Номер 6(19) - июнь 2011
Моисей Борода

Моисей Борода Концерт Моцарта

 

 

 

I

Однажды январской ночью пятьдесят третьего года в квартире Марии Вениаминовны Юдиной в неурочное время – её настенные часы как раз пробивали полночь – раздался звонок.

Собственно «неурочное время» – это уж так, скорее ради красного словца сказано, потому как время это для многих как раз-то и было самым что ни на есть урочным: в свете разгорающегося пятьдесят третьего вырисовывались уже горизонты будущей Великой Чистки, врачи-убийцы – они же изверги рода человеческого, они же сионистские агенты – находились в надёжных руках, их соплеменники метались тенями в пламени народного гнева, прочие же гадали, когда наступит их черёд. Так что за «неурочное время» нам надо было бы перед читателем – ну, извиниться что ли. И мы бы извинились – если бы... да, если бы Мария Вениаминовна в это самое время, когда в её квартире раздался звонок, не спала. А она спала.

Звонившие – а было их двое, один коренастый и немного приземистый товарищ, другой постарше и ростом повыше, худой и суховатый – не добившись ответа на первый звонок, не поленились позвонить во второй раз. Когда же и это не помогло, они позвонили и в третий раз, сопроводя звонок несколькими энергичными ударами кулаком в дверь. Вот этот третий звонок, а особенно удары в дверь Марию Вениаминовну и разбудили. В последние несколько мгновений при переходе из сна в реальность прислышалась ей странная музыка, в которой причудливо сочетались «Шествие на казнь» из «Фантастической симфонии» Берлиоза и «Музыка для фортепиано и ударных» Бартока – но для размышлений, что делает Барток в гостях у Берлиоза или наоборот, Берлиоз в гостях у Бартока – для всего этого времени, конечно, уже не было: надо было вставать и открывать.

Нужно сразу сказать, что Мария Вениаминовна ночному звонку не удивилась, а ещё менее того – испугалась. Была она человеком не то чтобы богобоязненным, но верующим, и считала, что если уж Бог кому-то что-то посылает, то есть в этом какой-то тайный смысл. И противиться своему жребию, трепыхаться, посланцу божьему доказывать – нет, мол, не меня имели в виду, не я твоя жертва, а вот не хочешь ли ты вместо меня соседу чашу эту горькую преподнести – это всё как-то не дело, да и помочь – тоже не поможет. Вот как всё равно следователя НКВД о пощаде молить – да если бы он и человек был: он ведь не сам от себя работает, он – своего всевышнего рука. И трясёшься ты от страха или нет – не имеет ровно никакого значения.

Вещи эти были для Марии Вениаминовны чем-то вроде азбучной истины, так что она даже над ними особо и не задумывалась. Поэтому она не спеша встала, подошла к двери и сказала: «Сейчас открою, оденусь только. И не гремите Вы, пожалуйста: люди спят!» – на что услышала с другой стороны двери какой-то неясный звук: то ли звонивший зубами проскрежетал, то ли курком пистолетным тихо щёлкнул.

Мария Вениаминовна открыла дверь, представ перед ночными гостями в обычном своём виде – в чёрной робе с ярко на ней выделяющимся золотым крестом и в спортивных туфлях. Младший из пришедших при виде хозяйки, а особо – её креста, хотел было крякнуть или сказать что-нибудь этакое, но под строгим взглядом старшего, который видно и по званию старшим был, от такого проявления эмоций воздержался.

Старший же вежливо, но строго произнёс: «Позволите?» и, не дождавшись ответа, прошёл мимо Марии Вениаминовны в её комнату. Мария Вениаминовна закрыла дверь и прошла следом.

Когда она вошла, оба гостя заняли уже в комнате свои позиции. Младший, как-то незаметно заслонивши собой выход в коридор, с тихим любопытством оглядывал рояль, висевшие на стенах фотографии совершенно ему незнакомых людей, стоящую на письменном столе маленькую настольную лампу. Старший же, достав из кармана гимнастёрки своё удостоверение и раскрыв его перед Марией Вениаминовной на миг – прочесть что там было написано, было всё равно невозможно, да Марию Вениаминовну это и не интересовало – положил удостоверение обратно, достал – на сей раз из планшета – вчетверо сложенный листок бумаги и, то ли спрашивая, то ли констатируя факт, стал читать: «Юдина, Мария Вениаминовна, 1899 года рождения, ...профессор консерватории...» – на что Мария Вениаминовна ответила нетерпеливым коротким «Да, да, что дальше?», вызвав этим строгий взгляд читавшего, не привыкшего к такому нарушению ритуала. Кончив читать, он сказал: «Вы поедете с нами».

Чему-чему, а уж этому заключительному аккорду Мария Вениаминовна не удивилась совершенно. Единственное, что было неясным: что она может взять с собой. Поэтому она решила сказать на пробу: «Хорошо, я только соберу смену белья и…»

– Вот бельё, гражданка Юдина, Вам там совсем не понадобится, – произнёс младший из ночных гостей запальчивым тоном. Видно было, что о цели их прихода он знает меньше своего напарника, да и вообще выглядит каким-то статистом в спектакле, и такое неравное положение его как-то угнетало – отсюда были и «гражданка» и «не понадобится». Но старший, не удостоив младшего взглядом, коротко сказал ему: «Спустись к машине и жди там», а как только тот вышел и закрыл за собой дверь, обратился к Марии Вениаминовне уже другим, каким-то даже человеческим тоном:

– Мне приказано доставить Вас к зданию радиокомитета. Пожалуйста, возьмите с собой вот эти ноты – он достал из планшета второй так же аккуратно сложенный листок бумаги, развернул его и прочёл: «Вольфганг Амадеус Моцарт. Концерт номер двадцать три…» – тут он несколько замялся «– м-м-м, ну тут дальше по латыни, не знаю, что означает».

– Спасибо я разберусь, ответила Мария Вениаминовна.

Теперь, когда мысль о неминуемой смерти оказалась ну, не то, чтобы неверной, а преждевременной, что ли, пришёл страх не страх, а какое-то ощущение полной неопределённости, которое Мария Вениаминовна очень не любила. Радиокомитет – ноты – Моцарт – ночь: всё это как-то не сочеталось.

– Извините, – сказала она, – но сейчас почти половина первого ночи. В такое время…

– Нет, тут уж Вы меня извините! – ответил ей ночной гость строгим голосом. – Мне приказано доставить Вас именно к зданию радиокомитета, именно сейчас и именно с названными нотами. А приказы не обсуждают – их выполняют. Так что поторопитесь, пожалуйста!

Мария Вениаминовна быстро собралась, взяла ноты и они вышли. Около подъезда стояла эмка с зажжёнными фарами, неподалёку топтался на морозе усланный своим напарником вниз второй из её ночных гостей – то ли ему не было позволено сесть в машину, то ли он должен был стоять у подъезда на случай, если уводимый попытается бежать. Он бросил на Марию Вениаминовну злобный взгляд и хотел уже грубо взять её за руку и втолкнуть на заднее сиденье, как его напарник коротко сказал: «Сядешь впереди», помог Марии Вениаминовне сесть, сел рядом – его напарник устроился на переднем сиденье – и машина рванула с места.

Когда они подъехали к зданию радиокомитета, там царила оживлённая атмосфера. Около здания стояло три автобуса, несколько окон в здании были ярко освещены.

Машина остановилась, сухопарый спутник помог Марии Вениаминовне выйти, подвёл её к лестнице, на которой стоял молодой человек в форме, и, доложив ему коротко: «Пианистка Юдина доставлена» и услышав в ответ короткое «Ясно», сразу пошёл к своей машине. Молодой человек сказал ей так же коротко: «Пройдёмте со мной», а на её вопрос: «Объясните хотя бы Вы, что всё это значит», не ответил ничего. Впрочем, и идти им пришлось недолго: у второй лестницы её спутник передал её другому сотруднику, тот довёл её до следующего участка пути и передал третьему – но ей уже было ясно, что движутся они к залу, где делали записи и где она неоднократно бывала.

Наконец они подошли к залу, её очередной сопровождающий сказал ей: «Сюда пожалуйста», проследил, чтобы она вошла – и удалился.

II

Уже при подходе к залу была явственно слышна обычная для оркестровых репетиций разноголосица – гаммообразные пассажи кларнета, арпеджио трубы, аккорды скрипки, приглушенные звуки литавр. Всё это была ей до деталей знакомая рабочая атмосфера, необычным в которой был поздний час и какая-то странная, неприятная ей таинственность.

Она открыла дверь и вошла. Навстречу ей, как бы отделившись от хлынувшего на неё потока звуков, поднялся человек лет сорока пяти с красивым, открытым, чуть загорелым лицом, в тёмно-синем в мелкую полоску костюме, хорошо сидевшем на его изящной, с лёгким оттенком полноты, фигуре. Когда она вошла, он разговаривал о чём-то с дирижёром, слушавшим его с несколько подобострастным видом, но увидев её, прервал разговор и пошёл ей навстречу.

Он подошёл к ней, улыбнулся и коротко представился: «Ильинский!». Мария Вениаминовна, ещё не оправившись от вырвавшего её из сна звонка, неопределённости и тревоги, ответила ему сухо: «Юдина».

– Рад Вас видеть, Марина Вениаминовна, – сказал он. – Я хотел бы...

– Извините, Вы можете мне хотя бы объяснить, что всё это значит, – перебила она. – Меня подымают с постели в полночь, когда я едва заснула после тяжёлого дня, привозят, ничего по дороге не объяснив, сюда, и…

– Как раз об этом я и хотел с Вами поговорить, – ответил он, глядя на неё по-прежнему с дружелюбной улыбкой. – Здесь слишком шумно, мы с Вами сейчас подымемся этажом выше, там и сможем спокойно поговорить, нам никто не помешает. Не беспокойтесь, это не займёт много времени.

Они вышли в коридор, где стояло несколько человек в штатском – видимо из того же ведомства, что привезшие её сюда люди, и по тому, как они, до того стоявшие в несколько вольготных позах и о чём-то вполголоса говорившие, увидев Ильинского, вдруг замолчали и подтянулись, она поняла, что тот представляет здесь какое-то более или менее высокое начальство. Впрочем, она задержалась на этой мысли недолго.

Они поднялись по лестнице и прошли вглубь коридора. У второй двери направо он остановился, сказал: «Нам сюда», открыл ключом дверь, пропустил её вперёд – и она увидела довольно просторный кабинет с большим, выходящим на улицу, окном. В кабинете стоял стол с двумя рядами стульев, а в стороне – маленький круглый стол с двумя креслами. Ильинский предложил ей сесть, сел в кресло напротив и сказал: Пока оркестр немного разыграется, мы можем с Вами поговорить. Минут пятнадцать-двадцать у нас есть.

– Как я Вам уже сказал, моя фамилия Ильинский. Зовут меня – если Вы захотите называть меня по имени-отчеству – Александр Борисович…

– И в каком Вы чине, Александр Борисович? – спросила она в том же нервно-суховатом тоне.

– Ну, если Вам знакомы армейские чины, это что-то вроде генерал-майора, – ответил он, улыбнувшись. – Но, Мария Вениаминовна, не стоит нам, наверное, так официально. Я просто и откровенно рад Вас видеть, рад с Вами познакомиться. Я ведь давний, очень давний поклонник Вашего таланта. Впрочем, об этом чуть позже. Сейчас – о том, почему мы Вас потревожили.

...Дело в том… – но прежде всего хочу Вас предупредить, что говорю с Вами конфиденциально, и что то, что я Вам скажу, должно при любых обстоятельствах остаться между нами. Ни дирижёр, которого Вы только что видели, ни оркестранты ни во что не посвящены и не будут посвящены: они знают, что их привезли на внеурочную запись, они получат свои сверхурочные – всё прочее их не касается – ну, или для них выдумают какой-нибудь предлог. Но с Вами – другое дело. Вы здесь – главное действующее лицо и…

– Вот даже как! – перебила она. Вся эта игра в тайны, так сочетавшаяся с визитом её ночных гостей, раздражала её. Раздражало её и то, что ей придётся через пятнадцать минут играть – иначе зачем же её сюда привезли и зачем весь этот антураж? – а времени как-то сосредоточиться не будет вовсе. Впрочем что им всем до этого!

– Вот даже как! – повторила она. – А Вы… Вы уже заручились одобрением Вашего начальства, что мне можно, так сказать, приоткрыть завесу тайны, или…

– Начальство, Мария Вениаминовна, здесь я, – ответил он спокойно. И, взглянув на часы, так же спокойно продолжил: Теперь о том, что здесь происходит, почему мы Вас побеспокоили.

Дело в том, что как-то недавно Иосиф Виссарионович услышал по радио двадцать третий концерт Моцарта в Вашем исполнении. Передача была прямой трансляцией. И вот вчера он почему-то вспомнил об этом, позвонил в радиокомитет и спросил, имеется ли у них такая-то и такая-то запись. Человек, с которым он говорил – это было достаточно высокое начальство – перепугался до такой степени, что сразу же ответил «да, конечно», хотя, если бы у него была голова на плечах, он бы, конечно, сказал правду. Но слово было сказано, и Иосиф Виссарионович попросил прислать ему пластинку с записью, на что его, видимо, уже насмерть перепуганный собеседник пообещал это сделать к завтрашнему – то есть уже сегодняшнему утру, где-то к четырём. Поэтому нам и пришлось Вам потревожить.

Теперь Вы знаете всё. Судьба многих людей в Ваших руках – в самом буквальном смысле этого слова. Оркестр уже прорепетировал, звукооператор, ассистенты, аппаратура – всё готово. Сможете Вы записать с первого раза, без дублей?

– Постараюсь, – коротко ответила она и добавила: А Вы уверены, что пластинку удастся сделать к утру, да ещё к обещанному часу?

– Мария Вениаминовна, – ответил он спокойно, – я привык отвечать за порученное мне дело и приучил к этому моих сотрудников. Если мы за что-то берёмся – мы доводим это до конца.

– Да, – сказала она медленно – это вы уже доказали в тридцатых, и в сорок шестом, и в сорок восьмом, и сейчас, кажется, начинаете доказывать снова.

Он немного помолчал, глядя в сторону, потом повернул голову, посмотрел ей в глаза и сказал: Я не был среди душителей ни тогда – уже по возрасту – не был среди них по милости судьбы в сороковых, и, может быть, не буду среди них и сейчас. Зачем Вы говорите об этом, не зная ни меня, ни обстоятельств, ни – не обижайтесь на меня! – происходящего вокруг? Почему Вы отравляете мне радость встречи с Вами – встречи, о которой я мечтал, начиная с двадцати лет, когда ещё учился в консерватории – да, не смотрите на меня так, было в моей жизни и такое, и я, верите Вы мне или нет, вполне прилично играл и даже, как говорят, подавал надежды.

Потом была война, фронт, ранение, после которого мысль о том, чтобы играть, отпала как-то сама собой, потом… – но хватит об этом. Я ходил на Ваши концерты, не пропуская, если позволяли обстоятельства, ни одного. И вот сейчас я вижу Вас, сижу рядом с Вами, мечта моя сбылась – и Вы бьёте меня в лицо своим осуждением – и если бы только осуждением. За что?

Его прорывающееся сквозь тихий голос волнение задело её, и она спросила: Скажите, но как же Вы – как же Вы, музыкант, оказались…

– Это долгий разговор. В коротких словах не скажешь. Может быть, жизнь столкнёт нас ещё раз – тогда… тогда мы сможем поговорить об этом. Скажу Вам только: судьба хранила меня, в этом аду я не шёл по трупам… Не оглядывайтесь, и не пугайтесь. Меня здесь не будет прослушивать никто. А говорю я с Вами так потому что знаю: Вы никогда никому и ни при каких обстоятельствах об этом не расскажете.

– …Но как же Вы в этом аду… как же Вы в нём живёте? Как Вы живёте, деятельствуете, обеспечивая вот сейчас эту запись в стиле подпоручика Киже – зная о том, что вокруг исчезают люди: писатели, музыканты, врачи, так называемые простые люди – тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч невинных!

– В царстве власти нет невинных, Мария Вениаминовна. Их просто нет. В этом царстве виновны все, – произнёс он тихо, со скрытым усилием. – Виновен и простой смертный, и генерал, и последний солдат. Виновны и приближённые к божеству, как бы близко к нему они ни стояли. Человек в этом царстве рождается и умирает виновным. А умрёт ли он своей смертью в кругу любящей его семьи или, вырванный из неё, пройдет через все круги ада, так что смерть покажется ему блаженным отпущением – это уже дело его судьбы – а может быть, и вовсе случая…

– Скажите, а вот если бы Вам, – спросила она тихо – …вот Вы говорите, что ходили на мои концерты, что Вы – …поклонник, как Вы выразились, моего искусства – так вот если бы Вам – от волнения и от того, что старалась говорить тихо, она запиналась – если бы Вам сказали: «Её надо арестовать» или «Её надо уничтожить» – Вы бы сделали это?

– А что бы сделали Вы на моём месте? – в его тоне была и жёсткость и какая-то печаль. – Что бы сделали Вы? Да, да, Вы! То есть если бы у Вас была семья – сын, дочь, жена, родители – что бы сделали Вы? Героически пожертвовали бы собой, отказавшись выполнить приказ? Спасли бы тем самым свою бессмертную душу? О да! – но какой ценой? Отдали ли бы Вы на плаху своих близких – своего только вступающего в жизнь сына – талантливого, яркого человека, ещё не загубленного дыханием этого ада? Свою дочь, видящую этот мир в его романтических красках? Своих престарелых родителей, единственной опорой в жизни которых Вы являетесь? Своего спутника жизни, сосредоточившего на Вас свою любовь, свои надежды? И всех этих людей Вы отдали бы на плаху, бросили бы своей рукой в огонь как плату за спасение Вашей души?

Но если за одну загубленную душу Вам, как Вы верите, придётся держать перед Богом ответ, так как же Вы за столько душ ответить надеетесь? Нет, Мария Вениаминовна, здесь нет ответа, да и не может его быть. Однако… – он посмотрел на часы, – нам пора. Простите меня за мой… – он через силу улыбнулся, – страстный тон.

Он поднялся, она тоже, у двери он пропустил её вперёд, запер дверь, и они спустились в зал.

Запись начали почти сразу, на подготовку ушло минут пятнадцать. Треволнения ночи, нелёгкий, задевший её глубоко разговор с Ильинским, её усталость – всё сразу отошло на второй план, как только она подошла к роялю, села и начала играть. Слава Богу, концерт крепко сидел в пальцах, так что дубли понадобились только в двух коротких фрагментах. Дирижёр оказался хорошим, сразу взявшим её темп, угадавшим характер, звукорежиссёры тоже были на высоте, так что в половине третьего запись была окончена, и можно было ехать домой.

Ильинский, всё время записи сидевший в звукорежиссёрской, как только запись окончилась, подошёл к дирижёру, пожал ему руку, сказав, видимо, что-то комплиментарное, потому что тот сразу заулыбался, и потом подошёл к Марии Вениаминовне. «Можно Вас на пару слов», – сказал он тихо. Они вышли в коридор.

– Простите меня за всё, что я Вам наговорил, – сказал он. – Знаете, когда я Вас сейчас слушал, я забыл обо всём. Спасибо Вам – хотя спасибо, наверное, и малой доли того не передаёт, что я чувствовал, когда слушал Вашего Моцарта.

– Спасибо и Вам, – сказала она. – А сейчас я хотела бы поскорее попасть домой. Я очень устала, мне нужно хотя бы немного поспать – впереди нелёгкий день, и…

– Нет, Мария Вениаминовна, – произнёс он каким-то загадочным тоном, – к сожалению, нет.

– То есть как это нет? Что это значит? Или, может быть, мне предстоит ещё одна запись для несуществующей пластинки?

– Нет. Никаких записей больше не будет. Мне поручено… – тут тон его сделался каким-то официально-торжественным – …мне поручено передать Вам приглашение товарища Сталина. Он хотел бы видеть Вас у себя сегодня, сейчас. Он хотел бы прослушать концерт Моцарта, который ему тогда так в Вашем исполнении понравился, с Вами вместе – как только ему принесут пластинку. А до этого – поговорить с Вами. Извините, я ещё раз хотел бы Вам напомнить, что Иосиф Виссарионович о нашей сегодняшней записи…

– Спасибо, я помню, – перебила она. – Но послушайте, я действительно смертельно устала. Может быть, эту встречу можно отложить – ну, хотя бы на завтрашний вечер… или…

– Отложить? – он улыбнулся, как улыбаются шутке или невинному детскому вопросу. – Вы полагаете, что визит к товарищу Сталину по его личному приглашению можно отложить?

– Хорошо, но только я хотела бы хотя бы пятнадцать минут побыть одна.

