Заместитель

По тому как долго она развешивала мутные рентгеновские снимки, как медленно садилась за стол, покашливая и глядя в сторону, Стан понял, что дела плохи. Начала она издали, напомнив, что Стан обратился к ней всего месяц назад, болезнь была уже запущена, хотя диагноз всё ещё вызывал сомнения. Теперь же, после дополнительных исследований, можно уверенно сказать, что, к сожалению, худшие предположения подтвердились. Нет, операция уже не поможет, слишком поздно. Однако сдаваться не надо: новейшие методы лечения позволяют замедлить процесс развития болезни и даже в отдельных случаях (увы, не частых) остановить его совсем... на какое-то время. Не хотелось бы обнадёживать понапрасну, но продолжая уже начатые сеансы и сочетая их с...

- Доктор, скажите прямо: сколько мне осталось? – прервал Стан хриплым голосом. – Мне важно знать.

От столь прямого вопроса она совсем скисла. Молодой врач, она не привыкла ещё к подобным ситуациям, и необходимость объявить пациенту смертный приговор вызывала у неё настоящие страдания.

- Ну если лечение принесёт желательный результат, то... то... можно надеяться на полгода... или даже больше...

- Понятно. Спасибо.

Стан решительно встал и направился к выходу. Врач пыталась его задержать, объяснить что-то про лекарства и диету, но Стану всё это было безразлично. «Полгода, полгода» - вертелось у него в голове. На паркинге он долго искал свою машину: внимание рассеивалось, он не мог сосредоточиться. «Полгода. Что я должен успеть?» - повторял он по пути домой, стараясь следить за дорогой. «Да какие такие дела? - прервал он сам себя. – На самом деле, существует одна настоящая проблема: Тоня».

Тоня выскочила в прихожую, едва он открыл дверь:

- Ну что? Я ждала, что ты позвонишь из больницы. Ну что?

-Да ничего хорошего, - сказал Стан и, не снимая плаща, опустился в кресло.

Следующая неделя прошла в странном напряжении. Внешне всё было рутинно спокойно: утром он вставал в то же самое время, уходил на работу, проводил там восемь с половиной часов, выполняя одни и те же операции – чертежи, расчёты, отчёты, совещания... Но делал он всё это автоматически, а мысль его лихорадочно билась об один и тот же вопрос: что будет с Тоней? Как она проживёт? Дом он ей оставит, хорошо, но за дом надо выплачивать заём, три с половиной тысячи каждый месяц – где она возьмёт? Сбережений существенных он не сделал. Конечно, она пойдёт работать, это ясно, но что она может заработать без профессии? А главное – по-английски она еле-еле... Что если продать дом, снять скромную квартирку, а на разницу она какое-то время сможет жить? Какое-то время, а потом?.. Все эти вопросы надо решать сейчас, немедленно, в оставшиеся полгода.

- Эй, Стан, что ты здесь насчитал? Откуда ты эти допуски взял? В справочнике совсем не так. – Джэк Болтон широко улыбался, чтобы смягчить неловкость ситуации: он нашёл ошибку у своего непосредственного начальника.

Вообще-то их отношения допускали такие вольности: они (отношения) давно переросли служебно-официальные рамки. Пять лет назад Стан принимал Болтона в свой отдел, он тогда выбрал этого молодого инженера и не ошибся в нём: Джэк оказался толковым, добросовестным работником и простым в обращении человеком. Со временем он стал заместителем Стана. Несмотря на разницу в возрасте, они подружились. Достаточно сказать, что Джэк Болтон был единственным существом, которому Стан поведал историю своих отношений с Тоней. Истории, в сущности, не было, а было знакомство по интернету с девушкой из Череповца, города в Вологодской области, о котором Стан и не слышал во время своей жизни в России. Вообще о России он знал не слишком много, родители увезли его в эмиграцию в пятнадцатилетнем возрасте. Но по-русски он говорил без акцента.

