Семейный подряд

1

Начало этого увлечения по времени совпало с окончанием страшной войны. Нашей семье повезло – все остались живы, и после эвакуации вернулись на Украину, в Киев. Главная улица украинской столицы – Крещатик лежала в руинах, и киевляне от мала до велика вносили свой вклад в восстановление когда-то прекрасного города, которому суждено было стать на многие годы нашей родиной.

Отец, известный микробиолог, профессор Лев Иосифович Рубенчик был далёк от какого-либо вида искусств. Так считали все окружающие и он сам, но одним увлечением он обладал – это была фотография.

В семейном архиве до сих пор сохранились пожелтевшие снимки членов нашей семьи и нашей дачи, построенной ещё до войны в Одессе.

Интерес к фотографии у папы был и профессиональный. Главным увлечением жизни, как у первого микробиолога Левенгука, у него была охота за микробами. Он не только изучал их с помощью микроскопа, но и фотографировал причудливо извитые, сплетающиеся нити и кружочки микроорганизмов.

Отец и сам открыл несколько штаммов микроорганизмов, которые за границей были названы его именем «споровибрио Рубенчики». Эти «малявки», видные только под микроскопом, проявили способность преобразовывать сульфаты. Подобная деятельность отнюдь не безвредна, поскольку сульфатредуцирующие микробы способны разрушать бетоны и повреждать тоннели метро. Через много лет за их открытие отец получил государственную премию Украины.

Но я прошу извинения у читателя за отклонение от главной темы рассказа, связанной с фотографией.

Моя мать утверждала, что отец в первый раз взял в руки фотоаппарат в 1933 году, когда я появился на свет. Это подтверждено и документально: в нашем семейном архиве хранятся выцветшие, сделанные не в фокусе фотки некрасивого, капризного, а иногда плачущего ребёнка. Увы, это был я. Думаю, что фотки микробов доставляли отцу больше удовольствия.

Техническое несовершенство сделанных фотографий связано с плохим аппаратом, название которого «ФЭД». Это первые буквы имени, отчества и фамилии Феликса Эдмундовича Дзержинского – человека, имя которого у одесситов вызывало ужас, и не только у них. В Москве он возглавлял страшное ведомство НКВД, и нёс ответственность за многие преступления большевистской власти. Но за плохое качество папиного аппарата гроза Советов ответственности не нёс, поскольку к моменту его выпуска умер.

2

После приезда в Киев папа решил возобновить занятия фотографией и приобщить к ним и меня.

Для покупки фотоаппаратов мы отправились на известную киевскую барахолку, которая тогда ещё не утратила своего названия: «Еврейский базар» или коротко: «Евбаз». В этом году этому «легендарному» месту исполнилось бы 150 лет, но вряд ли нашёлся бы чудак, пожелавший праздновать его юбилей.

Рынок, или как его называли «толчок» располагался на месте бывшей Галицкой площади, и в старые времена евреи составляли здесь большую часть торговцев. Это был район еврейской бедноты, маленьких лавчонок, где продавали рвань, всякое барахло, а иногда и неплохие краденые вещи.

После войны обездоленные люди, жители полуразрушенного города пытались заработать «копейку» на проживание.

В «обжорном ряду» базарный люд, как и в старые времена, лакомился пирогами с требухой, торговал поношенной одеждой, патефонами, посудой, гвоздями.

Мы не сразу нашли полку, на которую старец с окладистой бородой выставил немецкие фотоаппараты. Покупателей не было, и старик в поношенной шляпе и безрукавке лениво раскуривал уже не первую сигарету.

При нашем приближении он оживился, церемонно раскланялся и спросил:

– Желаете купить один аппарат, или для себя и отрока? Извините за нескромность, но хотелось бы узнать вашу профессию.

– Я фотограф-любитель, а ребёнок пусть учится.

– Вот пожалуйте-с, лейка с «Триотаром» Цейса, Куплена лично мной у немецкого полковника за сотню марок.

