Апология детектива

У нас в стране (в Израиле) с недавних пор действует закон, по которому купленную в магазине вещь можно вернуть в течение двух недель, если она вам не понравилась.

На днях мне довелось воспользоваться этим законом: я принес в магазин то, что купил там пару дней назад.

Но не тут-то было! Продавец – милая интеллигентная девушка в очках – отказывается возвращать мне деньги: «Этот закон к нашему случаю не подходит!»

– Но почему? – не согласился я. – Двух недель еще не прошло, купленная у вас вещь никоим образом не пострадала, я возвращаю ее в той упаковке, в которой купил… – стал я цитировать параграфы нового закона.

– Но мы книжный магазин! Книгу вот так вернуть только потому, что она не понравилась, нельзя! – возмущенно парировала девушка. – Вы знали, что покупали.

Тут уже возмутился я.

– А вот это и неправда! Я не знал, что покупаю! Я хотел детективный роман, а оказалось, что это совсем не детектив. Верните мне мои пятьдесят кровных.

– Почему не детектив? – удивилась милая продавщица. – Вот же, написано: «"Убийство на темной улице", детективный роман». Что вам еще нужно? Небось, прочли, а теперь хотите денежки обратно.

– Клянусь, не прочел! Дошел до двадцатой страницы, понял, что меня надули – и бегом к вам. Это не детектив.

– Вы просто нетерпеливый читатель. Читайте дальше. Там будет и убийство, и расследование, и счастливый конец.

– Нет. Я как раз читатель тертый, детективы – мое любимое чтение, я вижу, что это не детектив.

– Ладно, может, не детектив, – согласилась девушка. – Но все равно это хороший роман. Мы уже продали сто экземпляров.

– Может быть он и хороший, но я хочу за свои деньги детектив!

Так, теперь пора признаться, что весь этот диалог выдуманный, ради полсотни шекелей я не поехал в магазин на другой конец города, просто выбросил негодный товар и сел писать эту вот статью о детективном жанре.

Некоторое время назад, отвечая на вопрос товарища, я сказал, что пишу «костюмный» детектив, то есть, на историческую тему. Про некую девушку, живущую в городе Самарканде в  эпоху эмира Тимура, обладающую способностью раскрывать преступления. Убит (или погиб во время несчастного случая) зодчий, строящий великолепное медресе. Возлюбленный этой моей героини – один из подозреваемых, его схватили и бросили в зиндан, если вина будет доказана – его бросят в клетку к тиграм. И моей героине приходится засучить рукава и самой браться за расследование дела.

Мой товарищ сразу отреагировал: «А, идешь по пути Акунина».

Я, конечно, слышал об Акунине, но ничего его не читал. Понятное дело – заинтересовался, товарищ одолжил мне его книгу «Пелагия и красный петух».

Да, многое перекликается с моей идеей; героиня – молодая женщина (монашка), обладает, по замыслу автора, даром расследования, действие происходит в старые времена… Я читал и нахваливал Акунина. Но чем дальше погружаешься в глубь романа – тем больше разочарований. Все хорошо, мило, забавно, увлекательно – но это не детектив! В нем нет главного! Прочел добросовестно первый том, а второй даже не раскрыл, отдал книги обратно.

Чего же мне не хватало в этом знаменитом романе знаменитого писателя?

Там не было расследования, не было разгадывания загадки по маленьким, незаметным взгляду рядового человека мелочам, не было эвристики.

Акунин пишет про свою Пелагию: «Она – особа острого разумения». А вот этого самого острого разумения мы и не видим в романах. «Пелагия – истинный дока по части разгадки неявного и ложноочевидного» (Акунин). Но как она это делает? Какие приемы использует? Что ей помогает, кроме того, что она всюду сует свой нос, всюду присутствует? Ведь главное, чем занимается Пелагия – подслушивает, подглядывает, случайно становится свидетельницей разговора, не рассчитанного для чужих ушей, свидетельницей каких-то расправ, угроз, заговоров. Может, в жизни все так и бывает, но мы же не жизнь отображаем, а детектив сочиняем. Акунин просто не знает, как пишутся детективы! В его книгах полно ужасов, хруста ломаемых костей, льется кровь, там много любопытных исторических деталей (выдуманных или невыдуманных – это не имеет никакого значения). Это все могло бы послужить отличным антуражем для детектива, но если нет котлеты, то и гарнир ни к чему.

Материал, на котором строятся его книги (стилизация под старину) имеет право на существование, тем более что 70 лет при советской власти описывали «царский прижим» предвзято. Можно бы поспорить с тем, насколько правомерен сдвиг в сознании его героев, одетых по-старинному и вооруженных лексикой второй половины 19 века, а рассуждающих как люди, читавшие от корки до корки «Литературную газету» в 1970-х-1980-х годах. Но об этом пусть пишет кто-то другой, мне лень. Будь эти книги детективами, я многое Акунину простил бы.

В магазинах, в Интернете есть масса текстов, опубликованных под грифом «Детектив», в которых нет ничего детективного, это то, что называется авантюрные, приключенческие остросюжетные романы. Есть километры «детективных» кинофильмов и телесериалов. Все это – профанация и дискредитация жанра. Эта продукция отпугивает людей, воспитывает дурной вкус.

А еще есть произведения, вводящие в заблуждение. Там среди персонажей – следователь или частный детектив; налицо преступление, есть подозреваемый. Может ли считаться детективом книга, в которой рассказывается о преступлении и его раскрытии? Отнюдь. Есть другие более важные правила, без выполнения которых книгу нельзя отнести к этому жанру.

Давайте поговорим не спеша о том, чем отличается детективное произведение от рассказа об убийстве (ограблении) и поимке убийцы (грабителя).

Самое главное отличие: в детективной повести, романе, рассказе всегда есть некий прием, некий ход, трюк, то, что я для себя называю «гимик», на котором, вокруг которого и строится все произведение. Есть такие «гимики» у отца-основателя жанра Эдгара По, у Артура Конан-Дойля, у Жоржа Сименона, у Агаты Кристи… Есть они во всех хороших детективных фильмах и сериалах: «Коломбо», «Расследования на флоте», «Монк», «Убийства в Мидсомере», «Мак-Брайд», «Ниро Вульф», «Закон и порядок», пятисерийный фильм «Донован», «The Closer», «Body Of Proof» (я перевожу уже много лет все эти фильмы и сериалы, они «сидят у меня в печенках»).

