На холмах Грузии и виноградниках Шабли
История двух поездок

История первая

(с американским акцентом)

«Значит, давай таким образом: в воскресенье, часикам к пяти, потихоньку подгребай в гостиницу, уже с вещами. Разместишься спокойно, а потом двинемся в аэропорт... Я сразу на "ты", ладно? Но нам две недели бок о бок прыгать, так что есть смысл максимально сблизиться. Не откладывая, с первых слов. Согласен? Ну, жду тебя в вестибюле, а то швейцар не впустит. Ты же с нами редко работаешь? Так вот, тебя в лицо могут и не знать. Значит, я блондинка, волосы длинные, буду в джинсовом костюме и красной кофточке». – «Тогда и я буду в джинсовом костюме», – принял Илья игру. – «А как ты на вид?» – «В принципе ничего себе, только без особых примет». Собеседница Ильи, гид-переводчик, по имени Наташа, хмыкнула неопределенно: «Масть-то хоть какая?» – «Ну, скорее темная, хотя и не очень». – «То есть, не брюнет, – уточнила она. – Да к тому же не поэт, как в песенке поется?.. Или не зарекаться?» – «А что, есть предубеждения против поэтов?» – «Я девушка широких взглядов...» – «Да, кстати насчет особых примет – я буду с сумкой серого цвета...» – «Ладно, узнаю как-нибудь. Ну, пока...» – «До встречи...»

Илья решил, что удобнее ехать не на метро, а троллейбусом – всего одна пересадка, да и остановка практически у входа в гостиницу. Вышел из дому с запасом, а поскольку предусмотрительных людей обычно транспорт не подводит, то приехал с таким же запасом, то есть практически на полчаса раньше. Вскинул на плечо свою серую сумочку с фальшивой надписью Adidas и решительно направился к входным дверям гостиницы, приготовившись объясняться со швейцаром. Объяснений, однако, не понадобилось; только он сунул нос внутрь заповедной зоны, как удостоился приветствия – в две руки замахала сидящая на кожаном диванчике без спинки, что у самого входа, парочка: хорошо знакомая ему Валентина, зав сектором англоязычных делегаций, и внешне незнакомая девица со светлыми патлами, небрежно распущенными по плечам. Судя по цвету кофточки, Наташа. «Я же тебе говорю, Наталья, – заявила Валентина после взаимного обмена вербальными приветствиями, – с ним работать – одно удовольствие. Заметь, на полчаса раньше притащился. И вот так он всегда. Джентльмен, бля. Если беседа в райкоме или, не приведи Господь, где повыше – он всегда вызовется ее переводить. Ты с ним будешь как за каменной стеной...» Валентина подумала и после краткой паузы добавила: «Или за ним как, бля, за стеной этой самой...» Видно было, что девушки с пользой провели время в гостиничном, бля, баре, где Валентине, уважая ее служебное положение, наливали бесплатно.

Впрочем, когда все трое вошли в лифт, то вблизи Илья не без удовлетворения обнаружил, что Наталья-то как раз и не пила. Не то чтобы он был против пьянки как таковой или не одобрял женского в этом деле участия – отнюдь. И сам принимал на грудь, и девушек доводилось спаивать. Просто многолетний опыт свидетельствовал: едешь в аэропорт, на встречу группы или на проводы – будь готов к проблемам. И хуже нет, если переводчик ввязывается в процесс решения проблем, благоухая при этом в сторону аэрофлотовской администрации, а то и – упаси Боже – пограничных или таможенных властей непроизводственными запахами. Да и на иностранцев при первом знакомстве лучше дышать чистым углекислым газом, без примеси сивушных масел.

Тем временем дамы довели Илью до его номера. Бросив сумку в стенной шкаф, он предложил присесть и, пока есть время, просмотреть список группы. При этих словах Валентина оживилась и сделала краткое заявление, суть которого сводилась к следующему: группа небольшая, но очень сложная по составу – профсоюзные лидеры, а также профессора ведущих американских университетов, с примесью лиц свободной профессии, некоторые с женами, все в основном либеральных, бля, взглядов; программа пребывания весьма насыщенная и предусматривает много важных встреч на довольно высоком уровне; переводчики должны не ударить в грязь лицом и подчеркнуть все наши преимущества наряду с достоинствами, в то же время без огульного отрицания имеющихся объективных недостатков... Собственно говоря, она проводит свой выходной день здесь именно для того чтобы выдать последний оперативный инструктаж; она бы поехала и в Шереметьево, не будь у нее абсолютной уверенности в высокой квалификации назначенных на группу переводчиков... Тут она полезла в сумочку за сигаретами, после чего некурящий Илья решительно заявил, что ему в этой комнате спать, и погнал ее дымить в общественном месте.

Пока Валентина перекуривала в вестибюле, в компании пассивно курящей таким образом Натальи, Илья сбегал на стоянку – посмотреть, пришел ли их автобус. Записал в свою памятную книжечку – маленькую, помещающуюся в нагрудном кармане рубашки – номер автобуса и имя водителя и предложил коллегам потихоньку трогаться в путь. Дамы пошли попудрить носики, а он еще разок проглядел программу пребывания, украшенную в правом верхнем углу затейливой подписью высокого начальства под двумя внушительными буквами – «ОВ». То есть, «Особое внимание» – которое должны уделять делегации все причастные к ее приему лица и организации. Собственно, разумный переводчик категорию «ОВ» только приветствует: всегда можно рассчитывать на комфортабельный автобус, холодное пиво и усиленное питание. Ну, а тот факт, что вокруг группы «ОВ» неизменно вертятся лица, навязывающие это самое внимание с той или иной степенью ненавязчивости – так у опытного переводчика эти самые лица давно уже не вызывают никаких эмоций. Они сами по себе, а мы сами по себе. Главное – не давать им повода для вмешательства в свою работу. А так – даже лучше, пусть оберегают; заодно и фарцовщиков отпугнут. Потому что в последнее время фарца вообще озверела. Лезут прямо в автобус, а уж на подступах к гостинице просто берут за глотку.

Недавно был Илья в Киеве, тоже с американцами. Так те даже выступили с формальным протестом, что их замучили деловыми предложениями продать с себя носильное, причем вплоть до исподнего. Илья тут же, при клиентах, довел жалобу до мордастого орла, неизменно читающего в вестибюле гостиницы газету «Правда». И получил исторический в некотором виде ответ: «Ну, що ты злякався? Я этих хлопчиков знаю. Це не валютчики – так, джинсы, рубашечки...» А к вечеру один из фарцовщиков отвел Илью в сторону и ненавязчиво попенял на создание нерабочей атмосферы. «Да ты пойми, – озлился Илья, – они сами просят, чтобы от них отстали. Не такие это люди, чтобы портками торговать». – «Ты не нервничай, – довольно мягко отреагировал собеседник. – Мы сами разберемся, кто чего хочет. Продавать не желают – так мы им чего-нибудь в обмен принесем. Главное, ты не встревай и спи спокойно». Совет, надо сказать, был не только деловой, но и доброжелательный – особенно на фоне иных текущих событий. Вон Людмила в Питере, спустившись по ступенечкам набережной к самой невской водице, нежным своим голоском вещала про белые ночи и прочие поэтические прелести. А фарца тут же занималась своими прозаическими делами. И всего-то Людмила им сказала: «Ребята, мешаете работать, отошли бы в сторонку». Так что же? На глазах у всей группы ее столкнули в реку. Вытащили, конечно, и даже насморка не схватила. Но сам факт... Так что уж пусть «ОВ».

Группа, удостоенная «ОВ», естественно, и катается по особой программе: в каждом городе пребывания не избежать встреч в главном учреждении – будь то горсовет, облсовет или совет на уровне аж республики. Но – и это никакой не парадокс, а факт, подтверждаемый многолетним опытом: чем выше уровень встречи, тем проще она для перевода. А почему? – да потому, что опытному переводчику известны не только все ответы принимающей стороны, но и почти все вопросы дорогих гостей. Судите сами: если принимает делегацию Первое лицо, то уделяется этой исторической встрече не более полутора часов. Первые тридцать минут советский начальник будет распинаться об успехах, достигнутых под его неусыпным руководством на данной территории и в обозримый исторический период. Последние пятнадцать – это прощание и обмен подарками. Остается максимум сорок пять минут, отводимых на обмен вопросами. Делим это время пополам (вопросы/ответы на языке оригинала и их перевод на другой язык), а полученные двадцать с чем-то минут распределяем в соотношении «один к двум» – то есть на минутный вопрос обычно приходится двухминутный ответ. Что имеем в итоге? Правильно, семь вопросов. Ну, пусть десять. И ведь из этого числа хорошо если один вопрос окажется неожиданным. Пусть даже и так – ведь отдуваться в первую очередь отвечающему. Хотя, если честно, и переводчику может прийтись не сладко, если поплывет начальничек, пропустив удар, если не сможет четко и бодро объяснить, почему растительность в округе сожжена кислотными дождями или отчего на выбранном для посещения образцовом заводе оборудование относится к каменному веку, а техника безопасности осталась на пещерном уровне. Ведь, находясь в нокдауне, начальство теряет последние остатки разума и начинает даже не врать, а просто отбрехиваться, пользуясь при этом специфическим языком, начисто лишенным глаголов. Переводить такой поток существительных, перемежаемых междометиями, очень трудно – по той простой причине, что он недоступен для понимания. Впрочем, философски обобщил Илья ход своих рассуждений, многое сейчас в этой стране недоступно для понимания. Да не только в стране – пожалуй, и в мире в целом...

За этими философскими мыслями он почти не заметил, что автобус уже подъезжает к Парку культуры – поехали не через Рублевку, а по Ленинградке, чтобы забросить живущую на Остоженке Валентину. Та расцеловалась со всеми, включая водителя, и бодрой походкой двинулась в обход Провиантских складов, по направлению к дому. Илья посмотрел ей вслед – очень ничего себе еще женщина, в самом сладком бальзаковском возрасте, с вполне приличной фигурой, прекрасно одетая. И у него привычно защемило сердце от жалости к ним, коллежанкам. Такие они с виду уверенные, такие хорошенькие – и такие несчастные, одинокие, незамужние, бездетные. Были и мужья, да не захотели терпеть вечные разъезды и отлучки. И детей было заводить не с руки – постоянный страх: как бы не выпасть из обоймы, как бы не обошли с этой поездкой, и еще с этой, а потом еще и с этой... Казалось, вот-вот: закреплюсь, полностью освоюсь в системе, стану незаменимой, тогда можно будет подумать и о себе. Вот и стала не просто своей – вышла в начальство, пусть и средней руки. И что же? Да ничего. И никого, включая мужа. В смысле, выключая. В смысле, в воскресенье делать дома абсолютно нечего, и вот выдумываешь себе занятия, тащишься в гостиницу, а там еще, глядишь, и в бар занесет нелегкая...

«Ты о чем задумался?» – подсела к нему Наталья. – «Да так...» – неопределенно отозвался он. – «Давай-ка прикинем режим работы. Тебя что больше устраивает – меняться каждые полчаса, или?..» – «Если тебе все равно, то я предпочел бы работать по мероприятиям. Например, я беру беседу после завтрака, а ты экскурсию после обеда. Годится?» – «Я – с удовольствием. Тем более что я эти маршруты знаю получше твоего, а ты вроде бы всякую терминологию на встречах лучше сечешь». – «А если будет третье мероприятие в день, то поделимся. Или на месте видно будет...» – «Да я думаю, не поссоримся. Я, между прочим, баба совестливая и терпеть не люблю, когда коллега увиливает от своих обязанностей. Ну, а там всякие ЧП да болезни – это уж как водится: ты возишься с мужиками, я с тетками. Билеты авиационные и прочую хреноту могу в своей сумке таскать – она у меня большая». – «Годится. Тогда в аэропорту ты регистрируешь билеты, а я прыгаю с багажом. А в гостинице расселяем так: я работаю с портье и веду список группы, а ты раздаешь ключи». – «И, соответственно, кто переводит, тот и идет впереди группы, а другой в это время подгоняющим». – «Смотри-ка, мать, какая у нас идиллия вырисовывается». – «Я ж тебе говорю: не поссоримся». – «Тем более что маршрут – неполные четырнадцать дней». – «Ну и что?» – «А то, что коллеги начинают кидаться друг на друга обычно после второй недели непрерывного общения». – «Слушай, точно. Вот и я замечала: если двухнедельная поездка – не страшно. А на трехнедельной обязательно все перецапаются. А почему так?» – «Кто ж его знает. Пятый закон Ньютона, и все тут».

Какое-то время они ехали молча, отрешенно покачиваясь на сидениях. Потом Наталья кашлянула и сказала: «И давай-ка вот еще договоримся: не выходить из служебных, так сказать, рамок». – «Это ты о чем?» – вполне искренне не понял Илья. – «Да о том. Знаешь, лучше сразу и без дальнейших обид. Ты мне нравишься. Как коллега. Но на этом мы и остановимся. Ладно?» – «С такой красивой женщиной я бы не стал ручаться...» – игриво начал Илья. – «Красивая я или что – речь сейчас не об этом. Вот когда была замужем, то позволяла себе… всякое… А теперь я в разводе и завязала с легкомыслием напрочь. Не сердись, но, по-моему, такие вещи лучше оговорить наперед. Значит, по рукам?» – «Куда же деваться. Хотя и иду на эту сделку скрепя сердце...» – «Не горюй. Найдешь себе американочку. Кстати, я и в этом смысле идеальный партнер – никогда еще никого не закладывала. Учел? Ну, давай лапу, и будем друзьями». – «Будем друзьями, хотя...» – «Без тебя знаю, что не бывает разнополой дружбы. Но ведь мы же не мальчик с девочкой, а переводчик с переводчицей. Ты согласен?» – «В каком-то смысле – да, хотя...» – «Все, хватит об этом».

Они снова замолчали. Автобус между тем нырнул в тоннель на развилке Ленинградки с Волоколамкой, водитель включил радио, а после моста через Окружную железную дорогу прибавил скорость. Пересекли МКАД, проскочили Химки, и водитель еще сильнее вдавил педаль газа в пол. Вот и «ежи» остались слева позади, скорость чуть сброшена перед правым поворотом на Шереметьево и на последнем отрезке пути снова набрана до разрешенного предела. На самом подъезде к серому аэропортовскому зданию они перебрались на свое, законное, правое переднее сидение, и водитель, выключив радио, спросил: «Где станем?» – «Давай так, – деловито ответил Илья. – До рейса минут десять. Мы пока выскочим и оценим ситуацию. Если все по расписанию – хрен бы с ними, постоим и здесь. А если запаздывает – тогда на стоянку...» Дверь с мягким шипением ушла в сторону, Илья вышел первым и подал Наталье руку. И тут же не без ехидства спросил: «А как насчет мелких знаков внимания? Допускаешь?» – «Не валяй дурака, – спокойно отозвалась та. – Я же о чем: в койку не тащить меня обеими руками. А все прочее – уж как-нибудь... Вытерплю, коли у тебя такие рефлексы». – «А откуда ты знаешь про мои рефлексы?» – «Илюша, ну о чем ты? Да небось мы все друг про дружку знаем. Отзывы о тебе, кстати, самые положительные. В лучшем смысле этого слова. И от Марины. И от Жени. И от Татьяны. И от Галки... Продолжать?» – «Уж лучше остановись», – сказал Илья. На этих словах они как раз подошли к стеклянным самораздвижным дверям и, переступив порог, окунулись в неповторимую атмосферу «Ша-два».

Тут уместно небольшое лирическое отступление. Прежде всего, уточним время действия: начало восьмидесятых. Ша-два совсем новенький, практически не загаженный – всего ничего времени прошло после Московской олимпиады, к которой он и был построен. Народу почти никого, потому что на дворе еще царствие Ильича Второго, и никакого массового туризма или политики открытых дверей не наблюдается. Летают за рубеж в основном иностранцы (собственно говоря, они-то как раз летают не за рубеж, а к себе домой, поскольку Союз для них и есть та самая заграница). Поэтому все службы аэропорта и ориентированы на зарубежные стандарты. Простых людей здесь практически не бывает, и посмевший причислить советских граждан, пользующихся услугами Ша-два, к категории рядовых, совершил бы большую ошибку. В неменьшую, кстати сказать, ошибочку влип бы и рядовой товарищ, решивший просто так, с экскурсионными целями, посетить этот оазис почти западной жизни. Не то чтобы ему тут же заломят руки и примутся выпытывать, на какую разведку он работает, но... Но прохаживаются в залах ожидания глазастые молодые люди, в задачу которых входит, в числе прочего, интересоваться у тех, кому по внешнему виду здесь делать вроде бы нечего, что же они все-таки здесь делают. Вопросы эти задаются с партийной прямотой, и на них молодые люди вправе ожидать столь же честных ответов. Кстати, у них и инструкция имеется: не прибегать ни к каким физическим действиям, пока не получен вразумительный ответ. Все дальнейшее – только на основе содержательного состава данного ответа. И никакого самоуправства. Заметим еще, что у этих молодых людей прекрасная зрительная память, так что они с порога не имеют претензий к знакомым физиономиям – а в эту категорию они включают даже Илью, появляющегося здесь три-четыре раза в год – не говоря уж о Наталье, чье лицо мелькает в этих краях не реже чем дважды в месяц.

Между тем наши герои подошли к табло прилетов и без особого удовольствия прочли в строке с номером их рейса неприятные сведения – опоздание на полтора часа. «Я позвоню в гостиницу, – сказала Наталья, – перенесу ужин. А ты сходил бы к водиле, пусть отгонит автобус на стоянку. Да, и запиши-ка его номер, а то...» – «Обижаешь, начальник», – отреагировал Илья и, достав из нагрудного кармана записную книжку, продемонстрировал ей записанный номер и имя водителя. – «Ну, извини, обозналась... Смотри-ка, этак мы с тобой вообще образцовую поездочку откатаем, при нашей-то организованности».

Через десять минут они встретились под табло, свободные от производственных обязательств по крайней мере на ближайший час. «Ну, что, по кофейку?» – предложил Илья. – «Где – здесь?» – «Давай лучше наверху. Там уютнее». Они поднялись в бар ресторана и, взгромоздившись на высокие табуреточки, заказали кофе. «Мне – без сахара, – гордо сказал Илья. – И пирожное. Но миндальное, без крема» – «И кого же ты обманываешь своей бессахарной бескалорийной диетой?» – усмехнулась Наталья. – «Самого любимого человека на свете». – «Себя, что ли?» – «Как ты догадалась?» – «Да уж... У нас на предыдущей работе полковник был отставной. Он так любил говаривать: я, бля, смышлененький. Причем, что характерно, не без самоиронии...»

Какое-то время они пили свой кофе молча. Потом Илья сказал глубокомысленно: «Хорошо здесь. Тихо, мирно, и мониторы перед глазами... Вдруг он нагонит опоздание». – «Не нагонит. Я уже спрашивала у знакомых девок в информации. Как бы еще не отстал». – «А что тогда с ужином?» – «Придется отменять». – «А у тебя приятелей в ресторане нет?» – «Какие приятели, о чем ты. Это же не у вас в «Спутнике», где все по-семейному. Тут, можно сказать, комбинат питания, на промышленной основе, и полдвенадцатого кухня закрывается». – «Ну, мы все-таки ОВ. Пусть хоть закуски и десерт оставят на столах. И минералку на ночь надо заказать, каждому по бутылочке. После долгого полета жажда страшная...» – «Надо будет попытаться, только ближе к делу. А то вдруг задержатся до полуночи – тогда и вовсе аппетит пропадет». – «Да у вас, кстати, и кормят-то паршиво. Или я не прав?» – «Увы. Правда, припасы хорошие. Всегда у этих бандитов ветчина югославская имеется, шпроты таллиннские, язык, овощи даже не в сезон. Так что одной закуской можно насытиться». – «Ничего, на маршруте отъедимся. Уж в Баку точно отведем душу. Ребята оттуда звонили, заверили, что объявлена готовность номер один». – «Я плохо знаю этот город...» – «Что ты! Сказка. И ребята с такой душой все делают... Для нас каждый визит туда – это праздник». – «Ну, я тебе такую сказку в Ереване гарантирую. Там мой хороший знакомый нас курировать будет». – «А как в Тифлисе? Почему мы не в «Иверии» размещаемся?» – «А потому что нас в цековскую дачу запихнут». – «И ничего хорошего. Сто верст до города. Из «Иверии» вышел, по Руставели прогулялся – уже кайф. А там, небось, каждый вечер государственная пьянка». – «Это уж как водится. А ты что – совсем не пьешь?» – «Ну почему же. В своей компании и нализаться могу». – «А общество секретарей республиканского совета тебя не устраивает? Может, тебе и с председателем пить неприятно?» – «Мне неприятно, когда занимаешься этим делом не от души, а по долгу службы». – «А как насчет перевода застолий?» – «Это, пожалуй, единственное, что мирит меня с партийно-правительственной пьянкой. Люблю тосты переводить, анекдоты. И чем глупее – тем лучше. Обожаю из несмешного смешное делать. Редактировать ихние сопли на ходу, превращать их в золотые перлы. Особенно приятно, когда за столом хорошенькая коллежанка присутствует, которая может оценить проделанный труд. Тем более что в данном случае источник вдохновения вроде бы имеется...» – «Расцениваю сказанное как косвенный комплимент. Принимаю к сведению и благодарю. И при этом напоминаю давешнее предупреждение». – «Это насчет музейных экспонатов?» – «Именно. «Руками не трогать!» Мыслим мы с тобой прямо-таки синхронно». – «К чему бы это, подруга?» – «Видать, к дождю».

Так они сидели, перебрасываясь репликами – во все более замедляющемся темпе, пока на мониторе в графе «Расчетное время прибытия» на загорелась новая цифра, возвещающая посадку на пять минут раньше ожидаемого. «Ага, – гордо сказал Илья, – нагнал все-таки». – «Ну, нагнал. Ты прямо так радуешься, будто сам за штурвалом сидишь». – «Ладно. Пошли потихоньку вниз». – «Куда торопиться. Это же не твои делегации, когда встречающих пускают в зону. Посидим еще полчасика, как минимум. Все равно раньше чем через час никто не выйдет». – «Как знаешь. А то смотри – мое удостоверение переводчика очень мощное. Вывести никого из зоны без досмотра я не смогу, но войти туда и убедиться, что они прилетели – никаких проблем». – «Ладно, коли ты такой активный. Поползли».

Когда они подошли к правой таможенной стойке, украшенной гордой надписью «Для лиц с дипломатическими паспортами и официальных делегаций», Илья с удовлетворением узрел знакомую физиономию. Девица в таможенном мундирчике тоже опознала его и помахала рукой. «Какие люди, и без охраны. Кто у тебя? Давай свою бумагу». – «Привет, зайчик, – бодро ответил Илья, не имея, кстати, не малейшего представления о том, как зовут собеседницу. – Мы Америку встречаем. Но они летят как туристы». – «Извини. Тогда им придется проходить досмотр». – «Да куда ж они денутся. Я о другом – пустила бы ты нас с коллегой внутрь. Мы бы только успокоили их, что есть встречающие. А то рейс опоздал, они, небось, дергаются». – «А у коллеги твоей документик какой-нибудь?..» Наталья гордым жестом достала свое служебное удостоверение. «Тогда – вперед». – «Спасибо тебе, зайчик». – «Да ладно. Какие счеты между своими». Когда они вошли в зону, Илья сказал: «Черт, терпеть не могу таких дел, но сейчас придется что-то у американов спешно выклянчить, чтобы этой девке подарить». Вместо ответа Наталья полезла в сумку и достала нераспечатанную пачку жвачки. «Дашь ей, потом наверстаем. А нет – так будем считать это моим вкладом в общее дело».

Подойдя к паспортному контролю, они сразу же увидели своих клиентов. Группа американских туристов всегда и на всех широтах выглядит совершенно специфически, а у этих были еще и нагрудные значки размером с розеточку для варенья. Несколько человек уже прошли границу и мыкались на советской территории; в центре этой группки стояла активного вида дамочка и что-то вещала. «Беспременно мисс Джексон, старшая группы, – пробормотала Наталья и решительно двинулась к ним. – Мисс Джексон?» – «О да, – радостно осклабилась американка. – А вы Наталья и Илья?» После серии приветствий и рукопожатий мисс Джексон достала из сумочки два значка, на которых было выведено название тура и имена, и торжественно вручила их встречающим лицам. После чего она твердо сказала: «Зовите меня Линдой». И начался обычный бестолковый разговор, какой только и можно вести с людьми, проведшими больше десяти часов в воздухе и еще не получившими свои чемоданы. Как долетели, как летелось, как погода, как оно вообще?.. Между тем все новые члены группы выходили на территорию Страны Советов, неуверенно оглядываясь в поисках агентов кей-джи-би и белых медведей. Вместо этого их знакомили с парой элегантных молодых людей, в таких же, как у них, джинсовых костюмах и с такими же, как у них, значками на груди. Постепенно подтянулась вся группа, а вскоре и завертелась карусель багажного транспортера. Народ разобрал свои вещички, и, когда выяснилось, что никаких претензий по багажу нет (ничего не потерялось, ничего не порвалось, не сломалось, не разбилось), Илья шепнул Наталье: «Что-то, мать, слишком хорошо все идет. Такого не бывает». На что та ответила: «Плюнь три раза». После чего Илья обратился к народу с речью: «Дамы и господа. Сейчас проходим через таможню и встречаемся в зале прилета. Там ставим чемоданы в одну линию, парами, чтобы легче их было сосчитать, а ручную кладь держим при себе. После чего носильщики занимаются вашими чемоданами, а вы рассаживаетесь в автобусе. Такой порядок хотелось бы соблюдать и при всех наших последующих переездах по стране: чемоданы, которые сдаются в багаж, выстраиваем парами – в вестибюле гостиницы, в аэропорту, на железнодорожном вокзале, а ручную кладь держим при себе. Естественно, ваши паспорта должны быть при вас, а ни в коем случае не в чемоданах. Кстати, когда я говорю «паспорт», я имею в виду паспорт и вкладной листочек визы. Ни паспорт без визы, ни виза без паспорта силы не имеют. Декларации с печатью таможенного чиновника после прохождения таможни положите вместе со своими важнейшими документами – но ни в коем случае не держите их в паспорте. Паспорт вам будет нужен во время всей поездки, а декларации – только при отлете домой. Тогда вас попросят предъявить не только выездную, но и въездную декларацию. Кстати, я хочу посоветовать вам сейчас взять про запас несколько бланков, с тем, чтобы заполнять выездные декларации в гостинице перед отъездом, в спокойной обстановке, а не на ходу, в аэропорту, когда ваши глаза будут затуманены слезами прощания. Сейчас я оставляю Наталью с вами, а сам пойду за нашим автобусом. До встречи».

