Номер 1(26) - январь 2012
Соня Тучинская

Соня Тучинская Внук Чуковского

В последние десятилетия жизни Чуковского настигло такое сказочно-всеобъемлющее признание, которое даже среди «богатых и знаменитых» выпадает на долю немногих. Ему было горько сознавать, что зенита своей славы он достиг как автор стихов для детей, а не как критик и культуролог, автор блистательных монографий о Некрасове и Чехове, о языкознании и мастерстве перевода. Первые писались в молодости, по-моцартовски легко – без черновиков, усилий и пота. Вторые были результатом каторжного, мучительного, непрерываемого ни на день труда всей жизни.

Так или иначе, но настало время, когда совершенно неправдоподобная по размаху слава обрушилась на него всем своим сладким бременем. К середине пятидесятых не было в огромной стране человека, который не знал бы его в лицо и по имени, не было дома, где детям не читали бы перед сном Муху-Цокотуху и Доктора Айболита. Он пишет, переводит, рецензирует, читает лекции, пестует молодых, строит на свои средства детскую библиотеку в Переделкино, справляет юбилеи, получает почетный диплом Оксфордского Университета в Англии и высокие правительственные награды у себя дома. Его книги для маленьких издаются миллионными тиражами, и на них воспитывается уже второе поколенье советских детей. На него работает целое почтовое отделение – он получает сотни писем в неделю. «Дедушке Корнею» - вместо адреса на конверте – самое убедительное и неоспоримое доказательство его феноменальной, общенародной и кажется никем, кроме Гагарина, непревзойденной славы.

Статус патриарха к тому времени приходит к нему не только в литературе. Несмотря на общую моложавость и юношески задорное очарование нестареющего лица, несмотря на прямую осанку и детские проказы, семейное прозвище у него было «Дед». К концу пятидесятых у него было пятеро взрослых внуков и правнучка.

Детей моего поколения нельзя было оторвать от радиоточки, когда в ней раздавался его магический фальцет, с первых мгновений распознаваемый, медлительный, с неподражаемыми певучими интонациями. Какой острой завистью проникались мы к этим неведомым нам счастливцам, внукам Чуковского,– ведь это для них он писал сказки, для них сочинил своего прелестного Бибигона. Невдомек было, нам, малолеткам, что внуки Чуковского давно выросли и не слушают больше сказку про крошечного мальчика с Луны... Но полвека спустя ее слушаю я… слушаю в машине, и убаюканная сладчайшим, до слез знакомым голосом, на час возвращаюсь туда, куда возврата нет - в свое полунищее, подвальное, в ленинградское свое детство.

 

Да, я родился на Луне,

Сюда свалился я во сне.

Меня на родине зовут

Граф Бибигон де Лилипут.

 

…На каникулы внуки «съезжались на дачу», в Переделкино, куда сам Чуковский окончательно перебрался с Тверской в начале 50-х. Загородный дом в Переделкино стал его любимым пристанищем, его цитаделью – главной и единственной средой обитания.

Тема «Чуковский – дед», не менее увлекательна, чем, скажем, «Чуковский – некрасовед». Одного из внуков Чуковского, сына погибшего в первые годы войны любимца всей семьи – Бориса Чуковского, звали Женя. Он не гостил у Деда, а просто жил у него. Чуковский и его жена, Мария Борисовна, заменили ему родителей. Вот именно об этом Жене и пойдет у нас речь.

Осиротевший Женя жил в семье Деда с трех лет и примерно с этого же возраста ставил перед домашними сложные педагогические задачи. Учился Женя кое-как, живя на даче, пренебрегал садово-огородной повинностью, и что было самым непростительным в глазах Деда, отказывался читать баллады Жуковского. При этом он увлекался стрельбой по движущимся мишеням, скоростной ездой и пиротехникой и с ним постоянно случались истории, которые не давали скучать его воспитателям.

 

 

Вот одна из них, рассказанная в 1994 году самим Женей, вернее Евгением Борисовичем Чуковским:

Расскажу о самом памятном, поскольку являлся главным его зачинщиком. Мне было лет 13. "Дед, сказал я, давай сделаем чудо! Пусть костер (знаменитые «костры Чуковского» в Переделкино дважды в год собирали сотни детей и взрослых) загорится сам" "А ты точно так сделаешь?" "Точно", клятвенно пообещал я.

Что я сделал? Взял плитку с открытой спиралью, насыпал на нее полкило охотничьего пороха, прикрутил к плитке провода и всунул все под хворост. В середину костра вылил 11 литров (!) бензина.