Начались пространные объяснения с демонстрацией аппаратов…

В этот момент кто-то дёрнул меня за руку:

– Держи крепко.

Беспризорник в рваной тельняшке вручил мне квадратную кожаную коробку, и бесцеремонно вытащил из моего кармана 15 рублей.

Раздался свист мильтона, и парень мигом смылся.

Когда продавец увидел у меня в руках футляр с аппаратом, он покраснел.

– Это украденная у меня «зеркалка»: шесть на шесть с «Тессаром» Цейса.

Не стану раскручивать историю с покупкой. Отец выложил все имеющиеся у него деньги – 150 рублей, и мы ушли с лейкой и квадратной зеркалкой, которая 50 лет была моим лучшим другом. Сделанные ею портреты были чёткими и выразительными и не требовали увеличения.

В моём архиве и по сей день хранятся квадратные фотки моих родителей, товарищей по школе и любимого кота Микки…

3

Фотоаппарат навсегда стал моим лучшим другом. В путешествиях по «шестой части суши», которую занимал тогда Советский Союз.

Я давно перешёл на отечественную фототехнику, среди которой больше всего любил одну из разновидностей «Практики», с которым не расставался много лет.

Аппарат – техническое устройство, позволяющее зафиксировать неповторимый «миг времени». Увы, человеческая память с годами дряхлеет, стирается, а техника сохраняет изображения вечно.

Мефистофель ожидал от своих жертв восторженных слов: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно», после чего овладевал их душами, отправляя их в ад.

Мы же, благодаря технике, можем составлять целые коллекции жизненных мгновений, и это безопасно, если не связано с криминалом.

Сказанное банально, но требует навыков – умения выбрать позицию и момент нажатия кнопки – попасть в райские кущи тоже не просто.

Путешествуя по Южной Эстонии, я попал в автомобильную аварию – перевернулся автобус. Несколько пассажиров пострадало. Аппарат был со мной, и я сделал технически удачные снимки, но никогда их не рассматривал. Меня мучила совесть, что я хладнокровно зафиксировал чужое несчастье, хотя один из первых пришёл на помощь соседям, разбив гаечным ключом ветровое стекло, и помог выбраться из автобуса девочке.

В тот день я понял, что не гожусь в папарацци…

Удовольствие от снимков повышается, если фотографируешь заранее знакомые места. С дорогими друзьями Эллой и Борей и шустрыми детишками Женей и Катей мы пробрались на поле маков в Коктебеле, неподалёку от могилы Волошина. Прошли годы, потускнели снимки, сделанные на отечественной плёнке «Свема», но они по-прежнему радуют нас воспоминаниями о молодости, прелести Крыма, радости прелестного дня и воспоминаниями о спящем вечным сном великом и добром человеке.

14 марта 1970 года мы с Милой поженились. Примерно через неделю, проходя по Владимирской улице, мы наткнулись на небольшое фотоателье.

– Это будет ваш свадебный снимок? – улыбнувшись, спросил фотограф.

Он долго прицеливался, пока вставил кассету, но запечатлённое им мгновение оказалось прекрасным. Вскоре он выдал нам три экземпляра фотографии.

Снимок оказался потрясающим. Он передавал лучшее, что в нас было.

Особенно хороша на нём Мила. Передана её красота, доброта и нежность.

Прошло сорок лет, но снимок выглядит, как новый.

Да будет славен фотограф, запечатлевший на много лет наши лица.

Как пел Шаляпин: «… если б навеки так было…»

4

После женитьбы роль портретиста нашей новой семьи вначале взял на себя я. В семейных альбомах, сначала черно-белых, а потом цветных появилась наша дочь – черноглазая девочка Оля, потом её муж Костя, а затем внуки Владик и Катенька.

Небольшие проблемы появились, когда Оля вышла замуж. Её муж Костя на голову выше жены, и молодую влюблённую пару приходилось снимать издали.

Тут опять пришла на помощь квадратная зеркалка, прекрасно передававшая в окошке лица воркующей влюблённой парочки.

