Номер 10(11) - октябрь 2010
Елена Матусевич

Елена Матусевич Чемодан. Рассказы

Содержание
С приездом. Апрель 1991

Чемодан. 2004-2005 годы
Папá. Ним, южная Франция, 2007
Мы не похороним друг друга

С приездом. Апрель 1991

Кормят, вкусно кормят. Масло, сыр.

– Как я буду это одна есть? Вот бы маме с Бусей передать... Они же там остались, стыдно.

– Что ты несешь? Забудь. Ешь. Мы всегда теперь будем так есть.

Затем и летим, затем и бросили их там, чтобы всегда так есть.

Не лезет. Диковинный сыр, белый снаружи, желтый и мягкий внутри, не лезет. Сок, пей, сколько хочешь, дали. Муж строит планы. Университет, диссертация, карьера. У меня только боль, я сосуд острой боли. Мягкий бесформенный сосуд. У меня там остались они, любимые, там, дома, в существование которого я уже не верю. Невозможно представить, что там все осталось по-прежнему: узкий проход, дощечки, арка, художественная школа, аптека, горелые ящики, обугленные спички в потолке, булыжники, общежитие, детский сад, дырка в заборе, наша дырка, десятка троллейбус, морг в окне, лужа, кусты акации вдоль забора...

– По одному, выходить по одному!

– Имя? Следующий.

– Имя? Следующий.

– Попугаев нельзя, уберите попугая. Куда хотите, туда и убирайте. В карантин. Не знаю. Это не моя проблема.

– Имя? Следующий.

– Имя? Следующий.

Имя фломастером на липучку и на грудь. Как услышал, так и написал.

– Имя? Следующий.

– Имя? Следующий.

Весь самолет, что ли? Что вы встали? Здесь нельзя. Проходите. Стойте здесь, здесь стойте. Она не понимает? Ну так скажите ей.

– Ребенок ваш? Имя? Имя ребенка?

– Следующий.

– Почему ребенок упал? Поднимите ребенка. Здесь в обморок нельзя, проходите. Поставьте ребенка обратно. На руках нельзя. Он должен сам пройти. Что значит, не может? Я тоже устал. Давайте, вам сказано. Сюда проходите. Имя? Я вас уже спрашивал, отойдите отсюда. Стойте здесь, к вам подойдут.

Не подошли. Стойки, мертвые складки каруселей, металл, пусто, поздно, пустынно. Всех разобрали. Те, у которых отобрали попугая, ушли давно. Их мальчик страшно кричал и бился, когда его отрывали от клетки. Наш мальчик спит на полу, зажав в ручке любимый трактор. Мы остались одни. Мы сидим на полу.

– Что вы тут сидите? У вас самолет через десять минут. Туда. Может и успеете, если бегом.

Бежим. Муж, ребенок, чемоданы, сумка. Надо быстрее. Еще быстрее. У мужа ребенок и чемодан, у меня чемодан и сумка. Упала. Это я упала. Растянулась. Сумка открылась, все на пол, бутылка, подарок благодетелям, вдребезги, коньяк, армянский, все в коньяке, вся в коньяке, на коленях. На коленях стекляшки, острые стекляшки. Не достался благодетелям коньяк, купленный на последние, на несуществующие наши деньги.

Встаю, бегу. Сильно отстала. Муж сердится. Я – как всегда, со мной – вечно, я же не могу, чтобы не...

Сели. Все улыбаются, как будто только нас и ждали.

– Что она от меня хочет?

– Она спрашивает, что ты хочешь пить.

– А что мне можно?

– Бери коку.

Мы летим на юг. Все дальше на юг. Те, кто летели с нами оттуда, остались со всеми другими в Нью-Йорке. С нами летела наша районная библиотекарша с семьей. Она меня не узнала. Нас туда со школой водили, конечно. Я и не знала, что у нее семья. Большая еврейская семья. Я ее все жалела, потому что она была почти лысая и с паршой. Наклонится над формуляром, а череп светится сквозь паршу. Она с семьей ехала к родне.

Прилетели. Из стеклянных дверей наши отсыревшие легкие обдал жаркий, сухой пустынный воздух. Огни, цикады, красная земля Оклахомы. Приехали. Этап второй.

Чемодан. 2004-2005 годы

Петр Кириллович покончил с собой. Все ему надоело. Он был неизлечимо болен, ему было хорошо за семьдесят, и врачи смотрели на него с тоской. Тело обнаружила уборщица. Похоронили его на средства штата Колорадо, наследовать было нечего. После него остался старый, страшно тяжелый, диковинного вида чемодан. В чемодане обнаружились альбомы фотографий и коллекция минералов. Покойный был геологом. Также там был обнаружен адрес его дочери, живущей в России. Соседи не решились выбросить чемодан, и теперь он несколько месяцев пылился у них в гараже.

Когда-то Петр Кириллович был красавцем и гордецом. Больше всего на свете он ценил независимость и свою способность никогда ни в чем не одалживаться. Еще он был знаменитым геологоразведчиком, доцентом и научным авторитетом. У него было много книг и женщин, но хранил и ценил он только книги. С женщинами он умел вовремя расставаться. Одна из них родила от него дочь. Однако и эта, почти сразу забытая им дама, не стала к нему, по излюбленному выражению Петра Кирилловича «цепляться», и он смог сохранить прежнюю независимость. Вскоре он эмигрировал в Америку, где сделал неплохую карьеру. В 90-е годы бывший сослуживец привез ему из России адрес дочери и рассказал Петру Кирилловичу, что мать ее уже умерла, но что у него есть два внука. Петр Кириллович озлился на сослуживца за плохо замаскированную попытку давить ему на сознательность и лезть не в свое дело, но адрес сохранил. Не то что бы эти новости его совсем не тронули, хотя он и не мог вспомнить имени своей бывшей возлюбленной, и долго не понимал, о ком вообще шла речь. Наличие внуков даже приятно пощекотало самолюбие. Просто он разумно посчитал, что все это для него уже поздно, а роль блудного дедушки не для него. Теперь этот адрес лежал в побитом жизнью чемодане в чужом гараже.

Совестливые соседи, наивно решившие, что камни в чемодане представляют научную, если не денежную ценность, избавились от громоздкого, отрывающего руки гаражного жильца, только год спустя, с облегчением вручив его проезжему геологу. И хотя геологу хватило одного взгляда на коллекцию, чтобы убедиться в ее чисто сентиментальной, как говорят американцы, ценности, он также не решился выбросить чемодан или даже отдать минералы в ближайшую начальную школу. То ли адрес дочери, лежавший сверху, то ли профессиональная солидарность, заставили пожилого и не очень здорового человека отвезти чемодан к себе на Аляску. Геолог был женат на русской и надеялся, что кто-нибудь из едущих в Петербург знакомых или друзей возьмет оказию.

