Номер 12(37) - декабрь 2012
Игорь Ефимов

Игорь Ефимов Опять о Толстом

Лучшая эротическая сцена, написанная когда-нибудь мужем Софьи Андреевны, – отсечение собственного пальца отцом Сергием.

Даже Толстой смог стать страстно верующим христианином лишь с того момента, когда обнаружил, каким именно образом он может служить делу Христа «всем своим разумением». Это и естественно – иначе куда бы он дел все гигантские силы своего разумения, способные взорвать мозг, если оставить их без применения?

Только очень прочное государственное устройство могло себе позволить терпеть внутри себя таких разрушителей, как Толстой и Достоевский.

Нравственный суд, который автор всегда творит над персонажами, взваливает на него сразу все роли. Он и судья, но избавленный от необходимости выносить приговор и наказывать; он адвокат, не получающий деньги с подсудимых; он прокурор, не требующий казни; он следователь, которому не нужно далеко ездить за уликами – не дальше собственной души. Он – бог в четырёх лицах, он самое главное, что потрясает нас в любом произведении, как бы он ни пытался там прятаться и растворяться. Он важнее всех персонажей, важнее всех событий, даже исторических, потому что, что же они, это события? – они были и прошли, как Бородинская битва, а Толстой остался интересным для нас и сегодняшних – хотя бы своим переживанием этой битвы.

Если правда, что художник всегда стремится восполнить духовные утраты в окружающем его мире, то Пушкин, занявшийся политической историей, Гоголь – нравственным поучением, Толстой – религиозной проповедью и теологией, не указывают ли нам на главнейшие провалы, пустоты в русской духовности 19-го века?

Если бы литература могла оказывать положительное воздействие на жизнь общества, то как в стране Пушкина, Лермонтова, Толстого, Достоевского, Чехова, Блока могли воцариться большевики? А в стране Гёте, Шиллера, Гейне, Томаса Манна – нацисты? И, с другой стороны, как это старейшая в мире демократия – Швейцарская – живёт себе уже 400 лет без великих писателей и горя не знает?

Бальзак, разоблачавший пороки общества, так ими упивался в процессе писания, что, когда его герои колеблются между добродетелью и развратом, очень хочется, чтобы они плюнули на скучную и фальшивую добродетель и поскорее ударились в блистательный разврат. А у Толстого разврат, наоборот, и вправду скучен.

Вот какие обороты позволял себе Лев Толстой:

«Напухшие жилы»; «подвязанный чиновник»; «перевязанные ниткой ручки ребёнка».

«Китаева говорила, ныряя головой в шляпе...»

«В первой комнате был молодой чиновник в вицмундире, с чрезвычайно длинной шеей и выпуклым кадыком и необыкновенно лёгкой походкой и две дамы».

«С громкими криками проскакали телеги, видно, в последний раз».

В наши дни всё это легко могло попасть в сатирический раздел «из корзины редактора»

В ненависти к искусительной силе искусства – как много общего у Толстого и Платона! Недаром же Толстой дал своему любимому герою имя греческого философа.

Марамзин читал сказку Льва Толстого, очень хвалил, говорил: «Ну, чем не Голявкин?».

Лев Толстой всю жизнь проповедовал и исповедовал святость брака и оставил нам самые убедительные доказательства недостижимости моногамного идеала: «Анна Каренина», «Отец Сергий», «Крейцерова соната», «Живой труп», письма, дневники.

Ни Льву Николаевичу Мышкину, ни Льву Николаевичу Толстому мы не рассказываем всей правды о себе, о жизни, о людях. Оберегаем блаженных. Но откуда-то они всё равно знают заранее, что Рогожин зарежет Настасью Филипповну, а герой «Крейцеровой сонаты» – свою жену.

Не верю, что смелый князь Андрей мог вырасти у такого отца, как старый Болконский. Толстой сам был отцом-тираном и не желал замечать, как сильная отцовская воля, любя, ломает волю сыновнюю.

