Номер 9(22) - сентябрь 2011
Виктория Орти

Виктория Орти Времена года

 

 

 

Молитва вечерняя

Но, всё же, покуда жива, покуда дыхание цело, плету я словес кружева, бросаю плетенье на тело.

И падает тень на плетень. И падает тьма на порог мой. Но будут и утро, и день, и будут нежнейшие волны, пришедшие вместо волны, казавшейся слишком суровой. Мы станем чисты и вольны. И снова, и снова, по-новой...

О чём попросить мне Тебя? О чём я Тебя не просила? Стою пред Тобой, обессилена, небесный платок теребя.

Голубка курлычет прости, а я повторяю прости нас в тот час, что пространство сместилось, поддавшись смещенью оси.

Молитва утренняя

Что толку в моём говорении, в горении долгом моём? (О, память о поколениях, сметённых в смурной водоём!).

Что толку в молчании маетном, в прикрытии плотью литой? (Качнулся и сдвинулся маятник – качнул литосферной плитой).

Стою, говорю, неуместная. Не местная. И – не у дел. Не дщерь и давно не невеста я, а скорбный свидетель потерь.

Такой вот удел безвозмездный мне был выдан, такой вот удел… Да я и не лезу с обидами в небесно-судебный отдел.

Я просто прошу (не для вида, нет!) – спаси, охрани, обогрей.

А в этом – и смысл говорения стоящей у самых дверей.

 

Молитва полуденная

 

Ты ведь знаешь, что я доверяю Тебе.

Ничего не прошу взамен.

Просто –

и люблю, и кормлю

                             золотых голубей.

Ну а им-то секунды

что просо.

Это просо секунд Ты подбросил,

когда

отделял неуёмное море

от пространства, в котором

застыла звезда –

и небес,

и земли

корень.

Ты же знаешь, что я доверяю Тебе –

оттого-то мой шёпот неслышен.

Охрани, сбереги, пожалей, обогрей

и

пусть останется в прошлом

горенье Ниневии,

сделай лишним что может быть лишним.

Из теснин не кричат, только плач – из теснин.

Через горы – достигнет Небес.

Ты услышишь

Один,

Ты услышишь,

Един…

Ну а я доверяюсь Тебе.

***

(…Одежды священников в Храме окрашивались благодаря раковине моллюска Murex trunculus. Из каждой раковины получалась только одна капля этой краски, потому она и имела большую ценность).

 

Я помню всё. И – ничего не помню.

Узнала, но забыла, что и как.

Одно лишь: я ушла из гулких комнат,

и тень моя блуждала в облаках.

Теряя нить, нашла клубок вопросов.

Тебя нашла. И потеряла боль.

Одно лишь знаю: утреннюю россыпь

росы и света я взяла с собой.

Я гибла ночью, воскресала утром.

Была я пеплом, обращалась в плоть…

Одно лишь точно: запах перламутра –

оплот миров.

И времени оплот.

 

***

Тысяча лет в глазах Твоих – будто вчерашний день…

Что же тогда этот стих?

Миг? Атом? Мелькнувшая тень?

Да и неважно,

а важно – успеть

Тебе рассказать одно –

о том, что звенит закатная медь,

сливаясь с моим окном.

О вечности, схожей с давешним сном

про облако и светотень.

О том, что плоть превращается в тлен,

и в плоть обращается снова,

и каждой клетке моей знаком

пульс вселенных Твоих…

…в них – навечно – вчерашний день,

в котором и этот стих.

 

***

И снова – касание слова, и снова – ночное молчанье.

Моя непростая основа, моё основное начало…

Реченьем нутро переполнив, себя выношу за межу я.

Ладонь не поглажу чужую

(но чуждую землю запомню).

Откроется

дверь

неземная

в жилище уютном.

Забуду о том, что узнала,

но вспомню

земные минуты

нужны

лишь часам и вокзалам.

Моя непростая основа, моё непростое начало –

простое касание слова, простое ночное молчанье…

 

***

Чужая.

Но стала дороже.

Ближе

и – даже – нужнее.

С родинкой схожа на шее,

с точкой конечною схожа.

С чем-то забытым,

пришедшим

в сон,

обнимая печалью.

С ветром Твоим сумасшедшим.

С буквой Твоею начальной.

С чашею неба и чащей

(обе – над озером медным)

С первым Твоим и последним

вздохом над миром молчащим.

Времена Года

Весна

мужу

О, этот чудный день кануна торжества моей-твоей любви, о, этот день нетленный. В нём падший ангел встал, он отряхнул колена и вновь отверз уста.