Он посмотрел на часы: Боюсь, что у Вас этого времени нет. Иосиф Виссарионович уже ждёт Вас. Но Вы можете подремать – или даже чуть-чуть поспать – в машине. Ваш спутник не потревожит Вас ничем – я распоряжусь об этом.

– Мой спутник? Вам не кажется, что у меня сегодня слишком часто меняются спутники? – раздражение опять пришло к ней, к предстоящей встрече она не была готова ни физически, ни душевно. Он ответил коротко: «Я провожу Вас» – и они спустились к стоящей у подъезда машине. Человек, сидевший рядом с шофёром, вышел, подошёл к Ильинскому и о чём-то коротко и тихо с ним поговорил, потом подошёл к ней и поздоровался. Она попрощалась с Ильинским, подошла к машине, села на заднее сиденье – её спутник уже сидел рядом с шофёром – и они поехали.

В пути ей действительно удалось немного подремать, даже может быть на какое-то мгновение заснуть. Она проснулась, когда они уже подъехали к цели и машина, мягко прошуршав о припушенный снегом асфальт, остановилась. Её спутник помог ей выйти. При выходе её обдало чистым, чуть пахнущим елью, ночным морозным воздухом, и несколько глотков этого воздуха освежили её, придали ей сил.

Она бы с удовольствием ещё немного постояла, но её спутник вежливо сказал ей: «Извините, нас ждут» – и открыл перед ней дверь подъезда.

Они поднялись по лестнице, шли потом каким-то сложным путём, которого она не запомнила, и наконец, подошли к двери кабинета, перед которой её спутник, оглядев себя и, незаметно, её, на миг остановился, потом открыл дверь, пропустил её вперёд и прошёл сам. Сидевший за столом человек, посмотрев на пришедших, подошёл к двери кабинета, исчез в ней на несколько мгновений и вернувшись и закрыв дверь, сказал ей: «Товарищ Сталин ждёт Вас», открыл ей дверь – и она вошла.

III

Когда она вошла, Сталин работал за своим столом, что-то с раздражением отчёркивая в лежащем перед ним листе бумаги; его знаменитая трубка лежала рядом, из неё подымался лёгкий дымок. Сталин поднял на Марию Вениаминовну глаза и сказал: «Извините, я сию минуту заканчиваю. Садитесь, пожалуйста». И этот какой-то совершенно неофициальный, почти домашний тон поразил Марию Вениаминовну, никогда прежде Сталина вблизи не видевшую и избегавшую смотреть даже хроники с ним.

Теперь он сидел перед ней в свете светло-зелёной лампы, и работал, и не было в этом работающем человеке ничего от того образа, какой сложился о нём в душе Марии Вениаминовны и, может быть, тысяч других людей, для которых он был телесным воплощением всего зла и сатанинства.

Его рябое в оспинах лицо мало напоминало его лакейски отлакированные портреты – в свете лампы видны были и оспины, и нездоровый цвет кожи, и седые, не очень приглаженные усы. Но странно: лицо это показалось Марии Вениаминовне скорее симпатичным.

Наконец, он закончил работу, положил лист бумаги в папку, встал и подошёл к ней. Мария Вениаминовна встала тоже и сделала несколько шагов ему навстречу.

– Здравствуйте, Мария Вениаминовна, – сказал он и улыбнулся. – Наконец-то я вижу Вас вблизи, а то ведь до сих пор только слышал Вашу игру и пару раз видел в концертах, – и он посмотрел ей прямо в глаза.

Взгляд этот, совершенно не злой, а скорее дружелюбный, пронзил её насквозь, и Мария Вениаминовна подумала что вот, может быть, только абсолютная мудрость – или абсолютная власть над людьми – дают человеку возможность так увидеть другого. Кто-то из её друзей-физиков рассказал ей недавно о приборах, посылающих сигнал к какому-то предмету, и потом принимающих как отражение этого сигнала как образ предмета. И сейчас она увидела в этом взгляде, которым посмотрел на неё стоящий перед ней человек, именно это: взгляд этот прошёл сквозь неё и вернулся к его пославшему, сообщив ему полный образ предмета, полный образ её, Марины Вениаминовны Юдиной – её чувств, её мыслей, а может быть, и её судьбы. Но она выдержала этот взгляд, не отвела глаз – и он улыбнулся ей снова.

– Знаете, вот именно такой я Вас себе и представлял, – сказал он, – в то время когда ещё Вас не видел, а только слышал по радио Вашу игру. Именно такой! И вот Вы у меня в гостях!

Он сделал несколько шагов к столику, на котором стояло множество телефонов, поднял трубку одного из них и сказал: «Принесите нам, пожалуйста, чай – ну, и там... Вы знаете...» – Или, может быть, хотите сперва поужинать? – обратился он к Марии Вениаминовне.

– Нет, нет, спасибо, поужинать – нет, а вот чаю – с удовольствием, – ответила она и поразилась, какая у этого человека в его семьдесят четыре года лёгкая походка.

Принесли чай, пирожные, шоколадные конфеты. Они пили чай и говорили о литературе – больше говорил Сталин, она в основном слушала. Но разговаривая, он не забывал о своём долге гостеприимного хозяина: то подкладывая ей пирожное, то предлагая вот именно этот сорт шоколадных конфет – «попробуйте, они замечательно ароматные», и конфеты были действительно замечательными – то подливая ей, между разговором, чай.

Он говорил о литературе, рассказывал о своих любимых книгах.

Его грузинский акцент, то активно всплывавший в речи, то менее слышный, придавал этой речи какую-то особую притягательность, усиленную его своеобразной манерой выделять то или иное слово в предложении – вроде бы и не главное, оно, будучи выделенным, придавало всему предложению какой-то другой, иногда неожиданный, но, как правило, оправданный смысл. Она слушала его вначале не совсем внимательно – может быть от усталости, может быть, не надеясь услышать что-нибудь интересное, но постепенно то, о чём он говорил, захватило её.

Её поразила ясность, точность и самостоятельность его суждений. Это не были у кого-то вычитанные и затем повторённые мысли – или подхваченные им случайно – или полученные им от какого-либо из его многочисленных помощников. Это были его мысли, его суждения.

Круг литературы, которая ему нравилась, был, может быть, не очень широк – но это была большая литература и это были им выбранные – Бог знает, по каким соображениям – книги. Здесь были Достоевский и Пушкин, Мопассан, Золя и Флобер, Булгаков и Пастернак, Салтыков-Щедрин и Маяковский. За всё время разговора он не назвал ни одну из книг своих придворных писателей и уж тем более литературных лизоблюдов, которым он время от времени бросал как кость свои премии третьей степени.

Вдруг он спросил её, нравятся ли ей стихи Мандельштама, чем её сильно смутил. Мандельштам был запрещенным поэтом, упоминать его имя было небезопасно – но она сказала «да» и добавила: Он – очень большой поэт.

– Может быть, – задумчиво ответил Сталин, – может быть. Но почему он стал писать свои политические стихи – ведь у него не было к ним никакого таланта? Или слава Маяковского так затмила всем разум, что они уже перестали понимать, что они могут, а что нет? И почему Пастернак его тогда не защитил?

Она ничего не ответила, и он мгновенно сменил тему, перейдя к современной советской литературе, к её недостаточному патриотизму – но говорил он теперь, как ей показалось, больше для себя, мимоходом проверяя на ней правильность своих выводов, убеждая себя в том, в чём ещё не был убеждён, но в чём хотел убедиться. Эта быстрая смена настроений держала её в постоянном сильном напряжении, усиливая её и без того немалую усталость.

В дверь осторожно постучали, Сталин сказал «да», на пороге появился Поскрёбышев и доложил, что обещанная пластинка прибыла. «Хорошо, принесите её и положите вот сюда» – Сталин указал на небольшой столик у стены на котором стоял уже включённый граммофон.

Поскрёбышев вышел, вернулся с пластинкой, положил её на столик и вышел, закрыв за собой дверь.

Сталин взял конверт в руки, осмотрел его, буркнул про себя «могли бы и лучше сделать», достал пластинку из конверта, положил её на диск граммофона, опустил тонарм на пластинку и сел невдалеке, скрестив на груди руки.

С первыми же звуками оркестрового вступления Мария Вениаминовна закрыла глаза и начала напряжённо слушать. В радиокомитете прослушать запись она не смогла – в той горячке, в которой всё делалось, об этом не могло быть и речи – и теперь она волновалась, всё ли получилось хорошо.

Нет, запись не совсем нравилась ей.

Вот в этом месте следовало сыграть чуть быстрее, она ведь всегда играла это место быстрее, а в этот раз почему не сделала – неужели волнение подвело? А вот этот пассаж прозвучал как-то картонно и – да, да, здесь вот, именно в этом месте надо было дать чуть-чуть рубато, ну а вот это место – нет его просто нельзя было играть так, тут пропала вся тонкость. А здесь – вот здесь всё хорошо, и темп, и характер.

Нет, эту запись в таком виде выпускать нельзя – впрочем, пластинка-то ведь в одном экземпляре, вряд ли будут её размножать – и всё это время, пока она слушала, пальцы её непроизвольно барабанили по колену, как будто исправляя замеченные ошибки.

Первая часть кончилась.

Сталин встал, поднял тонарм, положил его в гнездо, снова сел и некоторое время сидел молча. Она не знала ни того, понравилась ли ему первая часть, ни того, хочет ли он слушать дальше, и просто сидела и ждала. Он, видимо, почувствовал её ожидание – хотя за это время не посмотрел на неё ни разу – поднялся, подошёл к патефону, перевернул пластинку – и она снова закрыла глаза и стала вслушиваться.

Вторая часть понравилась ей больше первой, финал понравился почти без оговорок. Может быть, она действительно не сразу «отошла» от разговора с Ильинским – и нужно же ей было втягиваться в этот разговор! – а может быть, ей просто нужно было хоть немного разыграться. Теперь она сидела и ждала, что он скажет.

Он долго сидел, не двигаясь, не встал даже, чтобы остановить продолжающий крутиться диск патефона, и сейчас игла с хрипом и повизгиванием ездила по пластинке. Наконец он встал, остановил диск и обернулся к ней.

– Вы – большой музыкант, Мария Вениаминовна, Вы – опасно большой музыкант, – медленно, как бы в раздумье сказал он. – Когда я сейчас Вас слушал, я забыл о своих делах, об этом кабинете, о себе. Я слушал только Моцарта и Вас. А Вам – Вам самой нравится Ваша игра? Вам самой нравится эта запись?

Что-то было в его тоне такое, что заставило её мгновенно насторожиться. Он между тем подошёл вновь к своему столу, взял в руки трубку, вытряхнул из неё остатки пепла и стал набивать её табаком, но делая это, он всё время смотрел на неё.

– В целом, наверное, да, но есть целый ряд мест, где мне хотелось бы сыграть получше, – ответила она, гадая, отчего у неё вдруг возникло это напряжение, это ощущение, что за его вопросом что-то кроется.

– А вот мне она показалась совершенной. Впрочем, совершенству нет конца, – ответил он, и было видно, что он уже думает о чём-то другом. И вот как раз это другое, вернее, внезапная перемена его настроения, вроде бы почти незаметная, и была предметом её опасений.

– Но, – сказал он внезапно тихим вкрадчивым голосом, и она вся напряглась, – но Вы выглядите усталой. Вчерашний день был у Вас, видимо, напряжённым – целый день со студентами...

– Да, почти целый день до вечера, – ответила она тихо.

– И потом, – подхватил он таким же тихим вкрадчивым тоном и посмотрел на неё каким-то особенным взглядом, которому она ни тогда, ни позже не сумела дать название, – потом ведь Вам, кажется, тоже не дали отдохнуть?

Она поняла – он знает всё, всю историю с ночной записью. И сейчас он ждёт только одного: чтобы она сама ему всё рассказала.

Она побледнела, но не произнесла ни слова. Он продолжал смотреть на неё всё тем же особенным взглядом, и она подумала, что таким взглядом, должно быть, глядит на мир Сатана. Она опустила глаза, не в силах больше выдержать этого страшного, прозрачно-холодного, всезнающего надчеловеческого взгляда.

– Вы думаете, – услышала она тихий голос Сталина, – что я не знаю, как была сделана эта запись? – и он указал трубкой на лежащий на столе конверт. – Вы думаете, что мне неизвестно, когда отпечатали с матрицы эту пластинку? Вы думаете, от товарища Сталина, можно что-то скрыть? Вы думаете, товарища Сталина можно обмануть? Вы действительно так думаете?

С каждым предложением, с каждым словом голос его звучал всё напряжённее, его грузинский акцент усилился, дыхание участилось. Она подняла на него глаза – и тотчас опустила их. «Сатана», пронеслось у неё в голове, «Сатана!»

– Я понимаю Вас, – произнёс он внезапно спокойным тоном – и, будь перед нею нечто обычное, она подумала бы о дешёвом театре, о комедиантстве. Но то, что развёртывалось перед ней, не было ни театром, ни комедиантством, но страшными арабесками души, пришедшей из другого, нечеловеческого мира – или может быть отринувшей человеческий мир.

– Я понимаю Вас, – продолжал он тем же спокойным тоном. – Вы не хотите никого… – он замялся, подыскивая слово, но, видимо, не найдя подходящего и не желая думать над этим дальше, сказал: Вы не хотите никого подставить под топор. Но Вы напрасно тревожитесь – товарищ Сталин не будет наказывать участников этой затеи. Даже того глупого и безответственного товарища, который из страха попытался обмануть товарища Сталина. Из страха.

Всё время, пока он говорил, она сидела, опустив глаза, чтобы не видеть этого обжигающего её, пронизывающего её до костей холодного всезнающего взгляда. Руки её похолодели, ноги налились свинцовой тяжестью, сердце колотилось где-то у горла, ей было трудно дышать. Она не заметила, как Сталин подошёл ближе, и подняла глаза, только услышав близко его дыхание.

– А Вы, – произнёс он медленно, с усилием, – Вы тоже боитесь товарища Сталина?

Она посмотрела ему прямо в лицо и ответила твёрдо: «Нет» – и повторила, продолжая смотреть ему в глаза: «Нет».

– Что ж, это правильно, – как бы раздумывая с самим собой, сказал он. – Это правильно. Другого ответа я не ожидал.

Он отошёл вглубь кабинета, подошёл к своему столу, взял в руки свою давно потухшую трубку, потянулся за спичками, потом, видимо, передумав, положил трубку на стол, медленно прошёл к окну, вернулся. Какая-то мысль, что-то недоговорённое не давало ему покоя.

Она вновь опустила глаза. Нет, не стоило ей соглашаться на эту встречу, она слишком устала – что-то, наверное, надо было придумать.

– Когда я…, – продолжил он, – когда я вижу передо мной человека, который боится меня, я спрашиваю: почему он боится? Чего ему бояться товарища Сталина? И я отвечаю себе: он потому боится что он – враг, или потому что он – безответственный человек или потому что он не хочет по-настоящему работать. А иначе – зачем ему бояться? Настоящим людям, честным труженикам нечего бояться товарища Сталина. Или… или Вы так не думаете? – Он остановился в отдалении и искоса посмотрел на неё.

– Они боятся не Вас, Иосиф Виссарионович, – голос её прозвучал хрипло, ей хотелось откашляться, но она не сделала этого, иначе пропала бы вся цельность того, что она собиралась ему сказать, – они боятся того Молоха, который вот уже много лет витает как дух над нашей страной, над всеми людьми, над всем человеческим, что в ней есть, сея смерть, несчастье и разрушение.

Всё время, пока он говорила, он продолжал искоса, стоя к ней вполоборота, смотреть на неё, но при её последних словах он резко повернулся и взглянул ей прямо в глаза. Взгляд этот был страшен. Он пронёсся через её голову, как наверное пронеслась бы пуля, выпущенная ей в лоб. Ей вновь стало трудно дышать, заныло сердце, но она совладала с собой и не выдала ничем своего волнения.

– И кто же этот Молох? Как его зовут, этого Вашего Молоха? – спросил он тихим голосом, в каждом звуке которого чувствовалась еле сдерживаемая ярость. – Может быть этот Молох – товарищ Сталин? ...Так кто же этот Молох, Мария Вениаминовна?

– Он не «кто», он «что», – медленно, преодолевая волнение сдавливавшее ей горло, сказал она. И вдруг, неожиданно для себя, она поняла, что скажет сейчас этому человеку то, что давно уже говорила ему в своих воображаемых с ним беседах или в беседах с ним, приходивших ей в её тяжёлых снах.

Сталин отошёл к своему столу, разжёг трубку и вернулся туда же, где стоял.

– Иосиф Виссарионович…, – произнесла она медленно, начало далось ей с трудом, спазм в горле мешал ей говорить. – Иосиф Виссарионович, я заклинаю Вас именем Вашей матери, именем тех немногих людей, которых Вы любите, наконец именем того, чей крест был дан Вам при Вашем крещении – остановите поток зла, поток крови, ту бурю, которая бушует по всей стране, сметая всё человеческое, разрушая людское счастье! Не дайте развернуться новому витку, новому кровавому потопу! Не погубите вконец свою душу!

Сталин остался стоять, где стоял, он только положил трубку на стол и стоял сейчас, скрестив руки, по-прежнему смотря ей прямо в глаза. Но теперь во взгляде его не было ни ярости, ни ненависти, ни злобы – он был скорее задумчивым и печальным.

– Остановить поток, – медленно произнёс он. – Остановить поток, – сказал он ещё медленнее. – Как, наивный Вы человек?

Вы думаете, товарищу Сталину стоит выйти на трибуну и сказать: Всё, товарищи! Террора больше не будет! Теперь наш лозунг «Лучше пусть десять виновных гуляет на свободе, пусть десять вредителей, десять саботажников гуляет на свободе, чем один невиновный будет в тюрьме!» – и сразу воцарится мир? И те, которые раньше не могли жить без террора, которые его обеспечивали, которые строили на нём свою жизнь, свою карьеру, свою власть – все эти люди добровольно за мной последуют? И те, которых только террор, только страх заставлял работать, восстанавливая нашу разрушенную войной, израненную, окружённую врагами страну – эти люди будут так же добровольно работать без террора, без страха?

Или Вы думаете, что те миллионы людей, которые сгорели в горниле войны – что все эти люди добровольно пошли бы на смерть? И что эту страну, самую великую страну в мире, можно было построить без террора?

Вы знаете, что будет с Вами, если Вы крикнете в многолюдной толпе: «Долой террор! Да здравствует свобода!»? …Нет, нет, Вас не арестуют. Вас просто не успеют арестовать. Прежде, чем Вас успеют арестовать, эти самые люди, о счастье которых Вы так печётесь – эти самые люди разорвут Вас на части, втопчут Вас в тротуар. И если завтра товарищ Сталин, про которого Вы, кажется, думаете, что он может всё, что он всевластен – если завтра товарищ Сталин объявит, что он отменяет террор, если он только попытается об этом сказать – его разорвёт на части его окружение.

…Но товарищ Сталин не будет отменять террор не только поэтому. Товарищ Сталин не будет отменять террор потому, что он уверен: железные обручи террора – это единственное, что может спасти нашу великую страну от развала. Единственное, что может поддержать её величие. Единственное, что не отдаст её на съедение её врагам. И товарищ Сталин уверен: миллионы простых людей миллионы честных тружеников поддержат его! –

Он подошёл к ней ближе.

– Вы ведь хорошо знаете историю. Кто из прежних правителей России остался в народной памяти? Разве Александр Второй, отменивший крепостное право, учредивший городское самоуправление, суды присяжных? Или Алексей Михайлович Тишайший, молившийся за спасение своей души? Нет, в памяти народа ни Александр Второй, ни Алексей Михайлович не остались, как не остался и Александр Первый, начавший своё царствование с безумных конституционных проектов, ни другие такие же слабые правители. Но в памяти народа остался Иван Грозный. В памяти народа остался Пётр Великий. В памяти народа осталась Екатерина Вторая, вовремя понявшая, что единственным средством управлять этой огромной страной является абсолютное самодержавие, абсолютная власть, и как её следствие – аппарат подавления.

Всем известно, какими методами действовал Иван Грозный или за счёт каких жертв был построен Петром его город – и что? Осудил их народ за это? Нет!

…Что Вы знаете о власти? – а ведь Вы судите её! Что Вы знаете о народе? – а ведь Вы говорите за него! Неужели бы Вас не возмутило, если бы я стал давать Вам советы, как Вам играть Моцарта или Баха или как Вам учить Ваших студентов? Так почему же Вы так уверенно говорите о том, чего не знаете и знать не можете? –

Он постоял молча, потом снова отошёл к столу положил на него погасшую трубку, отошёл к окну и долго стоял, вглядываясь в темноту.

Она сидела, подавленная его отповедью, понимая, что ни в чём не сможет убедить этого человека, что вся эта встреча, которую она десятки раз проигрывала в своей фантазии, на которую она подспудно, втайне от самой себя надеялась – что вся эта встреча прошла впустую. Она не нашла нужных слов для него – а может быть, никакие слова не могли бы, не могут уже здесь ничего сделать. Она внезапно почувствовала себя постаревшей, усталость снова навалилась на неё, и сейчас она хотела только одного – чтобы этот её визит поскорее кончился, она бы снова оказалась дома и легла бы спать.

