Номер 9(34) - сентябрь 2012
Юрий Магаршак

Юрий МагаршакКосмос русской речи в первых строках  первой

строфы первой главы романа в стихах "Евгений Онегин"

То, что известно с раннего детства, ослепляет. В том смысле, что не позволяет видеть то, что впитал с молоко матери – или же молоком Матери-Родины – таким, каким оно существует на самом деле. Это касается особенностей языка, с которым родился, краеугольных устоев нравственности, обычаев семьи и народа, поговорок и присказок. А также некоторых литературных отрывков. Которые слышал так много раз и с такого раннего возраста, и так много раз произносил сам, что, кажется, ты их еще до рождения знал. Чуть ли не на генетическом уровне. Как перелетная птица непонятно каким образом знает, куда ей лететь на зиму и возвращаться на лето, так и некоторые стихи. Особенно если они Пушкинские а ты - русский.

В данном случае я имею в виду знакомые с раннего детства слова самой известной поэмы из всех, которые когда-либо по-русски были написаны. А если еще точнее – самые первые ее строки в самой первой строфе. Таким образом, речь пойдет, как Вы уже догадались, о начале "Евгения Онегина" Пушкина. Которое, без сомнения, известно каждому, для кого русский язык родной: президенту и домохозяйке, академику и двоечнику, заключенному и охраннику, охраняющему его от свободы, олигарху и бомжу, рэкетиру и его жертве. Вот эти великие всем известные строки:

 

"Мой дядя самых честных правил,

Когда не в шутку занемог,

Он уважать себя заставил

И лучше выдумать не мог”.

Ну и что ж тут такого может быть новенького? – справедливо спросит читатель. – Эти строки со времени их напечатания читали и наизусть знали наверное миллиард человек. А произносили и повторяли не менее чем триллион раз. Сотни тысяч раз читали со сцены и произносили по радио. А уж сколько человеко-часов их изучали и обсуждали не только на уроках литературы, но и на конференциях литературоведов и пушкинистов – не счесть! И что же, автор настолько самонадеян, что надеется, несмотря на то, что слова эти знакомы с детства каждому русскоговорящему человеку, отыскать в них что-нибудь новенькое? И он говорит об этом всерьез а не в шутку, без ерничанья и дураков?

Ответ: ну да, вроде получается так. Хотя в гордыне, по крайней мере по данному конкретному поводу, уличить себя никак не могу. А впрочем, судите сами. Или что то же самое, как говорил один теоретический физик: послушайте меня десять минут, и вы все поймете без объяснений.

***

Начнем с того, что мысленно вернемся на много лет. Заглянем в Советскую Школу в 8 Б класс. В котором на уроке литературы на третьей парте в ряду, который находится у окна, сидит вихрастый мальчишка. С такими густыми кудрями, что, в попытке их расчесать, не раз и не два расчески ломались. А теперь давайте настроим машину времени на тот самый момент, в который учительница литературы Антонина Степановна, как тогда (а может быть и сейчас) говорили, “с выражением” прочитала первые строки "Евгения Онегина". Затем проговорила что-то банальное. После чего спросила, нет ли вопросов у школьников, прежде чем пойти в изучении Пушкина дальше – как это положено по программе.

- У меня вопрос, Антонина Степановна – потянулась к небу рука вихрастого мальчугана.

- Вечно у тебя, Магаршак, вопросы – поморщилась классная руководительница. – Ну, спрашивай.

- Не кажется ли Вам, что первая фраза великой поэмы построена странно и неуклюже. Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил. Это все равно как если бы я написал в сочинении: учительница Антонина Степановна, она преподает литературу. Какую отметку вы бы поставили за такое начало? Тройку? Пятерку? Кол?

- Это у Вас, Магаршак, что-то не так. А у Пушкина все так. И у русской поэзии тоже.

- То есть Вам кажется, что если бы я например сказал: мой тяжелый портфель, он полон книг – то это написано было б по-пушкински?

