Номер 7(20) - июль 2011
Дина Ратнер

Дина Ратнер Смешно о грустном

Книга Марка Азова (Айзенштата) «И смех, и проза, и любовь...» – о сложной, порой трагической жизни, но даже самые серьёзные сюжеты перемежаются юмором. Невольно задумываешься над тем, не стал ли юмор у евреев неким условным рефлексом, помогающим выжить. Главный эффект творческой манеры Марка Азова в том, что «смех мгновенно трансформируется в грусть», – именно этими словами писатель характеризует талант Аркадия Райкина. В очерке «Жидовский гений» мы читаем о происхождении фамилии «Азов»: «По-моему, у нас тут набирается миньян, – сказал Райкин, рассматривая макет афиши, режиссёр Бирман, художник Лидер..., ещё и ты... – он посмотрел на меня, – Айзенштат... Хотя бы кто-нибудь для конвоя...» Для конвоя Марк Айзенштат, писавший для Райкина сатирические миниатюры, придумал фамилию «Азóв», с ударением на «о» – не русская и не еврейская – явный псевдоним.

Самое сильное впечатление, которое остаётся по прочтении книги – напряжённость ума и души автора; эта напряжённость сохраняется при всём разнообразии жанров. В первой повести «Ицик Шрайбер в стране большевиков» мы читаем о старшем поколении, судя по всему, о родителях писателя. Янкель-Мойше «портной и сын портного» помогал «строить коммунизм в одной отдельно взятой волости». А мать, чтобы преодолеть черту оседлости и остаться учиться в Харьковском медицинском институте должна была выправить «желтый билет», который давал право на жительство в качестве проститутки. Такая привилегия, понятное дело, не использовалась, но позволяла получить гражданство почти в столичном городе. Старший Шрайбер разделяет судьбу тех, кто уверовал в братство и равенство народов: служит в Красной кавалерии, участвует в коллективизации, стройках пятилетки. Не обошли его смятение и страх по поводу оказавшихся «шпионами и диверсантами» вождей революции. Спасение семьи Янкеля-Мойше в том, успеет ли он застрелиться, пока «шаги, к которым они с женой по ночам прислушивались, смолкнут у их двери». А тем придётся прийти ещё раз – «на похороны старого большевика Шрайбера». Если отца Шрайбера занимают социальные проблемы устройства общества, то сына главным образом – «превращение мысли в слово», чувство и музыка слова. Дорога длиною в жизнь, по которой шагает юный Ицик – поиск себя, своей песни. При этом трагические коллизии сменяются анекдотами, комическими сценами, что называется – один глаз плачет, другой смеётся.

Творчество Марка Азова, и в частности, вышеназванная повесть позволяют обозначить особенности национального самосознания еврейского народа, а именно:

1. Неистребимая мечта о всеобщем равенстве и братстве.

2. Личная ответственность за всё и всех, верность своим принципам.

3. Чувствительность. Двадцатилетний солдат Ицик Шрайбер послал маме из побеждённой Германии невиданное в России по тем временам богатство – упаковку туалетного мыла. Красавица-мама выбросила подарок с фронта в очко общественного сортира во дворе. «Это мыло из еврейских детей, – сказала она».

4. Способность сопереживать, вобрать в себя чужие жизни, истории.

5. Невозможность шагать в ногу как все; еврей или отстаёт (шлимазл, интеллигент-очкарик), или, не желая того, забегает вперёд. У старшего Шрайбера был конь, «хоть и неказистый, но характер чемпионский, не мог видеть впереди себя другую лошадь. И вот представляете, на параде стал обходить самого командарма. Шрайбер ему губы в кровь раздирает удилами – где там! У всех на глазах во главе колонны гарцует не легендарный пролетарский полководец на белом тонконогом скакуне, чистокровном текинце, а Янкель-Мойше на крысе». У еврея и конь еврей.

6. Умение взглянуть на ситуацию со стороны и выразить суть в нескольких предложениях – в анекдоте. «Как настоящему русскому для связки слов необходимо что-нибудь матерное, так и подлинный еврей без подходящего анекдота, можно сказать, глухонемой». Чувство юмора берёт верх и в ситуациях, когда казалось бы не до смеха. О специфическом даровании Марка Азова можно судить по следующему эпизоду: Граф А. Толстой (автор «Петра Первого» и «Хождения по мукам») разгневанный недостаточным благоговением шестнадцатилетнего Ицика, насмешливо с поклоном подаёт его жалкое пальтишко: «Дескать, извольте сударь выйти вон». В кармане пальто Ицика лежал рубль, а Ицик в книжках читал, что швейцару, подающему пальто, положены чаевые, и он, содрогаясь от ужаса своего поступка, полез в карман за рублём».