И он направился к выходу. «Эй, Илья», – остановила его очень миленькая девица лет тридцати. Он прочел имя на значке и сказал: «Вы – тоже Линда». – «Нет, это мисс Джексон – тоже, а я и есть основная Линда. Так вы уверены, что мы будем плакать, прощаясь с вами через две недели?» – «Мы постараемся приложить для этого все усилия. Но я, с вашего позволения, побегу, чтобы вам не пришлось плакать уже через час, оставшись без ужина». Он быстрым шагом подошел к спецстойке и сказал скучающей таможеннице: «Спасибо, зайчик, все в порядке. А это – лучшим людям». И протянул ей жвачку. «О, спасибо. Видно хорошего человека. В следующий раз проси чего хочешь». – «А я сейчас попрошу. Можно позвонить от тебя в гостиницу, сообщить о прилете?» – «Да Бога ради». Илья набрал номер сервис-бюро и сказал, что группа прибыла в полном составе и ужин через час. После чего подогнал автобус к самому выходу и отправился на поиски носильщиков.

Погрузка багажа и клиентуры прошла без особых осложнений, и вот уже автобус, вырулив из-под эстакады, двинулся в обратный путь. Наталья и Илья сели на свое переднее правое сидение, и Илья, взяв микрофон, спросил Наталью: «Кто будет давать путевую информацию?» – «По очереди». – «Тогда я начну, а как свернем на Ленинградку, ты расскажешь про «ежи». А там осмотримся. Толян, как поедем – по Кольцевой или через Центр». – «Мне без разницы», – флегматично отозвался водитель. – «Тогда давай через Центр – сейчас уже поздно, движения особого нет. А им хоть чуть-чуть город покажем». Он откашлялся, нажал кнопку микрофона и начал: «Дамы и господа, еще раз приветствуем вас в нашей любимой Москве. Справа от вас остается летное поле аэропорта Шереметьево, одного из четырех аэропортов столицы. Кроме того, в Москве имеется девять железнодорожных вокзалов, с одним из которых нам предстоит познакомиться поближе, а также два речных вокзала, и мимо одного из них мы будем проезжать минут через двадцать. Как вы уже знаете, меня зовут Илья, а мою коллегу – Наталья. Нашего водителя зовут Анатолий, но это запоминать не обязательно, потому что завтра утром у нас будет другой водитель. А вот мы с Натальей будем надоедать вам все время вашего пребывания в нашей стране, причем двадцать четыре часа в сутки. Мы с вами, как одна семья, будем жить в одной гостинице и есть за одним столом. Кстати о еде. Просьба сообщить, есть ли в группе вегетарианцы или люди, предпочитающие какую-либо определенную диету. И желательно, чтобы вегетарианцы – если среди нас имеются таковые – всегда садились бы в ресторане за один столик: так будет удобнее и им, и официантам. И еще кстати о семье – хотелось бы во время наших совместных поездок на разные мероприятия и экскурсии держаться по-семейному, то есть тесной группой. Потому что, согласитесь, не очень приятно, когда все сидят в автобусе и ждут одного опоздавшего – теряя то время, которого у нас не так уж и много. Ваше пребывание здесь уже сократилось на полтора часа – из-за опоздания самолета. Будем надеяться, что эта была первая и последняя наша потеря. А сейчас – внимание – мы подъезжаем к шоссе, соединяющему Москву с Ленинградом. Если поехать направо, то к утру можно оказаться в Ленинграде. Но мы туда поедем поездом и через три дня. А сейчас сворачиваем налево, и до Москвы остается порядка сорока километров».

Тут он предал микрофон Наталье, которая, обратив внимание группы на памятник справа – противотанковые ежи, – принялась рассказывать про битву под Москвой, соотнеся ее с Перл-Харбором – два события, случившиеся в декабре сорок первого. Потом она выдала общие цифры по Москве – площадь, население, районы, промышленность и прочее. Опыт показывает, что где-то в это время, через минут двадцать-двадцать пять после отъезда из аэропорта, клиенты, утомленные перелетом и убаюканные мерным покачиванием автобуса, в большинстве своем обычно задремывают. И просыпаются минут через пятнадцать, когда автобус, уже въехав в город, находится где-то на уровне Сокола. Тогда начинается рассказ о зданиях и памятниках, проплывающих по обе стороны движения. А дальше – первые ахи увидевших Кремлевские стены, любование видом Кремля с Каменного моста и выезд на Якиманку, после чего народ снова предпринимает попытку задремать. Можно дать им еще четверть часа, а потом пора приступать к решительной побудке и сбору паспортов, потому что автобус выходит на финишную прямую и приближается к гостинице.

Паспорта собраны и сложены парами – согласно представленному американской стороной списку размещения; последний призыв в микрофон: «Дамы и господа, не забывайте свои вещи в автобусе, а, войдя в вестибюль, убедитесь – после выгрузки багажа – что все ваши чемоданы на месте. Мы раздадим вам ключи от номеров, и встречаемся в вестибюле не позднее чем через двадцать минут, чтобы успеть поужинать. Если кто-то собирается лечь спать без ужина – предупредите нас, чтобы мы и вся группа не ждали напрасно. Паспорта ваши будут сданы на регистрацию, и вы сможете получить их завтра, после обеда». Илья первым выпрыгивает из автобуса и рысцой направляется к стойке портье. Выкладывает стопку паспортов, достает список группы и передает девицам за стойкой паспорта, пару за парой. Те в четыре руки выдают ему гостиничные карточки с номерами комнат; он записывает номера в свой список и передает карточки Наталье. Та выкликает фамилии, отдает карточки и говорит привычной скороговоркой: «Ключ получите на своем этаже, у дежурной, предъявив эту карточку. Сейчас найдите свои чемоданы и напишите номер своей комнаты – хотя бы на багажном ярлыке. Это для носильщика. Дождитесь, пока вам принесут чемоданы в номер, убедитесь, что весь багаж в вашей комнате, после чего спускайтесь. Мы ждем вас здесь». Слаженные действия дают свои плоды, и через четверть часа вся группа уже покидает вестибюль. Наталья говорит: «Смотаюсь-ка я в ресторан – посмотреть, как там дела». – «Отлично. И дай мне твой список – я перепишу тебе номера комнат». – «Молодец, обо всем подумал, – одобряет Наталья и лезет в сумочку за своей копией списка группы. – Слушай-ка, вегетарианцы не объявились? Ну, так и спокойнее. Все, пошла».

Наталья возвращается минут через десять: «Порядок. Даже горячее подадут горячим. Водичку на вынос я тоже заказала – им на сон грядущий. А сейчас – пивка. Ты-то есть хочешь?» – «Естественно, оголодал. Жена с ребенком на даче, так что обедал яичницей, да и когда это было...» – «Ну, сейчас оттянешься. Кстати, как мы с тобой будем сидеть за едой – вместе или на разных столах?» – «Давай лучше рядышком. Поначалу, по крайней мере». – «Лады. А там видно будет – особенно если у тебя зазноба заведется». – «Да что-то их тут не видать». – «Ну да, а эта Линда? Она на тебя уже облизнулась». – «Я ее и разглядеть-то не успел». – «А я успела. И даю полное свое благословение. Да вот она, кстати, первой тащится. Соскучилась уже по тебе».

Легкая на помине Линда подошла к ним, неопределенно улыбаясь и сразу сделала заявление: «Ванная в жутком состоянии!..» Наталья тут же перебила ее: «Горячая вода есть? Краны не текут? Полотенца на месте?» И, получив три кивка подряд, напористо продолжила: «Значит, по меркам этой гостиницы – все в порядке». Тут же, не дав американской агрессорше опомниться, в игру вступил Илья: «На маршруте следует ждать значительно худших условий. Учтите, что наши гостиницы максимум тянут на три звездочки, да и то в Москве и Ленинграде. А в остальных городах...» И он безнадежно махнул рукой. Линда, судя по выражению ее лица, явно собралась окрыситься – но не успела, потому что он быстро продолжил: «Так что осознайте ситуацию с самых первых секунд: инфраструктура советского туризма удручающе плоха, и это надо воспринимать как данность. Но вы-то приехали сюда именно для того, чтобы убедиться в этом. Ведь по вашему виду не скажешь, что вы искренний друг Советского Союза. Впрочем, если я ошибаюсь, и вы являетесь сторонницей коммунистического образа правления, то вы вправе доложить о моих высказываниях в кей-джи-би, и тогда у вас появится шанс заполучить номер классом получше». В ответ Линда ухмыльнулась вполне дружески и заверила, что она доложит о состоянии инфраструктуры своему мужу, который подбил ее на эту поездку, а сам в последний момент нашел себе неотложные дела и остался дома.

Тут стали подтягиваться другие члены группы, и разговор ушел из опасной области. Минут через пять Илья обратился к собравшимся со словами: «Дамы и господа! Не в последний раз за считанные часы нашего знакомства и уж тем более не в последний раз на протяжении вашего пребывания в нашей стране начинаю неприятную, но неизбежную процедуру пересчета присутствующих. Насколько мне помнится, никто от еды не отказался, следовательно, нас должно быть двадцать. Вернее, двадцать два – включая нас с Наташей. Подсчет свидетельствует, что все на месте, и поэтому, не теряя времени, мы направляемся в ресторан. Наташа возглавит нашу процессию, а я буду следить за тем, чтобы никто не потерялся. Вперед!»

Пока американцы рассаживались, Наталья успела шепнуть Илье: «Ну ты – ас! Восхищаюсь и преклоняюсь! А не боишься такие заявления выдавать?» – «Тебя я не боюсь. А девица эта тоже не из болтливых. Зато теперь у нас есть верная подруга в группе». – «Не просто подруга – союзница. Именно поэтому я и назвала тебя асом. Высший пилотаж работы с классовым врагом. А что касается меня лично – еще раз повторяю: не боись, не стукну, даже если ты ее в койку затащишь. Тем более что после такого диалога у тебя появились на это все шансы...» Они перебрасывались фразами, внимательно глядя при этом, как рассаживается группа. Накрыты были три столика на шестерых и один на четверых. Этот последний сразу же заняли две средних лет супружеские пары; все остальные садились, неуверенно глядя на соседей – из чего можно сделать вывод, что группа фактически состоит из незнакомых между собой людей, встретившихся только в аэропорту JFK и не очень сошедшихся за время перелета. Линда – которая мисс Джексон, старшая группы – твердо воцарилась во главе одного из столов на шестерых и явно держала два места рядом с собой для советской администрации. Подавив сдвоенный внутренний вздох, Наталья с Ильей покорно уселись по обе стороны от нее. Мисс Джексон улыбнулась – то есть продемонстрировала максимально возможное количество зубов – и заявила уже сидящим с ней: «Заметьте, ваш выбор столика является оптимальным». Две белые мышки, чем-то неуловимо похожие и даже одетые почти одинаково (впрочем, проживающие, как выяснилось впоследствии, по разные стороны континента, в штатах Орегон и Делавэр) покорно осклабились, словно автоматически признавая правоту старшего по должности; седоватый джентльмен в твидовом пиджаке, украшенном кожаными латками на локтях – с виду типичный университетский профессор (при ближайшем рассмотрении и оказавшийся профессором, да к тому же МТИ), улыбнулся неопределенно и осторожно произнес, с интонацией скорее утвердительной, чем вопросительной: «Оптимальность выбора определяется качественным уровнем дамского общества?» Он сделал паузу – короткую, но достаточную для того, чтобы убедиться, что феминистские ноздри мисс Джексон раздулись в гневе, после чего как ни в чем не бывало продолжил (интенсифицировав вопросительную интонацию): «Или же тем обстоятельством, что треть мест за столом приходится на долю советской администрации?» Верная принципам профессионального гида («Вопрос?» – «Ответ!»), Наталья среагировала автоматически: «Советская администрация обслуживается ресторанной администрацией на равных основаниях с туристами». – «Более того, – добавил Илья как бы невзначай, – советский официант испытывает к американскому туристу невольное, но глубокое почтение – на каковое не смеет и претендовать простой советский человек». Профессор оживился: «А что, кстати, означает словосочетание «простой советский человек», которое мне неоднократно встречалось в средствах массовой информации?» – «А вы читаете по-русски?» – ответил вопросом на вопрос Илья и тут же уловил в профессорских глазах безошибочный блеск узнавания. Впрочем, сакраментальный уточняющий вопрос («А не еврей ли вы?») профессор Бернстайн задаст Илье позже. Сейчас же он скромно заметил: «Нет, довольствуюсь обзорами советской прессы, публикуемыми в американских изданиях». – «Понятие «простой советский человек», – раздумчиво проговорил Илья, прикидывая при этом, с какой стороны подступить бы к блюду с салатом, чтобы не выглядеть слишком переборчивым и в то же время не обделить себя, голодного и любимого, – это понятие заслуживает специального обсуждения. Не хотелось бы комкать приятную дискуссию, в которую может вылиться разбор этого словосочетания. У нас впереди еще вся поездка...» – на этих словах Илья решительно вонзил сервировочную ложку в салатную горку и точно рассчитанным, вполне профессиональным движением перевалил себе на тарелку одну шестую блюда. После чего налил себе пива, сделал первый глоток и потянулся за причитающимся ему катышком масла. И, намазывая первый ломоть хлеба, как бы между прочим спросил: «А что это, дамы и господа, никто не ест? Время уже не раннее, так не будем его терять».

Белые мышки, имея на лицах выражение покорности, тут же приступили к наполнению своих тарелок. Чуть помедлив, профессор Бернстайн последовал примеру – практически всеобщему, поскольку уже и Наталья оказалась втянутой, пусть и не против своей воли, в голодную лихорадку. Только мисс Джексон сидела с безучастным видом, вроде бы и не за ресторанным столиком, вроде бы погруженная в свои думы. «Нормальный картофельный салат, – изрек профессор Бернстайн в нависшей было тягостной тишине, – немного только пресноват». – «А вы рыбки соленой к нему», – деловито посоветовал Илья, сооружая себе соответствующий бутерброд. – «Что за рыбка?» – столь же деловито осведомился профессор. – «Кета», – сообщила Наталья. И отстраненным тоном эксперта добавила: «Джек Лондон определяет ее как «юкола…» – «Но, насколько я помню, – вмешалась мисс Джексон, – юкола – это собачий корм». – «Правильно, – светским тоном подтвердил профессор Бернстайн. – Формально она так и именуется – dog salmon». – «И вовсе не потому, что она похожа на собаку», – вдруг хихикнула одна из мышек. А другая поддержала ее: «Золотопромышленники могли позволить себе кормить своих любимых собачек деликатесными продуктами». – «Нет, – твердым голосом возразила не просто не желающая, а – как стало ясно в дальнейшем, в ходе поездки – элементарно не способная принять всеобщую игру руководительница группы, – дело не в том. Просто на Аляске эта рыба дешева и может быть использована в качестве кормовой, а перевозка улова в центр страны повышает стоимость товара, делая его привлекательным для владельцев ресторанов». Высказав эту глубокомысленную сентенцию, она даже повеселела и лично принялась за еду.

По окончании недолгой трапезы Илья предложил народу сверить часы, дабы убедиться, что все осознают факт вступления в жизнь по московскому времени; и, нагруженная бутылками с минеральной водой, группа была благополучно отпущена в постельку, с напоминанием, что к завтраку надо спуститься в вестибюль в девять без четверти. «По московскому времени», – подчеркнула Наташа. По пути профессор Бернстайн спросил Илью (глядя при этом, впрочем, на Наталью): «Ну, что, спать?» – «А есть варианты?» – спросила Наталья, подавляя зевок и не очень при этом сдерживаясь. – «Можно выйти на десять минут, прогуляться вокруг гостиницы. Или мы не имеем на это права?» – «Отчего же?» – вяло удивился Илья. – «Ну, ведь мы без паспортов». – «А кому нужны ваши паспорта?» – отозвалась Наталья. – «Кстати, в гостиничном сейфе им куда лучше», – добавил Илья. – «Лучше?» – «Безопаснее», – уточнила Наталья. – «Кому?» – продолжал выяснение ситуации профессор. – «Паспортам». – «Да и нам с коллегой, – продолжал гнуть свою линию Илья. – Не дай Бог вы их потеряете – хлопот не оберешься». – «А если кто-нибудь попросит предъявить документы?» – «Кто?» – «Да хотя бы кей-джи-би...» – и профессорский голос поплыл. – «Хотите прямой и честный ответ?» – твердо и задушевно спросил Илья. – «Разумеется...» – «Не рассчитывайте на личные контакты с этой организацией». – «Почему?» – «Да потому что вы им не интересны». – «А кому мы в таком случае интересны?» – «Нам с коллегой, поскольку вы являетесь источником нашего существования...» – «И благоденствия», – добавил вполне искренне Илья. – «А это почему?» – широко раскрыл глаза профессор Бернстайн. – «Вы не раздумали прогуляться вокруг гостиницы? – снова ответил вопросом на вопрос Илья. – Тогда – в путь. Заодно и поговорим». – «Что, с бутылками будем таскаться?» – недовольно сказала Наталья.

Вместо ответа Илья заговорщицким голосом обратился к швейцару: «Командир, мы тут американа на четверть часика выведем на чистый воздух. Ничего, если бутылки у тебя оставим?» – «Какие проблемы!» – ухмыльнулся тот. – «Вот именно, – продолжил Илья уже на улице, – какие проблемы. Обратись к народу по-хорошему, и он ни в чем тебе не откажет». – «Между прочим, – провокационным голоском уточнила Наталья, – этот швейцар уж точно оттуда». – «Откуда – оттуда?» – «Откуда надо. Но и с ними можно в ряде случаев, как вы видите, договориться по-хорошему». – «Кстати, – деловито спросил профессор, – сколько надо будет ему дать? Доллара хватит?» – «Вы курите? Тогда угостите его сигаретой». – «У меня с собой нет целой пачки», – растерянно признался профессор. – «Да вы что! – с искренним испугом воскликнула Наталья. – Одну сигаретку – и все тут! А если дать пачку, то он решит, будто вы какой-то серьезный проступок замаливаете. Ну, вроде бы с резидентом ЦРУ здесь встречались. В такой ситуации он уж точно стукнет». – «Причем заодно и на нас», – зловеще заключил Илья. Какое-то время все шли молча. «Так вот, насчет нашего благоденствия, – как ни в чем не бывало продолжил Илья. – Лет примерно десять до Московской Олимпиады к нам вообще никто носа не показывал. Туристические организации пребывали в полном загоне и простое, а англоязычные гиды почитали за счастье, если им доставалась какая-нибудь захудалая группа из Индии или англо-говорящие африканцы. Но вот вроде бы, – Илья стремительно рванулся к хилому деревцу, прозябающему на тротуаре под аромат автомобильных выхлопов, и дотронулся до него костяшками пальцев, – туристический интерес к России стал интенсифицироваться, и теперь уже наблюдается обратная картина – нехватка квалифицированных переводчиков. Тут-то и вступаем в дело мы, парт-таймеры, которых приглашают раз-другой в течение года прокатиться с американскими гостями. Для нас, имеющих на основной работе дело исключительно с печатными английскими текстами, такая поездка – прямо-таки праздник. Благоденствие, как было отмечено выше. И с живыми носителями языка можно пообщаться, и узнать у них что-нибудь интересное о ненашей жизни, да и свою страну, кстати, повидать – потому что мне, например, ни разу до Еревана не довелось добраться, а вот с вами я сподоблюсь...» – «Откуда у вас такой изысканный английский?» – вдруг спросил профессор Бернстайн. – «Сам удивляюсь. Из книг, наверное. Да и какой там изысканный. Старомодный, так уж прямо и говорите. Да ладно об этом». – «Хорошо, тогда перейдем к вашей коллеге, если она не против. Что-то вы больше молчите, Наталья?» – «Еще не время. Завтра я заговорю в полный голос». – «А у вас, кстати, красивый голос. Красивый тембр, я имею в виду». – «Не стесняйтесь, делайте комплименты в любых количествах. Я же ведь не американская ненормальная феминистка, а обычная европейская женщина, и добрые слова в мой адрес меня только радуют. В частности, ваша фраза насчет того, что наш ресторанный столик характеризуется оптимально высоким качеством женского общества – она только нашу дорогую мисс Джексон покоробила, а меня – так лишь ободрила». – «То есть, вы хотите сказать...» – «Хочу сказать, что лично я провожу четкое различие между невинными комплиментами и сексуальным домогательством». – «Принято к сведению», – ровным голосом, хотя и не без демонстративно продемонстрированной осторожности (выработанной многими годами суровой действительности современного американского кампуса) отреагировал профессор Бернстайн. – «Я думаю, профессор, – как ни в чем не бывало продолжила Наталья, – что мы понимаем друг друга, и это позволит провести нам ближайшие две недели со взаимным удовольствием». – «И с пользой, – вмешался Илья. – Я имею в виду, что в ходе наших как официальных, так и неформальных встреч и бесед мы узнаем много нового и полезного о наших странах, а также друг о друге». – «В таком случае, – отозвался профессор Бернстайн, – к черту «профессора», зовите меня просто Эйб». – «Эйб – это от Авраама?» – светским голосом уточнила Наталья. – «Нет, берите выше – от Авеля». – «Значит, – щегольнул своими познаниями Илья, – не просто патриарх, а прямо-таки четвертый человек на Земле». – «Как младший сын Адама и Евы – да, действительно. Но ведь и ваше имя кое-чего стоит. Один из пророков, и при том не из самых маловажных...» – «Илья Пророк, почти Громовержец», – не то с иронией, не то с уважением прибавила Наталья. – «А ваше имя, кстати, что означает?» – «Корни у меня не ивритские, а всего лишь латинские, – скромно ответила она. – Наталья – значит «рожденная», в смысле, появившаяся на свет в день Рождества». – «Очень удобно. Значит, можно одной открыткой поздравить вас с двумя событиями?» – «Нет. Придется все-таки раскошелиться на две. Я-то ведь родилась седьмого января, в православное Рождество». – «И родители рискнули дать такое значащее имя?» – не выдержал Илья. – «Риск не велик – кто ж такие детали знает. А так – Наташка и Наташка, делов-то...» – «А в чем заключался риск?» – спросил профессор, демонстрируя недостаточное знание советских реалий. – «Одним из краеугольных положений нашей идеологии является максима относительно того, что религия – это опиум для народа». – «Да-да, в самом деле…» – «Так вот, профессор – прошу прощения, Эйб – не мне вам рассказывать, как поступают власти с торговцами наркотиками. А участь распространителей религиозного дурмана в первые послевоенные годы могла быть еще суровее». – «И что же, ваши родители были глубоко верующими людьми?» – «Да как сказать... Скорее стихийными оппозиционерами. Притом, что отец закончил войну майором армейской разведки. А вообще-то они – преподаватели истории». – «Бывают же совпадения! Мой отец – тоже историк, и тоже воевал. Не с немцами, с японцами. На островах. До Европы так и не добрался. А уж что касается стихийного оппозиционерства...» – «Небось, при Джо Маккарти получили свое?» – предположил Илья. – «В полной мере. Бернстайны всегда были ведьмами и никогда – охотниками», – гордо ответствовал профессор.

