О преобладающем языке для науки
Перевод Оскара Шейнина

Alphonse De Candolle, On a dominant language for science, this being chapter 5 of his Histoire des sciences et de savants depuis deux siècles. Genève, 1873.

Annual Report Smithsonian Instn for 1874, 1875, pp. 239 – 248.

Перепечатка перевода из

Annals and Mag. of Nat. History, ser. 4, No. 11 (год не указан)

[1] Во времена Возрождения все европейские учёные употребляли латинский язык. Римская католическая церковь бережно сохраняла его, и ни один из современных языков в то время не предоставлял достаточно богатой литературы, чтобы стать его соперником. Позже Реформация нарушила поддерживаемое влиянием католической церкви единство.

Итальянский, испанский, французский и английский языки один за другим обогатились устойчивыми идиомами и приобрели обширную литературу всякого рода. И, наконец, 80 или не более 100 лет назад успехи науки привели к ощущению неудобства применения латинского языка. Это был мёртвый язык, а кроме того он был недостаточно ясен ввиду своих инверсий [см. пояснение], сокращённых слов и отсутствия артиклей. В то время существовало распространенное желание описать многочисленные совершённые открытия, объяснять и обсуждать их без необходимости искать слова. Почти всеобщее давление этих обстоятельств оказалось причиной применения современных языков в большинстве наук, хотя естественная история оставалась исключением. В ней всё ещё употребляется латинский язык, хотя только в описаниях, в специальной технической части, в которой число слов ограничено и конструкция предложений очень регулярна.

По правде говоря, что сохранили естествоиспытатели, так это латинский язык Линнея, каждое слово которого имеет точное значение, каждое предложение логично и ясно, притом в таком виде, в котором его не применил ни один римский автор. Линней не был языковедом, даже современные языки он знал недостаточно и очевидно, что он преодолевал многие трудности, когда писал на латинском языке. Имея весьма ограниченный словарь и склад ума, который равно восставал и против периодов [см. пояснение] Цицерона, и сдержанности Тацита, он сумел создать язык, точный в своей терминологии, подходящий для описания форм и понятный студентам. Он никогда не применял термина, не определив его.

Отказ от этого специального языка учёного шведа означал бы, что описания окажутся менее ясными и менее доступными учёным всех стран. Если мы попытаемся перевести на латинский язык Линнея некоторые предложения о современной флоре, написанные на английском или немецком языках, то быстро ощутим недостаточную ясность. В английском языке smooth равным образом относится к glaber и laevis¹. На немецком языке строение предложений, указывающих родовые или иные отличительные признаки, иногда так запутано, что в некоторых случаях я обнаружил, что немец, хороший ботаник, который лучше меня знал оба языка, не смог перевести их на латинский. И положение было бы ещё хуже, не введи авторы много чисто латинских слов в свой язык. Но, за исключением параграфов, относящихся к отличительным признакам, и всех мест, где речь идёт о последовательности явлений или теорий, превосходство современных языков несомненно. Именно поэтому даже в естественной истории латинский с каждым годом применяется всё реже.

Однако, утеря связи, ранее установленной между учёными всех стран, стала чувствоваться, так что появилось совсем несбыточное предложение создать какой-то искусственный язык, который был бы для всех народов тем же, что письмо для китайцев². Он должен был быть основан на мыслях, а не на словах. Эта проблема оставалась никак не решённой; будь решение возможным, оно оказалось бы таким сложным, таким негибким и негодным, что быстро вышло бы из употребления³.

[2] Нужды и обстоятельства каждой эпохи приводили к предпочтению одного или другого европейского языка в качестве средств общения образованных людей всех стран. Два столетия эту услугу оказывал французский язык. Ныне различные причины видоизменили его применение в других странах, и почти повсеместно утвердилась привычка, что каждая нация должна применять свой собственный язык.

Таким образом, мы оказались в периоде смятения. Что считается новым в одной стране, не таково для тех, кто читает книги на других языках. Изучать живые языки оказывается всё более и более напрасным, потому что никогда не будешь знать полностью, что публикуется в других странах⁴. Очень немногие владеют более, чем двумя языками, а если постараться перейти в этом отношении некоторую границу, украдём своё время у других занятий; существует точка, за которой изучение средств познания препятствует нашей образованности. Многоязычные обсуждения и переговоры не соответствуют пожеланиям тех, кто пытается их устраивать.