Чтобы вы меня поняли, приведу «гимик» из американского сериала «Расследование на флоте». Погиб, свалившись во время учений, офицер ВМФ США. Он спускался с горы на канате, замок-карабин на его поясе, удерживающий канат, раскололся, десантник упал и разбился насмерть. Первичная проверка показала, что кто-то подменил надежный стальной карабин на непрочный алюминиевый, который заведомо не мог выдержать веса погибшего десантника.

Ищут злоумышленника. Перебирают все версии. Как и водится в хорошем детективе, заходят в тупик. У всех возможных недругов либо есть алиби, либо подозреваемый в принципе не мог изготовить эрзац-карабин.

Тогда одна из следовательниц решает повторить весь путь погибшего с вершины горы до момента падения. Надевает оснастку, на вершине горы надевает на себя пояс с карабином, прикрепляет канат, начинает спускаться и вдруг кричит: «Эврика!» Спустившись на землю поясняет: «Я десятки раз брала в руки тот сломавшийся алюминиевый замок. Этот заводской, из стали, намного тяжелее того, поддельного. Погибший не мог не заметить разницы!» Вот он – «гимик»! Выросший из факта, что удельный вес алюминия намного ниже удельного веса стали.

Логичный вывод: погибший сам покончил с собой, сам изготовил замок из хрупкого алюминия и подстроил все так, будто произошел несчастный случай. Теперь расследование пошло по совершенно иному пути, надавили на безутешную вдову, она указала на причину, по которой ее муж мог покончить с собой, желая выставить это как убийство, все получило подтверждение, дело раскрыто.

Это – детектив. При всех своих недостатках. (Об одном из них скажу ниже).

Знакомый всем «гимик» в фильме «Место встречи изменить нельзя»: Жеглов вешает на дверь кладовки фотографию любимой девушки Шарапова. И Шарапов понимает, что за дверью его ждет спасение.

Другой пример «гимика». В интернете можно найти мой рассказ, написанный еще в конце 1980-х годов. Называется он «Реванш доктора Ватсона». Он шутливый, но в нем есть все признаки детектива. Еще в детстве я прочел у Конан-Дойля самоуверенное заявление его Шерлока Холмса о бесполезности астрономии для земных расследований. И тогда же подумал, что великий сыщик неправ. Много лет спустя я и написал этот рассказ, придумав ситуацию, в которой только знание астрономии и могло помочь раскрыть преступление. И вставил шпильку своему великому учителю. Таким образом, фраза Холмса и явилась в данном случае «гимиком».

Другой гимик. Я много езжу по Израилю. Слышу разные запахи, доносящиеся с обочины трасс. Мне в голову пришла мысль – можно ли по запахам проследить маршрут? И уже начинает работать воображение, пущена в ход «привычка милая», остальное дело техники. Чтобы появилась необходимость искать дорогу по запахам, нужен герой, который не видит. Слепой? Не нравится. Повязка на глазах? Заложник? Намного лучше. Есть экшн, есть уже преступление. И поскольку следствие у меня ведет мужчина, то жертвой должна быть женщина. Лучше – молодая. И разумеется – красивая. Девушку захватили арабские террористы, завязали глаза, привезли в свою деревню, ей удалось связаться по телефону со своим женихом. Где она – понятия не имеет, по какой дороге везли – тоже. Единственное, что может рассказать – запахи, которые она слышала на всем пути следования от места похищения до этой деревни. Все, детективный рассказ готов (Я назвал его «Палестинская пленница» и включил в сборник «Дебют частного детектива»).

Ну, и так далее. Остановимся на этом, а то я вам всю кухню раскрываю, скоро столько успешных конкурентов расплодится…

«Гимик» можно позаимствовать из реального расследования (если у вас есть доступ к обычно засекреченным материалам, тем, что публикуют под грифом ДСП); «гимик» можно придумать самому (высосать из пальца), можно подсмотреть в жизни. Недавно мы летели в Лондон. В аэропорту отвечающий за безопасность полетов агент заметил что-то у одного пассажира, его проверили особенно тщательно. Потом я спросил у туриста, что не понравилось службе безопасности. Он рассказал. Тревога оказалась ложной, турист злоумышленником не был. Но я придумал, что подозрение было обоснованным, построил на этом «гимик», который использовал в повести «Убийство депутата Гринблата» (опубликован в сборнике «Приглашение к ограблению»).

О секрете «гимика» знают почти все западные авторы детективов. Им владеют сценаристы Голливуда.

Если вам не нравится слово «гимик», придумайте другой термин, это не имеет значения. Назовите это парусом, который наполнится ветром и поведет корабль вашего повествования в плавание по бурному морю. А без паруса ваше сочинение никуда не тронется.

Вернемся к Пелагии. «Не-е», – сказал я тому товарищу при следующей встрече, – «Акунин может отдыхать. Моя девушка действует совсем иначе. Она умеет раскрывать преступления».

Прежде чем сесть писать, я придумал «гимики» для этой повести. Средние века – и дактилоскопии, разумеется, не будет, то же самое – анализа на ДНК или на ворсинки. Какие у моей героини будут методы? Дело происходит на Востоке – значит, у ее методов должен быть своеобразный ориентальный колорит. И камертоном тут для меня служит старинная восточная притча.

Люди ищут пропавшего верблюда. Они встречают человека, спрашивают, не видел ли он их сбежавшее животное.

– Ваш верблюд слеп на левый глаз, хром на правую заднюю ногу, такой-то и такой-то масти?

– Да!

– Нет, не видел.

– Как не видел, если так подробно описал?!

