Испанская партия

Испанская партия — одна из самых популярных систем, применяемых в партиях гроссмейстеров. Первое упоминание - 1490 год, Геттингенская рукопись. Позднее теоретически развита Рюи Лопесом де Сегура, священником из Эстремадуры, автором "Книги об изобретательности и искусстве игры в шахматы".

I

17-18 июля 1936 года в Испании началась Гражданская Война. Ее никто не планировал - устроившие мятеж военные полагали, что речь идет о путче, а вовсе не о войне - но правительство Испанской Республики устояло. Казалось бы, тут мятежу и конец - однако к восставшим военным присоединялись все новые и новые военные части, поначалу в восстании не замешанные

К ним стали примыкать спешно формируемые милиции, составленные из гражданских лиц - у Республики хватало врагов, и по мере того, как Республика шаг за шагом "левела", их становилось все больше. Последней каплей стало формирование правительства Народного Фронта, коалиции левых партий Испании.

В результате к мятежным военным примкнули и монархисты всех сортов и оттенков, и сторонники Испанской Фаланги, основанной в 1933 году по образцу движения Муссолини в Италии, и вообще все, кто полагал, что "...страну надо спасать...".

Правительство Народного Фронта ответило тем, что вооружило своих сторонников - и началась затяжная, беспорядочная война, идущая везде и нигде, без сложившихся фронтов и без определенного тыла.

Этому способствовало и то обстоятельство, что обе стороны конфликта - и левые, условно называемые "республиканцами", и правые, так называемые "националисты" - не имели единой структуры командования. Справа сражались и монархисты, и фалангисты, и военные, "...защищающие Испанию..." без уточнения, что же это собственно, означает - а с ними бились и социалисты, и коммунисты, и троцкисты, и анархисты, и "...вожаки крестьянского движения...", и каталонские и баскские сепаратисты, которые опасались националистов.

Прибавим к этому вмешательство иностранных держав - Италии, Германии и СССР - посылающих в Испанию оружие и "добровольцев" - и у нас получится довольно полная картина того дикого хаоса, в котором пребывала Испания вплоть до весны 1939.

К этому времени националисты уже совершенно явно выигрывали войну. В немалой степени этому способствовало то, что им удалось установить некое единое командование и некоего единого командующего.

Им оказался Франциско Франко, человеком ледяного хладнокровия. Он выдвинулся в ходе колониальной войны в Марокко, был одним из главных создателей Испанского Иностранного Легиона и его вторым по счету командующим. В Легион набирали всякий сброд, в его составе было много уголовников, а в дальнейшем к нему добавились и части так называемых "регуларес", набранные из "мавров" - берберов и арабов, сражавшихся под командованием испанских офицеров на стороне Испании.

Держать в руках такой личный состав было очень нелегко, но у Франциско Франко, в ту пору всего лишь подполковника, это получалось. Он никогда не повышал голоса, однажды сместил с поста офицера, ударившего солдата, но точно так же, не повышая голоса, приказал расстрелять солдата, кинувшего в офицера миску с едой. В атаку подполковник шел впереди своих легионеров, а в целях поддержания в них боевого духа нередко делал это верхом и на белом коне. В обычаи, установившиеся в Легионе, он не вмешивался, и спокойно принимал рапорт перед строем солдат, на штыках которых красовались отрезанные головы врагов - для Франциско Франко значение имела только боеготовность и полное безоговорочное следование установленной им дисциплине.

В результате в возрасте тридцaти с небольшим он стал самым молодым в Европе генералом, а к началу Гражданской Войны в Испании - главнокомандующим в Марокко. С Республикой он, в общем, ладил. И ее министры к нему тоже относились вполне лояльно. Генерал Франко не входил в число генералов, инициировавших мятеж.

Одно время вообще казалось, что он может "...встать на защиту законного порядка..." - но в ситуации начинающейся Гражданской Войны вопрос, что же такое "законный порядок", становится открытым. Франциско Франко посчитал, что его долг служить не правительству, по самой сути своей явлению преходящему, а “…Испании, великой и вечной…”.

Он встал на сторону восставших, и очень скоро оказался в числе самых авторитетных людей в их среде. В политике генерал, имевший репутацию "…хладнокровного бесстрашия…", проявлял столь же хладнокровную осмотрительность. Он выжидал, тянул время, политически не присоединялся ни к одной партии, даже к коллегам-военным - удобной отговоркой ему служил эластичный лозунг о “вечной Испании” - и в итоге оказался приемлемой фигурой и для монархистов, и для фалангистов, и для профессиональных военных.

Его считали "...недалеким, но честным..." - и в итоге Франциско Франко оказался арбитром всех политических конфликтов, возникающих между различными фракциями националистов. Очень скоро он стал признанным главой всего лагеря правых. Это был вовсе не очевидный результат - в движение входили многие люди поярче, чем генерал.

Как это у него получилось - неразрешимая загадка.

Пожалуй, столь же неразрешимая, сколь и другая - каким образом низенького роста офицер совершенно не геройского вида, никогда не повышавший голос на подчиненных, добился безоговорочного повиновения головорезов, составлявших части испанского Иностранного Легиона.

