домов и учреждений. Но у них не было электричества до 1983 г., и они вставали ночью по очереди каждые три часа, одевались, выходили наружу и запускали машину на 20 мин. Однажды Катлин запустила машину, но прикорнула на диване на «20 мин.» и… заснула. Мотор работал, пока не сгорел весь бензин, и машина замёрзла. Утром муж с братом притащили пропановый факел и возились весь день пока не отогрели мотор до дееспособности. Температура в Фаербанксе может опускаться до –50º по Цельсию.

Пятнадцатого июня – музей при университете. Я там потратил почти всё время на историю алеутов во время Второй мировой войны. Имена у алеутов такие: Дмитрий Филимонов, Анатолий Ларичев и т. п., они православные, и лица у многих совершенно русские. Вероятно, было много смешанных браков с русскими. Оказывается, до сих пор два самых крайних острова Алеутского архипелага принадлежат России, остальные – часть штата Аляска. Однако русские далеко не всегда были хороши с алеутами: когда русские впервые появились на островах в середине XVIII века, алеутов было около 25 тысяч, через 100 лет их оставалось 2-2,5 тысячи. Большей частью они вымерли от необычных микробов, занесённых русскими.

В истории Америки была малоприятная страница, когда после нападения Японии правительство Рузвельта, опасаясь возможной оккупации запада страны, решило интернировать в лагеря всех западно-американских японцев, в том числе и тех, кто уже были американскими гражданами. Даг рассказал, что у японцев был выбор: они могли переехать в среднюю часть страны или на восток и избежать интернирования, и он знал одну такую семью в районе Чикаго, где он рос, но ненависть была настолько сильна, что интернирование, возможно, было лучшим выбором. Он помнит, что китайцы носили на себе плакатик: «Я – китаец», чтобы избежать ненависти. Только недавно эти японцы добились официального извинения и компенсации от американского правительства. Я, однако, не знал, что и алеуты были выселены, а недавно они присоединились к японцам и добились тех же извинений и компенсации.

Однако история алеутов была совсем иной, чем с американо-японцами. Япония захватила два алеутских острова – единственная американская территория, которая была оккупирована. Они вывезли всех алеутов с этих островов и поместили их в лагеря в Японии. Только тогда американское правительство, опасаясь, что оно не сможет удержать и остальные острова, для защиты вывезло алеутов на другую сторону залива Аляски и поместило их в лагеря, где они пробыли два года. Их кормили и одевали (как и японцев), и им сильно помогали местные индейцы. А их острова были заняты американскими войсками. Когда они вернулись в 1944 г., они нашли многие дома разрушенными, имущество и иконы в домах и церквях разграбленными, и им никто материально не помог в восстановлении. Это, конечно, печально, но всё-таки не так злостно, как то, что произошло с американскими японцами. А из тех двух оккупированных островов японцев выбили массированной бомбёжкой, и эти острова до сих пор необитаемы из-за неразорвавшихся бомб.

Кстати, о ненависти. Я как-то рассказывал Дагу о моих дискуссиях с немецкими профессорами, родившимися после войны, с которыми я обедал, будучи на конференции в Сан-Франциско. Профессора возмущались бомбёжкой Дрездена. Сегодня, через 65 лет, никто этой бомбёжки не одобряет, но я пытался им объяснить, какую атмосферу ненависти посеяли немцы того времени, реакцией на которую и была ненависть и бомбёжки. Мы сели в трамвайчик-фуникулёр, продолжая спор, в котором профессор Р.К., твердил мне о нарушении Женевской конвенции. Вдруг какая-то посторонняя женщина бросила мне: «Напомните им о Ковентри», и выскочила из вагона на остановке. Правда, ведь они разбомбили Ковентри. Ещё Р.К. никак не мог поверить, что я помню бомбёжки Москвы. «Самолёты не могли долететь так далеко!» «Р., вы что, не знаете, что немцы были в пригородах Москвы? Им не надо было лететь далеко». Даг сказал, что после войны около Чикаго был лагерь немецких и итальянских пленных. Немцы находились под сильной охраной, и контакты населения с ними не поощрялись, видимо, для их безопасности. Итальянцев же никто за врагов не считал. Пленных приглашали на футбольные матчи – болеть или играть против местных команд, и они приходили с одним охранником на 20 человек.