Хватают человека и ведут к кадию. Там он объясняет: «Я не видел верблюда, но видел следы, по которым определил, что по этому переулку недавно прошел верблюд без хозяина, поскольку он подолгу стоял у кустов и без помех обгладывал их. Он хромает на правую ногу. Причем ветки были обглоданы только с правой стороны узкой улочки, хотя слева ветки были еще более сочные и висели ниже. Я предположил, что верблюд был слеп на левый глаз.

– Но как ты узнал, какой он масти?!

– Поскольку он слеп на левый глаз, он шел слишком близко к заборам на левой стороне улицы, на нем остались клочки его шерсти, так я узнал, какой он масти».

«Гимиком» может быть не только метод раскрытия, но и метод совершения преступления, который и выдаст преступника. Или метод разоблачения. Иногда такие «гимики» содержат в себе логическую ошибку, но читатель-зритель не всегда ее улавливает, послушно играет по правилам, предложенным автором.

«Гимики» могут быть блистательными, изящными, крепкими, а могут быть слабенькими, бледными.

На слабенький гвоздик можно повесить небольшую картинку–рассказ. (Великолепным мастером короткого детективного рассказа был Карел Чапек. Найдите его «Рассказы из одного кармана» и «Рассказы из другого кармана») На гвозде покрепче удержится целая повесть. На крупный гвоздь или на несколько небольших смело вешайте огромное полотно романа.

Примером слабого и неубедительного (для меня, по крайней мере) является «гимик», использованный в одном фильме о Коломбо. Инспектор Коломбо в самом начале замечает, что персонаж кладет очки на стол стеклом вниз. А согласно условиям данного детектива убийца не мог быть очкариком. И этого наблюдения инспектору хватает, чтобы заподозрить обман (настоящий очкарик НИКОГДА не положит очки на стол стеклом вниз – стекла поцарапаются! Значит, герой притворяется, что он очкарик, ему есть что скрывать). И в конце концов Коломбо выводит преступника на чистую воду. (Почему мне этот «гимик» не понравился: правило совершенно надуманное, моя жена давно носит очки, и я не раз замечал, что она кладет их на стол стеклом вниз. С недавних пор и я стал надевать очки, читая детективы, напечатанные мелким шрифтом, и ловлю себя на том, что беспечно кладу очки стеклом вниз). Но не будем придираться; все фильмы про Коломбо – прекрасные и для того времени (середина 1970-х), и сейчас их еще можно смотреть.

Есть авторы, которые на довольно слабый гвоздик-«гимик» могут повесить огромный детективный роман. А бывают такие, что в одной повести разбазаривают несколько прочных «гимиков». Это дело вкуса, плодовитости по части «гимиков». Правила тут нет. Один из детективов про Коломбо (полтора часа!) повешен на такой слабенький «гимик». Преступник обеспечил себе алиби: в момент убийства его машина мчалась с огромной скоростью по трассе очень далеко от места преступления. Камеры дорожного контроля зафиксировали нарушение, герою прислали штраф, снабдив его фотоснимком. На снимке видно, что за рулем сидит наш подозреваемый. Мудрый Коломбо обращает внимание на что-то необычное на фотографии и догадывается, что машину вел кто-то другой, который повесил перед своим лицом плакат с фотографией подозреваемого. Вот ловкачи, а! Но Коломбо не проведешь. Он находит того, кто проехал на машине подозреваемого по той трассе, вынуждает его признаться, алиби отвергнуто, на убийцу надевают наручники.

Недавно переводил фильм с таким вот «гимиком». Журналистку подозревают в убийстве. Но у нее прочное алиби: в момент убийства она была в другом месте, фотографировала кинозвезду. Фотография опубликована в ее журнале. Над головой звезды – часы, на них – то самое время, когда кто-то совершал расследуемое убийство в другом конце города. Но наш следователь – «особа острого разумения», «истинный дока по части разгадки неявного и ложноочевидного». Он обращает внимание на то, что обручальное кольцо у кинозвезды – не на той руке. Вывод – негатив перевернули, и часы над головой звезды показывают на самом деле совершенно другое время! (Если не поняли, в чем трюк, посмотрите на свои настенные часы, а потом на них же в зеркало). Все, журналистка лишилась алиби и раскололась.

В романе Дарьи Донцовой «Надувная женщина для Казановы» раскрыть преступление помогает платок с вензелем, найденный на месте убийства. Такой прием уже во времена Шекспира и Отелло считался затасканным до дыр, но Шекспиру простили – он писал не детектив, а трагедию чувств.

Могут ли величайшие достижения криминологии  служить такими «гимиками»? Да. Но только один раз. Они потом могут присутствовать в детективах, создавать фон, поддерживать обвинение или исключать версии. Но служить главным раскрывающим приемом не могут. Таким выдающимся открытием криминологии в 19 веке была дактилоскопия. В первый раз можно поразить воображение читателя тем, что, оказывается, вор оставляет отпечатки пальцев, они у каждого человека уникальные, и по ним можно отыскать преступника.

В середине 20 века открыли, что мельчайшие ворсинки из твоей одежды остаются на одежде того, к кому ты хотя бы ненадолго прислонился. Подозреваемый утверждает, что в глаза не видел убитую, а на его пиджаке – ворсинки от свитера погибшей. Не отвертится. То же самое – анализ на ДНК. Когда-то это был революционный, поражающий воображение читателя «гимик». А сейчас нельзя построить детектив на том, что у всех подозреваемых провели анализ на ДНК, и у кого-то те же гены, что нашли в сперме, оставленной во влагалище у изнасилованной и убитой девушки.

Или – последнее достижение: можно проследить за передвижениями человека по его мобильнику. Я написал одну повесть («Роковое ухаживание» в сборнике «Приглашение к ограблению») с использованием этого «гимика» – и все. Хватит. Вам его использовать в качестве главного гимика не рекомендую. Уже все про это читали. Ничего необычного для нас уже не будет. Мойте золото на другом участке. (Хотя локализацию подозреваемого по его мобильнику можно использовать, как я уже отметил выше, для ложной версии, для лишнего подтверждения верной).