За приятным разговором они и не заметили, как, описав нечто вроде круга, вернулись к гостиничным дверям. Когда профессор вышел из лифта на своем пятом этаже, Илья сказал попутчице по пути на их двадцать второй: «Задушевная беседа». – «Ага. Милый мужик». – «Да не только он один...» – «Ты о своей Линде?» – «Нет, я о присутствующих». – «Вижу, что комплимент. Не пойму только, по какому поводу». – «Насчет общего впечатления, сложившегося в ходе обмена мнениями. Я-то, как советский человек, читающий между строк, кое-что уяснил... Родители – небось ИФЛИ кончали?» – «Раз догадался – скрывать не буду. Но попросила бы не очень распространяться в трудовых коллективах. Не потому что могут неправильно истолковать, а потому что глубоко уверена – им это не интересно». – «А вот мне интересно». – «Вижу. Ценю. И – извини, кто о чем, а я все о том же: пусть наш взаимный интерес пребудет только на интеллектуальном уровне. Раз ты такой понятливый и умный...» – «То воздержись от неинтеллектуальных действий...» – «Вот-вот, примерно. Ну, да хватит об этом на сегодня – давай-ка прикинем насчет грядущего дня». – «После завтрака – беседа у директора...» – «Переводить буду я – он не любит посторонних». – «А после – обзорная по Москве...» – «Опять моя тематика». – «Это что же получается – девушка все время пашет, а я...» – «А ты тылы укрепляй. Ищи приличных людей, создавай актив группы. Иначе мисс Джексон нас съест. Ну, пока, спокойной ночи. Ты как встаешь – без проблем? Будить тебя не надо?» – «И сплю чутко, и просыпаюсь вовремя, и будильник имеется...» – «Ну и славно. Тогда – зайди за мной без четверти девять». – «Ради первого дня – лучше в половине». – «И тут ты прав. Ладно, на боковую, и пусть тебе приснится твоя Линда». – «Давай-ка мечтать по минимуму – пусть нам обоим хотя бы не приснится наша Линда...»

Завтрак был омрачен отсутствием апельсинового сока – проблемой, традиционно острой для всех американских групп. Начальствующая Линда солидно выказывала свое неудовольствие: по поводу как советской администрации – за недопоставку продукции, так и в адрес членов своей группы – за базарность, неадекватную значимости события и тем самым отчасти позорящую звездно-полосатый флаг. Допив кофе, народ покорно потащился на встречу с дирекцией. Последняя оказалась представленной безукоризненно одетым почти молодым почти человеком, являющим собой образчик гебешников новейшей формации с человеческим лицом, каковое было украшено итальянским галстуком ручной росписи. Посетовав, что не в состоянии общаться с дорогими гостями напрямую, в силу ограниченного владения иностранными языками («Говорю только по-итальянски, и еще чуть-чуть на французском»), синьор директор бойко и конспективно изложил достижения страны, ее столицы и вверенной ему организации за отчетный период, после чего пригласил присутствующих к свободному диалогу. Непринужденной беседы, впрочем, не получилось. Народ ограничивался вопросами самого простого свойства, чисто бытовыми: почему не дают апельсиновый сок, отчего в ванной нет шампуня, а мыло, хотя и имеется, но странно пахнет, махровые полотенца недостаточно велики, да к тому же в программу не включено посещение Большого театра. Начальство начало с последнего, самого простого: «Летом труппа Большого обычно на гастролях в Японии или в США» – что, кстати, и было голой правдой. На все остальные запросы последовали не отговорки даже, а просто-таки отбрехивания, после чего практичная мисс Джексон поспешила поблагодарить за уделенное внимание и предложила не мешкая перейти к выполнению прямых обязанностей туриста – осматривать достопримечательности.

«Никто ничего не забыл в номере?» – спросил Илья. – «Фотоаппараты с собой? – проявила свою долю заботы Наталья. – Тогда – в путь!» Группа нестройной цепочкой потянулась к выходу. Илья, улучивший после завтрака минутку, чтобы найти на стоянке их автобус и предупредить водителя о приеме у начальства и о соответствующей задержке с отбытием, уверенно шествовал впереди. Столь же уверенно он взошел в автобус и, бросив свою сумку на переднее правое сидение, направился по проходу в самый конец. Дождавшись, пока оба десятка подопечных рассядутся, он направился в обратном направлении, касаясь пальцами спинки каждого занятого сидения и бормоча: «Раз, два, три, четыре...» Такой способ представляется оптимальным, потому что ты как бы на ощупь удостоверяешься в наличии клиента, да при этом он, не видя тебя в лицо, лишен возможности задать какой-то дурацкий вопрос и тем самым сбить тебя с толку и со счета. К тому же ты держишь под наблюдением входную дверь и фиксируешь опаздывающих, а вместе с тем и загораживаешь проход, так что уже пересчитанные физически не в состоянии выскользнуть из автобуса по якобы неотложным надобностям и тем самым нарушить стройность учета. Ведь недаром учил нас Ильич: «Социализм – это учет!», и Илья никогда не упускал случая процитировать эту ленинскую максиму в ответ на расспросы клиентов – зачем, дескать, их так тщательно фиксируют. Ведь не пускаться же с ними в длительные рассуждения о том интересном феномене, что средний групповой турист на время пребывания за рубежом как бы лишается рассудка и ведет себя хуже малого ребенка, за которым нужен глаз да глаз. Сплошь и рядом они отстают от группы, теряются сами и теряют существенные вещи – фотоаппараты, бумажники, документы, повсюду опаздывают, да к тому же с неизбежностью попадают в лапы фарцы, жулья и прочих представителей уголовного мира, прекрасно осведомленных об упомянутом феномене и успешно использующих его на практике. Итак, дошел Илья до переднего ряда сидений, со словами «Двадцать – расчет окончен», обычно вызывающими ухмылку водителя – на каковую реакцию они, собственно говоря, и рассчитаны. Нормальный переводчик всегда чуточку заискивает перед водителем, потому что тому ничего не стоит превратить жизнь группы в ад, причем без особых усилий. Достаточно опаздывать пусть на какие-нибудь десять-пятнадцать минут, но зато регулярно, а в остальном работать якобы бы строго по правилам: останавливаться только «в установленных местах», а не там, где удобно группе, не соглашаться заехать в магазин или в иное место, не записанное формально в путевом листе... да мало ли существует способов довести до слез не только хрупкую девушку-переводчицу, но и вполне крепкого мужика типа Ильи. Поэтому надо держать с ними ухо востро, обхаживать их, рассказывать анекдоты, по возможности отпускать на обед пораньше, выклянчивать для них у клиентов разные мелкие сувениры, и в первую очередь значки. Кстати, размеры коллекции значков – приколотых к разнообразным, дареным же, вымпелам, развешанным по верхней кромке лобового стекла, на всеобщее восхищение – это показатель опытности и стажа водителя. Такому как не дать очередной экземпляр – без просьбы, без намека, а просто уважая страсть и для пополнения фонда.

Итак, Илья убедился, что вся клиентура на месте, и взял микрофон: «Дамы и господа, мы отправляемся на нашу первую экскурсию. Ваши переводчики очень рады, что никто не опоздал и тем самым не заставил ждать всю группу. Надеюсь, столь же слаженно мы проведем и остальную часть дня. Не сомневаюсь, что никто не отстанет от группы во время экскурсии, но на всякий случай я попрошу вас записать номер нашего автобуса – 23-18». (Этот номер, вместе с именем водителя, Илья каждое утро заносит в свою книжечку, как важнейшую информацию. Ведь смотреть противно, когда группа с бестолковым гидом во главе битых полчаса не может отыскать на стоянке свой автобус – среди двух десятков абсолютно одинаковых красных «Икарусов».) «А теперь, – продолжил Илья после некоторой паузы, во время которой кое-кто внял его совету и записал названные им четыре цифры, – в путь. Передаю микрофон Наталье».

Наташа, деловито подобравшись на откидном, гидовском, сидении, махнула рукой водителю («Поехали!») и приступила к работе: «Дамы и господа! Мы начинаем наше знакомство со столицей Советского Союза, нашей любимой Москвой, лучшим городом на свете – и не только потому, что мы с Ильей здесь родились. При взгляде с достаточно большой высоты видно, что Москва имеет форму ромашки. Кремль – ее сердцевина, а радиальные магистрали образуют лепестки, пусть и неправильной формы...» Расслабившись на правом переднем – служебном – сидении, Илья слушал коллегу с искренним удовольствием. Наталья держалась доверительной интонации, принятой в дружеской компании, где все настолько свои, что можно не стеснять себя в выборе тем для беседы. Она ни в коей мере не пренебрегала цифрами и фактами, но не вываливала их абстрактной кучей, а всякий раз сообщала как бы кстати, с привязкой к чему-то – к району, улице, по которой проезжали, к дому, мелькнувшему справа, ко дню недели, времени года... Более того, она как-то незаметно, ненавязчиво вроде бы давала понять, что некоторые из приводимых ею данных вообще-то не предназначены для непосвященных, а кое-что и вовсе не подлежит разглашению, да к тому же в присутствии иностранцев, и уж тем более американцев. «Вот справа от нас, за высоким металлическим забором, в глубине двора, скрытые густыми деревьями, расположены научные институты, где светила с мировыми именами проникают в тайны современной физики», – сообщала она, чуть понизив голос, и в доверчивую американскую душу даже запасть не могла простенькая мысль: методические рекомендации для гидов-переводчиков по теме «Москва – столица нашей Родины» (или, сокращенно, МСНР – так это и пишется, даже и в официальных документах) не то что рекомендуют, а прямо-таки требуют довести до сведения интуристов информацию о том, что район Ленинского проспекта является одним из научных центров города. А когда проезжали мимо человека-ракеты, то неизбежную фразу, содержащуюся в любой затрепанной туристической брошюрке («Металлический шар у подножья памятника – это модель космического корабля в масштабе один к одному») Наталья произнесла таким тоном, будто по нечаянности выдала один из самых строго охраняемых секретов советской программы освоения космоса. Не брезговала она и партийно-правительственными тайнами. После того, как выпущенная погулять у памятника Юрию Долгорукому группа заняла свои места в автобусе, Наталья доверительно сообщила, что князь-основатель вместе со своим конем смотрят на московский муниципалитет, повернувшись при этом спинами к такому важнейшему учреждению, как Институт марксизма-ленинизма. На вопрос же «А чем занимаются в этом институте?» она ответила, как бы после смущенной паузы, как бы замявшись: «Ну, изучают творческое наследие классиков марксистской мысли». Тут будто нарочно подоспел профессор Бернстайн: «Значит, можно сказать, что нам довелось увидеть центр, где разрабатываются стратегические концепции вашей господствующей идеологии?» И Наташа, будто кидаясь в ледяную воду с высокого обрыва, выдохнула: «Да!» И, прикрыв микрофон ладошкой (на всякий случай), шепотом бросила Илье: «Отличная формулировка. На будущее так и станем говорить». – «Ну, ты, мать, и лепишь!» – восхищенно пробормотал Илья. – «А чего тут такого? Концепции – безусловно, стратегические. Да и идеология – куда уж как господствующая. А главное – все это можно выдать при любом проверяющем. И посмотрела бы я на того, кто посмеет возразить». После чего она обратилась к водителю: «Давай-ка сейчас направо, прокатимся по бульварам до Солянки...» Вот уж тут-то Наталья оттянулась по полной программе. Не осталась забытой ни одна церковь, ни один хоть мало-мальски значимый старинный домишко (ни о каком ремонте в новостройке и речи нет), – не говоря уж о всем литературно-художественном ряде: от Пушкина у Харитония до «Современника», включая и грибоедовскую Москву, и казаковские «Покровские ворота».

На обратном пути неугомонная Наталья протащила автобус по Остоженке («А вот тут, справа, институт, где я училась…») и завернула на смотровую площадку, чтобы на фоне Лужников обговорить все положенное относительно идеалов спорта, который – мир, а также дать возможность клиентуре отщелкать весь положенный комплект снимков (индивидуальных и групповых) на фоне панорамы города, до малейших деталей просматриваемой в этот солнечный день.

К обеду возвращались усталые, но умиротворенные. На самом подъезде к гостинице микрофон взял Илья: «Мы встречаемся через полчаса. Могу сказать, как именно я проведу дообеденное, а также и послеобеденное время. Первым делом приму контрастный душ, чтобы взбодриться перед едой. Потом мне надо будет спуститься в ресторан, посмотреть, все ли в порядке. А на вашем месте я бы посвятил эти пятнадцать минут разборке отснятых пленок. По меньшей мере, пронумеровал бы ролики в порядке их экспозиции, а также записал бы те места, где вы вели съемку. Именно по горячим следам. А если что забыли – спросите у нас. Ну, а после обеда я полежу хотя бы минут двадцать, причем задравши ноги. Мы и так уже находились по городу, а после полудня у нас Третьяковская галерея – еще минимум три часа не присевши. Но это так, между прочим. Я просто рассказал о своих планах, потому что экономика у нас в стране – как известно, плановая. Впрочем, вы, как иностранные граждане, вовсе не обязаны следовать советским плановым директивам и вольны вести себя как угодно. Единственное – просьба не опаздывать на обед. Спасибо за внимание».

«Фантомас не унимается?» – зловещим шепотом осведомилась Наталья. – «А что я такого сказал? Что экономика плановая? Так какая же она еще. Тем более что завтра на беседе в ВЦСПС им и не такое еще преподнесут. А вы, девушка, не ищите второго смысла...» – «То есть, не ограничивайтесь поисками только второго там, где есть и третий, и четвертый...» – «Ну, примерно так...»

Когда народ стал собираться в вестибюле перед очередной поездкой, Илья, выполняя взятые на себя функции по обеспечению бесперебойной работы автотранспорта, выскочил на улицу, чтобы убедиться в наличии их автобуса, а вернувшись, обнаружил Наталью, интимно беседующую с профессором Бернстайном на искусствоведческие темы. Речь шла о пресловутых «Футболистах», стоящих во дворе Третьяковки и как бы являющихся эпиграфом ко всей последующей экспозиции. «Что касается уникальных композиционных особенностей скульптуры, так это я расскажу всему коллективу непосредственно на месте, – вещала Наталья, вопреки обыкновению, вполголоса. – А вот что будет интересно именно вам: этот самый вполне казалось бы соцреалистический скульптор Чайков в двадцатые годы входил в такую замечательную компанию, как Культур-лига, о которой в советском искусствоведении принято говорить только гадости. Шагал, Фальк, Штеренберг – что же тут хорошего… Тем более, что со временем некоторые из них уехали куда подальше, продолжать свои модернистские изыски, а оставшиеся сделались традиционалистами, чьи работы не стыдно выставить в храме искусства». – «Но Шагала в этом храме мы не увидим?» – также вполголоса уточнил профессор. – «Во Франции, профессор...» – «Эйб...» – «Простите, Эйб. Во Франции, да и у вас на родине – это пожалуйста. А в Советском Союзе Шагал считается французским художником – так что ему делать в русской национальной галерее».

Пока группа грузилась в автобус, Илья не без растерянности сказал коллеге: «И это ты меня еще будешь одергивать! А сама – глянь, какую агитацию развезла. Я уж не спрашиваю, откуда у девушки такие познания...» – «А я отвечу – от мамочки. Она у меня искусствовед, причем из больно умных. А теперь ты мне скажи: ты-то разве не знал про Чайкова?» – «Я и фамилию эту не очень чтобы помнил», – откровенно признался Илья. – «Ну, так кому из нас должно быть стыдно?» – оборвала Наталья и полезла в автобус, оставив Илью дожидаться опаздывающих.

Приобщение к искусству прошло без особых проблем. На обратном пути Наталья подвела итоги дня: «Группа управляемая – никто не отстал, не потерялся, не опоздал. Но быдловатая – практически никаких вопросов по Третьяковке, Значит, в Эрмитаже и аналогичных местах нечего особенно стараться, все одно не в коня корм». – «Завтра в ВЦСПС разберемся с политической ориентацией и активностью, – отозвался Илья. – Тогда и определим стратегию в полной мере». – «Вот если б им и на политику было начхать...» – «Существуют еще социальные проблемы, преступность там всякая, неполные семьи, уровень жизни...» – «Это хуже, – вздохнула Наталья. – Насчет политики – дело ясное по определению: кто не за мир, тот против нас. А, не приведи Господь, начнут выспрашивать про несовершеннолетних матерей-одиночек – здесь-то и главная хана. Наши бараны ничего ответить толком не могут, начинают г… в ступе месить, для перевода это мычание – самый кайф». – «Не горюй. Мы же уговорились, что такие беседы приходятся на меня. А я с этим даже люблю разбираться. Как только чувствуешь, что дорогие хозяева поплыли – тут же беру дело в свои руки. Первым делом прошу дорогих гостей уточнить предмет и терминологию дискуссии – обычно этого вполне достаточно, чтобы охладить самых-рассамых активистов. А не помогает – стандартная концовочка: дескать, дамы и господа, вопрос сложный, мы к нему еще не раз вернемся в ходе других встреч, а пока нас сдерживают жесткие рамки программы и пора двигаться на следующее мероприятие». – «Ну ты и наглец. А по ушам за самоуправство никогда не получал?» – «Только благодарность: спасибо, товарищ переводчик, что помогли разобраться с вопросом, который и впрямь оказался непростым. А потом – я такое позволяю разве что где-нибудь в Вологде. А в республиканских центрах – пусть само начальство выкручивается. Их не жалко». – «А вологодских жалко?» – «Тоже нет. Там себя жалко, потому что вологодский конвой со страху такое сказанет – прямо для цитирования по Би-Би-Си и параллельно в недельной гебешной сводке. А свалят на тебя – переводчик растерялся, не смог сгладить ситуацию».

На следующее утро позавтракали пораньше и уже в девять с минутами подъезжали к зигзагообразному зданию ВЦСПС. Встречающие референты сразу потащили их строиться непринужденной группой на фоне памятника Швернику для совместного фото, и тут же из подъезда демократически вышел один из секретарей ВЦСПС, на которого был возложен прием делегации. После общих поклонов его запихнули в центр группы, рядом с Линдой, Наталья с Ильей привычно заняли места на флангах, и засверкали вспышки японской фототехники. «Передайте им, товарищи переводчики, что к концу встречи они получат эти фотографии на память, – объявил секретарь. – А теперь – милости просим».

«Кто этот господин, на фоне которого мы фотографировались?» – спросил шепотком профессор Бернстайн. – «А, замечательная фигура, – живо отозвался Илья. – Один лидеров советских профсоюзов, прославленный своей непотопляемостью и отсутствием каких бы то ни было принципов – в силу чего практически не имел врагов, царствовал долго и бесславно и умер своей смертью».

Гостей рассадили вокруг стола красного дерева с зеленым сукном, скромно уставленного прохладительными напитками и хрустальными вазочками с конфетами и печеньем. Обслуга начала разносить чай-кофе, Илья привычно уселся справа от секретаря и раскрыл блокнот. Представление началось. «Дорогие друзья, – задушевно сказал секретарь, – позвольте приветствовать вас, наших дорогих гостей, в стране, которая занимает шестую часть земной суши: добрую половину Европы и треть Азии. Крайние точки ее так удалены друг от друга, что когда на одной из них занимается рассвет, на другой сгущаются сумерки...»[1] И полилась непринужденная речь опытного человека о достижениях страны Советов в исторической перспективе, с акцентом на текущие события. Такие выступления переводить – одно удовольствие. Ничего нового или неожиданного опытный начальничек не скажет, и уж тем более не брякнет, никаких глупостей не сморозит – то есть, строго говоря, опытному переводчику выступающий даже и не нужен, потому что, как отмечал незабвенный Александр Аркадьевич, «слава Богу, завсегда все и то же», и английскую (французскую, испанскую, сингалезскую, арабскую – нужное подчеркнуть) версию выступления хороший переводчик выдаст практически без запинки, даже будучи разбуженным ночью после серьезного грузинского банкета. Пятнадцать минут секретаря плюс пятнадцать минут Ильи – вот уже и полчаса как ни бывало. «А теперь, дорогие друзья, я с удовольствием отвечу на ваши вопросы». Народ заерзал, усаживаясь поудобнее; Илья сделал пару глотков остывшего чая.

Первой в бой вступила до сих пор ни в чем не замеченная дама продвинутого возраста, с сединой, закрашенной фиолетовым: «Мы с интересом выслушали ваш рассказ о многолетних успехах Советского Союза, но ведь у вас есть и проблемы, не так ли?» Секретарь просиял: «Это один из тех вопросов, который я всегда жду с нетерпением! Разумеется, есть. Сегодняшние проблемы – ни что иное, как побочный результат наших же достижений, но они не перестают от этого быть проблемами, причем весьма серьезными, а подчас и болезненными. Я бы назвал их болезнями роста. Наше общество, наша экономика развиваются стремительными темпами, но порой потребности и населения, и отдельных отраслей народного хозяйства опережают наши возможности. Лично я вижу в этом основной побудительный стимул интенсификации нашего экономического роста и социального развития». И он победоносно улыбнулся. Фиолетовая дама открыла было рот – но только для того, чтобы положить туда очередную конфетку. «Еще вопросы. Пожалуйста, не опасайтесь нас задеть или показаться бестактными. Мы готовы удовлетворить ваше любопытство в самой полной мере».

Мисс Джексон, деловито откашлявшись, возгласила: «Я сама – профсоюзный активист, и мы рассматриваем свою основную функцию как защиту интересов трудящихся. Но в вашей стране не существует эксплуатируемых категорий населения, не правда ли? Так от кого же защищает рабочего советский профсоюз?» Секретарь покровительственно улыбнулся: «От ведомственного бюрократизма некоторых администраторов, которые искажают политику партии и государства в вопросах производственной демократии, которые в ряде случаев пренебрегают трудовым законодательством и условиями коллективных договоров». – «Но ведь, если я не ошибаюсь, нарушать решения коммунистической партии – это серьезный проступок?» – «Да, разумеется, – пропел секретарь. – И они несут за это наказания». – «Ну, например?» – «Денежные штрафы, понижение по службе, да что угодно, вплоть до увольнения!» – «А что, бывает и такое?» – искренне удивился мордастый мужичок с кобелиными усиками. – «Случаи увольнения администраторов по требованию профсоюзов имеют место. Их, правда, не так много. Объясняется это, очевидно, и тем, что администраторы в подавляющем своем большинстве сами начинали свой путь рабочими или вышли из рабочих семей. Поэтому и серьезные конфликты между ними и рабочими – явление редкое».

Следующий вопрос – «А почему в СССР запрещены забастовки?» – был тоже из категории неизбежных, а потому и ответить на него не составляло никакого труда: «Забастовок в нашей стране нет не из-за запретов, а потому что они лишены смысла. Есть иные, куда менее болезненные пути, ведущие к удовлетворению справедливых требований рабочих и служащих. Тем более, что все предприятия в стране принадлежат народу, а любое нарушение прав или интересов трудящихся – это нарушение трудового законодательства. У нас просто нет почвы для возникновения ситуаций, заставляющих трудящихся бастовать». Еще несколько выпадов было отбито с такой же легкостью; изначально невысокий энтузиазм присутствующих начал приближаться к отметке апатии, и в наступившей паузе секретарь по-свойски шепнул Илье: «Несложная группа, слава Богу. Не настырная...» Тут в игру вступила Линда-младшая: «Есть мнение, что в Советском Союзе существуют трудности с товарами массового потребления. В стране они практически не производятся, и население должно довольствоваться ограниченным импортом. Такое положение вещей не очень-то согласуется с декларациями о широком удовлетворении потребностей населения, не так ли? « Секретарь начал было приводить какие-то цифры, но Линда не унималась: «Извините, но я вас перебью. Правильно ли я понимаю, что основная масса населения вынуждена довольствоваться товарами местного производства, тогда как импорт – это привилегия партийной элиты. Задам вопрос личного характера: в частности, ваш костюм – где вы его купили?» – Секретарь широко улыбнулся: «Вот тут-то вы и ошибаетесь. Мой костюм сшит в московском ателье, причем добавлю – из ткани производства Ивановского текстильного комбината. Разве что пуговицы производства ЧССР. Обратите внимание, кстати, на одежду ваших переводчиков, самых, поверьте мне, что ни на есть рядовых представителей категории советских служащих. Вот вы, Наташа...» – «Кофточка французская, юбка югославская, туфли английские», – глухо отозвалась Наталья. – «А вы?» – «Костюм финский, рубашка венгерская, галстук – подарок английский профсоюзов, туфли чешские», – проинвентаризировал себя Илья. – «Вот видите, уважаемые гости... А, кстати, позволительно ли мне будет задать аналогичный вопрос и вам – начистоту так начистоту». Такой подход, казалось, смутил американцев. Лишь несколько человек буркнули, что, дескать, все на них – производства США. Секретарь оживился: «Вот видите, и вы в основном одеты в отечественное. Но мне же не придет в голову заявить, что вы живете хуже Наташи, потому что она может позволить себе французский шик. Ну, я боюсь, что наша беседа подходит к концу. Я бы еще с удовольствием побыл с вами, но у вас в программе посещение мавзолея великого Ленина – а там вход строго по очереди, так что как бы вы не опоздали. В заключение позвольте мне пожелать вам всего наилучшего и преподнести наши скромные сувениры». На выходе референты вручали каждому конверт с давешней групповой фоткой двадцать на тридцать и фирменный пакет с надписью AUCCTU, то есть ВЦСПС. Наталья сошла за члена делегации и получила свою долю, а Илью, выходившего последним, холуи решили было оставить без даров, как советского человека. На холуйское несчастье, это не осталось незамеченным. «Еб вашу мать! – сказал секретарь в полный голос. – Это что за фокусы – своих без подарков оставлять? Вы уж извините мудаков, товарищ переводчик». – «Да чего там, – пробормотал Илья, – ерунда...» – «Нет, не херня! – не унимался секретарь. – Вот ваш подарок, и еще раз спасибо вам за отличную работу». Он пожал Илье руку на прощание, и уже из-за полуотворенной двери Илья не без злорадства услышал концовку эпизода: «А ты, мудила, первый день у меня работаешь – так считай, что и последний. Людмила Сергеевна, проследите, чтобы его уволили с сегодняшнего числа, за злостное нарушение трудовой дисциплины...»

