Несостоявшийся артист

Театр!.. Любите ли вы театр так, как я люблю его,

то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом,

со всем исступлением, к которому только способна пылкая

 молодость, жадная и страстная до впечатлений?…

Виссарион Белинский

Дырка от бублика

Мощный импульс стать артистом я испытал в седьмом классе.

Тогда на всех сценических подмостках ставили исключительно "Платона Кречета" А.Корнейчука - выдающуюся пьесу советского театра.

Руководитель нашего школьного драмкружка Лидия Степановна, чтобы не отстать от театральных веяний, решила ставить именно "Платона Кречета".

Шла третья четверть учебного года.

На первой же "застольной читке" Лидия Степановна торжественно произнесла:

- Эта драма несет в себе острейшие конфликты окружающей нас жизни: любовь и ненависть, ложь и правда, борьба за торжество идей…

Каких именно идей, Лидия Степановна не успела уточнить, потому как неожиданно чихнула. А утершись носовым платком, воскликнула:

- "Солнце ... Как близко солнце!". Этой репликой Платона Кречета мы откроем наш спектакль. "У человечества украдено солнце" - провозглашает Кречет. - "Мы возвращаем его людям. Не далек тот день, когда мы уничтожим преждевременную старость навсегда!". - И мы верим главному герою. Так оно и будет! Ради достижения этой высокой цели хирург Кречет не щадит себя. Даже в свой день рождения, зная, что вечером его ждут за семейным праздничным столом, он не уходит из больницы и делает две дополнительные полосные операции.

После читки началось распределение ролей.

Роль Платона Кречета досталась Кольке Мифтякову как самому фактуристому в классе. Его боялись все, включая Лидию Степановну. Широкоплечий, с накачанными бицепсами, кулачищи как две увесистые гири, - Колька весь пошел в отца, забойщика скота на ташкентском мясокомбинате. Тот, не признавая никаких механических устройств, валил быка вручную - одним ударом кулака. Колька говорил: "Вот закончу школу, пойду к отцу на мясокомбинат".

Единственное, что смущало Лидию Степановну - наколка на руке "хирурга". Вывести наколку кислотой Мифтяков ни за что не соглашался. Но выпускать его на сцену с таким тавром…

Как быть?! Лидия Степановна была в отчаянье.

Вопрос вынесли на педсовет.

Кто-то предложил, чтобы Мифтяков, уж коли он играет роль хирурга, выходил на сцену в медицинских резиновых перчатках.

На что Лидия Степановна резонно возразила:

- В конце второго акта Кречета вызывают на прием к секретарю райкома Бересту. Он что, заявится к нему в резиновых перчатках?

И тут завучу Рябухе пришла идея:

- Татуировку заклеить лейкопластырем. Пусть одна из медсестер спросит Кречета: "Платон Иванович, что у вас с рукой?", хирург ответит: "Поранил скальпелем во время операции".

После долгих уговоров Мифтяков на пластырь согласился.

Мне досталась роль терапевта Терентия Осиповича Бублика, человека симпатичного и чудаковатого. Правда, членов педсовета смутил мой юный возраст, Бублик - человек довольно пожилой. Но Лидия Степановна сослалась на ремарку в пьесе: - Доктор Бублик - "молодой душой". Молодости исполнителю не занимать, а перевоплотиться в старика Бизяк сумеет. У него несомненные актерские способности.

Так впервые я узнал о своем артистическом таланте!

Нас освободили от посещения уроков на всю предпремьерную неделю.

Шли последние репетиционные "прогоны". Волновались все.

У Венеры Гильмутдиновой, исполнительницы роли санитарки Вали, вдруг случился нервный срыв. На генеральной репетиции у нее пропал голос. Ее отпаивали горячим молоком с медом, водили на прием к отоларингологу. Но всё безрезультатно.

А ведь всего-то у нее была одна единственная реплика, обращенная к хирургу: "Платон Иванович, беда! В операционной закончились тампоны"…

Эту реплику пришлось отдать другому персонажу пьесы - старшей медсестре Христине.

Премьера прошла с оглушительным успехом.

Но, увы, не для меня…

Путь на сцену мне был закрыт на все три года, пока я не закончил школу. И виноват в этом был вовсе не терапевт Терентий Осипович Бублик, роль которого мне удалась на славу, а мои родители.

Дело в том, что я лишил маму, врача районной поликлиники, фонендоскопа, а отца - его единственного "выходного" пиджака.