Появление компьютеров вроде бы пошло на пользу писательскому ремеслу. Но для детектива это изобретение оказалось губительным. Все больше и больше читаешь книг (смотришь фильмы), в которых все раскрывает некий волшебный хакер, который залез в компьютер и вытащил оттуда любую информацию. Обычно сам автор никакими компьютерными талантами не обладает, слышал только звон, ничего популярно или непопулярно объяснить не может, верьте ему на слово и все. И так делают уже многие. И теряют зрителя. Это сродни сверхестественным способностям сыщика. В детективном жанре сверхъестественное не годится.

Многие авторы, не зная о необходимости «гимика», делают ошибку. Самая распространенная: детектив у них просто незаметно следит за подозреваемым, видит, как он с кем-то встречается, что-то где-то прячет и так далее, и таким образом раскрывает преступление. Это могло сойти за «гимик» в веке XV до нашей эры. С тех пор литература продвинулась очень далеко, и читателя на мякине не проведешь. Желая быть добросовестным, я не ограничился одним произведением Акунина, нашел в Интернете и стал читать его роман «Пелагия и бульдог». Но когда дошел до «гимика» – «захлопнул» компьютер и еще больше утвердился в своем мнении: Акунин детективщик никакой. Его героиня узнает, кто же убивал любимых почтенной владелицей имения бульдогов, следующим образом: идет к месту, где нашли трупик последней жертвы, находит там следы от женской обуви, по размеру они могут принадлежать только одной из подозреваемых. Думаю, за такой детектив могли голову снести разочарованные читатели еще во времена Гомера.

Может ли быть детективом изложение настоящего расследования? В свое время я прочел десятки таких отчетов, сопровождаемых комментариями криминологов-теоретиков. Увлекательное чтение, но это не детективы. Некоторые из них могут служить материалом для детектива. В некоторых есть даже готовый «гимик». Но его нужно художественно обработать, обставить.

***

Наличие такого «гимика» в вашем произведении – главное, основное правило, но не единственное. Чтобы быть хорошим детективом, ваша книга должна следовать и второстепенным правилам. Что же такое хороший детектив?

Сразу оговорюсь – таких правил масса, они общие для многих жанров, я остановлюсь на нескольких. И считайте эту мою статью «Введением в детективоведение».

У вас есть удачный «гимик», вы уже придумали конструкцию рассказа. Но есть общие законы искусства, нельзя их безнаказанно нарушать, нельзя ими пренебрегать.

Конец 1980-х, я отдыхаю в писательском доме Коктебель на берегу Черного моря. Там же пребывает маститый ташкентский автор. Я отдыхаю – он пребывает, уже несколько месяцев. Пишет новый роман. Детективный. «Хочешь почитать?» – спрашивает. Вежливо отвечаю: «Да». И получаю толстенную рукопись.

Одна страница, вторая, десятая, пятидесятая… Сочный, подробный, любопытный рассказ о богатой восточной свадьбе. Но когда же начнется детектив? Может, прояви я терпение и читай дальше, где-то на сотой странице произойдет убийство и завяжется, наконец, сюжет. Но для чего мне мучиться? Не хочу я читать про свадьбу. Хочу детектив. Наутро задал автору несколько наводящих вопросов. Тот стал горячо убеждать: «Это детектив! Ты до какой страницы прочел? До пятидесятой? Читай дальше, там есть все – убийство, да не одно, мафия, разборки, коррупция властей…»

– Нет, – сказал я твердо, – дальше читать не буду.

И доступно изложил ему одно из правил такого рода книг. Преступление должно произойти в самом начале. «Соверши убийство на второй странице, зацепи читателя, заинтригуй его, а потом на пятидесяти страницах описывай восточную свадьбу или европейский развод. Читатель терпеливо будет ждать, когда произойдет следующий сдвиг в сюжете», – сказал я.

Тот писатель был человеком неглупым. Он не стал обижаться на то, что его смеет поучать человек моложе него на 10 лет. Он забрал рукопись и через два дня принес ее снова – с переписанными первыми страницами. Он сделал все так, как я ему посоветовал. Убил одного из героев на второй странице, а потом все его описания свадьбы стали особенно зловещими, заиграли какими-то отсутствовавшими в первоначальном варианте красками, намеками…

Иллюстрируя свою мысль, я тогда привел тому писателю пример. Кино. Герой лезет по отвесной скале вверх. Изо всех сил. Оператор показывает нам подробнейшим образом, как он ищет опору для руки, для ноги, для второй руки, для второй ноги, вот нога срывается, он чуть не падает. Нам не скучно, поскольку мы знаем: внизу его ждут враги, и если он не сумеет подняться наверх – ему конец. Вопрос жизни смерти. Но этого режиссеру мало. Наш герой преодолел уже половину пути. И тут вдруг нам показывают, что и наверху его ждут враги! То есть, все его старания в принципе напрасны! И напряжение вырастает еще больше…

Сходная история произошла несколько месяцев назад. Израильский драматург пригласил меня на чтение его пьесы в одном из главных тель-авивских театров. Минут через 15 после начала читки директор театра (она же – художественный руководитель, от которого зависит все) раздраженным голосом перебила: «Я ничего не понимаю! О чем это? Чего хочет автор? Почему я, зритель, должна все это слушать?» В смущении были все – и драматург, и завлит театра, который горячо рекомендовал эту остросюжетную комедию. Читку прекратили. Реакция директрисы была непонятной: первые сцены были полны юмора, автор создал замечательные образы. И только я сразу понял, в чем причина. Назавтра драматург напросился ко мне в гости, прислав заранее по мэйлу свою пьесу. Она действительно была замечательной. И имела только один недостаток: фраза, служившая завязкой, звучала на далекой 20-й странице. Я объяснил автору (который на этот раз был намного моложе меня), в чем его ошибка. Зрители не будут полчаса терпеливо ждать, пока им объяснят, из-за чего весь сыр-бор. Автор со мной не согласился. Мы разошлись, не придя к единому мнению. Через полгода он пригласил меня на премьеру спектакля по этой же пьесе в тот же театр. И что же я вижу? Та ключевая фраза, служащая завязкой, звучит в первой же сцене, на третьей минуте! Режиссер понял, как спасти пьесу? Сам автор, придя домой, согласился со мной? Это уже неважно.