Выходит к гостям Корней Иванович в военном головном уборе индейца, который ему привезли в подарок из США, и сообщает, что сегодня костер будет волшебный, который зажжется, лишь только он скомандует. "Костер, зажгись!" говорит Корней Иванович, и я нажимаю на кнопку.

Дальше произошло невероятное. Воя огромная куча хвороста поднялась на высоту двух метров и зависла. А из-под нее хлынуло оранжевое бензиновое пламя... Нас всех спасло чудо. В ту же секунду костер сел на место, подмяв под себя и огненный смерч. Увидев "атомный гриб" над лесом, тут же примчался пожарный обоз. "Как в следующий раз будем зажигать костер?" осмеливаюсь спросить у деда. "Спичкой, только спичкой!".

 

 

К.И.Чуковский

 

В воспоминаниях внука есть и другие, необычайно трогательные истории, о том, как Дед учил его азбуке и счету, как Дед приручил домашнего паука, скармливая ему на ужин мух-цокотух, как домашние по вечерам в очередь «усыпляли» страдающего свирепой бессонницей Деда многочасовой читкой. Но одна история особенно поразительна. Эта маленькая «педагогическая поэма» достойна того, чтобы привести ее здесь целиком.

Я думаю, что никому не нравится, если под окном то и дело трещат винтовочные выстрелы.

Упражнялся с винтовочкой я, а выстрелы вынужден был слушать мой Дед. Всякий другой на его месте отнял бы у внука опасный инструмент, и всё. Но эту винтовку раздобыл я себе сам, и Дед не считал возможным отобрать ее.

Однако стены дачи были уже порядочно истыканы пулями, кое-где в стеклах попадались аккуратненькие дырочки, окруженные паутинкой трещин, и дом был, можно сказать, на военном положении. Терпеть дальше было уже невмоготу. И как-то ночью Дед мою винтовку украл. И спрятал. Спрятать что-нибудь от мальчишки очень трудно, потому что мальчишка знает в доме все потайные местечки. И уже через несколько часов я извлек мое оружие из-за книжных полок, стоявших на стеклянной террасе.

Возле дома стрельбу пришлось прекратить. Полигон перенесся вглубь участка. Я сделал в стрельбе большие успехи, и певчие птицы перестали по утрам услаждать слух своими трелями.

Это было беспощадное уничтожение всего, что бегало, прыгало и летало на расстоянии винтовочного выстрела от меня. И когда очередная моя жертва брякалась оземь, я делал на прикладе ружья аккуратненькую зарубочку.

Еще дважды исчезала по ночам винтовка. И оба раза она незамедлительно возвращалась к своему владельцу. Дед, однако, про стрельбу ничего не говорил. Я – тоже.

А уже начала поспевать земляника, и надо было обрывать усы и рыхлить землю. Тут и заметили мы, что многие кустики стали чахнуть, потому что в пазухах листьев, как будто кто-то плюнул, пузырится белый сок. Там, в середине, сидела бледно-зеленая тварь величиной меньше половины спичечной головки. Она нещадно тянула из растения соки, окружая себя этаким вспененным плевком. Дед назвал паразитов слюнявчиками и велел уничтожить их всех. Руками.

Занятие медленное, бесперспективное, невероятно скучное. И вот, когда я, проклиная свою несчастную судьбу, вытаскивал из плевка уже сто сорок седьмого слюнявчика, чтобы предать его немедленной смерти, подошел Дед и протянул мне хорошее увеличительное стекло.

– Посмотри, какие у него глаза, – сказал он.

Сквозь стекло на меня смотрели две черненькие бусинки. Там был и рот, и усы, и ножки. И вообще из отвратительно зеленоватого кусочка слюнявчик превратился в животное, у которого есть свои желания, свои враги, своя защита, да мало ли что еще!

Давить его па ногте и противно и страшно. Я завернул слюнявчика в бумажку.

– Это всегда так, – сказал Дед. – Как только присмотришься поближе, так и думаешь: как же я теперь его убивать буду? Поэтому так просто убивать издалека.

Он не сказал ни слова про винтовку.

Но почему-то стало очень трудно стрелять по птицам.

Чуковский часто отмечал в Дневнике, что Женя – «другой», не такой, какими были четверо его детей. В переписке с дочерью, Лидой, часто встречается запись: «Женя, кажется, выправляется».

В начале 1955 года умирает жена Чуковского, Мария Борисовна, которую Женя называл «бабенька» и которая любила и баловала его больше других внуков. После ее смерти заботы о 18-летнем Жене полностью ложатся на плечи Деда.