Интернетное знакомство произошло отнюдь не случайно, а в результате трудного решения, принятого после глубоких сомнений. Незадолго до этого Стан расстался с Ванессой, своей второй женой, после трех лет супружеской жизни, похожей на непрерывный поединок. Конечно, случаются неудачные браки, известное дело, но это был у него уже второй такой брак, и хотя Ванесса ничуть не походила на его первую жену, проблемы были всё те же. С точки зрения Стана, и та и другая совершенно неправильно понимали роль жены в семье и смысл брака как такового. Это, так сказать, на уровне теоретического обобщения, а если говорить конкретно, на бытовом уровне... Стану противно было вспоминать о бесконечных ссорах и препирательствах из-за мытья посуды, поездок в супермаркет, поливания травы и тому подобного. Причём разногласия из-за бытовых мелочей переходили на более существенные стороны жизни, как например, отношения с родственниками, или переезд в другой город, или выбор страховки.

После второго развода Стан решил никогда не жениться: дважды попробовал – не получилось. Хватит! Видимо, он не приспособлен к семейной жизни. Но прожив бобылём год, он стал думать иначе. Почему, собственно говоря, надо считать, что проблема в нем, что это он не приспособлен к семейной жизни? Ему очень бы хотелось иметь рядом с собой жену, верного заботливого друга, мать его детей. Близкую, отзывчивую душу, кому можно пожаловаться на что угодно – от боли в спине до заторов на шоссе, от глупого начальства до плохой погоды – и она поймёт, посочувствует. Как хорошо засматривать ей в глаза, касаться губами её ресниц, слушать её тёплый голос, ощущать нежный запах... Разве он не хочет этого? Очень хочет. Так может быть, проблема не в нём, а в этих американках, взращённых на ниве феминизма, которые считают брак чем-то вроде договора-сделки, где у сторон должны быть равные и одинаковые права? Супруги в их представлении – что-то вроде партнеров по бизнесу. Жена должна быть равна мужу – это для них чуть ли не главное в семейной жизни. Сколько он наслушался дурацких разговоров о неотъемлемых правах жены, которые равны правам мужа плюс, однако, еще что-то... Если муж и жена имеют одинаковые функции, то действительно непонятно, зачем жениться. Тем более, когда нет детей. Весь смысл семьи, рассуждал он, в том, что супруги дополняют друг друга, а не равны друг другу в правах и функциях.

Так возникла идея иностранной жены. А если уж выписывать её из заграницы, то лучше всего из России: проблемы языка не будет и будет меньше феминизма.

- Постой, постой, я не понимаю. – Джэк отодвинул кружку с недопитым пивом и с удивлением взглянул на Стана. – Ты побывал всего у одного врача? И готов безоговорочно верить? Ты что – не знаешь, как доктора ошибаются?

Они сидели в баре за столиком в углу. Они имели обыкновение заходить сюда по пятницам после работы. Но сегодня была среда, и Стан предложил «внеочередное пиво», чтобы рассказать о своих делах.

- Это не только мой врач так считает, там ещё и заключение врача-радиолога.

- Радиолог не решает вопрос об операции, это не его дело. Так нельзя – мнение одного врача, и ты сдаёшься. У меня перед глазами случай с моим дядей, с маминым братом. Он у четырёх врачей побывал, и все высказали разное мнение.

- И чего хорошего? - Стан даже рассмеялся. - Кому верить?

Джэк не понял его иронии.

- Давай я у дяди узнаю, кого считают самым авторитетным специалистом в нашем городе, светилой, так сказать. Сходишь к нему, а после поговорим.

Стан пожал плечами, посмотрел по сторонам, опять пожал плечами.

- Сходить можно, пускай будет ещё одно мнение. Но только в чудеса я не верю. Мой врач и радиолог говорят: дело дрянь, а тот вдруг скажет: ничего страшного? Так не бывает.