В русской классической литературе полным-полно славных капитанов: капитан Белогорской крепости Миронов – у Пушкина, капитан Копейкин – у Гоголя, Максим Максимыч – у Лермонтова, штабс-капитан Снегирёв – у Достоевского, капитан Тушин – у Толстого. А начиная с майора в «Записках из Мёртвого дома» идут персонажи довольно мрачные и противные выше чином: полковник Скалозуб, безымянный полковник в «После бала», генерал Епанчин.

Только большевики покончили с этой несправедливостью, уравняв в подвалах ЧК все чины русской армии в высоком звании «офицерья».

Мужчины воображают, что близкая смерть освобождает их от обязанности соблюдать приличия. Пушкин зовёт к смертному ложу Карамзину, Франклин Делано Рузвельт – Люси Мерсер. Толстой, наоборот, умоляет не пускать к нему жену.

Неужели трудно было хотя бы для потомков потерпеть ещё несколько часов?

Толстой воображал, что, не имея в своём распоряжении виселиц, костров и гильотин, он получает моральное право объявлять закоренелыми преступниками всех правителей, генералов, судей, попов. Но точно так же рассуждал и Блаженный Августин, заявлявший, что еретикам лучше сгореть в пламени земном, чем гореть в вечном огне. Костры в честь Льва Толстого – вполне реальная черта российского будущего.

Державин и Карамзин ведут свой род от татар, Пушкин – от арапа, Жуковский – от турок, Лермонтов – от шотландцев, Гоголь и Чехов – от хохлов, Дельвиг и Кюхельбекер – от немцев, Достоевский – от поляков, Фет и Пастернак – от евреев. Один Толстой – чистый русак, да и тот объявлен еретиком. Ну, как тут изворачиваться русскому православному патриоту?

Лев Толстой в романе «Война и мир» приписал Сперанскому самонадеянность ума, а князю Андрею – готовность усомниться даже в самой любимой своей мысли. Но какой самонадеянностью должен был обладать ум, решившийся переписать Евангелие как свод правил?

Когда мы отыщем, наконец, универсальные принципы добра и правды, все у нас будут слушаться и ходить по струнке. «В лагере имени Платона Жан-Жаковича Толстого шаг вправо, шаг влево считается побегом. Морально-интеллектуальный конвой открывает огонь без предупреждения!».

Два высоких устремления вечно будут разрывать душу человека: жажда Закона и жажда Свободы.

Толстой – проповедник Закона.

Достоевский – апостол Свободы.

Размахивая косой, Лев Толстой надеялся зарыть свои пять талантов, укрыться от тягостной обязанности «предвидеть и предусматривать», описанной Аристотелем.

Фантазии Руссо, Прудона, Маркса, Толстого, Фрейда имеют огромное познавательное значение: фактом своей популярности они открывают нам самые сильные, самые массовые мечты-надежды в душе человека.

В философии царит полный феодализм: каждый отчаянно защищает свой замок, свой лён, свою вотчину. Но время от времени на поверхность всплывает этакий Чингисхан и идёт опустошительной войной на всех остальных. Таковы Руссо, Прудон, Маркс, Ницше, Толстой.

Нет и не может быть мира и дружбы в царстве философии. Аристотель отшатнулся от Платона, Кант – от Сведенборга, Шеллинг – от Гегеля, Маркс – от Прудона, Соловьёв – от Толстого, Юнг – от Фрейда.

Толстого можно уподобить бывалому мореплавателю, которого пригласили бы на совет Колумб, Магеллан, Васко де Гама, Америго Веспуччи, Шамплейн, а он вдруг начал бы их убеждать, что пора кончать бороздить волны и заняться прокладкой самого прямого пути в Америку – путём сверления земной толщи. Выполнимо это или нет, такого мореплавателя, конечно, не интересовало.