А сам Дед, достигший к тому времени оглушительной известности, почестей и достатка, ощущает страшное одиночество, смертельно тоскуя по ушедшей жене, остро переживает свою вину перед ней за многочисленные измены. Вот дневниковая запись тех дней:

Меня тянет не только на могилу к М.Б., но и в могилу. Как будто высунулась из могилы рука и тянет меня, тянет с каждым днем все сильнее, и я не сопротивляюсь, не хочу сопротивляться, не имею воли к жизни, и вместо всех книжонок, которые я хотел написать, мне по-настоящему хочется писать завещание.

Неуемный внук Чуковских, Женя, в год смерти бабушки увлекался скоростной ездой на мотороллерах и легковых автомобилях, и всю семью, включая неутешного в своем горе 73-летнего старика, постоянно лихорадит из-за его юношеской любви к лихачеству.

Мемуарная запись Александра Раскина, сделанная им со слов очевидца:

Приморское шоссе под Ленинградом. Легковая машина со скоростью не меньше ста километров обгоняет мой „Москвич“. Машину ведет молодой человек, который правит… одной ногой, небрежно положив ее на руль… Знаете, видал я лихачей, сам лихач, но такого…

Так же лихо и бесшабашно Женя гонял по Переделкино и его окрестностям на мотороллере. Об одной истории связанной с вечерними мотто-пробегами рассказал Раскину сам Чуковский:

Как-то летним вечером Женя повез меня покататься на своем мотороллере. Ну, вы понимаете, ездит он довольно быстро. По дороге идет с кем-то Валентин Петрович (Катаев). Я успеваю ему крикнуть: «Прогулка перед сном…» и тут же слышу ответ: «Перед вечным сном!»

«Помню, я спросил Чуковского:

Корней Иванович, а зачем вам ездить на мотороллере? Ведь эта штука не очень-то надежна.

Вот поэтому я и езжу с Женей, ответил Чуковский, с дедом он все же не ставит рекордов.

В августе 1955 года с Женей случилась беда. С осами, досаждавшими обитателям дома, боролись до этого простым и испытанным способом: Осиные гнезда снимали и топили в ведре. Через какое-то время этот способ показался Жене чересчур старомодным и он решил, что гнезда надо не топить, а взрывать. Силы взрыва он не рассчитал: ему чуть не оторвало руку, раздробило плечевую кость. Сам Евгений Чуковский вспоминал, как Дед, разбуженный взрывом, прибежал и, услышав от окровавленного внука: «Прости меня, пожалуйста», – принял это за последнее «прости» и, «обезножев, опустился на стул».

Одна из величайших мук моей жизни – тот вечер, когда я его, обескровленного, с торчащей наружу костью, с висящими жилами вез к Склифосовскому», – дневниковая запись Чуковского от 23 августа.

Из воспоминаний Александра Раскина:

– Но как же вы разрешили этот взрыв? – спросил я.

– А что мне было делать? Ведь он все равно бы это устроил. По крайней мере, я уменьшил заряд вдвое. И теперь я уверен, что взрывов больше не будет, – сказал Чуковский.

Рука у Жени не срасталась очень долго, потом был второй перелом…

Похоже, что рассказ о Жене Чуковском – это история с хорошим концом. По крайней мере, внешние приметы указывают на то, что Женя, в конце концов, «выровнился» и превратился в уважаемого и нужного обществу человека. Закончил операторское отделение ГИКа. Работал кинооператором на съемках научно-популярных фильмов. Женился на дочери Шостаковича, родил сына и успел познакомить с ним Деда.

Благодаря приведенным выше дневниковым и мемуарным записям в нашем воображении возник вполне отчетливый образ. Наверное, не будет ошибкой сказать, что это образ непоседливого искателя приключений, переделкинского Тома Сойера, иногда отчаянного до безрассудства, но всегда полного «живой жизни» и обаяния.

На этом, отдав дань педагогическому гению Чуковского, можно, было бы, собственно, и поставить точку. Можно, …если бы переписка отца и дочери Чуковских не содержала двух посланий Лидии Корнеевны, целиком посвященных Жене. Как известно, дочь Чуковского была, в отличие от отца, совершенно не склонна к конформизму, что в конце концов, и привело ее к исключению из Союза Писателей, а в дальнейшем к диссидентству. В своей собственной семье, как и в семье советских писателей, она тоже слыла человеком неуживчивым и бескомпромиссным. Во всяком случае, более бескомпромиссным, чем хотелось бы боготворимому ею отцу.

