Комментарий к письму Л.С. Понтрягина Е.Ф. Пуриц^*

Письмо Льва Семёновича Понтрягина Елене Феликсовне Пуриц (сведения о которой содержатся в конце этого комментария), датировано четырнадцатым апреля 1953 года. В нём три части, и каждая из них выразительно характеризует и то время, и самого автора письма в тот важный период его жизни.

Во втором абзаце сказано, что «математики теперь дефицитный товар, и спрос на них большой», и потому аспирантура лучше, чем работа, дающая немедленные материальные блага. В те времена после аспирантуры можно было рассчитывать более счастливую судьбу, чем работа в «ящике». В нынешние времена дела обстоят, увы, не так.

В первом и третьем абзацах человек, живший в те времена, улавливает некие потаённые мысли и суждения (говорить напрямую в те времена опасались). Письмо писалось в один из поворотных моментов в истории нашей страны. Пятого марта 1953 года умер Сталин, один из самых могущественных властителей в истории человечества. Будущее скрывал туман неопределённости. Но письмо Понтрягина свидетельствует о том, что сквозь этот туман автору просвечивал луч надежды на лучшее будущее. Так можно толковать слова «скорее можно думать хорошо, чем плохо».

И действительно, в эти самые дни в нашей стране происходили, выражаясь словами поэта «неслыханные перемены». За два без малого месяца до смерти Сталина, 13 января 1953 года несколько врачей (многие из них были евреями) подверглись аресту, и им было предъявлено чудовищное обвинение в шпионаже и в заговоре с целью убить советское руководство. Среди арестованных были медицинские светила самой первой величины: Х. Василенко, В. Н. Виноградов, М. С. Вовси, А. М. Гринштейн, Б. Б. Коган, Б. Преображенский, А. И. Фельдман, Я. Г. Этингер. Начавшаяся в конце сороковых годов антисемитская кампания набирала обороты (Е. Ф. Пуриц как еврейку выгнали с работы), и многие ожидали в недалёком будущем чего-то страшного — погромов, репрессий, выселения в отдалённые районы...

Но уже совсем скоро после смерти Сталина обнаружилось, что ничего ужасного не происходит, оплакивания и рыдания по случаю смерти Сталина длились недолго, и жизнь постепенно начала входить в нормальную колею. И появилась надежда на лучшее, что «скорее можно думать хорошо, чем плохо». Четвёртого апреля произошло событие воистину невероятное: появилось сообщение о том, что арестованные врачи, большинство из которых признались в своих злодеяниях, на самом деле оказались невиновными и им возвращается их доброе имя. И всего через десять дней после этого события в почтовый ящик бросается тёплое дружеское письмо женщине, которая вместе с мужем Гершем Исааковичем Егудиным только-только начала приходить в себя после тягостных переживаний.

И Лев Семёнович включает в своё письмо выдержанный в юмористическом стиле рассказ о своём излечении от мучивших его болезней, произошедшем прошлым летом. Это случилось благодаря усилиям Мирона Семёновича Вовси, только что освобождённого «отравителя», который летом прошлого года «принял решительные меры». В течение зимы, пишет Понтрягин, «я долго сомневался, не отравлен ли я, но теперь успокоился».

Последний абзац посвящён личной творческой проблеме. Великий тополог решил сменить свою профессию и «по указанию начальства [...] освоить новую область математики, имеющую прикладное значение». Ученики Льва Семёновича называли ещё одну причину для такого решительного шага. Дело в том, что во время Второй мировой войны и в первые послевоенные годы, когда из-за опущенного «железного занавеса» научные контакты были ослаблены, во французскую математику пришло новое поколение, в частности, появилась группа Бурбаки. В начале пятидесятых годов выяснилось, что выдающиеся французские математики, такие как Лере и Серр, добились больших успехов в топологии, в частности, в решении тех задач, над которыми думал Л. С. Понтрягин. А быть на вторых ролях он не привык. И Понтрягин стал заниматься теорией дифференциальных уравнений «с приложениями к теории колебаний и теории регулирования». В этих областях он добился выдающихся успехов. Данное письмо — свидетельство перемены творческой судьбы Л. С. Понтрягина (1908-1988) — одного из крупнейших математиков двадцатого века, основные научные достижения которого относятся к топологии, теории дифференциальных уравнений и теории оптимального управления.

Елена Феликсовна Пуриц (1910-1997) родилась в семье присяжного поверенного в Петербурге. Окончила немецкую школу (Анненшуле), Ленинградский педагогический институт им. Герцена. После аспирантуры преподавала в этом институте, занималась немецкой литературой, переводила Гейне. Много лет заведовала кафедрой иностранных языков в Финансово-экономическом институте. У нее было много друзей как среди гуманитариев, так и среди представителей естественных наук. В 30-е годы познакомилась с Л. С. Понтрягиным, дружила и переписывалась с ним в 30-60 гг. Уже в преклонном возрасте стала писать воспоминания (фрагменты опубликованы в журнале "Знамя", 1996, № 5, в книге "Советская жизнь Ландау. Глазами очевидцев, составители Г. Е. Горелик, Н. А. Шальникова, Москва ВАГРИУС).

Сведения об адресате письма Понтрягина были получены мною от Никиты Дмитриевны Введенской («Никишки»). Она окончила мехмат МГУ и пошла (как и советовал Л. С. Понтрягин) в аспирантуру МИАН им. Стеклова (её научным руководителем была О. А. Олейник). Работала в ИПМ им. Келдыша АН СССР. Сейчас работает в ИППИ РАН. Доктор физико-математических наук. С Л. С. Понтрягиным её познакомила Е. Ф. Пуриц в 1947 г. Она общалась с Понтрягиным в 50-60 гг.

Н. Д. Введенская познакомилась с Е. Ф. Пуриц в 1942 г. в Ташкенте, когда Елена Феликсовна с мужем математиком Гершем Исааковичем Егудиным поселились «по уплотнению» в квартире её отца — профессора Ташкентского медицинского института Дмитрия Алексеевича Введенского (семьи сдружились на всю жизнь).

^* Статья из тома Историко-математических исследований. Вторая серия. Выпуск 15 (50), «Янус-К». Москва 2014. Там же опубликовано и само письмо Е.Ф.Пуриц.