Однако он решил обе задачи - и Легион подчинил, и новый, националистический режим возглавил. Гражданская Война завершилась, последние части республиканцев или капитулировали, или покинули страну.

Hачиная с 1 апреля 1939 года, генерал Франко говорил за всю Испанию.

II

Шахматы - одна из самых сложных игр, когда либо изобретенных человечеством. Хорошему игроку требуются многие качества - и изощренный ум, и железные нервы, и способность к дальновидному расчету. Представим себе, однако, что игра усложнена, и состоит теперь уже не в интеллектуальной дуэли - один на один и равным оружием. Отнюдь нет - по новым правилам игра идет на нескольких досках сразу, и надо учитывать не только свои ходы, но и вообще все, что происходит на всех досках. К тому же игроки вовсе не равны друг друга по ресурсам, которыми они располагают. Те, кто сильней, вообще норовят перетягивать более слабых на свою сторону и использовать их как пешки.

Это входит в правила той игры, которую мы описываем - назовем ее "международной политикой". Играть в нее трудно и опасно, и тем, кто слаб, в принципе от участия в турнирах желательно уклоняться. Именно таковы и были намерения генерала Франко.

Hо судьба не дала ему такого шанса - с точки зрения Испании, огромные события в Европе шли сами по себе. В начавшейся битве великих держав ее голос мало что значил, а попытка остаться по возможности в стороне была осложнена тем, что у режима националистов имелись долги. Гражданская война была выиграна с помощью иностранцев.

Италия щедро помогала националистам и советом, и оружием, и "добровольцами". Германия действовала осторожнее, но более эффективно. В так называемый Легион "Кондор" - летную часть, сражавшуюся на стороне испанских националистов - входило не больше 5000 человек, но сделали они куда больше итальянцев, которых было в 10 раз больше.

Вся эта "иностранная помощь" шла в Испанию через генерала Франко - он-то и был тем человеком, который сумел ее добиться - и теперь, осенью 1939-го, на него смотрели как на сторонника "держав Оси". Это обстоятельство принималось во внимание.

Летом 1939-го в Испании была проведена широкая демобилизация, но тем не менее под командой генерала Франко оставалось полмиллиона солдат, с офицерским корпусом численностью в 22 100 человек - с этим следовало считаться. Поэтому из Парижа к Франко был направлен специальный посланник, кандидатура которого должна была польстить испанскому самолюбию. Это был маршал Франции, 84-летний Филипп Пэтен, герой Вердена, личность совершенно легендарная. Французские дипломаты сообщали, что когда генерал Франко узнал об оказанной ему и его стране чести, у него "...увлажнились глаза...".

Вообще говоря, это последнее обстоятельство несколько сомнительно.

Даже если Франко действительно всплакнул на радостях от широкого жеста французского правительства, это обстоятельство повлияло на его поведение очень мало. Маршал Пэтен был принят с подобающими почестями, но с представлением верительных грамот его заставили ждать, и дальше обращались с ним довольно холодно.

Маршал был в ярости…

Тут можно отметить, кстати, что к адмиралу Канарису, своему гостю из Германии, Франко отнесся гораздо теплее. Он доверительно сообщил ему, что вынужден сохранять выжидательную позицию, что в случае возникновения военных действий опасается вторжения французских колониальных войск в испанскую часть Марокко, что сам он атаковать Гибралтар ни при каких обстоятельствах не сможет - но вот зато все его личные симпатии целиком на стороне Германии и ее великого вождя, Адольфа Гитлера. Канарис, конечно же, выразил свою признательность за столь искренние порывы дружбы, но просил все же сосредоточиться на чем-нибудь, имеющем практическое значение, например, на создании в Испании секретных баз снабжения для немецких подводных лодок.

Некое предварительное согласие на этот счет было достигнуто довольно быстро.

A тем временем Франциско Франко 8 августа 1939 года провел важное постановление, согласно которому он мог издавать декреты, имеющие силу закона. Это делалось его личной, собственной властью, даже без формального одобрения декретов членами кабинета. Постановление давало Франко полномочия, которыми до него пользовались разве что короли средневековой Кастилии. В августе 1939-го генерал как бы заранее убирал все препятствия, которые могли помешать ему в управлении кораблем государства.

Он предвидел бурю.

III

Собственно, помимо предвидения, имелась информация и поточнее. В ходе Гражданской Войны у Франко сложились хорошие отношения с Бенито Муссолини. Конечно, они не были равны рангом. Франциско Франко стал главой режима только весной 1939-го - a Муссолини к этому времени правил Италией уже 17-й год, и его официальный титул звучал так:

"Его Превосходительство Бенито Муссолини, Глава Правительства, Вождь Фашизма и Основатель Империи", а уж заодно и "Первый маршал Империи".

Муссолини на родине было принято именовать просто "вождем" - "дуче". Тут надо принять во внимание, что до 1922-го, когда Бенито Муссолини в 39 лет стал премьер-министром Италии, это слово в политическом смысле применялось разве что к Гарибальди.