- Не понимаю к чему ты, Магаршак, клонишь. Не хочешь ли ты сказать, что твой русский язык лучше чем у Солнца Русской Поэз-зии?

И в мыслях такого нет! Но может быть у этой фразы на самом деле была другая интерпретация. И Пушкин хотел сказать ею нечто совсем другое.

- И что же по-твоему, Магаршак Юрий, Александр Сергеевич Пушкин хотел сказать первой фразой своей великой поэмы? Может, расскажешь нам с классом? А мы притихнем и выслушаем.

- Ну если вы просите и настаиваете... Давайте разберем первое предложение "Евгения Онегина" по членам предложения. Не возражаете?

- Не возражаю.

- Тогда начнем. Подлежащее дядя. Правильно?

- Правильно.

- Дядя чей? Мой. Правильно?

- Правильно.

- Дядя что делал? Правил. Правил кого? Самых Честных. Правил когда? Когда не в шутку занемог!

- Как-как? Повтори-ка.

- Повторяю для тех, кто с первого раза не вник. Разбираем по членам предложения первую строку "Евгения Онегина". Подлежащее дядя. Дядя чей? Мой. Дядя что делал? Правил. Правил кого? Самых честных. Правил когда? Когда не в шутку занемог!

Немая сцена. В воздухе повисла тяжелая советская тишина. За которой, как известно, неизменно следовал гром. А временами и молния.

- С ума сойдешь с такими учениками. Так что же, по-твоему правил – это глагол?

- Сказуемое. Стоящее в предложении там, где оно и должно быть. И все сразу становится понятно и ясно. Вы вслушайтесь! Воспринимая каждое слово в отдельности. Соответственно его смыслу.

 

мой дядя самых честных                         правил

 когда не в шутку занемог.

Он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог.

Четко. Поэтично. И грамотно.

И какой же смысл по-твоему имеет предложение, которое начинает поэму?

- Да это же очевидно из того, что написано – если непредубежденно читать. Дядя Пушкина, человек без сомнения просвещенный, когда не в шутку занемог, стал делать то, чего, будучи здоровым, себе позволить не мог. Правил – в смысле наводил на путь истинный, а может быть и еще того круче: правил как в царское время правили на правеже, но только не кнутом, а словами! - даже самых честных из тех, кто вокруг него был. Не говоря уже обо всех прочих помещиках, которые над крестьянами издевались, как только позволяла фантазия. И этим своим достойным и обличительным поведением дядя Евгения Онегина, умирая, заставил себя уважать. Ведь в самом деле: лучшего способа для того, чтоб вызвать к себе уважение перед смертью, чем начать, наконец, говорить честно и пламенно, и придумать нельзя!

- Так дядя Онегина что же, по-твоему был… был… ну просто Чаадаев какой то?

- Вот именно! вольтерьянец и вольнодумец. Потому что говорить то, что думаешь, во времена Пушкина в России было смертельно опасно. И не только во времена Пушкина.

- Не хочешь ли ты сказать, Магаршак, что и в наше советское время...

- Ну вот, вы меня уже в Чаадаевы записали. Которого по приказу царя признали психически нездоровым. При этом впервые в российской истории верховная власть сообщила диагноз врачам, который медики затем послушно больному поставили. Прием впоследствии повторявшийся многократно. Включая эпоху культа личности Сталина. И даже после нее.

- Магаршак, да что вы такое мелете! – побледнела учительница. Вдруг вспомнив, что на ней, не только члене КПСС но и секретаре парторганизации, лежит ответственность за происходящее на уроке. – Для того, чтобы доказать Вам, что вы неправы, достаточно вспомнить, что дальше – о чем мы будем говорить завтра – в той же самой первой главе сказано, что Онегин – второй Чаадаев. А если бы вторым Чаадаевым был дядя Онегина, то Евгений Онегин, получается, был бы Чаадаевым под номером три. Три, а не два!