Но чемодан и тут надолго застрял. Проклиная свою и мужнину порядочность, добросердечная жена геолога натыкалась о чемодан, казалось, навсегда засевший в их доме. Чемодан, как гроб, темнел из-за угла, старый, уродливый и никому не нужный. Будучи всем, что осталось от покойного, эти остатки-останки превратились в неподъемную кожаную мумию с каменным нутром, с каждым днем все больше тяготящую хозяев. Товарки нашептывали и без того измученной хозяйке, что чемодан принесет несчастье, что его надо выбросить или даже сжечь. Но та упорствовала, так как дочь умершего, которой сразу позвонили, неожиданно заплакала в телефон, горячо благодарила за спасение чемодана и сказала, что будет ждать.

Чемодан, однако, не отправлялся. Отчаявшиеся хозяева стали предлагать заплатить за его перевозку. С дочери покойного, музыкального критика, взять было нечего. Но и с доплатой никто не соглашался его везти. Придут, посмотрят, и откажутся. Несколько раз оказии срывались, когда все уже совсем было готово. Впечатлительному уму могло даже показаться, что он приносит-таки несчастье тем, кто соглашался его взять. На одного согласившегося командировочного чемодан навлек гнев начальства, скандал на службе, обиду отправителей и полный разрыв когда-то хороших отношений. Потенциальным перевозчикам отказывали в визе, они заболевали, опаздывали, теряли документы. Увезти его удалось только чете паломников, ехавших с Аляски на Валаам. Но и они намучились. Их виза, давно готовая, отчего-то не приходила, и они получили ее только в аэропорту, за час до вылета, когда они уже потеряли всякую надежду.

Когда чемодан, наконец, доехал до Петербурга, ни дочь и ни ее муж Владимир не смогли его сразу забрать. В день его прибытия у них родился ребенок, девочка, событие тем более примечательное, что роженице было 49 лет, что было даже освещено в местной прессе. Дочери покойного вообще значительно больше повезло в жизни, чем ее матери, а теперь судьба преподнесла ей этот осенний подарок. Радостное событие оттянуло воссоединение наследницы с наследием, и чемодан пропылился еще несколько недель в чьем-то коридоре. Зять геолога, оперный певец, в благодарность за услугу, подарил паломникам хорошего вина и контрамарки на свои концерты, но опасался говорить о прибытии чемодана жене. Та всю жизнь собирала сведения о своем отце, и дома хранились его научные труды, папки со старыми газетами, копия фотографии со стены почета из Горного Института и даже привезенный тем самым сослуживцем из Америки отчет о конференции с именем отца в списке докладчиков. Об отцовском чемодане она узнала в то же время, что и о нежданной беременности. И та и другая новости вызвали бурю в семье. Сыновья в один голос возмутились решению родителей с благодарностью принять оба дара судьбы. Родителям уже давно были отведены почетные роли бабушки и дедушки, и изменение в пенсионных планах вызвало поддержанное общественностью негодование. А уж дочерней нежности к старому чемодану не разделял никто. Во-первых, у них и так мало места, во-вторых, покойник не заслужил всей этой возни с его посмертными сувенирами, в-третьих, какого черта? Однако постепенно великовозрастные братья смирились с мыслью о запоздалой сестренке, а о чемодане забыли. Владимир же видел, что в ожидании таинственного чемодана, совпавшим с ожиданием младенца, жене стало казаться, что это послание с того света адресовано именно ей, что оно откроет ей, наконец, тайну об отце и закроет болезненную главу в ее жизни. От отца она ничего никогда не получала. Мать так и умерла, ничего не рассказав об их встрече и ее рождении. Добрые же люди, переславшие им чемодан отца, упомянули, что в нем были альбомы фотографий, и тайная надежда забралась в душу. Таинственное совпадение, по которому упорно молчавшее прошлое и уже, казалось, исчерпавшее себя будущее, одновременно ворвались в ее размеренную, почти предпенсионную жизнь, стало казаться ей судьбоносным. В вечной детской попытке, во что бы то ни стало оправдать родителя, она давно связала самоубийство отца со своей участью, а чудесная беременность теперь виделась примирением и утешением его измученной душе.

Владимир уже шел забирать чемодан с тяжелым сердцем. Когда же он увидел облезлого, будто обгорелого, кожаного уродца у него похолодело внутри. Неудобная ручка как зубами вцепилась в руку, и чемодан резко потянул его вниз. Радуясь, что он, слава Богу, на машине, Владимир уложил уродца в багажник. Неприятное чувство не проходило, но, повторяя себе, что, в конце концов, это не его отец и не его чемодан, Владимир сел за руль. Машина не заводилась. Как человек искусства, в машинах Владимир разбирался слабо, и позвонил приятелю, живущему сравнительно недалеко. Маясь ожиданием и дурным предчувствием, он открыл чемодан. Пахнущее старостью нутро было сплошь заполнено образцами горных парод, аккуратно завернутых и надписанных. Сверху же лежали два фотоальбома. Сначала Владимир смотрел рассеянно, пропуская страницы, но, вглядевшись, напрягся, и начал альбом сначала. Скрючившись над альбомом, Владимир на каждой странице вглядывался в дно и то же единственное лицо: с на курорте, в панаме и шортах, Петр Кириллович на скамейке в Летнем, Петр Кириллович за кафедрой, на фоне Горного Института и на фоне Эльбруса, на лыжах, на пляже, в Прибалтике и в Крыму. Но абсолютное большинство было, конечно, снято, в геологических партиях: Петр Кириллович с другими геологами, в палатке, у костра, но чаще один, в Сибири, на Урале, на Крайнем Севере... Во втором альбоме постаревший Петр Кириллович путешествовал уже за рубежом, и Владимир узнавал Флоренцию, Париж, Лондон, Стокгольм … Других людей на фотографиях больше не было совсем. Но и Петр Кириллович на этих снимках уменьшился до размеров незначительной фигурки на историческом фоне, а иногда и просто отсутствовал. В конце фотографии и вовсе перешли в открытки. Среди всех фотографий не было ни одного женского лица.

Владимир убрал альбомы и посмотрел на часы. Приятель задерживался, застрял в пробке совсем рядом. Начинало темнеть. Муж дочери покойного вынул из чемодана бумажку с адресом, снова закрыл чемодан и быстрыми шагами пошел прочь от машины, несколько кривясь на один бок под тяжестью ноши. Он очень торопился, боясь потерять решимость и пропустить приятеля. В Петербурге везде недалеко от воды, а грузила в данном случае не требовалось. Владимир выпрямился и встряхнул онемевшей рукой. Приятель подъехал как раз, когда Владимир вернулся. Машина завелась, но друзья еще некоторое время о чем-то говорили, держась за приоткрытые дверцы своих неновых и непристижных автомобилей. Потом разъехались.

Елена Петровна долго сокрушалась о краже чемодана, даже подавала в милицию, но потом постепенно успокоилась. Малышка была слабая, беспокойная, много плакала, и они с мужем сбились в первые месяцы с ног. Но странно, усталость и досадная история с чемоданом их как-то даже сблизили. Кажется, никогда муж не был к ней так внимателен. Она и не знала, что он так ее любил.

Папá. Ним, южная Франция, 2007

Он всегда знал, что этим кончится. Знал, что именно ему достанется сидеть в полумраке и духоте, в этой самой комнате, в этом самом кресле, наедине с еще живым, с еще отчасти живым телом отца.