- Конечно, вряд ли он найдёт тебя здоровым, но может предложить операцию или какое-то другое лечение. Так бывает.

Стан допил пиво. Хотелось курить, он бросил всего месяц назад, и время от времени его нестерпимо тянуло к сигаретам. Особенно после пива.

- Сходить можно, - повторил он. В его голосе звучала безнадёжность. Он опять помолчал, посмотрел по сторонам.

- Насчет проекта не беспокойся, - бодро заговорил Джэк. – Если тебе нужно будет на какое-то время уйти с работы, мы сможем, я думаю, закончить без тебя. Тем более что ты будешь помогать, когда сможешь, верно?

- Верно, - отозвался Стан. – Ты и сам справишься не хуже меня, ты на самом деле мой заместитель. Честно говоря, меня больше не проект беспокоит, а... – Он понизил голос, будто кто-то мог их подслушать - Ну, ты знаешь историю моей женитьбы. Тоня абсолютно в этой жизни беспомощна. Что с ней будет, когда я?.. – Он не договорил и снова надолго замолчал. В баре стоял ровный гул, прерывавшийся время от времени воплями болельщиков: по телевизору транслировали футбольный матч.

- Она никого не знает, ей не к кому обратиться в случае чего, – заговорил Стан после паузы. – Может, стоило бы тебе с ней познакомиться? Поможешь ей, если необходимо будет.

- О чём речь! Конечно помогу. Скажи ей – в любое время...

- Слушай, приходи к нам на обед. Тоня хорошо готовит, очень по-своему, по-русски. Приходи, правда. Только о холестерине лучше не думай: всё мясное и жирное. Как насчёт пятницы?

Джэк смутился:

- Пятница? Я Линде обещал в диско, на танцы.

- В диско ходят поздно вечером. Верно? Ты на обед приходи к семи, а с Линдой встретишься в десять. Всё успеешь.

Антонина Доброхотова считалась в школе хорошей ученицей. Череповецкую среднюю школу № 9 она окончила сплошь на «четверки» и «пятёрки», и по английскому языку у ней было «пять». Со словарём в руках, она могла прочесть ответ на своё объявление, которое она поместила на сайте знакомств с иностранцами. Однако ответ пришёл на русском языке! Некто Станислав сообщал, что он живёт в городе Кливленде, в штате Огайо, что у него есть дом и машина, он инженер, его родной язык – русский, и что ему понравилась Тонина фотография. Переписка продолжалась несколько месяцев, а когда Тоня прилетела в Америку, она обнаружила, что с трудом может разобрать со словарём несколько строк по-английски, но ничего не понимает, когда люди говорят на этом языке.

Тоня не сдавалась. В прошлом прилежная ученица, дочь школьной учительницы и сама, можно сказать, педагог (воспитательница детского сада), она ежедневно занималась по привезенному из России учебнику английского языка, смотрела новости по телевидению и при случае старалась говорить по-английски. Правда, такие случаи выпадали не часто: в обществе Стан и Тоня бывали мало, в гости почти никогда не ходили, у себя принимали ещё реже.

Утром муж уходил на работу, Тоня оставалась одна. Она прибирала в доме, потом выходила во двор поливать траву, расчищать дорожки, подрезать кусты – она посадила четыре куста роз, которые требовали постоянного ухода. В середине дня она отправлялась в супермаркет. Водить машину она не умела. Стан говорил: давай съездим вечером на машине, но Тоне нравились эти прогулки по пригородному посёлку, среди аккуратных домиков и ухоженных газонов. Идти было сравнительно недалеко – километра полтора. Она шла, смотрела по сторонам и ловила себя на мысли: а у меня тоже дом, и не хуже этого... В супермаркете она долго разглядывала продукты, читала внимательно этикетки. Её поражало даже не обилие товаров – в последнее время в России в магазинах можно было найти что угодно, были бы деньги – а вот именно доступность всего вокруг. «Могу купить что угодно, на всё хватает», - думала она то ли с восторгом, то ли с удивлением, и вспоминала прошлую жизнь...

