Еврейская манера
Рассказы
В бане
– Послушайте, вы, наверное, еврей!
– Почему я так думаю? А потому, что вы все
время спрашиваете, спрашиваете, спрашиваете!
– Вы тут первый раз? Нет, не может быть!
Чтоб человек в сорок лет – я не ошибся? – первый раз пошел в баню!
– Дома ванная? И душ? И мини-сауна? Да,
верю я, верю, что у вас повышенные удобства! И понимаю, что вы от них
оторвались только для того, чтоб спрашивать!
– Что? И помыться тоже? Ну, так мойтесь,
уже! Может, случайно воды в рот наберете и помолчите слегка! Как шкафчик
закрыть? А позовите того йолда в трусах и с крючком. Он закроет!
– Нет, он ничего себе не возьмет! Нет, он
потом опять откроет! Нет, он на обед не уходит! Нет, это бесплатно! Ой,
слушайте, я ж уже говорил вам, что вы еврей!
– Нет, совсем не еврей? Даже наоборот? А с
виду почти приличный человек! –
Что вы, и не думал обижать. Я же сказал «почти приличный», а не «еле-еле
поц»! – Уже не сердитесь? Вот
спасибо! А то я так волновался, так нервничал! Нервничать вредно? Не может
быть! Кто вам сказал? Сами знаете? Откуда? А вы врач? Ой, как мне повезло!
Я как раз в поликлинику собирался…
– Тут баня, а не поликлиника? Что вы
говорите? Никогда б не подумал! Как хорошо, что вы мне все объяснили! Так
вы говорите, тут баня? Ох, доведется, все-таки, на старости лет помыться!
– Вы просто хотели сказать, что в бане
моются, а не лечатся? Истинная правда! Вот видите, как вы быстро все про
баню схватываете? Как мне повезло встретить умного человека, который все
знает! – Какие шуточки? Разве с
человеком с таким образованием можно шутить?
– Куда теперь идти? Куда хотите! Можно в
ту дверь, а можно даже в эту! Нет, это не парная. Это выход на улицу! Не
хотите в таком виде? Ваше право! Да-да, я б на вашем месте не рисковал.
Мало ли кого встретишь… – Что я
вам голову морочу? Оставьте! Вы мне морочите много ниже, и то ничего!
– Не сердиться? Ладно. Пока не буду!
– Что у меня болит? Ничего не болит,
тьфу-тьфу-тьфу! Зачем ищу доктора? Из принципа!
– Что у меня в руках? Разве не видно, что
веник? Что-о? Зачем в парной березовый веник? Чтоб подметать, конечно!
Чтоб быть не хуже людей! Видите, какие у них веники потрепанные?
– Нет, тут так принято! Приятно же мыться
в чистоте! – У вас нет веника?
Ах, какое горе! Подметете тогда в следующий раз!
– Ремонт заканчивается, и вы больше сюда
не придете? Как порядочный человек желаете быть не хуже других? Нате, нате
мой веник! Метите! – Молодец!
Стараетесь! Чего люди смеются? Наверное, им весело! Не обращайте внимания!
Шопен, Шопен…
– Слушайте, а кто такой этот Шопен,
что мы все обязаны его слушать?
– Композитор? А на чем он играет?
– Умер? Тоже? Ну, царствие небесное,
хороший был человек! Откуда я знаю? Ниоткуда. Меня бабушка так учила. О
покойниках только хорошее! Или вообще молчи в тряпочку.
– Мудрая? Спасибо, я ей передам! – Нет, что вы, конечно
ее уже с нами нет. Но я, когда прихожу на могилу, всегда с ней
разговариваю. – Как
разговариваю? Рассказываю про всех наших, совета прошу…
– Отвечает? Ну, это, как сказать… Конечно
отвечает, но не так, как вы думаете.
– Ничего вы не думаете? Значит решили, что
я немножечко сумасшедший. Ни, Боже мой! Конечно, все мы немного мишигине.
Но я, так сдается, не больше других. Впрочем, если у вас другое мнение…
– Нет, нет, что вы, я не обижаюсь.
Наоборот, в таком месте, раз уже некуда деваться, приятно поговорить с
интеллигентным человеком. Вот вы даже Шопена знаете. И, наверное, этого, –
как его? – Моцарта! – Я тоже
знаю, раз говорю? Но я ж только имя знаю. Или фамилию. Моцарт – это же
фамилия, правда? – В школе
проходят? Ох, наверное, когда это в школе проходили, я где-то в другом
месте был. Где? Ну, мало ли где может быть энергичный мальчик во время
уроков! После школы? О, у меня это «после школы» наступило лет в
четырнадцать и тянется до сих пор!
– У вас высшее образование? Это, наверное,
хорошо. Точно хорошо? А почему? Разве хорошее образование в нашей стране
гарантирует хорошую жизнь? Кстати, а у вас хорошее образование?
– Гуманитарное? А что это такое?
– Вы историк? И много вы историй знаете?