Я убеждён, что неудобство подобного состояний будет ощущаться всё сильнее и сильнее, и я полагаю, судя по примеру греческого, который употребляли римляне, и французского в современности, что нужда в преобладающем языке признаётся почти всегда; к этому по необходимости возвращаются после каждого периода анархии. Чтобы понять это, мы должны рассмотреть причины, по которым язык становится предпочтителен, равно как и те, которые приводят к его распространению несмотря на его любые возможные недостатки. Так, в XVII и XVIII веках по всей Европе существовали побуждения предпочесть французский латинскому.

Это был язык, на котором говорила бóльшая часть образованных людей того времени, достаточно простой и очень ясный. Он имел преимущество быть схожим с латинским, который был тогда широко известен. Англичанин и немец были уже наполовину знакомы с французским ввиду своего знания латинского; испанец и итальянец были впереди на три четверти. Весь мир понимал обсуждения, проводимые на французском языке, а также книги, написанные на нём или переведенные на французский.

[3] В нынешнем веке цивилизация намного продвинулась севернее Франции, и население возросло там больше, чем южнее. Употребление английского языка удвоилось ввиду его распространения в Америку. Науки всё более и более развиваются в Германии, Англии, в Скандинавских странах и России, научный центр тяжести сместился с юга на север. Под влиянием этих новых условий язык может стать преобладающим, если обладает двумя отличительными признаками. Во-первых, он должен включать достаточное число немецких и латинских слов или форм, чтобы сразу оказаться близким для немцев и народов, употребляющих романские языки. Во-вторых, на нём должно говорить значительное большинство цивилизованных людей.

Дополнительно к этим двум существенным условиям для решающего успеха языка хорошо, если он также обладает грамматической простотой, краткостью и ясностью. Единственный язык, который через 50 или 100 лет сможет удовлетворять всем этим условиям, это английский. Этот язык наполовину немецкий и наполовину романский. В нём есть немецкие слова и формы, а также французские слова и он применяет французский метод построения предложений. Он является переходным между основными языками, ныне употребляемыми в науке, как французский раньше был переходным между латинским и несколькими современными языками.

Будущее распространение англо-американского языка очевидно. Это станет неизбежным ввиду движения населения в обоих полушариях. Вот доказательство, которое легко привести в нескольких словах и цифрах. В настоящее время население таково⁵ (Almanach 1871):

Англо-говорящие в Англии, 31 млн; в США, 40 млн; в Канаде и пр., 4 млн; в Австралии и Новой Зеландии, 2 млн, всего 77 млн.

Говорящие на немецком языке в Германии и части Австрии, 60 млн; немецкие кантоны в Швейцарии, 2 млн, всего 62 млн.

Франко-говорящие во Франции, 36.5 млн; во французской части Бельгии, 2.5 млн; во французских кантонах Швейцарии, 0.5 млн; в Алжире и колониях, 1 млн, всего 40.5 млн.

Судя по возрастанию в этом веке, мы можем оценить вероятный рост населения (Almanach 1870, p. 1039). В Англии, оно удваивается каждые 50 лет и через столетие, к 1970 г., достигнет 124 млн [124:31 = 4].

 В США, Канаде, Австралии оно удваивается каждые 25 лет, и там будет 736 млн [736:46 = 16], а всего вероятная численность англо-говорящих достигнет к 1970 г. 860 млн.

В Германии, северное население удваивается в 56 – 60 лет, на юге – в 167 лет⁶, в среднем, допустим, 100 лет. В 1970 г. вероятное население в странах немецкого языка будет около 124 млн [62х2 = 124].

Во франко-говорящих странах население удваивается примерно за 140 лет и поэтому вероятно достигнет в 1970 г. 69.5 млн [69.5:40.5 = 1.7; 100:140 = 0.7].