Похоть, вожделение легче уживутся с Добром, чем Любовь, ибо они неразборчивы и готовы удовлетвориться хоть той, хоть этим – кто согласится, кто подвернётся. Не потому ли величайший поборник Добра – Лев Толстой – так снисходителен к амурным похождениям Стивы Облонского, а Анну Каренину и Вронского, опалённых настоящей любовью, «приговаривает» к самоубийству?

Христианские аскеты пытались подавить порывы собственной плоти. Толстой пошёл ещё дальше: пытался подавить порывы собственного сердца – любовь к музыке, к дочерям, к друзьям, к последователям.

Толстой призывал Александра Третьего не казнить убийц его отца, Бертран Рассел уговаривал англичан не воевать с кайзером, Ганди призывал евреев не противиться Гитлеру, английские интеллектуалы уговаривают израильтян сдаться на милость арабов. И слёзы умиления на самих себя льются по щекам добрых непротивленцев.

Преобразившийся после «Исповеди» Толстой оказался в таком же положении, как преображённый герой романа «Механический апельсин». В того идея непротивления злу насилием была впрыснута искусственным психиатрическим приёмом, Толстой пришёл к ней добровольно. Но в обоих гнев не исчез, и оба мучились им несказанно.

Холодный пот начинает струиться по позвонкам, когда – в какой-то момент – осознаёшь, что Руссо и Робеспьер, Толстой и Ленин, Гитлер и Ганди, Мать Тереза и Осама Бин Ладен хотели по сути одного и того же: улучшить мир, спасти человечество.

«Много званных, но мало избранных», говорит Христос.

Казалось бы, это и есть весь наш выбор: остаться званным или сделаться избранным.

Но Толстой не подчиняется и здесь: пытается стать Зовущим.

Толстой и Софья Андреевна – это как на смерть перессорившиеся Мария и Марта.

Как много ненужных страданий успел принести Лев Толстой себе и своим близким только потому, что не умел – не хотел – отличать Зов Господень от Его повелений.

Когда человеку становится невыносима мирская жизнь, он удаляется в монастырь. «Еретику» Толстому в православном монастыре места не было, и он попытался заставить – уговорить – весь мир жить по монастырским законам: без собственности, без семьи, без оружия, без дружбы, без любви.

Главный инстинкт Толстого – возненавидеть и преодолеть всё, что имеет какую-нибудь власть над его душой. Любовь к близким, к дочерям? Преодолеть. Сила искусства? Проклясть. Логика? «Долой науку! Я подчиняюсь только Богу!» Но при этом его Бог – послушный идол в кармашке, ибо только он, Толстой, знает, что Он требует от людей.

Лев Толстой в первую половину своей жизни служил важнейшим нервным стволом русской культуры. Во вторую уподобился нерву воспалённому, способному только вызывать боль в себе и других.

Холостяк Сведенборг учил людей тайнам семейной жизни. Руссо, отдававший всех своих детей в приюты, писал трактаты о воспитании. Сексуальный гигант Толстой воспевал радости воздержания. Не пора ли психиатрам выделить под отдельный ярлык эту болезнь: синдром теоретизирования?

Секрет колдовства Толстовской прозы кажется таким простым: нужно всего лишь вести ежесекундную нежную хронику душевных движений героя – и всё оживёт, засверкает.

Великое свершение невозможно без великого порыва. Но не всем дано свершить великое. Свершившие же умеют ценить великий порыв, даже не принесший плодов. Отсюда дружба Пушкина с Кюхельбекером, Герцена – с Огарёвым, Толстого – с Чертковым, и так далее.

Набоков никогда не был шахматистом, готовым встретить неукротимую волю противника, – только составителем задач, всесильным одиноким манипулятором.

И он никогда не был охотником, готовым встретить неукротимого зверя или рыбу, как Толстой или Хемингуэй, – только ловил беспомощных бабочек.

И мы никогда не ждём от его героев полной неукротимой свободы – такой, которая могла бы ошеломить самого пишущего.