Так что понятно, что Франко писал Муссолини письма, выдержанные в самых почтительных тонах, и часто обращался с просьбами - иногда о совете, а иногда о более материальных делах, вроде отсрочки платежей по долгам, связанным с Гражданской Войной. Муссолини, в свою очередь, к Франко относился вполне дружественно, как к младшему коллеге, в советах не отказывал, и в августе 1939-го известил его - самым секретным образом - о том, что вскоре ожидается начало военных действий между Германией и Польшей.

Сообщение это пришло в Мадрид в августе, в виде совершенно конфиденциального письма итальянского министра иностранных дел, графа Чиано. А поскольку граф был не только министром, но и мужем Эдды, старшей дочери Муссолини, письмо следовало рассматривать как надежное дружеское предупреждение о грядущем шторме.

Выводы из этого в Испании были сделаны немедленно - 9 августа генерал Франко перетряхнул свой кабинет. Министр иностранных дел Испании, полковник Хуан Хордана, считавшийся консерватором и сторонником хороших отношений с Францией и Англией, был сменен полковником Хуаном Бейгбедером, настроенным прогермански и большим другом итальянского посла. Италию запросили о срочной помощи, особенно в отношении военной авиации, а с целью укрепить этот новый для Испании вид вооруженных сил, новым министром авиации был назначен генерал Хуан Ягуэ, герой Гражданской Войны.

Он славился решительностью и беспощадностью - его солдаты в свое время, при взятии Бадахоса, расстреливали на месте всех, у кого на плече находили синяк, след от отдачи винтовки. Он даже и не отрицал этого факта и говорил американским журналистам, что не воображают же они, что он оставит в своем тылу живых врагов, которые завтра смогут снова взяться за оружие?

В армии его обожали.

Так что когда Ягуэ был повышен в чине, произведён в дивизионные генералы и назначен на пост министра авиации, это никого не удивило. Кроме разве что самого генерала Ягуэ - он ровно ничего не понимал в авиации, вся его деятельность была связана с сухопутными силами. Что до ВВС, то тут имелся другой очевидный кандидат, Альфредо Кинделан. Он был толковым и знающим человеком, к тому же командовавшим авиацией националистов в течение всей Гражданской Войны.

Однако кадровые перестановки не всегда делаются на основе высокой компетенции назначаемых на новые посты лиц - иногда это как раз фактор отрицательный. Тут еще одно отличие между шахматами и политикой - шахматист имеет дело не с людьми, а с деревянными фигурками. В их верности не приходится сомневаться. С людьми дело обстоит совсем не так, и генерал Франко знал это и учитывал. Он был, так сказать, человек осмотрительный. Про Франко вообще говорили, что “…когда он находится на лестнице, невозможно понять - он спускается по ней или наоборот, поднимается?…”.

Так что и в новом министре авиации для главы режима было важно именно то, что в авиации министр не разбирался ... А вот зато из сухопутной армии, где генерал Ягуэ был очень и очень в курсе дел, он уходил - и это было очень кстати.

Заодно решалась и еще одна задача.

Hе попавший на авиационный пост генерал Кинделан слыл убежденным монархистом, считал, что с окончанием Гражданской Войны власть должна перейти к законному монарху - значит, ему самое место в сухопутных войсках, где у него нет ни связей, ни поддержки.

Ну, и наконец в череде кадровых перемещений был сделан важный ход - на министра внутренних дел Испании были возложены новые обязанности, теперь уже дипломатического характера.

Об этом человеке стоит поговорить подробнее.

IV

Его звали Серрано Суньер, и для министерской должности он был почти неприлично молод, поскольку родился в 1901 году. B 1939, таким образом, ему было еще довольно далеко до сорока. Легко предположить, что своим возвышением Серрано Суньер был обязан высокому родству.

Oн был женат на младшей сестре Кармен Поло, супруги генерала Франко, и таким образом, доводился испанскому диктатору довольно близким родственником. Испанский, в отличие от русского, не делает разницы между терминами "шурин", "свояк" и "деверь" - все эти категории родства называются одним словом - “Cuñado”, "куньядо". Это как бы "брат-по-связи-с-семьей-супруги". Так что было вполне логично предположить, что Суньер двинулся вверх именно как "куньядо" генерала Франко.

В конце концов - разве граф Чиано не стал в 33 года министром в основном потому, что был зятем Муссолини?

Однако в случае с Серрано Суньером дело обстояло куда сложнее. Он родился в хорошей семье, рано обнаружил блестящие дарования, и в 1923 с отличием окончил юридический факультет университета в Мадриде. Он, как и полагается честолюбивому молодому человеку, самым активным образом участвовал в студенческих ассоциациях, и в ходе этой деятельности познакомился с другим честолюбивым молодым человеком, по имени Хосе Антонио Примо де Ривера. Тот был сыном весьма примечательного человека, генерала Мигеля Примо де Риверы, а примечательность его состояла в том, что 13 сентября 1923 года он совершил государственный переворот, и взял в Испании власть в качестве руководителя военной директории.