«Господи, неужели этот человек никогда не устаёт?» – думала она. – «Ну почему он меня сейчас не отпустит – ведь всё, что можно было сказать, уже сказано! Ну что ему стоит сейчас подойти ко мне и попрощаться – пусть говорит при этом, что угодно, хоть "Визит окончен!" – мне уже всё равно. Но нет, он всё стоит у окна, стоит и стоит, ему наплевать, что я падаю от усталости».

Усталость, желание заснуть – тут же, где она сидит, немедленно, будь, что будет! – накатывали на неё волнами, вызывавшими удушье и дурноту. Она пыталась бороться со сном, но в какой-то момент, видимо, потеряла контроль над собой; очередная накатившая волна смыла всё на своём пути – и она провалилась в сон. Она не слышала, как Сталин, отвернувшись от окна и увидев, что она заснула, подошёл, стараясь не шуметь, к своему столу, отодвинул стул и сел. Он набил трубку табаком, разжёг её и сидел теперь, тихо пыхтя ею, глядя куда-то поверх головы его спящей гостьи.

Мысли его были рассеянны, он устал.

Вчерашний день был, как всегда, наполнен ворохом дел, потом её приход, их разговор – и вот сейчас она, вместо того, чтобы дать ему возможность с ней попрощаться, поехать к себе на Ближнюю Дачу и хоть немного выспаться – она взяла и заснула. Как будто бы не могла потерпеть до дома! Ни выдержки, ни самообладания у этих людей! А ведь ему так необходим отдых!..

...Что-то он стал в последнее время быстро уставать, восстанавливать силы становится всё труднее. Уже и русская баня, которую он так любил, после которой чувствовал себя каждый раз бодрым, полным сил – ещё так недавно! – уже и она не приносит былой бодрости. Что это – годы? Или просто усталость накопилась – он ведь не отошёл ещё как следует от напряжения военных лет, а ведь сколько чего было потом! Сколько чего!

– Или… или, может быть, он… болен? Может быть, эта сволочь из Кремлёвки, эти убийцы в белых халатах – может быть они... медленно травили его?

...Нет, нет, не надо паники. С ним всё в порядке. Он ещё полон сил! Как это сказал Тарас Бульба: «Есть ещё порох в пороховницах!»

...Эта женщина, сколько она собирается спать? Ему работать надо, а ей хоть бы хны – сидит себе в кресле и спит, уютно устроилась. Впрочем, пусть поспит ещё несколько минут – и он перевёл на неё взгляд.

Он посмотрел на неё своим особым, сталинским взглядом, проникающим человеку в самую душу, высвечивающим её самые потайные уголки.

Он любил этот взгляд, любил, когда человек, на которого он так смотрел, съёживался и бледнел, понимая, что ни защититься, ни скрыться от этого взгляда нельзя.

...Кто она, эта женщина? Большой музыкант? Говорят, не всем её игра нравится. Но ему это всё равно. Её игра нравится ему, этого достаточно. Что ж, он умеет ценить людей искусства, он одарит её по-царски, он уже распорядился об этом... Большой музыкант... Но кто она ещё? Кто? Святая? Юродивая? Кто? О чём она молится в её церкви, за кого просит – может быть и за него?

...Молится! Чему только помогут эти молитвы – разве сохранят они его от болезни и немощи – и... разве защитят от... смерти? Что-то он в последнее время слишком часто об этом думает. Эта усталость – коварная штука. Надо с этим что-то делать, надо...

…Она проснулась, как от толчка, от какого-то неясного тревожного ощущения и открыла глаза. Сталин сидел за своим столом и смотрел на неё. Она встретила его взгляд – и обомлела.

Перед ней сидел тяжело состарившийся, больной, совершенно разуверившийся в людях, одинокий, задыхающийся от страха перед неизбежной смертью и расплатой за пролитые им реки крови человек – и в душе Марии Вениаминовны, так сильно его ненавидевшей, так часто его проклинавшей и желавшей ему скорой гибели, поднялось глубокое сочувствие к этому одиночеству, к этой волею обстоятельств и собственного зла загубленной человеческой судьбе.

Возможно, он заметил её состояние, понял, что она увидела в нём то, чего не должна была, не имела права видеть, потому что выражение его лица изменилось. В глазах его сверкнул жёлтый тигриный огонь, щёки и лоб побледнели от мгновенно всклокотавшего в нём бешенства. Ни один человек, переживший в его присутствии, а уж тем более вызвавший в нём это состояние, не был способен выдержать этот взгляд – но Мария Вениаминовна выдержала его, оставшись естественно спокойной. И то ли это, то ли, может быть, старческая усталость, в последнее время всё чаще и чаще внезапно охватывавшая его, как-то заглушили в нём это бешенство, не дали ему вылиться в мысль, что сидящую напротив него женщину, узнавшую о нём что-то тайное, в чём он и самому себе не признавался, надо уничтожить. Постепенно возбуждение его спало, он опустил глаза и долго сидел молча. Когда он поднял глаза и посмотрел на Марию Вениаминовну, в глазах этих не было больше ничего, кроме глубокой печали.

– Вы порядочный человек, Мария Вениаминовна, – медленно, с усилием сказал он, – Вы очень порядочный человек. В моей жизни я встречал мало таких порядочных людей. И чем выше я подымался, тем меньше их становилось. Почему так? Ведь сверху должно быть виднее, и выбор должен быть больше. – Он говорил тихо, как бы размышляя, и Мария Вениаминовна подумала, что, может быть, даже наедине с собой этот человек редко позволяет себе такие вопросы.

– Я не знаю здесь ответа, Иосиф Виссарионович, – так же тихо сказала она, – кроме одного: Во всякой власти есть что-то от Бога, но и что-то от Сатаны. Может быть, потому, что и во всяком человеке это есть.

Сталин ничего не ответил. Он медленно подошёл к окну и долго смотрел на разгорающееся за окном зимнее утро. Когда он повернулся от окна и подошёл к Марии Вениаминовне, перед ней был другой человек – гостеприимный хозяин, который час тому назад наливал ей чай и угощал её пирожными и шоколадными конфетами, а потом слушал вместе с ней доставленную ему пластинку с её записью.

Сейчас он стоял рядом с ней с немного виноватым видом.

– К сожалению, Мария Вениаминовна, нам пора прощаться. Я хочу ещё немного поспать перед трудным днём, да и Вам, наверное, надо выспаться – у Вас ведь тоже целый рабочий день впереди, – и он подал ей руку, помогая встать.

Мария Вениаминовна поднялась.

– Храни Вас Бог от соблазнов зла, – сказала она. – Я буду молиться за Вас. Молитесь и Вы, если можете. Бог милостив – он простит.

– «Храни тебя Бог от зла» – вот так же сказала мне на прощание моя мать, когда была у меня последний раз в Москве, – произнёс Сталин тихо, – сказала и перекрестила она меня. – И добавил, когда Мария Вениаминовна была уже у порога: Спасибо Вам. Мне давно уже никто не доставлял такой радости.

Мария Вениаминовна вышла в приёмную. Человек, с которым она сюда пришла, ждал её, и, как только она вошла, поднялся, помог ей надеть пальто, и они вышли. Они шли опять каким-то сложным путём, но был ли это тот же путь, по которому они пришли, она не знала. Наконец они вышли во двор и сели в машину.

IV

Они подъехали к её дому, спутник помог ей выйти и, когда она уже хотела попрощаться, чтобы идти к себе, сказал: «Минутку!» Он достал с сиденья машины портфель, вынул оттуда конверт и протянул ей.

– Товарищ Сталин просил Вам передать этот конверт. В нём деньги. Может быть, мне стоит проводить Вас до дверей Вашей квартиры? – Она кивнула.

Они вошли в подъезд, освещаемый едва мерцавшей под потолком тусклой лампочкой, и поднялись к её дверям. По дороге оба молчали. Её спутник – из такта ли или из дисциплины, к которой был приучен – не тревожил её никаким вопросом, она же ощущала необыкновенную, ранее никогда ею не испытанную усталость.

У дверей её квартиры они попрощались, и Марина Вениаминовна вошла в свою комнату, из которой её вывели несколько часов назад и в которую она вначале и вовсе не надеялась вернуться. И чувство, что она снова здесь, среди привычных и милых её сердцу, давно уже для неё одушевлённых вещей – это чувство успокоило её и придало ей сил.

Она посмотрела на переданный ей конверт, который всё ещё держала в руках и на котором рукой Сталина было написано её имя, и положила конверт на стол. Потом она сняла пальто, повесила его на вешалку в коридоре и, думая о чём-то, что имело какое-то отношение к конверту, но чему она не могла пока подобрать названия, вернулась в комнату и подошла к столу.

Она взяла в руки конверт, открыла его, прочла сопровождающую конверт записку о том, что товарищ Сталин посылает Марии Вениаминовне Юдиной двадцать тысяч рублей, и вынула из конверта деньги.

Огромная сумма не удивила и не потрясла её. Решение, как ей этим даром распорядиться, пришло к ней как-то само и сразу. И так же сразу она решила, что оставить подарок без ответа она не может. Сегодня был, правда, день, когда она занималась со студентами, но до начала занятий было ещё порядочно времени.

Она открыла окно, постояла у него, дыша морозным воздухом – в комнате было жарко натоплено и от тепла у неё кружилась голова. Потом она сделала себе чай и начала писать своё письмо Сталину, в котором она благодарила его за подарок и обещала молиться за него, чтобы Бог, который милостив и милосерден, простил бы ему все его преступления – письмо, которое потом будет, как легенда, сопровождать её жизнь и после её смерти.

V

...В то время как Мария Вениаминовна писала своё письмо, Иосиф Виссарионович Сталин ехал в сопровождении обычной для таких случаев охраны к себе на Ближнюю Дачу. Сегодня он нарушил свой режим, который он сам для себя ввёл и которого пунктуально, даже в тяжёлое для себя время, придерживался. Ему давно надо было бы быть в постели, чтобы успеть выспаться и встретить завтрашний день полным сил – что удавалось ему теперь всё труднее. Машина ехала быстро, мягкие её рессоры заглушали дорожную тряску, и Сталин задремал. Мимо его полуприкрытых веками глаз проносились освещённые улицы, мелькали перекрёстки, люди, куда-то спешащие по своим делам – и в этом его как-то успокаивающем мелькании вдруг возникло перед ним лицо Марии Вениаминовны, её выражение в тот момент, когда она произнесла «Храни Вас Бог от соблазнов зла» и призвала его покаяться в его грехах...

Эта женщина сказала ему то, что ему не осмеливался говорить никто за все годы его жизни, она увидела в нём то, что он не показывал никому, в чём не признавался даже себе! Но он не убьёт её, он оставит её в живых.

Да, он оставит её в живых – на вершине той высшей власти, которой он достиг, он может себе позволить эту роскошь.

Он убил многих – бывших своих соратников, переставших быть соратниками, как только они увидели его силу, и бывших друзей, переставших быть друзьями, потому что они начали бояться, а значит, и ненавидеть его.

Он убил родственников своей первой жены и отправил в лагерь жену своего сына Якова. Порой по ночам ему снятся убитые им люди, они обступают его плотно, так что он уже не может дышать – и тогда его охватывает ужас, он вскакивает с постели и долго, долго ходит по комнате взад и вперёд, стараясь унять дрожь и успокоить колотящееся сердце. И всё же – всё же он был прав: другого выхода тут не было. И он знает, что он будет это делать и дальше. Будет, если это станет необходимым.

А этих мерзавцев, которые сейчас спят и видят, как он, ослабевший от старости и болезней, отдаст им свою власть – этого глупого, хитрого шута с ничтожной душонкой Мыкиту, эту разъевшуюся жабу Маленкова и этого самого опасного из них, этого своего компатриота в пенсне – он убьёт их всех! Всех! И их прихвостней, которые тоже спят и видят, как им будут сыпаться блага и власть, как они будут обворовывать страну, которую он построил – их он убьёт тоже. Все пойдут под топор! И он ещё увидит, как они, предавая друг друга, будут вопить о пощаде, как он руками одних уничтожит других, а потом отправит на эшафот и тех, предавших своих вчерашних союзников и хозяев.

И их лакеи и лизоблюды, эти продажные писаки, лизавшие им сапоги – эти пойдут под топор тоже! Он покажет им всем, всей этой сволочи, которая, как тараканы, бегает у его ног и готова унижаться как угодно, только бы сохранить свои привилегии! Он им покажет, что он ещё силён, что его власть непоколебима. Он им покажет, что есть ещё в этой стране кто-то, кто заботится о своём народе, и этот кто-то – он! Он!

И тысячи, миллионы простых людей, честных тружеников поймут его и пойдут за ним. Они будут требовать казни предателей – как они этого требовали в тридцать четвёртом и в тридцать седьмом, и в тридцать восьмом, как они сейчас требуют казни врачей-убийц, сионистских агентов и их прихвостней. Потому что люди будут знать – это забота о стране, забота о её величии!

...Да, тысячи и тысячи невинных попадут под топор тоже. Что ж: лес рубят – щепки летят. Это не он придумал, это часто повторял Ильич, а Ильич понимал толк в массовом терроре. Да, террор – иначе не удержишь страну, не заставишь людей работать. Тысячи невинных – что ж, такова цена, тут никто ничего не может поделать.

...Эта женщина – что она понимает во власти? Что понимает она в жизненной борьбе? Что знает она о его одиночестве, о его терзаниях, когда он вычёркивал людей, ему близких, из своей памяти, жертвуя ими ради высшей цели? Что знает она о его бессонных ночах, когда он должен был отдать ради этой цели своего сына, бросив и его в горнило общей победы? Она не знает об этом ничего. Но она судит его. Судит, хотя в её Евангелии сказано: «Не судите, да не судимы будете». Судит.

И всё же он оставит её в живых. Может быть, хоть за это скостится ему что-то из его грехов. Пусть хоть эта душа молится за него и вымаливает прощение, в которое он не верит, за грехи, совершать которые его заставила страшная миссия, которую он на себя взял – или которую возложила на него судьба... Нет, он не убьет эту женщину, он оставит её в живых – и с этой мыслью, с этим решением он заснул...

Мария Вениаминовна тем временем перечитала своё письмо, добавила пару фраз, убрала пару лишних и переписала письмо набело. Потом она ещё раз перечитала его, положила письмо в конверт и надписала на конверте «Москва. Кремль. Иосифу Виссарионовичу Сталину», а внизу, у рубрики «от кого» написала «М.В. Юдина». Потом она заклеила конверт, приклеила к нему марку, спустилась вниз к подъезду, у которого был приторочен почтовый ящик, и опустила туда своё письмо. Потом она медленно, как бы в раздумье, поднялась к себе, зашла в комнату и посмотрела на часы. Была половина десятого. Первый студент – в эти дни она занималась дома – придёт только в час, так что у неё есть возможность немного поспать.

Она поставила будильник на двенадцать, легла – и мгновенно заснула. Ей снился ночной звонок, ярко освещённый зал радиокомитета, генерал Ильинский, «Шествие на казнь» из «Фантастической симфонии» Берлиоза под «Музыку для фортепиано и ударных» Бартока, её разговор со Сталиным и его последние слова, обращённые к ней. «Храни нас Бог от соблазнов зла», прошептала она во сне и почему-то добавила: «Изыди от меня, Сатана!»

***

Послесловие автора: Описываемые в рассказе события не происходили никогда – но могли произойти в мире, где реальное и нереальное были полностью и нерасторжимо перемешаны. Временные смещения – запись концерта Моцарта, перенесённая из 1943 года, когда она была сделана, на десять лет позже – намеренный приём, отражающий фантасмагоричность этого мира.

 

 

***

 Устали искать в интернете рассчитать автокредит? рекомендуем admiral-motors.ru!

А теперь несколько слов о новостях строительства и экономики.

Трудно себе представить дом, в котором не было бы лестниц. Хотя бы две-три ступеньки где-то должны быть. А раз есть лестница, то должны быть и перила - иначе лестница становится небезопасной. Лестница - всегда источник дополнительной опасности: можно оступиться и "полететь с лестницы", а без перил вероятность несчастного случая возрастает на порядок. Поэтому там, где лестница, должны быть и перила. И это не совсем простая строительная конструкция. Например, если вы делаете перила из дерева, но нельзя крепить балясины и поручни гвоздями. Такое крепление хорошо держит только первое время, потом гвозди начинают расшатываться, и вся конструкция перестает быть надежной. Лучше использовать саморезы и клей. Но наиболее надежны все-таки перила из нержавеющей стали. Их можно закрепить "намертво", и уход за ними минимален. Только нужно своевременно подумать о том, в наличии ли комплектующие для перил? А номенклатура комплектующих обширна и разнообразна. Чтобы сделать правильный выбор, нужно обратиться к специалистам. Например, большой опыт работы с различными категориями клиентов имеет фирма "Блескмет". У нее и сайт весьма информативный, и склад работает регулярно, можно подъехать и самому все выбрать, а профессионалы дадут нужный совет. Только позвонить заранее не мешает, чтобы к вашему прибытию своевременно подготовились.


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2584




Convert this page - http://7iskusstv.com/2011/Nomer6/Boroda1.php - to PDF file

Комментарии:

Sergey
Moscow, Russia - at 2012-11-27 15:38:03 EDT
С интересом прочитал рассказ. Неплохо написано. Что касается истории с записью концерта Моцарта Марией Юдиной, то рекомендую почитать на classicalforum небольшое исследование, которое предприняли его участники в связи с появлением другого рассказа на ту же тему о Сталине и Юдиной (см. его текст: http://www.ioan.theosis.ru/Yudina.html ) с целью установления подлинности истории о записи концерта Моцарта, якобы специально сделанной для Сталина. Вот что нам удалось установить - см. http://www.classicalforum.ru/index.php?topic=1014.60
Хаим Липскер
- at 2011-07-18 07:28:17 EDT
Хаим Липскер - Ирине Дидковской & Ирене Кугель: [почти по Пастернаку]... Драгоценные женские письма! Нет меж вами такого письма / Где свидетельства мысли сухие / Не выказывали бы...

Мадорский-V-A
- at 2011-07-17 06:36:47 EDT
Знаю, что фантазия.Речь идёт о правдоподобности. Об исторической возможности существования героев рассказа в тех рамках,в которые их поставил автор. Короче, о знаменитом "Верю" Станиславского.
Sava- Б.Тененбауму и Э.М.Рабинович
- at 2011-07-16 17:25:35 EDT
На мой взгляд,в жанре полу фантастического рассказа совсем не обязательно строго следовать фактологической точности реально происходивших , или придуманных автором событий. Важно,должно быть,то, для читателя со сложившимся представлением о безнравственной сущности жестокого тирана, сюжет эссе большого мастера воспринимается как возможная реальность.
Ваши комментарии, категорически опровергающие достоверность сексуальных "приключений"Сталина, не обоснованы.
В частности утверждение, что его романы с певицами (В,А Давыдовой и др.)-выдумка Л.Гендлина. Рекомендую ознакомиться с Дайджест:" Женщины Сталина". Там, в частности сказано: "Родные певицы объявили книгу фальшивкой. Разразился скандал, но он быстро сошел на нет." Там есть и более интересные пикантные подробности.
Модная ныне в России тенденция воскрешения Сталинизма не обходит, видимо, стороной и некоторых почитателей его былых"заслуг" из тех, кто уже ныне не там.

V-A
- at 2011-07-16 15:28:02 EDT
Мадорский, это не история.

Мадорский, это фантазия.

Мадорский.
- at 2011-07-16 14:32:41 EDT
Собираю удивительные истории о музыке. Собрал более сотни. История,рассказанная Моисеем, одна из самых замечательных. По накалу страстей. Достоверности деталей. Художественному уровню.
V-A
- at 2011-07-09 14:42:13 EDT
Ув. Хаим.

Во первых благодарствуем Вам за то что Вы таки снизошли до отзыва.
Во вторых, никакой я не литературовед и даже не литератор и никогда на это не претендовал (если бы Вы внимательнее читали отзывы, то сами бы это вычислили). Соответственно, никакой зависти к Резнику у меня нет - горшечник не завидует столяру.
Семен Резник пользуется всеобщим заслуженным уважением за обстоятельный ответ литературному власовцу ВПЗР А. Солженицыну. Я бы даже сказал - обожанием. Но конкретно рассмотрим его фразу:
удалось очень точно передать обстановку и, главное, тонкие переливы психологического состояния участников придуманной Вами встречи
Тут я слышу
1) либо претензию на понимание тайн души и вурдалака Сталина и пианистки Юдиной
2) либо на то, что Семен был свидетелем разговора.
Претензия на первое - это было бы нескромно даже для Резника. Так что я выбрал второе предположение и искренне не понимаю за что мне надобно извиняться.