Вообще говоря, у бескомпромиссности есть еще одно название: принципы. «Нравственные категории абсолютны, так как заданы свыше и в силу этого не могут зависеть от внешних обстоятельств» Именно этому главному принципу кантовского императива, она, воинственная безбожница, героически следовала всю свою жизнь. Требуя такого же нонконформизма от других людей, она возлагала на них, посмеем заметить, и на своего отца, в том числе, тягостную и непосильную ношу.

…Дальнейшие комментарии по поводу писем Лидии Корнеевны придется отложить на после-знакомства с ними читателя этих заметок.

Вот они, эти два письма.

Декабрь, 1956 года.

Дорогой Дед,

Очень прошу тебя потребовать от Жени две вещи:

А. Не ходить по квартире без штанов

Б. Не отвечать грубо по телефону

Когда я вернулась из Малеевки, по крайней мере, 10 человек мне жаловались: без вас мужской голос очень грубо отвечает. Когда звоню из Москвы в Переделкино, с трудом дозваниваясь (занят коммутатор), Женя нарочно отвечает еле-еле, нагло-бесстрастным голосом, и нельзя понять – занят ли ты, спишь ли, подойдешь ли? Сегодня мне сказала Таня Литвинова: «Я дозвонилась на дачу, подошел Женя. Я спрашиваю, как здоровье К.И.? «Он отвечает: У меня экзамены, и я ничего этого не знаю».

Но у меня каждый день экзамены, а я 25 раз в день должна отвечать его мальчишкам – где он, когда приедет. И отвечаю, и спрашиваю, что передать. Он ходит по квартире в подштанниках, не стесняясь меня, и когда я сержусь и обижаюсь, отвечает: «Ведь я у себя дома, в своей квартире».

– Но и в своей квартире нельзя быть хамом, – говорю я.

Мудрая Люша (дочь ЛК) стоит на таких позициях: «Не стоит себе портить нервы» «Себе дороже стоит». Оно так, но Женино хамство тоже дорого обходится. Он считает нормальным, что я ему должна подавать, а он не должен ничего – даже надевать штаны. Притворяется дураком: «Митька (младший внук Чуковского) совсем голым бегает.

Женя развращен безнаказанностью, тем, что от него никто ничего не требует. (Единственный способ жить с ним мирно – не требовать. Тогда он снисходителен).

Я тебя очень прошу: не веди психологических разговоров, а скажи, что если он будет ходить без штанов – ты не позволишь ему подходить к телефону. Он должен отвечать внимательно и учтиво, и толково, а не отделываться. Если занят, пусть не подходит совсем.

Февраль, 1957 года

Дорогой дед.

Недели через две Женя вернется домой из больницы, Я считаю, что сейчас — последний срок, когда можно, после перерыва, попытаться привести в порядок эту запущенную и погибающую жизнь. Зависит это в первую очередь от тебя и во вторую от всего коллектива взрослых, окружающих Женю. От нашей согласованной воли.

Вот мои «конструктивные предложения»:

I. Когда он вернется, потребовать (безгневно, нераздраженно но твердо) ответа на 2 вопроса:

1) Почему он 5 дней скрывался перед тем, как лечь в больницу? У кого он жил и что там делал?

2) На какие деньги он жил 5 дней?

Я подозреваю, что жил он на те 1700 р., которые взял у Анастасии Ивановны (экономка, вела дом К.И. Ч.) на резину. Мы ведь не знаем, сколько стоила резина в действительности, – может быть, 1000, может быть, 800, может быть, 1200. Во всяком случае, маловероятно, что кто-то почему-то держал его у себя безвозмездно. И почему? зачем? ведь известно, что Жене есть, где жить. Что же он лгал тому человеку, который его приютил?

И кто приезжал за ним в больницу?

Думаю, что Женя на эти вопросы отвечать откажется. Пусть. Но их все же надо задать ему, чтобы он понял, что он «на учете».

II. Я сказала бы ему: тебе 20 лет. У тебя есть паспорт. Ты можешь жить, где хочешь и как хочешь. Но если ты хочешь продолжать жить с нами и у нас – то вот условия, на которых я тебе разрешаю остаться:

1. Ты будешь с утра до вечера учиться (об этом будет сказано подробно в разделе III).

 2. Ты не будешь иметь никакого отношения к машинам и мотоциклу – до перехода на 2-й курс, до полного излечения руки, до «прав». Никакого, ни в какой мере. Ни к машинам, ни к гаражу, ни к бензину, ни к резине. Гараж и бензин и резина – дело Геннадия Матвеевича (личный шофер К.И.Ч.). Тебе запрещается вход в гараж.