Вернувшись из магазина, Тоня готовила обед, а потом садилась за учебник английского языка или читала какую-нибудь русскую книжку из местной библиотеки. Всем на удивление, в этой небольшой районной библиотеке была обширная коллекция русских книг – всяких, особенно классики. Американцы с некоторым недоумением посматривали на вытянувшиеся вдоль полок многотомные собрания сочинений Глеба Успенского, Мельникова-Печерского, Короленко, Мамина-Сибиряка и других неведомых им писателей. Как они здесь оказались, эти книги? В семидесятых-восьмидесятых годах прошлого века, в период еврейской эмиграции из Советского Союза, в город приехало немало русскоязычных. По большей части это были культурные люди, гордившиеся своими домашними библиотеками и притащившие их с собой в Америку. И вот теперь первое поколение эмигрантов мало-помалу уходило из жизни, книги доставались их детям, которые русской литературой не интересовались, или к внукам, которые вообще не знали по-русски ни слова. Что делать с книгами, куда их девать? Выбросить – рука не подымается, спасибо районная библиотека соглашается принять...

Стан появлялся дома в пять-тридцать каждый день, кроме пятницы, когда заходил с сотрудниками в бар. По пятницам он приходил домой в семь часов, отяжелевший от пива и ещё более молчаливый, чем обычно. Была ли Тоня счастлива с этим сдержанным, суховатым человеком? Если бы ей задали подобный вопрос, она не задумываясь ответила бы «да» – счастлива в том смысле, что её устраивала эта спокойная, размеренная жизнь без проблем, кризисов и напряжения, после всего, что пришлось ей пережить в России. В последние годы они четверо – Тоня, мама и старшая сестра Вера с дочкой – жили в родительской двухкомнатной квартире на мамину пенсию и Тонину зарплату. Денег едва-едва хватало на самое скудное пропитание, а покупка туфель или пальто для девочки вырастала в тяжёлую жизненную проблему.

Работа воспитательницы в детском саду помимо мизерного размера зарплаты имела ещё один недостаток: кругом были одни женщины, и познакомиться с каким-нибудь представителем какого-нибудь другого пола не представлялось возможным. А Тоне исполнилось двадцать пять... Вот тогда-то и появилась Надежда Артемьевна с её идеями.

Она была старая мамина знакомая – преподавали в одной школе: мама литературу, а Надежда Артемьевна английский язык. И как носитель передовой западной цивилизации, Надежда Артемьевна владела собственным компьютером, что в то время в Череповце было явлением чрезвычайно редким. Она первая и сообщила маме о рынке русских невест в виртуальном пространстве интернета.

- Я понимаю, вам не хочется расставаться с дочкой, – говорила она возбуждённо. Несмотря на многолетнюю дружбу, они были на «вы»: влияние школьного этикета. - Но какое у неё здесь будущее? За кого она может выйти замуж? За такого же пьяницу, как вышла Вера? – Старшая сестра пробыла замужем чуть больше года и с ребёнком на руках вернулась к маме. - Что хорошего она может здесь увидеть? А там, судя по объявлениям... Уверяю вас, ещё выбирать будет. Только нужно из англоязычной страны, она у меня лучшая ученица была. Из Англии или, в крайнем случае, из Америки. Конечно, Австралия тоже подходит, но очень уж далеко.

Но ответ, к разочарованию Надежды Артемьевны, пришёл по-русски. Завязалась переписка, потом телефонные разговоры. Дома телефона не было, и Тоня ходила разговаривать со Станом на почту, на переговорный пункт. Однажды мама настояла на том, чтоб и ей дали поговорить со Станом. Разговором она осталась довольна. На следующий день она рассказывала подруге:

- Он говорит как культурный человек. Речь правильная, без этих грубых словечек. В общем, чувствуется, что он из культурной семьи: действительно, мама у него была учительница химии. Правда, папа бизнесмен...