И.В.Сталин
Москва, Кремль - at 2011-07-09 13:19:24 EDT
Тов. Vur d´Alak, а откуда вам про тесный сапог известно? Вы что, искусство в него втискивали? Это мы, большевики, втискивали! Или вы один из наших? Тогда назовите имя по списку Особой папки.

И почему вы такой неграмотный? Ни правописания, ни синтаксиса не знаете... Вы что, нигде не учились из-за тесного сапога?

Хаим Бергман
- at 2011-07-09 11:01:32 EDT
Хаим Бергман - V-A

Взяв себе за правило, не участвовать в дискуссиях "Гостевой", должен его на сей раз нарушить, прочтя Ваш отзыв, в котором Вы позволили себе сказать о всемирно известном литераторе, литературоведе, критике Семёне Резнике "Ну ясно Резник там за занавесочкой спрятался" (привожу в оригинале, без корректуры пунктуации). Я теоретически понимаю, что можно завидовать Семёну Резнику. Можно даже очень / до слёз / до потери пульса, и т.д. завидовать Семёну Резнику. Так это или не так в конкретном случае - не беру на себя смелость судить. Но сказать то, что Вы сказали (если я не ошибаюсь, вы говорите о себе как о литературоведе) в приличном обществе невозможно. Я уже не говорю о смысле, это невозможно стилистически. Мне кажется, что в этой ситуации единственное, что Вам надлежало бы сделать - это извиниться за свои неосторожные и несомненно оскорбительные слова.

О рассказе Бороды не высказываюсь, будучи и профессионально, и по интересам далёким от темы.

V-A
- at 2011-07-08 23:59:40 EDT
Семен Резник

Давно сказано, что произведение писателя (как, очевидно, и композитора, живописца, любого художника) следует судить по законам им самим над собою поставленным.

Ну уж нет. Искусство только тогда и искуссство, когда
втиснуто в тесный сапог жанра. А тут непонятно какой жанр.

тогда как Моисей Борода написал фантазию на историческую тему.
Ну и пусть тогда у него действуют диктатор Столин и пианистка Удина

Вспоминаю первую в Москве выставку произведений Пикассо
Некоторые особо талантливые художники могут раздвинуть
границы жанра а то и (как Пабло) изобрести новый. Тут не тот
случай. Не знаю как образ Юдиной, но образ Сталина
получился где-то ходульным (типа тигриные глаза), где то
облагороженным.

Многим же писателям удавалось вполне адекватно описать
вурдалака. Тому же Левашову, например. А тут лажа вышла и автор прячется за вывеской "фантазия".

удалось очень точно передать обстановку и, главное, тонкие переливы психологического состояния участников придуманной Вами встречи
Ну ясно Резник там за занавесочкой спрятался.

Семен Резник
Вашингтон, США - at 2011-07-08 23:38:55 EDT
Свое мнение о замечательном рассказе Моисея Бороды я высказал автору, но, познакомившись с длинным шлейфом отзывов на него, считаю нужным сказать несколько слов публично, чего, как правило, стараюсь избегать. Давно сказано, что произведение писателя (как, очевидно, и композитора, живописца, любого художника) следует судить по законам им самим над собою поставленным. К сожалению, не все участники дискуссии помнят об этом. Из комментариев я узнал много интересного и о Юдиной, и о Сталине, и о Шостаковиче и даже о Великом Инквизиторе. Одна возмущенная читательница приплела двухтомник Солженицына «Двести лет вместе», забывая, что Солженицын претендует на научное изложение исторических событий, тогда как Моисей Борода написал фантазию на историческую тему.
Вспоминаю первую в Москве выставку произведений Пикассо в Музее изобразительных искусств им Пушкина в далеком 1956 году, на которую случайно попал. Выставка была небольшая (в основном из личной коллекции Эренбурга), осмотреть ее можно было за двадцать минут, но никто из пришедших не уходил. Были там два-три произведения, выдержанные в духе классического реализма, но остальное принималось публикой с негодованием. Народ кучковался, перешептывался, тихо гудел. Тихо, потому что коль скоро разрешили, значит так надо. Но одна пожилая женщина громко ораторствовала: «Смотрите, смотрите! Он же это нарочно! Издевается над нами. А ведь умеет рисовать, умеет! Смотрите, как мать свою нарисовал! Мать свою не изуродовал! А посмотрите сюда, на эту девочку! Что это такое? У нее же увеличена щитовидная железа! Я врач, я знаю что говорю!»
Дорогой Моисей! Независимо от того, что говорил или не говорил Шостакович, Вам удалось очень точно передать обстановку и, главное, тонкие переливы психологического состояния участников придуманной Вами встречи. Поздравляю с замечательной творческой удачей.
Семен Резник

Н.Гропен
Израиль - at 2011-07-07 11:24:30 EDT
"Время неурочное", "Время урочное"...Московское время - бьют куранты, бьют в самую цель. "Заключительный аккорд" - общая судьба. Замечательно написанный рассказ. Творческих удач автору!
Ирина Дидковская – Ирене Кугель
Иерусалим, Израиль - at 2011-07-06 19:04:13 EDT
Спасибо, прочитала. Мне кажется, что "это имя" должно быть стерто из нашей памяти, и не фигурировать в художественных произведениях.

Наум Зайдель
Маале Адумим, Израиль - at 2011-07-05 19:02:12 EDT
Е. Майбурд- Науму Зайделю
- at 2011-07-04 02Маале :09:47 EDT

В числе услышанного мной в передаче Голоса Америки отрывков из как бы мемуаров Шостаковича, было еще такое.
Он вспоминает, как в годы студенчества в Ленинградской консерватории однажды Николаев сказал ему и тем, кто с ним был: "Вы идите лучше сейчас в такую-то комнату. Там Юдина играет прелюдии и фуги из Темперированного клавира. У нее каждый голос имеет свой тембр".
Может ли это быть выдумкой Волкова?

Дорогой Евгений Михайлович!

Не буду утверждать, это выдумка С. Волкова или нет, но это похоже на правду. ДДШ и МВЮ были студентами консерватории, оба талантливые пианисты учились у проф. Николаева, играли в четыре руки. Юдина отличалась философским прочтением Л. Бетховена, Шостакович выступал на конкурсе им Ф. Шопена в Варшаве в 1927 году. ДДШ еще не был известным на весь мир композитором.
Одна из версий легенды о записи Концерта В. А. Моцарта № 23 гласит:
"Однажды в Радиокомитете раздался телефонный звонок, повергший в состояние ступора всех тамошних начальников. Звонил Сталин. Он сказал, что накануне слушал по радио фортепьянный концерт Моцарта № 23 в исполнении Юдиной. Спросил: существует ли пластинка с записью концерта? "Конечно, есть, Иосиф Виссарионович", - ответили ему. "Хорошо, - сказал Сталин. - Пришлите завтра эту пластинку ко мне на дачу". Едва была повешена трубка, руководители Радиокомитета впали в дикую панику. Дело в том, что на самом-то деле никакой пластинки не было, а концерт передавали из студии. "Но Сталину, - рассказывает Шостакович, - смертельно боялись сказать "нет". Никто не знал, какие будут последствия. Жизнь человеческая ничего не стоила. Можно было только поддакивать". Срочно вызвали Юдину, собрали оркестр и ночью устроили запись. Все тряслись от страха. И только Юдиной, как пишет Шостакович, было море по колено. Дирижёр от страха ничего не соображал, пришлось его отправить домой. Вызвали другого - та же история: сам дрожит и сбивает оркестр. Только третий дирижёр смог довести запись до конца. Это был уникальный случай в истории звукозаписи - смена трёх дирижёров. К утру запись была наконец готова. На другой день в сверхсрочном порядке была изготовлена пластинка в одном экземпляре, который и отправили Сталину…"
Наверно, на пластинке был указан солист-пианист - Мария Юдина. А кто дирижер? В легенде тоже не говорится, кто были эти три дирижера, - два неудачника и один герой. Не верю, что для выполнения такого важного заказа не нашли в Москве дирижера, способного корректно, профессионально провести запись. Оркестр отказался играть с одним, вызвали второго, третьего. О них ни слова.
Режиссер Я.С. Назаров автор фильма "Портрет легендарной пианистки" (Мария Вениаминовна Юдина) пишет:
"Широко распространена и даже опубликована в западных изданиях история о письме Сталину. Суть дела в следующем:
В 1943 или 44-м году М.В. неожиданно предложили записать на пластинку 23-й концерт Моцарта. Условия договора были сказочные: любое число репетиций, выбор дирижера, высокие гонорар и быстрота выхода тиража. Все это было безупречно выполнено. Потом М.В. рассказали, что все это делалось по желанию самого Сталина. Он, вроде бы, услышал по радио это исполнение, спросил, кто? И есть ли пластинка? Дальше все шло уже само собой… Узнав об этом, М.В. послала инициатору записи письмо, где выражала благодарность за заботу и интерес к музыке и сообщила, что часть полученного гонорара она отослала в монастырь с просьбой, чтобы молили Господа о прощении Сталина за всё зло, которое он принес народу. (Должен сказать, что никогда в моем присутствии об этом не рассказывалось, и ни одного человека, кому об этом говорила М.В., я не знаю.)"
Известна запись 1943 года с М. Юдиной и А. Гаук - дирижер.



Виктор Каган
- at 2011-07-05 15:01:12 EDT
Ирена Кугель - Ирине Дидковской
- at 2011-07-05 13:57:36 EDT

Согласитесь однако, что документальный рассказ и психологическая фантастика - разные жанры и судить о написанных в каждом них произведениях по законам другого жанра невозможно.

Ирена Кугель - Ирине Дидковской
- at 2011-07-05 13:57:36 EDT
Уважаемая Ирина, мне близки Ваши ощущения. Чтобы как-то компенсировать их (и частично нейтрализовать) рекомендую прочитать документальный рассказ Хаима Соколина "Тетрадка, найденная в собесе" ("Заметки", № 120). Там Сталин представлен в истинном свете.
ssava (с корректировкой опечаток))
- at 2011-07-04 20:02:00 EDT
С большим интересом прочитал превосходное сочинение уважаемого Моисея Бороды. Искусно выверенный полу фантастический сюжет новеллы воспринимается как зарисовка с натуры. Полагаю, что содержание его привлечет внимание широкой читательской аудитории.

Характеры основных, известных и вымышленных, персонажей обрисованы, хотя и фрагментарно, но достаточно выразительно, с глубоким пониманием психологической сущности советского человека сталинской эпохи. Образ генерала Ильинского, тайно поведывавшему почитаемому кумиру, М.Юдиной, причину своей раздвоенности личности, типичный случай подавленной неодолимым страхом рабской души. Он старательно служил жесточайшему тирану, не за совесть, а за страх.
Убедительно выражена и актерская способность Великого инквизитора, мастерски перевоплощаться в соответствующий обстоятельствам и настроению образ.(от добродушного гостеприимного хозяина до злодея-Сатаны).Смятение и ужас, одолевший М.В.Юдину при видении перед собой Дьвола, могли быть также дополнительно обострены опасениями его сексуальных домогательств.
Известно, что ОН был большой и "страстный" обожатель примадонн Большого театра,("Воспоминания Веры Александры Давыдовой").
Мне довелось в свое время восторгаться блестящим мастерством М.В.Юдиной на концертах в филармонии. Ее благородный облик
соответствовал особому эмоциональному наполнению исполняемых музыкальных произведений.


Ирина Дидковская
Иерусалим, Израиль - at 2011-07-04 19:48:13 EDT
Резко не понравилось воскрешение в столь умильном виде "отца народов". Максимум, что мог бы делать этот вурдалак ночью, это проверять расстрельные списки...

Дар слова, данный еврею от Б-га, не должен служить обелению нелюдей и упырей.

P.S. Поймала себя на мысли, что подобное липкое и нечистое ощущение у меня появилось при чтении солженицыновского "Двести лет вместе", которое мне прислали в Израиль друзья из Петербурга с просьбой об отзыве, так как были озадачены его новой публикацией. И они и я тогда высоко чтили Александра Исаевича...

P.P.S. Интересно, что А. Мень, друживший с Марией Веньяминовной Юдиной, пишет: "Умерла Мария Веньяминовна внезапно. Говорят, что на нее страшно подействовал второй брак ее крестницы Н.С., которая вышла замуж за Солженицына. Она категорически была против."

Б.Тененбаум
- at 2011-07-04 18:51:34 EDT
наиболее известная книга Леонида (Леонарда) Гендлина

Книжку видел, и даже листал. Дикая низкопробная чушь.

Элиэзер М. Рабинович - sava
- at 2011-07-04 18:17:45 EDT
Известно, что ОН был большой и \"страстный\" обожатель примадонн Большого театра,(\"Воспоминания Александры Давыдовой\").

Певицу звали Вера Александровна Давыдова. Её "воспоминания", якобы записанные Леонидом Гендлиным, являются фальшивкой. См. в Википедии:

Исповедь любовницы Сталина
[править]Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Исповедь любовницы Сталина
За Кремлёвской стеной
Жанр:
роман
Автор:
Леонид Гендлин
Отдельное издание:
1994
«Исповедь любовницы Сталина» («За Кремлёвской стеной») — наиболее известная книга Леонида (Леонарда) Гендлина, написанная в форме воспоминаний оперной певицы Веры Давыдовой, является художественным вымыслом и не имеет исторической достоверности[1], а родные певицы вообще называли её фальшивкой[2].

sava
- at 2011-07-04 17:55:22 EDT
С большим интересом прочитал превосходное сочинение уважаемого Моисея Бороды.Искусно выверенный полу фантастический сюжет новеллы воспринимается как зарисовка с натуры.Полагаю,что содержание его привлечет внимание широкой читательской аудитории.

Характеры основных, известных и вымышленных, персонажей обрисованы, хотя и фрагментарно, но достаточно выразительно, с глубоким пониманием психологической сущности советского человека сталинской эпохи. Образ генерала Ильинского, тайно поведовавшему почитаемому кумиру,М.Юдиной,причину своей раздвоенности личности,типичный случай подавленной неодолимым страхом рабской души.Он старательно служил жесточайшему тирану, не за совесть, а за страх.
Убедительно выражена и актерская способность Великого инквизитора, мастерски перевоплощаться в соответствующий обстоятельствам и настроению образ.(от добродушного гостеприимного хозяина до злодея-Сатаны).Смятение и ужас, одолевший М.В.Юдину при видении перед собой Дьвола,могли быть также дополнительно обострены опасениями его сексуальных домогательств.
Известно, что ОН был большой и "страстный" обожатель примадонн Большого театра,("Воспоминания Александры Давыдовой").
Мне довелось в свое время восторгаться блестящим мастерством М.В. Давыдовой на концертах в филармонии.Ее благородный облик
соответствовал особому эмоциональному наполнению исполняемых музыкальных произведений.

Марк Аврутин
- at 2011-07-04 10:34:02 EDT
Йегуда Векслер
Бейтар Илит, Израиль - Mon, 04 Jul 2011 00:07:48(CET)

"Поэтому за \"Мы живем, под собою не чуя страны\" он наказал Мальдельштама сравнительно мягко, а вот когда тот сломался и написал Злодею \"Оду\", Злодей тут же его уничтожил - так как Мандельштам перестал быть достойным противником.

Единственный вопрос у меня - историческая ли личность Ильин".


Мне показалось интересным, что уважаемый Иегуда, будучи озабочен вопросами историчности, излагает своё совершенно лишенное какой либо историчности мнение относительно обстоятельств гибели Мандельштама.

Элиэзер М. Рабинович - Е. Майбурду
- at 2011-07-04 03:00:48 EDT
... Николаев сказал ему и тем, кто с ним был: \"Вы идите лучше сейчас в такую-то комнату. Там Юдина играет прелюдии и фуги из Темперированного клавира. У нее каждый голос имеет свой тембр\".
Может ли это быть выдумкой Волкова?


Скорее всего, нет.

В @http://www.lebed.com/2003/art3287.htm@
была опубликована сильная критическая статья о Волкове Михаила Лидского "ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПОВЕСТЬ НЬЮ-ЙОРКСКОГО УЕЗДА, НАПИСАННАЯ В ЖАНРЕ "ЭНТЕРТЕЙНМЕНТА",(несколько замечаний по поводу книги Соломона Волкова “История культуры Санкт-Петербурга: с основания до наших дней”)".

В ней автор указывает на многие заимствования Волковым, например:

"фрагмент, посвященный Юдиной, представляет собой пересказ близко к тексту, а в некоторых частностях — прямой перевод воспоминаний о ней Шостаковича [21]."

В ссылке 21 сказано:

21. Ср.: "Testimony", с. 51-52, и воспоминания Шостаковича в сб. "Мария Вениаминовна Юдина. Воспоминания. Статьи. Материалы". М., Советский композитор, 1980.

На самом деле, воспоминаниям Шостаковича о Юдиной там посвящены стр. 51-57, но сведение, о котором Вы спрашиваете, напечатано на стр. 51, которая, по Лидскому, повторяет воспоминания композитора, непечатанные в другом источнике. У меня той книги нет.

Г-н Лидский не упоминает историю с концертом Моцарта, которая у Волкова напечатана на стр. 193-194.

Е. Майбурд- Науму Зайделю
- at 2011-07-04 02:09:47 EDT
В числе услышаного мной в передаче Голоса Америки отрывков из как бы мемуаров Шостаковича, было еще такое.
Он вспоминает, как в годы студенчества в Ленинградской консерватории однажды Николаев сказал ему и тем, кто с ним был: "Вы идите лучше сейчас в такую-то комнату. Там Юдина играет прелюдии и фуги из Темперированного клавира. У нее каждый голос имеет свой тембр".
Может ли это быть выдумкой Волкова?

Борис Дынин - Йегуда Векслер
- at 2011-07-04 01:36:11 EDT
Йегуда Векслер
Бейтар Илит, Израиль - Mon, 04 Jul 2011 00:07:48(CET)

Единственный вопрос у меня - историческая ли личность Ильин. Если да - то введение его в рассказ может быть объяснено, если нет - то, по-моему, эпизод разговора с ним замедляет действие и ослабляет главное противопоставление: Юдина - Сталин.
Повторяю: не имеет никакого значения, было ли это или нет, тем более - когда крестилась Юдина и считала ли она себя еврейкой. Главное - столкновение Художника-праведника и Злодея (и не простое, а многоплановое, толкающее на размышления и интерпретации). Оно изображено безукоризнено.
======================================================
Ув. Йегуда! Введение в рассказ "Ильина" (Вы имеете в виду генерала Ильинского) и мне показалось вопросительным. Вместе с тем и я выразил недоумение по поводу восприятия рассказа как хроники исторических событий. И все-таки в данном случае мы сталкиваемся с особой трудностью художественного осмысления коллизии художника-праведника и злодея, чьи прообразы еще живы в нашей памяти. Эта коллизия, воплощенная в столкновении Юдиной и Сталина, еще принадлежит времени и читателя и автора (хотя и помоложе многих читателей, но все-таки родившегося до смерти Сталина) Она неизбежно соотносится с нашим историческим, а не только художественным, сознанием. Отсюда и дискуссия, которая , как часто случается, родила и абсурд, например, приписывание автору любви к Злодею. Но надо подчеркнуть, ее общий тон соответствовал Вашему тезису. По моему, это очевидно. Также очевидно, что такой рассказ должен был вызвать желание соотнести его с историческими событиями и обстоятельствами, давшие повод Автору написать его. Это не означает, что рассказ не был понят, но означало естественное развитие дискуссии среди людей, чьи жизни начинались в той эпохе и захватили ее. Так что я думаю, не стоит оценивать дискуссию в целом по абсурдному всплеску в ней. Более того, дискуссия была, ИМХО, интересной еще и потому, что выразила проблему "смыслы истории и их художественное выражение". Более того, я думаю при полном отвлечении от истории, рассказ оказался бы тривиальностью, ибо кто в этой Гостевой не предпочтет художника-праведника злодею? Я думаю, Автор может быть доволен, что большинство читателей не прочитали его рассказ ни как историческую хронику, ни как отвлеченное от истории воображение. Как воспримут его рассказ поколения, которые будут помнить 20 век только по учебникам "древнего периода нового времени", я не знаю, но надеюсь, что и они предпочтут художника-праведника злодею. Сколь волнительным будет для них столкновение именно Юдиной и именно Сталиным, я не знаю, и насколько они смогут прочувствовать драму этого столкновения эмоционально и начать вникать в историю нашего времени, тоже вопрос. Пока что хотелось бы, что такие рассказы накладывались в сознании российского читателя на историю Россию и не оставались просто еще одним выражение вековечного конфликта между праведником и злодеем.

