Номер 5(52) май 2014 | |
BREVITAS
Эти бревитас - усилия краткости - идеи-киборги, ошкуренные тропами или букеты пылающих фактов. Ни поэзия, ни риторика - это вопли - страха и удивления, ужаса и восхищения - в пещере сокровищ, чудовищ и тайн, которой оказалась Вселенная. Мои тропы - несложные: перечисления, гибриды смыслов, стаи литот, скользящая камера, сдвиги масштаба/проекции/фокуса, Иностранный Легион терминов, отливы в ритм множественности. А фразы, структура - обычные. От проповедников к Джону Донну, воины Слова знали мощь нарастающих перечислений: амплификация и экзергазия. Перечисления как заклинания, неудержимый прилив смысла. Ритмический марш значений градуирует время текста, организует пространство: даёт ему направление. Толстой не любил метафор и прятал их в содержание. Но прав Аристотель: в них сущность мышления. Метафоры отклеивают от ненужной и рыхлой точности в «объективной реальности». Это прыжки, которыми разум учится летать - далеко и быстро - от понятия к понятию, в поисках НУЖНОГО. Найдя его, крылья метафоры опадают в алмаз точности и рождается парадигма. Подлинный поиск ума идёт не по корочке речи над подсознанием. Обычная речь ложна удалением от этой магмы. Метафоры углубляют речь, касаясь её источника. В будущем речь превратится в ровный поток метафор. Пётр отменил много букв, но потом вернул-таки ферт «ф», «з» и «и». Непроста и судьба «ё»: её только 24-12-1942 формально присоединили. А вот у «ерь», «еръ», «еры». не было открытых врагов. Шеренги знаков, слова-многоножки бегут по бумаге, расплескивая смысл: Ааааба - род жуков, Иййоки - карельская река, Иййанна - тамильская буква, Йаййа - буква панджаби, СССС - сербский крест. Люблю надежду/угрозу/вскипание почти независимых элементов, рычащих в нежёсткой связке. В зоопарке понятий - оказавшихся вместе, но не в структуре - смотрю на смешание смыслов, как на огонь и зачатие. Слова готовые к метаморфозу, переливание знаков в смыслы, обнажение скрытой причинности. В пантеоне Наук и Ремёсел бездонность и упоение есть и в малых потоках знания: люблю Алхимию и Геммологию. О, камни, содержащие свет! Звёзды в кабошонах рубина, сапфира, изумруда. Бегущие блики шёлка: кошачий глаз хризоберилла, глаза быка, тигра и сокола. Смена цвета александрита, радужность перламутра, переливчатость опала, мерцание авантюрина. Пишу о космическом, так как вижу в нём те же нужнейшие убежище, тепло и надежду, такой же источник пафоса. Уж не хуже чем национализм, семейные интересы или ТВ. Отношения организмов могут резко меняться. Были же первые пары: хищник и жертва, клетка и будущее ядро. Первые встречи: симбиоз, секс, многоклеточность. И т.д., до интернета и социальных сетей. Что в будущем? Жизнь может слиться в один организм или рассыпаться в клетки. Уйти под землю или в атмосферу. Перейти в оттенки газа, цвета и звука. Или просто вернуться в небытие той же дорогой. Люди - слишком земные, большие, сложные и малочисленные - не успеют, наверно, покинуть Землю вовремя. А микробы - полунагие в камешках - покрывают космические расстояния. Выживают немногие, но достаточно для расселения вокруг Солнца. Есть и шанс заразиться жизнью при редких межзвёздных встречах. Однако, в масштабе Космоса, жизнь - наше местное явление, ну, на несколько мегапарсеков. Типичная жизнь на Земле - микробы в интимности паразитизма/мутуализма. Многоклеточные на поверхности, их секс и хищничество - исправимые исключения Их влияние ограничено, как резкие смены климата или малые действия Солнца. Кабир, Окуджава воспели единство