Вечером – интересная лекция со слайдами о строительстве железной дороги, по которой мы ехали. Лектор – врач-педиатр лет 70, и железная дорога – его хобби, он и книгу о ней написал. Рассказал такой эпизод. Как-то зимой пришлось лететь к больным на остров Св. Лаврентия, прямо около советской границы. Самолёт приземлился в пургу, и их ждала упряжка с собаками. Поехали, вдруг они увидели огни. Это эскимосы разожгли костры, чтобы им было видно, куда ехать. Он сильно замёрз. В доме эскимоска приказала ему раздеться. Он подчинился. Она принесла одеяло, разделась и завернулась вместе с ним для согревания. Он был очень смущён, и рассказал жене. Её реакция была: «Зная твои моральные принципы, я уверена, что ничего не произошло». Жена сидела в зале, смеялась со всеми.

16 июня. Утром – поездки на участок нефтепровода и на ферму крупных животных при университете. Нефтепровод тянется от места добычи в Ледовитом океане прямо на юг до незамерзающего порта Валдиз, где нефть грузится в танкеры – 800 миль (1 280 км), из них 360 под землёй и 440 на поверхности на такой высоте, чтобы не мешать пробегу животных. Нам показали фильм «Животные нефтепровода», который мой натренированный советский глаз истолковал, как фильм о счастии животного народа под незаходящим солнцем аляскинского нефтепровода. Но – зубоскальство в сторону – очень внушительное инженерное сооружение. Кто-то спросил Катлин, какую роль играли активисты-защитники окружающей среды. Она ответила, что из-за того, что они приставали и проверяли каждый элемент, нефтепровод вышел надёжным и безопасным. Она сама видела в СССР нефтепроводы с трещинами и нефтью, текущей в землю.

После обеда – большой экскурсионный корабль “Discovery” («Открытие») на 900 человек. Корабль шёл по реке Чина, на которой стоит Фэйрбанкс, и реке Танана, в которую Чина впадает. Сначала мы проехали маленький аэродром с одномоторными самолётами и короткой травяной полосой, и один лётчик для нас взлетел, полетал, упал ястребом, выровнялся и сел. Потом диктор рассказал про дома на берегах Чины – это, по-видимому, наиболее фешенебельный район города (или пригорода – города уже не видно). Дома красивые и разные. В одном – коричневом доме бывшего сенатора от Аляски останавливался Рональд Рейган с женой, поджидая 4 дня свидания с Папой, которое состоялось в аэропорту Фэйрбанкса. Сам сенатор переехал на эти дни в соседний, белый, дом своего сына. По этому поводу Рейган пошутил: «Нужно бы, чтобы ФБР это дело расследовало. Он нас поместил в коричневый дом, а сам оказался в Белом Доме!» Сейчас коричневый дом продаётся за 330 тысяч долларов.

  

Так называемые «bush pilots» - маленькие самолеты, пилоты.
Взлетная полоса для поездок вглубь Аляски. На таком самолетике мы летали в парке Денали

Затем мы остановились у островка, на котором тренируют гоночных собак. Сейчас, когда существуют snowmobiles – что-то вроде мотоцикла по снегу – собачьи упряжи редко используются для практических целей, в основном, только для спорта. В 1925 г. эпидемия дифтерии в Номе на берегу Берингова моря потребовала срочной доставки вакцины из Анкориджа, и тогда единственным способом были собачьи упряжки. В память этого события ежегодно в марте проводится чемпионат, называемый Iditarod Trail Race, – гонка на 1 049 миль из Анкориджа до Нома. Четырёхкратной победительницей этого «мужского» дела была в 80-х годах Сюзан Бучер, и это ей и её мужу принадлежит ферма на острове. Обычно Сюзан сама показывала для пассажиров судна, но в эти дни она была в последней стадии беременности и находилась вне Аляски. Так что её сотрудница с микрофоном рассказывала о ферме и тренировке.

Дом на берегу реки Чена (окрестности Фэйрбанкса), где несколько дней жил Президент Рейган с женой