Виктор Каган
- at 2011-07-04 01:01:08 EDT
Читая критику, не раз вспоминал притчу:
"Один близорукий человек,считал себя хорошим критиком в искусстве. Однажды этот критик с женой отправился на новую художественную выставку, но забыл дома очки. Вскоре он остановился и начал, по обыкновению, обильно критиковать,говоря:
"Рамка неадекватна для этой картины. Мужик на картине изображен в очень обычной одежде. По правде сказать, художник сделал большую ошибку выбрав такого вульгарного, и грязного мужчину, чтобы написать его портрет. Это ужас."
Так долго продолжалось, люди вокруг смеялись и перешептывались,наконец жена критика прошла через толпу,которая образовалась вокруг и тихо сказала:"Дорогой, ты сейчас смотришь в зеркало".

Йегуда Векслер
Бейтар Илит, Израиль - at 2011-07-04 00:07:48 EDT
Подавляющее большинство уважаемых дискутантов в полемическом запале сразу же забыли, о чем, собственно, они дискутируют. Доказательство этого - факт, что рассказ М. Бороды стали называть "статьей". О-о-чень многозначительная оговорка! А ведь перед нами - вовсе не "статья" - ни искусствоведческая, ни историческая,ни философская и т. д., - и не страничка из воспоминаний, и не сатира, и не прочая, прочая и прочая. Поэтому никакого значения не имеет выяснение исторических реалий какого бы то ни было вида. Потому что произведение М. Бороды - ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ, которое следует судить, исходя только из того, что в нем есть, и отнюдь не принимая во внимание всего, чего в нем нет.
Помимо виртуознаго владения языком, изумительного чувства формы и других несомненных достоинств,в рассказе нарисован чрезвычайно достоверный психологический портрет "товарища Сталина" (да сгинет имя его). Он вовсе не был бездарем, невежей, маньяком и т.п. - нет, именно тем, кем определила его М. Юдина: воплощением, концентрацией мирового Зла. Это был уникальный ЗЛОДЕЙ, перезлодеевший своего германского "коллегу". Чрезвычайно достоверная черта: ему не были интересны те, кто боялся его и пресмыкался перед ним; он вел борьбу с теми, кто старался не поддаваться его воздействию. В этой борьбе он то отступал назад (как изображено в рассказе), то наносил внезапный удар. Такую игру он вел, в частности, с Шостаковичем, с Ахматовой. Поэтому за "Мы живем, под собою не чуя страны" он наказал Мальдельштама сравнительно мягко, а вот когда тот сломался и написал Злодею "Оду", Злодей тут же его уничтожил - так как Мандельштам перестал быть достойным противником.
Единственный вопрос у меня - историческая ли личность Ильин. Если да - то введение его в рассказ может быть объяснено, если нет - то, по-моему, эпизод разговора с ним замедляет действие и ослабляет главное противопоставление: Юдина - Сталин.
Повторяю: не имеет никакого значения, было ли это или нет, тем более - когда крестилась Юдина и считала ли она себя еврейкой. Главное - столкновение Художника-праведника и Злодея (и не простое, а многоплановое, толкающее на размышления и интерпретации). Оно изображено безукоризнено.

Наум Зайдель
Маале Адумим, Израиль - at 2011-07-03 13:11:37 EDT
В 19 лет М.В. Юдина приняла православное крещение. Она строго следовала религиозным принципам, что не помогало ей в педагогической и артистической карьере. В 1929 году М.В.Юдина была выдворена из Ленинградской консерватории, за открыто проявляемую религиозность,
Что такое формализм, или Как готовилось постановление 1948 года
"Ни директор консерватории Шебалин, ни тем более педагог Шостакович даже не пытались предотвратить эти вредные увлечения вверенной им молодежи. Шебалин упорно добивался исключения политэкономии и философии из учебного плана композиторского отделения "как излишних для музыкантов", член парткома Д.Ойстрах постоянно выступает против обучения пианистов и скрипачей основам марксизма-ленинизма. Профессора Нежданова, Козолупов, Юдина говорят своим студентам: "Меньше занимайтесь марксизмом, это - прикладная дисциплина, за нее можно браться в последнюю очередь". Многие педагоги консерватории не ходят на собрания. Газет не читают, в политике не разбираются".
В 1951 году М.В. Юдина уволена из Московской консерватории. @http://www.myaskovsky.ru/?mode=articles&lng=1@
Я бы очень хотел познакомить читателей с М.В.Юдиной, - музыкантом-мыслителем и философом. Лучше всего сделает она сама в ее письмах к друзьям и знакомым. Уже вышли шесть томов ее переписки, готовится к печати последний седьмой том.
М.В. Юдина - Д.Д. Шостаковичу
Москва 22.IX-65 отсылается,
а написано после "Премьеры" XIII симфонии Шостаковича.
Драгоценный Дмитрий Дмитриевич!
Вы знаете и не можете не знать,- что ложь и лесть не принадлежат к числу основных моих пороков (хватает и других!) и все мои слова и поступки правдолюбивы. Поэтому - вчера я от всей души и всего помышления поцеловала Вашу руку, руку, начертавшую 13-ую Симфонию и, и голову, в коей таковая построилась. А родилась она в Сердце и всякое лобзание - есть символ Любви, связующий род человеческий... Пускай Вы не хотите меня знать, видеть и слышать. Господь (и добрые люди - иные у нас, но и многие - как говорится, - "за рубежом"!..)ведет меня (я надеюсь), не дает мне погибнуть.- Я отдалилась от Вас, ибо не могло быть какое-то время общего языка. Я благодарен судьбе за то, что мне выпало счастье учиться в классе Марии Вениаминовны, наслаждаться каждой минутой музицирования с ней. Исполнительское наследие М.В. Юдиной, интерес к ее неординарной, уникальной личности переживает свой ренессанс.
Она бескорыстно оказывала помощь ближнему, отдавала последнее людям в нужде и беде. В притче о добром самаритянине, упоминается трактир, постоялый двор, некогда находившийся между Иерусалимом и Иерихоном. Место отождествляется с библейским городом Маале Адумим. Я уже 16 лет живу в современном Маале Адумим. Из окна моего дома вижу желтые холмы Иудейской пустыни и автомобильную трассу современного Израиля - Иерусалим, Иерихон, Мертвое море. Я не упускаю случая показать моим гостям - верующим и не очень - это место и музей расположенный там. Всего десять минут езды на автомобиле. Пока гости осматривают экспонаты музея, я погружаюсь в размышления о незабываемой Марии Юдиной, ее непростой судьбе в непростое время.









Наум Зайдель
Маале Адумим , Израиль - at 2011-07-03 12:59:41 EDT

"Послесловие автора: Описываемые в рассказе события не происходили никогда – но могли произойти в мире, где реальное и нереальное были полностью и нерасторжимо перемешаны. Временные смещения – запись концерта Моцарта, перенесённая из 1943 года, когда она была сделана, на десять лет позже – намеренный приём, отражающий фантасмагоричность этого мира".

Уважаемый Моисей Борода! Совершенно согласен с каждым словом Послесловия к Вашему рассказу.
Д.Д. Шостакович, пересказал якобы со слов самой МВЮ, которая "никогда не лгала", историю о записи Концерта N 23 Моцарта и ее письме тов. Сталину. При всем моем уважении к Дмитрию Дмитриевичу, читая его мемуары, опубликованные Волковым, создается впечатление, что он иногда очень субъективен, можно сказать, необъективен в своих высказываниях. К С. Прокофьеву, например, и к МВЮ тоже - что касается одежды, чтения после концерта стихов неугодных властям поэтов, ее религиозности. МВЮ была в здравом уме, без дамского жеманства, обладала сильным мужским характером. Выражаясь современным языком, МВЮ являлась первым диссидентом, нонконформистом в эпоху сталинизма. Не удивительно, когда умерла Мария Вениаминовна Юдина, власти не хотели предоставить помещение для гражданской панихиды. Пришло время для создания этой красивой легенды о ней. Кто-то чуткий ко времени и незаурядный по способностям сочинил ее, так же, как талантливый во всех своих проявлениях скрипач Михаил Гольдштейн написал симфонию, выдал ее как 21 симфонию Николая Овсянико-Куликовского. Симфония была так хороша, что ее записали лучшие оркестры и дирижеры Е. Мравинский и Н. Рахлин. Передавали неоднократно по радио.
Теперь по тексту Вашего рассказа. "Уже при подходе к залу была явственно слышна обычная для оркестровых репетиций разноголосица – гаммаобразные пассажи кларнета, арпеджио трубы, аккорды скрипки, приглушенные звуки литавр".
Чтобы Ваш рассказ был еще более великолепным, я бы на Вашем месте исправил пару недочетов, замеченных мною. В Доме звукозаписи (ДЗЗ) были четыре студии для передач и записей. Самая большая Первая.. В 60ые построили Пятую студию. Первая и Пятая использовались, когда необходимо было вместить симфонический оркестр, солистов и хор, если надо. Количество мест для слушателей ограничено (примерно 50-70 офисных стульев) трудно назвать студию залом. Да никто и не называл. Проверьте, пожалуйста, - насколько я помню, в партитуре Концерта Моцарта №23. литавры отсутствуют. Относительно беседы Сталина с Юдиной мне кажется, Сталин абсолютно прав. Он страшно подозрительный никому не доверял, многих своих соратников уничтожил, нагнал ужасный страх на всю страну. В тоталитарном государстве, хороший менеджер, тиран Сталин хотел править до конца дней своих и умереть в своей постели. Не воскликнуть с удивлением в критический момент, - "И ты Брут?"
Как-то я спросил Максима Шостаковича, скажи пожалуйста, неужели твой отец известный композитор, автор Первой симфонии, прославившей его имя на весь мир, боялся за свою жизнь после статьи в газете Правда "Сумбур вместо музыки" в 1936 году? Ответ Максима был прост как репа: "Все тряслись от страха, многие великие и заслуженные исчезали бесследно и о них не говорили, не вспоминали.
Сталин не уничтожил профессора Марию Юдину. Она сказала Сталину примерно, то же самое, что сказал юродивый царю в поэме Борис Годунов А. Пушкина: "Николку маленькие дети обижают.… Вели их зарезать, как ты зарезал маленького царевича". Царь простил: "Оставьте его. Молись за меня, бедный Николка". Кстати говоря, в Вашем рассказе Вы умалчиваете об одежде Марии Юдиной. В кремлевском кабинете перед Сталиным сидела круглолицая женщина, в черном длинном до пят платье (она всегда так одевалась). Была бы на ее месте талантливая молодая красавица, он бы не пощадил бы ее за произнесенные слова, наказал бы "по всей строгости закона". Чтобы никому не досталась.

И.В.Сталин
- at 2011-07-01 15:58:37 EDT
Дорогие братья и сестры!
Я внимательно слежу за вашими спорами (в смисле полемики, а не того, чем грибы размножаются). По моему указанию тов. Берия выяснил происхождение слова вурдалак, которым меня назвал один отважный литературовед, смело укрывающийся под двумя перевернутыми буквами V-A. И вот что оказалось. Первым использовал это французское слово великий русский поэт Пушкин А.С. для своего стихотворения в песнях западных славян. Происходит слово от имени французского рыцаря Vur d´Alak, жившего в 14 веке. Согласно легенде, после смерти он имел обыкновение вставать из могилы и пить кровь родных и близких. На гербе рыцаря были изображены его инициалы в виде двух букв V-A. А теперь вернемся к литературоведу. По-русски это называется валить с больной головы на здоровую...

Ошарашенный
- at 2011-07-01 14:57:57 EDT
Элла
- Fri, 01 Jul 2011 08:21:59(CET)
И создалось у меня впечатление, что диспутанты его (текста) вовсе не читали
**************************************************
То ли читать не умеют, то ли автор на побудил их читать. Кажется, трудно высказаться более отрицательно о тексте. Но быть может, Элла вовсе не читала дискуссию?

Элла
- at 2011-07-01 08:21:59 EDT
Так сложилось исторически, что текст прочла уже после длинной дискуссии в Гостевой. И создалось у меня впечатление, что диспутанты его (текста) вовсе не читали, а уловили только имена собственные, которые, в художественном произведении, отнюдь не гарантия соответствия историческим личностям. Вот, кстати, стихотворение Самойлова на ту же тему http://www.bard.ru/cgi-bin/listprint.cgi?id=115.250 и... с тем же выводом. Об этом поспорить можно, но о том, чей был у Юдиной рояль... Бог вам судья.


h

В. Инквизитор
- at 2011-07-01 00:48:05 EDT
V-A
- at 2011-06-30 23:46:09 EDT
А легенды народ слагает только про тех, кого любит.
********************************************************
Спасибо, V-A! Теперь я знаю, что не только М. Борода возлюбил Сталина, но и Достоевский возлюбил меня. Станете ли Вы легендой?

V-A
- at 2011-06-30 23:46:09 EDT
Собственно, что же перед нами, если события не происходили никогда?
Да очень просто - легенда. Красивая легенда.
А легенды народ слагает только про тех, кого любит.
Скажем, про Стеньку Разина - слагал, а про Е. Пугачева - нет.
И, в целом, по делам и поделом.

Но вот Пушкин создал Капитанскую дочку - и тем обелил вурдалака Пугачева.
Единственно радость что Борода ну нисколько не Пушкин.

vitakh
- at 2011-06-30 23:37:50 EDT
М.В.Юдина - Концерт В.А.Моцарта №23:
часть 1/3 - @http://www.youtube.com/watch?v=riRK7P_ynfc@
часть 2/3 - @http://www.youtube.com/watch?v=6l0bsTNsnX0@
часть 3/3 - @http://www.youtube.com/watch?v=p_CAdKtXLvs@

Элиэзер М. Рабинович
- at 2011-06-30 23:10:34 EDT
Поскольку я был первым, кто здесь открыл "ящик Пандоры", указав на первоисточник ув. М. Бороды, я считаю нужным указать, что после всех обсуждений, особенно с ув. Александром Избицером, я, пожалуй, присоединяюсь к тем, кто скорее сомневается в подлинности мемуаров, чем принимает их за серьёзный источник. В этом случае весь рассказ о пластинке для Сталина и письме Юдиной не может приниматься как реальный факт (как, собственно, и пишет Моисей Борода) до тех пор, пока не найдётся другой источник. Письмо Юдиной, если существовало, может когда-нибудь выплыть из архивов.
Литературовед
- at 2011-06-30 18:15:14 EDT
Бессмысленное цитирование - не литературоведение
V-A
- at 2011-06-30 18:00:46 EDT
Извините подвиньтесь. Литературовед тут не Вы, а скорее я, так как привлекаю для обоснования тексты из корпуса фантазии Бороды, а ваши выкрики висят в воздухе плавают в проруби.
Марк Фукс
Израиль - at 2011-06-30 17:54:42 EDT
Э.М. Рабиновичу - М.И. Фукс

Дорогой Элиэзер!
Добрый день.
Только сейчас, отдохнув немного от работы, могу позволить себе ответить Вам по существу Ваших замечаний.
Собственно, к сказанному ранее в частной записке добавить могу мало.
Ваши вопросы ко мне очень своевременны и совершенно точно выявляют несовершенство моей записи.
Все проверенные мной и доступные мне материалы подтверждают Ваши слова о том, что единственным источником, повествующим о встрече М.Юдина – И.Сталин и об истории с пластинкой является Соломон Волков. Все ссылки, даже западных источников, в конечном счете, ведут, к «мемуарам» Д.Шостаковича, записанным и опубликованным С. Волковым. В данном случае употребление мной слова «факт» было опрометчивым и, возможно, неуместным.
Это расплата за попытку форсирования собственной памяти.
В процессе просмотра источников, связанных с данным вопросом я столкнулся с большим количеством материала, перекликающегося с произведением М. Бороды, опубликованного в христианских православных источниках, где с целью пропаганды и мобилизации ресурсов используется версия С.Волкова. Последнее обстоятельство вынуждает меня признать, в значительной степени, правоту позиции В.М.Вайсберга, несмотря на его категоричность, безапелляционность и резкость.
Говоря Вашими словами «… любопытная мысль, что все "деньги, прямо или косвенно пошли на оружие для фронта" тоже не может быть доказана и в данном контексте не имеет значения, а имеет значение резкое ("самоубийственное, по словам Шостаковича, если слова правильные) письмо Юдиной Сталину.» высказана мной в опоре на документально подтвержденные факты отношения и участия М.В. Юдиной внуждах фронта, и материальному вкладу РПЦ в сбор средств для фронта.
Вместе с тем, заключительная часть моего поста, ставящая вопросы перед читателем представляется мне имеющей право на существование.
С уважением и благодарностью,
М.Ф.

Литературовед
- at 2011-06-30 16:10:19 EDT
V-A
- at 2011-06-30 16:07:39 EDT
****************************************
От смещения во времени и повторения, глупость не уменьшается

V-A
- at 2011-06-30 16:07:39 EDT
Элиэзер М. Рабинович

Я не могу согласиться со странным мнением, что добрейший Моисей наделил своим же качеством и Сталина - я этого не вижу ни в малейшей степени


Правда не видите? Могу процитировать десятки строк. Хотя бы вот это:
Его рябое в оспинах лицо мало напоминало его лакейски отлакированные портреты – в свете лампы видны были и оспины, и нездоровый цвет кожи, и седые, не очень приглаженные усы. Но странно: лицо это показалось Марии Вениаминовне скорее симпатичным.
или
Но разговаривая, он не забывал о своём долге гостеприимного хозяина: то подкладывая ей пирожное, то предлагая вот именно этот сорт шоколадных конфет – «попробуйте, они замечательно ароматные», и конфеты были действительно замечательными – то подливая ей, между разговором, чай.
и
Её поразила ясность, точность и самостоятельность его суждений. Это не были у кого-то вычитанные и затем повторённые мысли – или подхваченные им случайно – или полученные им от какого-либо из его многочисленных помощников. Это были его мысли, его суждения.
и т.д.

и, я думаю, Моисей будет крайне огорчён, что такая мысль хоть сколько-нибудь возможна.
Если автор выставил свое произведение на всеобщий суд, то, вероятно, должен быть готов не только к радостям, но и к огорчениям.

Моисей при этом подчеркивает, что Сталин - убийца.
Ну вот Моисей и рисует такого убийцу, которому вместе с Юдиной хочется посочуствовать и помолить Бога о прощении.

Литературовед
- at 2011-06-30 16:03:10 EDT
V-A
- Thu, 30 Jun 2011 15:40:08(Frankfurt)
Элиэзер М. Рабинович
Я не могу согласиться со странным мнением, что \"добрейший Моисей наделил своим же качеством и Сталина\" - я этого не вижу ни в малейшей степени

Правда не видите? Могу процитировать десятки строк. Хотя бы вот это:"Его рябое в оспинах лицо мало напоминало его лакейски отлакированные портреты – в свете лампы видны были и оспины, и нездоровый цвет кожи, и седые, не очень приглаженные усы. Но странно: лицо это показалось Марии Вениаминовне скорее симпатичным."
Если автор выставил свое произведение на всеобщий суд, то, вероятно, должен быть готов не только к радостям, но и к огорчениям.
************************************************************

V-A знает законы художественного творчества. Вот говорит Великий Инквизитор: "Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с нашего позволения; позволяем же им грешить потому, что их любим, наказание же за эти грехи, так и быть, возьмем на себя". О, Достоевский, Достоевский! Как восхваляешь, облагораживаешь ты Инквизитора! Не должен был ты смущать невинного, глупого читателя, но сказать: "Его рябое лицо было мне противно, в свете лампы было видно лицо вурдалака, грязные усы, совершенно омерзительное лицо"! И тогда невинный и глупый читатель ясно понял бы, что Великий Инквизитор, то бишь Сталин, мерзок, не растерялся бы и не проникнулся бы любовью к нему по вине писателя! Спасибо V-A! Оградил нас от соблазна!

P.S.Действительно, автор должен быть готов к огорчениям, но вряд ли он должен быть готов к глупости, высказывать которую не устает V-A/

Элиэзер М. Рабинович - Александру Избицеру
- at 2011-06-30 04:00:25 EDT
Александр Избицер
Нью-Йорк, - Thu, 30 Jun 2011 00:44:02(Frankfurt)/ - Wed, 29 Jun 2011 18:44:02(New York)


Уважаемый Александр,

Я полагал, что уже покончил с обсуждением рассказа, но Ваш комментарий заставил меня к нему вернуться просто в силу Вашего авторитета и в музыке, и в культуре.

Я не могу согласиться со странным мнением, что "добрейший Моисей наделил своим же качеством и Сталина" - я этого не вижу ни в малейшей степени, и, я думаю, Моисей будет крайне огорчён, что такая мысль хоть сколько-нибудь возможна. Сталин не выглядит положительным или менее сатанинским оттого, что он показан начитанным, каким он был, как мы знаем из книг историка Монтефиоре. Моисей при этом подчеркивает, что Сталин - убийца. Вся история 20-го века показала тщету идеи некоторых гуманистов о том, что этика следует за эстетикой.