Любви и Разлуки. За этим стоит интимность Секса и Смерти в природе. Осьминог умирает, послав гамету. Львицы приходят в эструс с убийцами их детей. Пауки выбирают самок, только что съевших самца. Паразитизм - это танец, ведущий к симбиозу. Трогательны первые шаги: кукушонок, увидев хищника, спасает себя и птенцов хозяина невыносимой волной запаха. Миллионы лет мы были крысами динозавров: прятались, вылезая ночью за тем, что они не съели. Захватывая Землю, мы волнами вышли из Африки. А крысы вышли из Азии: чёрные - в 14 веке, с Чумой, через Шёлковый Путь и Крым; коричневые - в 1727 через Волгу. Сейчас они нам соперники. Но, может быть, это ближайшие (по качествам, духу и воле) союзники в глубинах будущего. После Чёрной Смерти (14 век) человечество растёт непрерывно (с 370 до 7300 миллионов). Быстрее чем думал Мальтус. Но принято не беспокоиться. В сухом эквиваленте, нас 100 миллионов тон углерода. Наговорили 42 зеттабайт (10 в 21-ой степени) речи. Чувствуете ли Вы близость с этим Левиафаном? За 3D-принтерами пойдут роботы-подхалимы, приборы сверх-восприятия ультра/инфра цвета и звука, переводчик с дельфиньего. Заменят «других» на удобных, любимых на аватары. Гаджеты всё больше вонзятся в потребителя. Но, неспособные ограничивать, упрёмся в эволюционные тупики как с порнографией и наркотиками. Да не безродный я космополит. Между двумя сверхновыми (матерью Солнца и IK Пегаса), живут наши в Шпоре Ориона (рукавчик, где-то 8000 парсеков от центра Галактики). Сами-то мы - эукариоты, вся родня - двусторонние. Ну, если точно, хордовые, из этих, вторичнополостных. Знаем точно, кто и откуда мы. Постоим за честь Галактики. Тут - наши исконные земли, могилы солдат и предков. Все универсалии рождаются как особенности национальной культуры: чужак отрицается в форме любви к «нашим» и уникальности их понимания. Вагнер музыку, Бибербах геометрию очищали от «жидо-французов», выдавливали их из человечества. Но нац-универсалии, отслужившей в спасении испуганной нации, следует слить национальный яд, сменить мотор ненависти на интерес, перейти на службу всему человечеству. Ну не так уж загадочна русская душа (быстро ездить, только верить, выпить?) и не только японцам доступно печальное очарование вещей. От честной «улыбки Дюшена» к «архаическим» улыбкам скульптур и маскам-улыбкам загадки/лжи - можно управлять танцем двух лицевых мускулов. Но профилем лгать невозможно: душа, не прикрытая сбоку, нага и беззащитна. Начало и конец души уточнятся ещё не скоро. Неясны и границы сознания с младенчеством, комой, безумием, гипнозом, сном, опьянением. Но всё же громадные груды готовых к норме людей выбрасывает Время на берег - много свежей и мокрой рыбы - La Criee - время первой продажи. Семьи, государства, идеологии разберут, поделят, разделают поколение за поколением. Обрежут неясности границ - оттенки ответственности - и расфасуют умело тушки наших душ. При одноплодии, жизнь длится от 5 минут (однодневка Долания) до 130 лет (бамбук Мадаке), но обрывается с испусканием гаметы. Да и при многоплодии, жизнь угасает с концом размножения. Да и у трёх исключений - косатки, гринды и люди - длину постдетородного периода объясняют “эффектом бабушки”. Но как раз сейчас, люди начали отделять жизнь от деторождения: воспроизводимость (2.33 на женщину) прекратилась во всех “развитых” странах. Ни людям, ни человечеству не нужно много детей; это нациям нужны граждане. Эффект Акелы - сохранять за знания (не только ради внуков) бесплодных «сенаторов» - нашли у людей, гамадрилов, слонов и