Когда будет нужно, тебя посадят в машину, но как пассажира, а не за руль.

Это – наказание за все проступки. (Кроме того, это единственный способ спасти руку).

3. Ты обязан приходить вовремя к столу, 3 раза в день, в общее для всех время. Анастасии Ивановне запрещается подавать тебе отдельно, Потому что у тебя нет никаких дел, требующих нарушения порядка. К столу выходить, вымыв руки.

4. Ты обязан приходить домой не позднее 11 часов. Если надо позднее (театр, кино), обязан предупредить. К 10 утра надо быть готовым – т.е. выспавшимся, вымытым, одетым; кровать застлана, комната прибрана и проветрена. (Только пол натирать и стекла мыть у Жени в комнате должна Маруся (домработница К.И.Ч.), остальное – он сам.)

5. Категорически запрещается ночевать вне дома. (Меня очень удивило, что, когда я тебе в первый раз сказала «Женя не пришел ночевать», – ты отнесся к этому вполне равнодушно.) Между тем если разрушен ночной сон, то разрушается самое главное: распорядок дня. В Жениной жизни самое главное наладить именно распорядок, ответственность за каждый час. Как можно днем работать, если ночью где-то валандаешься? Это раз. И два: занятые, работающие, тесно живущие хорошие люди не станут ни с того ни с сего оставлять у себя ночевать чужого, вполне благоустроенного мальчика. Зачем? почему? Значит, он либо что-то лжет им на нас, либо он ночует у каких-то людей весьма сомнительных, нечистых. (Недаром он скрывает – где? у кого?)

6. Необходимо отстранить Женю от всяких покупок (толкую об этом я лет 10). Он склонен к денежным махинациям, жаден к деньгам и вещам. Зачем в нем развивать это? Если в хозяйстве нужен холодильник или ковер, то ведь есть и без Жени кому позаботиться. Жене надо давать деньги только на его нужды и притом требовать отчета до копеек притворяясь скупым и мелочным Отчета и сдачи. Совершенно непонятно, почему после вранья, исключения из Института и пр. гадостей Женя был премирован роскошными ботинками и замшевой курткой. Он должен быть одет, и одет хорошо – т.е. опрятно. Если же на грязные ноги и рваные носки надевать бальные ботинки и в этих ботинках ходить по грязи и снегу, — ничего, кроме омерзения, это ни в ком не вызывает. Ведь есть башмаки и за 180 р. и за 250 – почему 400? Если же покупать роскошные предметы, то, во-первых, после: каких-нибудь успехов, а во-вторых, требуя, чтобы он берег их, чтобы на каждый день у него были обыкновенные вещи, чтобы он учился быть чистым, аккуратным, а то нарядность при неряшестве гадость.

7. Надо предупредить Анастасию Ивановну, что ты запрещаешь ей:

1) кормить Женю на кухне или у него в комнате не вовремя. Опоздал к обеду – пусть ждет ужина.

2) открывать ему дверь позднее положенного часа.

3) давать ему деньги. (Пусть дарит свои, если хочет, ты его долгов платить не будешь.)

8. Предупредить Геннадия Матвеевича, что у Жени нет больше никаких машин, что вход в гараж ему запрещен, что о всякой Жениной попытке нарушить это правило он, Геннадий Матвеевич, должен докладывать тебе.

9. И теперь самое главное – исполнение. «Проверка исполнения».

Кто будет этот человек, который следит за всеми этими «не»?

Только коллектив взрослых – весь, целиком и совершенно неуклонно, непреклонно, согласованно. Тот, кто первый заметит, что у Жени грязные руки или что он встал не вовремя. Каждый. Катя и Маруся, я и Анастасия Ивановна, ты и Геннадий Матвеевич. Только один человек был в силах взять это целиком на себя, служить для Жениной разболтанности каркасом:

Марина (невестка Чуковского). К сожалению, ее помощь утрачена. Теперь остается одно:

все. Разумеется, ты не в силах заниматься контролем, но каждый раз, как ты столкнешься с нарушением заповедей или кто-нибудь при тебе укажет Жене на их нарушение, ты не должен молчать или переводить разговор на другое, а должен, как Верховная Власть, подтвердить справедливость. Каждый, кто жалуется тебе на Женю, должен быть уверен (и Женя!), что ты не отменишь принятого, установленного решения.

III. Все это запреты. А вот положительные требования, без которых запреты бессильны и бессмысленны.

Основа всех Жениных вывихов – полное, постоянное безделье.