Сделано это было как бы с согласия короля Альфонсо, и Испания оставалась монархией - но действие конституции было "приостановлено", правительство и парламент распущены, a генерал Примо де Ривера все государственные вопросы решал сам.

Собственно, переворот не был его личным предприятием. Oн опирался и на армию, и на консервативные элементы Испании, и установление диктатуры было попыткой повторить опыт Италии 1922 года в деле создания "национального единения" - но генерал Примо де Ривера оказался не столь талантливым правителем, как им показал себя литератор Бенито Муссолини.

В 1930-м генералу пришлось оставить Испанию, он вскоре умер в изгнании - но упавшее знамя подхватил его сын, Хосе Антонио Примо де Ривера. В 1933-ем он создал так называемую "Испанскую Фалангу". Предположительно, эта организация должна была стать партией национального единства, хотя фалангисты в теории вообще отрицали роль всяких партий, и левых, и правых. Серрано Суньер был близким другом основателя Фаланги – настолько близким, что тот даже включил его в число своих душеприказчиков.

Когда в 1936 году в Испании началась Гражданская Война, Хосе Антонио Примо де Ривера был захвачен и расстрелян, а Серрано Суньер тоже чуть не погиб. Два его брата были расстреляны республиканцами, ему же удалось бежать из тюрьмы и добраться до Марселя. В Испании он появился вновь только в 1937 – к этому времени его свояк, генерал Франко, уже утвердился в качестве лидера националистов.

Серрано Суньер стал для Франко необыкновенно полезным сотрудником, ключевым человеком в создании правительствa Испании. Он сбалансировал нем и фалангистов, и монархистов всех сортов, и военных, и просто компетентных специалистов-технократов, взяв себе важнейший в ту пору пост министра внутренних дел.

Таким образом, в его ведении оказалась вся полиция.

К тому же, Серрано Суньер возглавил так называемую "политическую хунту" Фаланги, оставаясь при этом министром, а уж заодно занялся вопросами управления прессой - основал государственное агентства печати Испании, что-то вроде аналога ТАССа. Франко родственнику доверял, и тот достиг такого могущества, что мог считаться вторым человеком в стране.

Суньеру даже присвоили специальное прозвище.

Франко в Испании полагалось называть "вождем" - "каудильо", и "генералиссимусом". Следовательно, Серрано Суньер, как "куньядо" генералиссимуса, становился Cuñadísimo - “куньядиссимусом”.

В конце лета 1939 года “куньядиссимус” Серрано Суньер получил поручение курировать еще и дипломатию.

V

Необходимость в координации действий испанской печати, испанской полиции и испанского МИДа выяснилась очень быстро – так называемое "...межправительственное соглашение, подписанное 23 августа 1939 года главами ведомств по иностранным делам Германии и Советского Союза...", и ставшее известным как Пакт Молотова – Риббентропа, вызвало шок.

Гражданская Война, стоившая неисчислимых жертв, закончилась в апреле 1939-го. Выигравшие ее националисты опирались на поддержку Германии и Италии, а их побежденные враги, республиканцы, получали всевозможную помощь от СССР. Дикая разруха, оставшаяся и после окончания военных действий, требовала огромных усилий по поддержанию экономики - и это усугублялось тем фактом, что правительство Испанской Республики переправило золотой запас страны в Россию. По совершенно понятным причинам, русских в националистической Испании ненавидели. И вдруг, как по мановению волшебной палочки, они оказались как бы союзниками Германии, которую испанцы рассматривали как дружественную державу.

Тут было от чего закружиться недостаточно стойким головам - и перед германским посольством в Мадриде прошли довольно шумные демонстрации фалангистов. Пресекать их чисто полицейскими мерами было очень не с руки - в конце концов, на демонстрации выходили “… верные из верных, истинные патриоты Испании …”, опора ее нового режима.

Тут нужен был деликатный подход – и Серрано Суньер его обеспечил.

Из материалов, связанных с германо-советским пактом, в прессу шло только то, что проходило апробацию в германском посольстве. Получила широкое хождение высказанная в Италии идея о том, что национальное единство и сплочение, сливающее вместе социализм и капитализм в некоем высшем синтезе, так называемый "третий путь", изобретенный Бенито Муссолини, есть нечто универсальное. В Италии даже утверждалось, что "... Сталин становится хорошим фашистом ...", каковой термин употреблялся в самом одобрительном смысле, как к лидеру, сумевшему "...сплотить страну и направить ее на путь прогресса...".

В Испании так далеко не шли, но все же намекали, что социализм в СССР уже на пути к гибели.

Всячески подчеркивались стратегические плюсы новой "оси Берлин-Москва" - что стало очевидным буквально через неделю. Германские войска вторглись в Польшу, Англия и Франция, против всех ожиданий, объявили Германии войну, через пару недель остатки Польши оказались оккупированы Красной Армией - и перед Испанией во весь рост встала перспектива оказаться втянутой в общеевропейскую войну.