китовых: старые слонихи знают далёкие впадины с водой. А вот нас, учёных, выгоняют на пенсию уже с 63-65 лет. Это только сейчас апофения - лже-позитив, иллюзия структуры - кажется ошибкой (первого рода). А предки не отличали случайное от неважного и непонятного. Всё важное имело причину (зачастую «неверную»), смысл, структуру и знак. Даже вера в серии была оправдана: ресурсы и опасности были скучены. Не верю в чисто случайное: даже играя в кости или в прятки цимцума, Бог оставляет следы. Зёрна смысла неизбежны в больших глыбах данных и длинных рядах событий. Как в теореме Рамсея и Пуанкаре-возвращении. Приближение к границе с Несравнимостью звенит полувыходом из человечества, как в «зоне смерти» от 8 км на Эвересте. Но обаяние предела есть даже и в слишком длинном и медленном, как в падении капель битума (9 с 1927 года) в опыте на сверхвязкость. Математика идёт от культуры, но измеряемость мира - малые числа и расстояния - заложены в биологии тела, в первичных перечислениях, оценках опасности или достижимости нужного. С арены нашего видения по лестнице ДИЗМ (данные, информация, знание, мудрость) - понятиями ли, образами ли - колонизуем непознанное, расширяем периметер. А осознав непонятное, приручаем его градацией, называнием, нуль-гипотезой как предел пустоты или плотности. Но только религия создаёт честно-детское Знание о Тайне. Тайный смысл Торы, той первой - чёрным огнём по огню белому - скрыт изменением нескольких букв или переорганизацией букв в слова. Непонятные заповеди хуким равносвященны с другими. Из семи тайных смыслов Корана 1, 2, 3-й - учёным, святым, пророкам. С 4 по 7-й - знает только Бог или откроет себе сам однажды. Интервью с самим собой отмывают белее всего. Читатели оказались нужны: отдавать им пойманные образы, чтобы утром опять выходить на охоту по мокрой траве. Лучшее чувство: первым войти в необитаемый остров/образ, и не колонизуя/растворяя его, отпив только первый глоток, передать его другим людям. «Мысль изречённая есть ложь», знал Тютчев. И подробно объяснил. Так и сейчас, когда мне 75, потребность объяснить превзошла боязнь солгать. Молчание выветряется, «быть» превращается в «сказать»: странное равновесие. И боль, что есть кому/что сказать. А русский язык - это просто как возраст - уже не могу избежать.
За «скучным миллиардом»
микробов и водорослей,
750000 лет назад, задолго
до Авалона и Кэмбрия, –
магма Земли охладела,
материки зашевелились,
кислород просочился всюду.
Жизнь всколыхнулась
радугой сложности, но
без внутренних органов.
Съедобность ближнего
ещё не известна и ниши
ещё не переполнены.
А мы - уже эукариоты –
были щепоткой шансов
в спектре возможного.
И это вот оказалось
серединой жизни Земли,
её столицей во Времени.
Прорубили дорогу к Богу
разрубив мир на ступени:
увидеть в глубине аллеи
явление за ощущением,
причинный ряд за явлением,
волю/сущность за причиной,
собеседника за волей.
Раскрашенный на явления и
прошнурованный причинами,
мир кажется небессмысленным.
Но, свободные от наблюдателей,
явления расползаются друг в друга,
причины растворяются в корреляции
и дальше, до непостижимых струн.
А каким же мир видит Бог?
Собой в мерцающем зеркале?
Меняются элементы знания,
но их объём постоянен –
это вместимость мозга.
Главное ещё обозримо,
даже с краткой историей.
Энциклопедии – армии главного,
от 20 тысяч статей у Плиния
до 4,6 миллионов Википедии –
встают соборами универсальности.
Не столько полиматы нужны,
как филоматы - любовники
Знания в смысле Аристотеля, т.е. практики, поэзии и теории. |
|
|||
|