С приходом зятя мне, как фотографу, пришлось отступить на второй план. Будучи самоучкой Костя сразу превратился в профессионала.

Его чёрно-белые и цветные фотографии Киева всегда были необычны. Он обладает врождённой способностью уделять главное место деталям, позволяющим по-своему взглянуть на всё, что он снимает. Оригинальны и все его портреты. У него своя зима и своё лето. После его альбомов я бродил по Киеву и видел его другими глазами.

Фотография послужила для Кости трамплином для увлечения компьютерной графикой, которая тогда была для многих новинкой.

Я навсегда запомнил его выставку в одном из залов Киевского политехнического института, где он тогда учился. Возле его работ толпился народ, который с равнодушием обходил другие залы выставки.

Бывшие фотографии превращались в оригинальные обобщённые картины. Так рождался новый вид искусства.

Прошло несколько лет, и Костя с нашей дочерью Олей и пятилетним сыном Владиком переехали на ПМЖ в Германию.

Закончив курсы немецкого языка, Костя сразу был принят на работу в одну из лучших в Кёльне рекламных фирм.

Прошло три года, и Костя попросил меня и Владика ему позировать. Он вызвал нас на лужайку, недалёкую от их дома. Дал мне в руки свой аппарат фирмы: «Кэннон», а Владика вооружил стареньким поляроидом.

Мы должны были сделать вид, что снимаем друг друга.

Костя фотографировал нас много раз, стараясь придать естественность и живость нашим позам. Секрета превращения нас в «фотомодели» он тогда не открыл.

Прошло, примерно, полгода, и Костя в один из выходных дней выехал на машине во Франкфурт-на-Майне.

Мы были поражены, когда он вернулся, с трудом вытащив через дверцу машины огромную фотографию, на которой с улыбками застыли мы с Владиком.

Оказалось, что это премия, полученная за первое место на выставке: «Контакт разных поколений».

Конкурс состоялся в одном из крупных выставочных залов, в котором скопилось большое количество зрителей и участников.

Кроме фотокартины Костя получил в качестве приза один из лучших вариантов аппарата фирмы «Кэннон».

Мы с Владькой тогда тоже не прогадали. Пошло время и он получил в подарок этот замечательный аппарат, а мне досталась камера, раньше принадлежавшая Косте.

5

Если бы я давал заглавия разделам этого очерка, то один из них назвал бы:

«Путешествия с китайской мыльницей». «Мыльницами» называли примитивные аппараты, в которых нет приспособлений для установления расстояния, резкости, времени экспозиции и других параметров съёмки.

Не помню, почему так случилось, но, эмигрировав в Германию, я оказался без фотоаппарата. Купить дешёвую и вполне профессиональную камеру не составляло труда, но я не успел зайти в приличный магазин, и взял первую попавшуюся на глаза «мыльницу» на уличной раскладке.

Времени для выбора не было – с утра начинался знаменитый Кёльнский карнавал. Первую цветную плёнку из 36 кадров я «отщёлкал» за полчаса, и сдал для проявки в походную мастерскую на улице.

Проявленная утром следующего дня плёнка оказалась настолько хорошей, что я не стал покупать более совершенного аппарата. Интерес к своеобразному празднику, хорошее настроение и тщательный отбор позволили мне оставить в домашнем архиве около сотни отличных снимков, сделанных «мыльницей».

Ещё один важный стимул съёмки – желание поскорей запечатлеть знакомые с детства по книгам и описаниям места. Например, Париж или Венецию. На стене спальни висят наши с женой портреты, сделанные перед Нотр-Дамом, в Люксембургском Саду, на площади Святого Марка в Венеции, и другие.

Эти снимки, в сущности, не наши. Они сделаны чужими, как правило, незнакомыми людьми. Правда, я обдумывал композицию будущих объектов, заранее выбирал время и место съёмки. Нужна интуиция, чтобы выбрать из толпы человека, который умело возьмёт под прицел наши фигуры.

