Номер 1(70)  январь 2016 года
Виктор Каган

Виктор Каган Времена не выбирают…
Лев Бердников – Евреи в царской России: сыны или пасынки?*

 

О тему «Евреи и Россия» истёрто едва ли поддающееся точному учёту множество перьев. Да и сам автор обращается к ней не впервые1. Осёдланный любимый конёк «вечнозелёной» темы? Отнюдь. Круг интересов литератора, филолога, культуролога Льва Бердникова, находящих выражение в его исторической эссеистике очень широк2. Думаю, здесь кроется один из ответов на поставленный вопрос, потому что встречи и пересечения разнообразных интересов как раз и образуют пространство, в котором исследователь может увидеть проблему сам и показать её читателю, не повторяя предшественников.

В книгу вошли некоторые очерки из предыдущих книг Автора и публиковавшиеся в периодике статьи, но композиционно она представляет собой новую целостность. В ней три части.

Первая посвящена отношению к евреям в периоды правления Ивана III, Алексея Михайловича, Петра I, Екатерины I, Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны, Екатерины Великой и Павла I. Каждая из глав – историческая панорама, в которой встречаются, сталкиваются, переплетаются характеры и обстоятельства, намерения и действия, не могущие ни обойтись друг без друга, ни достичь, как сегодня сказали бы, консенсуса противоположности. Как ни велик искус, исходя из „А как это для евреев?“, разделить правителей и времена на „хороших“ и „плохих“,показывает Автор, невозможно. При Иване III, цитирует он Ивана Лажечникова, « ... не было выгодной должности, которую не брали бы на себя потомки Иудины. Они мастерски управляли бичом и кадуцеем, головой и языком ... Во Пскове, в Новгороде и Москве шныряли евреи-суконники и извозчики, толмачи, сектаторы и послы ... В авангарде, из под общипанного малахая и засаленного тулупа торчала, как флюгер, отроконечная бородка и развевались пейсики, опушённые морозом». Но это было в начале его правления и он долго так или иначе покровительствовал евреям, а к концу « ... восторжествовали воинствующая нетерпимость и решительное непринятие иудаизма и евреев. Словами жид, жидовин стали называть совратителей душевных, испытывая перед ними суеверный страх. Это в годину Ивана Великого запылают костры очищения – аутодафе, в которых сожгут заживо в прах десятки так называемых жидовствующих – отступников от Христовой веры». Кто-то считает, что ересь жидовствующих была одним из клиньев, вбитых между евреями и славянами, кто-то – что это движение имело большое прогрессивное значение. Говоря о тишайшем прозелите Алексее Михайловиче (1629-1676), Автор замечает: «Конечно, царь Алексей был воспитан в духе святоотеческой традиции с её воинствующим антииудейским пафосом. Конечно, филиппики „богоубийцам-жидам, которых всем христианским людям ненавидеть должно“ были дежурными на официальных дипломатических приёмах в Кремле, а некоторые иноземцы утверждали, что в Московии к дикарям-самоедам, поклонявшимся идолам и соолнцу, относятся куда терпимее, чем к монотеистам-иудеям. И всё же образ порфироносного антисемита под воздействием фактов рассыпается, ибо <...> в узаконениях того времени запретов иудеям на пребывание и жительство в России не находится. И де-факто евреи приезжали и жили в стране без всякой утайки». К евреям ещё относились как ко всяким другим инородцам, без специальных запретов, ограничений, черты оседлости. Они появятся позже.

Трудно удержаться от подробного пересказа каждой главы, а то и страницы, но лучше читать книгу, чтобы вместе с Автором пройти по лабиринтам истории со всеми её деталями и вместе с ним почувствовать, пережить погружение в тончайшее переплетение сюжетов и их далеко не всегда предсказуемых, вычисляемых так наз. здравым смыслом взаимосвязей, из которых сотканы исторические контексты жизни евреев в России.

Вторая часть книги представлена литературными портретами Иегошуа Цейтлина, Константина Шапиро, Павла Шейна, братьев Петра и Павла Вейнбергов, Виктора Никитина, Моисея Маймона, Михаила Грулёва и Владимира Бурцева. Мне не стыдно признаться, что о большинстве из них я узнавал, читая эту книгу, а о немногих известных знал лишь очень поверхностно. Оставляя читателю удовольствие самостоятельной встречи на страницах книги с этими людьми, скажу немного о герое самого первого рассказа.