Мы вышли из родниковой Чины в ледниковую Танану (что сразу видно по помутнению воды) и прошли мимо лопаточного колеса для ловли лосося. Сети запрещены, но колесо разрешено. Это принадлежит группе Атабасканских индейцев, которые в период прохождения лосося по реке собираются там для семейного воссоединения. Сейчас не время, и там оказалась специально для нас только художница Дикси, с ножом, лососем и микрофоном, и она показала нам, как за 30 сек. разделывается лосось, и большая внутренняя тушка берётся для копчения. Вскоре Дикси, помахивая рукой, обогнала нас на моторной лодке на пути к нашей следующей станции, вновь на Чине, где воспроизведена Атабасканская деревня. Ученица Сюзан Бучер показала короткую гонку на собаках в санях, которые двигались по гравию. Затем атабасканские девочки демонстрировали национальные шубки, сшитые Дикси. Дикси, лет сорока, довольно знаменита, и Смитсониевский ин-т в Вашингтоне имеет в своей коллекции традиционную одежду атабасканского вождя, которую они заказали у неё. Я спрашивал девочек: «Кристи, вы говорите по-атабаскански?» «К сожалению, нет». «А вы, Дикси?» Улыбнулась: «Я говорю». «Грейс, что делают ваши родители?» «Папа – инженер, мама – официантка, бабушка – медсестра на пенсии. У нас дом тут на берегу, мы его только что проезжали». «Значит, вы уже третье поколение, живущее не в деревне?» «У нас ещё есть родственники в деревне». Было интересно и «аутентично» именно потому, что нам никто не пытался навязать ложную аутентичность, а показывали музейную деревню как музей.

 

Колесо для ловли лосося. На берегу Дикси демонстрирует разделку лосося 

Интересная деталь: сто лет назад, когда по этим рекам ходили пароходы, работавшие на дровах, индейцы нарубали лес весной и складывали его на берегу. К осени он подсыхал, и проходившие капитаны брали, сколько им было нужно, оставляли расписку и деньги, а индейцы потом приходили и собирали. Наш гид задал риторический вопрос: «Как вы думаете, это было бы возможно сейчас?» Конечно, нет (к сожалению). Индейцы Аляски никогда не жили в резервациях.

Атабасканская девушка Грейс, одна из наших гидов

Прощальный вечер, и Катлин спросила, какие наши представления об Аляске изменились в результате поездки. Один из участников выразил и мою мысль: мы знали о трудной зиме, но не представляли себе, насколько она тяжела здесь даже сейчас. И это в Америке, при огромной поддержке правительства и при богатстве. Бедные русские чукчи!

17 и 18 июня – без особых событий. Последний завтрак с группой, от которой уже осталась треть. В общем, мы довольны, но мы не думаем, что захотим это повторить, пока есть силы ездить самостоятельно. Соотношение классных занятий и выездов на местность было слишком завышено в пользу классов – для этого необязательно было приезжать в Аляску. Тоже самое мы сами смогли бы сделать на машине за 9-10 дней вместо 12, не с бòльшим напряжением и на треть дешевле.

После завтрака мы арендовали машину и поехали на юго-восток, сменяя друг друга за рулём. В Аляске очень небольшая сеть дорог, особенно асфальтированных (нам было запрещено водить арендованную машину по грунтовым дорогам). Сьюард-Анкоридж-Денали-Фейрбанкс лежат почти на одной прямой с юга на север и соединены железной дорогой (по которой мы ехали) и более или менее параллельным шоссе (Parks Highway). От Фейрбанкса на юго-восток начинается Richardson Highway. Самый первый городок на юг от Ф. называется амбициозно North Pole (Северный полюс), так что мы можем с полным основанием заявить, что побывали на северном полюсе (как Винни Пух), есть и фото в доказательство. В 100 милях по шоссе Ричардсона от Ф. – городок Delta Junction, так называемый потому, что там дорога раздваивается: Ричардсон изгибается почти точно на юг и ведёт в Валдиз, а на юго-восток идёт Alaska Highway – шоссе, построенное во время войны для снабжения войск; это единственный сухопутный путь в Аляску из нижних 48 штатов через Канаду...

Мы покорили Северный полюс! (Городок южнее Фэйрбанкса). Водопад «Вуаль невесты» неподалеку от порта Валдиз

Мы переночевали в мотеле в Делта Джанкшн и 18-го продолжили ещё 200 миль до Гленналена – городка на пересечении Ричардсоновского шоссе (150 миль на север от Валдиза) и Гленн шоссе, ведущего на запад в Анкоридж (около 200 миль). Поскольку на сегодня у нас была заказана поездка во Врангель-Ст. Элиас нац. Парк (в Аляске много мест названо именем географа барона Врангеля), я ещё из дома по интернету нашёл и заказал в Гленналене Bed and Breakfast (B&B) – буквально: «постель и завтрак», распространённая форма в Америке; это может быть род отеля, а часто – просто комната с удобствами в семейном доме. Именно последнее оказалось у нас в Гленналене, и Дороти и Билл принимали нас, как близких родственников. Билл – недоучившийся священник, сейчас заведует одним из отделов супермаркета прямо около их дома, Дороти – учительница. Мы спросили, куда бы мы могли пойти погулять в лес – Билл вызвался повести нас к бобровым плотинам. «Вечером» (солнце в глаза в 11 часов) мы просто часа полтора беседовали в их гостиной. И Билл, как и многие другие жители Аляски охотятся и ловят рыбу для спорта и пропитания, ибо один выход на охоту может заполнить морозильник мясом на весь год, если убить одного лося, карибу, пару горных овец. Считайте это тоже прибавкой к их жалованью. Белые жители наталкиваются на законодательные ограничения – скажем, можно убить только такого лося, у которого расстояние между рогами не меньше определенной величины – никто не мог мне объяснить, как такое расстояние меряется у еще не убитого зверя. Аборигены таких ограничений не имеют.