Так была решена Тонина судьба. Через полгода переписки, телефонных разговоров и обмена фотографиями она улетела в Америку. Но чего не знала мама – это что в одном из разговоров Тоня прямо сказала своёму наречённому, что выйдет за него только в том случае, если он пообещает постоянную материальную помощь её семье в Череповце. Иначе она не сможет уехать: без её жалкой зарплаты они просто умрут с голоду. Стан обещал и свято выполнял обещанное с момента Тониного прибытия в Кливленд. Действительно, две сотни долларов, которые он ежемесячно переправлял в Череповец, существенно подняли жизненный уровень Тониной семьи. Они могли теперь питаться нормально и купить девочке пальто.

- Сначала идёт закуска, - это слово Стан произнёс по-русски, – под неё пьют водку. Нет, не из стаканов, а вот из таких рюмок. Но не маленькими глоточками, а сразу до дна, одним глотком. Вот смотри.

Он с удовольствием продемонстрировал, как это полагается делать.

- А теперь ты. Смелей.

Джэк робко поднёс рюмку ко рту, но выпил смело, одним глотком.

- Great! – сказал он с некоторым удивлением. Тоня засмеялась. Весь вечер она была оживлённая, поминутно смеялась. И ещё Стан заметил, как в последнее время улучшился её английский. Она бойко описывала свою жизнь в Череповце и свои впечатления от Америки. К тому времени они со Станом уже побывали в Нью-Йорке, в Техасе и на пляже во Флориде.

После закуски был подан грибной суп, а потом жареная свинина с кислой капустой. Джэк сидел за столом, несколько смущённый ласковым вниманием со стороны хозяев, и с воодушевлением хвалил Тонины кулинарные таланты. Он оделся, чтобы прямо после обеда ехать в диско на танцы; на нем был синий двубортный пиджак с белыми пуговицами, красная рубашка с открытым воротом и джинсы.

Стан поглядывал то на него, то на неё, и странные мысли приходили ему в голову. Он никогда не видел её раньше такой весёлой. Она раскраснелась, сквозь тонкую, фарфорно-белую кожу проступил румянец, льняные волосы растрепались, она то и дело отбрасывала их со лба, встряхивая головой. Джэк бросал на неё исподтишка короткие взгляды и смущался ещё больше. Что ж, думал Стан, это было бы, наверное, наилучшим решением проблемы... Пусть только подождут полгода...

На танцы в диско Джэк в тот вечер так и не выбрался. Он позвонил Линде и сказал, что занят. В гостях он засиделся чуть ли не до полуночи.

Ознакомившись с историей болезни, светило онкологии (рекомендация Джэка, вернее его дяди) остался недоволен. Он потребовал провести заново почти все анализы и обследования, а потом на основе новых данных пришёл к выводу, что операцию можно и нужно делать. «Успех я не гарантирую, но шанс всё же есть: пятьдесят на пятьдесят примерно. Хотите рискнуть? Решение за вами».

Следующие дни Стан провёл в сомнениях. Он представлял себе многочасовую операцию, потом изнурительные процедуры, от которых вылезают волосы и человек превращается в свою тень... и что в конце? Пятьдесят на пятьдесят, то ли да, то ли нет, то ли он проживёт ещё несколько лет инвалидом, то ли умрёт сразу... Так стоит ли терпеть все эти мучения?..

Между тем, он по-прежнему ежедневно ходил на работу. По тому, как изменилось отношение сотрудников, как они шептались за его спиной, он понимал, что они знают или догадываются о его болезни. По вечерам к нему домой заезжал Джэк. Они с Тоней настойчиво уговаривали его не сдаваться, сделать всё возможное. Ситуация сблизила их троих. Они часами сидели в гостиной на диване, говорили немного, больше молчали. Иногда Тоня начинала вдруг плакать, тогда Стан и Джэк пытались её утешить: «Не отчаивайся, всё может ещё измениться к лучшему». А она сквозь всхлипывания отвечала: «Мне Стана жалко».