Стыдиться написанного, отвергать его, зачёркивать было свойственно Гоголю, Толстому, Кафке, Сэлинджеру, даже в какой-то мере Бродскому. Это даёт нам право не слушать их мнения о других писателях. Что взять с Толстого, ругающего пьесы Шекспира и Чехова? Он ведь даже «Войну и мир» и «Анну Каренину» объявлял пустяками.

Скрытая мечта Толстого – страстного педагога: превратить весь мир в классную комнату с тысячами углов, носом в которые можно будет поставить всех прошлых и нынешних королей, министров, генералов, прокуроров, а заодно и шекспиров, бальзаков, стриндбергов, ницше и прочих.

Все свои произведения Толстой создавал приёмом стремительного спонтанного словоизлияния, как велосипедист, знающий, что остановка чревата для него непременным падением. Потом следовали двадцати-тридцатикратные исправления ценой труда безответных переписчиков (обычно – родных) и наборщиков. Чтобы не чувствовать себя безжалостным эксплуататором, он затем сам убирал свою комнату и выносил свой горшок.

Толстому было шестьдесят лет, а Софье Андреевне – сорок четыре, когда у них родился последний ребёнок, сын Ванечка. Супруги к тому времени уже часто ссорились. Ванечка умер от скарлатины в семь лет. Не про это ли пел Окуджава: «А от любови бедной сыночек будет бледный»?

Толстой восставал против человеческой науки, против искусства, против власти, против церкви. Но даже он не посмел восстать против идола моногамии и прожил последние 30 лет своей жизни, мучительно изогнувшись перед ним.

Оказывается, Магомет – как и Лев Толстой – незадолго до смерти убегал из дома, от всех своих жён и наложниц. Сел на крыше мечети и не поддавался никаким мольбам перепуганных единоверцев. Моногамия, конечно, тяжёлое бремя; но, видимо, и полигамия не спасает.

Толстой превратил свою жизнь и жизнь своей семьи в полигон для испытания несбыточной мечты о любви всех ко всем.

Поразительно, как много общих черт в мировоззрении, в жизненном пути, в характере у Толстого и Солженицына. Оба в молодости участвовали в войне, даже служили в одном и том же роде войск – в артиллерии. Оба преподавали в школе математику. Оба достигли в расцвете сил мировой литературной славы. Оба вступили в острый конфликт с власть имущими в своей стране. Оба к концу жизни уединились в свои поместья и отдавали все силы гигантскому труду, задачей которого было открыть людям глаза.

Но, может быть, важнейшей совпавшей деталью в их судьбе было то, что оба они созревали в атмосфере политической несвободы, оба были окружены миллионами соотечественников, находящихся в состоянии рабства. Раб предельно несвободен, поэтому наше нравственное чувство инстинктивно избегает возлагать на него какую бы то ни было ответственность за ужасы жизни. Мы ищем причины этих ужасов где-то вовне и, как правило, возлагаем ответственность на жестоких правителей, на привилегированный слой. Отсюда вырастает – и в Толстом, и в Солженицыне – патологическая ненависть к интеллигенции. Хуже интеллигенции лишь те, кто защищает господствующую идеологию, поддерживает существующий порядок. Для Толстого – попы, для Солженицына – проповедники коммунизма. Оба закрывают глаза на то, что и попы, и коммунисты тоже почему-то не жалуют интеллигенцию.

Итак: человек изначально добр, хорош, справедлив. Все зверства, которые мы видим – от политико-социальных обстоятельств, от коварных интеллигентных искусителей. Эта вера в них – святая святых, абсолютная аксиома, которую они никогда не поставят под сомнение. Все свидетельства истории – ничто перед этой верой. Поэтому оба садятся переписывать историю на свой лад. Все свидетельства великих поэтов, от Шекспира до Пушкина, описавших кипение человеческих страстей и пороков, – обман. Для обоих все правители, все политики – слепые поводыри слепых. Обоих ужасает Запад, где все мерзости делаются свободными людьми без всякого принуждения. Оба шлют проклятья тем деятельным противникам мирового зла – Столыпину (Толстой), Рузвельту, Черчиллю (Солженицын), – которые в своей борьбе исходили из других представлений о человеческой природе.