Ему нужен учитель или два учителя. Часов с 10.30 до 3-4 он должен с кем-нибудь заниматься. Учитель должен быть не только знающий, но и волевой, требовательный, точный. Ничего кустарного. Он должен много задавать – часа этак на два. Предметы: 2 языка, история, литература, может быть – марксизм. У Жени как у всех людей – должен быть свободен только вечер. При таком режиме он за лето может многое успеть, многому научиться, выработать в себе навыки труда, режима. Тогда и в Институте, есть надежда, он станет вести себя иначе.

Вот комплекс мероприятий, предлагаемых мной.

Л.

P.S. Не думаешь ли ты, что до его прихода надо сбыть мотоцикл? Продать, отдать. Во имя сохранения руки.

 

Радужно-обаятельный образ Жени, возникший в нашем воображении до знакомства с письмами Л.К., несколько потускнел, не правда ли? К концу второго письма с этим образом происходит зловещая метаморфоза. Симпатичный юноша на наших глазах превращается в отталкивающего, нечистого на руку и хамоватого типа, с замашками Шарикова.

А между тем, письма Л.К., хотя и необычайно резкие как по тону, так и по требованиям, предъявляемых ею отцу, продиктованы не ненавистью к Жене, а любовью и жалостью к нему.

Какая там к черту любовь, не говоря о жалости, скажете вы. Злая и мелочно придирчивая тетка катит на племянника и подговаривает богатого деда перекрыть ему кислород. Нет, вовсе не так. Любовь, в понимании Лидии Корнеевны, должна приводить к благу того, на кого она направлена. А иначе это не любовь, а преступное и халатное попустительство, которое кончается «запущенной и погибающей жизнью».

Мы не знаем, какова была реакция Чуковского на императивы, предъявленные ему его непримиримой дочерью. В обширном томе их переписки отсутствует ответное письмо Деда.

А все-таки, каким же был Женя на самом деле? Таким, каким видели его насмешливые глаза Деда или каким прозрели его почти слепые, но от этого не менее зоркие глаза Л.К.?

Прямого ответа тут быть не может, а могут быть только догадки и допущения.

Дело в том, что силою обстоятельств, мне слишком хорошо известен Женин тип. К этому типу принадлежат, как правило, люди яркие и разнообразно талантливые, но не слишком озабоченные драматическими последствиями своих часто не детских уже проказ. Их, по обыкновению, любят соседи, друзья дома, и родственники, которым не довелось жить с ними на одной территории. Чуковский не в счет. Ему, по нечеловеческой его занятости, иногда легче было откупиться от внука, чем обдумывать адекватное наказание для его очередного бесчинства. Хотя, именно на этом принципе - «преступление – наказание» и настаивает в своих письмах Лидия Корнеевна. Настаивает… ради спасения погибающей Жениной души. Она одна, и никто другой, разглядела ту пропасть, на краю которой стоял двадцатилетний Женя. Ее глазам нельзя не доверять…

И все-таки, что-то удерживает от того, чтобы видеть Женю только беспощадными глазами его тетки. «Что-то» заключается в предположении, что ни один живой человек не укладывается ни в какое схематическое представление о нем, и великие из великих понимали это уже тысячу лет назад:

 

Мы источник веселья и скорби рудник.

Мы вместилище скверны и чистый родник.

Человек, словно в зеркале мир многолик.

Он ничтожен и все же безмерно велик!

 

При всем моем величайшем уважении к непреклонной нравственной позиции дочери Чуковского, не могу удержаться, чтобы не привести один поучительный отрывок из воспоминаний Ольги Грудцовой.

Семь часов утра над перилами балкона (на втором этаже) появилась голова внука Жени.

Женя – Дед, у меня родился сын.

Корней Иванович – Поздравляю. Сколько?

Женя. Пятьдесят – На пеленки.

Корней Иванович – Хорошо. Получишь. Только моей крови там меньший процент, чем Дмитрия Дмитриевича. Я – прадед, а он – дед. Скажи ему, чтобы он взял на себя большую часть забот.

Женя – Хорошо.

Корней Иванович – Надо послать розы Гале.

Женя – Старик Нилин еще спит, пойду нарву у него в саду.

Голова исчезла.

Через некоторое время привезли младенца. Корней Иванович долго, с удивлением рассматривал его. А когда все уехали, с грустью сказал:

– Рождаются, чтобы умереть, умирают, чтобы рождаться... В этой комнате умерла Мария Борисовна, и сюда же принесли новорожденного...