Франциско Франко предвидел долгую и затяжную борьбу, очень опасался, что она будет способствовать росту ненавистных ему левых партий Европы, в симпатиях своих склонялся на сторону Германии, но всей душой стремился к тому, чтобы оставаться нейтральным так долго, как это только возможно.

Причины у него на это были самые веские: в Испании начались крупные проблемы с продовольствием, ей угрожал голод.

VI

Если брать книги, написанные о Франко, то самой авторитетной, вероятно, следует считать его биографию, написанную британским исследователем, Полом Престоном. “Franco”, by Paul Preston, 1994. Книга представляет собой огромный том, объёмом больше 800 страниц, с множеством ссылок и с отдельным справочным аппаратом, уложенным в дополнительные 213 страниц мелкого шрифта. Она, кстати, в 1999 даже вышла на русском языке.

Так вот, автор книги в нехватках обвиняет лично Франциско Франко, главу нового режима, установившегося в Испании с апреля 1939-го года. Он считает, что дело тут было в объявленной Франко политике так называемой “автаркии”.

Если глянуть в энциклопедию, то мы увидим там вот что:

“…Автаркия (от др.-греч. αὐτάρκεια — самообеспеченность (самодостаточность) — система замкнутого воспроизводства сообщества, с минимальной зависимостью от обмена с внешней средой; экономический режим самообеспечения страны, в котором минимизируется внешний товарный оборот…”.

П.Престон прав - программа автаркии была действительно введена, импорт был ограничен настолько, насколько это вообще возможно было сделать. Но вот то обстоятельство, что нечто подобное происходило во всех странах Европы, он как-то из виду упускает.

Дело все-таки было не в генералиссимусе, а в войне.

Подвоз из-за границы становился делом зыбким и ненадежным, полагаться на него следовало как можно меньше - а для Испании дело осложнялось еще и тем, что страна была разорена, никаких свободных фондов для внешних закупок не имела, а от своих возможных союзников, Германии и Италии, она была отдалена по чисто географическим причинам.

Тогда получается, что Франко, вводя меры по ограничению импорта, действовал вполне рационально?

Однако его английский биограф ему в справедливости отказывает. Он вообще старается представить Франциско Франко в негативном свете, и не упускает ни единого случая, в котором может показать его смешным. Вот хороший пример: П.Престон описывает случай на дипломатическом приеме, когда английский посол, который почему-то решил, что каудильо знает французский, обратился к нему на этом языке.

Когда же выяснилось, что Франко его не понял, посол обнаружил, что и переводчика у него нет, и обратился за помощью к своему военному атташе, знавшему испанский. Проблема, однако, состояла в том, что атташе был двухметрового роста, и одет был по всей парадной форме своего полка, включая высоченную шапку медвежьего меха. В результате и говорить с низеньким каудильо лицом к лицу ему оказалось нелегко, и пузатый коротышка Франциско Франко сильно проигрывал при сравнении с бравым британским офицером.

По-видимому, сцена действительно была забавной - но все-таки качества главы правительства не сводятся к внешней представительности?

Или, скажем, в книге видное место занимает описание роскошного образа жизни, который Франко завел для себя и своей семьи - в качестве своей резиденции он избрал бывший королевский дворец, Эль Пардо, расположенный недалеко от Мадрида, и положил себе жалованье в размере 700 тысяч песет в год. Это действительно значительная сумма, в пересчете на теперешние доллары составляла бы около 7 миллионов.

Hо, как-никак, это была зарплата.

Никакого отчуждения в свою пользу поместий и рудников, никаких коррупционных сделок, никаких "распилов" и "откатов", никаких тайных фондов, выводимых за рубеж - короче говоря, никаких знакомых нам атрибутов бесконтрольной неограниченной власти над целой страной.

Их не отыскал даже Пол Престон, человек очень осведомленный и очень придирчивый.

Впрочем, в своей книге он с удовольствием приводит такой отзыв современника о генерале Франко:

"... Он всего лишь простой офицер колониальных войск - ему приказали удерживать форт, он его и удерживает. От него ожидать нечего, воображения у него нет ...".

Возможно, в первой части этого отзыва больше правды, чем кажется на первый взгляд. Генерал Франко действительно полагал, что его долгом является удержание порученного ему форта. Вот только поручение он принял от Бога, а фортом для него была вся Испания.

Что до нехватки воображения - ну, этот вопрос надо рассмотреть подробнее.

VII

Осенью 1939-го года в Испании прошла целая цепочка церемоний, связанных с окончанием Гражданской Войны. Тела "... павших героев за дело национальной Испании ..." заново хоронились с большими почестями – конечно, только тогда, когда это было возможно. Война велась с большой жестокостью обеими сторонами, пленных расстреливали без числа, и трупы жертв этих массовых казней зачастую сваливали в неотмеченные братские могилы.

Эта участь, однако, не постигла останки Хосе Антонио Примо де Ривера, основателя Фаланги и друга Серрено Суньера. Молодой и отважный сын бывшего диктатора был расстрелян в самом начале Гражданской Войны, и его позволили похоронить достойно там, где он был казнен, в городке Аликанте.