В конце концов, Стан решился на операцию.

Накануне операции Стан и Джэк ушли с работы в середине дня, чтобы поговорить с глазу на глаз – на работе это было практически невозможно. По привычке они зашли в «свой» бар, хотя пить Стану категорически запрещалось, а Джэку одному не хотелось. Заказали минеральной воды.

- Да оставь ты эти предрассудки, в самом деле, - говорил Стан, когда они уселись в тихом уголке. – Если... нет, когда... когда я вернусь, то выгоню, а пока сиди в моём кабинете. Ты ведь босс.

- Только в твоё отсутствие, - поспешно вставил Джэк.

- Ну хорошо: исполняющий обязанности руководителя проекта на время болезни означенного руководителя – так тебя устраивает? Тебе нужен отдельный кабинет, иначе куда сотрудники будут заходить с жалобами друг на друга?

Оба невесело рассмеялись.

- Я не сомневаюсь, что всё у тебя получится, не робей. – продолжил Стан с несколько напускной бодростью. – Главное, помни, что начальство в нашем проекте ничего не смыслит, но советоваться к нему ходи – для вида, когда уже сам принял решение...

Наступила долгая пауза. Думали они об одном и том же, и каждый знал, о чём думает другой. Бармен знаками спросил, не нужно ли чего, они оба отрицательно мотнули головами. Помолчали ещё. Наконец, Стан решился:

- А теперь поговорим о Тоне, - и увидел, как Джэк густо покраснел, цвет его щёк почти сливался с цветом рыжих волос.

- Я обещаю тебе, что не оставлю её.

- Спасибо, но я хочу сказать... –тан запнулся и начал сначала. – Я тебе благодарен за заботу о Тоне. Я только хочу сказать... Ну позже, потом... почему бы вам не жениться? Я вижу, как она тебе нравится. Думаю, она бы тоже ничего против не имела... даже уверен.

Джэк молча обвёл взглядом полутёмный зал, поглядел на экран телевизора: как всегда, транслировали футбольный матч. Бармен дремал, облокотившись на стойку.

- Мне бы не хотелось, чтобы она вышла за меня от безысходности, понимаешь? Просто для того, чтобы не возвращаться в Россию.

Стан понял, что и без его подсказки Джэк об этом думает...

Утром следующего дня Джэк вёз своего друга и начальника в больницу на операцию. Тоню с собой не взяли. «Не надо ей при этом присутствовать», - решил Стан.

Ехали на машине Джэка, он сидел за рулём. Когда вырулили на шоссе, Стан сказал:

- Очень серьёзная вещь, слушай внимательно. Нет, не проект, а Тоня... Со мной всё может случиться... ты понимаешь. Если вы с Тоней будете жить вместе, на тебя переходит одна важная обязанность: каждый месяц переслать двести долларов в Череповец – город такой в России, где у Тони родственники остались. Для них это вопрос жизни, понимаешь? Делается это так. В Нью-Йорке живут какие-то эмигранты из того же Череповца. Вот им ты и пересылаешь деньги первого числа каждого месяца. А их родственники в Череповце отдают Тониным родственникам рублями. Чтобы не связываться с банками.

- Понятно, - ответил Джэк, глядя вперед на дорогу. То ли ответ был слишком односложным, то ли тон был не слишком уверенным, но Стан насторожился. Что такое – он не может решиться? Вслух он сказал:

- Я тебя не уговариваю, пойми правильно. Просто я знаю тебя и её и уверен, что вы хорошая пара. Ты её плохо знаешь: языковый барьер и вообще вся эта ситуация... Но уверяю тебя, она очень хорошая жена: заботливая, преданная, покладистая. Любит дом, семейную жизнь. Если будут дети – лучшей матери не придумаешь. И скромница: всё на распродажах покупает. Ну, а что привлекательная женщина, это ты сам видишь.