Итак [...], говорящих по-немецки будет в семь раз, а по-французски в 12 или 13 раз меньше, чем по-английски и вместе они не составят четверти говорящих по-английски. И тогда немецкие или французские страны будут относиться к странам английского языка как Голландия или Швеция сейчас относятся к ним самим. Я вовсе не преувеличил рост англо-автралийско-американского населения; судя по площади стран, которые они занимают, они будут долго соразмерно размножаться. Кроме того, английский язык более любого другого рассеян по всей Африке и Южной Азии.

Сознаю, что Америка и Австралия – это страны, в которых культура литературы и наук ещё не так продвинуты, как в Европе, и вероятно, что какое-то время сельское хозяйство, торговля и промышленность будут поглощать всю самую активную энергию. Я это признаю. Но равным образом верно, что столь значительное множество интеллигентных и образованных людей будет вообще решающим образом влиять на мир. Эти новые люди, англичане по происхождению, смешаны с немецким элементом, который по интеллектуальным наклонностям уравнивает ирландцев⁷.

В общем, они относятся с исключительным рвением к обучению и приложению открытий. Они много читают. В обширном населении сочинения, написанные на английском языке или переведенные на него, должны очень хорошо распродаваться. В отличие от сочинений на французском и немецком языках, это поощрит авторов и переводчиков. Мы в Европе знаем, как трудно публиковать книги по серьёзным дисциплинам, но откройте издателям громадный рынок, и книги по самым специальным темам начнут продаваться. Когда переводы начнут читать вдесятеро больше читателей, чем сейчас, ясно, что будет переведено большее число книг, что немало поспособствует преобладанию английского языка. Многие французы уже покупают английские переводы немецких книг, так же, как итальянцы покупают переводы на французский. Если английские или американские издатели воспримут мысль о переводе на их язык лучших сочинений, которые сейчас появляются на русском, шведском, датском, немецком и т. д. языках, они удовлетворят население, рассеянное по всему свету и особенно многих немцев, которые понимают английский. И мы ещё только на пороге количественного преобладания англо-говорящих населений.

[4] На первый взгляд природа языка не влияет существенно на его распространение. Французский оставался предпочтительным в течение двух веков, хотя итальянский был таким же ясным, более изящным и стройным, более сходным с латинским и какое-то время обладал примечательной литературой. Причинами предпочтения французского были количество и активность французов и географическое положение их страны. Однако, качества языка, особенно те, которые предпочитают современные читатели, не лишены влияния. В настоящее время восхищаются краткостью, ясностью и грамматической простотой. Нации, по крайней мере наши индоевропейские народы, начали выражаться малопонятно и сложно, но со временем упростили и уточнили свои языки. Санскрит и баскский, два очень древних языка, слишком усложнены, более, чем греческий и латинский. Языки, происшедшие от латинского, облечены в более ясные и более простые формы. Я не знаю, как философы объясняют явление сложности языка в древности, но она несомненна. Легче понять последующее упрощение. Когда приходят к более простому и удобному методу действия или разговора, он естественно предпочитается. Кроме того, цивилизация поощряет личную активность, а это приводит к необходимости краткости слов и предложений. Успех наук, частые контакты лиц, говорящих на разных языках и испытывающих трудности в понимании друг друга, приводят ко всё более настоятельной необходимости ясности. Чтобы избежать ощущения нелепости в конструкции од Горация, необходимо получить классическое образование. Переведите их буквально необразованному рабочему, оставляя каждое слово на своём месте, и это для него окажется как бы устройством входной двери на третьем этаже. Этот язык уже невозможен даже в поэзии.

Не все современные языки имеют ныне требуемые преимущества ясности, простоты и краткости в равной степени. Во французском слова короче и глаголы менее сложны, чем в итальянском, что по всей вероятности способствовало его успеху. Немецкий не претерпел современной революции, в соответствии с которой каждое предложение или его часть начинается с основного слова, и слова тоже разделены на две разбросанные части. У него три рода, тогда как во французском и итальянском только два. Спряжение многих глаголов довольно сложное. И тем не менее современные тенденции влияют на немцев, и ясно, что их язык немного видоизменяется. В особенности авторы научной литературы усиленно стараются выражаться непосредственным образом и применять краткие фразы по образцу других стран.