Наутро мы продолжили на юг миль 25, а потом 8 миль в сторону, где оставили машину. В 7:45 утра нас подхватил миниавтобус (заранее заказанный), чтобы везти вглубь Врангель-Ст. Элиас национального парка. Водитель-хозяин Дейл, кроме нас ещё пара швейцарцев и студентка-актриса из Голландии Элизабет. Это самый большой в Америке национальный парк, в несколько раз больше Йеллоустоунского, но, как и другие парки Аляски, он малодоступен. В него хоть ведут две грунтовые дороги, а есть такие парки, куда можно попасть только на специально нанятом самолёте. Здесь грунтовая дорога идёт по ложу бывшей железной дороги к городкам Маккарти и Кенникот, в которых до 1938 г. добывали медную руду. Мы вернулись к своей машине в 7 вечера, выехали обратно на шоссе и продолжили на юг в Валдиз – пара часов езды. Постепенно горы как бы сжимались вокруг с бесконечными переливами зелени, снега и облаков, менялись с каждым поворотом. Не казалось, что мы поднимаемся вверх, но снег становился всё ближе к дороге, пока в облачном молоке мы не переехали через перевал Томпсона. Дух захватывало от красоты и мощи. После перевала характер гор изменился, и мы оказались в каньоне с рекой и водопадами. Один называется «Вуаль невесты», другой – «Хвост лошади». Вскоре мы въехали в Валдиз. Опять – B&B, но на этот раз – просто небольшой отель.

Валдиз стоит как бы в вершине большого залива, называемого Prince William Sound (Залив принца Вильяма). Ещё из дома мы заказали сегодняшнее плавание на 9,5 часов по заливу и фьордам. Но после жуткого дня в Заливе Воскрешения – нашего худшего дня до сих пор – мы, было, струсили, тем более, что прогноз был на дождь. Вчера мы даже зашли к агенту, который заказал нам эту поездку, и спросили, не можем ли мы её заменить на более короткую на 6 часов. Но он сказал, что на сегодня 6-часовая поездка вся забита. Он уговорил нас, что этот залив защищён островами от ветров, и никто ещё ему не жаловался на морскую болезнь. Мы неохотно согласились.

И было утро, и был вечер, и весь день был: Awe. Дождик то моросил, то переставал и не мешал. Никакой качки. Вода, горы, снег, облака. Морские выдры семьями забавляются, лёжа на спине на воде. На буе сидели два морских льва (род тюленя), а затем на острове оказалось их лежбище: около сотни лениво лежали, и Геся сравнила их с пиявками. Стали появляться льдинки, потом всё больше, и вот корабль уже идёт, как небольшой ледокол, в сплошняке льдин и айсбергов, и останавливается метрах в трёхстах от перпендикулярного обрыва ледника Mears Glacier. Пространство между нами и ледником заполнено отколовшимися льдинами, на некоторых играют тюлени. Это единственный ледник в округе, который растёт, отталкивая лес, а не отступает. При нас дважды с грохотом откалывались льдины.

 

Поездка по заливу принца Вильяма. Ледник Миарс, растущий в море. Морские бобры на айсберге.