Поэтому я обращался к людям с фотоаппаратами, имеющим опыт съёмок. В большинстве случаев мне везло – снимки были удачными. Меня понимали с полуслова, уверенно, поднятой рукой, призывали к вниманию, а иногда предлагали свой ракурс, удаление от места съёмки, нужный поворот лица, повторения…

Большое спасибо этим добровольным фотографам за умелый глаз и вовремя сделанные нажатия!

Однажды случился интересный эпизод. Дело было ещё в Киеве. Я впервые купил немецкую плёнку фирмы «Agfa», на которой до этого не снимал.

Выбрал хорошее место для съёмки на вершине горы, с которой был хорошо виден Андреевский спуск – улица с изгибами против Андреевской церкви, на которой умельцы разных видов раскладывали свои картины и прочие изделия.

Теперь нужен был фотограф. Вот и он, высокий мужчина в плаще с увесистой зачехлённой камерой. Его сопровождала говорящая по-английски дама, показавшаяся мне знакомой.

Я поклонился и протянул свой аппарат «Практику». Мужчина задал непонятный вопрос даме.

«Он спросил, какова чувствительность вашей плёнки».

Я вынул коробку кассеты, которую по счастливой случайности не выбросил.

Фотограф со скоростью фокусника взял на секунду аппарат, что-то нажал и провернул, а меня подвинул влево. Раздалось два щелчка затвора и россыпь моих благодарностей по-английски…

В мастерской цветные немецкие плёнки тогда проявляли неделю. Я в нужный день пришёл за плёнкой и внимательно её просмотрел. Хорошими оказались только два сделанных фотографом кадра. Остальные были передержаны.

Через неделю на Владимирской улице, напротив оперы открылась выставка. Из двери вышла сопровождавшая фотографа дама.

– Ну, как снимки? – спросила она.

– Плохо, – кроме двух замечательных, – остальные сплошной брак.

– Ничего удивительного. Вы знаете, кто их снял?

И она указала на афишу выставки.

– Один из самых известных американских фотографов.

Жаль, что имя его я по старости не удержал в памяти.

6

К цифровой камере «Кэннон» я почему-то долго не мог привыкнуть. Казалось, что может быть проще: на резкость наводить не нужно, прекрасно видны все элементы снимаемой зоны, вся гамма цветов, а если поднять камеру над головой, то видно небо, тучки на нём, любой пролетающий объект. Но я ещё долго по привычке смотрел в окошко видоискателя. До тех пор, пока не купил новый компьютер Vista.

После завершения медового периода с новой техникой я отправился с женой в один из интереснейших районов «итальянского сапожка» несравненную Тоскану. Я мечтал о ней много лет, но знакомство тогда было платоническим – по книгам и купленным у букинистов альбомам. Я прочёл, что в средневековые времена после чумы из городов Тосканы уцелела только Флоренция, а жители остальных вымерли. Города от времени постепенно разрушались, их сокровища были разграблены, и самые красивые постройки и храмы оказались навсегда потерянными…

К счастью, не все легенды подтверждены действительностью – прошли годы, города Тосканы, благодаря усилиям строителей, реставраторов, художников и вложенным капиталам воскресли из пепла и потрясают нас красотой и ухоженностью…

В наше время Тоскана превратилась в Клондайк для фотографов. Дело в том, что в большинстве уцелевших старинных постройках Италии, в частности во Флоренции строго запрещено пользоваться кино- и фототехникой, а в восстановленных музеях Тосканы можно всё снимать, но без вспышки.

Среди миллионов туристов, посещающих Тоскану, пожалуй, наибольшей популярностью пользуется Пиза, благодаря её наклонённой башне, готовой упасть. Некоторые завзятые оптимисты – папарацци, надеются, что это произойдёт в их присутствии, и сделанные снимки их баснословно обогатят.

Обратная цель у строителей, и археологов и тех, кто вложил свои деньги в укрепление Пизанской башни – «старушка» удержалась на своём месте с 1174 года, и, несомненно, простоит ещё века…

Нас с Милой больше всего интересовало знаменитое кладбище, прославленный некрополь Кампо Санта Веккио со знаменитыми памятниками многих веков и фресками, над которыми работали сменяющиеся поколения мастеров.