Теперь, в ноябре 1939-го, бренные останки героя были извлечены из могилы и отправились в долгий путь длиной в 500 километров, от Аликанте к Мадриду. Процессия двигалась в течение 10 дней, в ней были представлены члены Фаланги из всех провинций Испании - они несли гроб на своих плечах, сменяя друг друга. Занятия в школах прерывались для того, чтобы дать возможность учителям и учащимся принять участие в похоронной процессии, которая двигалась под звон колоколов и грохот артиллерийских залпов. По прибытии в Мадрид останки героя были встречены высшими чинами армии и дипломатами Италии и Германии - держав, чье содействие поспособствовало победе националистов.

Хосе Антонио Примо де Ривера был погребен в Эскуриале, месте вечного упокоения испанских королей, и к его могиле были возложены огромные венки, присланные Адольфом Гитлером и Бенито Муссолини.

Вся эта церемония была проделана не только как знак памяти, и не только как знак победы. Каудильо считал необходимым демонстрацию национального единства - а заодно и собственной единоличной власти.

Основатель Фаланги был почтен так, как никогда еще не чествовали павших героев - но попытка фалангистов Аликанте линчевать заключенных-республиканцев в тамошней тюрьме была подавлена оружием. В свое время подполковник Франко, командир испанского Иностранного Легиона, без всякого гнева и малейшего пристрастия расстреливал своих солдат за нарушение дисциплины - и сейчас в 1939-ом, став главой государства, он своим привычкам не изменил. Так что его не зря называли "...хорошим офицером колониальных войск...". Но Франциско Франко был и чем-то большим.

31 декабря 1939 года он произнес поистине удивительную речь.

Вообще-то Франко, в отличие от Муссолини или Гитлера, отнюдь не блистал как оратор, и говорил на публике редко и довольно неохотно. Однако в канун нового, 1940 года, он изменил своим привычкам и в речи, обращенной к испанскому народу и транслируемой по радио, счел нужным покритиковать Англию и Соединенные Штаты за “…преследование и уничтожение их коммунистических партий…”.

Он поговорил еще о попрании англосаксами идей истинной демократии, и о том, как справедливы изоляция и преследование евреев во многих странах Европы - понятное дело, за их жадность и эгоизм - но главный пункт, конечно, заключался в защите английских и американских коммунистов от несправедливых нападок. В то время это вызвало сенсацию, и даже сейчас, право же, хочется протереть глаза и перечитать написанное. В конце концов, в той же "франкистской" Испании коммунистов - в лучшем для них случае - отправляли на каторжные работы.

Тем не менее, все правильно - речь была действительно произнесена. И конечно же, напрашивается вопрос - для чего Франко все это говорил? Ну, у него были свои соображения.

Во-первых, он хотел сказать нечто приятное немцам.

В конце 1939 года пакт Молотова-Риббентропа служил краеугольным камнем германской стратегии в войне. Британская блокада была бессильна остановить германскую экономику, с Востока в Рейх безотказно поступало и продовольствие, и нефть, и стратегическое сырье, включая даже дефицитный каучук, закупаемый в Азии и транзитом через СССР доставлявшийся в Германию. Так что нелицеприятная критика англичан за их недружественное отношение к английским коммунистам в ведомстве Геббельса была встречена благосклонно - министр пропаганды даже отметил, что наконец-то Германия получила что-то за свое содействие Испании в 1936-1939.

А во-вторых, Франко ни словом не задел действительные английские интересы. В частности, в своей публичной речи он даже и не коснулся “…английского анклава на испанской земле…” – Гибралтара - который служил заботой всех испанских правительств, начиная с 1713 года.

Генерал Франко, конечно, не владел иностранными языками, но то, что “…англичане - люди практичные…”, понимал очень хорошо. И, по-видимому, понадеялся, что его “…защиту английских коммунистов…” они воспримут как упражнение в риторике. А вот его сдержанность в отношении Гибралтара отметят, и каких-нибудь поспешных действий против испанской морской торговли не предпримут. В дипломатии, в конце концов важно не только то, что сказано.

Иногда еще важнее то, о чем было решено умолчать.

VIII

Ранней весной 1939-го года между Франко и Муссолини шли интенсивные переговоры по очень деликатному вопросу - обсуждались возможные поставки итальянской военной техники в Испанию. Проблема упиралась даже не в то, что денег у покупателя было крайне мало, а в то, что его потребности были очень уж велики.

Франциско Франко, выпущенный из военного училища 18-летним младшим лейтенантом, впервые понюхал пороху только через два года - в 1912 он добился наконец перевода в Марокко. Испанская армия в то время состояла из 80 тысяч человек, из которых больше 24 тысяч были офицерами. В сравнении с вооруженными силами Румынии, у Испании имелось сомнительное преимущество - наличие 471 генерала - но вот по количеству пушек и пулеметов на тысячу солдат румыны решительно опережали испанцев.