Мы отплываем, вскоре – опять чистое море, а затем вновь появляются льдины и совсем большие айсберги, некоторые на поверхности почти величиной с наше судно (и на поверхности видна только четверть айсберга). Их становится всё больше, и, наконец, дальше пути нет. Мы у Columbia Glacier, но на сей раз мы видим его на расстоянии 6,5 миль (10 км), а всё остальное пространство заполнено отколовшимися айсбергами. Этот отступающий ледник сбрасывает более 12 млн. тонн льда в день, и отколовшийся айсберг оказывается на краю массы примерно через неделю. Лет через 10-15 ледник отступит дальше, и новый фиорд откроется для плавания. Этот залив в 3-4 раза глубже, чем окружающий океан, потому что он вырезан ледниками. Одни айсберги белые или грязно-белые, другие, состоящие, видно, из более плотного льда, – полупрозрачно-голубоватые. Ничего подобного мы в жизни не видывали. Разнообразие форм так же возбуждает фантазию, как и иглы в каньоне Брайс в Юте. Семейка выдр забавляется на ледяной горе, прыгая в воду и взбираясь обратно. Мы долго стоим у края ледяного моря.

На обратном пути нам показывают место, где произошло несчастье с танкером Эксона в 1989 г., и с помощью карты объясняют, как это произошло. Въезд и выезд в Валдиз довольно узок – не более мили шириной, и специальные фарватеры предназначены для входящего и выходящего транспорта. Танкер шёл по выходной линии, и капитан заметил большой айсберг на пути. Он попросил и получил разрешение перейти на входную линию, где в это время никого не было. Стало быть, корабль повернулся, подошёл к входной линии, и третий помощник капитана стал крутить штурвал, чтобы вручную вывернуть танкер параллельно линии, но корабль продолжал идти перпендикулярно. Они не сразу заметили, что не был выключен автопилот, так что корабль не мог быть повёрнут вручную. Когда они поняли, в чём дело, было уже поздно: нагруженному танкеру требуется миля для разворота, а риф (подводный, но хорошо известный и нанесённый на карты) был ближе. Ветер был южным, и разлитая нефть понеслась на юг, даже попала в Залив Воскрешения, но не в Валдиз. Сейчас, казалось бы, и следов нет, но, говорят, что до сих пор попадаются камни в нефти на островах. По возвращении нам показали нефтяной порт и конец трубопровода.

В 7 вечера мы отправились из Валдиза обратно на север, через те же дух захватывающие горы, через прозрачный сегодня перевал Томпсона. Завтра к 3 часам дня нам надо быть в аэропорту Анкориджа, где у нас заказана 30-часовая экскурсия на северо-запад: в Коцебу и Ном. Так что мы вернулись по Ричардсону в Гленнален и повернули на запад на Гленн-шоссе. Не помню, почему я не заказал ночёвку у тех же Дороти и Билла на эту ночь – возможно, у них уже было занято, когда я резервировал в марте, но наш уже оплаченный отель был на 25 миль западнее (в сторону Анкориджа); потом, я полагал, надо было повернуть на 3-5 миль на север к озеру Луиза. Но я плохо посмотрел на карту и ошибся. Когда мы, сильно усталые, проехали эти 25 миль по столбовой дороге и свернули на север, оказалось, что нам предстоит ещё 17 миль по грунтовой дороге, по которой мы, в принципе, не имели права ехать на арендованной машине. Мы ехали эти 17 миль минут сорок: я боялся, чтобы шины не лопнули, или отлетавшие камешки не повредили краску. Назавтра – тот же путь обратно. Но озеро очень красивое, там можно было бы хорошо пожить с неделю.

Назавтра (21-го) часам к 10 мы уже были на Гленн-шоссе и двигались по направлению к Анкориджу. Сначала шоссе шло по плоской местности, потом в отдалении появились горы и ледники, а затем мы въехали в долину реки/ледника Матануска, и движение сильно замедлилось из-за частых остановок для впитывания красоты. Это было совсем иначе, чем около Валдиза на Ричардсоне – не берусь сказать, где сильнее, и там и здесь – симфония. В конце концов пришлось поторапливаться, и около трёх мы появились в аэропорту. Мы оставили машину с почти всеми вещами на стоянке и в половине седьмого уже сходили по трапу в Коцебу (был такой «русский» моряк – в честь него), что на берегу Чукотского моря, в 30 милях севернее Полярного круга, в 550-600 милях по прямой от Анкориджа. Дороги туда нет.

Мы поехали, чтобы посмотреть, как живут эскимосы в своих деревнях. Группу встретила местная девушка, представившаяся как Джинни, и на небольшом автобусе повезла в культурный центр, где нас ждал самодеятельный ансамбль сказки и пляски. Это, конечно, надо было посмотреть, но было довольно однообразно. Один танец им поставил Яша из Чукотки – то же самое, что и их собственные танцы. Интересным было, пожалуй, подбрасывание на одеяле. Потом нас привезли в отель на берегу моря, по которому плыли большие плоские льдины, и оставили в покое на этот вечер. Мы поели и пошли бродить по городку.