7. Поиск истины, подлинности. Автобиографический герой, как искушённый талмудист, всё подвергает сомнению. Тут, как нельзя кстати, лирический план перемежается анекдотическим. В Ташкенте во время войны поэты на летней эстраде «толкали патриотические стихи», Ицику глядеть бы на них «раззявив рот, но он, как назло, родился с еврейским скепсисом и во всём видел цирк» и, в частности в том, что офицерское звание у одетого по-военному поэта служило мерилом таланта. «Звонит телефон.\ – Это полковник Симонов?\ – Да.\ Скажите, как надо писать стихи, чтобы стать полковником?\ – А кто спрашивает?\ – Поручик Лермонтов».

8. Интуитивное чувство своего места на земле. В эвакуации слепой старик еврей играл на скрипке одну непрекращающуюся мелодию «Плач Израиля». «Плакал Израиль – предсмертная скорбь миллионных толп втекающих в ворота Освенцима, сливалась в этот миг с жалобой бредущих по пустыне древних бездомных погонщиков стад». И у Ицика впервые появилось предчувствие родины.

9. Мы не такие как все. Марку Азову, ощутившему вкус эсэсовской крови, непонятно, как можно подставить спину разбитому врагу; «Когда еврейский солдат, рискуя, подходит к складу взрывчатки и просит через мегафон мирное население уйти от греха подальше, он (нами самими обласканный, откормленный и вооружённый враг) входит с автоматом в еврейский дом и расстреливает в упор мать, отца, жену и детей такого же солдата».

10. Непрекращающийся разговор с Творцом. О жизни как диалоге человека с Богом читаем в рассказе «И обрушатся горы...» «Идише кинд» – девятнадцатилетний солдат, которому осталось «один процент живкости и девяносто девять смерти» лежит у дымящейся воронки; «…на меня оседает вставшая дыбом земля, а Он трогает за плечо и говорит: "Хорошо, что так удачно получилось. С мертвыми разговаривать бессмысленно – никто оттуда не возвращался, а с живыми мне не положено по чину. Хотя, было время, говорил с пророками из евреев..."» Бог, наделивший человека разумом и свободой воли, на обвинение Ицика в жестокости этого мира, предлагает ему написать более удачный сценарий. При этом замечает, что действие должно быть правдоподобным; даже в сказке есть логика жизни. Всевышний предупреждает будущего драматурга о неизбежных искажениях замысла; ведь между автором пьесы и её воплощением много участников – режиссер, артисты; «Театр – творчество коллективное, как и вообще всякая жизнь». Пытаясь осмыслить причины и следствия всего происходящего, Ицик вспоминает мечту своего народа о Машиахе, который установит на земле мир и божественную справедливость. Но это в конце дней, т. е. в финале драмы. Сейчас же, чудом выживший после ранения Ицик, спустя пятьдесят лет в Израиле смотрит на наших солдат, «на этих мальчиков и девочек, вокруг которых бушует стомиллионное море арабов». Да что вокруг, вот он враг – рядом; в автобус входит террорист и никто не защищен – ни солдаты с рюкзаками, ни играющие школьники, ни рыжебородый еврей, готовый уже сейчас строить Храм.

По поводу Ицика Шрайбера Борис Кушнер – профессор математики, поэт, эссеист пишет Марку Азову: «Поразительно ваше умение передать индивидуальную и вселенскую трагедию через иронию и улыбку. Это сильнее действует, чем громкие слова и пафос. Показано еврейство в сплетении со всем остальным безумным и страдающим миром».

Философичность творчества писателя, осмысление человеком своего места в мире и в обращении к истокам – Торе. Картины перемежаются: настоящее, недавнее прошлое и библейские времена – мы тогда и мы сейчас; прошлое заложено в настоящем и будущем. У читателя, мысленно перемещающегося вместе с описываемыми событиями во времени и пространстве, создается впечатление личного участия в драме. Убедителен стоп-кадр перехода от жизни к смерти – ощущение под босыми ногами холодного льда небесной тверди. И снова, но теперь уже пребывающий в другом мире, Ицик беседует со Всевышним. Кончилось терпение Бога; когда исчерпаны все пути мирного сосуществования, остаётся одна возможность защититься – война. Наглядность художественных образов достигается и точно найденными сопоставлениями. Например, беззащитность девочки на пляже: «Она была при одном лишь бантике рожками, голенькая как улитка без домика». Или мудрость старой еврейки приехавшей из Америки в Израиль умирать: «Мама смотрела на всё это глазами старой черепахи, будто мимо привычно текут века…».