Все это было известно давно, но по-настоящему выявилось в годы Гражданской Войны. Восставшие националисты, сражавшиеся в 1936-ом году в Толедо, просили Италию о присылке патронов - дальше этого они не шли даже в своем воображении.

Ну, после трех лет ожесточенной Гражданской Войны стало понятно, что патронами дело не исчерпывается. Испании были нужны современные средства ведения войны - и танки, и самолеты, и артиллерия, но собственные средства производства - незначительны, а иностранные источники получения оружия - довольно сомнительны. Муссолини, правда, брался “…покрыть все необходимые нужды…”.

B Испании, однако, имелись на этот счет тяжелые сомнения.

В марте 1940 года Генштаб провел основательное исследование состояния испанской армии, и пришел к неутешительным выводам. Генерал Кинделан - тот самый, которого Франко не захотел сделать министром авиации и отправил служить в сухопутные силы - на своем новом месте обнаружил огромное количество упущений и нехваток. Своими соображениями он поделился с коллегами, и они, надо сказать, поступили профессионально.

Рапорт Кинделана, несмотря на все политические неудобства, связанные с этим, был поддержан начальником Генштаба Испании, генералом Карлосом Мартинесом Кампосом (Carlos Martinez Campos). Франко прочел документ со всем вниманием. После долгого затишья идущая в Европе война неожиданно обострилась. 9 апреля 1940 года германские вооруженные силы начали вторжение в Норвегию, предупредив высадку там англо-французских десантов.

Но буквально накануне, в письме от 8 апреля, Муссолини известил Франко о том, что "...Италия несомненно вступит в войну на стороне Германии, как только для этого наступит подходящий момент..." - означало ли это, что момент уже наступил?

Что должна делать Испания в такой ситуации?

После трехнедельных колебаний Франко, несмотря на победный марш вермахта в Дании и Норвегии, пришел к определенному решению. 30-го апреля 1940-го года в Рим ушло его личное послание, адресованное Муссолини. Письмо сильно разочаровали Галеаццо Чиано, министра иностранных дел Италии. Он назвал его "...бесцветным..." - решение в Мадриде было принято в пользу соблюдения строгого нейтралитета. Как было сказано Франко:

"...Испании необходимо перевязать свои раны...".

IX

"Испанская Партия" вошла в обиход шахматистов в XVI веке, и согласно справочнику, "...характеризуется сложностью и разнообразием схем...". Тогда в ходу была острая комбинационная игра, и этот старинный дебют - не исключение. Oн требует тонкого анализа - настолько тонкого, что и через четыре с лишним века "Испанской Партией" все еще занимались лучшие гроссмейстеры ХХ века, вплоть до чемпионa мира, Г. Каспарова.

Что и говорить - у генерала Франциско Франко не было ни опыта, ни столь изощренного интеллекта - но свою партию ему пришлось играть, и при этом - в весьма острой ситуации.

Обидная неудача в Норвегии вызвала в Англии взрыв негодования, за которым последовала смена правительства. Новым премьер-министром Великобритании стал Уинстон Черчилль.

Он вступил в свои полномочия 10 мая 1940 года, но в тот же день германские войска неожиданно перешли в наступление в Бельгии и в Голландии. В ходе сражения фронт оказался прорван, ситуация полностью вышла из-под контроля англо-французского командования, и катастрофа на Западном Фронте начала развиваться со скоростью камня, летящего вниз.

Уже 16 мая чрезвычайный посол Франции в Мадриде, маршал Пэтен, явился к Франко для прощальной аудиенции - его отзывали на родину. И у него состоялся тогда с генералиссимусом интересный разговор. Пэтен сказал, что “…он нужен своей стране для того, чтобы подписать перемирие, и спасти то, что еще возможно…”.

Франко ответил ему следующим образом:

"Вы - победитель в сражении под Верденом, символ могучей и победоносной Франции [времен Первой мировой войны]. Не возвращайтесь. Не отдавайте ваше славное имя во имя других, которые все проиграли...".

Об этом разговоре нам известно из нашего главного источника - книги Пола Престона. Aвтор которой каудильо сильно не любит, и не упускает случай лягнуть его:

“…Франциско Франко демонстрирует тут свой глубокий эгоизм, расценивая интересы одного человека выше интересов его отечества…”.

Ну, что сказать? Глава испанского государства, как правило, с иностранными дипломатами говорил мало. О его искренности в этих случаях мы можем судить хотя бы из речи, посвященной прискорбному "...преследованию английских коммунистов...".

Но в данном случае, в своем разговоре с Пэтеном, Франко, похоже, говорит от души.

Он солдат до мозга костей, и знает, что такое смерть, и что такое доблесть, и что такое честь. И ему жаль старика, который на середине девятого десятка идет отдать единственное, что у него есть - свое славное имя. И не для того, чтобы спасти Францию, а для того, чтобы покрыть грех и слабость людей, ее погубивших.

Маршал Пэтен, очевидно, смотрел на вещи по-другому. Он не внял совету Франко. Собеседники расстались, и каждый из них пошел своим путем. Пэтен вскоре возглавил французское правительство, а Франко занялся неотложными проблемами своей страны. В числе прочего ему надо было найти правильную линию поведения в отношении Англии.