Одну? И чему вас учили? Историй много! Для каждого поколения, как минимум,
своя! – Я эти глупости от
бабушки узнал? Да, от нее. Но это не глупости! А факт! Вы ж при советской
власти жили? И что делали? Историю преподавали? В институте? В
политехническом? Но в технических вузах читали, я слышал, не просто
историю, а историю КПСС. Ее и преподавали? Но тогда вы, наверное, и в
партии состояли? – Ваша большая
ошибка? И сколько лет вы при вашей ошибке состояли?
– Ну-у, двадцать лет ошибаться – это уже
привычка. А привычка, как говорят, вторая натура!
– Не умничать? Куда мне? Это ж у вас
умственное образование, а не у меня!
– Не будете со мной разговаривать? Тогда с
кем мне за похоронную музыку для нашего соседа рассчитываться?
– С вами? Все-таки заговорили… Сколько с
меня? Вот, пожалуйста. На чай не даю.
Вы ж, наверное, кофе пьете.
В аэропорту
– Да, конечно, свободно! Что я,
по-вашему, весь столик займу? Да, присаживайтесь, присаживайтесь. Хотите
пить? Наливайте себе минералку, а водку сейчас принесут…
Шучу. Перед дорогой я ни-ни!
– Куда лечу? В Израиль! Насовсем? Что вы!
Я еду погулять! – В моем
возрасте? В моем возрасте только и гулять! На именинах, на свадьбах, на
похоронах… Ах, как хорошо гуляется на отдельных похоронах!
– Нет, в Израиле я, слава Богу, буду
гулять на свадьбе! Кто женится? Внук! Да, у меня уже есть внуки. И внучки,
чтоб они были все здоровы. А материально я их как-нибудь обеспечу, хоть
они живут в Америке-Канаде-Израиле.
– В Германии? Нет, в Германии мои
родственники и даже знакомые жить не могут. Не могут и все. Что? Совсем
другие люди там живут? Наверное. Но страна та же! И закончим на этом.
Иначе у меня пропадет аппетит. –
Что буду заказывать? Конечно свиную отбивную! Телячью не надо. Ее мне и
там подадут. Скажут, что кошерная. Я не против кошерного. Но из всех
кошерных блюд обожаю только водку.
– Нет, что вы, кошерное я тоже ем. Там!
Оно даже вкусное бывает. Но я ж с Одессы. А у нас любят жирное, жареное и
много! – Нет, что вы? В Израиле
тоже много. Даже слишком. Там если на столе имеется квадратный сантиметр
свободный от еды, хозяйка от позора рвет на себе волосы. В Израиле всегда
хотят кушать и обожают угощать. Разве мне при моем весе и в моем возрасте
можно столько еды? А они наперебой говорят, что мне это необходимо. И
клянутся здоровьем детей и – что много хуже! – внуков! Попробуй не съешь!
Скушают тебя. И всех родственников оповестят, что ты в доме своего
двоюродного брата отказался от куска рыбы-фиш! А не дай Бог это до Одессы
дойдет? Со мной же соседи здороваться перестанут! Крутись потом…
– Уже хотите в Израиль? Поехали! Я
приглашаю! – В следующий раз?
Вам так необходимо на недельку в эту Америку? Там же поговорить не с кем!
А раз не с кем говорить, то с кем тогда договариваться? Весь мир стоит на
том, что люди договариваются. –
Уже бежите? Ваш рейс? Тогда до встречи! Человек с человеком… Вот, кстати,
моя визитка! – Ну, да – это я!
Да, я ее муж! Да, у нее есть тетя Циля! Так вы сын тетицилиного
двоюродного брата со стороны папы? Очень приятно! Как хорошо даже в
аэропорту за столиком задрипаного ресторана встретить родную душу!
Кредо
– Сказать какое-такое мое кредо? Ох, и слова же вы
знаете! Кредо… Что бы это значило? О-хо-хо-о… Ну, допустим: – Скажи, что
ты хочешь, и я скажу, кто ты такой! – Не ново? Разве всегда нужно, чтоб
было ново? Поймите, что новые, например, туфли всегда жмут. Даже, если их
сделал я. Правда, потом, чаще всего, это проходит. – Причем тут туфли?
При том, что без них как-то неудобно выйти из дому. Так что, хочешь-не
хочешь приходится надевать. Желательно старые, привычные, но приходится и
новые. Что я хочу этим сказать? А то, что новое появляется только по
необходимости. Когда старое сносилось и его надо выбросить. И примерить
это самое – новое. Хотя бы ради того, чтоб в доме было тихо. – Нет,
конечно. У меня в доме не всегда тихо. Ох, не всегда. Но бывают моменты.
Бывают. – Жена? О, жена, чуть что, молчит. Вы думаете, что тихо – это,
когда все молчат? Это ошибка. Тихо в доме – это, когда все кричат,
смеются, шумят, короче. А плохо – это, когда обижаются и не хотят с вами
разговаривать. Бывает тихо, конечно, только редко. А часто? Часто тоже
бывает… Дети-то разъехались. – Нет, у них не свои квартиры. У них свои
страны. Это старому отцу, который их на ноги поставил, хорошо тут. А им
плохо. Что мы? Ездим, конечно, в гости. По очереди. Вместе? А с животными
кто останется? Нет, мы своих животных чужим людям не доверяем! – А дети
к нам? Приезжают, конечно, но видно, что нехотя. Отбыли номер и домой. Да,
у них именно там уже дом. И друзья, и работа… А тут только старые родители
и могилы, которые уже никому из них не нужны. – Я пессимист? Я –
практик! Я все постигал на своей шкуре. И тюрьму, и суму, и медные трубы.
