Номер 5(43) - май 2013
Ася Лапидус

Ася Лапидус Не три свечи горели, а три встречи...

 

Жаркое нью-йоркское лето 81-го. В Бруклине, на Ocean Parkway в школе, казалось бы, сталинской постройки, но имени Абраама Линкольна, Бродский читает стихи, а потом щедро (возможно, не без раздражения) раздает автографы. Я здесь с Таней Бешер – довеском от свежей выпечки - румяной и бойкой. В руке у меня школьной тетрадкой тонюсенькая книжка Римские Элегии – 12 штук, а я - умираю от застенчивости. На мне серенькое, почему-то пахнущее варом - вареным жидким асфальтом, купленное на улице за бесценок – платье-рубище, по-своему стильное, но мне стыдно этой стильности, стойкого нефтяного запаха, себя, таниной развязности, я стою у косяка двери на сквозняке и не могу ни шага. Вдруг Таня выдергивает из негустого окружения - поэта, и ведет его прямо ко мне со словами - Это Ася, она тоже пишет. Он ядовито улыбается – может и не очень ядовито – привык – и тихим, заметно картавым голосом, с вопросительными-неуверенными интонациями спрашивает – как зовут, и еще что-то, а потом размашисто подписывает книжку – народ, то есть я – безмолвствует – больше ничего не помню – позора вполне достаточно для глубокой амнезии. Но не забыть - поэт красив – необыкновенно и абсолютно – перепутанные, уже совсем не рыжие потускневшие-поредевшие волосы, но он ослепителен – довольно-таки язвительным изгибом рта и рыжими насмешливыми глазами, светлым лицом с открытым лбом и совершенно особой - приятной поношенностью. На нем обмято-помятый пиджак и коротковатые брюки, плохо застегнутая рубашка, но он почти вызывающе элегантен – тут не научить и не научиться – красота – это врожденное.

 

Иосиф Бродский

...Какие они были - поэтические чтения Бродского – трудно сказать. Их было немного, а кажется – очень много. Небрежных и напряженных, всегда насыщенных, и нараспев и скороговоркой. Разношерстная публика внимала, вслушивалась, а потом чуть шурша, расходилась – заметно облагороженная. Между тем, в зале во время чтения стояла тишина, осененная благоговением – которого он не замечал в досаде и в увлеченности. Облик его на сцене выражал явную непубличность - приватность, даже затушеванность. Он охотно читал других, а однажды он прочитал свое любимое стихотворение – Памятник. Поднимал отстраненное лицо, сосредотачиваясь, или опускал взгляд к листу бумаги. Лоб выпукло высвечивался...

Пяти лет – нет как нет – год 1986-й, зима. Юра Орлов с Ирой Валитовой только что из Москвы, не очень уверенно поселились в Нью-Йорке в Вест Вилледж на Мортон – адрес известен всем, кроме меня – сейчас не до того. Ире не можется, и это заразительно – все непомерно, я почти ежедневно в выходные или с работы бегом за вином на 7-ю Авеню - и к Ире. Джон иногда заходит за мной, иногда нет – занят. А Юра где-то все хлопочет. Ухожу поздно. Выхожу от нее – снега. Ворота у них какие-то чугунные – старомодно-ностальгические. И однажды – не забыть – между нами эти самые кованые ворота – по другой стороне их неожиданно-ослепляюще - Бродский. Почти на глаза – напялена пыжиковая что ли шапка – совершенно отчетливая изысканная элегантность облика, и взгляд внимательный – не то, чтобы неподвижный, но останавливающийся-останавливающий – господи, да я ли это – дыша духами и туманами – таинственная и прелестная. Нет, он не просто красавец – он поэт. Посторонился – глаза в глаза, от лица свет – это и от моего лица тоже, и от снега – я чувствую, что у меня легкие прохладные пальцы. Чтобы никогда не забыть - в память - пройти-пролететь по снегу мгновенно.

Ира уехала в Москву и не вернется – не зря подарила слезинку-жемчужинку, чтобы помнила, но не верится – будем ждать. Мы с Джоном везем ее в аэропорт – поляроид – от нас - фотографировать Москву-красавицу – может вернется все-таки, надеемся. Но пройдет время, и Юра позвонит мне и скажет в сухом каком-то отчаянии – не приехала и не приедет. Суббота или воскресенье – не помню – знаю только, что прямо сразу после его звонка – задыхаясь, к Юре. Утро с утра довольно тусклое, а дома у Юры по деревянному скрипящему полу Люда Алексеева копошится, что-то складывает, упаковывает что ли. Навстречу мне встает Бродский. Он совсем другой – домашний, в нем нет неожиданности, нет и небрежности - подтянутый, в синем свитере и белой рубашке - ворот распахнут. Очки в золотой оправе – в облике что-то докторское, он кажется немолодым, снисходительным, старомодно по-медицински внимательным, и еще – почему-то проступают родовые черты – еврейские, и при ироничном взгляде и тонкогубой насмешливой улыбке отчетливо заметна уютная доброта. Почему-то видно, что он ленинградец, сдержанно-северный человек с берегов Невы. Он непрерывно стреляет у меня сигареты, глотает дым. Я в разговор не встреваю – многократно опустошаю пепельницу, но меня все время выносит к их берегу – я стараюсь не вслушиваться, но слышу – Может, вам завести собаку.