Он часто засыпал. Просыпался от собственного храпа, вскакивал, стыдился, подбегал к постели умирающего и слушал отцовское дыхание. Он был один, мать не в счет. Она так боялась заразиться смертью, что даже не входила в комнату. Только кричала ему с другого конца дома упреки, что он спит, вместо того чтобы смотреть за папá. Конечно, надо было, чтобы он заснул как раз тогда, когда приехали братья, и теперь проклятый храп перечеркнет недели и месяцы одинокой муки в этой комнате, этот запах, крики вконец оглохшей матери, а главное, это трупное присутствие бесконечно долго неумирающего старика.

Но он будет сидеть. Именно тут и именно так. Ему казалось, так надо, должно, более того, иначе невозможно, нельзя. Он сказал себе, что у него нет выбора. Он всегда так говорил себе. Так легче.

Опухали ступни, терзали набухшие колени, голова то закатывалась назад, на высокую жесткую спинку кресла, то скатывалась на грудь. Все попытки молитвы душило тяжелое фамильное беспамятство. Теперь же бороться с ним было особенно трудно, так как оно норовило соединиться, как разлившаяся нефть, с внешним черным ужасом дома его детства.

Он всегда его ненавидел, но со временем ненависть менялась качественно, переходя от изначального, жгучего состояния, когда при одной мысли об отце сжимались зубы и кулаки, в более скрытое, но и более глубокое чувство. Отец никогда не любил ни его, ни кого бы то ни было, и в этом смысле ни ревновать, ни завидовать ему было некому. Его трагедия заключалась скорее в том, что он, единственный получивший образование, мог осознать и выразить словами ужас их существования.

Но больше он не смог ничего. Ни свободы, ни даже освобождения от пут прошлого он не добился. Многолетняя изнуряющая война с прошлым, начатая в юности с задором, была уже проиграна, хотя о том, чтобы признаться себе в этом не могло быть и речи. С возрастом прошлое все больше освобождалось от него, а не он от прошлого. Где-то он это читал: в молодости мы стремимся освободиться от давления прошлого, а в старости прошлое от нас. Первое не удается никому, второе происходит само собой. Хуже того, если раньше прошлое терзало только свое обычное, законное место – его память, то теперь оно вырвалось из-под ее контроля и, как скрытая грибковая инфекция, стало постепенно расползаться и захватывать его жизнь, его время, и впилось в самое его тело. Так, из утробной трухи старого кресла, отцовского кресла, в котором теперь сидел сын, в здоровую плоть впитывалась растревоженная мертвечина.

Когда-то мать славилась умением готовить. Она и сейчас суетилась на кухне, приставала с едой, пичкая его по старой привычке, но все только путала и портила. Он злился, гнал ее, но остановить ее было невозможно. Глухая и назойливая, без единого седого волоса, она, как черная толстая муха, бессмысленно жужжала и изводила его своим присутствием. Все ее и братьев попытки составить завещание ни к чему не привели. Казалось, что самое упоминание о деньгах временно возвращало отца к жизни. Оживая, отец уверял, что ему лучше, что он не так плох, что время еще не пришло и что завещание составлять рано. Если увещевали и настаивали, он вращал глазами, исходил слюной и даже приподнимался на подушке. Наклонившись совсем близко можно было услышать ясное: «Не дождетесь».

Один раз, когда отцу стало совсем плохо, сын решился позвать кюре. Совсем молодой еще священник, застенчивый и учтивый, тихо проследовал за сыном в комнату умирающего. Он пробыл там совсем недолго. Сын услышал только торопливые, бегущие шаги по лестнице. Рванувшись навстречу гостю, сын столкнулся с юным священнослужителем уже внизу, в самых дверях. На его немой вопрос несчастный кюре только дико замотал головой и, глядя перед собой полными невыразимого ужаса глазами, как слепой вытянув перед собой руки, выскочил из отцовского дома и кинулся, все так же держа руки, бежать по улице.

С тех пор стало совсем тихо. Из своего угла лица отца ему было не видно, только подушку. Что он высиживал тут? Признание? Прощение? Но он не нанимал сиделку, мучимый паническим страхом пропустить смерть отца. Он и спал часто и плохо по той же причине. Ему это казалось самым страшным, что может произойти, и он без конца будил себя и вздрагивал.

Он зря волновался. Смерть разбудила его заранее и прежде, чем того, за кем пришла. Он проснулся от тишины такой, что, то, что было в комнате до этого, теперь показалось ему шумом жизни. Он немедленно понял, ничего еще не осознав, встал и подошел к кровати. Отец лежал в той же позе, совершенно неподвижно. Он спал. Вдруг сын резко обернулся: смерть подошла к постели за его спиной. И тут все изменилось. Отец заметался, посинел, стал корчиться, цепляясь за простыню. Он дрыгал ногами, как будто пытаясь убежать, хрипел, задыхался и неожиданно громко кричал: нет! нет! нет! Но тут и это кончилось. Отец упал на подушку и замер. Смерть удалилась. Для порядка проверив пульс отца, сын некоторое время раздумывал, пытаясь вспомнить, полагается ли закрыть лицо мертвеца простыней или нет. Решив вопрос отрицательно, сын привычно отошел к креслу, но потом, как будто с облегчением вспомнив что-то, взял стул и поставил его у кровати покойного. Сложив руки на коленях, нелюбимый сын тихо и бездумно смотрел перед собой, чуть наклонившись вперед.

Вдруг отец сел. Он сел совсем, резко и прямо. Мертвое лицо его открыло рот и глаза и уставилось прямо на сына. Губы зашевелились, но не произвели ни звука. И тут рот его разорвался в немом крике, страшнее которого сын не видел и не слышал ничего. Потому как, хоть крик и был немой, он услышал его громче, чем все звуки мира. В этом крике все мертвые взвыли в последнем отчаянии, сам ад возопил о пощаде. Ужас, адский ужас, выразить который нет слов в человеческом языке, отразился в вылезающих из орбит отцовских глазах. Эти глаза, уже умершие, уже побывавшие, уже бывшие и ПРЕБЫВАЮЩИЕ ТАМ, кричали то, что они ТАМ увидели сыну. Сыну ли? Рывок оттуда ни к кому не был обращен. Сын стал лишь его свидетелем. Свидетелем, что это ТАМ случилось, есть, существует, и ничего страшнее нет ни для живых, ни для мертвых.

Мы не похороним друг друга

Мы не похороним друг друга. Нас не будет друг у друга ни на поминках, ни у гробовой доски.

Бежали мы, кто ватными ногами, кто вприпрыжку, кто кувырком, кто вечно задом наперед, наполовину здесь, наполовину там, а кто без оглядки, без памяти, навсегда, совсем, насмерть, чтобы зажить припеваючи. А и зажили мы, разгулялись, рассыпались, покатились, закатились в разные щели по земле. И я одна из вас. Одна не одна, а испить до дна. Да и нас-то самих, уж из самых из остатков, из бабушкиных распоследних сусеков намели, наскребли, налепили. Вот и покатились колобки на свободу, за свободой. Выкатились в чисто поле, чтобы быть, чтобы стать, добиться, прорваться, насквозь пройти, с другой стороны выйти. Вышло. Вот он я – колобок. Ничей, без ключей. Молчи.