И на следующее утро:

– Не могу отделаться от впечатления, оставленного правнуком. Мария Борисовна обожала Женю. Он стал у нас жить, когда ему было три года. Однажды Мария Борисовна уложила его спать в свою постель и ушла куда-то. Я сидел в кабинете и работал. Слышу – Женя орет благим матом. Пошел к нему, стал его уговаривать: подумай об этом, о том... Успокоился. Я вернулся к себе. Опять орет... Пошел снова. Только сяду работать, как он начинает кричать. Я наконец так рассердился, что побил его и ушел. Сижу и думаю: что же я наделал? Он маленький... Сирота... И что будет, когда Мария Борисовна узнает? Решил пойти приласкать Женю и просить, чтобы он ей не рассказывал. Прихожу, а он спит! Крепким сном спит!

 

Мне, в этом непритязательном эпизоде, видится доказательство тщеты любой системы воспитания, и снисходительно-либеральной, по Чуковскому и последовательно-бескомпромиссной, по Лидии Корнеевне. Все предопределено. Воспитанием можно добиться хороших манер и знания иностранных языков. Все остальное не в нашей воле. Поэтому от нас требуется терпение и любовь. На этом более чем спорном предположении и завершается, наконец, эта сумбурная история с педагогическим уклоном.

Сан-Франциско, Ноябрь 2011


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:0
Всего посещений: 4295




Convert this page - http://7iskusstv.com/2012/Nomer1/Tuchinskaja1.php - to PDF file

Комментарии:

Faina
Mechanicvlll, NY, USA - at 2017-01-09 22:11:05 EDT
Прекрасный рассказчик Соня Тучинская, которую открыла для себя совсем недавно.
Вроде бы всё, что касается семьи Чуковских, "обчитала" со всех сторон, включая и двухтомник переписки отца и дочери,но вновь увлеклась, благодаря взгляду и изложению Сони Тучинской. Теперь буду, по возможности, следить за её публикациями.

Спасибо!

Москвич
- at 2012-07-16 18:54:12 EDT
в Переделкино, куда сам Чуковский окончательно перебрался с Тверской в начале 50-х.
---------------------------------------------------------------------------
Вообще-то, в начале 50-х Тверской (уже или ещё) не было - улица Горького.

Александр Пятницкий
- at 2012-07-16 15:50:40 EDT
Можно определить желтую прессу - как копание в чужом грязном белье. Этим она узнаваема, даже если рядится в педагогическую поэму
Соня Тучинская
Сан Франциско, - at 2012-02-25 17:24:49 EDT
Соня - Игорю Ефимову

Да, высокочтимый Игорь Маркович, я действительно породнилась с этой семьей, причем давно, с тех пор, как прочла двухтомник Дневников Чуковского, а за ним, все, что написала Л.К., наиболее чтимый мною член этого семейства. А в этом году вышел трехтомник Дневников под редакцией дочери Л.К., Елены Цезаревны.
Однако, я не могу согласиться с тем, что Вы сказали по поводу писем Л.К.
Основа воспитания - это адекватная "общественному" поведению ребенка реакция взрослых. Именно так он познает "что такое хорошо, а что такое плохо". Именно к этой АДЕКВАТНОЙ реакции призывала в своих письмах Л.К.
А 20-ий Женя продолжал жить жизнью избалованного пятилетнего ребенка. Ведь дети, лет до пяти-шести абсолютно эгоцентричны и не понимают прав других людей, а только свои.

Игорь Ефимов
Оборн, PA, USA - at 2012-02-24 03:10:28 EDT
Тучинская пишет о Чуковском и его семье с таким теплом и пониманием, будто она и сама породнилась с ними. История непослушного внука Жени, этакого вождя краснокожих, устраивающего взрывы, стреляющего из винтовки на территории посёлка, наполняет сердце состраданием, возмущением, растерянностью. Но не меньшую оторопь вызвали у меня воспитательные письма Лидии Корнеевны Чуковской. Неужели она всерьёз верила, что двадцатилетнего мужчину, с детства демонстрировавшего отчаянную непокорность, можно загнать в клетку сочинённых ею правил? Подобный воспитательный педантизм устремлён к "благу и счастью" объекта воспитания, но совершенно забывает, что для подростка нет большего счастья, чем явить на чём-то свободу своей воли, -- а дальше хоть трава не расти и гори всё синим огнём, как в бензинно-пороховом костре, устроенном Женей Чуковским в 13 лет.
Инна
- at 2012-01-30 03:29:25 EDT
Спасибо, Соня, прочитала, как и другое в Вашем блоге, очень интересном и во многом мне близком. Вы ушли с выступления Бродского - это поступок! Да, я интересуюсь семьей Чуковских, но все же не "подсела" - нет у меня кумиров. Я не определяю кого-либо из этой семьи в главные. Лидию Корнеевну я очень уважаю, но Корней Иванович мне ближе.
Соня Тучинская
Сан Франциско, - at 2012-01-29 21:53:49 EDT
Соня Т. - Инне

Никому неведомо, Инна, почему эта конкретная история оказалась с хорошим концом. Именно об этом я и написала.

