Номер
7(76)
июль 2016 года
mobile >>> |
|
Владимир Саришвили |
"Как лишнюю милость, я с горечью вспомню тебя"
Рад был
предложить для публикации на нашем литературном портале рассказы Давида
Шемокмедели - одного из ярких представителей "среднего поколения"
грузинских писателей. С благодарностью отмечаю, что моё предложение о
публикации этих рассказов - открывших "грузинскую страницу" нашего
журнала - встретило глубоко доброжелательное отношение Редактора. Буду
рад, если публикацией стихотворений Владимира Саришвили - замечательного
поэта и переводчика целого ряда грузинских поэтов (среди них - целая
плеяда замечательных женщин - Маквала Гонашвили, Манана Дангадзе, Иа
Сулаберидзе...) - откроется "стихотворная часть" грузинской страницы,
представляющей читателям богатейшую поэтическую культуру Грузии - этого
потрясающего по обилию художественных талантов уголка планеты! Как член
и представитель Союза Писателей Грузии в Германии я исключительно
признателен г-ну Берковичу за возможность представить широкой
международной аудитории - самой широкой среди всех русскоязычных
литературных порталов - произведения грузинских писателей. Моисей Борода
***
Сотворю себе ложь и устроюсь уютно во лжи,
Никому
ни за грош не нужна эта ложь моя вовсе...
Годы
лучших надежд то одни, то другие вожди
Увели
от меня, как шустрилы-карманники. В осень,
Убеждённую в праве на свой нескончаемый дождь,
Я
впечатал следы. Но, ещё не успев появиться,
Исчезают печати. Не так ли и плоть моя - ложь,
В час
урочный истает во чреве земли, растворится?
Правды
мне не понять. Что вернее придуманной лжи,
Если
ложь никому даже даром не надобна вовсе...
Затерялись надежды мои, как полёвки во ржи,
А
грядущее стынет булавкой в потрёпанном ворсе...
***
Как я
долго никчемствовал
И
блуждал в тупиках,
И
ничтожества чествовал
Не за
совесть - за страх.
Пунктуальность фельдфебеля
Отличала меня,
Но ни
дома, ни мебели,
Ни
седла, ни коня.
Что ж,
осталось последнее
Прошептать мне "прости".
В
межъязычьи посреднику
Край
родной не спасти.
В
брюхе Сирина белого
Плавно
в небо взлечу,
За
сказителя беглого
Кто
поставит свечу?
Всех
долгов неоплаченных
Блики
душу бодрят
В
небесах, околпаченных
Облаками - подряд.
***
Здесь,
в городе, просмоленном со всех
Сторон, как бочка - бондарем умелым,
Плескается на дне прокисший смех.
Здесь,
в городе, у правых и у левых
Перил
мостов тоскуют рыбаки
И
слушают шипящие кассеты,
Улова
не дождавшись от реки
И
доедая рыбные консервы.
Здесь,
в городе, где воры и лгуны,
Что
собственным враньём утомлены,
Вновь
одержали пиррову победу,
Я
вычислил в объятьях тишины
Квадрат сосредоточенной луны
По
кругу, в ночь со вторника на среду.
Я в
дом вошёл, где каменный Атлант
Поддерживал фасад, с разбитым носом.
Ему
судьба такой вручила грант -
Изогнутой рукою, как вопросом
Встречать входящих уж который век...
И вниз
уставясь. И ни разу - вверх.
Я в
дом вошёл, где плавала свеча
В
своём соку, как борова огузок.
Шипеньем захлебнувшись сгоряча,
Погас
огарок. Дохлым ритмом блюза
Поплыл
дымок. И этой вышел срок,
И
слава Богу, с плеч долой обуза.
Что
радует в такую ночь? Вино?
Нехитрый ужин, что на стол поставлен?
Что
радует, когда вокруг темно,
И
самый воздух этой тьмой отравлен...
Сюжетов новых нам не сочинить -
Их
тридцать шесть всего сложилось в мире.
Один
таков: отрезанная нить
И -
пустота в неубранной квартире.
* * *
Зачем
ты плакала? Особых
Не
видел я на то причин.
Бесплодный брак тебя озлобил?
Бездарный муж ожесточил?
Так
ведь бывает и похуже,
А люди
всё-таки живут,
В
галошах прыгают по лужам,
И
водку пьют, и хлеб жуют.