Взгляд не задерживать, зубов не разжимать! Помнить – забыть, больно. А ты катись по дорогам, оно и отлипнет, отстанет, отсохнет, внутрь не войдет. Не зацепит. Распылились, рассыпались, измельчились в труху, в мишуру, в рваные бумажки. А что было, то так, кое-как, впопыхах.

Нет, не будет вас у меня, не увижу я вас незрячими глазами при прощании. Ни жизнь, ни смерть не соединят нас. Всегда найдется что-то важнее и того и другого. В суете жизни не вспомним мертвых, не позовем живых. И были ли вы, да не выдумала ли я вас? А хорошая была выдумка, чудо, что за лица. И поглотила бы нас мать сыра земля, если бы не рассыпались по ней ее лучшим урожаем?

 Посмотрите фотографии, как люди декорировали обычные батареи отопления.


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2355




Convert this page - http://7iskusstv.com/2010/Nomer10/Matusevich1.php - to PDF file

Комментарии:

Л. Беренсон
Государство Израиля - at 2011-11-13 14:04:31 EDT
Елена Матусевич - талантливый писатель. Скажите честно: чем её рассказы ПО ОСТРОТЕ ВПЕЧАТЛЕНИЙ уступают классическим образцам, скажем "Тоске" или "Смерти Ивана Ильича".А недоумевать по поводу того, "как можно уехать, оставив родную мать", равнозначно вопросу, "как можно утопить любимую девушку","повеситься, оставив бесприютным любимого сына" или "обречь на голодную смерть младшего ребенка, чтобы спасти старшего". Не наука, а жизнь имеет много гитик.
V-A
- at 2011-11-12 23:50:59 EDT
Майя
Я ехала с сыном подростком и мамой 80-ти лет. Почти неходячей. Мне непонятно, как можно оставить мать.


И сколько она тут прожила (живет)?

Виктор Каган
- at 2011-11-12 19:17:09 EDT
Майя
- at 2011-11-12 17:55:50 EDT
Потому и сужу. Лицемерие вижу


Если не отличать рассказ от показаний под присягой и ничтоже сумняшеся свидетельствовать об этом из-под судейской мантии, вынося приговор подсудимому автору, можно далеко пойти.

Майя
- at 2011-11-12 17:55:50 EDT
Бабушка Елены, Мария Харитоновна Усова, в замужестве Биргер, передала внучке начала веры; в восемнадцать лет Елена крестилась, и бабушка стала ее восприемницей от купели. В одном из своих рассказов Елена говорит, что только память о бабушке, чувство долга перед нею заставляло подниматься и идти в храм в те дни, когда совсем не хотелось.
------
Потому и сужу. Лицемерие вижу

елена матусевич
лейпциг, сша, Франция, Германия - at 2011-11-12 15:26:57 EDT
Ну, была бы мама неходячей, я бы тоже не оставила. Мама была молодая и сейчас не старая. Я уезжала в другой возрастной категории, видимо. Мама никогда не хотела, живет в Питере на купленную мной ей квартиру припеваючи. Не судите и не судимы будете.
Майя
- at 2011-11-08 15:50:29 EDT
К рассказу "Апрель.1991"
Я ехала с сыном подростком и мамой 80-ти лет. Почти неходячей. Мне непонятно, как можно оставить мать.

Александра
Москва, Россия - at 2011-08-28 07:48:47 EDT
В "Чемодане" покойный хозяин сабжа - то Петр Кириллович, то Кирилл Петрович :)
Лана
Москва, Россия - at 2011-08-27 14:54:32 EDT
Последний рассказ печальный какой-то в своей безысходности. Словно похороны заживо. Чувства хоронят, отказываются от них, отметая то, что могло дарить радость общения. Эх, люди-человеки, духовную сущность свою давить нужно ли?

о нелюбимом сыне - поразительно.. Ничуть не сомневаюсь в правдивости изложения, бывает наверное и не такое (уже мертвый сел на кровати..) В страшном крике исказило рот - увидел кто его встречает и куда попадает по своей "нелюбви" к ближнему, к родному сыну - по плоти. Не нашлось любви к нему...Печально. Как всегда печально видеть насколько люди обделяют себя не позволяя себе любить, принимать от Господа любовь и отдавать её ближним. А ведь Бог любит нас и нам дает такую же безмерную любовь, чтобы мы могли делиться ею... По плодам любви в нашей жизни и будем узнаваемы там... Великая сила - любить Господа, любить ближнего, наполняться самому и щедро отдавать... Тем и исполнить закон Христов. Это тропой любви к Господу по жизни идти и проложить путь на Небеса, вслед за Господом, приняв Его Жертву, Его любовь, Его милость и благодать....

Успехов Вам, Елена.

елена
фербенкс, сша - at 2010-10-29 17:36:09 EDT
Дорогие читатели,

Всем суперспасибо! Вы правы, теперь вот у меня есть русскоговорящие друзья, поэтому я так непозволительно разболталась, с непривычки. Изолятор, тайга. Советы приму с сведению. Е

О. Киршенбаум - Я. Шулермахеру
Уругвай - at 2010-10-29 17:18:27 EDT
Отношения между писателями и читателями, а также между писателями и писателями не ограничиваются Вашими заповедями. Вот, например, американский писатель Питер Де Вриз сказал как-то: "Все меня ненавидят за то, что меня все любят". Но это крайний случай. Точку в этом вечном вопросе поставил, конечно, И. Бунин: "Я не золотой рубль, чтобы всем нравиться".
Я. Шулермахер - Е. Майбурду
Новая Гвинея - at 2010-10-29 16:48:53 EDT

У заповеди "Читатель всегда прав" нет исключений. В этом вся фишка!

А читателей есть не три типа, а сто три. Как и писателей, ибо каждый писатель начинал как читатель.

Буду признателен, если позволите вести личную переписку с Еленой Ма и Еленой Ми без корректуры.

Читатель - совет V-A
- at 2010-10-29 15:28:06 EDT
V-A
- at 2010-10-29 12:51:14 EDT
9) Чехов советовал: напиши рассказ, и выброси несколько первых страниц.
*******************************************
Напиши постинг, и выброси все кроме точки.

Е.Майбурд
- at 2010-10-29 14:04:36 EDT
Дорогая Елена,

Целиком присоединяюсь к рекоменациям вашей тезки Минкиной.
Могу только добавить: из правила "читатель всегда прав" есть три исключения, три типа читателей:

1) Который начинает вас учить, как надо писать,
2) который упрекает вас в том, что в таком-то году таких чемоданов не существовало,
2) которому ваши тексты не нравятся (по любым причинам).

Вы пишете прекрасные рассказы, это дар, этим все сказано.
Продолжайте писать, как умеете, а мы будем с удовольствием читать.