- Так это ведь Вы сказали, что дядя Онегина был второй Чаадаев, Антонина Степановна. Пушкин этого не говорил. Зато посмотрите, в какие глубины Вас завели ассоциации с анализом всего лишь одной строки "Евгения Онегина". И в какие эмоции. Сколько страсти, сколько ассоциаций! Взгляните в зеркальце – на вас же лица нет! А впереди ведь не только три строки первого четверостишья, но и следующая за ними пятая строка первой строфы: “Его пример – другим наука!” то есть: патриоты России, будьте честными, записывайтесь в ряды декабристов! – приобретает особенный смысл и вес, придавая пятистишию: да-да, именно не четверостишью, а пятистишью!! - законченность. После коей космичной преамбулы-камертона начинается Действие.

Класс заволновался, запрыгал и загалдел. Учительница же (классная руководительница между прочим) чувствуя, что теряет бразды правления над подрастающим на глазах поколением, повелительно произнесла: Не слушайте Магаршака, дети.

И обращаясь ко мне, авторитарно проговорила.

- Ты, школьник, очевидно, не знаешь, что у Крылова была аналогичная строчка: “Осел был самых честных правил”. Александр Сергеевич начал поэму по аналогии с басней великого баснописца земли русской! Что начисто убивает интерпретацию, которая тебе померещилась.

- Допустим. Но это бы означало, что Пушкин в первой же строке своего величайшего произведения заставил Онегина, пусть даже иносказательно, назвать ослом дядю, который по завещанию оставил Евгению все. Каким же мелочным и неблагородным при этом выступает Герой Русской Литературы!

- Ну вот, теперь, кажется, разобрались – подытожила Антонина Степановна по партийному, то есть авторитарно и без какой либо логики, незаметно стирая носовым платочком внезапно выступивший на щеках пот. – Надеюсь, у класса больше нет вопросов к учительнице?

Проходит секунды четыре. После чего над головами снова тянется чья-то рука.

- Ну что там еще у тебя, Магаршак?

Антонина Степановна, а ведь если предположить, что Пушкин вторил Крылову, то сразу бросается в глаза, что парафраз этот на самом деле не парафраз! Ведь у Крылова при внешнем поверхностном сходстве совершенно другая конструкция! Потому что у Ивана Андреевича после подлежащего “осел” стоит глагол “был”, что делает интерпретацию слова “правил” сказуемым невозможной. У Пушкина же глагола “был” в предложении, якобы аналогичном крыловскому, нет. Что разом уравнивает оба смысла: первый, что дядя Онегина был вольнодумцем, всех правившим, со вторым, что "Евгений Онегин" начинается с намека на басню с ослом. Довольно кстати сказать бестактного и странного для начала Великой Поэмы намека.

- Ну и зачем же Пушкину по твоему мнению было устраивать такую двусмыслицу?

То есть как это для чего? Чтобы убаюкать цензуру.

- Цензуру?

- Ну конечно цензуру! Первая глава была опубликована в 1825 году, когда друзья Пушкина уже готовили декабрьское восстание. И Поэт, с его сверхчуткой душой, улавливавший малейшие дуновения настроений в обществе, не мог не догадываться об этом.

- Таким образом становясь, написав первые четыре строки великой поэмы, в ряды декабристов? Это патриотично. Можете продолжать, Магаршак.

- Да я собственно главное уже высказал. Парафраз с Крыловым, о которым поэт как бы ненароком сам же наверняка и рассказал всем-всем-всем, чтобы поэму не запретили, и сбить цензоров и ищеек, делает первое предложение – оно же четверостишье – утонченно двусмысленным. Причем двусмысленность эта уводит в глубочайшие и высочайшие бездны. Достойные начала величайшего произведения.

- Знаете Магаршак, я все-таки запрещаю Вам говорить. В противном случае мне придется-таки вызвать вас к директору школы. Чего ни Вам, ни мне ну абсолютно не надо.