Аналогично, они забросили готический шрифт. Переписываясь с незнакомыми людьми, они часто из вежливости употребляют латинский алфавит. Они охотно включают в свои публикации термины, перенесенные из иностранных языков, видоизменённые иногда лишь по форме, но иногда значительно. Это подтверждает существование современного духа и просвещённого суждения столь многочисленных учёных Германии. К сожалению, видоизменение форм имеет малое значение, а существенные изменения происходят очень медленно.

[5] Более практичный английский язык сокращает предложения и слова, охотно, как и немцы, перенимает иностранные слова, но кабриолет становится кэбом, а из меморандума производится мемо. Этот язык употребляет только необходимые и естественные времена, настоящее, прошедшее и будущее и условное [наклонение]. Нет произвольного различия родов; одушевлённые объекты имеют мужской или женский род, другие – нейтральны. Обычное построение фразы настолько уверенно начинается с основной мысли, что в разговоре часто можно обходиться без надобности заканчивать предложение. Основной недостаток английского языка сравнительно с немецким или итальянским заключается в абсолютно беспорядочном правописании, настолько нелепом, что детям нужно целый год учиться читать⁸. Произношение недостаточно отчётливо и недостаточно определённо. Я не последую за мадам Санд в её забавных проклятиях по этому поводу, но в её словах есть правда. Гласные недостаточно чётки. Однако, несмотря на эти недостатки, английский, как сказала та же умная женщина, это достаточно определённый язык, точно такой же ясный, как любой другой, по крайней мере если англичане захотят пересматривать свои рукописи, что они не всегда делают, они же так спешат!

Английские термины приспособлены к современным нуждам. Если вы хотите окликнуть судно, крикнуть поезду стоп!⁹, объяснить машину, продемонстрировать физический опыт, или обойтись несколькими словами в разговоре с занятыми и практическими людьми, это – наилучший язык. По сравнению с итальянским, с французским и прежде всего с немецким, для говорящих на нескольких языках английский предлагает кратчайший путь от одной темы к другой.

Я наблюдал это в семьях, в которых одинаково хорошо знают два языка, что часто происходит в Швейцарии. Если эти языки – немецкий и французский, то последний почти всегда побеждает. Почему? Я спросил у швейцарца, немецкого швейцарца из Женевы. Вряд ли могу сказать, - ответил он.

Дома мы говорим по-немецки, чтобы мой сын упражнялся в языках, но он каждый раз переходит на французский язык своих товарищей. Он короче и потому более удобен.

До событий 1870 г.¹⁰ крупный эльзасский предприниматель послал своего сына учиться в Цюрих. Я полюбопытствовал, почему?

Мы не можем склонить своих детей говорить по-немецки, который им знаком точно как французский. Я послал своего сына в Цюрих, где говорят только по-немецки, чтобы он был вынужден говорить на нём.

В таких предпочтениях мы не должны искать объяснений в настроениях или причудах. Если есть выбор между двумя дорогами, одной из них прямой и открытой, второй – извилистой и трудно отыскиваемой, наверняка, почти без раздумий, пойдёшь по более короткой и более удобной.

Я также наблюдал семьи, в которых двумя в равной мере знакомыми языками были английский и французский. В таких случаях английский оставался главным даже во франко-говорящих странах. Он переходит из поколения в поколение, его употребляют те, которые спешат или хотят что-то сказать как можно более кратко. Цепкость французских и английских семей, поселившихся в Германии, в употреблении своего собственного языка и быстрое исчезновение немецкого в немецких семьях, поселившихся во французских или английских странах, можно скорее объяснить сутью языков, а не влиянием моды или образования.

Вот общее правило: при столкновении двух языков при прочих равных условиях побеждает более краткий и более простой. Французский побеждает итальянский и немецкий, английский одерживает победу над другими. Короче, следует только сказать, что чем язык проще, тем легче его выучить и тем быстрее он может с пользой употребляться.