Марк Фукс
Израиль - at 2010-10-29 13:10:51 EDT

«Русских друзей почти нет до сих пор».
Елена Матусевич

Начнем с того, что это не совсем, правда, хотя и не совсем ложь. Друзей много и большей частью, если не русские, то, во всяком случае, русскоговорящие и русскопишущие.
Сколько откликов, сколько неравнодушных, сколько доброжелательных и внимательных собеседников!
Можно только позавидовать белой завистью таланту автора и спутницам его – краткости и лаконичности.
Елена, уважаемая, Вы - неординарный, внимательный, одаренный человек и Ваши произведения - свидельства тому.
Мои наблюдения свидетельствуют о том, что носители имени Елена – прекрасные, замечательные, достойные, надежные и талантливые люди. Больше того, мне кажется, что в каждой семье должна быть своя Елена и моя жена Леночка с этим согласна. Я уже писал на портале об этом однажды, и дальнейший жизненный опыт только подтвердил этот тезис.
Здоровья Вам и душевного спокойствия.
Спасибо. М.Ф.


V-A
- at 2010-10-29 12:51:14 EDT
ЗАПОВЕДИ ШУЛЕРМАХЕРА ДЛЯ МАСТИТЫХ АВТОРОВ

9) Чехов советовал: напиши рассказ, и выброси несколько первых страниц.

антр ну
- at 2010-10-29 11:24:30 EDT
Валерий
Германия - at 2010-10-29 10:16:18 EDT
... был очень молод, мало знал,и вынес вердикт,-Гавно!
Через много лет,будучи старым и чуть умнее, прочел,спокойно, без ажиотажа, и вынес вердикт,-Гавно!
В чем мораль? Ну просто не мое, разная группа крови и ничего больше...


А кто-то ещё говорит, что возраст меняет человека ...
Мораль же состоит в том, что, если встречаешь человека с другой группой крови, не спеши сообщать ему, что он гавно, а спроси себя, нафиг ему твой вердикт. Потому что его "Гавно" в ответ будет в отличие от твоего вердикта абсолютно обоснованным. Бориса Леонидовича вы в этом мире (как, впрочем, и в том - живите 120) не встретите, но в общении с другими может пригодиться.


Я. Шулермахер
Новая Зеландия - at 2010-10-29 10:33:15 EDT
Обеим Еленам Прекрасным:

ЗАПОВЕДИ ШУЛЕРМАХЕРА ДЛЯ МАСТИТЫХ АВТОРОВ
-----------------------------------------

Первая - читатель, как и покупатель, всегда прав. Даже, когда он не прав.

Вторая - никогда не открывайте читателю авторскую кухню.

Третья - пишите хорошо и увлекательно, чтобы заткнуть рот читателю.

Четвертая - придумайте хорошее начало рассказа и хороший конец, а потом сделайте так, чтобы они были так близко друг от друга, как только возможно.

Пятая - ориентируйтесь на читателя, который все знает, но не все помнит.

Шестая (к сожалению, не моя) - литература начинается мифом и заканчивается им (Хорхе Луис Борхес).

Седьмая (предпоследняя) - ваш текст, даже без имени, должен быть безошибочно узнаваем, чтобы гарантировать возврат утерянной рукописи (за скромное вознаграждение).

Восьмая (последняя) - такая же, что и Первая, ибо все начинается Читателем и заканчивается Им.






Читатель
- at 2010-10-29 10:31:25 EDT
Оживленная дискуссия вокруг рассказов означает: "Задело!", с чем искренне поздравляю автора!
Валерий
Германия - at 2010-10-29 10:16:18 EDT
Нет ничего страшного в том,что какому-то читателю не понравилось,мы все разные,Набокову не нравился Достоевский,мне тоже...
ну и что,а просто ничего... с Автором нужно быть помягче,перенести на бумагу свои мысли и чувства ой как непросто,
кто немного пишет это понимает...
Много лет тому назад,один конспиратор передал мне небольшого размера,пухленькую книжку,издательства Филтринелли,если
память не изменяет,"Доктор Живаго",Бориса Пастернака. Я ее взял как бомбу,тщательно прятал от посторонних,никому не давал,
прочел тщательно,был очень молод,мало знал,и вынес вердикт,-Гавно!
Через много лет,будучи старым и чуть умнее,прочел,спокойно,без ажиотажа,и вынес вердикт,-Гавно!
В чем мораль?Ну просто не мое,разная группа крови и ничего больше...
К слову фильм,американский "Доктор Живаго",понравился,хотя Омар Шариф,с внешностью латинского любовника,не подходит.
А вечнозеленную мелодию Мориса Жара из этого фильма часто напеваю.

Суходольский
- at 2010-10-29 09:53:25 EDT
елена
фербенкс, сша - Friday, October 29, 2010 at 05:50:21 (EDT)
Я уже объясняла, что неприятный осадок получился от неудачной подборки.


С чего Вы взяли, уважаемая Елена, что подборка неудачная? Как раз очень цельная, объединенная настроением и чувством. Это же не танцплощадка, где один танец быстрый, а следующий медленный. Все замечательно, и непонимание лежит не только на авторе, но и на читателе. Ваши произведения - не легкое чтение, как, думаю, не легкое письмо. Вам трудно они давались, и читатель должен потрудиться. Но на подборку не нужно грешить, ИМХО.


Читатель - исправление
- at 2010-10-29 09:12:25 EDT
Хотя могу добавить: тем, кто НЕ читал, советую прочитать.
Читатель
- at 2010-10-29 09:11:20 EDT
Елена Минкина
- Friday, October 29, 2010 at 08:46:03 (EDT)
*****************************************
Очень правильно. Не понравится мне - никакие объяснения не помогут. Понравится - объяснения не нужны. Могу по ассоциации что нибудь дельное или недельное сказать, но от этого рассказам не убудет, не прибудет.
А рассказы мне понравились. Точка. Хотя могу добавить: тем, кто читал, советую прочитать. Вот и от меня польза будет.

Елена Минкина
- at 2010-10-29 08:46:01 EDT
Уважаемая Лена, позвольте небольшой дружеский совет. Не потому , что я "знаю, как надо", но накопился некий опыт, набито много шишек на собственной голове. Пишу в надежде, что Вам удастся избежать дополнительных огорчений.
Так вот:
Никогда не объясняйте, почему написано так или иначе, как Вам это виделось и какие достоинства есть в Вашем произведении.
Тем более, не нужно рассказывать, откуда и как возник сюжет, правда или вымысел за ним стоят.
И уж совсем ни к чему раскрывать чужим любям подробности собственной жизни, с брата ли написан герой или со свекора, с кем Вы жили и в какой стране.
Все, что нужно сказать, говорится в самом произведении, не правда ли? Любые лишние разговоры убивают очарование и волшебство написанных вещей.
А читатель ни в чем не виноват, даже в том, что автор неудачно составил подборку. Читатель никогда не пожалеет автора и будет прав, потому что ему важен только результат и собственное впечатление от прочитанной вещи.
Удачи Вам и хорошего настроения!
Ваша Е. Минкина

Илья Белицкий
Денвер - at 2010-10-29 08:27:15 EDT
Я уже подобрел. Другие рассказы обязательно прочитаю.
С уважением и добрыми пожеланиями.