 

 На время пребывания в Коцебу нам выдали парки эскимосов. Вдали – дома на сваях.

Первое впечатление было кошмарным. Обшарпанные домишки, масса металлолома между ними. Около домов у всех стоят лодки, у некоторых – и машины, в основном ездят на 4-колёсных открытых машинках типа мотоцикла. Только одна улица асфальтирована, в центре – небольшоё кладбище, и большинство умерло до 30 лет. Это Америка?

Наш отель в Коцебу, в фундаменте которого находится фреоновый «холодильник» с шестами для рассевания тепла снаружи, чтобы здание не отогревало вечную мерзлоту и не проваливалось

Более пристальное рассмотрение выявило не столь простую картину. Много детей на улицах, хорошо одеты, у всех велосипеды, а, главное, одни, без наблюдения взрослых – вещь непостижимая в большинстве американских городов. Несколько церквей. Вытягивал из моря лодку работяга, «белый» (эскимосы, собственно говоря, тоже белые, но монголоидные) с ребёнком-эскимосом (значит – в смешанном браке), и мы подошли поговорить. Он – учитель, 14 лет на Аляске, 4 – в Коцебу. Мы спросили о доходах и уровне жизни. «Не такой уж низкий, как вам кажется, хотя я не берусь назвать в долларах». Сказал, что 20 % из трёхтысячного населения – белые: врачи, медсёстры, учителя. «Почему такой хлам на улицах?» «Это и мне мешало вначале. Но, знаете ли, многое из этого нужно, особенно зимой. Но, конечно, они могли бы иметь больше гордости за то, как выглядит город». Сказал, что 75 % семей владеют домами, в которых они живут, – процент по всей Америке вряд ли выше. Дома стоят, как правило, поднятыми на сваи, вбитые в вечную мерзлоту. Нам показали дом с обычным фундаментом: он весь перекосился и врос в землю, когда тепло дома стало оттаивать мерзлоту. Наш отель построен по иному принципу: с фреоновым холодильником в фундаменте и шестами-рассеивателями тепла снаружи вокруг дома. Во всём городе – два деревца.

Вернулись в отель, и я стал ждать полнощного солнца над морем. Не я один – полгруппы вывалило посмотреть на это чудо: солнце в полном свету, на него нельзя смотреть без тёмных очков. Кто-то заметил, что сейчас солнце указывает точно на север, как в полдень – на юг. (Назавтра в музее видели надпись: Коцебу: Восход солнца – 2 июня, закат – 10 июля.) Пристал к нам пьяный эскимос, прохожий назвал его по имени и сказал: «Веди себя хорошо с этими людьми, они – гости». Тот: «Яяяя стааараюсь хорошо». Он не был угрозой, но приставал с бессвязным разговором, и мы вскоре ушли в отель. Поскольку алкоголизм – проблема, жители городка решили запретить продажу алкоголя, но люди выписывают его по почте из Анкориджа.

Утром 22 июня нами завладевает Джинни и везёт по городу. Интересно и не так просто, как показалось вчера. Металлолом на улицах – частично потому, что в эти дни его собирает муниципалитет (у нас тоже раз в год городские власти забирают всякий хлам). Кладбище в центре – от больницы, так что там диспропорциональное число людей погибших от аварий (в результате пьянки); есть и другое кладбище, где, по-видимому, люди постарше. Джинни сказала, что зарплаты людей, окончивших колледж, приближаются к 70 тысячам долларов в год, со школьным образованием – 40-45. Это очень высокие цифры, но и цены там высоки, поскольку всё доставляется на самолётах. Ещё в Коцебу многие питаются от ловли рыбы, а не от зарплаты. У самой Дженни папа – лётчик, начальник авиации какой-то компании в Фейрбанксе, он прилетает домой только на выходные и обеспечивает доход семьи; Джинни учится там же в университете. Мать сама чинит лодочные моторы, выходит в море, охотится, ведёт семью.

Девушки-инупиатки (эскимоски): художница слева и наш гид Джинни справа.

Джинни вывезла нас в тундру. Рассказывала о лекарственных растениях и ягодах. Вдали виднелся покинутый радар. После окончания холодной войны армейское присутствие сильно сократилось, но и сейчас армия – один из крупных работодателей по всей Аляске. Затем Джинни привозит нас в небольшой музей и шатёр, где два художника рассказывают о материалах, которые они используют. Это всё с 8 до 11 утра, а в 11:30 мы уже летим в Ном, ниже Полярного круга на берегу Берингово моря.