Подъехав к входу в Александровский сад, они сходу напоролись на сюрприз: два шапочно знакомых Илье мужичка из управления делами ВЦСПС уже поджидали их с приличных размеров венком. «Суки, даже словечком не предупредили», – прошипел он Наталье. – «Естественно, поставили перед фактом», – в том же регистре ответила она. Тем временем в автобус влез референт американского сектора и по-хозяйски взял микрофон: «Дамы и господа, позвольте от имени руководства советских профсоюзов предложить вам возложить этот венок к могиле неизвестного солдата. Советские и американские войска совместно с другими союзниками сломали хребет фашистской гадине, и это было прекрасным примером сотрудничества двух великих нацией, таким же знаменательным, как стыковка наших космических кораблей. Предупреждая ваши вопросы, скажу сразу: на ленте венка написано на двух языках: «Неизвестному солдату от делегации американских профсоюзов в память совместной борьбы с фашизмом». Не дожидаясь реакции, он выскочил из автобуса и побежал распоряжаться дальше.

Вслед за гидами народ стал выгружаться из автобуса, препираясь на ходу. Главная Линда сказала с улыбкой во всю пасть, и так, чтобы слышали все: «Это большая честь для нас, и я не вижу темы для дискуссии». – «А я вижу, – упорно, продолжая спор, ответил худощавый американ в шикарном костюме сафари светло-голубого цвета. – Терпеть не могу, когда меня втягивают в политические игры!» – «Ну-ну, Джек, – примирительно сказал профессор Бернстайн, – неудобно как-то. Все-таки мы были союзниками в этой войне, и отдать дань уважения неизвестному солдату – это никакая не политика, а просто долг честного человека». Наталья взяла на себя хлопоты по выстраиванию делегации в относительно стройную линию на фоне Вечного огня; мисс Джексон с достоинством заняла место в самом центре, рядом с американским референтом, и хозяйственники подтащили им венок. Тут же откуда ни возьмись, налетела небольшая стайка корреспондентов, замелькали вспышки. Потом, повинуясь референтским указаниям, делегация развернулась на сто восемьдесят градусов, хозяйственники проделали собственно процедуру возложения, мисс Джексон величественно подошла к венку и расправила ленту. Все это в полной тишине, под треск затворов и вспышки блицев. Процедура закончилась, делегация влилась в общую очередь посетителей Ильича, с Натальей во главе и Ильей в арьергарде. Подошел один из двух хозяйственников, более знакомый: «Здорово, Илюха, как она – ничего?» Обменялись рукопожатиями. «Куда сейчас?» – «Сначала в Питер, а потом на юга». – «Нормалек. А телка с тобой – она ничего себе. Смотри не подкачай». – «Ладно. Если время будет». – «Постарайся найти».

Разобравшись с мавзолеем и Кремлем, погрузились в автобус и поехали на ВДНХ. Илья известил водителя, что на Выставке тот обедает вместе с делегацией, и попросил двигаться через Сретенку, чтобы по пути обогнуть статую Железного Феликса и затем проехать мимо Надежды Константиновны. «Ну, Феликс – это понятно, – сказала Наталья, – а Надюха тебе зачем?» – «Да она всегда больно уж красочно обгажена, голуби ее прямо-таки обожают. А дальше – мой коронный трюк. Если помнишь Бонда, то Флеминг для пущей достоверности называет адрес Отдела пыток КГБ – поместив его на Сретенке. Естественно, я не поленился посмотреть, что это за здание». – «Да где там на Сретенке-то...» – «Именно. Все домишки – один меньше другого, а пытошный департамент якобы расположен там, где магазин «Грибы-ягоды». Я обычно и навожу критику на квази-документализм Флеминга и его собратьев по перу: вот, дескать, посмотрите, как дурят вашего брата». – «А смысл?» – «Во-первых, кайф ловлю. А во-вторых – после этого выведения на чистую воду клиентура проникается ко мне бешеным уважением и дарит все детективы, взятые ими в поездку. Но ты не беспокойся – мы поделимся...»

Подъехали к главному входу ВДНХ. Илья смотался в сервис-бюро и минут через пять появился с довольной мордой, в сопровождении крутой блондинки. Войдя в автобус, он сказал сначала интимно Наталье: «Уступи место Ирочке, она проведет экскурсию», а потом публично, в микрофон: «Дамы и господа. В знак уважения к высокому статусу нашей делегации администрация выставки разрешила нам въезд на территорию на своем автобусе. И позвольте представить вам Ирину, сотрудницу выставочной администрации, которая проведет с нами ближайшие три часа». Бойкая Ирочка, не теряя времени даром, успела уже пошушукаться с водителем, задав ему маршрут, после чего перехватила у Ильи микрофон как эстафетную палочку и понеслась, обрушив на головы присутствующих гору цифр, характеризующих народное хозяйство страны Советов и его достижения. Илья же присоединился к Наталье на заднем сидении автобуса. «Где урвал такое чудо?» – осведомилась та. – «Элементарно, Ватсон. Пришел в сервис-бюро, попросил всего-то разрешения въехать на территорию своим ходом. С какой стати, говорят. А у нас ОВ, отвечаю как на духу. Так чего же ты молчишь! Возьми еще и английского гида. Ну, я и взял – пусть, думаю, Наташенька отдохнет, чего ей лишний раз языком молоть про то, как космические корабли бороздят Большой театр...» – «В целом правильное решение. Спасибо тебе от имени Наташеньки. То есть, Натальи Александровны. Тем более что им полезно будет почувствовать разницу между нашим художественным стилем и общепринятым документально-цифровым...»

Автобус тем временем целеустремленно катил к ресторану «Золотой колос», где их ожидали роскошные свиные отбивные, которыми славилось это заведение, в сопровождении разнообразных овощных салатов и свежайшего пива. Оказалось также, что Наташу с Ильей ожидали и первые недоразумения гастрономическо-идеологического характера. К ним, сидевшим в неизменном обществе Линды, подскочила супружеская парочка (муженек с неряшливой бородой до ушей, мадам с изрядным количеством носильного золота) и начала. Сперва – почему свинина! Ну, это просто. Илья даже не успел открыть рта, чтобы заметить, что вообще-то всех опрашивали насчет гастрономических предпочтений и ограничений, как Ирочка тут же крикнула: «Николай, что у тебя на скорую руку, кроме отбивных?» Оказались в наличии цыплята табака, которых тут же и посулили мистеру и миссис Финкель – через пять минут. Дабы скоротать ожидание, супруги Финкель перешли к следующей части толковища: что это за программа, это не туризм, а сплошная идеологическая обработка, чтобы не сказать – коммунистическое оболванивание. Тут мисс Джексон раздула свою и без того немалую грудь и потребовала ответить на ее вопросы. «Видели ли супруги предварительный план поездки?» Пришлось признаться, что да, потому что так оно и было. «И никаких проблем, претензий, недоумений не возникло? Ведь в противном случае – зачем платили деньги и соглашались на такую программу? Да, это профсоюзный туризм, предусматривающий знакомство с жизнью страны, а не только с красотами ландшафта. Кстати, – тут мисс Джексон возвысила голос, – стоит эта поездка процентов на тридцать меньше, что аналогичный маршрут Интуриста». Одним словом, бачили очи, що купували. Финкели, не ожидавшие такого отпора, обрадовались появлению Николая с подносом и последовали за ним к своему столику. Мисс Джексон победно раздула ноздри и сказала почти ласково: «В случае возникновения подобных вопросов направляйте жалобщиков непосредственно ко мне». Потом она подмела содержимое своей тарелки, встала и обратилась к коллективу с речью относительно того, что все претензии должны быть адресованы непосредственно ей, руководительнице поездки и что она не сомневается в принципиальной разрешимости любых проблем – была бы проявлена добрая воля. Тем временем Ирина, со своей стороны, обнадежила Илью с Натальей: «Все ясно, коллеги. Итак, больше технологии, меньше идеологии. Ну, что ж, после обеда идем в «Космос», потом в «Электронику», и мало им не покажется», – закончила она зловещим тоном.

Свою угрозу Ирина выполнила с лихвой, засыпав несчастных американцев датами запуска всех спутников, космических кораблей и орбитальных станций, исправно перечисляя имена членов экипажа и вкратце излагая суть достигнутого в каждом полете. Когда группа приблизилась к «Союзу» с «Аполлоном» в состыкованном состоянии, на передний план неожиданно вылез мистер Финкель, каким-то боком причастный, как выяснилось, к космической программе США, и они с Ириной запели дуэтом, воссоздавая панорамную картину освоения человечеством заоблачных высей. К Илье, скромно стоящему чуть в сторонке от коллектива, подошла Линда-меньшая: «И долго это будет продолжаться?» – «Что – это?» – переспросил Илья. – «Ну, эта... стыковка...» – и Линда сделала непристойный жест, свидетельствующий о том, что затертая уже профессиональная шутка космоплавателей («Ввожу шершавого!») стала достоянием широких масс. – «Пока дело не закончится естественным образом», – хладнокровно ответил Илья. – «То есть?..» – не врубилась Линда. – «Ну, пока они не кончат». – «Оба одновременно?» – «Да вряд ли. Думаю, что джентльмен раньше дамы...» Тут словно в подтверждение прогноза мистер Финкель иссяк, так что последнее слово действительно осталось за Ириной. Линда фыркнула и сказала: «А и впрямь – все как обычно. Слабаки мужики» – «Прошу заметить – американские». – «А в России иначе?» – «Всякое бывает». – «Интере-есно...» – пропела Линда и направилась к выходу из павильона, явно прекращая разговорчик.

Наконец вся группа, интеллектуально измочаленная и предводительствуемая торжествующей Ириной, вышла на свежий воздух. «У нас осталось еще часа полтора, – бодро продолжала Ирина. – Вот павильон, рассказывающий об успехах советской электроники, и я приглашаю вас...» Народ взвыл в голос. Из внятных реплик были слышны: «Да чего-нибудь попроще...», «Просто погулять бы...», «Оглядеться кругом, только без особых достижений...» Мисс Джексон подозвала Илью с Натальей: «Что будем делать?» – «Как хотят массы», – нагло ответила Наталья. – «Можно и впрямь погулять вокруг, пофотографироваться на фоне фонтанов и вообще... – поддержал Илья. – Сбор здесь, у ракеты, через полтора часа». – «Через час, – ответствовала мисс Джексон. – Вернемся пораньше в гостиницу, отдохнем». – «И то верно, – согласился Илья. – Завтра все-таки поездка на весь день, примерно сотню миль в оба конца, а вечером – отбытие в Ленинград. Кстати – надо будет напомнить людям, что неплохо бы начать упаковываться уже сегодня вечером». – «Верная мысль, – согласилась Наталья. – Надеюсь, мисс Джексон будет столь любезна и сама доведет эти соображения до сведения группы. Так весомее...» Мисс Джексон раздулась от важности и, созвав паству, принялась вещать. «Ну, что, подруга, – обратилась Наталья к Ирине, – при таком раскладе свободна». – «Да я все-таки потопчусь, – отозвалась Ирина. – Вдруг какие вопросы возникнут или сомнения в преимуществах социалистического способа производства. Чтобы было кому оперативно их развеять...»

Ирина осталась не зря – тут же к переводчикам подошел профессор Бернстайн и осведомился, не очень ли та утомилась и может ли он спросить ее кое о чем. Оказалось – о сельском хозяйстве и достижениях в этой области. При этих словах Илья с Натальей в голос заявили, что не хотят мешать столь ученой беседе и спешно ретировались. Впрочем, их тут же потащили к фонтанам – фотографироваться. По пути от «Каменного цветка» к «Дружбе народов» Наталья объяснила всем, кто оказался поблизости, что примерно четвертую часть этих золоченых девиц изваял все тот же скульптор Чайков, который создал и футболистов во дворе Третьяковки. «Только здесь они не балансируют вдвоем на одной точке, а стоят каждая на своих двоих и вполне уверенно. Потому что, – и она злорадно посмотрела на Илью, – с каждым годом дарование художника становилось все более устойчивым, а его творчество все более стабильным...»

После ужина подуставший коллектив покорно разбрелся по номерам и, возможно, даже занялся укладыванием чемоданов. Наталья сообщила, что смотается домой на часок-другой, «во всяком случае, до полуночи вернусь, не скучайте». Профессор Бернстайн предложил Илье – «если это не очень нахально с моей стороны и у вас есть силы» – покататься на пресловутом московском метро, «которым будто бы неприлично восхищаться как памятником культу личности». – «Культ не культ, – неопределенно протянул Илья, – а все-таки впечатления». Поехали – до «Комсомольской» по прямой, потом по кольцу до «Белорусской» (выйдя для более детального осмотра пестрой «Новослободской»), посетили конструктивистскую «Маяковку» и «Площадь Революции» («Это у нас вместо мадам Тюссо – музей бронзовых фигур...»). На обратном пути профессор вернулся к впечатлениям дня. «Очень знающая девушка, эта Ирина, – доверительно сказал он Илье. – Она так много полезного рассказала мне о коллективном сельском хозяйстве и о его преимуществах перед фермерским...» – «Что вы искренне удивились, отчего же все-таки мы у вас зерно покупаем, а не наоборот. Ой, я вас умоляю, Эйб, все эти рассказики...» – «Писте холоймес, – бодро отреагировал профессор, – если вы знаете, что это такое». – «В таких пределах идиш я понимаю», – скромно отозвался Илья. – «Я так сразу и подумал, что вы экстрис нострис...» И попытался было профессор завести про эти самые дела разговорчик, обещавший стать куда как продолжительным – но Илья демонстративно не поддержал беседу, которая и затухла под перестук колес. А когда вышли из метро, Илья почел нужным объясниться: «Сказать по правде, Эйб, не очень-то мы склонны к таким разговорам». – «Мы – это?..» – «Мы – это мы». – «В смысле, советские евреи?» – упорно гнул свое профессор. – «Вот именно что советские». – «Как я понимаю, опасаясь проявлений антисемитизма?..» – «Да не это главное. Просто такие разговоры при народе не ведем. В метро, например. Да и вообще. И не потому, что боимся или опасаемся. Есть же вещи, которые не делают на публике...» – «Естественные надобности не отправляют...» – будто бы между прочим подсказал профессор. – «Не только. Любовью не занимаются...»

До самой гостиницы шли молча. На входе профессора пропустили безо всяких, а у Ильи швейцар потребовал гостиничную карточку. Карточка, естественно, была в порядке, оформленная надлежащим образом: с надпечаткой «сопровождающий делегации» и припиской от руки – «США». Швейцар прочел магические слова и счел нужным объясниться: «Извини, командир, служба такая». – «Нормалек», – автоматически отреагировал Илья. В лифте профессор позволил себе удивиться: «А меня он почему впустил?» – «Да вам никаких документов и не надо, – не без злорадства разъяснил Илья. – У вас вид – стопроцентно американский». – «По-моему, и у вас вполне...» – «Это – по-вашему. А швейцары – народ опытный. Их просто так, джинсовым костюмчиком, не проведешь. Они нам в душу смотрят». – «И что же они там видят?» – «Как ни противно признаваться – страх». – «Да чего же вы боитесь?» – «Так ведь ничего конкретного и не надо. Элементарный страх перед любым стражником, стоящим у ворот, которому дано право осуществлять отбор. Страх, вбитый в российского жителя за сотни лет. Вам этого не понять. Мы же ведь все друг друга боимся. Я – его: а вдруг не впустит. Он – меня: а вдруг мое право на вход посильнее его права на запрет». – «Трудно все это понять». – «К сожалению, просто невозможно. То есть, что это я говорю: к сожалению. К счастью, к счастью вашему, Эйб...»

Утро выдалось солнечным, о чем Илья с удовольствием заявил Наталье по телефону. «Спасибо, меня уже информировали», – огрызнулась она цитатой из популярнейшего анекдота, и выговор брежневский похоже изобразила. – «Зайти за тобой?» – «Валяй». Наталья этим утром была особенно хороша, в бежевом костюмчике из тонкой рогожки и оранжевой маечке. «Никак настоящий «Рибок»?» – сказал Илья раздумчиво. – «Разбираешься», – одобрительно отозвалась коллега. Ободренный ее реакцией, Илья продолжил: «Девушка сегодня выглядит на миллион долларов...» – «Эта девушка всегда выглядит на такую сумму». – «Значит, сегодня – на десять миллионов...» – «Инфляция, как тебе известно, суровый бич трудового народа в странах Запада» – «Ты чего такая мрачная?» – «А ты чего такой радостный, с утра-то пораньше?» – «Ну, как же. Солнечное утро, красивая девушка...» – «Немного же тебе надо для телячьего восторга. Скажи лучше, как у тебя дела с церковной терминологией?» – Вообще-то без проблем. А что?» – «Завидую тебе. У меня тут серьезный провал. А ведь сегодня, по совести-то, моя очередь пахать. Вчера на Выставке ты меня отмазал, но нельзя же всю дорогу бездельничать». – «Да брось ты, ерунда какая». – «И вовсе не ерунда. Я, дружок, не из таковских». – «Мы что, будем записывать, кто сколько отработал по минутам? Смотри, Наталья, я ведь эдак и рассердиться могу». – «Ладно-ладно, не злись. Я просто всякий раз забываю, какой ты мне достался идеальный. И при этом неустанно помню, что в нашей среде надо ушки держать топориком». – «Тем более, – попытался сменить пластинку Илья, – мы же все ж таки ОВ. Авось дадут и в Лавре англо-говорящего, как на выставке». – «Дождешься от них».

В вестибюле их поджидал итало-говорящий директор. «Ну, сегодня последний московский день. Все в порядке? Проблем нет?» – и, не дожидаясь внятного ответа, протянул Наталье бумажку. – Вот, по приезде в Загорск обратитесь в сервис, к отцу Николаю. Ему уже звонили из Комитета по делам религий – чтобы он со вниманием отнесся к делегации и обеспечил человека с языком. Ну, не буду мешать. Счастливо вам».

Наталья с Ильей постояли какое-то время в вестибюле, оглядывая своих подопечных, исправно шедших на завтрак. Дисциплина была на высоте – вчера предупредили, чтобы одежка была скромной, подходящей для церковных учреждений, и все дамы послушно явились в юбках, причем достаточно длинных. Некоторые – включая и младшую Линду – впервые в таком виде за все время пребывания в стране большевиков. «А ножки у нее ничего», – как бы в никуда прокомментировала Наталья. – «Я ведь тебя тоже в первый раз без джинсов наблюдаю», – немедленно отреагировал Илья. – «Ну, и как впечатления?» – с неожиданной заинтересованностью спросила Наталья. – «Наша-то – лучше всех!» – «Спасибо на добром слове, если не лукавишь. Ладно, двинулись на кормежку, не будем терять времени...» И по пути в ресторан, после некоторого молчания, Наталья добавила, уже обычным своим твердым тоном: «Не будем терять времени, разглядывая мои ножки. Пялься лучше на Линду – тем более там есть на что посмотреть». – «Опять ты за свое...» – «Не хочешь – не слушай, но совет дружеский, от всей души».

В автобусе Илья только было приступил к процедуре пересчета стада, как к нему кинулся один из подопечных: «У нас будет где-нибудь по пути остановка?» – «Вряд ли, разве что по чрезвычайным обстоятельствам. А в чем дело?» – «Да мне надо купить какой-нибудь головной убор. Мистер Финкель сказал, что в церковь с непокрытой головой не пустят». Илья вздохнул (про себя) и успокоил ревностного блюстителя традиций: «Это же не синагога, а православная церковь. Там наоборот, при входе надо обнажать голову». Успокоенный клиент уселся, а Илья сказал – сам себе: «А ведь мужик прав – мы на этот счет никого не инструктировали...» И когда тронулись в путь (Наталья еще раз внимательно проверила: все ли, кому следует, в юбках), Илья дал вводную о правилах поведения в святых местах. Потом, перекинувшись от Бога к мамоне, пояснил, что ассортимент во всех валютных магазинах страны в принципе одинаков и поэтому серьезные покупки – вроде мехов – лучше отложить на конец поездки, чтобы не перегружать свой багаж. А сувениры можно будет купить в Загорске, где как раз выбор древнерусской стилизации весьма велик. Матрешки для подарков знакомым, финифть для себя и близких. Особо Илья предостерег от фальшивых икон, которые, несомненно, будут предложены в немалых количествах и за немалые деньги, и высказал надежду, что именно в этой группе нет легковерных, которые соблазнятся на такую сделку. Тут микрофон перехватила Наталья: «Мы как-то еще не беседовали на эти темы, но раз уж зашел разговор – выскажу и свое мнение. Фарцовщиков принято осуждать с разных позиций – идеологических, этических, юридических. Я же скажу вам о прагматическом аспекте проблемы: эти люди в массе своей опасны. Для своих партнеров по сделке – в первую очередь. Но еще и для окружающих. Для нас, в частности. Ведь им полоснуть человека бритвой ничего не стоит».

Наталья замолкла, и в автобусе на какое-то время воцарилась задумчивая тишина. «Ты, мать, не перебарщиваешь ли, с ужасами, с бритвами этими?» – «Ничего, в самый раз будет. У нас впереди маршрутик повышенной фарцовой активности – один Питер чего стоит, а уж про южные страсти вовсе умолчим... Тем более что это – реальная жизнь. Вон Галке юбку в Киеве разрезали – знаешь этот случай? Она стала отгонять фарцу от автобуса, а один парнишечка схватил ее сзади за юбку, оттянул – чтобы не порезать носительницу – и полоснул. От пояса до подола. И переодеваться некогда – они уже в аэропорт ехали, да к тому же и не во что – чемоданы отдельно отправили, с грузчиками. Вот уж бедняжка напрыгалась. Ты представь: приехали в аэропорт – багаж уже зарегистрирован. Значит, до Москвы, а вернее, до гостиницы. Правда, группа сердечная попалась – тетки помогли разрез заколоть какими-то булавками, дали шарф, чтобы прикрыться. Но вообще: в Борисполе прыгаешь, во Внуково прыгаешь, в Москве пока группу разместила – и при этом замечательное ощущение, будто вся задница наружу... Да и в самолете сидела – буквально как на иголках. А ко всему прочему – жалко: юбочка-то, между прочим, замшевая, не из дешевых».

Коллеги помолчали, вспоминая каждый свое, потом Наталья встряхнулась и сказала: «Давай так: раз уж ты берешь на себя Загорск внутри стен, то по дороге я потреплюсь. О Сергии Радонежском найду что сказать». – «Не забудь о царских паломничествах. Про эти церковки слева от Ярославки, что на расстоянии дня пешего хода одна от другой». – «Не учи ученого. Я и про Ярославскую железную дорогу скажу, как она есть третья в России по старшинству». – «Ты еще про Мытищинское стрельбище не забудь, как олимпийский объект...» – «Ладно, вали отсюда. Иди к своей Линде». – «А мне и с Наташей хорошо». – «Тогда сиди тихо и не возникай».

Наталья взялась за дело всерьез, непринужденно мешая общеисторические факты с путевой информацией («А сейчас справа будет вторая по значимости московская фабрика грез, киностудия имени классика советской литературы Максима Горького» – «Как, как фамилия?» – спросила дамочка, сидящая за натальиной спиной. Наталья повторила по буквам. – «Первый раз слышу», – отозвалась дамочка, а ее сосед (муж?) отозвался гулким басом: «Наверное, писал сценарии и был женат на киноактрисе?» – «Нет, отчего же... – растерянно отозвалась Наталья. – Хотя, впрочем, жена и в самом деле была актрисой. Правда, театральной…» – «Тогда почему киностудия носит его имя?» – «Максим Горький был великим советским писателем, – вмешался Илья, – и поэтому его имя было увековечено разнообразными способами: в честь его называли города и пароходы, театры и самолеты, улицы и...» – Илья чуть запнулся, и бас из-за спины в том же интонационном ключе закончил: «И площади». – «Именно, и площади», – как ни в чем не бывало согласился Илья, а бас прикрыл дискуссию: «Извините, Наташа, мы вас отвлекли от вашего интересного рассказа». Наталья включилась с того места, где ее прервали, и без передышки принялась излагать жизнеописание Святого Сергия, не забывая также и о роли Троице-Сергиевой лавры в российской истории.

Примерно через полчаса информационные запасы по данному вопросу, включая смежную тематику, стали иссякать. В одной из пауз Илья шепнул: «Кончай, мать. Клиент уже дремлет...» Народ и впрямь спал в массе своей, убаюканный ровным ходом автобуса. – «Точно, – подтвердила Наталья, – уже «Сказка» – значит, пора завязывать со сказками». Слева промелькнула избушка, в которой располагалось придорожный ресторанчик «Сказка». – «Слушай, а что это за башня будет сейчас справа по ходу?» – спросила Наталья, отключив микрофон. – «Тумба красно-белая? А ты разве не знаешь?» – «Знала бы – не спрашивала». – «Ну, только тебе, да и то по секрету. Это главная московская глушилка». – «Правда, что ли?» – «За что купил – за то продал. Как-то ехали мы в Загорск с крутыми американами – не чета нашей шпане, и в сопровождающих был малый из спецсектора. Вот он и открыл глаза». – «Хороши у тебя дружки». – «Таких друзей...» – неопределенно отозвался Илья. – «В какой именно?» – хихикнула Наталья. – «Что – в какой именно?» – «Ну, в какой музей...» – «В музей игрушки», – отозвался Илья. – «А кстати – зайдем туда?» – «Можно будет, на полчасика. Если силы останутся после лавры». – «Я всегда так делаю – заказываю обед в «Золотом кольце», и пока там столы накрывают да мясо жарят, мы как раз проводим время с пользой. Все лучше, чем ждать за столиками, как идиоты».