елена
фербенкс, сша - at 2010-10-29 05:50:20 EDT
Илье Белицкому,

Я уже объясняла, что неприятный осадок получился от неудачной подборки. У меня вовсе не всегда так черно, а тут нагрудилось. Эти вещи печатать вместе было нельзя, но что теперь поделаешь. Насчет неправдоподобия, в Чемодане все факты настолько точны, что в первый раз в моей практике пришлось изменить имена. Обычно у меня и имена все сохранены. Жизнь гораздо безумнее вымысла, а я просто правдива до обидного. Проклятый чемодан стоял у нас в квартире на последнем этапе. Язык, да, выучила моментально, с апреля по июнь. Приехала без английского, в июне уже сдала все экзамены, кроме письменного. "Папа" тоже подлинная и никакая не фантасмагория. Всех этих людей я знала лично, и покойничка, члена француз. фашистской партии и моего бывшего свекра. В русскоговорящей среде, да, не была в эмиграции ни дня, так получилось. Бруклина даже не видела. Была во франкоговорящей всю дорогу. Русских друзей почти нет до сих пор. Может это повлияло и на язык, и на мышление, не мне судить. Наверное, все это неправдоподобно, все не как у людей. На том стоим. Но посмотрите, если найдете время, другие вещи, может, подобреете, даже наверняка, особенно "Маузер," посмеетесь. Спасибо за внимание.

Илья Белицкий
Денвер - at 2010-10-29 03:10:32 EDT
"Чемодан" - хороший рассказ, хотя и малоправдоподобный. Но умелый вымысел литературе не противопоказан. Этот рассказ образует резкий диссонанс с остальными миниатюрами, густо населёнными литературными монстрами и отталкивающими персонажами. "Она была почти лысая и с паршой. Наклонится над формуляром, а череп светится сквозь паршу" ("С приездом"). "Он всегда его (отца) ненавидел... Отец никогда не любил ни его, ни кого бы то ни было... Мать глухая и назойливая, как черная толстая муха" ("Папа"). Своих героев надо хотя бы немного любить или уравновешивать их присутствие теми, кто не столь омерзителен. Даже в жанре миниатюры, где всем места не хватает. Мир многоцветный (пардон за банальность).

И ещё. Этакий широкий уравнивающий чёрный мазок по столь разной во всех отношениях эмиграции, по разным судьбам, мотивам, по разному пониманию достойной жизни и чувству собственного достоинства вообще. "Затем и летим, чтобы всегда так есть", "Бежали мы ватными ногами, кто вприпрыжку, кто кувырком, кто задом наперед (это как?)... чтобы зажить припеваючи... И я одна из вас".

И тут же, словно спохватившись, чтобы чего не подумали, в ответе Б. Тененбауму: "Я, кстати, очень в Америке вписалась, очень удачно и сразу... Ни дня не была в эмигрантской среде. Язык выучила моментально (моментально суп из пакетиков варят, но язык... )". Впрочем, в этом горделивом пассаже бьёт по глазам не столько моментальный язык, сколько прокажённая "эмигрантская среда", т.е. все остальные.

Неприятный осадок от всего этого.

V-A
- at 2010-10-27 23:40:41 EDT
По последнему произведению "Мы не похороним друг друга":
разочарование, вызванное тем, что думал - это про двух
любящих людей, из которых только один будет иметь
возможность похоронить другого. Вот про что мне ожидалось
будет эта миниатюра. Увы. Она не о том, а как нас жизнь
обтёсывает. Но почему же тогда - не похороним?
Если уж про колобок, то не сьедим, наверно.

По первому:
Ивините, про то, что муж доверил женщине бутылку коньяка
- не поверю. Она же ж не только дорогая, но и тяжёлая.
Но напомнили славное время, когда можно было быхать своё,
спасибо.

Про папА - замечательная притча, правда могла бы быть в 2
раза короче - всё равно образ сына не раскрыт, хотя образ
отца раскрыт просто с блеском.

Чемодан написан хотя бы нормальным языком (не лубочным,
как последнее стихо, не мухидохским, как про папА, и не
разбитым, словно бутылка коньяка). И Петр Кириллович, у
которого вся романтика ушла в камень, вполне удался. И муж
дочери тоже как живой.

елена
фербенкс, сша - at 2010-10-27 13:27:19 EDT
Дорогой преданный читатель,

Думаю, раздражение ваше, и не только ваше, отчасти от не совсем удачной или, может, совсем неудачной, подборки, подачи, материала в этот раз. Я сама виновата, забыла, что послала, а вместе эти вещи, прижатые, визуально, одна к другой, произвели неразбавленно-подавленное впечатление. Они все три о смерти или эмиграции, нагромождение произошло, тяжко дышать и читать. Недосмотр мой. Надо следующий раз подойти к этому с умом. Я тут сижу, отмораживаюсь, в местах очень отдаленных, и мне этот портал светит в полярной ночи. Дальше только в Новую Зеландию можно было угодить.
Но, мне кажется, если не по стилю, тут я ничего не могу, то по содержанию, о последней вещи вы не правы, слишком быстро, может быть, пробежали. Никаких красивостей там и в помине нет, что вы, какое там. Там ритм, даже рифма, это поэма в прозе. Это о моем поколении, если вдуматься, постмодерн. Поколение прагматичное, без иллюзий и идеалов, потому и приспособилось, вписалось, на редкость легко и успешно, успешнейше. Прямо рекордно, по статистике. И круга, как вы как нельзя лучше выразились, у нас быть не может по определению. Только отдельные голоса, крики, вой, пунктир, вроде моего. Долго и нудно все это объяснять, а эта вешь все сразу сказала.Там каждое слово неспроста, на месте, и дорого мне стоило. Тут я твердо стою. Спасибо вам большое за труд. В таком изоляторе и поругать некому.

Преданный читатель портала
- at 2010-10-27 10:03:23 EDT
Уважаемая Елена! Во-первых, спасибо за внимание к моим заметкам. Воля автора вовсе не реагировать на замечания и оценки. Еще более обрадовал меня хор Ваших защитников. И то правда - в нашем круге старых ворчунов и буквоедов вдруг появляется молодой летящий женский голос, ах как поманило это давно не вспоминаемое ощущение сердечной радости и боли, невнятной тоски, щемящей разлуки с кем-то, стремления куда-то... В данном случае я имею в виду Ваши прежние произведения, которые конечно же внимательно читал, как и многие другие интересные и разные статьи моего любимого портала. Но при чтении последних Ваших публикаций мелькнуло вдруг чувство неудовлетворения и раздражения, которое и пытался изложить Ваш покорный слуга, рискуя выслушать различные обвинения от моих коллег-читателей. В свое оправдание могу сказать только, что много лет назад на одном из собраний литераторов услышал несколько справедливых и дельных замечаний Азова (сам Марк Яковлевич, конечно, не помнит данный эпизод), и это дало мне иную степень зрелости и свободы в собственных работах.
За сим остаюсь внимательным Вашим читателем. Хотя признаюсь, моему сердцу более милы медленные истории, неожиданные волнующие сюжетные линии, всматривание в лица и судьбы. Но другой век, другие предпочтения, не в нашей власти догнать убегающее время.