Времена были послевоенные, тяжелые. Театральными костюмами наш драмкружок, естественно, не располагал. Костюмы и реквизит добывали собственными силами.

Учитывая, что мой персонаж был терапевтом, я попросил у мамы ее фонендоскоп. А у отца выпросил пиджак (своего у меня не было).

Фонендоскоп у меня упёрли сразу же после финальной сцены, как только опустился занавес. Пиджак отца я безнадежно измазюкал гримом. Спасти его уже было нельзя.

Родители устроили скандал.

- Отныне никаких тебе театров! - строго заявил отец.

Мама со слезами на глазах согласилась с разгневанным отцом.

Лидия Степановна дважды приходила к нам домой, говорила о моем таланте, умоляла не закрывать мне путь на сцену.

Но родители настояли на своём.

"Три сестры"

Свершилось! К выпускному вечеру в десятом классе мне купили двубортный гэдээровский пиджак. Я был счастлив. Теперь я мог вернуться к артистической карьере.

Встал вопрос, куда мне поступать: на литфак Ташкентского пединститута или на филфак ТашГУ.

Я выбрал университет. И только потому, что ТашГУ славился своим студенческим театром.

Руководил театром народный артист Узбекской ССР Петр Семёнович Давыдов.

В "Ташкентской правде" я прочитал заметку, что силами студентов университета готовится спектакль "Три сестры" по одноименной пьесе Чехова.

Став студентом, я первым делом стал искать подходы к народному артисту. Узнал, когда и где проходят репетиции.

Я надел свой новый гэдээровский пиджак, обильно надушился модным в те поры одеколоном "Шипр" и, прихватив с собой томик Чехова с пьесой "Три сестры" (портфель сознательно не взял, держал книгу на виду у всех, в руках), отправился на репетицию.

От волнения подкашивались ноги, кружилась голова.

Репетиция проходила в спортзале университета. Давыдов, в окружении кружковцев, восседал за небольшим судейским столиком, прямо под щитом с баскетбольной корзиной.

Вальяжный, строгий, седовласый…

Пригласил меня присесть за столик. Я покорно сел. Томик Чехова как бы невзначай положил на краешек стола.

- Любите драматургию Чехова? - спросил Давыдов.

Я признался, что люблю. Особенно "Трех сестер", которых знаю наизусть.

- Похвально, юноша… - сказал Давыдов. - Тогда прочтите что-нибудь.

Я встал со стула, принял соответствующую позу и… разрыдался.

- Куда? Куда все ушло? Где оно? О, боже мой, боже мой! Я все забыла, забыла... у меня перепуталось в голове... Я не помню, как по-итальянски окно или вот потолок... Все забываю, а жизнь уходит и никогда не вернется, никогда, никогда мы не уедем в Москву... Я вижу, что не уедем...

Давыдов с испугом вскинул голову.

Я исполнял монолог Ирины.

Ко мне подбежала одна из девушек-артисток и, обняв меня за плечи, подыграла мне:

- Милая, милая...

По реплике я понял, что это сестра Ирины - Ольга.

- Ну-ну, успокойтесь, юноша, - остановил меня Давыдов.- Достаточно. У вас, действительно, способности… Беру вас в труппу. Поздравляю.

Я тут же вытер слезы, просияв от счастья.

Давыдов глубоко задумался.

- Несомненно, будем вас вводить в спектакль. Вот только на какую роль?..

- Я на любую роль готов! - воскликнул я.

- Помните, в первой сцене, - продолжал худрук, - в день ангела Ирины появление полковника Вершинина?

- Вершинина?! Ну, как же! - у меня захолонуло сердце. Неужели мне предлагают роль полковника Вершинина, главного героя пьесы?

- Так вот, роль Вершинина поручена пятикурснику филфака Волику Рецептеру.

(Владимира Рецептера сегодня знает вся страна: один из ведущих артистов БДТ, поэт, режиссер, литературовед, руководит в Санкт-Петербурге Пушкинским театральным центром)…

- Все вакансии на мужские роли заняты. Не могу же вам я предложить Ирину, - вздохнул Давыдов.

- Если нужно, я готов!