Тот -
век на оперу потратив,
Теперь
вздыхает всякий раз -
Поклонникам кошачьих свадеб -
До
лампочки медовый бас.
Другой
в тюрьму посылки носит
Пятнадцать лет - и молодцом.
Такую
- если кто-то спросит -
Он жаждал долю под венцом?
Ну,
хватит плакать. Стынет ужин,
И ночь
известна наизусть.
Бывает
в жизни и похуже.
Но
длится жизнь. И длится пусть.
***
Удача
лжёт, как содержанка
В
постели старого купца.
Её
скрипучая шарманка
Одну и
ту же без конца
Заводит песню: "Скоро стройно,
Спокойно, ладно заживёшь".
(Ослу
в растресканное стойло
Бросает так хозяин рожь).
А
вместо злата, вместо перстней
Она
берёт мои года.
Когда
ж усну, с весёлой песней
В
чужой стремится дом, туда,
Где
презирают и поносят
Её за
мелочь, пустяки,
Но
где, униженная, просит
Для
поцелуя хоть руки...
И где
готова на пороге,
Как
собачонка, ночевать.
И даже
если вытрет ноги
Хозяин
об неё - плевать,
И это
- счастье! Только б милый
Не
прогонял,
Не
отказал...
Меня ж
проводит до могилы,
Сухие
вытерев глаза.
СОНЕТ
Дыханье прерывалось. Частокол
Неструганых словес вбивался криво.
Как
Робинзон, упрямо, терпеливо
Искал
я попружинистей глагол.
Я
отвергал пути старинных школ,
С
упорством школяра совал шкодливо
Быку-абзацу сахар. Как бодливо
Он вёл
себя, но так и не довёл...
Не
закругляясь, действо колобродит,
Косит
портрет, не склеен диалог,
Посеянное "ratio"
не всходит...
И Бог
с ним, право... Да, но с ним ли Бог?
"Слова, слова, слова"... Кто вас находит,
Тот в
море жизни наг и одинок...
АНАПЕСТ
Мой
хрупкий анапест, нагруженный бранью солёной,
Ты
выточен временем - пёрышко к пёрышку, точно
Гнездо
потерявший, в траве заплутавший совёнок,
Которому пристань до сумерек - мшистая кочка.
Мой
хрупкий анапест, кто только тебя не ощупал -
Дешёвый рифмач на Арбате, обиженный пентюх,
И ты
поднимаешься с жалкой улыбкой под купол,
Под
хищные вопли пружинясь на "мёртвую петлю".
Как
долго блуждал ты по грубым рукам подмастерьев,
Пока
мастера прозябали, ютясь в подворотнях,
И был
ты обслугою лживых дворцовых мистерий
На
пиршествах потных, где квакала пьяная дворня.
Когда
ж она рухнет, из праха и пепла громада,
Что
облаком яда от взоров голодных укрыта?
Что
знает свинья об изысканном вкусе граната?,
Но
схрумкает, если плоды упадут под копыта.
Когда
ж возвратишься из рабства, как древле Иосиф,
И
смоешь дорожную пыль и, лохмотья отбросив,
Когда
облачишься в чеканные, стройные латы
и
мудрой беседой меня удостоишь меня ты?
МОРЕ
Попятилась луна. Зрачки тускнеют рысьи,
Росою
пьяные, сошли с ума сверчки,
И
месят волны мох на сгорбившемся мысе,
И
месяц волны рвёт на части, на клочки...
Вот
хрустнул под ногой собачий гладкий череп,
Откормлен солью, всплыл резиновый сапог.
Чьи
тайны ты хранишь, а чьи откроешь через
Ещё
один часок, ещё один денёк?
Какие
чудища в твоих пируют гротах,
И
лакомятся чем - не плотью ли вдовы?
И
правда ли Нептун всё носится в заботах,
Дельфина оседлав копной морской травы?
И
правда ль корабли с пробитым в бурю днищем,
Невдалеке, богаты золотом, лежат?
не там
ли вечный дом отчаявшимся нищим,
Чьи
души грешные на высший суд спешат?
Пропитан белый лист бессильной рябью мысли;
Росою
пьяные, безумолчны сверчки.
И
месят волны мох на сгорбившемся мысе,
И
месяц волны рвёт на части, на клочки...
