Бетонный теремок

Автор работал школьным учителем

в тюрьме для несовершеннолетних убийц

Вот шрамами изрезаны,

Вбивая гвозди-взгляды,

Как будто в масках цезарей

На школьном маскараде,

С фамильями, нашитыми

На зэковских хэбэ,

Идут ребята битые,

И холодно тебе.

Идут, стучат бахилами,

Такие, брат, дела.

А, может, книжность хилая

Все это наплела

Про взгляды и про лица

Мальчишек-колонистов.

Скажи мне, что таится

За этим лбом костистым,

Под этими нашивками

На зэковском бушлате?

– Отряд, поздороваться!

– Три- четыре! Здр-р-р-р-асьте!

***

Неужто, Муза не посмеет

Войти в бетонный теремок,

Где небо в клетку и замок

Мизинцем открывать умеют.

Где лязгает стальная дверь

На электрических запорах

И даже днем матерый зверь

Прогуливается меж заборов.

Как хорошо, что Ты ему

Невидима, вот входишь робко

Сквозь все бетонные коробки

Со мною об руку, в тюрьму,

В пределы детской ВэТэКа*...

Куда привел нас путь окольный.

Я буду здесь учитель школьный,

А Ты передохни пока,

Вглядись внимательно, до боли

В холодные, немые лица.

Звенит звонок в тюремной школе...

Как и повсюду, от границы

И до границы, школьный день

Вступает в класс с букетом ярким,

И пограничная овчарка

Бежит на поводке как тень.

***

Немые, мертвые слова

Распяты в гимнах и докладах,

Немые мертвые слова

В ночи распяты на фасадах,

Кричат с газетного листа,

Когда ночной неон потушен,

О том, что отняли Христа

И Люцифер похитил души

Людские и царит отныне,

Холодный не отводит взгляд...

И люциферовой гордыней

Глаза у мальчиков горят.

***

В закатный час куда как хороша

Тюрьма, когда ее осветит лучик,

И в путанке запуталась душа,

Лежит на ржавой проволоке колючей

И медленно вино былого пьет,

Припоминая, как от самой Трои

Бастильи рушит, в барабаны бьет

И тюрьмы из обломков тюрем строит.

***

Новый год в детской тюрьме

Мастерят сегодня зэки,

В жестких робах человеки

От четырнадцати лет

Шпагу, плащ и пистолет.

Парень, весь в татуировке,

И стремительно и ловко

Вырезает домино,

Чтобы было как в кино.

И Петрушку, и корзинку

Ладит, высунув язык,

Сквозь бумажную снежинку

Проступает детства лик

В акварельной синей краске,

Вот сейчас бы на салазки,

Чтобы стало все в конце

Просто шуткой, просто маской

На ребяческом лице.

***

О, эта пытка, пытка Наробразом,

И тупостью, и углекислым газом,

И непомерным письменным заданьем,

И снова кислородным голоданьем.

Мой бледный мальчик с пылью на ресницах,

Сбежим из наробразовской темницы

Туда, туда, где вне программ и лоций

В снегах альпийских бродит Песталоцци,

Где Тютчева услышим над потоком

И на снегах запишем

Альпенштоком.

Нью-Йорк