Мальчик замолк, вглядываясь и вчитываясь в первую строфу Онегина на протяжении оставшейся половины урока. Мысли и образы – как сейчас помню и вижу их, милых, летучих, переплетающихся – носились, как бешеные, в голове, словно она была космосом. И только когда прозвенел звонок и ребята высыпали в коридор, подошел к одиноко сидящей училке. Обессиленной так, словно ее только что выпарили.

- Антонина Степановна. Кажется, я могу Вас обрадовать. Выдвинутая мною гипотеза, что в первой строчке "Евгения Онегина" правил это глагол, наверное все же неправильна. Потому что интерпретация слова “правил” как глагола возможна только когда читаешь Пушкина устно. Если же читать стихи письменно, их не слышишь ушами, а видишь глазами. В русском языке написанное и услышанное почти всегда совпадают. За исключением Николаевского КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ. И по странному совпадению первых четырех строк романа "Евгений Онегин", которую цензурировал не кто-то, а именно Николай! Если бы слово “правил” было глаголом, то в конце второй строчки должна была бы стоять точка. Или же точка с запятой, делающая предложение сложносочиненным. А там запятая. Что делает интерпретацию слова “правил” как глагола менее вероятной. Запятая – слишком легкий, почти невесомый знак для этого трактования.

- Вот видите Магаршак.

- Вижу. Что Пушкин играл первым и вторым смыслами, уравняв их в устном произнесении. Но по какой-то причине отдал предпочтение все-таки такому прочтению, которое не давало бы повода думать, что дядя Онегина вольтерьянец. Скорее всего, Поэт убрал точку с запятой или точку и заменил их на запятую, тем самым склонив весы понимания, на одной чаше которого лежит странноватый идиоматический оборот, а на другой четкое бунтарское предложение – в сторону безобидной нелепицы, потому что решил, что риск слишком велик.

И как же ты, мальчик – если твоя теория правильна – объясняешь беспринципность Александра Сергеевича в этом четверостишье, которой у него никогда не было ни ранее ни позднее?

- Самым естественным образом. С 1824 года Пушкин находился в ссылке в Михайловском. А потому взвешивал каждую запятую и каждую точку на Весах Судьбы. Причем судьбы не онегинской, а своей собственной. А к 1825 году, когда читал верстку Первой Главы перед тем как она была впервые опубликована, решил, что если он решится поставить точку (после второй строки или же после первой) поэму наверняка запретят. И даже если всего-навсего завершит любую из этих двух строк точечкой с запятулечкой – его сошлют не в пример дальше, чем в собственное поместье, расположенное в 50 километрах от Пскова. Во глубину сибирских руд. Или еще того пуще: в вечную мерзлоту! Это же очевидно. Для того и поставил Александр Сергеевич в конце первой и второй строк симметрично равнодушные запятые, чтобы цензура и сам высочайший цензор государь Император, даже если б что-то почувствовали, придраться ни к чему не могли. Вот только доказательств гипотезы у меня нет. И стало быть, ей суждено навечно остаться версией. Которая, наверно, как игра поразительными возможностями нашего языка немного воображение и поражает. Но не более этого.

Антонина Степановна уставилась на меня с такой тоской и таким ужасом, каких в ее глазах не видел ни ранее, ни позднее. Никогда не забуду этот ее отчаянный отеческий взгляд.

- Вам нельзя заниматься литературой, Магаршак.

- Почему?

- Потому что не забывайте, в какой стране вы живете. Филфак вам антипоказан категорически. Идите в математику или в физику. Там для вашей анализаторской головы прямая дорога.

 

Юрий Магаршак, профессор физики.