Давыдов рассмеялся:

- Спасибо, юноша. С женскими ролями прекрасно справятся наши девушки…

Я чувствовал себя чеховской Каштанкой, у которой из желудка вытянули только что проглоченный кусочек мяса…

- А впрочем, - просиял Давыдов, - есть свободная вакансия! Нашел! Роль, правда, не ахти какая, да к тому же и без слов. Но нет плохих ролей. Есть плохие исполнители. Помните, в финале первой сцены украдкой целуются Наташа и Андрей?

- Вы мне предлагаете сыграть Наташу?

Режиссер расхохотался:

- А вы мне нравитесь! - он раскрыл книгу, которую я ненавязчиво положил на краешек стола. Открыл нужную страницу и вслух прочел ремарку:

- "Два офицера входят и, увидев целующуюся пару, останавливаются в изумлении". Я предлагаю вам сыграть одного из этих офицеров: штабс-капитана или подпоручика. Выбирайте сами.

- Я выбираю штабс-капитана.

- Вот и прекрасно! - воскликнул режиссер. - Вдохните воздух в эту роль, придайте ей психологический рисунок, сочините персонажу биографию.

Я вновь и вновь вчитывался в пьесу. Меня занимал только лишь один герой - штабс-капитан, который "в изумлении застыл перед целующейся парой".

Кто он, этот офицер? - терзался я. - В каких сражениях участвовал? Имеет ли награды и ранения? Холост ли, женат, вдовец? Что привело его на день рождения Ирины? Возможно, он в нее влюблен? Тайно, безответно? А может быть, он ищет встречи с какой-нибудь другой из приглашенных дам? А возможно, все гораздо прозаичнее - доставил срочную депешу полковнику Вершинину?..

И вот долгожданная премьера. И не где-нибудь, а на подмостках сцены русского театра драмы имени Максима Горького!

Не знаю, как другие исполнители, но я был словно в лихорадке. И не только потому, что волновался, как сложится мой выход. Но еще и потому, что первые два ряда зрительного ряда были заполнены моими однокурсниками, которых я снабдил пригласительными билетами.

Идет к концу первый акт спектакля. Мы с моим напарником, студентом геолфака, исполнителем роли подпоручика, стоим на изготовке за кулисами.

- Волнуешься? - спросил я подпоручика.

- А ты как думал? Если всё пройдет нормально и нас из труппы не турнут, считай, на хлопок мы не едем.

- Не понял связи между Чеховым и хлопком.

- Связь самая прямая. Театр наш освобожден от хлопка. Будем гастролировать в колхозах, в которых будут расквартированы студенты.

- Надо же, я об этом и не думал!..

- Ну и дурак, - только и успел сказать геолог. На сцене уже целовались Наташа и Андрей.

- Пора!- скомандовал напарник.

И тут на рабочем столике у самого выхода на сцену я увидел белые перчатки из самой натуральной лайки.

Решение пришло мгновенно. Зачем пылиться им на столике? Вот она - недостающая деталь моего сценического образа! Я хватаю со стола перчатки и на ходу натягиваю их.

Мы на сцене. Наташа и Андрей в соответствии с чеховской ремаркой слились в знойном поцелуе. Наташа краем глаза тревожно следит за нашим появлением. Я дал ей знак, что, мол, все в порядке, мы подоспели в самый раз.

Среди сокурсников, пришедших на премьеру, прокатилось эхом: "Бизяк на сцене!".

Я снял с руки перчатку и приветственно помахал ею однокурсникам.

За кулисами по громкой связи раздался вопль ассистентки режиссера:

- Какая сволочь увела со столика перчатки полковника Вершинина?!

Я услышал гневный голос Волика Рецептера: "Без перчаток я не выйду!"

И он действительно не выходил.

На сцене целующаяся пара, как могла, длила поцелуй. И, как мне показалось, делала это с огромным удовольствием.

Шло время, а Вершинина всё не было.

Мой напарник, в соответствии с мизансценой, незаметно скрылся за кулисами.

Мне же ни за что не хотелось уходить. В лучах софитов появиться на какие-то секунды и вновь исчезнуть?!..

И я, нарушив ход спектакля, решил остаться. Это было наваждение, наитие!

Я метался по сценической площадке, подбегал то к одному, то к другому гостю. Кого-то обнимал, кому-то нашептывал какие-то слова. В частности, бретёру-пошляку Солёному. Что я говорил ему, не помню, только тот сначала замер, округлил глаза, а потом оглушительно заржал.

На сценической площадке мне стало тесно, и я рванулся к краю рампы. Всё внимание теперь было приковано ко мне. Я стал героем развернувшегося действия.