Иегошуа Цейтлин (1742-1821) «… был первым в России приметным еврейским деятелем, соединившим в себе глубокую раввинскую учёность со страстным стремлением приобщить своих соплеменников к российской общественной жизни». Он закончил иешиву в Минске, не прекращал изучения Торы и Талмуда, но знаниями торговать не хотел и решил зарабатывать на жизнь торговлей и предпринимательством, для чего вернулся в родной Шклов, бывший, говорит Автор, «метрополией русского еврейства, средоточием как раввинской учёности, так и научных знаний и идей Гаскалы в России». По торговым делам он бывал в Берлине, где сблизился с деятелями еврейского просвещения, познакомился и дружил с еврейским Сократом – Мозесом Мендельсоном, главным раввином Берлина Гиршем Лебелем, выдающимся лингвистом и толкователем Нафтали-Герц Вессели, провозвестником реформизма в иудаизме Давидом Фридлендером. В результате во взглядах Цейтлина сошлись идеалы еврейской интеллектуальной традиции и европейского Просвещения. Судьбоносной, говорит Л.Бердников, стала его встреча и последующая тесная дружба с князем Тавриды Григорием Потёмкиным, которому он подсказал идею о размещении евреев в отвоёванном у Турции Иерусалиме. Благодаря Потёмкину, он стал не только признан и богат, но и наладил связи с элитой российской империи, действуя по словам истрика О. Минкиной «методами неформальной коммуникации с представителями российской власти, защищая евреев от преследований, за что его стали называть Ха-сар Цейтлин, мудрец из Шклова. Когда Потёмкин умер, Цейтлин уехал в свой шикарный дворец в Устье, где создал бет-га-мидраш (высшая школа, место, куда изучающие Закон, собираются слушать Мидраш обсуждение и толкование Закона), где нашли приют многие известные учёные и толкователи. Не могу не упомянуть среди них знатока ивритской грамматики и полиглота Нафтали Герц Шульмана, писавшего стихотворные тексты на русском языке. У него было много надежд на ассимиляцию, но они рассыпались после утверждения Александром I в 1804 г. «Положения об устройстве евреев», закрепившего черту оседлости, сохранившего запрет на аренду и покупку земли, запретившего государственную службу и т.д. Да и то, чем обернулась ассимиляция для его собственной семьи – крещением в католичество сбежавшей с полковым лекарем дочери, в лютеранство любимого зятя и в протестантизм внука – тоже не придало энтузиазма. Он тяжело переживал это, но связей с крестившимся зятем и внуком не прерывал. Остаток жизни он посвятил изучению еврейской книжности, много пишет – его сочинение Хидушим бепилпул (Новые толкования) хранится в отделе рукописей РГБ – и «умер в доброй старости, насыщенный жизнью, богатством и славою, и приложился к народу своему». Не знаю, передал ли я хоть малую часть того, что изложено на восьми страницах и читается одновременно как большой том в серии ЖЗЛ и как приключенческий роман. Но надеюсь, заинтересовал читателя, чтобы он захотел прочесть эту главку полностью и погрузиться в остальные, ничуть не менее впечатляющие, часто драматичные истории.

Ротшильд, бедный Ротшильд, миллионщик бедный!
Точно так же умер в золоте и ты,
Как умрет поденщик, из-за лепты медной
Изнурявший силы, жертва нищеты.

В изобильи счастья, в неге ты купался,
На тебя, счастливца, любовались мы:
Королем червонным миру ты являлся
И давал червонцы королям взаймы.

Все твои богатства, миллионы целы,
Но их песнью звонкой уж не ты воспет,
И твой дом роскошный, ныне опустелый,
Возглашает грустно — суету сует!

Пышного владельца выжили чертоги,
Перешел он скромно в общий всем покой,
Где с великолепным Крезом — Ир убогий
Тлеют безразлично под сырой землей.

С скорбью я увидел дом твой — храм богатства,
Где гостеприимно нас ты угощал,
Где на пир Лукуллов выписные яства
Ты с концов всемирных щедро собирал.

Сад твой зеленеет тенью благосклонной,
В нем цветы как прежде радостно цветут,
Негой майской дышит воздух благовонный
И на ветках розы соловьи поют.

Но уж ты не внемлешь песням голосистым;
Розы, — их взлелеял ты своей рукой, —
Но улыбкой свежей, фимиамом чистым
Пережить дано им жребий твой земной.

Всей природы роскошь, все мирские блага
Ласково радели о твоей судьбе,
Но час смерти лютой, но Дамокла шпага
Пугалом висели также на тебе.

Верю, что, прощаясь с тем, что смертным мило,
Мог ты на расстаньи горестно вздохнуть,
И с дороги светлой тяжко, тяжко было
На проселок темный круто повернуть.

Знаю, вам, счастливцам, богачам-верблюдам,
Сквозь ушко иголки мудрено пройти,
Но ты ни таланты не держал под спудом,
Ни от нищей братьи дом назаперти.