И здесь снова вспоминается эта, казалась бы, маловажная деталь: совпадение их военной профессии. Ведь артиллерист не видит тех, кого он убивает. Часто не видит, попал он или нет. Часто не очень заботится об этом.

Он просто ведёт огонь.

Ведёт огонь.

Огонь!


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2051




Convert this page - http://7iskusstv.com/2012/Nomer12/Efimov1.php - to PDF file

Комментарии:

Леонид
Москва, Рашка - at 2013-02-05 09:28:47 EDT
Среди "парада восторгов" не обнаружилось ни одного обсуждения текста.
Автор сказал что-то новое (тогда – что; и полезно именно это обсудить), или не сказал ничего нового, но зато "блестяще"?
Перечислять многочисленные более чем сомнительные афористические утверждения и просто странности в тексте не очень интересно, но всё же поясню, что я имею в виду.

"Мужчины воображают, что близкая смерть освобождает их от обязанности соблюдать приличия. Пушкин зовёт к смертному ложу Карамзину, Франклин Делано Рузвельт – Люси Мерсер. Толстой, наоборот, умоляет не пускать к нему жену."
Все мужчины, то есть это биология такая? А женщины? Далее, Карамзина была женой Пушкина или хотя бы "таки да, было, и не раз"? И что, она при этом в истерике "от него, ужасного" бегала топиться в ближайшем пруду? И Люси бегала? Ужосс!

Фрейд и Маркс наверняка польщены тем, что автор произвёл их в философы: ни в один "краткий курс" мировой философии эти знаменитые лица, увы, не попадают. Да и в курс "современной науки" вообще. Вот в "курс истории европейской культуры" — да.

"Не потому ли величайший поборник…" —здесь автор делает недопустимый сдвиг во времени. Толстой "проклял" и всех Стив Облонских, и всю "А.К." как книгу, со всеми её обитателями. Но позже, после "перелома".

"Холодный пот начинает струиться по позвонкам, когда – в какой-то момент – осознаёшь, что Руссо и Робеспьер, Толстой и Ленин, Гитлер и Ганди, Мать Тереза и Осама Бин Ладен хотели по сути одного и того же: улучшить мир, спасти человечество."
А мы с автором, да и все прочие писатели-читатели, — не хотим? А если хотим, то это, возможно, просто-напросто нейробиологическая генетика, врождённое свойство подавляющего большинства мужчин и многих женщин в возрасте старше 3-5 лет?

Но, конечно, всё это — как говорится, не в обиду будь сказано.

ВикторСПб
Санкт-Петербург, Россия - at 2013-01-12 13:08:23 EDT
Таких статей да побольше бы, да в "мозги" тем, у кого они дееспособны. Методолгичное мышление автора позволило
оказать мне помощь в своей работе, облегчая самостоятельные поиски, сберегая время. К таким авторам да не зарастёт тропа ищущих... пишущих... практикующих.. и т.д. и им подобным. Доволен статьёй и потому заслуженное автору СПАСИБО. БуквоЯд

Игорь Ефимов
Пенсильвания, - at 2013-01-10 05:12:17 EDT
Сердечно благодарю всех читателей, откликнувшихся на мои мысли о Льве Толстом. Вопрос к Эвелине Т. из Нью-Йорка: читали ли Вы мою большую драму-сценарий "Ясная Поляна", опубликованную в "Семь искусств", №2010-4-7? Поскольку Толстой вызывет у Вас такие сильные чувства, мне была бы интересна Ваша реакция. Мне можно написать по адресу yefimovim@aol.com.
Эвелина Т.
Нью-Йорк , Ny, USA - at 2013-01-08 07:11:12 EDT
Уважаемый Игорь Ефимов