Классик кино-детективов Артур Хичкок почти полвека назад ввел ключевое понятие этого жанра «саспенс» – напряжение. Он пишет (цитирую по памяти): «Сидят герои в кафе, беседуют, пьют, смотрят праздно по сторонам. Скучно. Но если заблаговременно поставить зрителя в известность о том, что под столом установлена бомба, которая может взорваться в любую минуту – вся эта сцена будет восприниматься совершенно иначе».

Короче – нужно дать завязку в самом начале! (В романе Акунина «Пелагия и белый бульдог» это правило выполнено, митрополит излагает суть преступления в самом начале романа. Но повторяю, там нет главного).

На днях мне прислали по Интернету огромный роман, назвали его «детективным» и попросили моего мнения. Я стал читать. Долгое и нудное описание буровых процессов. Научные выкладки. Телефонные разговоры. Диалоги…. А при чем тут детектив? Если бы все это было хотя бы высокохудожественно… Но и тогда я еще подумал бы. Просто интересные книги мне сейчас читать некогда. Меня подкупили, пообещав детектив. Может, убийство произойдет на пятидесятой странице? Но меня они уже потеряли. Я не верю, что это будет интересный детектив, если автор не чувствует читателя, не знает элементарных законов жанра. Я уничтожил файл и даже не ответил тем, кто прислал мне это произведение. Пусть тешат себя мыслью, что сочинили шедевр.

Другое важное правило. Не забывайте о ретардации. Для неофитов – что это такое. Если коротко – искусственная задержка развития сюжета, оттягивание развязки. У вас есть схема совершения и раскрытия преступления. Вы вчерне набросали сюжет. В самом начале рассказали о преступлении, нагрузили задачей своего следователя (и читателя). Но не спешите раскрывать преступление! Отвлекитесь ненадолго. Много лет назад, уже закончив свой первый детектив, я прочел в журнале «Новый мир» (номер 1, 1978 года) любопытную статью Абрама Вулиса «Поэтика детектива». Цитирую оттуда (это уже не по памяти): «Интуитивное ощущение сюжетного времени становится неизменной составной частью авторского таланта, а само время – эстетической категорией. Вот почему редакторы, сокращающие детектив за счет, казалось бы, пустых диалогов и бессмысленных перекуров, совершают тяжкий профессиональный грех. Вместе с водой они выплескивают ребенка. Фигурально выражаясь, курить в детективе не всегда вредно!»

Да, курить в детективе не всегда вредно.

Заполняйте пространство между сдвигами в сюжете чем-нибудь интересным. Сухая ложка горло дерет. Смажьте колеса телеги своего повествования. Но опять же – не забудьте сначала «зацепить» читателя. Неопытные авторы видят в классических произведениях затянутые сцены, не улавливают, что они даны после того, как зритель заинтригован, «мешкают» без подготовки – и получается скукотища. Мхатовские паузы должны появляться только после того, как зритель к ним уже подготовлен, созрел для них. В этих паузах читатель (зритель) сам пытается разгадать загадку. А если паузами вы начинаете роман, то читатель, не имея пищи для размышлений, зевает, не понимает, чего от него хотят, откладывает вашу книгу в сторону. ****

Но и здесь есть свои секреты. Переводя детективные сериалы, я вижу, как малоталантливые авторы, оттягивая развязку, заполняют сюжет совершенно лишней, необязательной чепухой.

То герои спорят друг с другом черт знает о чем, то идут рассуждения, совершенно не связанные с сюжетом, то какие-то романтические рассусоливания. (Этим грешит, к примеру, сериал про следственный отдел Морфлота США, канал «Холмарк»). Особенно я терпеть не могу долгие описания застолий с обильной выпивкой. Можно поесть – но в меру. И выпить там бокал вина или бутылку пива. А то некоторые авторы не знают, чем заполнить время, и их персонажи едят бутерброды, пьют кофе, курят, и снова пьют кофе, и снова едят блинчики, и снова кофе… Из-за обилия кофе у жанра уже сердечная недостаточность наступила. А в России цена на этот продукт взлетела до небес.

И совет про курение примите как образ – не нужно пропагандировать эту вредную привычку.

Наиболее «детективный» способ затянуть развитие сюжета – это начать подробно разрабатывать ложные версии.

Самые лучший детективный сериал в этом смысле – «Монк». Великолепный. В нем всегда есть детективный «гимик». А балансное наполнение просто гениально. Характер персонажа очень киношный (киногеничный): детектив Монк помешан на чистоте, боится заразиться, не прикасается ни к чему, от всего страдает; любит, чтобы все лежало на своем месте, висело ровно и так далее. За ним забавно наблюдать. Актеру есть что играть перед камерой, он не ходит с многозначительным и скучным лицом (Бедный Штирлиц! Он был настолько выхолощенным, что ничего на экране не делал, только ходил с умным и красивым лицом. То есть актер Тихонов ходил). И самое главное – эти черты характера Монка либо помогают раскрыть преступление, либо как-то связаны с раскрытием. Вот пример. Подозреваемого в хищении ценного алмаза привели в полицейский участок на допрос, ничего от него не добились, отпустили, предварительно обыскав (его задержали на месте преступления сразу после исчезновения алмаза). За находку алмаза обещана ценная награда. Между делом у Монка конфликт с уборщицей полицейского участка – он убеждает всех, что она плохо убирает кабинеты, среди прочего не вытирает столешницы снизу, и там накапливается пыль. Идет расследование, разрабатываются ложные версии. Тем временем в участок то и дело приходит молодая женщина, заявляет, что хочет признаться в преступлении, ее заводят в комнату для допросов, но никакого признания она не делает, мямлит что-то и уходит. Так повторяется на протяжении получасового фильма три раза.

В конце концов Монк выясняет, что эта девушка – подруга того подозреваемого, складывает два и два и вдруг его осеняет: девушке зачем-то нужно оказаться в комнате для допросов! А для чего? Значит, алмаз там! Допрошенный утром подозреваемый смог как-то спрятать его в той комнате.