И знаете, что самое смешное – мне всюду было хорошо. Да, и в тюрьме! А
потому, что и там я занимался тем, что умею и люблю. Шил обувь. Кстати и
капитал, чтоб маленькую мастерскую открыть, там скопил. – Там деньги не
ходят? Конечно, не ходят. Они там бегают! Туда-сюда. Туда-сюда! Главное,
от них не уворачиваться. И не хапать то, что летит не к тебе! Впрочем, это
и на воле необходимо. – Да, вы правы. В моем возрасте уже прилично
носить лысину. И седины побольше не мешает. А то бес, который в ребро, уже
превратился в дятла. И стучит, стучит, как мой бывший сосед в органы. –
Почему бывший? А я больше там не живу. А он? Живет. Что ему сделается?
Отомстить? Оставьте. Я сапожник, а не этот, как его, граф Монте-Кристо!
– Да, брови подстригите! А то я на бывшего вождя стану походить. Какого
вождя? Брежнева! Как женщина? Леонид Ильич Брежнев женщина? А кто такая
Вера Брежнева? Певица? Из виагры? Девонька, из виагры совсем другое
получается! – Группа такая? Нет, не знаю. – Вы с какого года? С восьмидесятого? Ох, что эта
жизнь вытворяет – у разных поколений совсем разные Брежневы! – Спасибо,
деточка! Вы хорошо меня постригли. Нет, сдачи не надо! Да, конечно, стану
заходить.
О футболе
– Люблю ли я футбол? Еще как! Меня
папа покойный с трех лет на матчи водил. Я еще ничего не понимал, даже то,
почему так много людей кричит про какого-то голого.
– Сколько людей? Ну, стадион всегда полный
был, даже когда играли с «Шахтером» из Горловки. А вмещал сорок три
тысячи! – Сейчас столько не
ходят? Ну, это понятно! Нет, играют, наверное, не хуже, но… Я не уверен,
что те горлопаны, которые вместо нас сели, вернее, встали на трибуны,
знают по фамилиям всех игроков своей команды. А мы знали всех! Потому что,
они были наши! И Дубина – Двоенков, И Вася Москаленко, и Кот – Котя Фурс,
и Тарзан – Альтерович, который даже с двух метров не мог попасть по
воротам. Повторяю, они все наши были. И Манечка – Спивак, который дневал и
ночевал в офсайде, и Валет – Валик Блиндер, и Курица – Юра Заболотный.
Слушай, у меня нет времени всех перечислять!
– За кого я болел? За ОДО. И за СКА, когда
ОДО в СКА переименовали. А за «Черноморец»? Только последние мои
стадионные лет десять. – Что
значит «стадионные»? Это время, когда я еще ходил на стадион. Нет,
категорически не хожу! Потому, что я с теми отморозками на один гектар не
сяду, не то, что на трибуну. Они ж приходят не поболеть, а поорать,
поломать что-то, поджечь. А уходят толпой и бьют стекла, переворачивают
машины… Выиграла команда – они бесчинствуют от радости, проиграла – просто
бесчинствуют… – Что я к ним
имею? А что вы имеете к тараканам, например? Но вы же их выводите! А этих,
наоборот, разводят! Сейчас еще новые появились – нацики. Так тем уже ни
русские, ни евреи не подходят! В кои веки, заметьте, русские с евреями в
одной лодке оказались. И не в той, что «Двести лет вместе», а в настоящей!
– При чем тут футбол? А при том, что пока
туда ходит это, простите, поколение, которое никак не хочет потеряться,
приличные люди туда не ногой! Раньше на футбол детей брали, а теперь
только водку, пиво и факелы с ракетами. А язык! Они хотят говорить –
причем все! – на родном языке, а говорят исключительно матом. Это и есть
их язык? Так я его не желаю слушать. По крайней мере, в таком количестве.
– Не люблю нынешнюю молодежь? Так разве
это молодежь? Это горлопаны, которым нечего делать. Учатся они за деньги,
буянят за за деньги. А на футбол ходят оторваться. Я раз у такого на
улице, когда они буквально на пару секунд замолчали от своих кричалок,
спросил: – Какой счет? – Так знаете, что он мне ответил?
– А хер его знает! – и отмахнулся. Мол, не
мешай, папаша, видишь же, человек делом занят! – Бывает и другая
молодежь? Возможно… Отдельные экземпляры попадаются, но в массовом порядке
не встречал. Куда я хожу? На выставки хожу, в театры… Нет, на рок-группы
не хожу! Что-то мне кажется, что это – то же самое, что и футбол. На Верку
Сердючку? Слушайте, я конечно стою вместе с вами в очереди к
невропатологу, но не потому, что я мишигине, а потому, что раздражаюсь
быстро. Так что, вы меня о чем-то хорошем лучше спрашивайте!