Я, пожалуй, в одном готов с Вами согласиться: оригинальная истоия, как она рассказана Шостаковичем (или, если угодно, С. Волковым) сама по себе достаточно ярка. Я уже писал, что отсутствие рассказанного текста письма Юдиной Сталину считаю недостатком рассказа.

Теперь о позиции Юдиной, Томаса Манна, Моисея Бороды. Вы приводите известные Вам из другой литературы высказывания Юдиной, которых нет ни у Шостаковича-Волкова, ни у Бороды. Если история с письмом Юдиной подлинна, то письмо было бескомпромиссным и самоубийственным, куда более опасным, чем письмо Эренбурга Сталину в феврале 1953 г. Ни словом, ни духом Юдина не упоминает человеческого прощения, а говорит только о прощении Б-гом, у которого свой суд и свой уголовный кодекс. Она - христианка, и она не могла иметь другого подхода. Я это говорю не в одобрение или осуждение, а просто констатирую.

С уважением,
Ваш Элиэзер.

V-A
- at 2011-06-29 15:47:05 EDT
A - V
Хрущев, по просьбе Сталина, сплясал гопака. Ворошилову подложили помидор на стул. Вечеринка прошла весело и непринужденно... Вот так писатель Войнович В.Н. отбелил всех членов политбюро, показав их нормальными людьми, которым не чужды шутки и добрый юмор. Читатели, будьте бдительны! Не верьте писателям!


А по-моему члены Политбюро показаны идиотами. Хотя кому-то и кобыка невеста.

Элиэзер М. Рабинович - Марку Фуксу
- at 2011-06-29 14:48:18 EDT
Уважаемый Марк,

Вы здесь не указали, откуда Вам известен этот "факт". Я думаю, что единственным источником для нас и для автора являются Воспоминания Шостаковича в записи Волкова, и вопрос о подлинности мемуаров стал здесь как бы вопросом религиозной веры.

Если им верить, то "действительно М.В. Юдина... играла на радио Моцарта, действительно Сталину игра нравилась, действительно имел место факт выпуска записи Моцарта в исполнении М.Юдиной в единичном экземпляре для вождя." Там ничего не говорится о встрече. Ваща любопытная мысль, что все "деньги, прямо или косвенно пошли на оружие для фронта" тоже не может быть доказана и в данном контексте не имеет значения, а имеет значение резкое ("самоубийственное, по словам Шостаковича, если слова правильные)письмо Юдиной Сталину.

Марк Фукс
Израиль - at 2011-06-29 11:11:59 EDT
Моисей Борода написал интересную историю.
С момента выхода последнего выпуска «7И» комментарии и обсуждение произведения продолжаются. Мнения самые разные, но подавляющее большинство уважаемых мной посетителей Гостевой оценивают историю М. Бороды самым положительным образом.
Маленькое послесловие автора, казалось бы, ставит все на свои места, расставляет необходимые акценты и подчеркивает право его - автора на вымысел (в данном случае).
Историю эту я слышал давно, и даже читал о ней.
Факт интересный.
Действительно был вездесущий кремлевский тиран Сталин и блестящий музыкант М.В.Юдина.
Действительно М.В. Юдина жила крайне скромно, двери квартирки с арендованным роялем не запирала, периодически подвергалась гонениям из-за своей христианской веры, в которую перешла из иудаизма. Действительно играла на радио Моцарта, действительно Сталину игра нравилась, действительно имел место факт выпуска записи Моцарта в исполнении М.Юдиной в единичном экземпляре для вождя.
Имела место встреча тирана с музыкантом.
Имел место щедрый подарок его.
И деньги все М.В. Юдина пожертвовала РПЦ.
(Замечу в скобках, что дело было в разгар войны и деньги, прямо или косвенно пошли на оружие для фронта).
Вот, пожалуй, по этому поводу и все.
Это все мы, или некоторые из нас, знаем и без уважаемого М.Бороды.
Нам для этого его талант рассказчика и писателя не нужен.
Нам нужен полет его фантазии, импровизация на исторические и философские темы.
Нам нужна оценка эпохи в его преломлении его таланта, подача известного случая, известного факта, использование его как основы для своего (своего!) повествования.
И вот здесь наступает место для наших раздумий, нашего понимания соотношений:
тиран – художник,
правитель – народ,
двор и челядь,
искусство – деньги,
вера и безверие,
приверженность вере отцов – уход от наследия предков,
Россия и мир.
И наша реакция, наше понимание автора – это и есть оценка нам, нашего уровня и наших убеждений, способностей и приверженности тем или иным идеалам.
М.Ф.



A - V
- at 2011-06-29 10:39:39 EDT
Приведу еще один пример отбеливания. Есть такой писатель Владимир Войнович. Неплохой писатель. Но в рассказе "Вечеринка в кругу друзей" отбелил не только Сталина, но политбюро в полном составе. Для тех, кто не читал, напомню, что речь идет о дружеской вечеринке на Ближней Даче. Сидят за столом, пьют вино, кушают фрукты, разговаривают, шутят. Неожиданно Сталин спрашивает "Вячеслав, а ты почему очки носишь?". По-доброму спросил, по-человечески. Но Молотов почему-то перепугался, побледнел и не знает, что ответить. Тогда Сталин снова по-доброму говорит: "Я знаю, почему ты очки носишь, - здесь Сталин сделал паузу, и Молотов побледнел еще больше. - Ты плохо видишь. А люди, которые плохо видят, носят очки". Просто сказал, по-человечески. Все засмеялись. И Молотов засмеялся. Потом вдруг Сталин и Берия заговорили по-грузински. Все остальные побледнели больше Молотова. Было еще много других добрых шуток. Хрущев, по просьбе Сталина, сплясал гопака. Ворошилову подложили помидор на стул. Вечеринка прошла весело и непринужденно. И никто не говорил о терроре, врагах народа и других злодейских делах, с которыми молва связывает имя Сталина и его соратников. Вот так писатель Войнович В.Н. отбелил всех членов политбюро, показав их нормальными людьми, которым не чужды шутки и добрый юмор. Читатели, будьте бдительны! Не верьте писателям!
A - V
- at 2011-06-29 08:55:09 EDT
Моисей Борода, конечно, писать не умеет. Если бы у него хватило смелости, воображения и чувства исторической ответственности, то он должен был пустить рассказ по другому руслу. Во время встречи Юдиной со Сталиным никаких разговоров о музыке! Сталин сразу заявляет ей о том, что ему известно ее соучастие в обмане с записью Моцарта, шантажирует этим и прибегает к открытым угрозам с целью заставить подписать письмо видных евреев по поводу врачей-убийц. На ее возражение, что она не еврейка, вурдалак отвечает, что у Берии есть доказательства ее еврейского происхождения. Кульминацией сюжета является включение Сталиным записи разговора Юдиной с генералом Ильинским. Сталин говорит, что этот разговор тянет на антисоветскую агитацию и подготовку заговора. А это посильнее обмана с записью Моцарта. Но мужественная женщина не поддается на угрозы. Сталин вызывает Берию, и тот арестовывает Юдину. Занавес! Картина маслом! Вот так надо писать, никаких моцартов и мандельштамов. Не допустим отбеливания вурдалака!
V-A
- at 2011-06-29 05:26:41 EDT
A.SHTILMAN

КАК БЕСКОНЕЧНО БОГАТА ПРИРОДА!
КТО БЫ МОГ ПОДУМАТЬ, ЧТО УМЕЮЩИЙ ПИСАТЬ НЕ МОЖЕТ ОТЛИЧИТЬ СТАТЬЮ ОТ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ - НОВЕЛЛЫ!


Ну конечно, как поймали автора на неточностях - сразу уже это и новелла, и даже фантастическая новелла. Только если это новелла, давайте не будем трогать действительно живших в нашем бренном мире людей, а?

А теперь немного послушаем и Соломона ВОЛКОВА - ЭТО ИЗ ЕГО ДАВНЕГО ИНТЕРВЬЮ

Маеэстро Штильман!
Вы менторским тоном порекомендовали мне как источник сведений о Дм. Дм. Шостаковиче Исаака Гликмана. Вы, видимо, не знали о его отношении к Соломону Волкову (я об этом знал, кстати, даже помню кое-что из Гликмана на слова Шостаковича). Спрашивается, и к чему тогда был этот менторский тон?

Теперь ещё смешнее. Теперь о Волкове Вы Гликману, как видно, не доверяете и предлагаете послушать - и кого же? - самого Соломона Волкова. Мне смешно, маестро, а Вам?

Б.Тененбаум
Что касается "... оправдания тирании у М.Бороды ..." - не заметил, и даже в голову не пришло.

У Бороды не оправдание, а отбеливание тирана. Но отбеливание превращается в оправдание тогда, когда у читателя есть внутренняя потребность в оправдании. У Вас, Борис, такой потребности нет, потому Вам и в голову не пришло. А подумайте о тысячах, которые эту, гм, фантастику прочтут (не подозревая что это - фантастика).

Просто у него Сталин "сделан" пообьемнее плоской картинки, изображающей злодея - и кто знает, может быть он таким и был?
Сталин сделан у Бороды с большой симпатией. И это удручает.

Элиэзер М. Рабинович
- at 2011-06-29 05:08:38 EDT
Владимир Вайсберг
Кёльн, ФРГ - at 2011-06-28 21:37:49 EDT
Главная миссия литературного Произведения Направить душу читателя в нужном направлении. Душа и её состояние, её влияние на читателя. Куда продвинет произведение душу читателяЮ слушателя в ад или в рай. Пока личный пример автора и его героев тащит их души в ад. СПАСЕНИЕ ЧИТАТЕЛя - ЗАДАЧА АВТОРА РЕЦЕНЗИИ.


А не была ли такая же задача и у героя рассказа Моисея Бороды? А до него у не менее уважаемого Торквемады? Какое счастье, что мы не живём в стране, управляемой сим раздавателем путёвок в рай или ад. Кстати, разве в еврейской религии есть такое чёткое понимание ада и рая, твёрдое знание о загробном мире? Не учит ли нас г-н доктор профессор Вайсберг христианскому учению?

A.SHTILMAN
New York, NY, USA - at 2011-06-29 04:50:41 EDT
V-A
- Tue, 28 Jun 2011 19:18:31(Frankfurt)/ - Tue, 28 Jun 2011 13:18:31(New York)

Смысл статьи совершенно ясен и прозрачен - отбеливание
образа вурдалака Сталина, придание ему человеческих черт.
Возможно, Борода не ставил такую задачу перед собой
осознанно, но получилось то, что получилось. На месте
Бороды я бы обратился к Редакции с просьбой убрать позорную
статью.
Отклик на статью: Моисей Борода. Концерт Моцарта


КАК БЕСКОНЕЧНО БОГАТА ПРИРОДА!
КТО БЫ МОГ ПОДУМАТЬ, ЧТО УМЕЮЩИЙ ПИСАТЬ НЕ МОЖЕТ ОТЛИЧИТЬ СТАТЬЮ ОТ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ - НОВЕЛЛЫ! Быть может- даже фантастической новеллы.Но...нет, не может!Ну, да, да конечно! Ведь вся жизнь и делалсь со статей в любимой газете, а потом утверждалась окончательно на "уроках мужества". Тогда, конечно,всё,что люди пишут, да и вся литература - это статьи.

Тульвит
- at 2011-06-29 00:31:28 EDT
Рассказа минусы отсея,
Мы пожелаем Моисею:

Продолжить он бы поспешил,
Чтоб мы в очередной истории
Узнали, что тиран решил
Подрихтовать в консерватории.

А. Гилерман
Париж - at 2011-06-28 22:52:12 EDT
А известно ли господам спорщикам, что с 12.10.2010 по 16.01.2011 в Париже в Музее музыки в рамках года России проходила выставка "Ленин, Сталин и музыка"? Как говорилось в официальном сообщении Государственного музейно-выставочного центра РОСИЗО, организаторы стремились продемонстрировать синтез культуры, искусства и власти за период 1917 - 1953 г. И им это блестяще удалось. Успех выставки превзошел все ожидания.

Полагаю, этот факт вызовет интерес как у любителей музыки, так и у любителей Ленина и Сталина. Напомню в связи с этим слова Тихона Хренникова: "Иосиф Виссарионович разбирался в музыке лучше нас всех".

V-A
- at 2011-06-28 22:47:21 EDT
Б.Тененбаум-Нестору
Уважаемый коллега, по-моему, вот это ваше: "отбеливание вурдалака Понтия Пилата" - недостойно.


Булгаковская M&M - это "Еванеглие от Сатаны" (что, в-общем, и не
скрывается автором). Сталина Булгаков боготворил.

Галерник
- at 2011-06-28 22:14:18 EDT
V-A
- at 2011-06-28 21:59:38 EDT
Мотивы могли быть разные. Например, поиздеваться над жертвами. Сталин же ну просто жить без Моцарта не может, как показано Бородой.
****************************************
Опять сморозили чушь по отношению к автору. И можно подумать, что Моцарта не исполняли в Германии, а только при расстреле узников гетто, и что нацисты не выбрали эту музыку как символ "нееврейского". Но самое примечательное это то, что V-A знает точно и мозги нацистов и мозги Сталина. Ухожу с галерки. Удовлетворяйте своими плясками самого себя.

Нестор
Иерусалим, - at 2011-06-28 22:08:13 EDT
Б.Тененбаум-Нестору
- at 2011-06-28 21:54:27 EDT

Уважаемый Борис, я имел в виду того Пилата, о котором рассказал Флавий, того Пилата, который неустанно убивал Иудеев и удивлялся, почему они, при виде гибели своих же, не разбегаются, а остаются на месте, протестуя против осквернения их святынь; того Пилата, который устраивал мышеловки для тех же Иудеев, обрекая их на гибель. Того Пилата, на которого, не в силах терпеть всё это дальше, Иудеи пожаловались Риму. Того, наконец, Пилата, которого наместник Рима в Сирии Вителлий сместил и отправил к Тиберию для отчёта в его злодеяниях - за что Иерусалим встретил Вителлия и его спутников ликованием в дни Пурима (37 год первого века).
Вы же, по всей видимости, находитесь под влиянием мифологического облика Пилата (Евангелия, Булгаков и др.). Или я Вас неверно понял?

Яков
СПб, - at 2011-06-28 22:07:27 EDT
Элиэзер М. Рабинович - Якову
- at 2011-06-28 07:25:51 EDT
Теперь годом рождения Сталина стал как будто считаться 1878-й, а 1879-й был ошибкрй.
-------------------------------------------------------
Да, есть такая версия, что Сталин родился в 1878 году. Правда, в рамках этой версии
1879-й не ошибка, а сознательное "исправление" самого Сталина, хотя неясно, с какой
цедью. Возможно, что эта версия правильная, но насколько я знаю, бесспорных подтверждений
пока не найдено (или я ошибаюсь?). В такой ситуации, привязывая "героя" рассказа
к конкретному историческому лицу, лучше бы придерживаться хотя бы основных общепринятых
фактов. "Прокол" я назвал удивительным потому, что автор (в отличие от нынешних молодых)
не мог не знать про 1879-й. И я готов допустить, что описывая события, якобы промсходившие
в 1953-м, автор сделал простое вычисление: 1953-1879=74 (не учтя официальной даты).

Заодно хочу ответить Соколину, да и на некоторые другие замечания.

Если бы в рассказе в качестве возраста было указано 73, рассказ не стал бы ДРУГИМ.
Более того, автору важен лишь факт достаточно преклонного возраста (можно было бы написать
даже что-нибудь вроде "дожив до восьмого десятка лет..."). А вот страсти в этой дискуссии,
а еще более в любых дискуссиях на тему "Готовилось ли выселение евреев?", показывают,
что люди, прожившие то время, действительно все еще "не остыли".

V-A
- at 2011-06-28 21:59:38 EDT
Галерник
Моцарт исполнялся нацистами и для нацистами, и под музыку Моцарта нацисты расстреливали евреев Варшавского гетто.


Мотивы могли быть разные. Например, поиздеваться над
жертвами. Сталин же ну просто жить без Моцарта не может,
как показано Бородой.

Б.Тененбаум
- at 2011-06-28 21:59:08 EDT
"Главная миссия литературного Произведения Направить душу читателя в нужном направлении".

Тонко сказано ! Вот и Иосиф Виссарионович так говорил, и нужноe направление сам определял, и точность следования этому направлению отслеживал тоже сам ...
А уж какие содержательные рецензии писал, как авторов воспитывал !

Б.Тененбаум-Нестору
- at 2011-06-28 21:54:27 EDT
Уважаемый коллега, по-моему, вот это ваше: "отбеливание вурдалака Понтия Пилата" - недостойно. По крайней мере - недостойно вас. Я не говорю о болванах, которые обьясняют художнику, как надо "... рисовать правильно ...", или точно знают, в чем цель искусства - но от вас, право же, не ожидал.
Е. Майбурд
- at 2011-06-28 21:52:05 EDT
Владимир Вайсберг
Кёльн, ФРГ - at 2011-06-28 21:37:49 EDT
Главная миссия литературного Произведения... и т.д.

0000000000000000000000000000000000000000000

Владимир, я рад, что вы оставили Писарева. Но и Белинскому тоже подражать не стоит, уверяю вас.

Борис Дынин - Владимиру Вайсбергу
- at 2011-06-28 21:51:46 EDT
Владимир Вайсберг
Кёльн, ФРГ - at 2011-06-28 21:37:49 EDT
Главная миссия литературного Произведения Направить душу читателя в нужном направлении.
=============================================================================================
Ув. Владимир! Бывают неожиданные совпадения, но совпадение смысла Вашего отзыва с отзывом известного г-на огорчает. "Семь искусств" - не синагога, и писатель не раввин. Когда мысль высказывается не по предмету, печальное совпадение противоположностей и случается.

Е. Майбурд
- at 2011-06-28 21:48:04 EDT
Нестор-нетописец.
Предсказанный Семеном Кирсановым.

Борис Дынин
- at 2011-06-28 21:45:39 EDT
Я выразил надежду - at 2011-06-28 04:54:35 EDT
И теперь я нахожу силу рассказа в том, что он побуждает нас раскрываться по человечески, хочется сказать, по Юдиной (надеюсь так и будет продолжаться)

Но надежда поколебалась. Надо бы попросить Редакцию, убрать позорный отклик известного г-на, но, думаю, и Редакция, и Автор, и другие читатели уже в том возрасте и того интеллекта, что разбираются, где позор. Остается надежда, что после уже помещенных ответов этому г-ну, дальнейшее обсуждение будет игнорировать его.

Владимир Вайсберг
Кёльн, ФРГ - at 2011-06-28 21:37:49 EDT
Главная миссия литературного Произведения Направить душу читателя в нужном направлении. Душа и её состояние, её влиянин на читателя. Куда продвинет произведение душу читателяЮ слушателя в ад или в рай. Пока личный пример автора и его героев тащит их души в ад. СМАСЕНИЕ ЧИТАТЕЛя - ЗАДАЧА АВТОРА РЕЦЕНЗИИ.
Марк Аврутин
- at 2011-06-28 21:33:31 EDT
Валерий
Германия - at 2011-06-28 20:20:48 EDT
Сон Марии Вениаминовны,так бы я назвал эту новеллу,и тогда все бы стало на свои места,без авторского указания на фантастичность сюжета.
А так,окрошка из гения и злодейства,саперлипопета и боревских апокрифов.А комментарий автора, о нереальности происходящего,
как-бы отпускает грехи во всевозможных неточностях.
Даже в фантасмогории,любой,кто хоть раз общался с Конторой,не поверит в исповедь генерала Ильинского,даже зная,что
она едет к Сталину гостем,но вернеться ли...подобные вольности МГБешник не позволил бы себе даже на вербовке,где надо
"очаровать" жертву...
Убрав имена Сталина и Юдиной,мы получили бы рассказ в стиле южноамериканской прозы и неплохой,Диктатор и Художник...
Но тем,кто в теме,уж не знаю....

Валерию из Германии.
И название более подходящее Вы уже придумали, и жанр "безукоризненно" определили,и что изменить знаете, осталась самая малость - взять и написать, а мы почитаем. Или слабо? А тогда бы сидели себе тихонько.

Е. Майбурд
- at 2011-06-28 21:31:10 EDT

Валерий
Германия - Tue, 28 Jun 2011 20:20:48(Frankfurt)/ - Tue, 28 Jun 2011 14:20:48(New York)
0000000000000000000000000000000

Вот! Кто сказал, что в этом мире перевелись добрые духи мастерства? Лучше любого автора знают, как нужно сочинять рассказы, и готовы этим своим знанием бескорыстно поделиться - с автором, а заодно и со всем миром.