Английский язык имеет ещё одно преимущество при домашнем употреблении: его литература наиболее подходит женскому вкусу, и каждый знает, как велико влияние матери на язык детей. Они не только учат тому, что называется языком матери¹¹, но часто, если хорошо образованы, им приятно говорить с детьми на иностранном языке. И они так и делают, радостно и изящно. Молодой парень, который считает, что его учитель иностранных языков строг, что его грамматика надоедлива, думает совсем иначе, когда его мать, сестра или подруга сестры обращаются к нему на каком-либо иностранном языке. Часто это окажется английским, и по самой лучшей причине: нет такого языка, столь богатого сочинениями (написанными в духе истинной этики) по темам, столь интересным для женщин: религия, образование, художественная литература, биографии, поэзия и т. д.

[6] Будущее преобладание языка, на котором говорят англичане, австралийцы и американцы, таким образом, как мне представляется, обеспечено. К этому приводит сила обстоятельств, а суть самого языка должна ускорить это движение. Народы, говорящие по-английски, поэтому отягощены ответственностью, которую им хорошо бы сразу признать. Это – моральная ответственность перед цивилизованным миром предстоящих веков. В их обязанности, а также интересах сохранить нынешнее единство языка, в то же время допуская необходимые или подходящие видоизменения, которые могут возникнуть под влиянием заслуженных писателей или принятых по общему согласию.

Следует опасаться, что до окончания следующего столетия английский язык расколется на три части, которые будут относиться друг к другу как итальянский, испанский и португальский или как шведский и датский. Некоторые английские авторы одержимы желанием составлять новые слова; несколько слов придумал Диккенс. Но в то же время английский язык уже имеет намного больше слов, чем французский, а история литературы показывает, что необходимость пресекать слова настоятельнее, чем добавлять их к общему запасу.

За три последних столетия ни один писатель не употребил так много различных слов как Шекспир, так что должно было быть [было появиться] много ненужных. Вероятно каждая мысль и каждый объект имели раньше термины саксонского происхождения, и ещё один – латинского или французского, не считая кельтских или датских слов. Весьма логическое действие времени состояло в пресечении двойных или тройных слов, так зачем восстанавливать их? Народ, столь экономный при использовании слов, не нуждается более, чем в одном термине для каждой вещи¹².

С другой стороны, американцы вводят новые ударения или правописание и австралийцы начнут поступать так же, если не поостерегутся. Почему бы всем не возыметь благородное честолюбие в предоставлении миру одного краткого языка, поддержанного огромной литературой, на котором в будущее столетие будут говорить 800 – 1000 миллионов цивилизованных людей?

Для других языков английский окажется как бы громадным зеркалом, в котором каждый будет отражён, ввиду газет и переводов, и все друзья интеллектуальной культуры обнаружат удобное средство для обмена идеями. Это окажет замечательную услугу будущим народам, и в то же время авторы и учёные англо-говорящих народов будут сильнее желать продвижения своих собственных идей. Прежде всего в этой устойчивости заинтересованы американцы, поскольку их страна окажется самой важной из англо-говорящих. Как они станут оказывать большее влияния на старую добрую Англию, если не разговаривать в точности на её языке?¹³

Свобода действий, разрешённая повсюду у англичан, усиливает опасность разделения языка. К счастью, однако, определённые причины, которые раскололи латинский, не существуют для английских народов. Римляне покорили другие народы, идиомы которых сохранились или появлялись здесь и там несмотря на административную общность. Американцы и австралийцы, напротив, имеют перед собой только дикарей, которые исчезают бесследно¹⁴. Римляне были в свою очередь побеждены и разделены варварами. Никаких свидетельств единения в их древней цивилизации не сохранилось, разве только в церкви, которая сама испытала влияние всеобщего упадка.

[7] У американцев и австралийцев много процветающих школ, и у них английская литература, равно как и своя собственная. Если захотят, они смогут оказывать своё влияние сохранением единства языка. Они имеют такую возможность ввиду определённых обстоятельств. Так, учителя и профессора в основном происходят из штатов Новой Англии. Если эти влиятельные люди правильно представляют себе судьбу своей страны, они предпримут все усилия, чтобы передавать язык в его чистоте; они будут следовать классическим авторам и отбрасывать местные нововведения и выражения. В вопросе языка истинный патриотизм (или, если угодно, патриотизм американцев, действительно решивших заботиться о своей стране) должен состоять в употреблении английского языка старой доброй Англии, в подражании произношению англичан и применении их причудливого правописания пока сами англичане не изменят его. Если им удастся добиться этого у своих сограждан, они окажут всем нациям включая свою собственную несомненную услугу для будущего.