- Всё это понятно, - ответил Джэк. – Но мне не хочется говорить об этом. У неё есть живой муж, и я надеюсь... О черт! Чуть съезд не пропустил!

Операция длилась пять часов и прошла, как уверял врач, успешно. Но к больному не допускали два дня, а на третий, когда допустили, он был очень слаб; за полчаса свидания он произнес только «всё хорошо» и «спасибо, что пришли». На пятый день, то есть к моменту выхода из больницы, он уже мог говорить, хотя передвигался всё ещё с посторонней помощью.

А затем началась химиотерапия. С утра по пути на работу его отвозил в клинику Джэк, а забирать из клиники приезжала на такси Тоня. Два дня после сеанса терапии он лежал в лёжку, не в силах подняться. Его рвало. На третий день он кое-как поднимался, ходил по дому, читал, говорил по телефону. А дальше наступал день следующего сеанса терапии, и всё повторялось сначала... Но что поддерживало его – это оптимизм врача. Тот был просто в восторге от результатов операции. Видимо, он не зря считался светилом в своей области. Он показывал Стана своим коллегам и студентам и на примере этой операции собирался пропагандировать новую методику в медицинском журнале. Он говорил, что теперь многое зависит от правильного лечения и, прежде всего, от химиотерапии.

- Если всё делать правильно, то речь пойдёт... well, не будем слишком оптимистичны... во всяком случае, о нескольких годах нормальной жизни. Смотрите, не подведите меня, - говорил врач, похлопывая Стана по колену.

Только сейчас, когда появилась надежда, Стан по-настоящему понял, как сильно хочет жить. Именно хочет жить, а не то что не хочет умирать – это не одно и то же. Хочет жить, приходить после работы домой, обнимать жену, садиться с ней за стол, говорить о событиях дня – этих микроскопических, никому кроме них не интересных делах: сходила в магазин, купила манго, поговорил с начальством, оно было весьма приветливо, намекало на премию... И тому подобное, что наверное и составляло большую часть жизни. А в октябре поехать вдвоём в горы, снять домик под багряными клёнами, гулять по горным тропинкам, дышать упоительным осенним воздухом. А зимой – на лыжи. И самое важное – надо на что-то решиться в отношении детей, дальше тянуть нельзя, ему скоро сорок. Если не получается «старым добрым способом», надо обратиться к врачам, сейчас столько всяких приёмов и хитростей на этот счёт. А если и врачи окажутся беспомощными, можно усыновить: взять, например, девочку откуда-нибудь из Вологодской области, будет «вся в маму»...

Удивительно, сколько всяких идей и проектов приходило ему в голову – о чём он думал раньше? Надо научить Тоню водить машину и купить ей небольшой, надёжный автомобильчик; скажем, «Тайоту-Кэмри». Насколько её жизнь станет легче и интереснее! Стоило бы нанять ей учителя английского языка. Может быть, подумать вот о чём: привезти сюда из России Тонину сестру с дочкой – пусть девочка растёт в Америке. Подобных мыслей ему приходили десятки, и все они связаны были с женой.

Тоня играла всё большую роль в его жизни. Она привозила его на такси домой после сеансов терапии, укладывала в постель, давала ему лекарства, кормила-поила. Потом помогала встать, водила по комнатам, обняв за талию. Как бы он обходился без неё?

После четырёх месяцев терапии доктор назначил новые обследования и осмотр. В день врачебного осмотра Тоня приехала за ним вместе с Джэком.

- Уверяет, что всё идёт хорошо, - докладывал Стан в машине. – Назначил ещё три месяца терапии.

- Как часто? – спросил Джэк.

- Раз в неделю.