На самом подъезде к лавре Илья сказал: «Давай так: ты с клиентами – в «Березу» на полчасика, а я пока сбегаю, поищу этого отца Николая и вообще разберусь с ситуацией». Наталья кивнула головой и перехватила микрофон: «Дамы и господа, мы уже на месте. Пока Илья найдет нашего гида, мы с вами минут на двадцать заскочим в магазин сувениров. Я еще раз призываю вас всех – не общайтесь с фарцовщиками, берегите свои деньги и мои нервы». Однако автобусная стоянка, обычно кишащая фарцой, оказалась на удивление пустынной – если не считать двоих милиционеров, очевидных организаторов этого безлюдья. Вышедший первым Илья скорым шагом направился к монастырским воротам и на полпути был перехвачен крепким блондинистым пареньком: «Делегация США? – спросил он деловито. – Нам звонили из Москвы. Вам выделен наряд милиции в количестве двоих человек, который будет сопровождать вас и обеспечивать нормальную работу». – «Я сейчас к отцу Николаю, – в том же деловом ключе ответил Илья. – Делегация пока в «Березке», а потом подведите ее к сервис-бюро, мы там будем ждать». – «Сделаем. Какие дальнейшие планы?» – «После лавры – обед в «Золотом кольце» и посещение музея игрушки». – «Все понято. Работайте спокойно, мы подстрахуем».

Отец Николай оказался мордастеньким мужичком средних лет, с хитроватой улыбкой, открывающей дурные зубы. «Каким маршрутом пойдем? Каков содержательный состав посещения?» – «Вы хозяева, мы гости», – отозвался Илья. – «На чем акцент делать будем?» – не унимался святой отец. – «Люди впервые в стране, это их первое знакомство с православной церковью. Хотели бы узнать побольше». – «Как будем работать? Через переводчика?» – «Вообще-то, – осторожно ответил Илья, – лучше бы напрямую. Помимо всего прочего, перевод съедает половину времени». – «А что, ваши переводчики не владеют церковной терминологией?» – «Для меня это не проблема, – озлился Илья. – Если у принимающей стороны есть трудности с английским – я готов переводить». – «Трудностей у нас нет никаких. Обычно трудности возникают у вас. Ваши переводчики не знают азов, не знают, как будет «купол» или «колокольня» по-английски». Илья решил не заводиться и уйти от спора: «В Комитете нам сказали, что будет выделен сопровождающий с английским». – «В каком комитете?» – нагло переспросил отец Николай. – «В вашем, – ответил Илья, безуспешно стараясь избежать язвительной интонации. – По делам религий». – «А-а», – пренебрежительно протянул святой отец. «Сука, – подумал Илья. – Вот ведь сука. Недаром ребята из спецсектора говорят, что их главные говнюки работают как раз в церковных внешних связях». И, не удержавшись, добавил: «С тем комитетом мы заранее такие мелочи не обсуждаем. А детали фиксируем уже в отчетах...» Прозвучало весомо, и отец Николай сразу сменил тон: «Да чего там, по-английски так по-английски. Нам не один ли хрен. Где группа-то?» – «В «Березке», сейчас подойдут». Святой отец мягким привычным движением открыл дверцу сейфа и достал початую бутылку «Греми»: «Давай-ка пока по рюмашечке, на брудершафт». Отказываться было бы совсем глупо. Выпили, зажевали извлеченными из холодильника бутербродами с севрюгой. А тут и клиенты подоспели – к счастью, избавив Илью от необходимости вести задушевные беседы в состоянии «на ты».

Отец Николай сразу взял быка за рога. «В знак уважения к великой Америке мы организуем для вас посещение мест, закрытых для обычных делегаций. Кроме того, вообще-то в храмах фотографировать запрещено, но поскольку вы со мной, то можно снимать интерьеры. Просьба только не снимать молящихся. А сейчас я приглашаю вас в трапезную, где мне будет удобнее вести свой рассказ – потому что это здание конца 17 века отличается поразительной акустикой». Не то по случаю буднего дня, не то в ожидании дорогих гостей трапезная была закрыта для широкой публики, и отец Николай собственноручно отпер дверь внушительного вида ключом. Он дал возможность американцам разбрестись по всем углам, после чего ровным голосом, вовсе не напрягая связки, начал свой рассказ – чудесным образом слышный всем присутствующим. Поговорив какое-то время, он предложил народу самостоятельно опробовать удивительные акустические свойства помещения, что было встречено с энтузиазмом и осуществлено с истинно американским простодушием. Нельзя, однако, сказать, что все поголовно высказывались всуе, ограничиваясь малоосмысленными «Хай, Джек!» или «Глянь, это просто потрясающе!». В частности, младшая Линда задала вопрос по существу: «А скажите, святой отец, как в стране обстоят дела с правами других конфессий?» – «Представляемая мною Русская православная церковь исходит из принципа свободы совести. Что касается конкретного положения дел в других церквях, то об этом, я думаю, вам лучше расскажут ваши сопровождающие». – «Сука», – который уже раз подумал Илья и сказал (вслух): «Мы об этом, несомненно, поговорим, но сейчас есть предложение в полной мере воспользоваться присутствием святого отца и сосредоточиться на вопросах, находящихся в пределах его компетенции».

Группа вышла на улицу и потянулась за отцом Николаем в Троицкий собор. Линда подошла к Илье и напористо сказала: «Опять я не получаю ответа на свои вопросы. Может быть, я не достаточно настойчива – в отличие, скажем, от профессора Бернстайна? Он прямо-таки на индивидуальном обслуживании...» – «Мы стараемся уделять всем членам делегации одинаковое...» – начал было Илья, но Линда перебила: «Скажу прямо и откровенно – меня не надо опасаться. Я не работаю на ЦРУ и уж тем более не принадлежу к числу полоумных феминисток». – «Да я это заметил». – «А выводы?» – «Начиная с этой минуты, буду с вами особенно внимателен. В частности, сразу отвечу на ваш вопрос: в Москве, помимо православных церквей, имеется еще мечеть и синагога». – «Сколько?» – «Ну я же сказал – одна мечеть и одна синагога». – «Не густо». – «А что, есть желание воспользоваться культовыми услугами?» – «Если особо острого – так нет. В синагогу мы ходим только в Йом Кипур. Ну, бывает, и на Песах. Мы с мужем, я имею в виду. Вот тесть – тот действительно практически каждый шабат... Ладно, не будем отставать от группы». – «А что, опасаетесь быть замеченными и замешанными в фаворитизме?» – «Значит, так, Илья, – резко выпрямилась Линда, – учтите на будущее: я ничего и никого не боюсь. Кроме пауков, естественно». – «Интересная мысль...» – «Куда как интересная, но мы разовьем ее как-нибудь в другое время». – «Например, сегодня вечером, в поезде, когда делать вовсе нечего?» – «Договорились. А вас, кстати, коллега ищет».

Действительно, Наталья махала рукой, призывая Илью во главу шествия. «Побудь-ка здесь, в гуще событий, – сказала она быстрым шепотом. – Боюсь, что Коля-Николаша начинает проваливаться, причем это заметно даже на моем уровне». – «Козел», – отреагировал Илья. – «Или какое другое животное, но иди и подстрахуй его. Извини, что от девушки оторвала. Ну как, договорились о чем-нибудь полезном?» – «Вечером разберемся». – «С нею?» – «И с ней, и с тобой. Вы же в одном купе едете». – «Ах, какие мы шустрые!..» Илья, не отвечая, ринулся вперед, и, поравнявшись со святым отцом, понял, что в плане английского там полный атас. То есть, батюшка еще как-то мог излагать общие описательные тексты, заученные специально для такого дела, но вести разговор – это слишком. Ситуация, с одной стороны, требовала принятия оперативных мер, с другой же – осложнялась соображениями этического характера: согласно неписаному кодексу переводчика, вмешиваться в работу коллеги, подсказывать ему (без просьбы о помощи) и уж не дай Бог поправлять прилюдно – деяния, приравниваемые к смертному греху. Оно, конечно, малограмотный гебешник из церковного управления внешних связей на звание коллеги не тянет – хотя чисто формально чем он отличается от любого другого гражданина, освоившего через пень-колоду пять тысяч английских слов и пользующегося доверием известных властей, допускающих его (ее) к общению с иностранцами? Тем более что святой отец, прервав на полузвуке свое мычание, сказал: «А вот и наш общий друг, к которому мы можем обратиться за консультацией». Что ж, заветное заклинание произнесено, и Илья (подавив внутренний вздох) впрягся в оглобли и потащил воз дальше – под своды Троицкого собора, а оттуда в Успенский собор (по дороге предложив не заходить в музей – каковая мысль встретила радостное Колино одобрение). Давши народу возможность пофотографироваться на фоне Надкладезной часовни с участием о. Николая, он шепнул Наталье: «Ну, что, сворачиваем мероприятие?» – «Хватит с них. Я вот только подведу желающих к годуновским могилам, потому что обещала в автобусе – и обедать». Тут очень кстати возник давешний блондинчик: «Закончили, командир? Позвонить в «Золотое кольцо»?» – «А мы сможем до обеда заглянуть в музей игрушки?» – «Нет проблем. Уже заказано. Вам ведь экскурсовод не нужен?» – «Да вроде незачем. Просто так походим полчасика – и в ресторан». – «Понято. Значит, музей через сорок минут, обед часа через полтора. Пошел звонить». – «Смотри, какое новое поколение ребяток, – не без восхищения сказала Наталья. – Ненавязчивы, деловиты, услужливы. Надо будет его отметить в отчете как положительный пример». – «А про Николашу будешь писать?» – «Разве что дальше по маршруту не будет более серьезных проколов. Хотя как-то в это не очень верится...»

По пути к автобусу гиды поделили Линд – Илья шел с младшей, Наталья со старшей. «А что может быть интересного в таком музее?» – «С одной стороны – старая русская игрушка. Матрешки, которые, между прочим, вот именно здесь и придумали, причем всего каких-то сто лет тому назад. А еще – прелестные немецкие штучки – кукольные домики, мебель, посуда...» – «Обожаю кукольные домики. У меня был совершенно роскошный дом, в половину моей комнаты, со съемной крышей и стенами». – «А сейчас?» – «Вроде бы я вышла из кукольного возраста». – «А дети?» – «Да у нас мальчишки», – резковато ответила она и замолчала. Другая беседа носила более серьезный характер: «Скажите, Наташа, как вообще распределяются обязанности наших сопровождающих и гидов на местах? Я это к тому спрашиваю, что возникает ощущение – и не у меня одной, будто вы с Ильей перерабатываете. Фактически только на Выставке нам предоставили квалифицированного гида, а так вы вдвоем трудитесь за всех. Безобразный сегодняшний случай – гид будто бы является священником, но не в состоянии ответить на простейшие вопросы. Хорошо, что нам повезло с вами, но дальше, в поездке по стране, ситуация неизбежно станет более напряженной». – «Видите ли, мисс Джексон, – задумчиво начала Наталья, – вы правы, но вместе с тем... Действительно, вашей группе, с учетом ее важности, предоставлены гиды высокой квалификации, и мы благодарны за то, что вы по достоинству оценили наши с Ильей возможности. С другой стороны, ситуация в Москве всегда напряженная, и сопровождающие обычно привыкли рассчитывать на свои собственные силы. Дальше же, по маршруту, с группой будут работать более интенсивно местные профсоюзные организации, и всем нам станет полегче. Но вообще – по возвращении в гостиницу мы можем довести вашу точку зрения до начальства».

Наталья изложила Илье суть беседы, на что тот немедленно отозвался: «Тут же, по приезде, надо встретиться с вашим итальяно веро, и пусть он даст знать по инстанциям. Авось там забегают, и удастся превратить поездочку в полный кайф – работать будут негры, а мы только руководить и пивко попивать». – «Это по экскурсионной программе, и мне жизнь может действительно облегчиться. Зато на тебя повесят еще массу дополнительных радостей». – «Радость моя, не беспокойся о моих радостях, думай о деле». – «А я и думаю. После такой телефонограммы из Москвы вокруг нас непрерывно будет вертеться десяток местных шакалов, и все будут тебе что-то втолковывать...» – «Расслабься. С местными шакалами я умею обращаться. Надо так вот, озабоченно, прищуриться и сказать: «Спасибо, у меня имеются инструкции центра на этот счет». Волшебная фраза – все наглухо замолкают и на всякий случай отходят в сторонку». – «Отчаянный ты малый, как я погляжу. И наглый еще вдобавок. Просто прелесть». – «Ну, так поцелуй, если прелесть». – «И реакция у тебя прекрасная: чуть девушка расслабится – серый волк тут как тут». – «Соображаешь, – одобрительно сказал Илья. – Не простая ты девушка, ох как не простая...» – «Уж это точно. Оттого и в глубоком разводе. О чем еще раз смею напомнить – со всем почтением к твоей отчаянности...»

Из Загорска добирались без приключений, подремывая после плотного обеда в «Золотом кольце». Поближе к гостинице Илья взял микрофон: «Итак, дамы и господа, надеюсь, все меня слушают, потому что я собираюсь сказать несколько очень важных вещей. Наша последняя московская трапеза – в половине восьмого. В половине одиннадцатого мы ждем всех в вестибюле, с багажом, полностью готовых в дорогу. Перед выходом убедитесь, что в номере ничего не забыто – обязательно посмотрите под подушкой, под кроватью и в ванной – на полочке и вообще. Паспорт – а когда я говорю паспорт, то, как мы помним, имею в виду паспорт и визу – держите в сумочке, а не укладывайте в чемодан. Целесообразно также сложить в пластиковый пакет туалетные принадлежности и прочие вещи, которые понадобятся вам в поезде – чтобы лишний раз не отрывать чемодан. Ключи от номера надо отдать дежурной на вашем этаже. Отправление поезда – в полночь, прибытие в Ленинград утром, после восьми. Завтракать мы будем уже в гостинице, но подумайте, что вам понадобится сегодня вечером и завтра утром. У проводников можно будет разжиться только чаем и сухим печеньем; что касается всего остального – если это не было куплено в дьюти-фри по прилете или уже израсходовано – то запасы можно восполнить в валютном магазине, у входа в гостиницу. Теперь о практической стороне дела: купе в поезде двухместные, и, следовательно, размещаемся так же, как и в гостинице. В каждом вагоне – восемнадцать спальных мест, так что поедем в двух смежных вагонах. И момент последний – хотя и весьма важный: полка вашего спального места поднимается, и под ней имеется ящик. Вот туда я рекомендую уложить все свои вещи, и особенно сумки, бумажники и прочее. Не хочу сказать, что каждый поезд обязательно удостаивается внимания шайки грабителей, но – береженного Бог бережет».

«Ты чего их пугаешь?» – спросила Наталья. – «Сколько лет ты уже толчешься в этом бизнесе?» – «Ну, больше десяти». – «И ни разу не приходилось прыгать с ментами и составлять протокол «по поводу подозрения в краже»? Так ты счастливица. С меня лично хватило одного раза – и я уже готов сам дежурить по ночам, только бы чего не вышло». По приезде в гостиницу Наталья с мисс Джексон тотчас же пошли к директору, а недоверчивый Илья – в сервис-бюро, уточнить номер автобуса, который должен отвести их на вокзал. И не зря пошел, потому что выяснилось, что в журнале время прибытия указано – 23:00. Пришлось звонить на автокомбинат, собачиться с диспетчером и перезаказывать автобус на десять. Сошлись на четверти одиннадцатого. Пока велись переговоры, Илья краем глаза не без одобрения наблюдал, как клиенты один за другим тянулись из «Березки» с позвякивающими сумками. К нему подошел озабоченный Эйб: «Скажите, Илья, а что вы лично пьете?» – «Это сложный вопрос, зависящий от места, времени, состава компании, цели застолья и еще ряда факторов. Но я не буду утомлять вас своими теоретическими выкладками и скажу однозначно: ночью и в поезде самое оптимальное – это «Айриш мист» или родственные ликеры. С миндалем, арахисом или иными орехами». – «Мы ведь будем с вами в одном купе?» – «Да, согласно общему списку». – «Может быть, нам пригласить кого-нибудь в гости?» – «Наталью и Линду». – «Мисс Джексон?» – «Ну, зачем же так мрачно, Эйб. Другую Линду». – «А, эту светленькую из Бостона. С удовольствием». – «Ну, вот и прекрасно».

За ужином мисс Джексон с гордостью сообщила, что она довела до сведения администрации свои тревоги и сомнения и получила в ответ заверения относительно неотложного принятия всех и всяческих мер на будущее. «А пока хочу сказать: в целом мне нравится, как мы завершаем московский этап путешествия». – «Проблемы будут дальше, – уверенно пообещал Илья, разделывая куриную котлетку. – Закон Мерфи, ничего не попишешь. Все, что имеет тенденцию портиться – портится. Здесь и в Ленинграде – конвейер. Более-менее отлаженный конвейер туристических услуг. Сбои редки, потому что в основном исполнители имеют дело с элементарными задачами, которые они в состоянии выполнять с закрытыми глазами. А вот прибудем в... – не хочу накаркать, поэтому не буду уточнять, скажу в общем – прибудем в южный регион, вот там-то и начнется. Ну, например. Здесь автобус заказывает профессионал – диспетчер по транспорту, плюс к тому еще один профессионал – я, скажем – контролирует заказ. И таких заказов здесь пару десятков в день – дело привычное. А там – столь высокая делегация бывает считанное число раз в году. Поэтому заказ на автобус подписывает как минимум зав международным отделом. Потом секретарь по международным связям – а это второй или третий человек в профсоюзной иерархии республики – поручает своему помощнику проконтролировать ситуацию. Естественно, заказывается второй автобус. Дальнейшее развитие событий многовариантно. В лучшем случае в аэропорт приходят обе машины. В худшем случае в какой-то момент на каком-то уровне выясняется, что заказаны два автобуса, и поэтому один из заказов надо отменить. Можете быть уверенными, что отменят оба. Но вообще-то и это не страшно. Зав международным отделом притащится в аэропорт за час до нашего прилета. Его мальчики начнут названивать на автобазу. Выяснится, что оба заказа отменены – но и это не беда, потому что езды до аэропорта не более получаса. Тут же отдается распоряжение пригнать три автобуса. Один – для делегации, второй – для багажа, а третий – на всякий случай. Страшнее будет на следующее утро, когда делегация поедет на прием к первому лицу республиканских профсоюзов. В гостиницу прибудет помощник председателя и лично увезет делегацию, а зав международным отделом и помощник секретаря по международным связям будут метаться по пустому гостиничному вестибюлю и пить валидол. Ну, и так далее... Единственное, что я знаю наверняка – в Баку такого не будет». – «Почему же?» – пробормотала всерьез напуганная Линда. – «Да потому что там программа приема, включая все детали – в руках у сотрудника международного отдела и моего хорошего друга Али. А он – профессионал, и сбоев у него не бывает». – «Ну, а если, как вы сказали, притащится помощник первого секретаря?..» – вмешался в разговор профессор Бернстайн. – «Все, я повторяю, все, кто работает с делегацией, имеют четкий и недвусмысленный приказ: выполнять распоряжения, исходящие только от Али. Али же приходит в гостиницу за час до завтрака и уходит через час после ужина. А то и вовсе ночует в штабном номере». – «Но ведь и Али может ошибиться», – робко сказала одна из мышек. – «Во-первых, не может. А во-вторых – во-вторых, я на что? Сразу же по прилете Али дает мне свой детальный план приема делегации, мы с ним проходим по всем пунктам, а дальше я просто слежу за тем, чтобы Али был предельно внимателен. Одним словом – элементарно, Ватсон».

«Сходная картина ждет нас в Ереване, – улыбнулась Наталья. – И по аналогичной причине – есть там Ашотик, который ошибается крайне редко». – «А Тбилиси?» – для очистки совести спросила мисс Джексон. – «Там у нас, к сожалению, нет таких друзей. Но там мы будем жить на даче ЦК партии, где дисциплина персонала не подлежит сомнению». – «Вас послушать – так вы сами себе противоречите. Напророчили кучу неизбежных проблем, а потом выясняется, что им физически неоткуда взяться». – «Увы, они неизбежны, – улыбнулась Наталья. – Позволю себе в этой связи процитировать из «Макбета»: «The earth has bubbles – as the water has…» – «Кстати о воде, – продолжил Илья. – Мы поговорим об этом в автобусе, и хотелось бы, чтобы это было принято всерьез. В Ленинграде ни в коем случае нельзя пить воду из-под крана. Либо кипяченую, либо бутылочную. А поскольку лед во всех ресторанах изготовляют из сырой воды – то сами понимаете... Разумеется, в Баку Али следит за тем, чтобы лед морозили из кипяченой воды, но Ленинград – не Баку. Масштабы другие». – «А что может случиться?» – «Расстройство желудка, и это по себе неприятно, а особенно если вас прихватило в Эрмитаже или в Петродворце». – «А разве там нет... э-э-э?..» – пискнула другая мышка. – «Отчего же, все необходимое оборудование имеется. Просто обидно – попасть впервые в жизни в Эрмитаж и вместо наслаждения высоким искусством...» – «Так какой же выход? – простонала мисс Джексон. – Как нам избавиться от всех этих неприятностей?» – «Избавиться – практически невозможно. Минимизировать последствия – это другое дело. Надо слушать наши советы, с учетом того простого обстоятельства, что они даются не только для вашего блага, но и для нашего спокойствия». Наступившую было тишину нарушил глубокий вздох мисс Джексон: «Ах, как вы правы со своими советами. Вот предупреждали нас насчет фарцовщиков – а некоторые не послушались. И пожалуйста – подходит ко мне... ну, не будем называть имен... и рассказывает: в монастыре, на улице, предложили ей некий предмет русского искусства за двадцать пять долларов, и она согласилась, а потом обнаружила здесь, в гостиничном магазине, то же самое всего за двенадцать долларов...» – «Мне кажется, мисс Джексон, – сказал профессор, – что было бы целесообразно, если бы вы – не наши гиды, а именно вы – довели эту прискорбную историю до сведения группы. « – «Да, вы правы. В качестве профилактического средства. Так я и сделаю».

После того, как погрузка в автобус благополучно закончилась, в очередной раз было установлено, что никто не забыт и вещи тоже не забыты, а все ключи сданы по назначению, Илья продолжил выступление по повестке дня: «Приедем на вокзал, весь багаж будет погружен на тележки, и носильщики доставят его к поезду. Как вам известно, большинство едет в вагоне шесть, а остальные – в вагоне семь. Возле шестого вагона стою я, возле седьмого Наталья – в качестве ориентиров. Все разбирают свои чемоданы и заходят в вагоны. Если возникают какие-то проблемы с багажом – немедленно сообщите нам. А если все в порядке – кладем чемоданы и все прочее под сидения и готовимся к путешествию. Когда поезд тронется, проводники предложат чай – за наличный расчет. Утром вас разбудят заблаговременно – с учетом того обстоятельства, что в вагоне имеются всего два туалета. И в заключение, дамы и господа, еще два слова. Возможно, мои советы следует отнести к категории элементарного занудства, но богатый и печальный опыт свидетельствует в пользу мудрой английской пословицы «Кто предупрежден, тот вооружен». А теперь я предоставлю микрофон мисс Джексон по ее просьбе».

Мисс Джексон, сосредоточенно сопя, выступила с прочувственной речью относительно того, что первый этап путешествия закончен – успешно и практически без потерь – о потерях она скажет чуть ниже – и что наличие порядка в группе она относит на счет сознательности коллектива и добросовестности («замечательной добросовестности, Илья, а вовсе никакой не занудливости!») гидов, чьи своевременные и тактичные советы помогают избегать многих ошибок и неприятностей. Затем она перешла к печальной повести о потерях и изложила историю незадачливого общения с фарцой, подчеркнув, что случившееся целиком и полностью объясняется нежеланием прислушиваться к словам гидов, которые хотят всем только добра. В заключение мисс Джексон выразила надежду, что это происшествие послужит уроком для коллектива и что группа, ведомая мудрой партией, еще теснее сплотится вокруг своего ленинского ЦК... Ну, не совсем такими словами было это сказано, но смысл был безусловно таким, и Наталья с Ильей всю дорогу до Каланчевки не без интереса обсуждали марксистскую (хотя все-таки не марксистско-ленинскую, а скорее марксистско-троцкистскую) ориентацию профактивистов среднего звена в мировом тред-юнионизме.