Почему бы не поговорить?
– Почему, если кто-то хочет выпить, то это должно быть
за мой счет? – Нет, мне денег не жалко, особенно для друзей, но куда ни
зайдем, посидеть, поговорить, за коньяк всегда плачу я. А за кофе кто-то
другой… – Что? Ты и за чай платил? Гусаришь, брат! – Главное, теперь
все вокруг упирают на то, что это уже традиция. Мол, традиции надо
уважать. И я их понимаю! Вчера зашли в кафе «просто поговорить», сегодня…
Я им, что миллионер? Или нельзя поговорить на лавочке на бульваре или в
горсаду? Пошел я к врачу, понятное дело, другу детства, и говорю: ¬–
Давай сделаем традицией мою больную печень! – А он возражает: – Ты все, –
смеется, – перепутал: голова у тебя больная, а печень, наоборот, вполне
здоровая! – Что же мне делать? – спрашиваю. А он, якобы задумался. А
потом и говорит: – Это надо обсудить! Обсудили… Еле домой пришел.
Да-да, пришел! Доктор же простой коньяк не пьет, ему подавай армянский!
Так что, на такси денег не осталось! Наутро звонит, ругается: – Если бы
я знал, что в этом заведении кофе по пять долларов чашечка, в жизни бы с
тобой не пошел! Это он намекает, что на прощание мы по чашечке кофе за
его счет выпили… – Хорошо, – отвечаю, – я теперь стоимость кофе заранее
узнавать стану! – Еще и профессору на меня наябедничал! Нет-нет,
профессор не медик! Он, как это,… филолог. Он Толстых по имени-отчеству
различает. И Пушкиных, кстати, тоже! Потому что, когда мы в буру да
шестьдесят шесть резались, он книжки полезные читал. Одну я даже помню.
«Золотой осел» называется. Звонит этот профессор мне и протокольным
голосом объясняет, что у врачей зарплата маленькая, незачем их в
заведения, где кофе по пять долларов водить! – Ну, погоди! – как волк,
думаю. А сам и говорю: – Это обсудить надобно! Профессор сразу
оживился. – Куда пойдем? – спрашивает. – Знаю я тут одно местечко… –
говорю! – Но кофе там не варят! – Ну, и не надо! – радуется. И зря радуется, ох, зря! Чай там замечательный, если
на баксы перевести, то по десять-пятнадцать баксов чашка. А ничего другого
там и не подают!
У нас еще четвертый друг есть. Он всегда, когда эти двое шалопаев на меня
жалуются, мою сторону держит. – Что, у тебя корона упадет, – врачу
говорит, – если вместо армянского станешь пить «Шустов»? Я и размякаю.
На свою голову. Потому что он сразу же предлагает: – Пошли, посидим,
юность вспомним… – Когда мой длинный язык довел меня до цугундера, они
по очереди повадились к моей жене ходить. Придут, посидят пять минут,
выпьют чашку кофе или чая и… уходят. А она стала вдруг деньги находить в
самых неожиданных местах. Нагнется ложку поднять, а под столом десятка
лежит. Полезет в буфет, а там четвертной к банке с вареньем прилип. Она,
дурочка, сперва думала, что это случайность. Потом… А деньги по квартире
валялись до самого моего условного досрочного… – Странно, уже седьмой
час, а никто не звонит.
Неужели со мной уже и поговорить не о чем?
На новом…
– Где, интересуюсь, вы копали картошку? У себя в
огороде? Винницкая область? Вот не знал, что в Винницкой области у нас
золотые прииски! Это, наверное, большой секрет! – Какие прииски? Я же
сказал: золотые! Простая, обыкновенная картошка столько стоить не может!
– Доллар подорожал? А-а, тогда все ясно. У вас в Ласвеговке теперь самогон
для души и навоз для удобрений только за твердую валюту отпускают. – Не
нравится – не брать? Так я уже и не беру. Хорошо, пойду дальше. Ой, мадам,
судя по вашему прононсу, вы не с Ласвеговки, а, наоборот, со Слободки!
– Шо я имею против Слободки? Ничего. Просто удивляюсь тамошним докторам.
Каким докторам? Ну, психиатр для вас трудное слово… Ну, тем, докторам,
короче, которые лечат больных на всю голову. – Почему я им удивляюсь?
Не им, а на них? А потому, что выпускают кого попало, а потом картошку не
укупишь! – Уйти без несчастья? У вас справка есть? Ладно. Бывайте
здоровы и материально обеспечены. Что я имею в виду? Чтоб у вас всегда
было здоровье и деньги, а мне нашлось с кем поговорить! – Куда я уже
иду? Искать картошку, сделанную из картошки, а не из золота! Взять у вас?
По цене картошки? С удовольствием. – Почем ваша зеленая трава? Это
зелень? Я знаю, но меня один человек по имени Карцев учил, что зелень –
это исключительно доллары. Но я хочу только траву. Так и купить? Хорошо. А
сколько стоит? Ой, кажется, я забыл гривны дома. А зеленью возьмете?
Почему не меняю? А где? У Любы чай-кофе-капучино или Саши все-для-бритья?