 

Главная улица в Номе. Ном. Памятник рыбакам и искателям золота. Это – финальная точка ежегодной собачьей гонки из Анкориджа.

Этот город, тоже с 3-тысячным населением (60 % – эскимосы), выглядит несколько более утончённым. Он существует только благодаря золотой лихорадке 1898 г. – масса людей здесь быстро разбогатела. Сейчас золота почти нет. Всё же нас повезли на одну семейную шахту, рассказали и показали, а потом вручили каждому по лохани с грязью, подвели к корыту и сказали: «Отмывайте. Авось что-нибудь и найдётся». Когда у кого-то не получалось, стоявший рядом священник говорил: «Мойте, мойте. У каждого должно что-нибудь быть». Ну, и у нас с Гесей нашлись «самородки» размером мм 3 на 2; нам их наклеили на тарелочки и отдали. Я спросил хозяйку: «Вы подкладываете?» Она, с улыбкой: «Ну что вы!»

В центре Нома – вывеска, обозначающая конец собачьих гонок. Гид повёз нас за город в собачник старожила 68 лет Говарда. Мы едем по дороге – вдруг откуда-то рядом возникает собачья упряжка и успешно перегоняет наш автобус! Говард долго рассказывал о собаках, позволил их поласкать (десяток в упряжке), а потом вскочил в сани и сделал быструю красивую пробежку метров на двести.

 

Говард, гонщик. Говард разрешил Гесе ласкать только ведущего пса, все остальные должны знать, кто «босс» 

Ном – город-побратим русского Провидения, откуда, сказал наш гид, сейчас все бегут. Магазин, написано по-английски и по-русски: «Чукотка-Аляска Альянс» (про выгодные вклады и речи нет). Я спросил хозяина, откуда у него вещи. «Я часто езжу, у меня там родственники». «Но вы же не похожи на эскимоса». «Я – половинка». Новая авиакомпания “Bering Air” несколько раз в неделю летает в Провидение, но ездят только американцы, у русских нет денег приезжать в Аляску. Гид показал место, где было построено, а затем снесено здание для предполагавшейся встречи Сталина, Рузвельта и Черчилля – потом они предпочли Тегеран. В 8 вечера мы опять в самолёте, в 9:30 в Анкоридже, садимся на нашу машину и едем 4 мили до последнего B&B в красивом частном доме в зелёном районе.

У нас есть еще сутки до отлета домой, так что утром 23 июня мы едем в центр Анкориджа, делаем покупки. Город показался симпатичнее и зеленее, чем в первый раз. В середине дня выезжаем на Гленн-шоссе и едем час в обратную сторону, выходим у озера, гуляем вокруг несколько часов, возвращаемся в Анкоридж, ужинаем. В 11 вечера мы сдаём машину в агентстве недалеко от аэропорта, нас привозят в аэропорт, и в 1:45 ночи мы, с короткой посадкой в Сиэттле, летим домой.

24 июня, около 4 часов дня, жар нью-джерсийского воздуха ударяет нам в лицо. Вечером – первая темнота за три недели. Отпуск позади.

 Перейти на сайт по теплым полам

 

А теперь несколько слов о новостях экономики и бизнеса.

 Собственное жилье – заветная мечта большинства людей на земле. Только представление об идеальном жилье менялось. Взять хотя бы российскую историю двадцатого века. Когда после революции 1917 года миллионы людей устремились из деревень в города, сразу стала острой жилищная проблема. Где жить? Новых домов строилось мало, да и средств на новое жилье у большинства не было. Строились бараки, уплотнялись «буржуи», т.е. состоятельные люди... И все равно, жилья не хватало. При заводах, институтах создавались общежития, и получить всего лишь койку в таком общежитии было счастьем. Из больших и просторных «буржуйских квартир» создавались «вороньи слободки» - коммуналки, заселенные многими семьями, каждая из которых ютилась в одной комнатке, а туалет в лучшем случае был один на всех. А во многих домах его вообще не было – нужно было бегать в «домик» за углом. Да и воды не было в большинстве домов – ходили с ведрами к колонке на улице, а то и к колодцу. После военной разрухи положение стало еще страшнее, и тут власти приняли правильное решение – на строительство жилых домов – знаменитых «хрущевских» пятиэтажек – были брошены огромные силы и средства. И проблема стронулась с мертвой точки – многие семьи обрели пусть и не очень комфортабельную, но все же свою квартиру. И хотя многие смеялись и не одобряли «совмещенных туалетов», все равно это был громадный шаг вперед. Но коммуналки все равно еще остались. Времена изменились, государство уже не может предоставлять бесплатное жилье всем, квартиры надо покупать, и цены на них стали такими, что для большинства людей покупка квартиры стала просто нереальной. Зато можно довольно легко взять квартиру внаем, например, снять комнату в Елабуге. Это может быть первым шагом для устройства в городе, получения работы, а потом, накопив денег, можно и свое жилье купить. На сайте tatarstan-resp.irr.ru можно получить всю необходимую информацию.