Погрузка в «Красную стрелу» прошла без проблем. Илья с Натальей сделали контрольный обход клиентуры, сообщили номера своих купе и со вздохом облегчения присоединились к профессору Бернстайну и Линде, которые тем временем вели задушевные беседы по поиску общих знакомых, поскольку муж Линды в свое время также кончал МТИ. По пути Илья, дабы не терять времени даром, взял у проводника четыре стакана, и разговор после раскупорки бутылочки стал более оживленным, сохранив, впрочем, свою задушевную окраску. Сначала принимающая сторона представила вниманию гостей краткий культурологический очерк Санкт-Петербурга, затем Линда пожелала узнать, что означает имя Пушкина для России, и Наталья дала краткую справку, сопроводив ее чтением стихов («Почувствуйте музыку!»), и профессор Бернстайн не остался в долгу, продекламировав пару стихотворений своего любимого По, а Илья расставил все по своим местам, прочтя «Аннабель-Ли» строфу за строфой, в оригинале и тут же в переводе, после чего заговорили о русской школе перевода, и Илья, не утерпев, предложил выпить за товарища Сталина, который в мудрости своей перекрыл Пастернаку кислород, да так, что тот был вынужден жить переводами – «и вот, благодаря стараниям товарища Сталина мы имеем и русского «Гамлета», и русского «Фауста», и еще много чего, включая «Стансы к Августе» (и, чтобы яснее выразить свою мысль, Илья прочел две последние строфы «Стансов» – байроновскую и пастернаковскую). При упоминании усатого имени Линда попыталась было свернуть на политику, но профессор очень кстати перевел разговор на взаимоотношения поэта и власти вообще, потом заговорили о Пушкине и царе, потом – по мере понижения уровня в бутылке – о частной жизни Пушкина. Допили остатки под тост Ильи за женщин – в жизни Пушкина, поэтов вообще, и нас, скромных не-поэтов. Тут захорошевшая Линда перекинулась на анекдоты из этой же области, и уровень беседы значительно снизился – тем более что выяснилось: все четверо знают массу историй и умеют их рассказывать. Часа в два ночи было решено идти спать, и Илья отправился провожать дам в их соседний вагон.

Утро выдалось солнечным, хотя на пригородных платформах стояли лужи, свидетельствующие о сильном ночном дожде. Поезд втянулся под своды Московского вокзала, клиентура начала потихоньку выгружаться. «Полюбуйся, кто нас встречает», – со злостью сказала Наталья, и поскольку Илья никак не отреагировал, продолжила: «Ты что, ее не знаешь? Это же полоумная Люси, самая жуткая методистка во всей питерской конторе». – «Здравствуйте, уважаемые дамы и господа, туристы из Соединенных Штатов Америки» – визгливо, но хорошо поставленным голосом возгласила Люси. – «Наташа, почему вы меня не переводите и почему вы меня не представляете группе?» В Наташиных глазах мелькнули огоньки, лучше всяких слов разъяснившие Илье, почему коллега в разводе. Мелькнули – и погасли, и Наталья ровным голосом перевела сказанное. Люси немедленно начала суетливую деятельность, командуя носильщиками и делая попытки выстроить группу в колонну по два. «Илья, почему столько шуму?» – спросила мисс Джексон, неприязненно глядя на местную активистку. Та, очевидно, понимала по-английски, но считала ниже своего достоинства объясняться не через переводчика. «Наташа, переведите этой даме, чтобы она не вмешивалась!» Бедная Наталья открыла было рот, но тут Илья взял инициативу на себя: «Если речь идет о переводе, то я могу...» – «А ты кто такой?» – «Меня зовут Илья Львович, и я сопровождающий делегации от ВЦСПС. Представьтесь и вы, пожалуйста». – «Никаких сопровождающих я знать не знаю!.. При группе есть второй переводчик, не из нашей системы, это точно». – «Именно, что не из вашей системы, – с нажимом сказал Илья. – А теперь я переведу ваше замечание руководительнице группы». И Илья с наслаждением объяснил мисс Джексон ситуацию. У той глаза сделались по блюдцу величиной. Предупреждая принародную свару, Илья повысил голос и спросил, все ли уверены в том, что в вагонах ничего не забыто, и если так – то вперед. Народ двинулся, и полоумная Люси тотчас же заняла лидирующее положение, постоянно оглядываясь и повторяя: «Не отставайте, не отставайте…»

Подошли к автобусу, стали усаживаться. Люси прыгала с багажом и расплачивалась с носильщиками. Наконец, она влезла в автобус. «Можно ехать?» – спросил Илья. – «Вы пересчитали группу?» – «Естественно». – «Что-то я не видела, как вы это делали. Посчитайте еще раз!» – «С какой стати?» – удивился Илья. – «Лень? Ну, так я сама пересчитаю». Пока она занималась арифметикой, кипящая мисс Джексон спросила, будет ли у них и здесь встреча с гостиничной администрацией, на которой она хотела бы поделиться своими мыслями и впечатлениями. – «Я еще не видел нашей программы пребывания, но при всех условиях мы найдем время и способ довести наши соображения до ответственных лиц», – пообещал Илья. И обратился к водителю: «Командир, мы в «Гавани» стоим?» – «В ней, в родимой». – «А как оно вообще, в Питере?» – «Нормалек». – «А прогноз погоды?» – «Не страшно, хотя ночью был дождь». Тут появилась отягченная математикой Люси: «Это возмутительная халатность! Где еще двое?» – «Какие «двое»?» – изумился Илья. – «Списочный состав – двадцать два человека, а в наличии двадцать!» – «Состав группы – двадцать плюс два. Надо быть внимательнее. И я предлагаю начать движение, потому что группа проявляет явные признаки недовольства». – «Наташа, садитесь рядом со мной на правое сидение, будете переводить мою путевую информацию. А вы сядьте где-нибудь сзади и не мешайтесь». – «Я сяду на откидное». – «Вы мешаете мне работать!» – «Вы на работе, но и я – на службе. Понятно?» – «Ладно, поехали, хватит болтовни. Водитель – в «Гавань». Итак, Наташа, переводите...»

Полоумная Люси оттянулась по полной программе. За полчаса езды было сказано все возможное – и ведь если бы только о колыбели Великого Октября. Как ни странно, эту кардинальную для прогрессивного человечества тему Люси затрагивала лишь мимоходом, а весь пыл уделяла современному состоянию городского хозяйства и руководящей роли обкома КПСС. Были названы цифры, отражающие вклад коммунистов города в жилищное строительство, развитие транспортной сети, торговли и коммунального хозяйства; отдельно было описано состояние культурной сферы, с указанием количества кинотеатров и посадочных мест, библиотек и объема их книжных фондов, а также дворцов и домов пионеров и действующих там кружков.

Наконец, подъехали к «Гавани». Размещение не заняло много времени, потому что все гостиничные карточки были уже выписаны, и оставалось только их вручить – в обмен на паспорта. Подошла очередь Натальи и Ильи. «Переводчиков – в двухместные», – безапелляционно заявила полоумная Люси. В этот момент к стойке портье подошел элегантный мужичок с усиками: «Это почему в двухместные?» – «Я так сказала». – «Аня, расселяй по плану – каждому одноместный угловой». – «Хорошо, Валерий Леонидович». – «Ты – Илья? – спросил усатик. – Бери ключ и пошли к тебе в номер, побалакаем. А вы – Наташа? С приездом. Позже побеседуем». – «Много о себе понимать стали», – проговорила Люси со злобой, но тихо-тихо, себе под нос. Анна, портье, отреагировала мгновенно: «Я вас очень прошу, Людмила Васильевна, держать свои мнения при себе и уж тем более не высказывать их вслух при клиентах». – «Какие тут клиенты – никого нет!» – «А могли бы и присутствовать – это все-таки гостиница, общественное место». Люси отвернулась от стойки, как бы не унижаясь до спора: «Хорошо, Наташа, можете идти. Жду вас здесь через полчаса».

Илья с усатым незнакомцем вошли в номер. «Ну, как, нормально? Давай знакомиться. Меня Валерием зовут. Мне Никитин вчера звонил, давал ориентировку по группе. Сказал, что на тебя можно полагаться, что ты – малый верный и с американским сектором работаешь давно. Ну, насчет группы мы вечерком обговорим в деталях. А пока – какие соображения, пожелания?» – «Э, да ты, мужик, меня не за того принимаешь», – весело подумал Илья и сказал с деловым видом: «Группа непростая, но контакты с ней установлены. Настрой в целом нормальный. Правильно поняли наше предложение возложить венок к Вечному огню. На встрече в ВЦСПС неуместных вопросов не задавали. Пока пожелание только одно: оперативно сменить методиста, поскольку она уже на вокзале успела вызвать негативную реакцию у ряда членов группы и, главное, у руководительницы, мисс Джексон, с которой мы нормально сотрудничаем». – «Люську, что ли, выгнать? Эту блядь неумную? Да нет проблем. Ты прав – она совсем оборзела в последнее время. Сделаем. Лады. Рад был познакомиться. Ну, давай, завтракай, работай, вечерком еще побеседуем».

Илья принял душ и спустился к портье. Сидевшая в одиночестве Анюта улыбнулась ему. «Есть просьба – продиктуйте мне, пожалуйста, номера наших клиентов». – «А чего же диктовать – я вам просто список размещения подарю». – «За это – спасибо». – «Хорошему человеку не жалко. А вот и ваша коллега идет. Вам один список на двоих – достаточно?» – «Спасибо, нормально. Мы поделимся». – «Вот и я так подумала». – «Ладно, пошел работать». – «Успехов вам». – «И вам всем...»

«Давай-ка, подруга, присядем, потолкуем. Ты чего оглядываешься?» – «Да эту выискиваю, методистку нашу». – «Если ты насчет своей подруги Люси, то забудь про нее». – «Как же, забудешь такую...» – «Довожу до вашего сведения, девушка, что методистка по имени Людмила Васильевна официально охарактеризована как неумная блядь и в силу названных причин отстранена от сопровождения группы». – «Да ты что! Кто тебе сказал?» – «Мой новый кореш, Валерик, куратор с усиками». – «Шутишь!» – «Что кореш – конечно, шучу. А в остальном...» – «Надо же, какие кураторы нынче пошли». – «Да нормальные ребята. Их не трогай, и они не тронут. А этому еще и Володя из ВЦСПС обо мне хорошо отозвался». – «А чего это володи о тебе такого хорошего мнения?» – «Я – малый беспроблемный. Работящий. Не запойный, но компанию всегда могу поддержать. Анекдотов знаю много». – «Ну, это я заметила». – «Вот. И они тоже заметили. Я ведь с ними всю страну объехал, и тьфу-тьфу, никаких сбоев. Понятно?» Мирная беседа была прервана все той же Люськой, возникшей как из-под земли. Ее малопривлекательная физиономия полыхала алым пламенем. «Больно вы все тут... Думаете, вы все больно умные? Да я...» – и она, сунув Наталье в руки какие-то мятые бумаги, прошипела Илье в лицо: «А ты... Ты вообще...» Светящаяся от счастья Анюта вышла из-за стойки и сказала тихо, с пугающей четкостью: «Если вы, Людмила Васильевна, немедленно не прекратите скандал, я велю швейцару вывести вас на улицу».

Илья взял Наталью за руку и силком потащил ее в другой конец вестибюля. «Что она тебе дала? Никак, программу? Давай-ка глянем в полглаза, и пошли в ресторан, займемся завтраком. Как ты уже поняла, в ближайшие пару часов нам придется управляться без методистки». – «Слушай, но этого не может быть. Эта Люська здесь всю жизнь всем вертела, у нее в Смольном мощная лапа, и вообще...» – «Было и прошло. А сейчас – новые люди, новые песни. Знаешь, какой основной мотив нынешних ребяток? «С тех пор, как Юрий Владимирович пришел к власти...» Молодые, энергичные, уверенные в себе». – «Все они одним миром мазаны». – «Да кто бы спорил. Но в смысле сиюминутной пользы я предпочитаю их. Старую партийную креатуру они съедают прямо с потрохами. И гостиничная администрация чутко следит за новыми веяниями. Полюбуйся, как эта Анюта только что за нос твою Люси не укусила. Такие анечки – идеальный барометр, они понимают, чья взяла». – «Ладно, кончай философствовать, пошли в ресторан разбираться».

Метр встретил их как родных: «Садитесь, ребята, рад познакомиться. Меня Андреем зовут. Мне Леонидыч звонил, и я в курсе, что вы пока остались беспризорными. Не бойтесь – не обидим. Столики ваши – вон те, с флажками американскими, угловые, где поудобнее. Пять на четверых, и один на двоих, для вас специально, чтобы могли отдохнуть от клиентов. Теперь по питанию – какие пожелания, какие ограничения? Вегетарианцы? Сыроеды? Мусульмане, евреи – в смысле свинины?» – «Да в основном без претензий, – сказала Наталья. – Есть пара, не приветствующая свинину...» – «Ну, так мы ее вообще исключим, от греха подальше. Телятина, баранина, птица – этим и ограничимся. Гарнир будем давать всегда сложный. Овощи в каком виде – салаты или натуральные?» – «Лучше натуральные». – «Я тоже так думаю – да и кухне проще. Фирменные салаты?» – «Можно». – «Фирменные напитки? Или лучше пиво и минералка, без затей?» – «Да лучше без затей». – «Понято. Теперь давайте так: после обеда подойдите ко мне, посмотрим меню до конца пребывания. И вот вам телефончик – если задерживаетесь на программе, звоните, мы перенесем питание. В пределах часа можем манипулировать – это в наших возможностях. Успехов, ребята. Питер не подведет!» – «Спасибо, Андрей. Все отлично. Ну, мы пока спустимся за клиентами».

«Ты смотри, Илюшка, какой прием. Может, и впрямь твой Валера тут все перестроил. А программа – просто блеск. До обеда – обзорная экскурсия. После – обком профсоюза; это неизбежно, да и клиенты все равно востребовали бы. Завтра – с утра Петергоф, вечером, если останутся силы – Александро-Невская лавра. Эрмитаж – с утра послезавтра, а перед отъездом – Петропавловка». Народ уже топтался в вестибюле, готовый к новым приключениям. Илья тихонько отвел мисс Джексон в сторонку и сообщил ей, что провел предварительную беседу с администрацией, в результате которой им поменяли сопровождающего. «То есть, вы хотите сказать, что эта малоприятная особа не будет омрачать наше пребывание в этом прекрасном городе? Замечательно, Илья. Я очень рада, что вы так тактично и оперативно смогли решить эту серьезную проблему». – «Теперь по программе. Сегодня после обеда мы в гостях у профсоюзных активистов». – «Очень хорошо. У людей имеется целый ряд вопросов, на которые хотелось бы получить квалифицированные ответы».

Когда официанты начали разносить кофе, метр Андрей подвел к их столику роскошную девицу со всеми статями манекенщицы. «Познакомьтесь, ребята, это Галина, ваша мама на ближайшие три дня». Тенью мелькнувший официант подал третий стул и почтительно спросил: «Галина Дмитриевна, кофейку?» – «Да, Сереженька, спасибо. Так вот, ребята, я вообще-то замзав английским сектором, но мы с Валерием решили, что целесообразно будет, если я покатаюсь с вами, в том числе и как переводчица. Собственно, у нас какой расклад? Сейчас я проведу экскурсию – по-английски, естественно...» – «Потом, в обкоме, моя очередь», – встрял Илья. – «Ага. Петергоф – на мне, в Эрмитаже будет местный гид с английским...» – «Да ведь и я не первый раз в Питере», – подала голос Наталья. – «Не беспокойся – ничего, если мы сразу на «ты»? – работы хватит на всех». – «Я просто хочу сказать, что не привыкла отсиживаться за спинами коллег». – «Ладно, Наташа, поделимся трудовой нагрузкой». – «Да ведь и я, к примеру, про петропавловские равелины знаю не хуже многих», – подал голос Илья. – «Отлично, ребята, если такой трудовой энтузиазм. Ну, поели-попили... кстати, как завтрак, нормально? тогда в дорогу. Да, вы все-таки в Питере, где никаких гарантий по погоде не дается – пусть клиенты возьмут зонтики или курточки от дождя. К вам это тоже относится. Давайте через полчасика у выхода».

Работать с Галиной было одно удовольствие. Человек идеально чувствовал маршрут, непринужденно перекидывая мостки из исторического прошлого в славное настоящее и с ювелирной точностью выводя автобус на памятные объекты. «А вот через три минуты справа от вас...» – и она успевала объяснить, что именно они увидят, как увиденное связано с историей страны, историей города и общей канвой ее рассказа. «И не беспокойтесь, если вы что-то упустили в моем неизбежно конспективном изложении. Мы еще проедем по этим же улицам, и я вам напомню о виденном. Что же касается подробностей, мы вернемся к ним завтра, по дороге в Петродворец, одну из трех летних царских резиденций. У нас будет достаточно времени и для того, чтобы ответить на ваши вопросы. И вообще – задавайте вопросы всякий раз, когда они возникают. Я пробуду с вами три дня, мы еще наговоримся». Галина протаскала группу без малого четыре часа и доставила их, усталых, но довольных, к Андрею, ресторанным столикам, бульону со слоеными пирожками и духовой телятине.

После еды Илья заскочил в номер принять душ и обрядиться в костюм с галстуком. Телефонный звонок – Валера: «Все в порядке? Галка – класс, правда? Слушай, не хотелось бы, чтобы ты расценил это как вмешательство, но не поленись галстучек повязать. Уже? Ну, извини, недоучел, что со своими дело имею. Я тоже поеду в обком – сам по себе, посижу, послушаю. Давай особо не будем афишировать наше знакомство, лады? А после ужина заскочите ко мне вдвоем, на четверть часа. Подобьем бабки».

Ленинградское профсоюзное гнездо ничем не отличалось от аналогичных помещений по всей стране: панели из ДСП под красное дерево, темная мебель, портрет Ильича и его же цитата насчет школы коммунизма. Делегация и высшее начальство обсели массивный стол для совещаний, остальные совграждане скромно разместились на стульчиках вдоль стен. Многие из пристенных держали на коленях блокноты: кто по делу, как Валера, кто по работе – парочка явных журналистов, в массе же – просто товарищи из профактива, допущенные на прием американской делегации в знак доверия и поощрения, готовились зафиксировать мудрые мысли для дальнейшего их использования в агитационно-пропагандистской работе. Референт аккуратно положил перед Ильей прозрачную папочку со словами: «Валерий Леонидович просил передать». В папке был список участников встречи, с именами, отчествами и названиями должностей – огромное спасибо другу Валерику, потому что именно эта информация на такого рода мероприятиях оказывается критической: выступающие называют себя только по фамилии, а то и вообще председатель предоставляет слово Афанасию Селивановичу, не задумываясь о том, что переводчик этого Селиваныча знать не знает, хотя при этом и должен объяснить иностранцам, кто это разливается перед ними местным соловьем и в каком именно ранге/качестве. Не говоря уж о том, что местное первое лицо редко когда представляется по полной форме, считая, что уж его-то все обязаны знать в это самое лицо.

Главной на сегодняшней сходке оказалась аккуратно крашенная блондинка в приличном костюмчике и кремовой блузке с рюшечками, откровенно подчеркивающей ее минимум четвертый номер. Начала она с того, что, хотя Ленинград и называют, причем совершенно справедливо, городом-музеем, тем не менее, у горожан имеется еще ряд законных поводов для гордости. После чего десять минут (плюс столько же на перевод) излагались промышленно-хозяйственные достижения за отчетный период. Затем последовала краткая ссылка на историческое прошлое города («Я не сомневаюсь, что во время экскурсии вы уже получили об этом необходимое представление»), затем были названы цифры, в полный рост рисующие ленинградские профсоюзы, и дорогих гостей пригласили задавать вопросы. Сияющая мисс Джексон объяснила всем присутствующим, сколь счастливы американские тред-юнионисты видеть на важных постах в этом прекрасном городе с нелегкой судьбой лиц женского пола. Прозвучало несколько двусмысленно, и поэтому Илья расчленил сложносочиненную фразу на несколько простых, дабы ни у кого не возникло и тени сомнения, что трудная судьба характерна для города в отдельные моменты его истории, а вовсе не для полногрудой искусственной блондинки. Потом Линда добавила, что хочет выразить восхищение всей группы по поводу того, как квалифицированно, глубоко и подробно была изложена история Ленинграда – стараниями присутствующей здесь Галины. «Тоже члена ленинградской профсоюзной организации», – подала реплику блондиночка. Смех, аплодисменты с американской стороны, к которым с небольшой задержкой присоединяются и сидящие вдоль стеночки. «А теперь, – продолжает мисс Джексон, перейдя на деловой тон, – хотелось бы услышать о ваших взглядах на роль профсоюзов в условиях капитализма и социализма».

Блондинка, умерив улыбку до размеров деловито-доброжелательной, охотно высказалась по этому поводу: «Советские профсоюзы и профсоюзы в капиталистических странах действуют в принципиально разных условиях, и поэтому к ним нельзя подходить с одной и той же меркой. Советские профсоюзы действуют в условиях государства трудящихся, главной целью которого является систематическое повышение материального и культурного уровня жизни трудящихся. А поэтому интересы профсоюзов и государства совпадают». И дальше, без остановки, около трех минут стандартно-привычного (для Ильи, да и для большинства присутствующих) текста. Следующий вопрос задал мужик, который в Москве попытался воспротивиться возложению венков: «Хотелось бы услышать, на каких основаниях вы относите себя к категории демократических государств и как вы вообще понимаете идею демократии?» «Так, начинается», – подумал Илья и внутренне подобрался. А блондинка, казалось, даже и не восприняла скрытой угрозы – она только улыбнулась и резво поскакала по наезженной колее: «Демократия для нас – это, со всей очевидностью, народовластие. Власть народа. А наглядный пример развития демократических начал в стране – это большая и разносторонняя работа профсоюзов. Практически ни один важный вопрос, касающийся производственных планов, зарплаты, норм выработки, распределения доходов, не решается без их участия». Посыпались цифры, факты – по Ленинграду, по Ленинградской области, по стране в целом. Впрочем, не так проста была блондиночка – потому что в конце она спросила, причем с персональной улыбкой: «Я ответила на ваш вопрос?» Нечувствительный к ее чарам, но все же воспитанный в западных традициях мужик ограничился тем, что пробормотал: «Не вполне...», на что последовало, с еще более интенсивной улыбкой: «Мы все понимаем, что это тема для длительной и серьезной дискуссии, а у нас, к сожалению, не так много времени». И тут же влезла мисс Джексон: «Следующий вопрос, пожалуйста. Да, Эйб». Профессор Бернстайн признал критическую направленность предыдущего вопроса и пожелал узнать, как вообще обстоит дело со свободомыслием в стране. «А на этот вопрос, если вы позволите, ответит заместитель главного редактора нашей городской газеты». Безликий белесый малый лет тридцати с небольшим встрепенулся и пошел чесать, как будто читая собственноручно написанную передовицу: «Развитие общества не мыслится нами без развития критики. Трудно найти номер газеты или журнала, в котором не было бы критических статей, а также писем и заметок трудящихся. Но еще больше критических замечаний можно услышать на профсоюзных и партийных собраниях, причем как по местным проблемам, так и по общегосударственным. Широкое использование права на критику – свидетельство глубокого, активного интереса наших людей к жизни страны. Наш человек чувствует себя хозяином, и это порождает у него сознание ответственности, не позволяет ему оставаться безразличным к тому, что еще мешает нам жить и работать».

Чем яростнее тщился доказать белесый чухонец, будто критика-самокритика советской партийной печати и есть то самое инакомыслие, о котором так любит говорить западная пресса, тем скучнее становился профессор Бернстайн и тем более недоуменные гримасы корчил его сосед. «Джек, вы хотите что-то сказать?» – отреагировала на его мимику мисс Джексон. – «Сказать? Нет, вряд ли. Скорее спросить. Я тоже представляю за этим столом средства массовой информации, но я не занимаюсь ни инакомыслящими, ни политикой вообще. Моя сфера – кино. И мне было бы интересно узнать о взглядах советских профсоюзов на американское искусство. Хотелось бы только получить ответ от представителя профсоюзов, потому что журналиста мы уже выслушали», – закончил он с максимальной ядовитостью. Блондиночка ухмыльнулась откровенно наглым образом и сказала: «Наши журналисты – это соль советской интеллигенции. К сожалению, здесь не присутствуют представители нашего кинематографа, но я думаю, будет уместно предоставить возможность для ответа заведующему отделом культуры обкома профсоюза». Сидевший рядом с ней мужик в тяжелых роговых очках в свою очередь улыбнулся, но не нагло, а ободряюще («Не боись, подруга, счас я его урою!») и сказал: «Я, если позволите, начну ответ с вопроса: а что мы понимаем под американским искусством? Чаплина и Хемингуэя? Леонарда Бернстайна и Одри Хепберн? Или тот мутный поток комиксов и порнофильмов, который вряд ли по вкусу и моему уважаемому собеседнику?» Уважаемый собеседник, явно растерявшись от такой лобовой атаки, был вынужден отрицательно помотать головой. «Ну, видите, вы и сами, как интеллигентный человек, не можете не признать, что немалая доля такого рода с позволения сказать произведений... о, прошу прощения, вы хотите мне возразить? Пожалуйста». – «Боюсь, что я сформулировал свой вопрос не вполне корректно. Речь, разумеется, не идет о масс-культуре...» – «А вот здесь я вынужден вам возразить. Скажу прямо: мы отвергаем как деление людей на «избранных» и «толпу», так и обоснованное этим разделение культур на «элитарную» и «массовую». Социалистическая культура – едина и в своем единстве она является в подлинном смысле этого слова народной. Более того, – тут он снял очки, глубоко вздохнул и продолжил доверительным голосом, – возможно, это просто мое личное мнение, но я считаю своим долгом высказать его напрямую: массовая культура превратилась в культурный ширпотреб, сильно приправленный культом насилия и секса. Такая «культура» не только уводит человека от подлинного искусства, отвлекает от решения серьезных жизненных проблем, стоящих перед обществом, но и становится препятствием для развития духовной национальной самобытности. Я позволю себе следующее сравнение: «Моби Дик» – это великий кит мировой литературы, но разные флеминги, – тут он улыбнулся совершенно бандитской ухмылкой, – не ловите меня на слове, я знаю, что Ян Флеминг по национальности англичанин, но я имею в виду флемингов с маленькой буквы, как обобщенное печальное явление, так вот, они – просто тюлька. Прошу прощения у переводчика за то, что я ввожу такие зоологические термины и тем самым усложняю его работу...»