Когда подъезжали к дому, Стан пригласил:

- Джэк, зайди к нам, пообедаем вместе. В прежние времена выпили бы за успех химиотерапии, а сейчас просто пообедаем. Да, Тоня?

- Я зайду, поговорим о наших делах. А обедать не буду.

- Почему это? Тоня, ты слышишь?

Ни Джэк, ни Тоня не ответили.

Дома Стан уселся в кресло, тяжело переводя дыхание, но помощь отстранил: «Я сам, я сам».

- Что ж, - сказал бодро Джэк – сам так сам. Это заметный прогресс. И вообще, ты выглядишь гораздо лучше, доктор прав. Очень рад за тебя, очень-очень.

Тоня стояла, потупив голову, как вошла, не раздеваясь, как будто не у себя дома.

- Ты что? – спросил у неё Стан.

Джэк выступил вперёд, загораживая Тоню.

- Стан, нужно поговорить. Я буду говорить за неё.

- Это ещё что? – Стан почувствовал недоброе. – Мне с женой не нужны посредники. В чём дело Тоня? Ты хочешь вернуться в Россию?

- Подожди, Стан, я всё скажу. Нет, она не едет в Россию. Дело в другом. – Он несколько раз вздохнул, как перед прыжком в воду. – Дело в том, что мы решили пожениться, Тоня и я. Мы любим друг друга.

Стан хотел что-то сказать, но у него перехватило дыхание. Он побледнел и прижал ладони к груди, пытаясь унять сердцебиение.

- Ему нельзя так волноваться, - сказала Тоня и заплакала.

Но Стан уже обрёл дар речи:

- Любите друг друга? Это прекрасно. Но ведь у неё есть муж, живой муж. Может, я ошибаюсь?

- Не надо так с нами говорить, Стан, - сказал Джэк просительным тоном. – Мы знаем, что поступаем плохо по отношению к тебе, ты прав. Но всё же давай постараемся не ссориться. Мы по-прежнему твои друзья, мы будем заботиться о тебе.

- Спасибо за дружбу. Мне приятнее нанять санитарку.

- Подожди. В сердцах ты можешь навредить себе. – Тон его стал почти умоляющим. – Войди в наше положение. Мы полюбили друг друга. Всерьёз, по-настоящему, и решили пожениться... как ты меня просил... помнишь? Но теперь, когда твоё здоровье улучшилось... Не хочешь же ты, чтобы мы с нетерпением ждали твоей смерти? Давай лучше останемся друзьями.

Изо всех сил Стан выпрямился в кресле.

- Я просил тебя жениться на моей вдове, а не жене. Улавливаешь разницу? Но, наверное, был слишком красноречив, описывая её достоинства... – И к Тоне по-русски: – А ты что молчишь?

Она заговорила сквозь слёзы:

- Прости, Стан, я сама не знаю, как всё получилась. Ты такой добрый, такой хороший, – она заплакала в голос. – Ты так помог моей семье, а я... я... Мама скажет: свинья неблагодарная, Татьяну Ларину приведёт в пример. Но что мне делать, я его люблю. И потом... потом... я беременна от него...

-Который месяц? – резко спросил Стан.

- Четвёртый.

- Да, ловко... Одно слово – заместитель... – Стан помолчал, потом сказал громко по-английски: - Собирай свои вещички и выматывайся. Быстро! Мне отдыхать надо после всех этих сеансов.

Молодые люди переглянулись.

- Мы лучше заедем в другой раз, когда тебя не будет дома, - сказал Джэк. Тоня хотела что-то добавить, но он увлёк её к двери.

Когда их машина отъехала и шум мотора затих за поворотом, Стан почувствовал боль в груди, тошноту и слабость во всём теле. «Воды, воды» - попросил он по-русски неизвестно у кого и попытался встать с дивана. Ноги подкосились, он опустился на пол.

Там и нашли его Джэк и Тоня, приехавшие через неделю за Тониными вещичками.