Пример Англии доказывает влияние образования на единство языка. Обычные контакты образованных людей и чтение тех же книг понемногу приводит к исчезновению шотландских слов и акцента. Через несколько лет язык по всей Великобритании станет единым¹⁵. Основные газеты, издаваемые умелыми людьми, также оказывают счастливое влияние на сохранение единства. Целые колонки в Таймсе написаны на языке Macaulay и Bulwer и читаются миллионами. В результате создаётся впечатление, которое поддерживает сознание общества в должном отношении к литературе.

В Америке газетные статьи написаны не так хорошо, но школы доступны всем классам, а среди университетских профессоров есть лица, превосходно владеющие английским языком. Если когда-либо возникнет сомнение по поводу взглядов обеих стран о желательности изменения правописания или даже изменений в языке, было бы превосходно организовать встречу делегатов из основных университетов Трех Королевств, Америки и Австралии, чтобы предложить и обсудить подобные изменения. У них несомненно хватит здравого смысла, чтобы принять как можно меньше нововведений, и их совет будет вероятно воспринят с общего согласия. Несколько видоизменений в правописание уже облегчат английский язык посторонним и будет способствовать сохранению единства в произношении по всем англо-американским странам.

Замечания доктора Джона Эдварда Грея

(Британский Музей)

Эти замечания посвящены лишь одной, притом второстепенной теме, а именно иллюстрации гораздо большего числа читателей научной литературы в Англии по сравнению с континентальной Европой. В частности, он указывает, что сочинения известнейшего геолога Лайелля и других естествоиспытателей расходились в Англии в тысячах экземплярах и что многие иностранные учёные публикуют свои статьи на английском языке или сопровождают их английскими резюме. Наконец, он сообщает, что Гальтон (1873, с. 346) оставил интересные замечания о работе Декандоля.

Сведения об упомянутых лицах, терминах и пр.

Bulwer-Lytton E. G. E. L., 1803 – 1873, писатель

Macaulay T. B., 1800 – 1859, поэт, историк, политический деятель.

Sand G., псевдоним писательницы Авроры Дюпен

Инверсия: изменение обычного порядка слов в предложении

Период: пространное сложноподчиненное предложение

Новая Англия: общее название шести штатов США, расположенных на северо-востоке страны

Три Королевства: старинное название современного Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии; королевства Англии, Шотландии и Ирландии

Примечания

1. В ботанике glaber означает оголённый или не волосатый [...], а laevis - мягкий, ровный. Я знаю, что оба эти термина были [иногда] небрежно переведены словом мягкий, как на это и намекает автор. Д. Э. Г.

2. Китайский язык насчитывает семь весьма различных диалектов. О. Ш.

3. Искусственные языки были всё-таки созданы, и самый известный из них – эсперанто. Он, конечно же, не заменил ни одного естественного языка, но какое-то распространение всё же получил. О. Ш.

4. Странное утверждение, которое не стоит даже того, чтобы его опровергать. О. Ш.

5. Не учтены англо-говорящие в Индии и на Востоке. Д. Э. Г.

6. Громадное различие в этом отношении между регионами Германии видимо было как-то объяснено. О. Ш.

7. Массовый приток ирландцев в США начался в середине XIX в., и вызван он был отчаянным положением в их родной стороне. В основном этими ирландцами были полуграмотные крестьяне. О. Ш.

8. Будучи как-то удивлён медленному обучению английских интеллигентных детей чтению, я осведомился о причинах этого. Оказалось, что каждой букве соответствует несколько звуков, или, можно сказать, каждый звук записывается различными путями. Необходимо поэтому научиться читать каждое слово в точности, а это – работа для памяти. Автор

9. Скорость первых поездов (всего несколько вагончиков) была ничтожна, но о подобном обычае мы не слыхали. О. Ш.