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:0
Всего посещений: 3685




Convert this page - http://7iskusstv.com/2010/Nomer7/ERabinovich1.php - to PDF file

Комментарии:

саша
краснодар, россия - at 2012-09-13 15:39:23 EDT
ксно!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! фотки прикольные

Б.Тененбаум :)
- at 2010-08-17 05:09:37 EDT
Интересно читать, хорошо написано. Не учредить ли новую категорию публикуемых материалов: "Путешествия" ? Тогда в конце года можно будет проголосовать за лучшую статью. До декабря еще далеко, но по предварительным результатам это эссе вне конкуренции :)
Лида Камень - г-ну Э.Рабиновичу
Израиль - at 2010-08-17 02:59:12 EDT
Уважаемый реб Рабинович, Вы ошибаетесь: евреи на Аляске живут, и построили прекрасные синагоги в Энкоридже, Фэрбенксе и других местах, и ХАБАД на Аляске весьма активен. А шабат - таки да! - начинают в пятницу в восемь вечера. Спасибо за внимание.
Y. K.
NJ, USA - at 2010-08-13 14:11:43 EDT
Замечательное эссе. Мне особенно интересно было прочитать о том, что на Аляске принято уважать право на спокойствие "животного, у которого есть только 3-4 месяца в году, чтобы накопить себе жиру на оставшееся зимнее время". Очень правильное отношение к природе!
Slava
Millburn, NJ, US - at 2010-08-08 10:16:38 EDT
Очень интресно и написано отлично.
Прочитал за один присест.

Элиэзер М. Рабинович
- at 2010-08-06 15:12:01 EDT
Всем, всем, всем спасибо. А что Вы думаете, дорогая Лида Камень, Вы таки затронули галахическую проблему: когда начинать и кончать субботу во время длинного полярного дня? Или полярной ночи, не к темноте будь помянута? Из-за этого-то там евреи и не живут!
Александр Астрахан
- at 2010-08-05 21:39:10 EDT
Заразительно-жизнерадостный талантливый рассказ бывалых путешественников. Первый импульс после прочтения - захотелось приподнять "пятую точку" и рвануть куда-нибудь подальше. Поздравляю от души и автора и фотографа!
Лида Камень
Израиль - at 2010-08-05 14:53:41 EDT
Лида Камень
Аляска – тёплая страна
На краю света,
Двенадцать месяцев – зима,
А остальное – лето.
Эскимосы там живут,
Снег не сеют и не жнут,
Носят шубы из тюленя,
Ездят прямо на оленях,
Шить и вышивать умеют
И выделывать меха...
И к тому ж, они – евреи –
Утверждает Галаха!
Ха- Ха-Ха-Ха!

В позапрошлом веке на Аляску
Ехали евреи торговать.
Самолёты были только в сказке,
Океан пришлось переплывать.
Торговали, кушали лосося,
И чтобы по дому не скучать,
Выбрали весёлых эскимосок,
Стали их кашруту обучать.
Эскимоски же не возражали,
Проходили полный курс гиюра,
И еврейских деток нарожали –
Всё по Галахе! Губа не дура!
Так и появились на Аляске
Аароны, Ицики и Яшки...
Учтите, милые друзья:
Грядёт с Аляски алия!
Но это в будущем. А ныне
В этой заснеженной пустыне,
Наверно, догадались вы:
Живут – евреи из Москвы.
Хотя они все программисты
И бизнесмены хоть куда,
Воинственные атеисты,
И в синагогу – никогда! –
Но – как отстать от эскимосов?
Приходят москвичи в бейт-кнесет,
Субботу начинают в восемь
И седер делают на Песах.

Григорий Пруслин
Кельн, Германия - at 2010-07-30 13:40:05 EDT
Элик!
Очень интересный материал! И Путешествие интересное, и написано отлично!
Молодец!
Гесе привет.
Гриша

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//