Валерий
Германия - at 2011-06-28 20:20:48 EDT
Сон Марии Вениаминовны,так бы я назвал эту новеллу,и тогда все бы стало на свои места,без авторского указания на фантастичность сюжета.
А так,окрошка из гения и злодейства,саперлипопета и боревских апокрифов.А комментарий автора, о нереальности происходящего,
как-бы отпускает грехи во всевозможных неточностях.
Даже в фантасмогории,любой,кто хоть раз общался с Конторой,не поверит в исповедь генерала Ильинского,даже зная,что
она едет к Сталину гостем,но вернеться ли...подобные вольности МГБешник не позволил бы себе даже на вербовке,где надо
"очаровать" жертву...
Убрав имена Сталина и Юдиной,мы получили бы рассказ в стиле южноамериканской прозы и неплохой,Диктатор и Художник...
Но тем,кто в теме,уж не знаю....







Нестор
- at 2011-06-28 20:19:24 EDT
V-A
- at 2011-06-28 19:18:31 EDT

Нет, Виктор, статью ни в коем случае нельзя убирать: пусть слабо составленный, но всё-таки документ чудовищной тоски наших современников, в чью плоть и кровь едва ли ни от рождения впитана любовь к тирании, к тому, что называется «сильной рукой». Могла бы эта легенда быть создана в конце 40-х? Нет. Для автора тогда Сталин был незапятнанным Божеством. Могла она же быть написана после доклада Хрущёва? Нет. В «оттепель» сталинисты, едва оправившись от шока, кричали на всех углах, что Сталин ничего не знал, что всё делалось за его невинной спинкой. Этот же рассказ выглядел бы так, что Юдину привели к Сталину, а он тотчас же послал разбираться – а куда девался его ненаглядный Мандельштам? А почему не доложили? А позвать сюда Ляпкина-Ежова!

Но в 80-х Горбачёв сказал всему миру, что Сталин обо всём знал. Ещё один, казалось бы, мощный удар по «культу». И вот являются «народные» легенды, наподобие этой. «Отбеливание вурдалака Сталина» создано точно по той же кальке, что и отбеливание вурдалака Понтия Пилата – только, разумеется, с намного меньшим мастерством. Не было большего садиста среди правителей Иудеи, Римской Палестины. Но в «фантасмагории» Булгакова, от корки до корки изучившего Флавия, поменявшего минусы на плюсы и извратившего историю с применением подлинного имени и подлинных черт биографии, это – образ глубокого, всё понимающего, делавшего злодеяния исключительно вынужденно, очень в глубине души человечного Человека, Понтия нашего Виссарионовича Пилата. Теперь только остаётся одно – по совету Виктора Кагана, все упоминания М. Бородой имён «Иосиф», «Виссарионович», «Сталин» заменить в тексте на слово «Человек». Чтобы было – Человек Человекович Человекин. А ты говоришь – «я бы обратился к Редакции с просьбой». Да это же, вкупе с восторженными откликами, какой-никакой, но маленький памятничек целому потерянному, несчастному, трагическому поколению наших соотечественников!

A - V для V - A
- at 2011-06-28 19:53:21 EDT
V - A: На месте Бороды я бы...
--------------------------------
Уважаемый V - A, на Вашем месте я бы много чего сделал. Но в первую очередь перестал бы комментировать публикации в "Заметках". Поверьте доброжелателю - не Ваше это дело. Займитесь чем-нибудь другим, где Вы не будете выглядеть таким смешным и беспомощным. Берегите себя...

V-A
- at 2011-06-28 19:18:31 EDT
Смысл статьи совершенно ясен и прозрачен - отбеливание
образа вурдалака Сталина, придание ему человеческих черт.
Возможно, Борода не ставил такую задачу перед собой
осознанно, но получилось то, что получилось. На месте
Бороды я бы обратился к Редакции с просьбой убрать позорную
статью.

На галерку
- at 2011-06-28 18:37:30 EDT
Галерка
- Tue, 28 Jun 2011 18:25:00(Frankfurt)/ - Tue, 28 Jun 2011 12:25:00(New York)


Эрнст Левин
- at 2011-06-28 18:27:09 EDT
Точнее, чем Хаим Соколин, сказать не берусь. Присоединяюсь.
Галерка
- at 2011-06-28 18:03:23 EDT
V-A
- Tue, 28 Jun 2011 17:52:56(Frankfurt)/ - Tue, 28 Jun 2011 11:52:56(New York)
*****************************************
Это надо же высказать такую чушь.

V-A
- at 2011-06-28 17:52:56 EDT
Виктор Каган
Тем более, что я отнюдь не дока во всех этих областях – не знаю, был ли в доме у Юдиной рояль, кто из палачей и сволочей какую музыку любил и проч., и проч. Но, на мой взгляд, это и не важно.



Приплыли!
Виктор, ну Вы же психиатр, ну Вам ли не знать, какое
значение музыкальные пристрастия имеют для
характеристики личности!
1) Сталин Моцарта не любил
2) Сталин Моцарта не мог любить по своему складу
3) Скорее, Сталин Моцарта должен был бы ненавидеть, если бы
музыка вообще находила отклик в его вурдалачьем сердце.

Надо бы задуматься, на чью мельницу льется сладкая вода
из уст Бороды
.

V-A
- at 2011-06-28 15:31:12 EDT
A.SHTILMAN

Я,КОНЕЧНО, НЕ ПРИНАДЛЕЖУ К "ПРИЛИЧНОМУ ОБЩЕСТВУ Г-НА V-A.
Но такое написать может только человек вообще ничего не знающий ни о музыке, ни о музыкантах, ни о всемирно изданных и признанных трудах одного из крупнейших музыковедов и искусствоведов - Соломоне Волкове.
А г-ну V-A рекомендую,хотя бы для краткого знакомства с историей Д.Д.Шостаковича прочитать для начала книгу "Письма к другу" - Дмитрий Шостакович - Исааку Гликману.


Ну что ж. По рекомендации Штильмана послушаем что про
Волкова говорил Исаак Гликман:

@http://www.forumklassika.ru/showthread.php?t=485&page=3@
Сообщение от Исаак Гликман
Соломон Волков появился в Оперной студии Ленинградской консерватории в качестве второразрядного оркестранта. Он без особого труда узнал о моей дружбе с Д.Д.Шостаковичем и поэтому искал со мной встречи. Он жалобным тоном поведал мне о том, что ему не дают ходу, рассказал о тяжелой судьбе своих родителей, живших, кажется, в Риге. Я, по вежливости, посочувствовал ему. Впрочем, он и в другие жилетки плакался. Он плакался, он ныл, он стонал!

Тогда в Оперной студии началась подготовка к постановке талантливой оперы "Скрипка Ротшильда" Вениамина Флейшмана, погибшего на фронте. (Незадолго до окончания войны Д.Д.Шостакович завершил эту оперу своего любимого ученика и оркестровал ее).

Я принимал очень активное участие в этой подготовке. Волков попросил допустить его, или – позволить ему – участвовать в этой подготовке. К сожалению, его участие – хотя сам по себе Волков был в ту пору совершенно незначительной фигурой – сыграло негативную роль в судьбе этой замечательной оперы, ибо он поднял закулисный шум, педалируя еврейскую тему, которая и так вызывала много вопросов у противников постановки.

Я помню, что мне пришлось произнести очень горячую речь в защиту оперы на заседании ученого совета Ленинградской консерватории, который должен был утвердить постановку. Меня поддержали некоторые члены ученого совета, но их было меньшинство. Спектакль не был разрешен.

"Скрипке Ротшильда" не повезло и в Москве. Ее предлагал в Большой театр Д.Д.Шостакович, состоявший в ту пору консультантом этого театра. Но его хлопоты не увенчались успехом, о чем он очень жалел1.

Впоследствии мне стало известно, что Волков перебрался в Москву, вошел в доверие к ленинградскому композитору, ученику Шостаковича, Борису Тищенко, который и привел его в дом Дмитрия Дмитриевича.

И однажды Дмитрий Дмитриевич, при встрече со мной, спросил: "Скажи пожалуйста, кто такой Соломон Волков?". Этот вопрос он задал с юмористическим акцентом, имея в виду странное сочетание имени с фамилией. Этот вопрос Дмитрий Дмитриевич задавал мне трижды, причем – в неизменной редакции: "Кто такой Соломон Волков?". Дмитрий Дмитриевич не мог тогда предположить, на что окажется способен этот Волков ради коммерческой выгоды, и впустил его в свой дом.

Впрочем, имя Волкова не упомянуто ни в одном из почти трехсот писем Шостаковича ко мне. А ведь Дмитрий Дмитриевич в своих невероятно населенных, наполненных многочисленными именами письмах писал мне, подчас, даже о людях, с которыми был едва знаком…

Хаим Соколин
Израиль - at 2011-06-28 14:56:56 EDT
К этой исторической фантасмагории нельзя подходить с точки зрения достоверности деталей - был ли рояль или аквариум в квартире Юдиной, дотянул ли Сталин до 74 лет, любил ли он Моцарта или только Чайковского и т. п. У рассказа Моисея Бороды другой жанр и другая задача. В нем почти осязаемо воспроизведена атмосфера абсурда и страха в январе 1953 года. Кто может оспорить аргументы Сталина о необходимости террора и его мнение о подвластном ему народе, вложенные в его уста автором? А этот внезапный переход от энергичного самоуверенного диктатора, воплощающего сатану, к немощному усталому старику? Конечно, это плод воображения, как и весь рассказ. Но воображения мастера психологического портрета и литературной композиции, тонкого художника. К этому надо добавить реалистичность и достоверность всех героев рассказа, не только главных, но и казалось бы проходящих, - чекистов, явившихся ночью к Юдной, генерала Ильинского и "сотрудника", отвозившего ее домой.

Именно все эти детали и подробности ставят рассказ на очень высокий литературный и исторический уровень. В нем есть и Достоевский, и Кафка, и Булгаков. Но больше всего в нем Моисея Бороды.

Игонт
- at 2011-06-28 09:58:19 EDT
Виктор Каган
- Tue, 28 Jun 2011 04:12:54(Frankfurt)/ - Mon, 27 Jun 2011 22:12:54(New York)
Виктору Кагану. Вы бесспорно принадлежите к творческим личностям с богатой фантазией.

Элиэзер М. Рабинович - Якову
- at 2011-06-28 07:25:51 EDT
Теперь годом рождения Сталина стал как будто считаться 1878-й, а 1879-й был ошибкрй.
vitakh
- at 2011-06-28 07:24:30 EDT
A.SHTILMAN
New York, NY, USA - Tue, 28 Jun 2011 03:27:55(Frankfurt)/ - Mon, 27 Jun 2011 21:27:55(New York)
Не доверяйте Вики полностью!Что-то там есть, но в принципе на так важно, был ли рояль у Юдиной собственный, или прокатный.


Спасибо. Действительно, - такая точность этому рассказу не обязательна. Тем более, что на Интернете, как в Греции, - есть всё. Вот тут: @http://www.loveorigami.info/story.php?aut=440@ говорится, что рояль у МВЮ был/бывал.

Е. Майбурд
- Tue, 28 Jun 2011 05:28:05(Frankfurt)/ - Mon, 27 Jun 2011 23:28:05(New York)
Конечно не было. Как он мог быть, когда полкомнаты занимал аквариум с золотыми рыбками. Юдину часто можно было видеть в зоомагазине на Арбате покупающей корм для рыбок.


Рыбки, говорите? А павлины?

Е. Майбурд
- at 2011-06-28 05:28:05 EDT
vitakh
- at 2011-06-28 02:14:51 EDT
Спасибо, понравилось! Однако, похоже, есть ещё один "прокол": если Википедия нам не врёт - у М.В.Юдиной дома рояля не было.

000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000

Конечно не было. Как он мог быть, когда полкомнаты занимал аквариум с золотыми рыбками. Юдину часто можно было видеть в зоомагазине на Арбате покупающей корм для рыбок.

Борис Дынин
- at 2011-06-28 04:54:35 EDT
Виктор Каган
- Tue, 28 Jun 2011 04:12:54(Frankfurt)/ - Mon, 27 Jun 2011 22:12:54(New York)
И мне так кажется, что этот рассказ (сновидение, постановка) не об истории, не о Сталине и не о Юдиной, а о Человеке.
=============================================
Очень верно. И потому возможно разночтение читательских впечатлений, которые, конечно же, окрашены тем, что многим из нас пришлось пожить в той эпохе. Отсюда различия в восприятии преобразования рассказа о Сталине и о Юдиной в рассказ о Человеке. Повторяться не буду, но уж коли сказал одно слово, добавлю второе. Отклики показывают, как жива еще наша причастность к той эпохе. Мы, так сказать, раскрываемся. И теперь я нахожу силу рассказа в том, что он побуждает нас раскрываться по человечески, хочется сказать, по Юдиной (надеюсь так и будет продолжаться).

Виктор Каган
- at 2011-06-28 04:12:54 EDT
Никоим образом не покушаюсь на чьё-либо право находить в художественном произведении фактографические, исторические и прочие «проколы». Тем более, что я отнюдь не дока во всех этих областях – не знаю, был ли в доме у Юдиной рояль, кто из палачей и сволочей какую музыку любил и проч., и проч. Но, на мой взгляд, это и не важно. Автор писал не исторический этюд, не биографию, не музыковедческую работу, не ... ..., а рассказ, художественное произведение, о чём он сам очень настойчиво и ясно говорит, но что остаётся почему-то неуслышанным или проигнорированным. На что похож рассказ? Я бы сказал, на сновидение – то, по Павлову, небывалое сочетание бывалых впечатлений, в котором всё так и не так, время может быть сдвинуто сразу в обе стороны и т.д., но в котором открываются некие смыслы, закрытые для бодрствующего, не сновидного состояния сознания, и в этой «неправде» сновидения гораздо больше правды, чем в «реальной правде» (если допускать, что кто-то её знает). Если не по душе такое сравнение, можно обратиться к театру, где столько постановок одной и той же пьесы, сколько режиссёров, и, конечно, можно не «Гамлета» или «Вишнёвый сад» смотреть, а обсуждать соответствие декораций и костюмов исторической правде – никто не запрещает, но зачем это вместо того, что войти в действие и быть в нём, что-то для себя открыть и пережить? И мне так кажется, что этот рассказ (сновидение, постановка) не об истории, не о Сталине и не о Юдиной, а о Человеке. Этот рассказ иначе написать нельзя было – он таков, каков есть, а написанный иначе рассказ был бы другим рассказом, что, собственно, и отличает искусство от не-искусства – последнее возможно во множестве вариантов и поддаётся тиражированию в «бульварных» вариантах.
A.SHTILMAN
New York, NY, USA - at 2011-06-28 03:27:55 EDT
To: Mr Vitah

Не доверяйте Вики полностью!Что-то там есть, но в принципе на так важно, был ли рояль у Юдиной собственный, или прокатный. Гораздо важнее, что Вики "потеряла" родного брата Марии Веньяминовны - дирижёра и музыковеда Гавриил Веньяминовича Юдина!Мне довелось его немного знать, и удивление моё велико! Вики - полезное иногда дело, но не всеобъемлющий авторитет.

vitakh
- at 2011-06-28 02:20:09 EDT
Вернее, уточню: Википедия сообщает: "Юдина прожила всю жизнь в бедности и лишениях: не имела собственного рояля". (Так, что может чужой и стоял в квартире).
vitakh
- at 2011-06-28 02:14:51 EDT
Спасибо, понравилось! Однако, похоже, есть ещё один "прокол": если Википедия нам не врёт - у М.В.Юдиной дома рояля не было.
Яков
СПб, - at 2011-06-28 00:43:04 EDT
В рассказе есть небольшой, но удивительный для автора прокол: Сталин не дожил до приписанных ему 74 лет.
V-A
- at 2011-06-27 22:19:10 EDT
Элиэзер М. Рабинович
в истории, как она известна из Воспоминаний Шостаковича


Точнее будет сказать в книге, которая называется
Свидетельство. Мемуары Шостаковича- Автор: Соломон Волков

Книга Соломона Волкова, которую он издал в 1979 году в качестве записанных им воспоминаний Шостаковича. В этой книге Шостакович довольно резко высказывается о некоторых своих коллегах и выражает весьма отрицательное отношение к советской власти. Достоверность многих эпизодов книги оспаривается.

В приличном обществе ссылаться на Волкова - дурной тон. Но
что не сделаешь, если из фальшивки Волкова один из
си;ьнейших композиторов ХХ века предстает антисоветчиком,
что так приятно сердцу сударя Рабиновича.

Борис Дынин
- at 2011-06-27 20:27:32 EDT
Sorry за спешку. Ради ув. автора, повторю яснее одно предложение:

есть желание как раз не отвлекаться на такие обстоятельства и если они воображены (как и должно быть в художественном рассказе), то их образы будут обладать той цельностью, что не определишь, но без чего нет восприятия, адекватного замыслу автора.

Борис Дынин - Евгению Майбурду
- at 2011-06-27 20:18:15 EDT
Борис Дынин - Е. Майбурду
- at 2011-06-27 14:16:48 EDT

Теперь я спрошу Вас: "Понимаю ли я, о чем говорю?"
00000000000000000000000000000000000000000000000
Боюсь, что ответ мой будет "нет".

===================================================
Я понимаю, Евгений, Вам со мною не легко, потому, что я не понимаю, что я говорю :-) Однако:

Вы разъясняете мне меня: "Для понятности сфомулиирую в сослагательном: Если то, что вы назвали недостатками, было бы, скажем "исправлено" каким-нибудь редактором, это бы бы другой рассказ. Притом, заведомо плохой".

Во-первых, я не употреблял слово "недостаток", и это принципиально, потому что "недостаток" в моих глазах может быть "достатком" а глазах автора и, как оказалось, в Ваших, а я не литературный критик и не наставник читателям. Мы общаемся на равных (если только не нарушаем правила Гостевой), не так ли?

"Попытки некоторых уважаемых читателей поверять рассказ на соответствие историческим свидетельствам имеют мало смысла"

D моем прочтении рассказов о зле и добре, праведности и греховносьти, меньше всего есть желание проверять их на точное соответствие "историческим свидетельствам" (к слову, "Великий инквизитор не соответствует таковым), но есть желание как раз не отвлекаться на такие обстоятельства и не если они воображены (как и должно быть в художественном рассказе), то их образы будут обладать Той цельностью, что не определишь, но без чего нет восприятия, адекватного адекватного замысла автора. Что я сказал, я думал, я сказал ясно: "Написано хорошо, и при туманности впечатления, дочитал до конца без напряжения@. Я понимаю Вас, Вам этого мало, но что я могу поделать?

В этм смысле автор прав: рассказанных событий, со всеми деталями (без которых, настаиваю, это был бы другой рассказ), никогда не было.Помните, как машинистка, перепечатав рукопись "Иосифа и его братьев" сказала Манну: "Теперь я знаю, как все было на самом

Не надо настаивать! При всем моем искреннем уважении к Вашему уму, мой остается моим, хотя я и согласен с Вами: это был бы другой рассказ. Так я ведь не требовал от автора, этот рассказ! Хуже или лучше был бы другой рассказ, мне не дано знать. Каким-то образом Вам дано знать, что он был бы заведомо плохой. К тому же я не могу повторить слова машинистки в данном случае (и не то, чтобы я этого хотел).А напечатанный рассказ не есть "вещь в себе" (извините за мою прозу), а предмет, представленный для восприятия читателя.

А главное, в таком разговоре может захлебнуться сам автор, и написанное хорошо может может превратиться в оскомину для читателей. :-((((((

Нестор - Э. Рабиновичу
- at 2011-06-27 19:24:55 EDT
Уважаемый Элиезэр,
История не знает никаких "Воспоминаний Шостаковича". История знает, что Шостакович считал, что он умеет кое-как писать музыку, но не воспоминания о себе и других.

Элиэзер М. Рабинович - Нестору
- at 2011-06-27 19:18:27 EDT
Сталин любил слушать, например, Чайковского, но Моцарта или Гайдна – нет.

Уважаемый г-н Нестор, в истории, как она известна из Воспоминаний Шостаковича, речь идёт о 23-м Концерте Моцарта и ни о чём другом. Все Ваши теоретические рассуждения меркнут перед этим простым свидетельством.

Притча бы рассказала о некоем всемогущем Правителе и некоем Музыканте от бога.

Мы все будем рады прочитать такую притчу, написанную Вами.