елена
фербенкс, АК, сша - at 2010-10-27 02:18:02 EDT
Огромное всем спасибо,

Обдумала, охолонилась. Преданному читателю: Пишу я по принципу (но только принципу) Драгунского. Оставляю рассказ жить только когда нечего больше вычеркивать. Каждое слово я выверяю и слова могут не понравится, но уж "прилагаться" кое-как никак не могут. Неряшливость исключена. Сплошной скальпель. Это первое. А второе, насчет героя "Чемодана." Для американского читателя все ясно. Раз был безнадежно болен, в Америке, то после тебя не останется ничего. Все забрали доктора. Они и больше забирали. А если была страховка, а она есть у многих, самоубийцам ее не выплачивают, она пропадает. Но, конечно, остальным непонятно, и я об этом не подумала. Учту когда буду печатать это в другом месте. Но вообще, ну какая разница? В карты мог проиграть, проотдыхать. Вот тут во время кризиса выяснилось, что стоило одному члену семьи потерять работу, все через месяц идет с молотка, целыми городами, накоплений ни у кого нет. Так что и вовсе не удивительно. Но остальные все же прочитайте, может, что и выделите для себя.

Виктор Каган
- at 2010-10-26 21:19:52 EDT
елена
фербенкс, сша - at 2010-10-26 17:01:24 EDT

Лена (ничего, что я так?), последовал Вашей просьбе-предложению к уважаемому преданному читателю и ещё раз прочитал всё, что у Вас есть на этом сайте. Если бы кто-нибудь был рядом, то не писал бы Вас сейчас, а читал: "Вот послушай! А вот ..." рассказ за рассказом. И единственное желание-пожелание: пишите, как Вам пишется. А тем, кто лучше Вас знает, как писать, пожелаю вливаться в ряды авторов портала, пишущих художественную прозу. Вы ведь не станете им рассказывать, как они должны писать, правда? :)

Борис Дынин
- at 2010-10-26 20:46:10 EDT
Борис Дынин
- Tuesday, October 26, 2010 at 17:33:00 (EDT)
Присоединяюсь к Юлию. Добавлю, в силу самодостаточности и самоценности, не зависят от рецензий

Суходольский
- at 2010-10-26 18:59:40 EDT

Горячие головы! Пылкие сердца! Хорошо, что автор умный и понимает: совет опытного человека может много дать молодому автору:
=======================================================
Г-н Суходольский! Торопливость и опытного человека иной раз побуждает его дать совет не к месту. Ценность произведения не зависит от рецензий (если только не идет речь о получении гонорара или премии или рекомендации в некий союз и т.п.). Также как ценность рецензии не зависит от ценности произведения. И рецензент может иметь или не иметь собственные мысли, цели и пр. Конечно, beauty is in the eye of the beholder, но the beholder здесь не понимается как "рецензент". Другое дело, что автор может прислушаться к умному (для автора!)рецензенту и, если признает, что тот говорит смысл, среагировать. Читатель, не будучи обязанным полагать себя рецензентом, может воскликнуть просто "Замечательно!", "Спасибо!"... и тем засвидетельствовать ценность произведения, заключенную в самом творении или in the eye of the beholder (выбирайте).

Теперь, не торопясь, увеличите или уменьшите ценность рассказов уважаемой Елены М. рецензией, желательно Вашей.

Суходольский
- at 2010-10-26 18:59:40 EDT
Борис Дынин
- Tuesday, October 26, 2010 at 17:33:00 (EDT)
Юлий Герцман - Елене Матусевич
- Tuesday, October 26, 2010 at 17:09:41 (EDT)
Елена, Вы - замечательный прозаик, чьи рассказы не требуют ни объяснения, ни оправдания их появления. Они и самодостаточны, и самоценны.
==============================================
Присоединяюсь к Юлию. Добавлю, в силу самодостаточности и самоценности, не зависят от рецензий.


Горячие головы! Пылкие сердца! Хорошо, что автор умный и понимает: совет опытного человека может много дать молодому автору:

елена
фербенкс, сша - Tuesday, October 26, 2010 at 17:01:25 (EDT)
Уважаемый преданный читатель,
Спасибо вам за то, что поотратили на меня столько времени и места, очень ценю, правда. Посмотрите, пожалуйста, другие мои публикации здесь и в Заметках, мне важно знать как вы оцените остальные. Они все коротюсенькие, много времени не займет, но мне это много даст, пожалуйста.


Правильно, Елена! И Гоголю было важно мнение Пушкина. А неслабый талант, между прочим.

Б.Тененбаум-Б.Дынину, Елене
- at 2010-10-26 18:12:35 EDT
в силу самодостаточности и самоценности, не зависят от рецензий.

Истинная правда. "... ты им доволен ли, взыскательный художник ...", etc

Борис Дынин
- at 2010-10-26 17:33:00 EDT
Юлий Герцман - Елене Матусевич
- Tuesday, October 26, 2010 at 17:09:41 (EDT)
Елена, Вы - замечательный прозаик, чьи рассказы не требуют ни объяснения, ни оправдания их появления. Они и самодостаточны, и самоценны.
==============================================
Присоединяюсь к Юлию. Добавлю, в силу самодостаточности и самоценности, не зависят от рецензий.

елена
фербенкс, сша - at 2010-10-26 17:01:24 EDT
Уважаемый преданный читатель,

Спасибо вам за то, что поотратили на меня столько времени и места, очень ценю, правда. Посмотрите, пожалуйста, другие мои публикации здесь и в Заметках, мне важно знать как вы оцените остальные. Они все коротюсенькие, много времени не займет, но мне это много даст, пожалуйста. Рада, что понравилась первая вещь, она написана последней. Я никогда ничего не объясняю, жизнь и есть сплошная нестыковка и абсурд. А насчет "А если мы не суетимся, праведно трудимся, следуем долгу и обстоятельствам и все равно не похороним друг друга?Еще страшнее и реальнее. Потому что разлука с единственным человеком не всегда объясняется колобками и прочими красивостями." Вся суть критики, всей, в слове "реальнее" и тут я пас. Ни объяснений, ни законченности, ни завершенности выдать не могу. Desolee. Это у меня не от недоразвитости, а нарочно. Еще раз спасибо и если, можно, посмотрите другие, если вдруг время найдете. Е