А в пунктах? Нечестный курс? Уже иду к Саше. – Купить ваши помидорчики?
Спасибо. Из всего турецкого я люблю только пляж и рахат-лукум! Не из
Турции? Из Турции только ящики? Слушайте, вы до того, как пойти торговать
на Новый, работали доктором? Нет? А почему же вы тогда меня лечите? –
Эй, товарыщ, почему ваша морковка вся в земле? Можно же и помыть!Корейцы
же моют! Нельзя? Почему? А-а, вы отпускаете исключительно точный вес. Так,
мне нужен килограмм, поэтому взвесьте полтора! – Почему эти грибы стоят
двадцать гривен, а эти пятнадцать? По двадцать вчерашние? А по пятнадцать?
Сегодняшние? Ничего не понимаю! Вчерашние хорошо покупали? И? Никто
жаловаться не пришел? Ну, и? А-а, понял! А может они тово… От этих грибов
максимум понос? А минимум?
– Где этот Жванецкий? До чего раков довел! Сделал им рекламу и убежал в
Москву! По три, по пять… Какие цены были! Сейчас эти цены уже антиквариат!
Когда это за литр пива надо платить столько, сколько за одну клешню от
рака!
– Вы пиво не пьете? Почему? Вредно для печени? Кто сказал? Шофер рыбной
цистерны? А что полезно он не говорил? Портвейн таврический? Ясно. Теперь
буду знать. – Мне кило моченых яблок. Вот этих. Да, конечно, и рассол
налейте. Теперь капустки этой пол кило и этой с клюквочкой кило. Огурцы не
надо. Бочкой сильно отдают. Помидорки… Вот эти, махонькие. Да-да,
потверже. – Ой, нет, девочки, не могу. Черемшу в другой раз. Я ж еще в
мясном корпусе не был, а вы ж понимаете, сколько я там оставлю, если жена
хочет пожарить битки, а я сварить холодец!
Мясной корпус
– Почему я хожу сюда без жены? Потому что я люблю
торговаться для удовольствия, а не из принципа и покупать то, что хочу, а
не то, что меня уговорят. Вот вам, например, нравится торговаться? – Я
так и думал. А-а, конечно-конечно, это развлечение. И… Что? Квалификацию
сохраняете? О, это уже практически научный подход. – Работали в НИИ?
Ведущим инженером? – Нет, мадам, я не хочу смотреть на ваше мясо! Ни
под прилавком, ни на прилавке, ни даже над прилавком! Что я хочу?
Поговорить с человеком. Поговорить с вами? У меня нет для этого ни
терпения, ни опыта. И желания тоже, извините! – Да, так вы говорите в
НИИ… Я сразу догадался, что место продавца копченостей не пик вашей
карьеры! – Ведущий инженер в какой, если не секрет, отрасли?
Автоматизация процесса очистки в сахарной промышленности? Ну, для меня это
темный лес. А что очистку сахара теперь не производят? Не производят
сахар? А-а, все ясно. НИИ закрылось, а устроиться не удалось… Понимаю…
– Нет, мадам, я ничем у вас не заинтересовался, кроме, когда вы усохнете
свой рот. Тут школа в двух кварталах, вы громко смущаете детей учиться! Те
новые слова, что вы до них через эти два квартала все-таки доносите,
директор школы им не простит! – Вы не согласны? Ну, это как-то сразу
слышно! И вообще, если вам скучно, наймите себе оркестр из похоронного
бюро. Говорят там дешево и без претензий. – Так на чем мы остановились?
А, да-да, на том, что НИИ закрыли. Потом, наверное, грузчик на вокзале,
челнок, реализатор… – Все, кроме челнока? Почти угадал. Собственно, что
там угадывать… Наверное, обидно? – Теперь нет? Почему? Много
зарабатываете? И пенсия? И совсем на прежнюю работу не тянет? Тянет? Рад
это услышать. Не люблю в людях разочаровываться. – Да, мне эту палочку
балыка. Сколько? Кило двести? Тогда еще эту! Гулять, так гулять! Вторую не
надо? Почему? Она для других людей? Ясно… Взять вот эту? Как скажете!
Теперь еще окорок… – Мадам! Мне скучно слушать ваши восклицания. И вы
мешаете коллеге работать. Нет, он не калека! И не инвалид! Скорее инвалид
вы, мадам, причем, не группы, а труппы! – Нет, зельц не надо. А
кровянку, пожалуй, возьму. Вот, пожалуйста, без сдачи! Спасибо! Буду
заходить. А теперь представьте, что и как я бы купил, если б пришел с
женой? – Нет, мадам, я уже все купил! У вас? Я что себе враг? Нет,
враги у меня есть. И я их с вами познакомлю! Приятной торговли, мадам. И
никому не говорите вслух, что вы торгуете свининой. Люди решат, что вы
торгуете собой! И станут вас называть плохим словом.
В театре
– Почему я так сильно хлопаю? Потому что, мне очень
понравился спектакль. Что тут может нравиться? Актеры, а о драматурге и не
говорю. Правда, не так понравилось то, как актеры понимают свои роли. –
Это называется трактовка? Спасибо. Буду знать! Не прибедняться? Что вы?