10. До 1870 г. означает до франко-прусской войны. О. Ш.

11. Mother tongue, первый язык матери, родной язык. О. Ш.

12. Умный английский автор только что выпустил том об институтах народа, который в Англии зовётся швейцарцами (Swiss), он же называет их Switzers. Почему? И не появятся ли вскоре Deutschers вместо Deutsch? Автор

13. Рассуждение автора противоречит здравому смыслу и опровергнут историей языка. Не мог язык оставаться неизменным, да и никому этого и не нужно было. До раскола языка дело никак не дошло, но во многих местах применяются его упрощенные, т. е. искажённые формы в качестве lingua franca, средства общения людей, разговаривающих на разных языках. Особо известен среди этих форм так называемый Pidgin English. На с. 86 Дополнений к толковому словарю английского языка проведено различие между семью диалектами языка (американский диалект почему-то не включён). Наконец, ни сам Декандоль, ни указанный словарь ничего не говорят о существовании диалектов в самой Англии.

Покойный профессор Трусдел, крупнейший физик и механик, историк этих наук и прекрасный знаток американского диалекта английского языка, сообщил нам как-то, что чувствует себя как бы в последнем окопе защитников его чистоты от новых иммигрантов. О. Ш.

14. Дикари действительно вымирали. Во-первых, бледнолицые были носителями слабой степени неизвестных им болезней (оспы) и заражались ими. Во-вторых, привыкшие к постоянному укладу жизни, они морально растерялись и оказались бессильными против пьянства (Дарвин). Наконец, новые пришельцы активно содействовали этому процессу, так как нуждались в новых землях. О. Ш.

15. Это предсказание автора не сбылось. О. Ш.

Библиография

Almanach (1870), Almanach de Gotha. Gotha.

--- (1871), Almanach de Gotha. Gotha.

Galton Fr. (1873), On the causes which operate to create scientific men, Fortnightly Review, vol. 13, pp. 345 – 351.

Lalande J. de (1802/1803), Bibliographie astronomique. Osnabrück, 1985.

Sheynin O., Шейнин О. Б. (1980), On the history of the statistical method in biology. Arch. Hist. Ex. Sci., vol. 22, pp. 323 – 371.

--- (1986), Quetelet as a statistician. Ibidem, vol. 36, pp. 281 – 325.

--- (2007), Третья хрестоматия по истории теории вероятностей и статистики. Берлин. Также www.sheynin.de download No. 16.

В начале своей деятельности швейцарский учёный Альфонс Декандоль (1806 – 1893) занимался юриспруденцией, но в основном стал известен своими последующими работами по ботанике. Став одним из основателей географии растений, он естественно интересовался и статистикой. В 1833 г. он, правда, неверно отождествил её с количественным методом, но в 1873 г. указал, что главное – не накапливать чисел, а подчинять их законам логики и здравого смысла, см. соответственно Шейнин (1980, с. 331 – 332; 1986, с. 286).

По поводу переведенной статьи Декандоля мы здесь добавим только, что в России в те времена основным иностранным языком был французский. Вот характерный эпизод. В конце XIX в. готовилось издание собрания сочинений Чебышёва, которое вышло в 1899 – 1907 гг. на французском и русском языках. Отвечая Маркову, одному из редакторов, по поводу своего участия в издании в качестве переводчика, Ляпунов (письмо 28 окт. 1895 г., Архив РАН, ф. 173, опись 1, 11, № 12; также Шейнин (2007, § 5.5, Письмо 81)) сообщил, что считает русское издание излишней роскошью, потому что всякий математик в состоянии читать по-французски. По крайней мере в гимназиях изучался, видимо так же серьёзно, немецкий язык, английский же начал побеждать лишь в ХХ веке, да и то далеко не сразу. Возможно, что одними из первых его начали изучать статистики ввиду необходимости знакомиться с сочинениями биометрической школы.

И вот эпизод, относящийся к немецкому языку. После появления в 1776 г. немецких астрономических работ Даниила Бернулли и Ламберта, Лаланд (1802/1803, 1985, с. 539) заметил: С этого момента астрономам следует изучать немецкий.