Англичане теперь очень беспокоились по поводу возможных действий Испании, и в Мадриде появился их новый посол. Им стал сэр Сэмюэл Хоар.

Человек он был весьма неординарный.

X

Сэр Сэмюэл был государственным деятелем крупного калибра. В 1940 ему исполнялось 60 лет, и к этому времени он уже половину своей жизни провел в политике - в парламент он попал еще в 1910-м, и в деятельности своей весьма преуспел. В разные годы он занимал самые разные министерские посты - и министра авиации, и государственного секретаря по делам Индии, и министра иностранных дел, и министра военно-морского флота - должности, которую занимал в свое время Уинстон Черчилль - а в 1939-м, будучи человеком, близким к премьер-министру, Чемберлену, стал лордом-хранителем печати.

После того, как в мае 1940-го правительство Чемберлена пало, и было сформировано новое, возглавляемое Черчиллем, Сэмюэл Хоар оказался было не у дел - как политик он Черчиллю не пригодился.

Но у сэра Сэмюэла был и другой, поистине уникальный опыт - вдобавок ко всему одно время он был кадровым разведчиком, сотрудником организации, известной в Англии как “MI-6” – “Military Intelligence, section 6”, или, в переводе на русский - “Военная Разведка, секция 6”.

В Англии она известна еще и как "Secret Intelligence Service (SIS)" - "Секретная Разведывательная Служба"[1]. Это была новая структура, ее в глубокой тайне создали только в 1909, в рамках преобразования всей военной и разведывательной системы Великобритании.

Тайна была настолько глубокой, что официально организация вообще не существовала[2].

Сэмюэл Хоар привлек внимание SIS в 1916 году - он с самого начала первой мировой войны служил в английской армии, прошел офицерские курсы, но на фронт по состоянию здоровья не попал и остался в Англии на штабной должности. Штабистов вообще-то немало - но Хоар был выпускником Оксфорда, обладал блестящим интеллектом, как член парламента, прекрасно разбирался в политике, и вдобавок еще и говорил по-русски.

Это последнее обстоятельство решило дело - Сэмюэл Хоар в 1916 году был отправлен в Петербург[3], в качестве представителя Британии по связям с российской разведкой. Это была очень непростая работа - особенно потому, что в ней имелась и неофициальная часть. Под бременем военных неудач престиж династии Романовых пошатнулся, думская оппозиция становилась все смелее и смелее - и в интересах Великобритании было установление конфиденциальных связей и в этих кругах. Сэмюэл Хоар преуспел в своей миссии в обоих ее частях - и официальной, и неофициальной.

Он знал очень многое, что не попадало на страницы газет, и смог, например, сообщить на родину такие детали убийства Распутина, что даже извинился перед своим начальством за их сенсационность, прибавив в конце донесения:

"Я, право же, не имел в виду писать в стиле "Дэйли Мэйл".

Ну, что касается “Дэйли Мэйл" - Ежедневной Почты " - то так называлась в ту пору довольно скандальнaя газетa бульварного толка, а что касается стиля, то руководство не поставило своему сотруднику в вину сенсационные подробности, а уж скорее оценило точность и оперативность доставленной им информации.

Во всяком случае, Сэмюэл Хоар был с повышением переведен из Петербурга в Италию, с задачей - сделать все возможное для того, чтобы "...удержать разваливающийся итальянский фронт...".

Под непосильной дня нее тяжестью войны Италия в 1917 буквально разваливалась на части.

B такой отчаянной ситуации надо было принимать меры самые что ни на есть экстраординарные - и Сэмюел Хоар усмотрел некие возможности в финансировании итальянской супер-патриотической прессы. В частности, он обнаружил одного редактора - пламенного публициста, горячие слова которого были обращены к народу Италии с призывом:

"...перенести все, но выполнить свой долг...".

Редактор был, что называется, раскаявшимся социалистом, в ходе Великой Войны перешедшим на крайне правые позиции, слова его находили путь к сердцам очень многих - и Сэмюэл Хоар взял на себя финансирование его газеты, в размере 9 с половиной тысяч фунтов в неделю. Hемалая сумма, на теперешние деньги около 409 тысяч фунтов стерлингов, или примерно 600 тысяч долларов.

Звали редактора Бенито Муссолини.

(продолжение следует)

Примечания:

1. Bместе с "Внутренней Секретной Службой" – “MI5”, “Military Intelligence, section 5”, "Правительственным Центром Коммуникаций" - “Government Communications Headquarters (GCHQ)”, и "Оборонной Разведкой" - Defence Intelligence (DI) - "Секретная Разведывательная Служба" находится в ведомстве “Обьединенного Комитета Pазведки Великобритании” – “Joint Intelligence Committee” (JIC).

2. Официально существование службы было признано только в 1994 году.

3. Петербург, собственно, тогда уже назывался Петроградом, но мы здесь используем традиционное название столицы Российской Империи.