Вам показалось! – Из какой я газеты? А не из какой! И не из журнала!
Свободный художник? Ну-у, скорей, свободный сапожник… Но кто оценит? –
Вы оцените? А мне казалось, что вы как-то агрессивно настроены. – Когда
кажется, что-что делают? А-а… Знаете, мне это самое делать, во-первых
бесполезно, а во-вторых, могут не так понять! – Так, что я понял в
пьесе? А то, что скверный, но очень усталый старик вообразил, что его
дочки лучше его и отдал двум из них все, что имел. А третьей не дал
ничего, вообразив, что та его не любит. Правильно вообразил. Такого
мусорного старика любить не за что. Но старшие умели притворяться, а
младшая нет. Но она, хотя бы, старика уважала. Все, как в наше время… –
При чем тут наше время? При всем! Мораль вам читаю? Нисколечки! Ладно,
смотрите: что двигает поступками человека? Деньги. Или власть, которую
дают деньги. Или любовь. Или ненависть, которая даже сильней любви. Это
есть всегда! А теперь посмотрите на вашего Лира… Кстати, фамилия странная.
Он случайно не еврей? Нет? Ну, ладно. Так ему и надо! Что двигает этим
сумасшедшим злым стариком? Он хочет иметь власть, но, при этом, чтоб все
его любили! – Откуда я все это взял? А смотрите: он отдает понарошке
царство, а рыцарей себе оставляет. Чтоб все, если не понравится,
переиграть. Думает, поеду с бандой своей к одной дочери, погуляю,
поправлю, а потом к второй тоже порезвиться… Кстати, Ельцин, если помните,
власть отдал, а кабинет в Кремле себе оставил. Мол будет приезжать,
работать… Много он в том кабинете бывал? – Не отвлекаться? О, вам уже
интересно? Что дочки сделали, когда свои доли царства получили? Рыцарей
папиных разогнали! И правильно. Кому интересно ждать, что тебя с царства
попрут, если слово, не дай Бог, не то скажешь! А потом сделали так, что
этот Лир сам из дома, то есть, дворца сбежал. – Почему преследовали? А
у него сторонники оказались! Младшая тоже… Решили тогда по старому
принципу… Какому? Нет человека – нет проблемы! Этот принцип Сталин
придумал? Ошибаетесь! Принципы никто не придумывает! Они просто есть!
Всегда… – Кто самый худший из всех героев? Конечно, ваш Лир! Если б он
не чудил, не экспериментировал, то все, хоть временно, но остались бы
живы. Почему временно? А потому, что Лир старый. И за наследство сестры бы
все равно передрались… Жалко их… – Почему старших сестер жалко? А они,
в конце концов, умирают не из-за политики, а из-за любви! Хоть и к плохому
человеку, но все же… – Оригинальный взгляд на Шекспира? Зато мой! Я вам
очень помог? Чем это, интересно? Трактовкой? Используете? А кто вы,
собственно, такой? Главный режиссер соседнего театра? А-а, стало быть, вы
тоже Лира ставите? Только что решили? Вот как. Тогда желаю вам столь же
быстро поставить. А я приду смотреть. Непременно!
Хэсед, очередь
– Как мне это нравится? Что именно?
Вид из окна? Фикус? Ваш галстук?
– Международное положение? А что,
придумали новое положение? Не лежа, не сидя, не стоя? Вы специалист по
неокамасутре? – Пенсионер? А до
пенсии? Бухгалтером в ЖЭКе? О, тогда у вас должен быть очень широкий
кругозор. Не жалуетесь? И правильно! Простите за нескромный вопрос: - А
где вы информацию, так сказать, черпаете? – По телевизору? О,
тогда вы просто набиты… интересной и, главное, правдивой информацией! Но я
не имею сейчас никакой возможности ее воспринять! Увы, даже в вашем
изложении. – И про свиной грипп?
Это же надо! Скажите, а свиньи ветрянкой не болеют? А коклюшем? Что? Мне
смешно, а двадцать два человека во всем мире умерли? А вы не в курсе,
сколько людей умирает от рака? А от СПИДа? Неинтересно? Я так и думал…
– Я напрасно пренебрегаю международной
эпидемиологической обстановкой? Ясно! Я должен немедленно надеть марлевый
намордник и поинтересоваться насчет удачного места на кладбище. Кстати, а
вы, почему без намордника? –
Что? Я обозвал вас собакой? Даже сукиным сыном? Но я точно помню, что
подобного не говорил. И вообще в вас нет ни малейшего сходства с собакой!
Кстати, я собак очень люблю! –
Где я работаю? А зачем? Анкету для получения мацы заполнить? И
национальность? Скажите, а итальянцу, например, мацу не продадут? И
грузинам? Господи, как же эти люди будут дальше-то жить?
– Не их праздник? А что мацу только по
праздникам едят? А я не знал. И ем ее, чуть ли не через день. То в
яичнице, то с салом… – Как это?