Эссе -прекрасное. Удивительно приятно встретить единомышленника. В лаконичной четкой форме вы выявили характерные для многих интеллектуалов пороки и самый главный, вопиющий-ханжество.
Начиная с Жан Жака Руссо интеллектуалы поучают человечество в достижении идеалов ( по природе человеческой не всегда , а чаще никогда, не достижимых). И чем дальше сам автор в реальной жизни далек от этого идеала, тем более поучительны его нравоучения.
Куда честнее Гёте, Мопассан , Чехов, Довлатов... Все понимали и никогда не навязывали свои суждения!
Перечитывая ЛЬва Толстого, все время не покидает ощущение какой- то скрываемой душевной травмы, драмы, которую он все время пытался понять, побороть,( отсюда сомнения в существовании Б-Га ,´потому что если все создано справедливо и разумно, то почему человек не может жить счастливо в обществе таким каким он есть от природы?)... И эксгибиционизм его дневников, показанный молодой девушке, будущей жене, "удивленный" ее реакцией. Это Он, тот, кто описал чувства Наташи Ростовой и Анны Карениной так, что у меня всегда возникали сомнения в авторстве ( уж не приложила ли руку Софья Андреевна, когда переписывала рукописи). А иначе как reconcile черствость, порой жестокость в жизни по отношению к родным с гениальным, получше любого Фрейда, психоанализом женской души?!
Вывод напрашивается: либо знал, что делает больно, но уж очень хотел внушить и ей и и потомкам, какой он женолюб ( типичный комплекс , под названием reaction formation)и тогда кривил душой, выказывая удивление, либо не мог он быть полноценным автором двух своих великих книг, знатоком человеческих душ!!! Сравните их с поздними работами, эссе об искусстве ( путаные мысли, нелогичные умозаключения,галиматья...)
Предположив, что Л.Н. был нетрадиционной сексуальной ориентации, уже в ранней молодости, помогает понять мотивы его многих поступков и отношение к своим персонажам. Отсюда брак - это долг для продолжения рода, отсюда частые отъезды из дому на охоту и пр, нелюбовь к детям, холод к жене, ревность из эгоизма, конфликты с друзьями.Вся его жизнь- это борьба со своими инстинктами, их сублимация. А раз сам мог терпеть, считал нужным поучать других, а под конец тормоза отказали .Чувство долга проиграло инстинкту.Живой труп наоборот... Софья все знала, но терпела из-за детей, славы, места в истории...взрослые дети тоже, скорей всего, знали ...может и про со-авторство?,,,

Абрам
Иерусалим, - at 2013-01-05 14:26:32 EDT
Многоуважаемый Игорь Ефимов! Присоединяюсь к параду восторгов.
Б.Тененбаум
- at 2013-01-01 02:52:03 EDT
Совершенно замечательное эссе.
Из Чертковых
Москва, Россия - at 2013-01-01 00:59:20 EDT
Почему о Толстом он написал несоизмеримо лучше, чем, скажем, о Вуди Аллене? Потому что знает Толстого всю сознательную жизнь, потому что любит несравненно больше, да ещё побывал и в его писательской шкуре (см. ранний роман "Как одна плоть")? Или потому что Вуди Аллен более крепкий орешек для русского? Или потому что Толстому он параллелен, а Аллену перпендикулярен?
А может быть действительно "главное - это величие замысла"? С другой стороны, проникнуть, скажем, во всё того же Гитлера - разве не "величие замысла"?...