Нестор - Б. Тененбауму
- at 2011-06-27 18:42:22 EDT
Вагнер был созвучен душе Гитлера – как и Верди, как и Пуччини. Но Моцарт – никогда. Сталин любил слушать, например, Чайковского, но Моцарта или Гайдна – нет.
Как писал Моцарт своему отцу, «Моя музыка – не для господ с длинными ушами». Сталин же и Гитлер принадлежали именно к их числу. Гитлеровские мифотворцы постарались, правда, изобразить фюрера тонким ценителем, в т.ч., и Моцарта – что вспоило почитание его в элитарных кругах тогдашнего немецкого общества. Но до М. Бороды, насколько я знаю, никому в голову не пришло проделать то же со Сталиным - причём, спустя 60 лет после того, как тот издох.
На притчу, с моей точки зрения, рассказ никак не тянет: у притчи другие свойства. Притча бы рассказала о некоем всемогущем Правителе и некоем Музыканте от бога. Но когда речь идёт об исторических персонажах, память о которых ещё свежа и о которых существуют подлинные исторические свидетельства, то сочинения, подобные этому, лишь увеличивают тот поток неправды, который и так неостановимо хлещет изо всех дыр - включая т.н. исторические трактаты и псевдо-мемуары. И от этого наводнения спасенья нет. От того же богоподобия, до которого в тех же элитарных кругах России поднята Юдина, сама М.В. пришла бы в ужас. Я уже не говорю о весьма своеобразной речи Юдиной, слышимой в её писаниях и записях её речей. Прямая же речь её, переданная автором нынешнего труда, есть фальшь в каждом своём слове. Разница между Вымыслом и фальшью - стоит ли об этом говорить подробно сейчас?
Для сравнения - Пушкин придал реальному Сальери масштаб, которого его прототип не знал. М. Борода же сделал подлинную Юдину весьма куцей. Никогда она мыслила примитивными лозунго-образными формулами - почитайте хоть её переписку с Пастернаком или любую из её публикаций.

Элиэзер М. Рабинович - Е. Майбурду
- at 2011-06-27 18:38:08 EDT
Любой Евгений - не обязательно Майбурд, любой Майбурд - не обязательно Евгений, любой Евгений Майбурд - не обязательно Вы, и "любые совпадения имен персонажей с реальными людьми являются случайными" - в таком случае.

Любой Иосиф - не обязательно Сталин, может быть и наш Иосиф Прекрасный. Даже Сталин может быть Моисеем Сталиным из "Чонкина" Войновича. Но не трогайте нашего "Иосифа Сталина" - единственного и неповторимого и другого быть не может. И с Юдиной то же.

Е. Майбурд-Э.Рабиновичу
- at 2011-06-27 18:21:49 EDT
Элиэзер М. Рабинович - Е. Майбурду
- Mon, 27 Jun 2011 17:45:07(Frankfurt)/ - Mon, 27 Jun 2011 11:45:07(New York)

Имеет смысл или нет - зависит от обстоятельств, и ожидания исторического соответствия становятся важнее, когда речь идёт о реальных людях
000000000000000000000000000000000000000

My point is, это не реальные люди, это персонажи художественной прозы.

Пожалуй, автору следовало еще написать в конце: "Любые совпадения имен персонажей с реальными людьми являются случайными".

Марк Аврутин
- at 2011-06-27 18:04:42 EDT
Владимир Вайсберг
Кёльн, ФРГ - Mon, 27 Jun 2011 16:19:41(Frankfurt)/ - Mon, 27 Jun 2011 10:19:41(New York)

"Главная героиня повествования немного..." - Разве этот рассказ о жизни пианистки Юдиной?

"А второй герой, папаша и педагог всех народов..." - Или описывается эпизод, имевший место в многогранной деятельности Сталина?
Нет, конечно. Для непонятливых автор написал специально Послесловие, в котором разъяснил, что это об эпохе сталинизма, когда в условиях фантасмагорической лжи могли происходить любые воображаемые события. У Булгакова в Москве появился Сатана - свидетель казни Иисуса, а Моисей Борода, возможно, оказался незамеченным наблюдателем задушевной встречи Сатаны в другом обличии с церковно верующей христианкой Юдиной.

Элиэзер М. Рабинович - Е. Майбурду
- at 2011-06-27 17:45:07 EDT
попытки некоторых уважаемых читателей поверять рассказ на соответствие историческим свидетельствам имеют мало смысла.

Поскольку под "некоторыми уважаемыми читателями" уважаемый Евгений имеют в виду меня, то я и отвечу. It depends. Имеет смысл или нет - зависит от обстоятельств, и ожидания исторического соответствия становятся важнее, когда речь идёт о реальных людях и важных и близких нам временах и обстоятельствах. Приведу пример (взятый мной от кого-то). Представьте себе, что в некоем рассказе богатый еврейский адвокат выдаёт замуж дочь, весёлая свадьба происходит на лужайке его имения, присутствует с полутысячи гостей. Возможно ли это? Почему бы и нет? Будете Вы спрашивать фамилию адвоката и проверять ее по телефонному справочнику, выяснять в каком месте и в какое время это происходит? Наверно, нет. А если автор говорит, что это происходит в Берлине в 1944 г.? Вы будете возмущены таким пренебрежением к историчекой правде, не так ли?

В этом превосходно написанном рассказе уважаемого Моисея речь идёт о случае, о котором можно было бы сказать, что его не могло быть, потому что его не могло быть никогда. Но штука в том, что он, по-видимому, был, и это придаёт содержанию особое значение. И цитируемый Шостаковичем текст письма Юдиной Сталину, вероятно, подлинного, - тоже из категории "не может быть, потому что этого не может быть никогда" - читателю было бы интересно прочитать.

Вторая половина - у Сталина - мне не показалась, главным образом, психологически верной, но об этом, конечно, могут быть разные мнения. Это произведение мастера - значит, всегда могут быть разные мнения.

Б.Тененбаум-Нестору
- at 2011-06-27 17:43:24 EDT
Нестор
- Mon, 27 Jun 2011 17:32:27(Frankfurt)/ - Mon, 27 Jun 2011 11:32:27(New York)

Культ расчётливого уголовника, дорвавшегося до власти, приобрёл новые обороты и грани: теперь выясняется, что его душе был созвучен сам Моцарт

Но, тем не менее, вот такая фраза имеет смысл, не правда ли ? :

"Культ расчётливого уголовника, дорвавшегося до власти, приобрёл новые обороты и грани: теперь выясняется, что его душе был созвучен сам Вагнер".

Возможно, этo не биографическая справка о И.В.Сталине, а притча о Добре, о Зле, о Сатане и о Праведнике ?

Нестор
- at 2011-06-27 17:32:27 EDT
Культ расчётливого уголовника, дорвавшегося до власти, приобрёл новые обороты и грани: теперь выясняется, что его душе был созвучен сам Моцарт. Этот мотив, впрочем, необходимо развить в будущих легендах, поскольку здесь он прозвучал недостаточно убедительно.
Почему наутро после записи товарищи Молотов, Ворошилов, Калинин, Коганович и Жданов не бросились покупать записи с музыкой Моцарта, а тов. Хрущёв не принялся плясать в австрийской косоворотке финал 40-й Симфонии? Почему репертуары всех музыкантов – от Гольденвейзера до Артура Штильмана – не стали состоять исключительно из опусов Моцарта? Почему Крым не был незамедлительно переименован в полуостров Амадеус? Почему во время правительственного концерта Леонид Утёсов исполнил по просьбе Великого Ценителя ПрЭкрасного «С адэсского кичмана», а не одну из концертных арий Моцарта для сопрано в сопровождении джаз-оркестра? Почему, наконец, «Интернационал» не был заменён «Аллелуйей”, а гимном СССР не стал “Реквием”? Ряд и других ценных тематических линий материала настоятельно нуждается в своём более тщательном развитии.

Е. Майбурд - Владимиру Вайсбергу
- at 2011-06-27 16:39:42 EDT
Владимир Вайсберг
Кёльн, ФРГ - at 2011-06-27 16:19:41 EDT

00000000000000000000000000000000000000000000

Не обижайтесь, но вы ошибаетесь. В рассказе нет ничего об этнической принадлежности героини.
Давайте не будем впадать в писаревщину. Это художественное произведение, а не хроника.
Кстати, вам нравится 23-й концерт Моцарта?

Ион Деген
- at 2011-06-27 16:23:24 EDT
Дорогой Моисей!
Несмотря на то, что сегодня занят до беспредела (не своими делами), узнав о том, что появился свежий номер «7 искусств» и там Ваш рассказ, не мог не отдать дани нашей дружбе, и приступил к чтению рассказа. Читая, забыл о Вашем существовании, потому что забыл о современности, об окружающем меня мире. Думаю, несмотря на все заслуженные дифирамбы и комплименты достойнейших читателей журнала, Вы нескоро поймёте, что создали. Классика со всех точек зрения. Спасибо!
Ваш Ион.

Владимир Вайсберг
Кёльн, ФРГ - at 2011-06-27 16:19:41 EDT
Милейшая, нежная и трогательная новелла о славных, добрых и высокопорядочных людях. Всё мило, нежно и столь близко к чарующему миру искусства.
Главная героиня повествования немного предала свой народ,отказалась от него и перешла на сторону милейших людей, жегших её соплеменников на кострах инквизиции, хмельниччины, крестовых походов, погромов, гонений и преследований. Но она только немножко предала - в религии, а в душе она осталась верной дочерью еврейского народа. Очаровыателная героиня. Она даже и не говорила ничего о пожирании евреями христианских младенцев и питие ими же крови этих своих жертв. Благородный выкрест или, вернее,выкрестша.
А второй герой, папаша и педагог всех народов изумителен. При его занятости, предопределяемой необходимостью уничтожения собственного народа , он нашёл время для музыки и бесед с музыкантами. Милейший человек,интеллигентнейший представитель рода человеского. Образец для подражания малым деткам и наивным душам. Изумительное произведение, правдивое, честное и ,главное, зовущее к подражанию милым героям. Молодец, автор! Искал и нашёл достойных геров для еврейского сайта. Не забудьте написать трогатьельную историю о хужожнике Адольфе Шикльгрубере, тоже трогателный и нежный джеятель искусства был...

Е. Майбурд - Б.Дынину
- at 2011-06-27 15:46:32 EDT
Борис Дынин - Е. Майбурду
- at 2011-06-27 14:16:48 EDT
Е. Майбурд - Б.Дынину
- Mon, 27 Jun 2011 06:44:25(Frankfurt)/ - Mon, 27 Jun 2011 00:44:25(New York)

Теперь я спрошу Вас: "Понимаю ли я, о чем говорю?"

00000000000000000000000000000000000000000000000

Боюсь, что ответ мой будет "нет".
Для понятности сфомулиирую в сослагательном: Если то, что вы назвали недостатками, было бы, скажем "исправлено" каким-нибудь редактором, это бы бы другой рассказ. Притом, заведомо плохой.

В этом свете, попытки некоторых уважаемых читателей поверять рассказ на соответствие историческим свидетельствам имеют мало смысла. Действительная история с ночной записью и письмо М.В. вождю - это одна реальность, а происходящее в рассказе "Концерт Моцарта" - это другая, своя реальность. Художественная. В этм смысле автор прав: рассказанных событий, со всеми деталями (без которых, настаиваю, это был бы другой рассказ), никогда не было.

Помните, как машинистка, перепечатав рукопись "Иосифа и его братьев" сказала Манну: "Теперь я знаю, как все было на самом деле"?

Элиэзер М. Рабинович
- at 2011-06-27 14:22:10 EDT
Я в некотором смущении: я привык, что мне безоговорочно нравится всё, что пишет Моисей Борода, и я чувствую неловкость от того, что моё впечатление от этого рассказа не столь однозначно. Написано превосходно и живо. Но: прежде всего, утверждение автора в конце рассказа, что "описываемые в рассказе события не происходили никогда" верно только для его второй половины. Первая половина известна не из "разных журналов и таблоидов", как пишет уважаемый Артур Штильман, а её первоисточником являются воспоминания Дмитрия Шостаковича, как записаны и изданы Соломоном Волковым. Я держу в руках "Testimony, The Memoirs of Dmitri Shostakovich, as related to and edited by Solomon Volkov", Harper & Row, 1979, и эта история там рассказана на стр. 193-194. Если этим мемуарам доверять, то Волков услышал её от Шостаковича, который слышал ёё со слов Юдиной, которая по словам композитора "никогда не лгала". Дата истории не приводится. Правда в той истории нет описания привоза Юдиной в такой форме, что она могла предполагать арест. Ее вызвали в радиокомитет, и она играла. Но проблема была с дирижёром. По словам Юдиной (как передано в цитируемой книге), первый, а затем второй дирижёр так боялись, что не могли работать, и только третий дирижёр сумел завершить запись. К утру единственная пластинка была послана Сталину. Юдину к нему не возили. Она получила конверт с 20-ю тысячами рублей и написала Сталину "что-то вроде" ("что-то вроде" - слова Шостаковича, я перевожу прямо из книги точно): "Я благодарю Вас, Иосиф Виссарионович, за Вашу помощь. Я буду молиться за Вас день и ночь и буду просить Г-да, чтобы Он простил Ваши страшные грехи перед народом и страной. Г-дь милостив, и Он простит Вас. Я отдам деньги церкви, в которую хожу".

Шостакович (по версии Волкова) продолжает: "Юдина послала это самоубийственное письмо Сталину. Он прочитал и не сказал ни слова; они ожидали хотя бы движение брови..., и его малейшей гримасы было бы достаточно, чтобы от Юдиной не осталось и следа. Но Сталин промолчал и отложил письмо в сторону... С Юдиной ничего не случилось. Говорят, что эта запись Моцарта была на проигрывателе, когда вождь и учитель был найден мёртвым на его даче". Встречи между Сталиным и Юдиной не было. Кстати, почему автор не поместил текст письма Юдиной в рассказе, это было бы интересно?

Далее образ Сталина, представляемый уважаемым Моисеем Борода, как-то мне кажется слегка лакированным. Его объяснение террора не выдерживает критики, и мы знаем, что как только он умер, террор был прекращён. Тем более обсуждение судьбы Мандельштама, которого уже давно не было в живых, и нелепое обвинение Пастернака в том, что это его вина. Вообще вся обстановка и возможность заснуть в кабинете Сталина убедительной не выглядят.

Мнение уважаемого г-на Беренсона, что ""В 1918 г. Юдина крестилась, была активисткой подпольного православного движения, однако никогда не отказывалась от своего еврейства" ни на чём, мне известном, неосновано. Она крестилась, была очень активна в церкви - и это значит, что "она не отказывалась от еврейства"? - эти её действия были драматическим отказом. Но, наверно, о паспорту она числилась еврейкой.

Борис Дынин - Е. Майбурду
- at 2011-06-27 14:16:48 EDT
Е. Майбурд - Б.Дынину
- Mon, 27 Jun 2011 06:44:25(Frankfurt)/ - Mon, 27 Jun 2011 00:44:25(New York)

Борис, вы понимаете, о чем говорите? Если исправить все \"недостатки\", вами указанные, рассказа не станет.
====================================================
Евгений! Я не понимаю этот эстетический критерий и не знаю, что на это ответить. Рассказ стал достоянием публики, уже не исчезнет (чего ему я ни в коем случае не желаю), и если мои недостатки являются в глазах публики достатками, то и хорошо, поскольку за столом этого выпуска журнала мы можем продолжать пиршество, не сбрасывая со стола никакое блюдо и не оставляя никого голодным. Теперь я спрошу Вас: "Понимаю ли я, о чем говорю?"

Л. Беренсон
Ришон, Израиль - at 2011-06-27 14:07:30 EDT
Новелла - прекрасна. Полное понимание её достоверности доступно только современникам и соотечествинникам героев повествования. И в качестве весьма существенного факта биографии Юдиной, думаю, стоит знать:
"В 1918 г. Юдина крестилась, была активисткой подпольного православного движения, однако никогда не отказывалась от своего еврейства. Всю жизнь Юдина находилась в оппозиции к советской власти и не скрывала этого (известен факт, что она не приняла гонорар за записанную по правительственному заказу пластинку с 23-м концертом Моцарта и написала письмо И. Сталину с объяснением причин)" - Еврейская энциклопедия.

Марк Аврутин - М. Бороде
- at 2011-06-27 10:35:16 EDT
Согласен с мнением уважаемого Виктора Кагана: блестяще написано, как всегда. Нет, лучше, чем всегда. Даже отмеченные уважаемыми коллегами недостатки восприняты мною как продвижение вперед. Не только «прекрасно созданный образ бесстрашного музыканта - Марии Вениаминовны Юдиной», но и образ «"Великого инквизитора" психологическими переживаниями, поиском человеческого» в нем показался мне не штампом, а напротив, попыткой выхода из него.
Однако, хочу остановиться на одном моменте, на который не обратили внимание пока и вряд ли обратят внимание коллеги, а мне это особенно близко. Имеется в виду упоминание Мандельштама и Пастернака в третьей части рассказа: «Вдруг он спросил её, нравятся ли ей стихи Мандельштама…И почему Пастернак его тогда не защитил?»
Согласно распространенной версии, именно этим Сталин тогда остался недоволен при телефонном разговоре с Пастернаком, и со злостью бросил трубку. Подумать только, - как он хотел, чтобы Пастернак защищал Мандельштама? А чего же он в таком случае хотел. И вот дальше по тексту рассказа наталкиваемся на фразу: «Она поняла – он знает всё, всю историю с ночной записью. И сейчас он ждёт только одного: чтобы она сама ему всё рассказала….».
Поскольку «описываемые в рассказе события не происходили никогда – но могли произойти в мире», я воспринял это как ответ на вопрос о том, чего же тогда Сталин хотел услышать от Пастернака, которого сделал первым поэтом. Откровенного освещения этого события изнутри писательской среды. Нет, не получилось сделать его осведомителем. Вместо этого, Сталин услышал невнятные предложения о встрече, чтобы поговорить о жизни вообще и пр. Ведь Сталин всё знал, что подтверждается фразой: «Вы думаете, – услышала она тихий голос Сталина, – что я не знаю, как была сделана эта запись?». Точно также он знал, кому Мандельштам успел прочитать стихотворение, и был прекрасно осведомлен, что представляет собою Мандельштам как поэт, но хотел всё это услышать от Пастернака: тогда и всегда потом. Однако сорвалось. Но живым его оставил, как и Юдину.
Впрочем, вполне возможно, что всё это мне только показалось.


Е. Майбурд - Б.Дынину
- at 2011-06-27 06:44:25 EDT
Борис, вы понимаете, о чем говорите? Если исправить все "недостатки", вами указанные, рассказа не станет.
Борис Дынин
- at 2011-06-27 04:31:18 EDT
На этот раз мое впечатление от рассказа автора, обычно ясного (в хорошем смысле принятия художественности и смыслов его произведений), осталось, как бы это сказать ясно, туманным. Вспоминался образ "Великого инквизитора" (не удивительно), но какой-то разбитый и исповедью Ильинского (спустившего рассказ, по моему мнению, к штампу) и психологическими переживаниями Сталина (особенно, связанными с напутствием матери, усталостью и тоской по молитве о себе). Образ человеческого в Молохе мне показался несколько лобовым, возможно от желания автора обречь его на душевную драму и тем, как бы, наказать его. Но написано хорошо, и при туманности впечатления, дочитал до конца без напряжения.
Виктор Каган
- at 2011-06-27 03:52:59 EDT
Это не оценка, а признательность: Блестяще!
Е. Майбурд
- at 2011-06-27 03:18:18 EDT
Наверное, самое сильное, что я читал за подписью М.Бороды. Глубоко, мудро, человечно. И, конечно, Мария Вениаминовна - это она, живая, близкая. Здорово!
Спасибо.

Б.Тененбаум
- at 2011-06-27 02:14:07 EDT
Талантливо написано - что, принимая во внимание имя автора, воспринимаешь как данность. Рассказ сделан как "моментальный снимок эпохи" - не сразу понимаешь, что это сконструировано. Настолько точен снимок ...
A.SHTILMAN
New York, NY, USA - at 2011-06-27 01:31:20 EDT
Замечательная психологическая новелла, озвученная Моцартом.Лет 5-10 назад по разным журналам и таблоидам ходило письмо, как будто бы написанное М.В.Юдиной Сталину после получения ею Сталинской премии, которую она пожертвовала на ремонт церкви, в которой была прихожанкой. Если верить Вики, то это была церковь на Кузнецком мосту и её главой был отец Всеволод Шпиллер, возвращенец из Болгарии в 1948 году/об этом в Вики,конечно, ничего нет/. Он был также братом известной певицы Наталии Шпиллер, солистки Большого театра.Насколько известно из циркулировавших в Москве много лет слухов, отец Шпиллер имел теснейшие связи с Большим домом, то есть с Лубянкой.Таким образом всё,происходившее в его церкви и всё,что знал сам отец Шпиллер, знали все, "кому надо". Но не это интересно. Интересно письмо Марии Вениаминовыны Юдиной Сталину.Оно бесстрашно, и она в этом письме точно соответствует образу, обрисованному в этой превосходной новелле. А что тираны и убийцы в Освенциме любили музыку, то это всегда удивляет,хотя...Хотя музыка на них воздействовал ровно столько времени, сколько занимало её прослушивание. После чего они возвращались к своим постоянным "занятиям". Как и наш вождь-отец народов-в этой новелле. Спасибо автору за прекрасно созданный образ бесстрашного музыканта - Марии Вениаминовны Юдиной.

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//