Берете пластинку мацы шириной четыре сантиметра и длиной десять и шесть
десятых сантиметра и мажете тонким слоем горчицы. Некоторые любят аджику,
но я вам не советую. Сверху кладете сало той же длины и ширины, но
толщиной два и восемь десятых миллиметра. А уже на сало половинку
маринованного огурчика. Не перебивайте! Бутерброд берете в левую руку, а в
правую стопку водки. Выпиваете, а потом – только потом! – закусываете!
– Уже убегаете? Сказать, что раз я ем
сало, мне давать мацу не надо? А-а, бегите, бегите… Вот, чтоб не
перепутали, моя визитка. – Уже
вернулись? Вас выгнали? И из волонтеров? Я виноват? Скрыл от вас, что
спонсирую тут несколько программ? Не понял. Что я должен кричать об этом
на каждом углу? Углов не хватит.
– Почему, как все, стою в очереди? А
почему нет? Я такой же человек… Не такой? Золотой?
– А сало? Мне можно?
Ну, вот! Главное, что вы разрешили. Теперь я спокоен!
В поезде
– Куда я смотрю? В окно! Зачем? Потому что, мне
интересно!
– А почему, собственно, я должен смотреть на вас? Вы со мной
разговариваете? А вам не все равно: смотрю я на вас, не смотрю? Я должен
не только смотреть, но и отвечать? Как я могу отвечать, если я никого не
знаю из тех, о ком вы говорите. – Расскажете? Слушайте, я сел в этот
дизель для того, чтоб иметь покой, а не для того, чтоб слушать про чужую
мишпуху. – Что такое мишпуха? Это родня. На каком языке? Ну, как вам
сказать… Вы никогда не слышали это слово? Нет? Это слово на старом-старом
языке… Вы про евреев слышали? – Даже видели? И что? Ненавидите? Вот
как… А за что? Надоели? Христа распяли? Ай-ай-яй, и когда они все это
успели? И вам надоесть, и Христа распять… На все способны? Вам видней… – Почему вам видней? Так вы ж, наверное, молдаванин.
Румын? А где живете? В Кишинэу? Где это? А-а, Кишинев! Так это ж Молдавия!
А вы, стало быть, молдаванин. – Нет такой нации? А какая есть? Великая
европейская румынская нация? Буду знать! – Да, давайте вернемся к
вашему вопросу. Язык, который я назвал старым-старым, называется идиш.
¬– Нет, я никуда вас, пока, не посылал!
– Вы не расслышали. А может, не поняли. Не иди ж, а идиш! Буква «ш» в
конце и пишется вместе. – Как это? А так. Язык такой. Для чего? Для
межнационального общения в отдельно взятом городе. – Что за город? А мы
туда едем. Одесса! – Я? Конечно, домой! А вы? За товаром? Наверное,
китайским? Да, этот дрек у нас на каждом углу. – Что такое дрек?
Конфетка! Да, на том же языке! Кто на нем разговаривает? В Одессе
считайте, что все одесситы и те, кто хочет чего-то добиться в нашем
городе. – Трудный ли язык? Смотря для кого. Для вас? Сколько нам до
Одессы осталось? Полтора часа? Ну, пару слов вы точно выучите! – Каких
пару слов? А давайте я вам фразу составлю. Вы будете начинать разговор,
объясняя, кто вы такой. Придете и сразу говорите: – Мадам, мэйне коп –
тохес!* – Что вы? Сразу очень зауважают! Да-да, лучше запишите! Нет,
контролеру это говорить не надо! – Как почему? Другие пассажиры
подслушают и воспользуются!
* Мадам, моя голова – жопа! (идиш)
Первомайское
– Как
мне нравится первое мая? Сейчас никак, а раньше нравилось. Конечно,
меньше, чем второе, но нравилось.
–
Почему меньше? А потому, что первого ходили на демонстрацию, а второго на
маевку.
– Что
такое демонстрация? Это когда все люди, сбившись в колонну, идут с флагами
и транспарантами.
– Как
геи? При чем тут геи? А-аа… Ой, ты знаешь, таки похоже! Хотя… Геи же не
носят портреты! Чьи портреты? Ленина и всего политбюро. Кто такой Ленин?
Ну, это тот, кто придумал революцию!
–
Зачем он это сделал? Наверное, со скуки. Сидел, бедный в шалаше, скучал…
Зачем сидел в шалаше? Прятался! Зачем прятался? Боялся!
–
Нет, Ленин не был трусом! Почему боялся? На всякий случай! И что не дадут
про революцию придумывать.
– От
кого прятался? От полиции. Уголовник? Ой, что ты? Конечно, нет. Почему
тогда от полиции? Из-за зайцев. Он на охоте их много
убил. Вот охотнадзор… Опять непонятное слово? Охотнадзор – это тогда, как
ваш гринпис. Или зеленые…
–
Штраф? Нет, он штраф не платил. Может, поэтому и прятался. Ясно? Что-о?
Раз штраф не платил, то уголовник? А кто вчера на клумбе цветы рвал? А
можно? Значит…
– Ну,
вот. Чуть что реветь. Разве это дело? Давай я тебе про маевку расскажу.