Он мчится в комнату для допросов, чтобы поискать алмаз – а там уборщица наводит чистоту, видит приближающегося Монка, своего давнего врага, и чтобы удовлетворить его, со злобой переворачивает стол, чтобы вытереть столешницу снизу, и обнаруживает приклеенный жвачкой алмаз! И ей достается награда. Особенность характера Монка: требовать абсолютной чистоты и тщательной уборки, помогла отыскать пропажу. Эта его особенность не повисла в воздухе, она аукнулась в сюжете, сыграла свою роль.

Второй пример. Монк избран присяжным заседателем. Процесс завершен, присяжных запирают в специальной комнате, оттуда они не выйдут, пока не вынесут вердикт. И никто не может к ним войти. Среди присяжных – подруга подсудимого (она убила ту, которую выбрал компьютер, и воспользовалась ее паспортом), она вооружена, повязала всех присяжных заседателей и готовит похищение своего подельника. Как и водится в этом сериале, «гимик» тесно связан с характером главного героя. Помощница Монка проходит мимо дома, в котором на четвертом этаже находится комната с присяжными, поднимает глаза, видит, что жалюзи на окне висят криво. Она-то знает, что Монк ни в коем случае не оставил бы это без внимания! Он не сделал бы ничего, пока не добился бы, чтобы жалюзи висели, как следует. Значит, – совершенно резонно заключает помощница, – с Монком что-то случилось! Она бьет тревогу, полиция врывается в комнату заседающих и спасает Монка и остальных присяжных, ловит пособницу преступника и предотвращает его бегство.

Вот почему я твержу, что «Монк» лучший из нынешних детективных сериалов.

Вчера смотрел очередную часть из детективного сериала “The Closer” (в российском прокате – «Ищейка») с неподражаемой Кирой Сэнджвик в главной роли. В качестве «балансного наполнения» – детали из ее личной жизни: она ненароком услышала сообщение, оставленное незнакомой ей женщиной на автоответчик для спутника ее жизни. И вот ведя сложнейшее расследование, Бренда Ли Джонсон параллельно терзается муками ревности. Перед финалом это нечаянно подслушанное сообщение помогает ей раскрыть преступление: убила жена убитого, которая вот так же подслушала сообщение, оставленное на автоответчик жертвы.

Есть и другие правила, может, не такие строгие.

Существенное замечание: мы здесь говорим только о ремесле, не касаемся того, что называют Божьим даром, талантом, не касаемся вещей, которые не подаются разумному анализу. Талант – от Бога. Как писал Марк Твен, талант что деньги – есть, есть, нет, нет. И здесь ничего не поделаешь. У талантливого писателя детективный сюжет засверкает всеми красками, станет объемным, полным запахов и звуков. Образы у него выйдут выпуклыми, сама эпоха отразится в его романах. Более неожиданными будут повороты сюжета, более сложными – перипетии. Тоньше перо, изящнее стиль. Глубже – проникновение в психологию персонажей. Все это только улучшает детектив, но прежде всего должны быть выполнены основные правила, на которых я здесь и остановился.

Разумеется, в отличие от жизни, раскрываемость в детективах должна быть стопроцентной.

В упомянутой выше статье А. Вулис приводит девять заповедей детектива, предложенные английским писателем Рональдом Ноксом, активно писавшим детективы в первой половине 20 века. Вот они:

1. Преступник должен появляться в первых эпизодах, причем эта роль не может быть отдана герою, с чьими мыслями читатель познакомился;

2. Сверхъестественные и противоестественные силы в детективе недопустимы;

3. Не более одной потайной комнаты (коридора) на роман;

4. Излишни в детективе неизвестные человечеству яды (которые невозможно выявить при лабораторном анализе – Ю.М.) и приспособления, требующие в финале долгого научного комментария;

5. Не следует спекулировать на национальной принадлежности героя;

6. Ни случай, ни сверхъестественная интуиция не должны работать на сыщика;

7. Преступником не должен оказаться сам сыщик;

8. Глуповатый друг детектива Уотсон не должен скрывать своих мыслей;

9. Близнецы или двойники не вправе объявляться в детективе без предварительного уведомления.

Прочтем еще раз вместе.

1. Преступник должен появляться в первых эпизодах.

Неплохое правило, прислушайтесь к нему. Преступник должен засветиться где-то в самом начале. Он не может быть выхвачен из толпы на последней странице.

Причем эта роль не может быть отдана герою, с чьими мыслями читатель познакомился.

Не знаю, о чем тут. Я могу себе представить детектив, в котором читатели ознакомлены с мыслями преступника заранее. (Уже после того, как написал это, прочел детектив Агаты Кристи, в котором убийцей оказывается тот, от чьего лица ведется рассказ! Название романа помню; не привожу – чтобы не испортить удовольствие тем, кто еще не читал).

2. Сверхъестественные и противоестественные силы в детективе недопустимы.

Тоже хорошее правило. Я только однажды его нарушил – в повести «В замкнутом круге» (см. сборник «Приглашение к ограблению»). Больше нарушать это правило не буду и вам не советую. В принципе недопустим детектив, в котором среди возможных версий рассматривается и такой, что недоступен здравому смыслу, нематериален, потусторонен, где исполнителем преступления могут быть какие-то неземные силы. Почему же свой «Замкнутый круг» я отношу к детективу? Потому что там разрабатывается несколько конвенциональных версий, выдвинутая потусторонняя версия высмеивается и отбрасывается в самом начале, одна из нормальных версий благополучно оказывается верной, преступление раскрыто. И просто в самом последнем абзаце бросается как бы мельком фраза, опровергающая версию, которая только что получила название верной, и выдвигающая на первый план именно ту, потустороннюю… Думаю, такие кульбиты возможны очень редко, и никогда больше ничего подобного я писать не буду. Либо ты пишешь детектив, либо – научную (и ненаучную – никогда не понимал разницы между ними) фантастику.

3. Не более одной потайной комнаты (коридора) на роман.

Намотайте себе это на ус. Это не только о комнатах.

4. Излишни в детективе неизвестные человечеству яды и приспособления, требующие в финале долгого научного комментария.