Усыпальница в некоторых местах плохо освещена, но мы обратили внимание, что это не останавливает очень многих людей, фотографирующих стены без вспышек.

По совету Милы я стал следовать их примеру.

В очаровательном городке Сиена я снимал почти тёмные стены Ратуши.

Скромная табличка извещала, что на них изображена битва галер. Видны были только острые носы кораблей с фонарями и изображения, похожие на паруса.

В Модене нам с Милой разрешили самостоятельно осмотреть местный Ратхаус, где кроме нас не было ни одного посетителя. (Правда, тайное наблюдение с помощью телекамеры вёл один из дежурных.)

В городе Лукка по совету одного из местных жителей я снял тёмную внутреннюю стену Палаццо Публико…

Забегая вперёд, скажу, что совет жены снимать всё подряд в тех местах, где встречаются знаменитые имена известных художников, дал положительный результат. Разгадку мы получили, обратившись дома к главному эксперту – Косте, который поддержал тёщу, объяснив, что наш компьютер снабжён опциями, которые позволяют освещать, затемнять и менять контрастность и цвета будущих фотографий.

Вернувшись в Киев и нажав на экране компьютера на опцию: Reparieren, я узрел самые тонкие цветовые переходы фресок колумбария, момент битвы галер, приблизил к себе образы святых Кафедрального собора в Пизе, и тем самым преодолел свой природный недостаток – боязнь запрокидывать вверх голову. В цифровых аппаратах для этого достаточно поставить объектив параллельно потолку замка или храма и нажать на кнопку.

Настоящих чудес съёмки я достиг, фотографируя фрески храмов в Равенне.

Жаль, что эти фотки не увидит похороненный недалеко Данте Алигьери…

Мои фотоподвиги этим не ограничились. В последний день мы с женой пошли в знаменитый музей Питти во Флоренции. При входе возле гардероба изображён фотоаппарат, перечёркнутый красной чертой. Мы сдали и свой «Кэннон», но после музея вышли на знаменитый мост Понто-Веккио.

Арно спокойно катил свои воды, которые показались нам темно-желтыми, а тучки над рекой слишком мрачными. Я сделал воду в речке более голубой, а тучки – багровыми, закатными.

В этот момент, сидя за компьютером, я единственный раз в жизни чувствовал себя демиургом, которому подчиняются небеса и река.

7

Окончание моего рассказа укладывается в заглавие: Fotostream von Vlad, придуманное нашим внуком Владом Литваком, которому на днях исполнилось пятнадцать лет.

Влад – ученик восьмого класса Кёльнской гимназии, полгода назад придумал и начал выполнять оригинальный, проект под номером 365 (по фото-слайду в день в течение года), но число сделанных им слайдов далеко переросло эту цифру…

В его оригинальном проекте действительность переплетается с виртуальностью. Некоторые снимки он делает мгновенно, другие тщательно продумывает дома. Среди них автопортреты, опоясанные цветными линиями, абстрактные цветные и черно-белые штриховые рисунки, оригинальные пейзажи и зоосад, светящийся Будда, и многое другое. Он не повторяет никого из фотомастеров и сам придумывает свои конструкции, иногда давая им названия.

Например, на одной – стол, скатерть, пена и маленькая игрушка – Эйфелева башня. Рисунок назван по-английски: «Гуд бай, Париж».

На некоторых фотографиях показан процесс творчества: в цилиндрах с водой растворяется краска, образуя причудливые цветы…

Фотографии обратили на себя внимание. Десятки вопросов, около сотни заходов. Одна пожилая дама с удивлением написала: «Неужели, тебе всего 15 лет?»…

«Семейный подряд» в нашем доме распространяется только по мужской линии, но взгляните на фотографии нашей внучки, четырёхлетней Кати.

Мне кажется, что в ней стали проявляться черты фотомодели?

Кёльн

***