Igor Mandel
Fair Lawn, NJ - New Jersey, USA - at 2013-01-01 00:17:16 EDT
"Секрет" столь высокого качества этого эссе (в чем, кажется, никто не сомневается) в том, что И.Е. здесь последовательно прилагает давно разработанную им общую концепцию устройства жизни и общества, основных движущих сил социальной динамики, к "конкретному материалу" (в лице Л.Т.) и при этом умножает то что вышло на непосредственный живой порыв, который охватил его, я уверен, при написании. Представьте: Игорь Ефимов разрабатывает совершенно своебразную социальную теорию начиная с 70-х годов (!) (Метаполитика; Прикладная метафизика) вплоть до наших дней (Стыдная тайна неравенства; Грядущий Атилла и др.) - это с одной стороны. Пишет о литераторах, и, в, частности о Толстом не менее лет двадцати (найдите хотя бы в Берковиче прекрасную серию о драме Л.Т и С.А. в последние годы их супружества) - с другой. И вот два эти потока схлестываются, выжигают "пожар в душе" автора (очень заметный в тексте) и выливаются на псевдобумаге блеском сентенций и готовых афоризмов, которые даже понять не всегда можно без некоего курса введения в ефимоведение. Как и любой всплеск - он был очень коротким, то есть, скорее всего, текст написан крайне быстро. То есть перед нами такой вот редкостный продукт просвещенного вдохновения, каких "сейчас уж нет, а скоро совсем не будет". Спасибиссимо!
Бормашенко
Ариэль, Израиль - at 2012-12-31 15:03:41 EDT
Блестящий текст, отточенные мысли, огромная удача. Но вот этот абзац кощунственен:
"Толстому было шестьдесят лет, а Софье Андреевне – сорок четыре, когда у них родился последний ребёнок, сын Ванечка. Супруги к тому времени уже часто ссорились. Ванечка умер от скарлатины в семь лет. Не про это ли пел Окуджава: «А от любови бедной сыночек будет бледный»?" Негоже человеку подменять Б-га, нам такие суждения не по зубам.


Надежда Кожевникова
Денвер, Ко, США - at 2012-12-30 06:26:56 EDT
Люботытно, допустим, Но Лев Николаевич Толстой, как его однофамилец, другой, Толстой," советский граф", обладали редкостным писательским даром, как у композиторов в прежние времена, мелодическим, то есть природным.
А теперь те, у кого такого талантна нет, хрипят, сипят. Но это пустые потуги.

Григорий Гринберг
Belmont, CA, USA - at 2012-12-29 20:04:23 EDT
Григорий Гринберг - Владимиру Янкелевичу

В. Янкелевич
Натания, Израиль - at 2012-12-29 10:57:41 EDT
Уважаемый Игорь Ефимов, чрезвычайно интересно, но, кроме того, это прекрасная литература. Сразу, через авторский каталог, пошел в ранее напечатанные статьи, как жаль, что я их раньше пропустил. Долгих творческих лет Вам.
===============
Уважаемый Владимир, да и не только Вам,

упаси Б-г, не ерничаю, но думаю, что не только статьи, но и более двадцати романов(!), не считая малых форм этого, с моей точки зрения – живого классика русской литературы, стоило бы прочесть. Мои любимые – «Седьмая жена», «Пелагий британец», «Новгородский толмач».

А если Вы прочтете почти брошюры – «Четыре горы» и «Двойные портреты», продолжением которых в сущности и является «Опять о Толстом», с моей точки зрения, - будет о чем поговорить, и главное – подумать, на неделю здесь, на сайте.

Подумал, книги опять кусаться стали, проверил «Флибусту» - по крайней мере десяток романов все-таки выложен. Скачивай, читай – не хочу, тем кому накладно.

Инна Ослон
- at 2012-12-29 15:48:40 EDT
Прекрасная пища для ума. За одно только наблюдение: "Толстой и Софья Андреевна – это как на смерть перессорившиеся Мария и Марта", - этот очерк следует признать выдающимся.
Валерий
Германия - at 2012-12-29 14:09:03 EDT
Превосходное эссе, препарирующее вечное и укорененное стремление и потребность в мифах, создание
кумиров и культов личности, в нашем случае литературных культов.
Это явление и возникло от Толстого, затем перешло к Достоевскому и надеюсь закончилось Солженициным.
Конечно,со временем, и Пушкин был одет в царственную того благолепия, но все же, в его время, никто к нему за советами
не жаловал, к бабнику, бретеру,должнику....то ли дело "мужицкий граф", печальник за простых людей, народный ходатай,
мудрый и простой...такому и верили...
Ездили по сути к Старцу, якобы знающему сакральные тайны бытия, а не к автору романов и пьес…страшно подумать, доживи он до 17 года...
Cпасибо Игорь, и с Новым Годом!