Инна, мне кажется что вы, так же как и я, прочно "подсевши" на Чуковских. Только для вас там главная персона - Корней Иванович,а для меня - Лидия Корнеевна. Если это так, вам может быть любопытно прочесть о моей недавней поездке в Переделкино.
http://tuchiki.livejournal.com/18830.html

Инна
- at 2012-01-29 18:00:47 EDT
Уважаемая Соня, если Женя остался человеком, так это, в основном, заслуга его любящего деда, а не тетки. Так мне кажется.
Соня Тучинская
Сан Франциско, - at 2012-01-29 16:38:57 EDT
Соня Т. - Инне

Дорогая Инна, благодарю вас за похвалу в адрес моей скромной текстовки. Тем не менее, я никак не могу согласиться с вашим утверждением об отсутствии пед. таланта у Л.К. Ходить в подштанниках при тетке, хамить ее абонентам по телефону и не зарабатывая денег, шедро их тратить, в расчете на богатого деда - это есть непотребство.
А вот в ответ на это непотребство продолжать бесконтрольноснабжать двадцатилетнего детину деньгами и дорогими замшевыми башмаками, а также допускать его к персональной машине Чуковского - это как раз есть преступление перед детиной. Хорошо, что Женя остался человеком. Обычно юноши жениного типа становятся законченными подонками: наркотики, алкоголизм, и уголовщина, когда иссякает источник даровых кормов, в нашем случае, от Деда.
Пусть вас не удивляет "Марксизм" в списке рекомендованных Л.К. дисциплин. В 50-х, даже такие выдающиеся личности, как Л.К, полагали, что Сталин лишь до неузнаваемости исказил верное в своих основных принципах учение Маркса и Ленина.



Соня Тучинская
Сан Франциско, - at 2012-01-29 16:07:27 EDT
Соня Т. - Б. Тененбауму

Спасибо Вам, Борис. Я просто пользовалась теми же источниками, что и автор книги о Чуковском. В частности, воспоминаниями Ольги Ггрудцовой, в которой описан эпизод "показа" внука.
А вот писем Лидии Корнеевны не было ни линии, и не было нигде, кроме давно изданного тома ее переписки с отцом, откуда я их пересканировала и перевела в нужный формат. Teперь эти письма available on-line. Ради этих уникальных писем, которые заслуживают войти в анналы лучших книг по педагогике, я и написала этот очерк.

Б.Тененбаум-С.Тучинской
- at 2012-01-29 14:20:37 EDT
Спасибо вам. Очень интересно. Соня, если я могу вас спросить - вы пользовались тем томом ЖЗЛ о Чуковском, который вышел относительно недавно ? То-есть, по-моему это была книга из ЖЗЛ, я точно не помню - читал ее с год назад, когда был в отьезде. Огромный обьем, написан какой-то дамой, имени, увы, не помню ? Дело в том, что там описано очень многое из того, что есть у вас, включая даже вопрос Чуковского: "Сколько ?" в ответ на сообщение внука о рождении у него ребенка - это я почему-то запомнил. Но книга была очень скучной, у вас же получилось нечто захватывающее :)
Инна
- at 2012-01-29 07:08:26 EDT
Уважаемая Соня, Вы, может быть, даже не представляете себе, какую замечательную вещь Вы написали. Я ее прочла два раза, когда она появилась в "Панораме", а сейчас - в третий раз.

Мы видим, что Корней Иванович Чуковский (роль которого в русской культуре по-настоящему не оценена)был любящим дедом и бережным и понимающим педагогом. Его выдающаяся, принципиальная и очень уважаемая дочь, как мне кажется, педагогическими талантами не обладала. Племянника она не любит. Когда любят, понимают изнутри, а она относится к нему, как к плохо обструганной заготовке, которую надо обработать на нужных станках, чтобы довести до ума. Ее второе письмо почти анекдотичное: она назначает отца главным жандармом над двадцатилетним внуком и требует, чтобы прислуга (в качестве младших жандармов) докладывала о случаях немытья рук. Личности и интересов Жени она не понимает и учитывать не хочет, а хочет устроить ему исправительную казарму: встал, заправил койку, проветрил комнату, затем несколько часов боевой и политической подготовки (даже марксизм).

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//