В век наш златожадный, барышу послушный
Биржу — вавилонский столп и ты сложил,
Но смиренный в счастьи, нравом простодушный,
Ты не корчил знати, хоть и Ротшильд был.

Да простит богатство Бог тебе! а люди
Скажут с умиленьем по твоим следам:
«Памятью сердечной ты помянут буди
И служи примером прочим господам!»
1855

Сокращённым вариантом этого стихотворения П.А. Вяземского на кончину Карла Мейера Ротшильда открывается третья часть книги «Миллионщик бедный». Ротшильд в зеркале русской культуры. О династии Ротшильдов можно говорить много, а можно – ничего, потому что едва ли найдётся человек, которому это имя не знакомо. Её историю сравнивали с «историей вавилонской башни миллионов». А начиналась она в еврейском гетто Франкфурта-на-Майне, выходцем из которого был её основатель Мейер Амшель Ротшильд. Его главным заветом сыновьям была верность своей народу и иудейской вере. И они следовали завету отца, не только не скрывая, но и подчёркивая это – недаром их называли и королями евреев, и евреями королей. Фигуры противоречивые, как и отношение к ним. Их деньги обеспечивали им уважение даже таких , мягко говоря, не жаловавших евреев, персон как Ф. Булгарин и Н. Греч, но вызывали яростное непринятие у других, видевших в них плебеев, выскочек – тем более, из евреев. Для И. Аксакова, А. Хомякова, Ф. Достоевского и др. они были носителями и выразителями чуждого русскому духу начала – как писал малороссийский губернатор Н. Репнин: «Монополия есть цель всех Жидовских действий, от Ротшильдов до шинкарей, ибо в руках этого пронырливого и расчётливого племени она потом соделывает их властелинами торговли, промышленности, произведений земли и, наконец, правительств». Тогда же М. Магницкий по существу запустил на орбиту идею жидомасонского заговора, которая даже самые достойные деяния делала лишь подкупом публики, обманом, маскировкой, средствами продвижения евреев к власти. Со временем имя Ротшильдов обрело самостоятельную жизнь как имя нарицательное – воплощение и олицетворение бездушно-жестокого мира капитала, так что даже отдававший им дань уважения П. Вяземский написал:

Наш век – век звонкого металла,

Ему ль до звучности стихов,

До чистых жертв, до идеала,

До этих старых пустяков?

На бирже ищем вдохновений,

Там сны златые, бог страстей:

Кто миллионщик, тот и гений,

И Ротшильд – Байрон наших дней.

Л. Бердников прослеживает, как откликалось имя Ротшильдов в русской литературе, общественных и политических взглядах. Не будучи историком я не могу судить о полноте этой части. Но, судя по тому, как описываемое Автором звучит на новом витке исторической спирали сегодня в общественно-политической риторике и политике, мне кажется, что эта часть – завязка нового, более масштабного, широкого и глубокого исследования.

Список литературы насчитывает больше 300 наименований, подбор которых свидетельствует о книге как о серьёзном историческом исследовании. Кому-то она может показаться компиляцией – мол, пересказывает прочитанное. Однако, такой упрёк был бы несправедлив – это именно исследование, приглашающее к исследованию читателя. Во всём, что Автор пишет, звучит эта исследовательская работа, направленная не на оценки «хорошо vs. плохо», не на выявление и построение единственно верного понимания истории евреев в России, но на реконструкцию реальности-такой-как-она-была, ложащуюся в основу метода Льва Бердникова и делающую его почерк исследователя и писателя узнаваемым.