На
гравий прыгнули две резвые монетки,
Курортникам сюда вернуться не пришлось.
Быть
может, каждому в его надёжной клетке
И без
неё пилось, и без него спалось...
Уже
светает. Я ступлю канатоходцем
На
горизонта шнур, и к солнцу прикоснусь,
И,
стоя на краю небесного колодца,
Я
чёлкою волны умыться изловчусь...
* * *
ПРОГУЛКА ПО БАТУМСКОМУ БОТАНИЧЕСКОМУ САДУ
Здесь
рокот волн, и в нём тоскует демон,
Ты
видишь, как он бьётся об утёс.
Дарованного некогда Эдема
Утраты
до сих пор не перенёс.
Но мы
уйдём подальше, в глушь, под аркой,
Что
выгнулась, как королевский шут.
Вот
лягушонок - лучшего подарка
На
свете нет, чем этот изумруд,
Разнежившийся в чашечке кувшинки,
В
лучах рассветных, посреди пруда,
А
лапки - как волшебные пружинки,
Всё
дёрг и дёрг, без цели, в никуда...
Я
утомился от стремлений к цели,
От
доказательств, споров и обид,
Здесь
райский сад, и мы войти сумели
Сюда,
под своды елей-пирамид.
Здесь
ничего не пахнет злом и ложью,
Не
гибнет и не вянет ничего,
Лети
под небеса, коровка Божья,
И нам
не нужно хлеба твоего.
По
каплям в душу льётся всепрощенье,
По
каплям в душу льётся благодать.
Я не
хочу писать о возвращенье, Я не хочу о сумерках писать.
СОНЕТ
Сна
просит мозг. На шахматном пиру
Он
разных вин попробовал. И яства
Превыше сил. За все мирские царства
Он
царственную не продлит игру.
Слоны
скакали, словно кенгуру,
Монархи пили горькие лекарства,
У
самой цели завершив мытарства,
Погибла пешка крайняя к утру.
Я -
вне игры. Теряет действо цену.
чем
накормлю? Во что тебя одену,
Умея
лишь проигрывать бои?
И, не
ища чудес по звёздной карте,
Скажу:
на свете много лучших партий.
Их
авторы - поклонники твои.
***
ВОСПОМИНАНИЕ
Как
лишнюю милость, я с горечью вспомню тебя.
Ты -
солнечный зайчик, мелькнувший на лунных дорогах...
Не
знал я о смерти, как буйвол, который, торя
Борозды, не знал о вине в лакированных рогах.
Я
время тащил на прокрустово ложе стиха,
Охапки
событий и связки чужих отголосков...
Не
знал я о смерти. И певчий во мне не стихал.
И был
я пчелою - добытчицей мёда и воска...
Напрасно. Напрасно ль? Напастью, наплывом надежд,
Призывом, причалом, прибоем, приметой была ты...
Не
знал я о смерти. Шёл строго по курсу норд-вест,
В пути
сочиняя сонеты, газеллы, баллады.
Невнятица речи, воркуя, баюкала нас,
Лепилась мелодия - ля - до - ре - ми - до - ми - ре - до,
Не
знал я о смерти. Но вспомнил. И, крохотный Марс,
Одна
среди ночи мерцала моя сигарета...
СМЕРТЬ
ПОЭМЫ
В ту
январскую ночь зачерпнул я воды из колодца
И
созвездие Рыб, зябко ёжась, донёс до дверей.
В
танце дым табака, словно знахарь, трясётся и вьётся
Над
согретой постелью Поэмы последней моей.
Ты
больна, ты бледна, как жестоко тебя лихорадит,
Как
вода холодна, рыбы-звёзды не плещутся в ней...
Я тебя
подлечу, доживи до утра, Бога ради,
Ради
Бога, живи, утро ночи всегда мудреней.
Даже
лучшим врачам неизвестны отвары, какими
Я тебя
напою, вот они колобродят, кипят...
Твои
губы сухи. Холодны твои веки, как иней.
Ты
мертва, ты мертва, так бесстрастно живые не спят.
Я тебя
не предам ничьему сокрушённому взору.
Будет
письменный стол пирамидой твоею немой.
Я окно
распахнул, повинуясь рассветному зову,
В то
январское утро, когда расставался с тобой...
|
|
|||
|