Это был триумф.

Из зрительного зала на сцену полетели два букета роз. Вслед за ними - третий. Я, точно цирковой жонглер, ловко их перехватывал, чем вызвал неописуемый восторг у публики.

Цветы прижал к груди, а потом, на радостях, один букет вручил Ирине, второй - барону Тузенбаху, чем привел их в замешательство.

Третий же букет, вглядевшись в зал, метнул декану факультета Фузаилову, сидящему в первом ряду. И не промахнулся!

Тут ко мне подбежали двое юнкеров и "дружески" повели к кулисам.

Там меня ждал Давыдов.

Никогда не думал, что народные артисты могут выражаться таким мужицким трехэтажным матом.

- Вон! - кричал худрук. - И чтобы я вас больше никогда не видел. Ни-ко-гда!

Из зала я услышал возмущенный голос зрителя:

- Куда поволокли штабс-капитана?

Куда-куда… - ответили ему. - На гауптвахту!

"Две сестры"

После премьеры "Трех сестер" здоровье худрука заметно пошатнулось (боюсь подумать, что в этом есть моя вина), и вскоре он скончался.

Дорога в труппу мне была открыта.

Руководство коллективом принял Хачатуров Николай Григорьевич. Тоже народный артист Узбекской ССР. Талантливый актер, прекрасный человек.

Я многому научился у него, взял на вооружение его полезные советы. Самый главный помню до сих пор:

- Алик, находясь на сцене, не говорите "сранно". Говорите "сТранно!".

На первом сборе труппы Хачатуров заявил:

- Будем ставить "Две сестры".

- А куда исчезла третья сестра? - поинтересовался кто-то из артистов. - Неужели все-таки уехала в Москву?

Николай Григорьевич нас успокоил:

- Речь идет о сестрах Люсе и Ирине, наших современницах. Предлагаю к постановке пьесу Кнорре "Две сестры".

Я язвительно спросил у Хачатурова:

- Мне вновь играть роль безымянного статиста?

- А вот и нет, - ответил Николай Григорьевич. - Вы будете играть роль главного героя пьесы - строителя Сергея.

Я расправил плечи и снисходительно взглянул на Волика Рецептера.

Хачатуров кратко познакомил нас с сюжетом пьесы:

Люся и Сергей дружат с детства. Ирина, старшая сестра Люси, вернувшись из Москвы после неудачной попытки поступить в театральный институт, очаровывает строителя Сергея. Потребовалось время, чтобы он сумел оценить неподдельность чувств Люси...

Постановочно пьеса "Две сестры" была проста и не нуждалась в сложных декорациях. Всё действие происходило в основном в общежитии строителей.

Хачатуров строил мизансцены, мы их добросовестно осваивали.

На репетициях, как и положено, всё было условно. В одной из сцен второго акта, когда строители спорят о досрочном пуске то ли домны, то ли нового свинарника (я уже не помню), в общежитии, по сюжету пьесы, неожиданно гаснет свет. Перегорела лампочка.

На репетициях я вскакивал на стол и якобы менял лампочку в патроне.

Репетиционная условность сыграла злую шутку. Когда во время премьерного спектакля на сцене вырубился свет, я вскочил на стол и по привычке стал производить ложные движения, будто бы меняя лампочку.

Из-за кулис услышал окрик Хачатурова:

- Алик, сейчас же прекратите этот цирк! Лампочка висит тремя метрами правее!

Я растерялся:

- Сранно…

- Алик, - возопил худрук. - Говорите "сТранно"!

Я неуклюже спрыгнул со стола. Ножка надломилась (ох, уж этот старый реквизит!), стол с треском развалился.

Зал взорвался хохотом. Зрители решили, что эта клоунада была задумана заранее.

А тут лампочка возьми, да и зажгись без моего участия. Осветитель, сбитый с толку, повернул не вовремя рубильник.

Занавес экстренно закрыли.

Почему Критон не переспал с царицей Клеопатрой

Я окончил университет, женился, стал отцом и журналистом, забыв об артистической карьере.

С семьей перебрался в Подмосковье, а затем в Москву. Закончил ВГИК (сценарный факультет) и принялся писать сценарии.

И тут Мельпомена вновь призвала меня к себе.

А случилось это так…

На Мосфильме у меня был договор на сценарий комедийного фильма. Как автор-сценарист я часто приезжал на студию.

Стою я как-то возле второго павильона и курю.