Примите к сведению. Долго объясняя механизм преступления, вы потеряете читателя. Нокс не знал компьютеров – но это замечание и о компьютерных «раскрытиях».

5. Не следует спекулировать на национальной принадлежности героя.

Это очень важное замечание. Естественно, нельзя использовать в детективе расистские мотивы, например, нельзя обосновывать совершение преступления национальными или расовыми особенностями персонажа (Я знаю, кто убил! Вон тот, из племени мумбо-юмбо! Они очень воинственны!) И не следует делать из детектива политическую прокламацию. Спрячьте свои политические пристрастия подальше. Того, кто использует детективный сюжет для продвижения каких-то своих идей, я смело сравню с человеком, который приглашает в гости, чтобы протолкнуть свой товар. От такого уходишь с очень неприятным осадком на душе, чувствуешь себя обманутым – даже если стол был накрыт щедро, а главное блюдо было вкусным.

6. Ни случай, ни сверхъестественная интуиция не должны работать на сыщика.

А вот это и запоминать не стоит. Всякий нормальный сыщик от рождения наделен автором сверхъестественной интуицией. И случай ему вполне может помочь. Сыщик отличается от простого смертного тем, что второй пройдет мимо случая, оставит его без внимания, а сыщик его заметит и сделает надлежащий вывод.

7. Преступником не должен оказаться сам сыщик.

Почему? Я перевел с десяток неплохих фильмов, в которых виновником оказывался сам сыщик. То ли он убивал в прострации, то ли умело скрывал все от своих коллег.

8. Глуповатый друг детектива Уотсон не должен скрывать своих мыслей.

И пусть не скрывает. Надо же заполнить чем-то страницы романа до неминуемой развязки.

9. Близнецы или двойники не вправе объявляться в детективе без предварительного уведомления.

Хмм… Тут мне нечего сказать. Как хотите, так и поступайте.

Шекспировский «Гамлет» – детектив? Если да, то очень плохой. На первый взгляд есть все составляющие. Гамлет расследует, как погиб его отец – и находит убийцу.

Но почему это не детектив? Нарушен еще один главный принцип, настолько очевидный, что никогда не приходит и в голову предупредить: в самом начале Гамлет узнает из самого достоверного источника, что произошло – дух его отца ему рассказывает правду. И все, никакого детективного напряжения больше нет. Топтание на месте, самокопание, любовные коллизии, политические интриги, глупые монологи (самый глупый из них «Быть или не быть?» – но об этом в другой книге «Драма – великая обманщица»).

Сомнения, колебания, терзания, выбор, – все это хорошо в другом жанре, это уже не детектив. Поскольку первоначальная версия ни разу не была даже в шутку опровергнута на всем протяжении этой длиннющей и скучнейшей трагедии, то и детектива не получилось. В древних греческих трагедиях в прологе рассказывался вкратце весь сюжет, потому что тогда считалось, что главное не сюжет (они были всем известны), а то, как на этот раз автор трактует древний миф, кого выгораживает, кого осуждает и т.п. Не ставилась задача держать зрителей в напряженном ожидании.

Детектив – иной жанр, он посвящен именно интриге, процессу раскрытия преступления.

Вот недавний пример из израильской реальности. В Иерусалимский музей востоковедения вернулась ценная коллекция редких старинных часов (более ста «единиц хранения»), похищенных оттуда 30 лет назад. Были там и часы фирмы «Брегет» французской королевы Марии-Антуанетты, казненной в конце XVIII века. (А что такое брегет – не мне вам объяснять. Вспомните только Пушкина: «Желудок – верный наш "Брегет"», то есть, слово «брегет» во времена великого поэта было синонимом слова «часы»).

Израильская полиции долго и безуспешно искала пропажу, так и не смогла раскрыть преступление, сдалась, положила дело на полку. И сотрудники музея не чаяли уже увидеть снова эту коллекцию, стоимость которой оценивается в десятки миллионов долларов.

И вдруг месяц назад в музей позвонила женщина из Нью-Йорка, говорит, что знает, где находятся те часы, и готова за определенное вознаграждение указать место.

Короче, коллекция возвращена. Простая проверка показала, что звонившая – вдова человека по фамилии Дилер, который жил и процветал в Иерусалиме. Он известен полиции Израиля как дерзкий взломщик. И был даже однажды допрошен по этому делу. Но он предъявил алиби: «В тот день, когда похитили  часы, я был в Голландии, вот мой паспорт со штампом». Сейчас выясняется, что Дилер все-таки грабанул музей, тот штамп в загранпаспорте был поддельным.

Имеем ли мы детектив? Нет. Ни один из следователей не смог раскрыть его – даже приблизившись вплотную к разгадке (Дилер был допрошен). Никто не догадался отправить на экспертизу штамп в его загранпаспорте. Разгадку им принесли на тарелочке.

Но можно ли на этом построить детектив? Безусловно. Вывести вместо следователей-лопухов умного, вдумчивого детектива, «особу острого разумения, истинного доку по части разгадки неявного и ложноочевидного», который по каким-то незаметным обычному глазу деталям, по чьей-то оговорке, по перемене в поведении подозреваемого, по каким-то другим признакам сможет распутать это дело. (Мой знакомый перед репатриацией в Израиль «купил» в России водительские права. Здесь его тут же вывели на чистую воду и чуть не посадили. Корочки были настоящими, печать тоже. Но эксперт заметил, что подпись на правах поставлена ПОВЕРХ печати. А во всем мире печать принято ставить НА подпись облеченного правом подписи лица. Великолепный «природный» гимик).

Другой свежий пример. Злоумышленник подложил самодельное взрывное устройство под днище автомобиля человека, с которым хотел свести счеты. В качестве детонатора использовал свой мобильный телефон: позвонишь на него – и бум! Произошла накладка, бомба взорвалась, но слабенько так, телефон-детонатор почти не повредился. Полицейские следователи установили номер этого телефона и его владельца. Им оказался некто В., житель Бат-Яма. Он арестован, все отрицает, но его никто не хочет слушать. Дело скоро передадут в суд. Такой «гимик» из реальной жизни может лечь в основу детективного рассказа. Но лучше его усложнить – пусть выяснится, что телефон у него украл тот, кто подложил бомбу, и незаслуженно обвиненного в результате отпустят на свободу.