При всей образности и эмоциональной насыщенности книга «И смех, и слёзы, и любовь...» прежде всего обращает внимание читателя к философским вопросам бытия. В воспоминаниях об Аркадии Райкине знакомимся с объяснениями артиста, как нужно писать для него: «Не делайте мне смешно, ищите проблему...» ("Жидовский гений".) Ищет проблему Марк Азов и в своей прозе. Порой трудно понять, идёт ли писатель от мысли к образу или импульсом того или иного сюжета послужила ассоциация на уровне чувств. Так в желании понять суть, некую формулу устройства мира автор сначала делится с нами ощущением ужаса среди одинаковых, словно отштампованных людей, а затем заставляет задуматься над мыслью о том, что новый признак, качество возникают не в результате повторения, а как отклонение от нормы. «Закон эволюции это закон ошибок», ибо повторение ведёт к усреднению, обезличиванию, а истинное проявление человека – его неповторимая индивидуальность. Тема опасности потеряться среди похожих друг на друга людей и мужестве быть не таким, как все, – в рассказе «Самолёт». Люди хотели добиться бессмертия тем, что бесконечно повторялись. Возникшая на сегодняшний день проблема клонирования делает, давно написанный рассказ, особенно актуальным.

Своеобразно решается проблема личных отношений. Активным, творческим началом Азов наделяет мужчину; именно мужчина даёт содержание жизни женщине, наполняет её, даже если она не неповторима. Не нужно искать в любви ничего загадочного и мистического, в отношениях мужчины и женщины доминирует духовное содержание. Не суть важна красота, было бы чем наполнить душу; беден человек не тогда, когда нет денег, а когда душа пуста. Поскольку женщина, согласно Азову, не самодостаточна – за любовь ответственен мужчина, и если ему есть что сказать, устраняется трагическая невозможность двоих жить одной жизнью. «Беда не в том, что она раба, а в том, что я не хозяин». В рассказе «Любовь» даются адекватные объяснения перипетий супружеской жизни; становится ясно, почему уходит любовь.

В рассказе «Житие Валаамовой ослицы, рассказанное ею самой» наделённая даром постижения божественного промысла и женской привлекательностью белая ослица объясняет свою любовь к белому ослу его мудростью: «И у людей говорят: "женщина любит ушами" – так что уж об ослицах говорить, уши которых предназначены слушать и постигать». Тема любви не обходится без проблемы полигамности мужчины. Куда как заманчива перспектива любвеобильному царю природы «обнять весь мир». И тут мы не можем не согласиться с мнением автора: имея нескольких жен, ты, по сути, не имеешь ни одной. И это даже в том случае, если женщина тебя боготворит и даёт свободу. Да и так ли самодостаточен мужчина, при всём желании свободы, ему тоже нужно быть кому-то нужным.

Можно ли изменить природу человека, его эгоизм? Каким образом воплотить в жизнь законы справедливости, добра? Когда люди перестанут убивать друг друга? – Эти вопросы поставлены в пьесе «Весенний царь черноголовых». Библейская истина о том, что праведниками держится мир, утверждается в пьесе «Последний день Сдома». Порок от изобилия, праздности, от нарушения заповеди – «в поте лица будешь есть хлеб свой»; здесь имеется в виду не только физический, но и духовный труд. Коллективный грех Сдома обезличил людей, сделал возможной вседозволенность. В этой же пьесе ставится вопрос о коллективном наказании; пострадали и те, кто не был ни праведником, ни грешником. Отсюда – ответственность каждого за зло, происходящее в мире. При этом Богу не нужна кровавая жертва, нужен подвиг души; по прочтении пьесы «Ифтах-однолюб» трудно избавиться от ощущения бессмысленности фанатизма.

При всём разнообразии поднятых вопросов – в повестях, рассказах, пьесах – Марк Азов всякий раз обращается к проблеме: мы на нашей земле. Возвращение евреев на обещанную Богом землю – возвращение к истокам. Мы живы судьбой и историей своего народа. Израиль – единственное место, где можем постоять за себя; не защищая свой дом, мы теряем его; и потому жить здесь важнее удачного бизнеса в Америке (рассказ «Американец»). Призрачна надежда уставших от войн и терактов израильтян рассеяться по благополучной Европе. Пока есть евреи – есть антисемитизм, и всё та же судьба оказаться на краю рва ждёт ищущих комфорта в европейских странах. Лазурный берег во Франции – это чужая земля и не помогут возражения полицейскому арабского происхождения – дескать мы не оккупировали их землю, здесь Франция (рассказ «Над Францией ясное небо»).