Мимо проходят две интеллигентные пожилые женщины. О чем-то оживленно говорят между собой. Пройдя несколько шагов, остановились, направились ко мне. Одна из них спросила, что я делаю на студии.

- Курю, - ответил я. - В специально отведенном месте.

- Вы на Мосфильм специально приезжаете курить? - засмеялась женщина. - А если говорить серьезно?

- Я сценарист. У меня в комедийном объединении подписан договор.

- Поздравляю. Давайте познакомимся. Я - Милькина Софья Абрамовна.

- Софья Милькина?! Сорежиссер знаменитого Михаила Швейцера?

- И не только сорежиссер, но и по совместительству жена. А как вас зовут? - спросила Милькина.

- Александр.

- Скажите, Александр, вам никогда не приходилось играть на сцене?

- Приходилось. В "Трех сестрах" Чехова (об остальных ролях я скромно умолчал).

- В "Трех сестрах"! - восхитилась Милькина. - А вы не хотели бы сниматься в "Маленьких трагедиях" по Пушкину?

От такого предложения я растерялся.

- Нам нужен исполнитель роли древнеримского философа Критона. Мне кажется, вы тот, кого мы ищем. Вы настоящий римлянин. Вам об этом говорили?

Я застенчиво замялся:

- Говорили… Но я этому не верю....

- И напрасно.

Египетская царица-куртизанка. Хитрая, жестокая, коварная красавица, готовая разделить ночное ложе только с тем, кто на утро после совместно проведенной ночи согласится лишиться головы…

- А на Клеопатру вы уже нашли актрису? - спросил я Милькину, - Поймите меня правильно. Я должен знать, ради кого готов лишиться головы. Милькина с улыбкой покосилась на меня:

- Клеопатру, скорей всего, будет играть Вертинская.

- Анастасия или Марианна?

- Анастасия. Она устроит вас?

- Еще бы! Ради нее мне и головы не жалко!

- Вот и прекрасно. У вас хороший вкус. А теперь вы немедленно идёте в костюмерную, где из вас сделают Критона, а затем - на фотопробы. Ассистентка вас проводит.

Загасив окурок, я в сопровождении ассистентки отправился в костюмерную.

- Девочки, Софья Абрамовна распорядилась сделать из этого товарища - Критона, - сказала в костюмерной ассистентка.

Меня до пояса раздели, долго подбирали тогу, а затем отправили к гримерам.

Процесс превращения в Критона занял два часа титанических мучений. Перевоплотиться в пожилого терапевта Бублика в "Платоне Кречете" было намного проще.

И вот я уже настоящий римлянин Критон. С обнаженным торсом, чуть прикрытым тогой.

Ассистентка ведет меня по студийным лабиринтам в фотоателье. Знакомые киношники от меня шарахаются.

- Бизяк, ты ли это?!

Я молча следую за ассистенткой.

Фотограф снимает меня в профиль и анфас, требует особых поворотов головы. Знал бы он, что скоро мне предстоит расстаться с головой…

На крыльях я лечу домой. Не удержавшись, с дороги звоню жене и сообщаю, что я - Критон.

- Ты пьян?

-Да, я пьян! - кричу я в трубку, - Я пьян от счастья!

Прошло два месяца. Звонков с Мосфильма не было. Я улетел в Калмыкию на сбор материала для будущей документалки.

Возвращаюсь и с порога слышу от жены:

- Тебя ждут на Мосфильме! Вчера звонили!

Я бросаю чемодан в прихожей и мчусь на студию.

Вбегаю в съёмочную группу. Меня встречает Милькина.

- Александр, я должна вас огорчить. Швейцер на роль вас утвердил, но… Вы - киношник и производственную кухню знаете. В связи с перерасходом сметы весь эпизод "Египетских ночей" полетел к чертям. Финансовый отдел не пропускает.

Повисла пауза.

- Мужайтесь, Александр. Вы ведь римлянин. Вертинскую мы уже оповестили… Расстроилась ужасно. Она ведь так мечтала о роли Клеопатры… Кстати, она смотрела ваши фотопробы. Вы ей понравились…

Милькина протягивает мне стопку моих утвержденных фотопроб:

- Это вам на память. От Швейцера и от меня.

Вечером я позвонил Вертинской. Разговаривать Анастасия не смогла. На нервной почве, как когда-то Венера Гильмутдинова, она лишилась голоса…

***

 Книга «128 рецептов php»