Народ шел к выходу по широкой мраморной лестнице, пребывая в растерянном состоянии. Тащились молча, как побитые. «Хорошо, брат, ты им дал, по-рабочему...» – задумчиво шепнул Илья Наталье. – «Очень верно осветил положение, – невесело усмехнулась она в ответ. – Да, дружок, вот тебе и борьба идеологий – прямо-таки серпом по этому самому месту». – «А могли бы и молотом?» – «Ты еще в состоянии шутить? Посмотри на клиентуру – все просто мертвые ползут...» Их нагнала Галина: «Ребята, у нас минут сорок свободных до ужина. Заскочим в «Березу» или просто прокатимся по вечернему городу?» – «Давай устроим референдум в автобусе», – предложил Илья. – «И это верно. А то они какие-то вареные после встречи – надо их взбодрить».

Обалдевшие после массированной идеологической атаки клиенты отказались от дополнительной порции интеллектуальных наслаждений и вместо знакомства с «архитектурой, этой застывшей музыкой» (о чем, в числе прочих откровений, не преминула напомнить давешняя блондинка) единодушно кинулись за покупками. При входе в магазин они подверглись психологической атаке фарцовщиков, призывавших покупать все только у них – потому что лучше и дешевле. Предложение было сделано – в числе прочих – и Илье, который отмахнулся: «Да я не при валюте». Швейцар, услышав звуки русской речи, оживился и преградил Илье дорогу: «Куда лезешь! А ну, давай отсюда по-хорошему!..» – «Данилыч, да ты с цепи сорвался, – вмешалась Галина. – Это свои». – «Ты бы, Данилыч, лучше за фарцой следил», – сказала раздраженно Наталья. – «Вот тебя я и не спросил». Не ввязываясь в дальнейшую беседу, Наталья внятно и громко спросила: «Галина, ты фамилию этого Данилыча знаешь? Для отчета понадобится». – «Тебе взаправду надо, или для понта спросила?» – поинтересовалась Галина, отойдя на пару шагов. – «Какие шутки, – включился Илья. – В конце концов, группа-то – ОВ. Я сегодня еще и Валерию стукну». – «Раз так – пошли к дежурному администратору, выясним», – сухо сказала Галина. Администратор, сильно упитанная дама пост-бальзаковского возраста, сначала попыталась свести дело к шутке, потом неосмотрительно предложила «пивка, чтобы забыться». При этих словах осторожная Галина мгновенно исчезла из поля зрения, будто ее тут и не было. «А вы, девушка, собственно, что здесь делаете, в валютном магазине?» – перешла администраторша в атаку на Наталью. Илья достал свое удостоверение переводчика ВЦСПС и тихо сказал: «Ну-ка, вашу фамилию, имя-отчество, и швейцара тоже. Напишите на бумажке, чтобы было зафиксировано вашим почерком. И без шуток – я сегодня вечером на оперативке буду докладывать». – «О чем это?» – «Об инциденте в магазине Росинвалютторга, имевшем место в... – он демонстративно посмотрел на часы, – в восемнадцать тринадцать сего числа». – «А я чего, я ничего... Да какой инцидент, ребята... Ну, дежурный на входе, так он временный работник, вот его фамилия, какие проблемы...» – «И вашу фамилию не забудьте», – все так же тихо продолжил Илья.

Когда они вышли из кабинета, Наталья сказала: «Спасибо за поддержку. Ты молодец... Но какое же мы все-таки говно, если можем так себя вести. Совсем как они...» – «Знаешь, мать, по-другому нельзя. Или вообще не начинаться, или идти до конца». – «Да, уж мы с тобой – аники-воины. Получили по морде в идеологической схватке – так решили отквитаться на шестерках, на мелочи пузатой». – «Ладно, подруга, не расчесывай. Противно, а куда деваться?» – «Ты прав. Бечь некуда. Мне, по крайней мере, как российской подданной в котором уже поколении... Ладно, закрыли тему. Давай-ка клиентов подгоним, а то время к ужину».

На выходе швейцар заступил дорогу Илье и сказал: «Извини, командир, если что не так. К концу дня, понимаешь, устал...» Илья, не слушая, пошел дальше, а вслед ему донеслось: «Учти – я извинился. Так в свой протокол и запиши: был факт недоразумения и был факт извинения». – «Вот, пожалуйста, – с издевкой сказала Наталья. – Все нормалек, все спокойно. Инцидент исчерпан и все довольны. Только москвичи чего-то мутят воду и воротят морду».

Пока пробивались к автобусу сквозь фарцовый заслон, профессор Бернстайн познакомил Илью со специалистом по кинематографу и его женой («Джек и Джилл, как не смешно это звучит») и сказал, что хотелось бы побеседовать вечерком – если у Ильи нет других планов. – «После еды, минут через сорок», – прикинул Илья. – «Тогда позвоните к ним в номер – я тоже там буду». Илья остался на улице дожидаться отставших. К нему подошла Линда: «Ну, теперь, после такого знакомства, на меня уже можно и не обращать внимания». – «Какое знакомство?» – «Да ладно притворяться. И впрямь не знаете, кто эта парочка? Он – один из ведущих кинокритиков страны, а она – сценаристка. Цвет Голливуда». – «Я предпочитаю атлантическое побережье». – «Спасибо на добром слове. От имени всей Новой Англии». – «Какие планы на вечер?» – «Свободна и открыта для любых разумных предложений. А вообще хотелось бы побродить по центру города с квалифицированным сопровождающим. Если это физически возможно». – «У меня кое-какие дела, но надеюсь к девяти все закончить». – «Целый вечер в нашем распоряжении. Замечательно». Галина подошла последней: «Ну, я, наверное, с вами в гостиницу не поеду – если нет возражений. Увидимся за завтраком. Скажите, чтобы не опаздывали и чтобы все необходимое с собой с самого утра захватили, включая зонтики. Чем раньше выедем, тем меньше народу в Петергофе». – «Девушка не хочет участвовать в беседе у Валерика. Я ее отлично понимаю – но боюсь, что в свете последних событий мне от этого не отвертеться. Все-таки свару в «Березе» я затеяла. Надо расхлебывать».

Вопреки Наташиным опасениям, встреча с Валерием заняла меньше четверти часа. «Ну, как вам наши орлы понравились? Лично я одобряю – вклеили американам по первое число. Это новое поколение профсоюзов. Освобождаемся от старичья, от вчерашних дундуков. Люди мыслящие, с кругозором, книги читают, а не только брошюрки конспектируют. У нас вообще ветер перемен. Вот и с Люськой этой полоумной – давно пора кончать...» – «Она мне утром при всем народе истерику закатила», – оживился Илья, почувствовав возможность перейти к менее щекотливой тематике. – «Не на пользу ей, ох, не на пользу, – отозвался Валерий. – Тут вообще дисциплинка, я тебе скажу... Человек я здесь новый, и чувствую – надо подтягивать гаечки. Да и не только в нашей системе – шире надо смотреть. Вот этот инцидент в «Березке»... Мне, вообще-то, уже звонили, но я сказал, что выясню из первоисточника». Илья сжато изложил ход событий. – «Да, зажрались ребятки. Это надо же – пивом откупаться!..» При этом Валерина интонация была совершенно неподдающейся толкованию: не то как вообще могла прийти в административную голову такая наглая мысль, не то возмущение вызвал факт, что предлагался столь явный мизер – а не как минимум бутылка «Белой лошади». «А тебе спасибо – за сигналы насчет Людмилы и «Березки». Мы это потом запротоколируем, ты подпишешь, и нормалек. Теперь – пару слов о группе. Особых скандалистов я тоже вроде бы не заметил – это согласуется и с московской ориентировкой, и с твоими замечаниями. Наташа, вы согласны с такой характеристикой?» – «Вполне». – «Ну, и славно. Давайте тогда отдыхайте, ребята – завтра долгий день. Только бы дождя не было в Петродворце. Ну, что поделаешь – не Калифорния».

Когда они вышли из кураторского кабинета (интерьер которого украшала стилизованная, как бы выцветшая от времени фотография Дзержинского), Наталья сказала: «Ты на меня не обидишься, если я пойду к себе? Нехорошо бросать друга, тем более что ты уже отпахал свои полдня, но что-то мне совсем тошно. Всякий раз, когда ведешь себя по ихним правилам, возникает потребность принять горячий душ и выпить как следует, чтобы отбить вкус дерьма во рту. Ни-ни-ни, ты иди со своей Линдой, развейся, а я – в отключку. Извини еще раз. Я отработаю свои долги, даже и не сомневайся».

Вернувшись к себе, Илья позвонил в голливудский номер. «Ждем!» – бодро заявила Джилл (сценаристка, автор тлетворной стряпни, которую американское кино скармливает человечеству). В кинономере уже был не только профессор, но и – в качестве сюрприза – Линда. Она и высказала стратегическую инициативу: «Илья, мы все с удовольствием прогулялись бы по вечернему городу...» – «Невский проспект, – довольно четко выговорила Джилл и засмеялась. – Я так люблю вашего Гоголя... Даже не верится, что я, наконец, оказалась в Санкт-Петербурге». – «Не только Гоголь, дорогая, но и Достоевский». – «Но прежде всего – Пушкин», – твердо сказал профессор Бернстайн. – «Вы совершенно правы, Эйб. Петербург – это город Пушкина. Но и город русской литературы в самом широком смысле. От Державина до Бродского. Наша гостиница, кстати, как раз стоит на Васильевском острове. Здесь его родные места». – «И можно будет увидеть его дом?» – спросил Джек. – «Боюсь, что я вряд ли знаю, где это. Могу вам обещать только дом Пушкина». – «Так не будем терять времени, – бодро сказала Линда. – Надо вызвать два такси – и в путь». – «В путь, – согласился Илья. – Только не забывайте, где вы находитесь. Такси в Советском Союзе – такая же проблема, как и...» – «Как и все остальное», – сказал Джек. – «Зато у вас много симпатичных людей», – успокаивающе сказала Джилл. – «Да, несмотря ни на что, – согласился ее муж, – и это радует». – «Но как же мы поедем?» – спросил практичный профессор. – «Как и весь народ – на трамвае до метро, а потом на метро – до центра». – «А это еще лучше, – обрадовалась Джилл. – Посмотрим на жизнь с изнанки».

Илья довез компанию до Гостиного двора. Прошлись по Невскому, потом направо по набережной Мойки, дошли до двенадцатого дома, поклонились Александру Сергеевичу, повернули назад. «На Дворцовую площадь я вас не поведу, – сказал Илья, – потому что мы там будет послезавтра. Лучше двинемся вдоль Мойки, посмотрим совершенно удивительные мосты через эту речушку, старые дома и все то, чего вам просто физически не успеет показать Галина. А в конечном итоге доберемся до трамвая, который отвезет нас прямо домой, через Неву». Программа была успешно выполнена. По пути Илья вел разговоры культуртрегерского характера, стараясь держаться рамок классического наследия. Но на трамвайной остановке Джек сделал попытку вернуться к современности: «Вот этот разговор сегодня, в профсоюзном центре...» – «Милый, – прервала его Джилл, – мне почему-то кажется, что этот разговор для Ильи был еще менее приятен, чем для тебя. И я не стала бы омрачать наше торжественно-радостное настроение сиюминутными дрязгами. Тем более что к ним Илья не имеет никакого отношения, а вот полученное нами удовольствие – целиком и полностью дело его рук». – «Ну, отчего же, – сказал Илья. – Мы еще поговорим на эти темы...» – «Завтра, – решительно сказал профессор. – Завтра мы набегаемся, к вечеру устанем, и вот тогда сядем вокруг стола в моем роскошном номере...» – «Поставим посредине бутылочку-другую», – понимающе продолжил Джек. – «И сможем задать Илье массу вопросов, – докончила Линда, – если только он не пошлет нас всех. И будет прав, кстати, потому что человек и так работает круглые сутки. А куда же смотрит профсоюз? – как спросила бы моя тезка». Все заржали обидным смехом. – «Да ладно вам, – примирительно сказал профессор. – Она еще не хуже других...» Тут подошел трамвай, и общая беседа закончилась сама собой.

Утром Илья, проснувшись, сразу позвонил Наталье. Собственно говоря, такова стандартная практика работающих в группе: первый самостоятельно открывший глаза обзванивает остальных коллег – на всякий случай, все ли в порядке, не проспал ли человек, и вообще... Это делается как из человеколюбия, так и для страховки – чтобы в случае чего не пришлось отдуваться в одиночку. Наталья отозвалась не сразу и хриплым голосом – явно со сна: «Ой, как хорошо, что ты меня разбудил. Слушай, будь другом, загляни ко мне пораньше, минут за двадцать до завтрака». В назначенное время Илья поскребся в Наташин номер. Та открыла дверь, держа в руке пудреницу. «Хорош видик, а? – со злостью спросила она. – Сядь вон там и не пялься на меня, по возможности». Она защелкнула пудреницу со звуком пистолетного выстрела, вздохнула поглубже и начала: «Только не перебивай. Во-первых, извини – за внешний вид, а паче за внутреннее содержание. Я вчера заливала совесть – о чем, впрочем, ты был предупрежден – и нализалась, как сволочь. Самое жуткое – что это впервые за практически полтора года. Вот сколько я держалась – и на тебе!.. Но мало того, Буратино...» – «Да ладно, мать, брось, ерунда какая. С каждым может случиться», – неуверенно начал Илья. – «Я ведь тебя просила – не перебивать. Так вот. Мало того, что я нализалась, так я еще и сделала это не по-английски, в гордом одиночестве, а чисто по-советски, в коллективе. А коллективчик... Гостиница-то наша обслуживает профсоюзный туризм. Вот и попалась я на растерзание тургруппе из Свердловска. Девки симпатичные меня зацапали в магазине, где я отоваривалась, и потащили с собой, а там, как водится, и молодые люди подгребли. И самое ужасное – что я ничего не помню». – «Да чего там помнить-то...» – «Ты и взаправду не понимаешь? Ни-че-го не помню. Начали пить, пили, пили, а потом – провал...» Наталья замолчала, потом всхлипнула. Тут зазвонил телефон. «Да... доброе утро... да нет, все в порядке, он здесь – в смысле, зашел за мной, мы спускаемся в ресторан... хорошо, скажу... пока...» Наталья положила трубку. «Это наш друг Валерик. Ищет тебя. Просит зайти и подписать что-то. Ну, ладно, двинулись – ты к нему, а я к Андрею». – «Слушай, может, тебе лучше никуда не ездить, мы там справимся с Галиной?» – «Во-первых, я приняла алко-зельцер. И еще во-первых, ты же сам профессионал – как ты можешь такое говорить. А потом – спасибо за сочувствие, но я в автобусе просплюсь окончательно, а там, на морском воздухе, при фонтанной свежести, и вовсе оклемаюсь... Ладно, Валерик тебя ждет. Спасибо, что зашел, спасибо, что выслушал и никуда не послал...»

Водитель автобуса оказался знакомым – Илья даже вспомнил его любимую присказку – он обычно спрашивал, когда все уже были на местах: «Готовы? Ну, закрываем калиточку...» Наталья тихонько ушла в задние ряды, зализывать душевные раны, Илья сел рядом с Галиной, и та спросила вроде бы невзначай: «Ну, чем там кончилось, ну, с «Березой»?» – «Видишь ли, – вполне искренне ответил Илья, – я бы особо заводиться не стал, но оказалось, что Валерию уже кто-то звонил по этому поводу, еще до нашего возвращения в гостиницу. Извини – в такой ситуации каждый за себя. Мы набросали протокольчик, утром я его подписал, и сейчас Валерий отвезет его в управление». – «Ну, и правильно. Надо этих учить, а то совсем обнаглели. Даже хорошо, что все пошло по официальным каналам...» – «И что инициатор – какой-то посторонний московский хрен...» – «Ну, вроде того», – усмехнулась она. Взяла микрофон и поскакала.

Три летних царских резиденции, и это – первая, построенная, как и подсказывает название, Петром Первым, он же Великий. Вторую построила себе Екатерина, также именовавшаяся Великой, а третью – Павел, ее сын, который ненавидел все, хоть в малейшей степени связанное с матерью. Вот и прекрасный повод рассказать вкратце о русских царях, хотя бы о последней из трех российских династий, с которой связано основание и существование нашего города. («Ага, – безо всякого злорадства подумал Илья, – три династии – значит, Годунова еще помнит, а Шуйского, как водится, забыла». Естественно, ему и в голову не пришло лезть с поправками – в профессиональных кругах свято блюдут правило: не ставь своих в неловкое положение. Как говаривал Боря Шнякин, поправить коллегу можно в одном только случае – если он объявил банкет в семь, тогда как на деле начало в шесть тридцать.) А рассказ вился и лился на просторе загородного шоссе, народ внимал сосредоточенно, или рассеянно, а то и вовсе кемарил. Илья и сам в какой-то момент (на уровне Александра Освободителя) почувствовал, что глаза предательски слипаются, и решил от греха подальше удалиться в конец автобуса – заодно и проведать Наталью. Нашел ее мирно спящей, сел – не рядом, а через проход, и тоже провалился. Сон был освежающим, хотя и непродолжительным (Галина как раз дошла до революции 1905 года). Бросив взгляд на Наталью – спит, голубушка – он с деловым видом вернулся на первое сидение. На взятии Зимнего Галина сделала паузу, сказавши: «Именно там, в зимней царской резиденции, еще со времен Екатерины Великой находится одна из жемчужин мирового искусства, Эрмитаж, и знакомству с ним мы посвятим утро нашего последнего дня в Ленинграде». Взглядом спросила Илью – как там клиентура? «Спят», – одними губами сказал Илья. Галина выключила микрофон и горделиво изрекла: «Ай да Галочка-сказительница. Всех уболтала». – «Мать, чисто работаешь, – искренне сказал Илья. – Приятно слушать». – «Да ты никак и взаправду слушал? Ну, все нормально, никаких сбоев? Екатерину отцом Павла не назвала? Ты не смейся, это у нас всамделишная история была – ну, по российскому туризму, правда. Одна девица выдала – не то с похмелья, не то с устатку: Павел начал свое царствие с того, что отменил все указы своего отца Екатерины». – «Прямо как у Аксенова – помнишь «Мой дедушка – памятник», там человек из ЦРУ обращается к Телескопову: Владимир Екатеринович...» – «Жизнь богаче любой литературы». – «Кто бы спорил». – «Особенно наша, гидовская...» Помолчали, потом Галина сказала неопределенно: «Тут один малый, питерский, ну, гид–не гид, вообще-то работал экскурсоводом в Пушкинских Горах... Серега Довлатов… Случаем, не знал такого?» – «Нет, – честно признался Илья. – И что он?..» – «Да так, – неохотно отозвалась Галина. – Вообще... Тоже вроде бы из наших был...» – «А что значит – был?» – «Ну, больше в Питере не живет... Ладно, давай о деле. Погода – вроде бы солнышко. Хулиганить будем?» – «В смысле – вымочить их под фонтаном? Обязательно». – «А ничего народ, не обидится?» – «Не сахарные...» – «Как там подруга твоя? Очухалась?» – «А что – подруга?» – «Да ладно тебе. Можно подумать, я баб похмельных не видывала. И со мною случалось. Где это вы?» – «Да она сама по себе». – «Ладно, не хочешь – не говори. Тем более что мы уже подъезжаем. Сходи-ка к ней, разбуди, пусть морду попудрит со сна».

Сияло солнце, дробя свои лучи в водяных струях. Галина добросовестно тащила честную кампанию по нижнему парку, не оставляя без внимания ни одного объекта. Когда дошел черед до потешных фонтанов, народ, включая и вымокших жертв хитроумного механизма, возвеселился в полную силу, неустанно нахваливая государя императора, оставившего после себя такое богатое творческое наследие. Вымокшая и абсолютно счастливая Джилл, выжимая юбку, обсуждала с мужем возможность установки подобного устройства в саду их скромного голливудского домика. Мисс Джексон покровительственно улыбалась вверенному ее заботам коллективу, всем своим видом давая понять, что, хотя монархические забавы чужды ее демократической натуре, но в такой солнечный денек можно отнестись к ним снисходительно. Порозовевшая на свежем воздухе Наталья бодро болтала с профессором Берстайном, а Линда о чем-то оживленно шушукалась с Галиной. Средних лет пара попросила Илью сфотографировать их вдвоем на фоне веселящейся толпы: Эл и Джой, представились они, юристы из Нью-Йорка. Заговорили о специфическом чувстве юмора, присущем автократическому способу правления, причем Джой подчеркивала вненациональную универсальность монархической ментальности, ссылаясь на примеры из исторических хроник Шекспира. Илья в этой связи отметил, что британцы вообще отличались большей категоричностью по сравнению с россами, провозглашая в экстремальной ситуации принцип «все или ничего» – «My Kingdom for a horse!», тогда как в России речь обычно шла о более скромных условиях – «Полцарства за коня».

Когда обсохли все промокшие, было удовлетворено все любопытство и израсходованы все взятые с собой пленки, усталая толпа направилась к автобусу. На обратном пути народ спал мирным сном. Послеобеденная поездка в Александро-Невскую лавру привлекла, как и предполагалось, только избранных – явно выраженное интеллектуальное ядро группы, составившее, естественно, не более трети списочного состава. Еще в автобусе порешили, что надо поклониться и композиторам, и писателям. Галина не пропустила ни одной славной могилы, начав, впрочем, с Суворова, а закончив Натальей Николаевной. На обратном пути присутствующие стали свидетелями и отчасти участниками стихийно разгоревшегося диспута, в рамках которого Илья утверждал, что идеальной подругой для Пушкина была бы интеллектуалка и красавица Россет, а Галина безоговорочно держала сторону Натальи Николаевны, заявив, что она права безусловно, по определению, поскольку – как справедливо отмечал и ее супруг – сердцу девы нет закона. Уже в вестибюле гостиницы Джилл сказала Илье: «Господи, какое счастье! Будто в сказке – Петербург, тени великих и настоящий спор русских интеллигентов. Да ради этого я готова вытерпеть любые круглые столы с профсоюзными кегебешниками – если это неизбежно полагается по программе».

Собравшись на посиделках у профессора Бернстайна, для начала выпили за замечательных гидов, неустанно открывающих глаза на великое культурное наследие России, и Джек решительно заявил: «Сегодня – ни слова о политике! Литература, литература, и только литература...» Наталья усмехнулась невесело: «Вообще-то говоря, российская литература и есть самая что ни на есть политизированная тема. Еще со времен протопопа Аввакума...» И, перебивая друг друга, они выплеснули на пораженных американцев бесконечный список имен – сосланных, высланных из страны, отлученных от церкви, затравленных, казненных, покончивших с собой... «Заметьте, – сказала Наталья, – безбожные советские правители отличаются от гуманного царского правительства только лишь тем, что ввели смертную казнь за литературную деятельность. Все же остальное – не ново, ибо ничто не ново под луной». – «И вместе с тем, – продолжил Илья, – поэт в России больше, чем поэт. Был, есть и будет. Властитель умов...» – «И властитель сердец, – подхватила Наталья. – Особенно женских». И принялась раскручивать куда как благодатную тему. Пошли имена, факты, легенды и просто сплетни. Наталья явно наслаждалась своим монологом, давая Илье лишь изредка вставлять детали и отмахиваясь от замечаний. Аудитория, и особенно Джилл с Линдой, млели от восторга и задавали вопросы, только разжигавшие повествовательный огонь. Разошлись заполночь, уговорившись продолжить беседу в ближайший из свободных вечеров.

Когда Илья с Натальей спустились на свой этаж, их почтительно окликнула этажерка: «Вам записочка. Велено передать американским переводчикам – кто первый придет». Записка была, естественно, от друга Валерика: «Ребята, как я понял, день пошел тихо и без происшествий. Заскочите ко мне до завтрака на пять минут. Валерий». По пути в самый конец коридора, в свои расположенные друг против друга угловые номера, Илья сказал: «Все так гладко идет, и Валерик доволен – к чему бы это?» – «Плюнь три раза, – сказала Наталья. – Тем более, что впереди еще много солнечных дней на солнечном же юге...» Дошли до конца коридора. Наталья помялась: «Слушай, Илья, я тебе сегодня утром ничего лишнего не наговорила?» – «Вроде бы я не заметил...» – «Ну, и ладно. Ну, и хорошо. А ты... – она запнулась на секунду, отперла свою дверь и быстро докончила, – ты, Илюшенька, больше не бросай девушку в тоске и одиночестве. Понял?» И стремительно захлопнула дверь. Илья аккуратно постучался. Никакого ответа. Тогда он, зайдя к себе, позвонил. Трубку Наталья взяла: «Что-то случилось?» – «Вообще-то нет, но ты как-то странно... начала говорить и удрала...» – «А что же ты отпустил девушку?» – «Да я постучался было в дверь...» – «В дверь не стучат, в дверь врываются». – «Сейчас ворвусь!» – «Нет, дружок, такие вещи делают без предупреждения». – «Предупреждаю, что ворвусь без предупреждения». – «Все, Илюша, спокойной ночи, я кладу трубку».