Маевка – это когда люди собираются, берут много продуктов и… хм… кока-колы
и едут на природу. Что там делают? Жарят шашлыки, пьют кока-колу… Потом
поют песни…
– Из
чего шашлыки? Из свинины конечно.
–
Что-о? Некошерная?
– Но
вкусная! Но ты меня не слушай. Давай так: тогда только свинину и можно
было достать! Пойти в «Тиф-там» и купить? Слушай деточка, ТАМ такой ТИФ на
всю страну был, что свободно можно было купить только кильку в томате.
– Что
такое килька в томате? Это братская могила маленьких, тощих рыбок. В
аквариуме? Нет в банке.
– В
банке плохо, а в аквариуме хорошо? А ты откуда знаешь? Была в аквариуме? В
каком? Что ты выдумываешь? И я с тобой был? А-а, в Эйлате? Да, там хорошо.
И красиво.
–
Нет, я никогда до этого не видел аквариум. Стояли в некоторых домах
прозрачные емкости с водой. И рыбки там плавали. Вот и весь аквариум.
Какие рыбки? Красивые, наверное. Я в этом не понимаю.
– А в
чем понимаю? Казалось, что в жизни. А теперь не уверен. Ох, неуверен…
–
Почему не рассказываю сказку? А ты и так сейчас уснешь. Вон глазки
слипаются. Заказать тебе сон? Пусть тебе приснится Одесса… Что это? Город,
где ты никогда не была. Да, конечно, красивый! Хочешь, расскажу?
–
Спишь? Ну, и слава Богу. Еле угомонилась. А про Одессу я тебе еще успею.
Еврейская манера
– Раз уж вы сюда пришли, задам пару
вопросов. – Что? Это еврейская
манера задавать вопросы? Я согласен. Но и вы должны согласиться, что этими
еврейскими манерами забита вся жизнь и все ваши анкеты. Не говоря уже об
вашего Бога и нашей Песах. –
Что? При чем тут еврейский праздник Песах? Не будь нашего Песаха, Иисус не
поехал бы в Иерусалим. Вы меня понимаете? Что? Не доходит? Уже говорю
медленно: – Иисус не приехал бы
в Иерусалим, его бы не арестовали и не распяли… Теперь дошло? То есть
ничего бы не было. Кроме антисемитов!
– Распяли вашего Христа? Лично я никого не
распинал. Также могу поручиться за всю мою мишпуху. А также за все
еврейское население этой неудачной страны. Это, во-первых. А во-вторых,
чей Иисус еще надо говорить и говорить.
– Не желаете со мной об этом
разговаривать? Воля ваша. Можем и помолчать.
– Я не умею молчать? Тут ваша правда. Если
б я умел молчать, не сидел бы при советах полтора года в колонии.
– За что? А за то, что когда меня спросили
о том, что я думаю за советскую власть, я сказал чистую правду!
– За это не сажали? И опять вы правы. Меня
посадили за нарушение правил уличного движения.
– Столько не дают? Слушайте, вы, кажется,
в ударе. Все время говорите истину. Мне дали три года. Просто, я отсидел
половину… Можно подумать, что за это время я исправился и таки сильно
полюбил ту еще власть! – Чем
занимался в колонии? Тем, чем всю жизнь – шил мужскую обувь! Когда прошло
пол срока, начальник колонии, дай ему Бог здоровья, отпускать не хотел.
Сошлись на том, что ему каждый год стану шить новые ботинки. И таки шью.
Бесплатно! – Конечно! Договор
дороже денег! Кроме того, при ихней власти надо иметь в загашнике хорошего
человека! – Сейчас другая
власть? Новая? Что вы говорите? А я думаю, что название другое, морды на
виду другие, а власть та же! –
Как это может быть? А просто. Кукол поменяли, а артисты за ширмой прежние.
– Откуда знаю? Так они ж все ко мне
приходят. Обувь заказать, рюмку выпить…
– Где я столько сил беру? А зачем мне
силы? Мне сейхл нужен, чтоб этой маленькой фабрикой рулить!
– Именно! Я хозяин этой фабрики! А вы что
на проходной делаете? – Клиент?
Так вы ошиблись! Вам не сюда! Тут сапоги и ботинки с крючками не шьют!
– Прикажут, станем шить? Это, кто,
интересно, приказывать станет? Вы? Так вам я могу только белые тапочки
пошить. Для гроба. И, заметьте, полностью бесплатно. Как отношусь, так и
шью. – Прокурор? Вы прокурор?
Этого района? Никогда не думал, что наш район такой убогий на начальство!
Скажите, вы так сильно хотите поменять работу, что пришли сюда? Так у меня
полный штат вахтеров. Можете идти обратно до кабинета!
– Статью найдете? Для меня? Тоже мне
журналист. Скажите, а этот телефон на визитке вам известен? Ай-яй-яй,
узнали. Так, к вашему сведению это бывший начальник колонии!
– Что? Ваш начальник? Так видите теперь,
какая земля маленькая? –
Извиняетесь? Ладно! Но чтоб я больше вас тут не видел!
– Нет, не опасаюсь, что вы далеко пойдете!
Потому что, то место, куда я вас пошлю, совсем близко!
|