Преданный читатель портала
- at 2010-10-26 07:03:50 EDT
Долго сомневался прежде чем внести свою ложку дегтя в хор одобрения и похвал.
Представленные рассказы или, за исключением самого "Чемодана", МИНИАТЮРЫ (очень распространенный жанр в эпоху интернета) написаны талантливой рукой, но на мой взгляд крайне несовершенны. Как песня акына - душа просит, слова прилагаются.
Только первая зарисовка выглядит продуманной и цельной. В "Чемодане" сразу бросается в глаза "нестыковка", которая разрушает всю историю. А именно - герой похоронен на общественные средства и ничего не оставил после себя кроме злополучного чемодана. И при этом "хорошо вписался", вполне благополучно жил, работал, путешествовал?? Если бы речь шла о бомже, после смерти которого среди грязных одеял и старых газет обнаружен чемодан, то получилась бы немного банальная и нравоучительная, но выразительная история. А так нарушена логика и нарушена цельность повествования. Даже если "все так и было", как пишет в отзывах сама Елена, все же литература не пересказ обстоятельств. Мои глубокие извинения атору.
Рассказ об умирающем отце тяжел и утомителен. Уже написана "Смерть Ивана Ильича" (позвольте не перечислять далее). Стоит браться за такую тему, если можешь добавить свое видение. Что именно хочет подчеркнуть автор - чувства обиженного сына, ужас загробной жизни, возмездие за нелюбовь? Попробуйте сравнить этот рассказ с другим рассказом о старике, написанном тезкой автора Еленой Минкиной и недавно опубликованном в этом же журнале. Там тоже есть обиженный сын, умирающий старик-отец, но вместо чернухи, так модной сегодня, - история любви.
И последний рассказ, если этот жанр можно назвать рассказом. В первый момент останавливается дыхание - "мы не похороним друг друга". Но дальнейший полет мысли, эти колобки накрученных судеб и обстоятельств вместо усиления темы сбивают на возражения и рассуждения. А если мы не суетимся, праведно трудимся, следуем долгу и обстоятельствам и все равно не похороним друг друга? Еще страшнее и реальнее. Потому что разлука с единственным человеком не всегда объясняется колобками и прочими красивостями.
Еще раз прошу извинить за жесткий отзыв. Совершенно нет задачи обидеть автора и читателей.

елена
фербенкс, сша - at 2010-10-26 03:08:19 EDT
Г. Тененбаум,

Простите меня. Я поторопилась и неверно написала фамилию, опечатка. Я, кстати, очень в Америке вписалась, все удачно и сразу. Я об этом как раз интервью о себе сейчас пишу. Мне повезло, я ни дня не была в эмигрантской среде. Язык выучила моментально и т.д Просто я не блокирую боль.

Б.Тененбаум-Елене :)
- at 2010-10-26 00:44:14 EDT
Елена, если позволите вас поправить - я уже полных 62 года как Тененбаум. Согласитесь - за это время можно как-то незаметно привыкнуть к такой фамилии ? Но, если вы настаиваете, то согласен и на Тотенбаума. Я уже привык - меня в армию, и то призвали как Тенен-Баума :) Далее - я, поверьте, "светлых рассказов" от вас не требую, а наоборот, признателен за те, что вы пишете, пусть будут "темные". Просто смотреть, как мучается человек, не вписавшийся в новый "пейзаж", никакой радости нe доставляет.
елена
фербенкс, США - at 2010-10-25 22:16:16 EDT
Г. Тоненбауму. Спасибо. Мне это важно. Теперь понятно. Значит, дело не в форме, а в содержании. Я и так перессорилась с кучей народа, кот. требует "светлых´ рассказов. Да, об эмиграции я только только приступаю, не в силах была! Спасибо, что нашли время.
Б.Тененбаум
- at 2010-10-25 13:58:32 EDT
Глубокоуважаемый автор, по поводу того, почему многие предпочли "Чемодан" - не претендуя на обобщение, могу сказать про себя. Его не так больно трогать. Про другие ваши рассказы, опубликованные вместе с этой вещью, такого не скажешь. Эмиграция - тяжелый стресс. Он давно прошел, но поминать его, и заново нырять в тогдашние "... сильные ощущения ..." не хочется совершенно. Вроде как вспоминать серьезную болезнь, из которой, слава Б-гу, удалось выбраться ...
елена
фербенкс, США - at 2010-10-25 13:32:53 EDT
Борису Альтшулеру: Насчет индийских рассказов и Чемодана вы права. Я и сама так считаю и рада, что вы видете разницу. Это другой компот, как говорила моя бабушка. Только почему вы заметили только Чемодан? Там же не 4 главы одной повести, а четыре совершенно разных рассказа. Я считаю для себя, что "Мы не похороним друг друга" там самая сильная вещь и вообще одна из самых моих сильных. Мне даже другой редактор сказал: так нельзя писать, слишком больно." И "Папа." А все заметили только Чемодан, интересно почему.
Зоя
Санкт-Петербург, Россия - at 2010-10-25 06:47:54 EDT
Помимо того, что все написано очень образно, эмоционально, ты подарила лично мне яркость воспоминания. Я живу в этом городе, но в Гавани почти не брожу по обычным маршрутам "школы № 4", бываю теперь только на выставках, т.к. мы переехали в другой район, а твои точные описания ТЕХ мест, характерных деталей ТОГО времени, как горелые спички на потолке, например, это такое погружение в детство, в то время и место - приятно:) У тебя очень яркий язык, сразу оказываешься вовлеченной в настроение, которое ты хотела передать. Спасибо:) С нетерпением буду ждать новых работ, а ссылку добавила себе в закладкки, но ты все равно давай анонсы! Удачи!
елена
фербенкс, США - at 2010-10-24 02:35:54 EDT
Борису Альтшулеру: автор стиля не меняет. Чемодан написан несколько лет назад. А вот "С приездом" две недели назад и он самый короткий. Все истории подлинные. С чемоданом история длилась бесконечно, измучались. Это единственный рассказ, где я изменила имена т.к. дочь героя и ее муж живы и могут прочитать.
Валерий
Германия - at 2010-10-24 02:08:35 EDT
Очень хорошие рассказы, в них растворена Боль,без которой не бывает настоящего творчества.
Спасибо,Елена!

A.S.
New York, NY, USA - at 2010-10-24 01:55:21 EDT
Чемоданов с прошлым вышло как бы четыре:
Чемодан №1 - а надо ли было уезжать?
Чемодан №2 - не надо было уезжать.
Чемодан №3 - очень много ассоциаций со "Старухой" Даниила Хармса и с "Приговором" Кафки.
Чемодан №4 - не надо было уезжать. Уезжать было можно, чаще даже нужно, но не всем!

Виктор Каган aka BEK
- at 2010-10-23 23:49:08 EDT
Тайна литературы всё-таки не в том, что сказано многими словами, а в том, как так удивительно слова расставлены и составлены немногие слова, что между ними умещается такое огромное содержание. Спасибо.
Е.Майбурд
- at 2010-10-23 21:42:48 EDT
Самый высокий класс.
Б.Тененбаум
- at 2010-10-23 19:16:37 EDT
Рассказы показались поистине замечательными. "Чемодан", по-моему, из них самый лучший.
Юлий Герцман
- at 2010-10-23 19:02:09 EDT
Превосходные рассказы. "Чемодан" - блеск!
Борис Э. Альтшулер
Берлин, - at 2010-10-23 06:25:40 EDT
Хорошие рассказы, хотя в последнее время автор меняет свой стиль.
Лично я - большой поклонник её лаконичных произведений. Так что на мой вкус - чем короче, тем лучше. А короче - трудно.

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//