Иосиф Бродский

 

Юра Орлов и Бродский похожи – оба светлокожие и оба, хотя уже, пожалуй, в прошлом, но все же ощутимо рыжеволосые, что и посейчас заметно опытному моему глазу – я ведь оттуда – из лиги красноголовых. Юра отчетливо проигрывает – простоват – хотя казалось бы – но проигрывает, никуда не денешься – поэт – он другой – другой и особенный. Они тихонько беседуют часа два – я устала давно и ужасно, но молчу-помалкиваю. Люда очень тактична и незаметна - в тени. И зимний день короткий и тенистый.

 

Юрий Орлов

А Юра уже в Итаке. Приезжает – нет, не к нам, но у нас останавливается, и как-то вечером берет нас собой в гости к Бродскому на Мортон – Конечно, удобно. Вереницей у приотворенных дверей – как сейчас вспоминается - унылой очередью - Юра впереди проходит в дверь, мы с Джоном – незваные – топчемся позади, не решаясь через порог. – Муж американец? – и вопросительное – Нет. - Юра сконфужен, мы пятимся. Дверь окончательно захлопывается. Такая вот не встреча.

Еще десять лет. Опять зима – 96-го года. Прощание. Снег или нету – не помню. Народу, казалось бы, не густо, но – лица, лица, лица – путаются - перепутываются, почему-то запомнился Вайль с бородой. У Бродского строгое лицо, смотреть в которое невозможно.


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2577




Convert this page - http://7iskusstv.com/2013/Nomer5/Lapidus1.php - to PDF file

Комментарии:

недоумение
Петербург, Россия - at 2013-05-31 23:12:36 EDT
Интересно, как элегантному поэту понравились бы подобные рулады: "...совершенно отчетливая изысканная элегантность облика, и взгляд внимательный – не то, чтобы неподвижный, но останавливающийся-останавливающий – господи, да я ли это – дыша духами и туманами – таинственная и прелестная. Нет, он не просто красавец – он поэт. Посторонился – глаза в глаза, от лица свет – это и от моего лица тоже, и от снега – я чувствую, что у меня легкие прохладные пальцы"?!
Соня Тучинская
- at 2013-05-31 19:51:59 EDT
"Но не забыть - поэт красив – необыкновенно и абсолютно – перепутанные, уже совсем не рыжие потускневшие-поредевшие волосы, но он ослепителен – довольно-таки язвительным изгибом рта и рыжими насмешливыми глазами, светлым лицом с открытым лбом и совершенно особой - приятной поношенностью. На нем обмято-помятый пиджак и коротковатые брюки, плохо застегнутая рубашка, но он почти вызывающе элегантен – тут не научить и не научиться – красота – это врожденное."

Вот, ради того, чтобы читать тексты такого уровня и заходшшь в 7 Искусств.
Пишите, Вы, Ася - неправдоподобно. Примерно так же, как выглядел Бродский. Вызывающе элегентно, не допуская расхожих оценок и подходов. Изысканно.

И, поэтому избранная для очередного эссе тема - не имеет ни малейшего значиения.
Лингвистическая радость - обеспечена.


Эвелина
Нью-Йорк, - at 2013-05-31 19:10:28 EDT
Спасибо за еще один штрих к портрету любимого поэта. Очень тонко, ненавязчиво, прочувствовано...

Азарий Мессерер
Нью-Йорк, Нью-Йорк, США - at 2013-05-29 19:53:18 EDT
Я не раз встречался с Иосифом, и когда читал эту статью, он. как живой, предстал передо мной. Нужно обладать большим талантом, чтобы так верно передать внешний облик великого поэта.
Eugene Veklerov
California, USA - at 2013-05-29 06:34:31 EDT
Всегда приятно читать воспоминания о встречах с великими людьми, даже если речь идет о случайных встречах. Возможно, что описания случайных встреч особенно ценны, так как они позволяют увидеть их другими глазами. Чувствуется, что Ася дорожит своими воспоминаниями. Это заметно по тому, как она точно их описывает, как свидетель на судебном процессе, воздерживаясь от далеко идущих интерпретаций. Мне посчастливилось увидеть Бродского два раза, когда он приезжал в Беркли читать свои стихи. Но оба раза я был от него на расстоянии 20 метров, и поэтому я завидую Асе.

Хочу только добавить, что Бродский принадлежал к той избранной группе великих поэтов и писателей, которые свободно писали на русском и на английском. Насколько мне известно, вся эта группа состоит из двух человек: Бродский и Набоков.

Б.Тененбаум
- at 2013-05-28 17:11:41 EDT
Написано очень ярко - как, впрочем, и всегда случается у этого автора ...

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//