А также немножечко литератор. Несмотря ни на что.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:0
Всего посещений: 3120




Convert this page - http://7iskusstv.com/2012/Nomer9/Magarshak1.php - to PDF file

Комментарии:

Леонид Ейльман
Сан Франциско, Калифорния, США - at 2013-10-20 04:13:52 EDT
Известный ученый-лингвист Ю. М. Лотман проанализировал эти строки поэмы А. С. Пушкина и написал свое мнение:
«Когда дядя серьёзно заболел, он заставил своего племянника ухаживать за собой и уважать себя только потому, что обещал ему большое наследство в виде деревенского имения. И никакого любовно-патриархального чувства к своему дяде Евгений Онегин не испытывал, так как они не были духовно близки». Вот так, размышляя о русском языке разных эпох, о понимании, казалось бы, знакомых слов русского языка, можно прийти к очень интересным умозаключениям.Поэтому недоброжелательный отзыв некоего Алекса можно считать бессмысленным.


Alex
Boston, MA, USA - at 2013-10-20 03:02:02 EDT
Бред
Кашиш -- Грегори
- at 2012-10-04 23:18:20 EDT
А я вот, Гриша, свою учительницу Татьяну Константиновну без всяких шуток уверял, что у Пушкина бвло написано естественное "...не вышло из его пера", а зловредная царская цензура переделала на корявое "... не вышло из пера его".
Gregory
- at 2012-10-04 21:29:21 EDT
В каждой шутке есть доля шутки - но в этой ее как-то маловато. Может быть, это потому, что ее автор, как указано в его профиле, "исполнительный вице-президент Международного комитета интеллектуального сотрудничества"? Такой титул (ИМХО, конечно ИМХО) тоже трудно принимать всерьез...
Виталий Гольдман
- at 2012-10-01 02:07:47 EDT
Юлий Герцман
- at 2012-09-30 23:06:12 EDT
Теперь вот открытие в пушкиниане."Мой дядя самых честных правил" - иронический парафраз первой строки басни И.А.Крылова "Осел и мужик" - "Осел был самых честных правил", то есть Пушкин действительно обозвал дядю Онегина ослом. Это - широко известно, надо сказать, как и то, что: "уважать себя заставил" означает:"умер".


По-моему, Вы, Юлий, просто не прочитали до конца эту шутку. Автор прекрасно знает, что эта версия широко известна. Но он-то излагает свою, не ту, против которой Вы возражаете. Вы просто не догоняете, как сейчас говорят. Но лягнуть скандалиста Магаршака очень хочется. И ломитесь в открытую дверь, хотя никто Вам не мешает просто ее открыть и идти дальше.

Кремлевский Мечтатель.
- at 2012-10-01 01:55:00 EDT
>И стало быть, ей суждено навечно остаться версией.

А у меня есть версия, что этот рассказ маленький розыгрыш на тему, обычная шутка, к которой другие здешние рецензенты отнеслись непонятно почему по звериному серьезно.

Буквоед
- at 2012-10-01 01:08:34 EDT
Иван Андреевич Крылов по поводу данной статьи:
"Беда, коль пироги начнет печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник".

Б.Тененбаум
- at 2012-09-30 23:39:48 EDT
Обнаружил странную конструкцию:

"Никогда не забуду этот ее отчаянный отеческий взгляд". Так взгляд бы "ее" или "отечественный" ?

Юлий Герцман
- at 2012-09-30 23:06:12 EDT
Профессор и немножко литератор обладает поистине счастливой особенностью надувать щеки и излагать тривиальщину, как только что сделанное им замечательное открытие. Впервые я столкнулся с этой особенность, пробравшись через нагромождение нелепостей в статье о патриархе Филарете. Теперь вот открытие в пушкиниане."Мой дядя самых честных правил" - иронический парафраз первой строки басни И.А.Крылова "Осел и мужик" - "Осел был самых честных правил", то есть Пушкин действительно обозвал дядю Онегина ослом. Это - широко известно, надо сказать, как и то, что: "уважать себя заставил" означает:"умер".
Б.Тененбаум
- at 2012-09-30 22:26:35 EDT
Tyт есть очевидная описка, которую, может быть, есть смысл поправить:
Первая глава была опубликована в 1925 году, когда друзья Пушкина, etc

К тому же "1925", по-моему, встречается в тексте дважды ?
Спасибо, исправлено. Ред.

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//