Нередко к авторам детективов выдвигают требования, не имеющие обоснования ни в биологии читателя, ни в особенностях жанра. Например, требуют дать в тексте какие-то подсказки читателю, чтобы тот имел шанс и сам разгадать загадку. Чепуха. Детектив – это не игра в шахматы с читателем, это увлекательное чтение для него; играть в шахматы может следователь с преступником. Например, все фильмы о Коломбо построены так, что зритель с самого начала знает, кто совершил преступление и как он его совершил, и следователю нужно только вывести преступника на чистую воду. Как и для чего тут давать зрителю подсказки? А такие подсказки напоминают мне старый анекдот: опоздавший к началу сеанса зритель не дал на чай проводившей его к месту билетерше, и та мстительно шепчет ему: «Убийца – вон тот в сером плаще и шляпе». Нет такого правила – подбрасывать читателю-зрителю намеки. Отстаньте. Не придумывайте правила на ходу, лучше возьмите хороший детектив и почитайте его. И скажите спасибо автору, что поработал для вас, поразвлек вас, помог отвлечься от вашей ипотечной ссуды, от поднимающего голову международного террора, от сезонного повышения цен на овощи и фрукты.

…Друзья сделали подлянку – подбросили несколько книг Марининой, сказав, что это детективы. Я доверчиво взял одну из них и стал читать с некоторой опаской. И вдруг на первых же страницах наткнулся на фрагмент, который заставил меня испытать приступ белой зависти. Автор вскользь упоминает об одном раскрытом героиней случае: сравнив частоту мелких краж в одном районе Москвы с таким же показателем в другом районе, она приходит к безошибочному выводу, что там завелся гомосексуалист, который снабжает девочек наркотиками, не беря с них плату секс-услугами, и тем приходится совершать мелкие кражи. Это помогло ей выйти на крупного наркодилера. Вот он, истинный детективный «гимик»! И не затасканный. И научно обоснованный. И легко объяснимый. Я обрадовался – меня ждет прекрасное времяпрепровождение за чтением замечательных, профессионально написанных детективов, в которых будут то и дело попадаться такие перлы.

Но дальнейшее чтение повергло меня в глубокое уныние. Все остальное в той книге никакого отношения к настоящему детективу как жанру не имело! Тот стат-анализ оказался случайным бриллиантом в куче мусора. Маринина нечаянно взяла в руки инструмент, которым она и должна была бы работать на протяжении всего романа, повертела его в руке, показала мне, читателю, подразнила – и отложила в сторону. Она не знает, чего ждет от нее истинный ценитель детективов! Книга полна «балласта», рассказа о привычках, симпатиях и антипатиях героини, перипетиях ее личной жизни, там множество акций, описаний образов и всевозможных историй. Она долго оттягивает развязку. Было бы хорошо, если бы наличествовала сама структура детектива. В книге масса действующих лиц, ты уже забываешь, кто за что там ответственен, кто кому кем приходится, кто что сделал. Гарнир, гарнир, гарнир. А где же котлета? Я добросовестно дочитал этот роман до конца, понял, что белая зависть была преждевременной. Взял другую ее книгу, стал читать – то же самое. Отбросил, не дочитывая. Это что угодно, только не детектив. И мой роман с романами Марининой закончился навсегда. Я полностью солидарен с Фридрихом Незнанским, написавшим: «Получился так называемый женский детектив, а это такая ужасная вещь». Впрочем, книги самого Незнанского я тоже не считаю детективами.

В ресторане мне подают мясное блюдо, хотя я заказывал рыбу на гриле. Я не хочу рассуждать о том, как это мясо приготовлено, много или мало в нем специй, каковы там пропорции составляющих, каков стиль или сюжет. Где моя форель?! Уберите вы от меня подальше этот бифштекс окровавленный! Может, это вкусно и полезно и питательно для кого-то, но я этого не заказывал, я этого не хочу. И не твердите мне, что шеф-повар – лауреат всемирных конкурсов. (Например, я терпеть не могу фильмов-ужасов, но никогда не буду ругать их или призывать к их запрету. Не мой жанр и все). Иногда у меня лежит душа к хорошему антрекоту (простите, к боевику), вот тогда я найду такую книгу и почитаю, выберу соответствующий фильм в Синема-сити. Но если я прошу рыбу, то будьте добры подать мне то, что я заказал. Или честно признайтесь: «Детективов не держим-с». И я пойду в соседний кабак.

Не профанируйте жанр. Не прикидываетесь. По мне плохонько написанный (с художественной точки зрения) настоящий детектив лучше самого распрекрасного со стилистической точки зрения боевика или фильма ужасов, или фантастики, или любовного романа, или городской или крестьянской саги. Вы хотите отобразить бурную жизнь новой России? Пожалуйста! Но при чем тут детектив? Это бурная жизнь сама по себе очень заманчивое чтение – если вы в ней разбираетесь, если вы честны, владеете материалом – фактическим или психологическим, если у вас есть дар писательский. Ты хочешь бытописать – бытопиши! Если это талантливое отражение эпохи – будет эпос, станешь Львом Толстым. Но когда неуверенный в своих талантах писатель пытается привлечь к своей книге внимание, снабжая подзаголовком «Детектив» – тогда не получается ни детектив, ни эпос, и идет профанация идеи и дискредитация жанра. Не детективный сюжет обслуживает бытописание, а бытописание призвано обслужить детективный сюжет – если ты пишешь детективы.

И не пытайтесь обмануть меня, взяв в главные герои работников милиции-полиции, или частных детективов. Мы, конечно, хотим что-то узнать об истинной работе правоохранительных органов. Это не будет детективом в классическом смысле, но такая книга станет бестселлером. Другой жанр, очень необходимый, возможно – даже больше, чем детективы. Но и здесь есть одно непременное условие: нужен честный рассказ об их работе. А подделки под это – вообще никому не нужны.