Две получившие наибольший публичный резонанс в начале нашего века книги на эту тему3, во-первых, небеспристрастны или, скажем иначе, по-разному, но идеологизированы, а во-вторых и в связи этим, обращение к конкретным судьбам и фактам скорее носит характер иллюстраций и аргументов, чем инструмента исследования. У Льва Бердникова во главе угла конкретика судеб конкретных людей в конкретных обстоятельствах и в тесной взаимосвязи этих переплетающихся конкретик. Не от мнения к поиску подтверждающих его фактов, а от исследования фактов к формированию не навязыемого читателю, но требующего его собственных усилий и выборов мнения. И бог, и дьявол в деталях. Автор обращается к ним, как бережный археолог, не глядя на них через призму предзаданных значений, но выводя из них значения и прослеживая связи между деталями, что позволяет видеть не только структуры, но и образуемые ими системы культуры. Это особенно важно, когда речь идёт о книге, охватывающей шесть столетий. Достаточно напомнить, что понятие личности появилось в Европе лишь в XVII в. и «Я» как слепок социальной роли стало постепенно сдвигаться к «Я» индивида: сегодняшнее и тогдашнее «Я» – два разных «Я», которые едва ли могли бы представить себя на месте друг друга. Слово «жид» меняло своё смыслонаполнение. Во времена Ивана III оно имело смысл преимущественно религиозный: жидовин это иудей, жидовствующие – обращающиеся в иудаизм. До определяемого по крови, форме носа, при помощи антропометрического циркуля жида было ещё далеко. Веру можно было сменить – не без того, конечно, чтобы оказаться своим среди чужих и чужим среди своих: для православных жид крещёный, даже достигавший жизненных высот, был, что вор прощёный, для иудеев он просто умирал для общины, а облик и генеалогию, сколько ни меняй имя и фамилию, не сменишь – бьют не по паспорту … Соотношения культуры и крови в определении этноса, нации, национальности и сегодня остаются предметом непримиримых споров, а история становления этих соотношений тем более трудна для анализа вне динамичных здесь-и-сейчас во всей полноте их контекстов. Но так или иначе российские евреи были не только объектами меняющегося отношения к ним, но и субъектами, по-разному в разные времена видевшими себя, людей, власть, общество и вступающими с ними в отношения. Судить о жизни евреев в России без учёта этого, исходя из сегодняшних представлений, было бы так же опрометчиво, как судить о защищённой в XVII в. диссертации по критериям диссертационного совета начала XXI в.

Всё будет, как должно быть, даже если будет иначе – говорили древние китайцы. Всё было, как должно было быть, даже если нам хочется, чтобы было иначе. «Времена не выбирают, в них живут и умирают» (Александр Кушнер) – и мы, и те, о ком пишет Лев Бердников. Каждый из них шёл своим Путём и прокладывал свои пути в жизни – такой, какая она была в контексте их времени. Еврей или не-еврей, юдофоб или юдофил, внутренне свободный или  склонный к клише чёрно-белого видения человек – все так или иначе простраивают своё понимание места и роли евреев в жизни. Академические рассуждения о том, что такое этнос, нация, национальность и т.п., что правильно или неправильно с точки зрения науки, тут не помогают – человеческие отношения не прикладная наука и каждый может найти в книге подтверждения своим убеждениям и предубеждениям. Но она и не направлена на убеждение и переубеждение. Она, скорее, исходит из сказанного М. Цветаевой: «… понять и есть принять, никакого другого понимания нет, всякое иное понимание — непонимание»4, предлагая читателю принять реальность времени и судеб такой, какой она была при жизни её героев вместо того, чтобы множить непонимания.

 

 


Примечания:

 

* - Лев Бердников – Евреи в царской России: сыны или пасынки? СПб.: Алетейя, 2016. – 432 с.  

1 Евреи в ливреях: литературные портреты. М.:Человек, 2009; Евреи государства Российского ( XV – начало XX в.в.). М.:Человек, 2011. – 488 с.; Jews in Service to the Tsar. Montpelier, 2011.

2 Счастливый Феникс: Очерки о русском сонете и книжной культуре XVIII – начала XIX века. СПб., 1997; 2-е изд. - 2013; Щёголи и вертопрахи. Герои русского Галантного века. М., 2008; Шуты и острословы. Герои былых времен. М, 2009; Русский Галантный век в лицах и сюжетах, Т. 1-2. Montreal, 2013 и нескольких сотен публикаций в России, США, Канаде, Англии, Израиле, Германии, Дании, Латвии, Украине, Беларуси, Молдове, часть из которых можно найти в Журнальном Зале - http://magazines.russ.ru/authors/b/berdnikov/.

3 – Солженицын А.И. Двести лет вместе. М.:Русский мир. Том 1 – 2001, том 2 – 2002 и С. Резник Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А.И. Солженицына. М.:Изд. Захаров, 2005.

4 – М. Цветаева. Собр. соч. в 7-ми т.т. Том 5. М.:Эллис Лак, 1994

 


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:7
Всего посещений: 2897




Convert this page - http://7iskusstv.com/2016/Nomer1/Kagan1.php - to PDF file

Комментарии:

Ян
LA, CA, USA - at 2016-01-21 09:52:41 EDT

Очень интересная и емкая рецензия, автор которой, Виктор Каган, проявляя глубокое проникновение в тему, справедливо отмечает такие достоинства книги Льва Бердникова, как ее исследовательский характер, так и «конкретику судеб конкретных людей в конкретных обстоятельствах и в тесной взаимосвязи этих переплетающихся конкретик». Удивительно это счастливое сочетание научной фундаментальности, библиографической точности и занимательности повествования, столь редкое в наши дни. Полностью солидаризуюсь с рецензентом.

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//