Промёрзшая до б-рр, прогретая до о-хх, прижатая к другим всемирным тяготеньем, я отлепить смогла притянутые тени, лежащие у ног. Подлунная качель, под-солнечное спле... и тени за окном ложатся на побеги. Ты песню ночи спел для тысячи очей. Ты песню для меня не допоёшь вовеки.

 

Лето

 

Куда летишь никчемница моя окно открыто дверь скрипит прихода обратного дождутся ли края цветущие в любое время года но огляди неспешный окоём а в нём и тень и голос невозможный побудь с иным наедине вдвоём откинув цепи чехарды острожной лети сверкай никчемница моя тебе идут стрекозьи переплёты но только вот дождутся ли края тебя обратно из ночных полётов

 

Осень

 

Моя ненужная весна ушла к другой, вздохнув натружено.

Она была такой ненужной мне, была болтлива, весела.

А я натешилась сполна, насытилась чужими вёснами и захотела, чтоб унёс её залётный ветер со двора.

Она боялась улетать, всё прижималась, всё мурлыкала, лилась слезами и улыбками, Офелией и Эвридикою в мои гляделась зеркала.

Но я сказала ей "пора" и улыбнулась ветру ласково. Он от меня весну оттаскивал… он от меня весну оттаскивал… ведь я сказала ей "пора".

Ушла ненужная весна, ушла поникшая, никчемная.

Пришла взамен пора вечерняя и прошептала мне "пора"…

 

Зима

 

В этом сумрачном мареве будет душе хорошо –

У предплечья пригрелась и песни смурные курлычет.

Очень хочется плакать. Пусть это чуть-чуть неприлично,

Всё же хочется плакать и лезть на ненужный рожон.

Отчего это я, утомлённая сонмами снов,

Обжигать разучилась, но искрой мерцать разумею?

Непривычно немею к полуночи, будто ночную камею

Прямо в сердце впечатал Создатель Основ.

Отчего это я не рождаюсь из чаши земной,

Из воды и огня, из потоков воздушных?

Видно, тело моё перестало быть телом послушным,

Видно, нынче душа говорить научилась со мной.

 

Триптих

 

(на тему ухода)

                                       Ренате Мухе

Я растворяюсь.

Соль земли

поглощена морским простором.

Мели, Емеля, на мели,

но мой закат – ещё не скоро.

К чему рассказы про закат?

…Зрачок, оправленный в агат

впитал в себя фотонов тонны.

Там – горизонт звеняще-тонок,

тут – каждый весел и богат.

И вечность за спиною –

фоном

для сонма будущих утрат.

_

Вечный предел, говоришь, вечный уют?

Шепчется мышь за стеной, где-то поют.

Кто-то заснул навсегда, кто-то пришёл.

Льётся земная вода, падает шёлк.

Мне-то неплохо теперь,

я не у дел

(накрепко заперла дверь).

Вечный предел

ночью покрыт или тьмой.

Вот он, уют.

...Шепчется мышь за стеной.

Где-то – поют…

_

Ну что ж, всё снова повторилось.

Да

на то и Вечность – повторяться в миге.

Ты глубока, летейская вода,

вы тяжелы, потусторонья книги.

Теперь и ты приходишь посидеть

на этот берег. А в корзинке – буквы,

которые заменят медь и снедь.

Они одни – вне времени как будто.

PostScriptum

То, что прошло, называется «время».

То, что сейчас, называется «вечно».

Помнишь ли имя короткое «Рена»?

Помнишь обличье своё человечье?

Помнишь того, кто пришёл за тобою?

Нужно ли нам говорить о ненужном?

Сядем послушать шуршанье прибоя

в этом пространстве –

                                и снежном, и южном.

***

                                             Л.

Ты близорука. Смерть не разглядишь –

стоящую совсем неподалёку.

Но знаешь, наблюдает Око

за тем, как ты ощупываешь тишь.

Ты близорука. Видеть не могла,

но знать умела и понять умела:

не много стоит ощущенье тела,

не много стоят бренные слова.

Всё поглощают сумерки и мгла,

недолог путь от пения до "пела",

до обращенья в состоянье пепла

того, что было "будни и дела".

Ты близорука.

Но – ослепнув вдруг –

прозреешь сразу,

оглядишь просторы,

они-то были

недоступны глазу,

и неподвластны

прикасанью рук.

Но впитывают их иные поры,

иная плоть –

души,

замкнувшей круг.


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2062




Convert this page - http://7iskusstv.com/2011/Nomer9/Orti1.php - to PDF file

Комментарии:

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//