Борис Э.Альтшулер
Берлин, - at 2012-12-29 13:14:23 EDT
Прекрасное эссе.

Может быть стоит упомянуть, что американцы в начале XX века ещё мечтали об американском романе вроде "Войны и мира".

Алекс Тарн - Игорю Ефимову
- at 2012-12-29 12:07:07 EDT
Секрет колдовства Толстовской прозы кажется таким простым: нужно всего лишь вести ежесекундную нежную хронику душевных движений героя – и всё оживёт, засверкает.

Да нет, проще. Нужно всего лишь ежесекундно, нежно и с придыханием повторять: "он велик, он велик, он велик". Извечное "хари кришна, хари рама" любителей этого гиганта мошонки. И сходство с Солженицыным действительно несомненно. История фарса, повторенного в виде фарса.

Мадорский
- at 2012-12-29 11:12:16 EDT
Великолепный очерк! Тут не только прекрасное знание темы, но и новый, самобытный, талантливый взгляд на творчество великого писателя.
Янкелевич
Натания, Израиль - at 2012-12-29 10:57:41 EDT
Уважаемый Игорь Ефимов, чрезвычайно интересно, но, кроме того, это прекрасная литература. Сразу, через авторский каталог, пошел в ранее напечатанные статьи, как жаль, что я их раньше пропустил. Долгих творческих лет Вам.

Националкосмополит
Израиль - at 2012-12-29 10:53:59 EDT
Толстой не жил во времена Анатолия Клесова и Нацмоналкосмополита, а если бы жил, то увидел бы, что люди – биологические братья одной гаплогруппы являются людьми всех национальностей, четырех Мировых Религий и Культур – граждан всех государств мира, субъектов всех философий, социальных ориентаций и идеологий.
«И какая же сволочь», задумался бы Толстой сделала так, что люди – братья одной гаплогруппы истязают друг друга из-за разности этих несущественных имплантированных в них не Богом, а обществом атрибутов.

М. Аврутин
- at 2012-12-29 10:35:50 EDT
Да, всё так: и блеск формы, и глубина мысли, и широта охвата темы. Но ещё и огромный авторитет автора. Не вводит ли автор, именно благодаря этому своему авторитету, читателя в заблуждение, называя почти в самом начале своего эссе Толстого страстно верующим христианином? Это притом что Толстой отверг христологию - учение о Боговочеловечивании, считая Иисуса Христа величайшим учителем, но никак не Б-гом, или сыном Его. Толстой подверг критике догматы Церкви, а Церковь отвергла Толстого.
Нельзя, наверное, назвать человека, не верящего в божественное происхождение Иисуса Христа, христианином, как нельзя назвать еврея правоверным иудеем, если он не верит в Синайское откровение, или мусульманином - человека, не верящего в пророческий дар Магомета.

Элла
- at 2012-12-29 10:03:26 EDT
Хорошо... в детстве я слышала однажды, что несчастен человек, у которого больше таланта, чем ума. Похоже - тот самый случай.
Элиэзер М. Рабинович
- at 2012-12-29 02:50:55 EDT
Потрясающе интересный и убедительный очерк-приговор интеллигентности и культуре. Доказательство, что блистательная русская литература ничего стране не дала в гуманитарном отношении. Ну, а сейчас мы наблюдаем, как блистательная европейская культура не только не спосбна защитить себя, но просто стала важным компонентом гибели цивилизации... И нечего автору возразить на точность его анализа...
Григорий Гринберг
Belmont, CA, USA - at 2012-12-29 01:27:48 EDT
Игорю Марковичу - многая лета!!!!

Прочел на одном дыхании и еще раз поразился блеску формы и глубине мысли.
Порадовался от всей души такому творческому долголетию.
Всех благ в Новом году Вам и домочадцам. Не меньших творческих успехов в нем и последующих.

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//