Конкретная реальность – источник сюжетов, тем, повествований; она же оппонент автора. В рассказе «Глотающая земля» акцентируется внимание на мужестве выбора. На вопрос: нужно ли было предупреждать Лота о том, что постучавшиеся к нему гости не просто люди? Следует ответ: если бы Лот знал заранее, что в его дом пришли ангелы Вседержителя, то в чём же его свобода выбора, праведность? Жизнь ставит человека в ситуацию, когда он должен отличить добро от зла, т. е. проявить свой божественный дар – разум.

В разделе книги «Новые приключения Рабиновича на Земле Обетованной» всплывает знакомый нам анекдотический образ. Смешно и грустно читать о ностальгии Рабиновича по русскому мату, загаженному кошками подъезду, по соображающим на троих алкашам. Даже изобилие в израильских магазинах становится предметом тоски по российской бедности. Абсурден и гуманизм галутного персонажа по отношению к арабам. Всё имеет свой конец; мирный процесс, сопровождающийся отдачей земли, кончается ликвидацией Израиля. Раньше в России на вопрос «Кто виноват?» следовал ответ «Евреи виноваты», а на вопрос «Что делать?» – «Бей жидов, спасай Россию». А теперь, когда евреи уехали, без охраны уже никто не ходит, – замечает Марк Азов.

В отдельном цикле рассказов, которые можно объединить заголовком «Если бы в мире была справедливость» с грустью читаем о том, что не по силам человеку, хоть он и сотворен по образу Всесильного, восстановить справедливость – ибо «добро, даже если оно с кулаками, что может сделать, если зло с топором?» Люди не слышат, не понимают друг друга. Божественный разум, дух созидания пошли на «усовершенствование способов убиения ближнего своего». Проблему первичности бытия или сознания писатель решает в аспекте идеализма – бытие производная сознания. Кто во что уверовал – то и получит. Атеист, убежденный в правоте теории Дарвина о происхождении человека, в другом мире оказывается в первобытном лесу среди своих предков – обезьян. Там он встречает бородатого обезьяна – Чарльза Дарвина и Фреда – Фридриха Энгельса, последний «с упорством, достойным лучшего применения, долбил один камень другим – надеялся с помощью труда вновь превратиться в человека». Собеседник атеиста, верующий еврей, тоже оказался среди своих «беседующих на разные философские темы, праотцев – Авраама, Ицхака, Иакова». Там же были и посмертно реабилитированные Адам с Евой.

Чистотой души, устремлённостью к первозданному прекрасному миру писатель наделяет персонажи бесхитростных сказок для детей. «Милентулы на соломенных лапах» рисуют прозрачный ручей с солнечными бликами, а на дне ручья видны цветные камешки. Солнце, город, земля вращаются вокруг ребёнка – центра Вселенной. Сказка бесконечна как жизнь – коротконогий черепашонок гонится за длинноногой радугой и пока бежал, успел вырасти из большой пуговицы в маленькую сковородку, остановился, женился, у него тоже появился маленький черепашонок, и тот побежал за радугой. Из поколения в поколенье люди бегут за своей мечтой. Догнать бы! Эта устремленность характерна для всего, проникнутого верой в божественную природу человека, творчества Марка Азова.

Послесловие

Недоумение – первое чувство, когда уходит из этого мира близкий по духу человек, затем боль и ощущение продолжающегося диалога. Память вновь и вновь возвращает описанные Марком Азовым картины его военной юности, сознание личной ответственности за зло, происходящее в мире и безусловную принадлежность своему народу. Нет, не умирает человек, причастный к духовным ценностям, потому как ты вновь и вновь возвращаешься к его мыслям, словам, поступкам. Встреча с Богом, описанная Марком Азовым в рассказе «И обрушатся горы», стала реальностью и, наверное, сейчас Марк получил ответ на все вопросы, которые он задавал ещё будучи девятнадцатилетним тяжело раненным солдатом...


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2174




Convert this page - http://7iskusstv.com/2011/Nomer7/DRatner1.php - to PDF file

Комментарии:

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//