Утром, зайдя по обыкновению за Натальей, Илья пристально посмотрел ей в глаза. Она ответила безмятежным взглядом. Он посмотрел еще пристальнее. «Ты чего это в гляделки играешь?» – спросила она абсолютно отстраненным голосом. – «Так, ничего...» – «А ничего – тогда пошли. Валерик заждался». Валерий, как выяснилось, пригласил их для того, чтобы показать некий документ объемом в одну машинописную страницу, правда, через полтора интервала. «Это предварительный отчет о пребывании. Надеюсь, что и сегодня все будет без сбоев. Тогда вечерком, перед отлетом, мы совместно подпишем его уточненный вариант – и порядок. Нет возражений?» Возражений не было. «Валерий, есть просьба, – сказал Илья. – Позвонить в Баку ребятам и подержать руку на пульсе. Спросить, кто встречает в аэропорту – хорошо бы, Али. Погоду узнать, программу предварительную и все такое...» – «Без проблем. С кем поговорить – с зав отделом?» – «Да лучше с самим Али – оно и надежнее. Привет от меня передай и скажи, что жду встречи».

За завтраком вместе с Галиной тщательно расписали предстоящий день. В Эрмитаже – стандартная экскурсия плюс час на самостоятельный осмотр, ранний обед, бросок в Петропавловку, совсем ранний и короткий ужин – и в Пулково. «Прямо с утра начинаем занудничать, чтобы чемоданы были собраны еще до Петропавловки», – твердо сказал Илья. – «Да народ вроде бы дисциплинированный в целом, не подведет», – согласилась Наташа.

В Эрмитаже их уже поджидал высокий длинноволосый молодой человек. «Блеск, – шепнула Галина, увидев его еще при входе. – Это Коля, один из кураторов, человек с десятью языками. Рекомендую и вам послушать – узнаете массу интересного». Пока Коля знакомился с группой и выяснял сферу их интересов, Галина спросила о том же московских коллег. «Я потом к малым голландцам кинусь, – объявила Наталья, – ведь их в стандартную экскурсию обычно не включают». – «А моя любимая – «Въезд Христа в Иерусалим», художник неизвестен, объяснил Илья. – Одинокая створка триптиха. Если по ходу движения, то справа, у двери – в смысле, за дверью. В районе шкафа–не то буфета, где лестница наверх, к импрессионистам». – «А-а, поняла, что ты имеешь в виду, – откликнулась Галина. – Рада за твой вкус. Я к ней тоже очень симпатично отношусь». Тем временем Коля кончил разбираться с пожеланиями клиентуры и сказал: «В путь! Замечание общего характера: в каждом зале я убедительно рекомендую время от времени посматривать на потолки – иногда по художественному уровню это не менее интересно, чем сама экспозиция». Слушать Колю было истинным удовольствием. Не говоря уж о полезности: Наташа – так та извлекла из сумочки блокнот и делала записи: «Не только факты, но и терминология», – шепнула она Илье. – «Дашь потом слова списать». Польза от Эрмитажа в этот день оказалась еще более значительной: на пути к выходу наши герои вполне случайно столкнулись у книжного валютного киоска с голливудской парочкой, и Джилл проявила замечательную инициативу: «Мне хотелось бы хоть как-то отблагодарить вас за ваши прекрасные беседы. Выбирайте, что вам по душе». Поскольку каждый переводчик хорошо знает, что именно продается в этих физически недоступных ему местах, то наши герои особо не задумывались: Наталья взяла Босха, а Илья – альбом Раннего Возрождения.

Другую, тоже весьма полезную инициативу проявил Андрей, метрдотель: «Ребята, такое предложение. У вас и обед, и ужин – ранние. Поэтому я сделал их полегче, а на сэкономленные деньги дам вам сухой паек – пару бутербродов, пряник, яблочко, минералку. «Аэрофлот» сейчас вообще не кормит, или кормит хреново, а вы пока долетите, пока что...» – «Мудрое решение, – сказал Илья. – Сами-то мы не доперли, так хорошо, что есть кому подсказать».

После обеда настала предотъездная пора, и поэтому время понеслось стремглав. В Петропавловской крепости – рысью в собор, вот здесь похоронен Петр Первый, а вот здесь – последующие цари, а строго говоря, императоры, потому что Петр первым из российских царей принял этот титул; дальше, не останавливаясь, в Алексеевский равелин: вот камеры, где содержались наиболее опасные государственные преступники – и декабристы, и писатели, все-все-все... «Очень впечатляет, – сказала Джилл Наталье на обратном пути. – Особенно после вчерашней лекции о писательской судьбе. Да, власть есть власть, добра от нее ждать не приходится...»

Последние ленинградские фотографии – на мосту через ров, на фоне крепостных стен, и водитель со своим неизменным: «Закрываем калиточку», и полтора часа спустя уже погрузка с чемоданами, и последняя питерская литания Ильи («В номерах ничего не оставили? Ключи сданы? Паспорта с собой? Пакеты с сухим пайком не забыты? Все, закрываем калиточку. С Богом».) Последние крохи путевой информации выдает Галина, и вот уже выехали на загородное шоссе, и мисс Джексон овладевает микрофоном и многословно благодарит Галину «за то, что нам был продемонстрирован некий идеальный уровень туристического обслуживания, соответствующий этому замечательному городу», и вручает ей большой пакет Росинвалютторга, а в нем и книга какая-то, и косметики навалом, и бутылочка с замысловатым пойлом, и жвачка, и колготки – словом, стандартный набор тех времен, состоящий из предметов, которые в принципе невозможно купить советскому человеку в своем Советском Союзе.

По приезде в Пулково Илья видит неприметно отирающегося у стойки регистрации Валерия (как он и обещал – «Провожу вас до самого конца, там и подпишем отчетик»). Осененная его присутствием регистрация идет без сучка, без задоринки, клиенты один за другим прощаются с Галиной и проходят в интуристовский зал. Все. «Галка, я тебя отвезу, – говорит Валерий. – Сейчас только с ребятами разберемся». Он протягивает Илье прозрачную папочку с давешней страничкой, Илья еще раз перечитывает текст, кивает, передает Наталье, та просматривает его наискосок. Илья подписывает, Наталья подписывает; третья подпись – Валерия. «Ну, ребята, все было отлично. Приезжайте еще. С вами приятно работать. В Баку у вас тоже, надеюсь, без проблем – Али ждет и просил передать, что все в порядке. Программа стандартная, погода обычная». Рукопожатия, поцелуи (Наталья и Илья целуются с Галиной); из-за стойки выходит дежурная отдела перевозок: «Всего хорошего, Валерий Леонидович. Не беспокойтесь, отправим клиентов. Метео нормальное, экипаж уже в машине, посадочку объявляем минут через двадцать».

К Баку подлетали около одиннадцати. Подошла стюардесса: «Командир получил РДО, вашу группу высаживаем первой. Ваш транспорт уже на поле». Илья с гордостью сказал Наталье: «Вот что значит – Али. Не ждем ни секунды, и автобус подогнали прямо к трапу. Садимся и едем». – «А багаж?» – «Бирки все у меня, я их ему передам, и пока мы разместим клиентуру, чемоданы будут в вестибюле». – «Неужели здесь такой порядок?» – «О чем ты! Наоборот – полный беспредел, просто наш Али имеет неограниченные полномочия. Давай так: я выйду первым, а ты проследи, чтобы здесь не было проблем». Самолет подрулил к зданию аэровокзала, и Илья первым спустился по трапу в душную звездную бакинскую ночь. Али сгреб его в свои медвежьи объятия и тут же принялся командовать: «Салах, возьми у Ильи багажные бирочки и действуй. Тофик, поможешь ребятам рассадить гостей в автобусе». Через полчаса они уже выруливали на шоссе.

«Давай я представлю тебя группе», – шепнул Илья. И – в микрофон: «Дамы и господа, прежде всего, я хочу познакомить вас с моим лучшим другом, Али, который все эти дни будет нашим заботливым отцом». Али встал, поклонился, вызвав нестройные аплодисменты, взял микрофон и сказал: «Леди и джентльмен. Илья май бест френд транслейт ми». И, передав микрофон Илье, в течение четверти часа компактно изложил историю и современное состояние Азербайджана и главным образом Баку, заверив, что, несмотря на ограниченное время пребывания, дорогие гости смогут увидеть все главное и интересное. «Теперь нам осталось совсем немного до нашей профсоюзной гостиницы, построенной непосредственно на набережной и выходящей окнами на Каспийское море. Мы приедем, разместимся, вы подниметесь в свои номера, где вас будет ждать наш азербайджанский чай с пахлавой... Пахлава – это не просто пирожное. Это невозможно объяснить, это надо попробовать... А тем временем мы поднимем чемоданы на ваш этаж – вся делегация живет на одном этаже, и вы сможете расположиться как следует на ночлег. Утром, в половине девятого, ждем вас к завтраку».

Позже, когда все чемоданы уже нашли своих владельцев, Али сказал: «Теперь можете и вы расслабиться. У вас с Наташей номера, извини – одноместные. Если бы ты предупредил меня заранее, я бы устроил вам люкс на двоих. Это я так шучу, Наташа, а вообще я человек смирный и почти безобидный. Зайдем на пару минут к Илье в номер, посмотрим программу. Тофик, пошли с нами, только сначала чаю закажи свежего. Тофик, ребята, это мой ученик. Я передаю ему свой опыт – а вдруг я ногу сломаю или еще чего...» На журнальном столике стояла ваза с фруктами и блюдо с пахлавой. «Сейчас Тофик нам чай принесет, а пока... – Али ловким движением достал из холодильника бутылку. – Это наше знаменитое красное шампанское – на случай, если Наташа не знает». Он разлил содержимое по четырем стаканам – тут как раз подоспел Тофик с подносом, на котором стоял чайник и хрустальные армуды. «Ну, сели, а то время ночное, спать пора, а у нас еще масса дел. Во-первых, хочу сказать тост. Вот приехал мой друг Илья, красноречивый человек, красиво переводит, прямо как соловей. Но еще большая радость – что он привез с собой розу, настоящую розу по имени Наташа. Как Наташа, конечно же, знает, роза и соловей – это основа основ нашей восточной поэзии. Выпьем за них. А ты что смотришь Илья, может, хочешь перевести тост?» – «Для тебя – всегда готов. Буль-буль за бюль-бюль и гюль-гюль». Али скис от смеха, мотнул головой и выговорил: «Ты – соловей переводчиков. А Наташа – роза переводчиков. За вас!» Выпили. Тофик налил всем чаю. «Наташа, вот это – отличный виноград. И персики неплохие. Ешьте, пейте чай, наслаждайтесь пахлавой, а я пока расскажу вам о программе. Завтра с утра мы у председателя Республиканского совета, потом поедем по городу, зайдем в крепость и полезем на Девичью башню. После обеда – завод кондиционеров и заводской детский сад, а ужинаем в караван-сарае. Послезавтра с утра – на Нефтяные камни; а после обеда – поедем к нашим художникам в мастерские. Вечером – официальный прием в Гюлистане, а утром – вылет в Тбилиси, Ну, как тебе программа?» – «У нее есть один минус – вылет в Тбилиси. Хорошо бы отложить его на неделю».

Обычно встреча в Республиканском совете профсоюзов не уступает дипломатическому мероприятию. Хорошо, что Илья не первый раз участвует в этих играх и знает их структуру – поэтому, невзирая на более чем теплую погоду, повязал галстук и принял деловой вид. В здании Совета, и особенно на председательском этаже, атмосфера приподнятая донельзя. Мужчины в строгих костюмах, дамы (принадлежащие к руководящему составу) выпирают из своих тесных черных платьев, секретарши – серьезные мордочки, белый верх, черный низ. На подходе к председательской приемной опытный Илья сделал рывок, чтобы занять место поудобнее в группе высшего руководства, выстроившейся для встречи зарубежных гостей. Его узнали, и председатель (председательша) – строгий темно-серый костюм в полоску, значок депутата Верховного Совета СССР – улыбнулась вполне дружественно: «Здравствуйте, давно у нас не были». – «Для меня каждый приезд к вам – это праздник», – вполне искренне отозвался Илья, пожимая при этом руку заведующему международным отделом и пристраиваясь рядом с ним, за спиной председательши. Науськанные американы шли сравнительно ровной колонной, во главе с сияющей и вспухшей от важности мисс Джексон. Они пожимали руки стоящим в почетной шеренге, кое-кто вякал «Очень приятно» или «Как поживаете?» – и Илья бесстрастно переводил сказанное. Наконец, шествие закончилось, и председательша повернулась к Илье: «Ну, пойдемте, поработаем». – «С удовольствием». – «Когда вы переводите, я чувствую себя уверенной». – «А я чувствую себя уверенным, когда перевожу вас». Мадам прошла в дверь, естественно, первой; секретарь по международным связям, молодой красавчик в тонированных очках, демонстративно бреющий усы (европейский стиль!) дружески приобнял Илью за плечи и впихнул вслед за председательшей; за ними потянулись рассаживаться и остальные секретари.

Мадам начала издалека. Освоение нефтяных месторождений, которыми славится республика, осуществлялось руками инженеров и рабочих многих национальностей, и поэтому здесь не понаслышке знают, что такое рабочая солидарность и дружба народов – факторы, определяющие также и деятельность международного профсоюзного движения. Пошли цифры, факты, примеры из жизни; часть из них мадам озвучивала сама, но вместе с тем активно приглашала к участию в разговоре и генералитет, и младших офицеров. Безусловно, все происходило по грамотно написанному сценарию, но в целом складывалось впечатление непринужденной импровизации, и Илья объективно не мог не признать, что представление, как всегда, было срежиссированно на высоком профессиональном уровне. Ответное выступление мисс Джексон было искренним до слез; после нее вылез техасец, с вязким как мазут акцентом, который заявил, что все нефтедобытчики мира должны дружить между собой. Еще один южанин стал выпытывать сведения из области охраны труда нефтяников – ему было обещано показать и рассказать все завтра, непосредственно на месте добычи, на Нефтяных камнях. Вопросы о воздействии нефтяных промыслов на экологию были переадресованы председателю отраслевого профсоюза, который пообещал – лично и в деталях – осветить ситуацию завтра, в автобусе, по пути на Нефтяные камни. Попутно мадам объявила, что программа предусматривает посещение одного из самых экологически ориентированных предприятий республики – завода кондиционеров, где американские друзья смогут также посетить заводской детский сад и воочию увидеть, как живется молодому поколению. Услышав это сообщение, женская часть делегации оживленно зашушукалась, и на этой радостной волне мадам поблагодарила за внимание, одновременно пообещав немедленную раздачу подарков.

Пока американы по одному просачивались сквозь двери кабинета, нагружаемые по мере прохождения председательскими дарами, мадам поинтересовалась, где уже успели побывать дорогие гости, куда лежит их дальнейший путь, все ли благополучно – как в гостинице, так и вообще (на что Илья ответил, что когда есть Али – сбоев быть не может). Распрощавшись («До завтрашнего банкета, всего хорошего и успехов»), Илья двинулся вслед за группой; вручавший подарки зав международным отделом протянул ему пакет со словами: «Это тебе персонально, мужской подарок. Не разбей, смотри!» – «Сейчас посмотрю», – улыбнулся Илья. Оказалось – бутылка коньяка двенадцатилетней выдержки. «Ребята, вы меня балуете». – «Только по заслугам», – серьезно ответил неизвестно откуда взявшийся Али. И добавил (оглянувшись по сторонам и понизив голос): «Спасибо, что отозвался обо мне председателю». Илья, по-видимому, не смог совладать со своими бровями, которые удивленно полезли вверх, и Али, усмехнувшись, добавил: «Город маленький, и секретов у нас не существует». «Это я и без тебя знаю, – подумал Илья, – но чтобы вот до такой степени... ведь сказал председательше чуть ли не на ухо, и поблизости вроде никого не было... да, лишнее напоминание, что место языка – за зубами».

«Сейчас отдыхайте, ребята, – продолжил Али, – я Стеллу привел на экскурсию по городу. Ты помнишь Стеллу?» Ну, разве можно не помнить Стеллу, яркую брюнетку из Шемахи; года три тому назад Али на ее примере наглядно объяснил Илье, как именно выглядела «шамаханская царица» в «Золотом петушке». А вот и она, болтает с международным секретарем. – «О, Илья к нам пожаловал! Большая радость». – «Для меня в первую очередь». Познакомил Стеллу с Натальей, сиротливо стоящей возле автобуса, и сказал: «Давай, мать, проходи вглубь, а я сейчас девушку представлю народу и присоединюсь к тебе». Разместились – Стелла на откидном сидении, Али с секретарем на переднем. Илья сказал пару слов о том, что их в поездке по городу сопровождает секретарь, ответственный за все вопросы международного сотрудничества («Твой друг, естественно!» – подала реплику Линда), а гидом у нас сегодня будет Стелла – тоже моя подруга», – добавил он, адресуясь непосредственно к Линде.

Стелла уверенно начала экскурсию, а Илья пошел в конец автобуса и сел рядом с Натальей, буквально кипящей от злости. «Ты чего, мать?» – спросил он, развязывая галстук и укладывая его в сумочку. – «В Питере я, считай, что ни словечка не сказала, и здесь опять какие-то девицы местные. Пойми, дружок, это невозможно. Ты работаешь, а я сижу. Я к такому не привыкла!» – «Ну, чего ты заводишься? Пойми: ВЦСПС уже пятый год подряд проводит в Баку октябрьские семинары – МОТ, ЮНЕСКО и прочая. Естественно, что я давно стал здесь всеобщим другом, товарищем и братом. Не горюй – на заводе поработаешь, а потом и в детском садике. Я вообще впервые такую совестливую коллегу вижу – другие только счастливы, когда их не трогают». – «Это потаскушки всяческие счастливы, когда могут побездельничать, если их к тому же еще и активно трогают». – «А ты не такая...» – неосторожно вырвалось у Ильи. – «Представь себе!» – и глазищи ее загорелись как у пантеры. Явно она хотела сказать еще много чего разного, но Илья остановил яростный поток, прибегнув к единственному разумному аргументу: «Мы мешаем Стелле работать». Наталья тут же умолкла и сделала глубокий вздох, демонстративно загоняя злость в самую печенку.

А Стелла честно отпахала двухчасовой маршрут и точно по расписанию привела автобус к гостинице. «Полчаса им хватит, чтобы отдохнуть перед обедом?» – спросил Али. – «Давай лучше сорок пять минут», – сказал Илья. Али кивнул и первым выскочил из автобуса – помчался на кухню и в ресторан. «Зачем им столько времени?» – недовольно спросила Наталья. – «Пошли со мной, по дороге объясню», – потянул ее за руку Илья. – «Куда ты меня тащишь?» – «В Бакинский дом книги. Это через дорогу, но покопаться по полкам займет как раз не меньше получаса. Тут такое можно найти...» Найдено и впрямь было немало из пропущенного в Москве: литпамятники, Библиотека поэта, словари, да и много еще чего; порывшись в запыленном картонном ящике, Наталья выудила не меньше десятка маленьких дрезденских альбомов серии Maler und Werk, по сорок восемь копеек каждый... Глаза ее сияли: «Слушай, ты, надеюсь, при деньгах – одолжишь мне до гостиницы?» – «Естественно, при деньгах – знал же, куда иду. Я еще и при сумке». – «Точно. Ведь все это в зубах не уволочь. Ну-ка, чего ты накупил? А это что за кирпичи?» – «Не знаешь таких? Напрасно. Это братья Ибрагимбековы, очень интересные писатели. И куда как удачно – здоровенные однотомники местного издания, весьма полные. Я тебя не агитирую, но дам полистать перед сном. Понравится – завтра купишь». – «А что, завтра еще раз пойдем?» – «Обязательно. Октябрьские семинары – двухнедельные, так я практически каждый день что-то новое притаскивал». – «Тяжело ведь». – «Кто бы спорил. Я ведь в октябре еще и десять кило фейхоа отсюда увожу». – «Как же ты справляешься?» – «Своя ноша...»

«Я решил так, – объяснял Али Илье с Натальей, пока они ждали группу в вестибюле. – У нас всего два обеда в программе, поэтому сегодня – стандартно: пити и смешанный кебаб, а завтра дюшбара и люля. Как следует мы поедим сегодня вечером, в караван-сарае, будут три плова и все, что полагается. Завтра на приеме придется идти по стандартному пути – осетрина на вертеле. Ведь иначе эти... – он сделал характерный жест, – не мыслят себе приема. Но там, в Гюлистане, осетрина будет настоящая, а о закусках я и не говорю… Ты же помнишь?» – «Представь себе, Наталья, – сказал на это Илья, – когда мы здесь проводим семинары, то и заседания, и обеды устраиваются в Гюлистане. Это такой дворец приемов, помещение само по себе уникальное. Но мы сейчас о другом: две недели семинара – это десять обедов, и за все время ничего, кроме черной икры и овощей, ни разу не повторяется. Уникальная кухня. Точнее говоря – уникальные возможности азербайджанской кухни – но для реализации этих возможностей необходим Али. Иначе мы ели бы каждый день кебаб – что само по себе неплохо, но несколько однообразно». – «Я почему еще скромно заказываю обеды, – продолжал Али, будто не слыша славословий в свой адрес. – Сегодня в детском саду вам организуют чай – с такими сладостями, что надо оставить немного места в животе. А завтра мы у художников в гостях – туда вообще надо бы приехать голодными, тем более что после художников нас ждет банкет». – «Али, да вы нас уморить хотите!» – воскликнула Наталья. – «Нет, зачем. Просто хочу, чтобы память осталась. Вы думаете, почему Илья тут таким соловьем разливается? Потому что он действительно от нас каждый раз довольным уезжает. И возвращается с удовольствием». Вместо ответа Илья крепко обнял Али. Спускаясь после обеда к автобусу, Илья благодушно говорил Наталье: «Вот это и есть земной рай в моем представлении: обед, устроенный Али, две бутылочки пива – и я пошел дремать на заднее сидение. А работает пусть кто-то другой...» – «Не беспокойся, разберемся с твоими кондиционерами». – «Да чего там разбираться. Поведут нас по автоматизированной линии пайки и будут втолковывать, какая у них замечательная охрана труда и техника безопасности. И все дела». – «А ты уверен, что именно пайка, а не сварка или сборка?» – «Почти на сто процентов – с какой бы стати им менять устоявшиеся традиции. А тебе, собственно, какая разница?» Наталья замялась: «Да я что-то не помню, как будет «пайка»...» – «Господи, делов-то. Ну, во-первых, soldering. А во-вторых, сказала бы «сборка», и все тут. Принцип Оккама знаешь? Не умножай числа сущностей сверх необходимого. Живи спокойнее, и народ к тебе потянется». – «Да уже и так тянутся. Али твой замечательный – спрашивал, что я делаю в поездках по вечерам». – «Ну, это инстинкты. Он же не может оставить девушку без внимания – неприлично как-то. А ты скажи, что читаешь умные книги – он и успокоится. Тем более, что сегодня вечером ты и впрямь будешь читать книжки, которые я тебе дал». – «А у тебя нет никаких других предложений?» – «Предложений вагон – встречная реакция нулевая». – «А ты не отчаивайся...» Тут их нагнал Али – легок на помине: «Кто сейчас работает?» – «Я!» – отчеканила Наталья. – «Главное, не позволяйте им лезть в дебри технологии. Пустая трата времени». – «Как это – не позволять?» – «Чуть они куда-то забираются – сразу обрывайте. Говорите, что американцам это неинтересно. А я, со своей стороны, скажу главному инженеру, чтобы говорил только об охране труда». – «А почему – главному инженеру?» – машинально спросил Илья. – «Потому что – извини, пожалуйста – директор улетел в Москву, в министерство. Не согласовал с нами».

Проход по заводским цехам занял не более получаса, но потом, в кабинете отсутствующего директора завязалась было серьезная беседа по вопросам безопасности и гигиены труда; впрочем, Али довольно скоро сказал провокационным голосом, что дети ждут, и все поскакали в детский сад. Там их ожидал стандартный прием: концерт на четверть часа, сопровождаемый сюсюканьем гостей женского пола и щедрой раздачей жвачки, после чего дети были с миром отпущены, а гости препровождены в детсадовскую столовую, где им были предложены горы сластей и возможность задавать вопросы из сферы дошкольного воспитания. Слопав по несколько пирожных на душу и узнав, что государство берет на себя до восьмидесяти процентов всех расходов, связанных с пребыванием детей в дошкольных учреждениях, а многодетные семьи – и это существенно для данной республики – вообще освобождены от таких расходов, осовевшие гости покорно двинулись к выходу вслед за Али.

«Я бы предложил дорогим гостям такую программу, – сказал Али в автобусе. – Через двадцать минут мы вернемся в гостиницу, а через час выезжаем в караван-сарай на ужин. Серьезный ужин, сразу скажу, в национальном стиле, где вам подадут три основных вида плова. Во-первых, классический плов с бараниной и фруктами – ну, там, гранаты, алыча, изюм. Потом – плов с цыпленком и каштанами. И, наконец, фруктовый плов – с курагой, изюмом, алычой, миндалем. Кроме плова, там будет еще кое-что, вы узнаете на месте. Это место – действительно старый караван-сарай, то есть гостиница для странствующих купцов. Сидеть мы там будем в таких нишах, за низенькими столиками. Нам надо разделиться на две равных группы, то есть человек по десять, и в каждой группе будут еще несколько наших профсоюзных работников. Так что если возникнут любые вопросы – и по профсоюзной части, и относительно народные обычаев, азербайджанской кухни и всего такого – милости просим, спрашивайте». Когда Наталья, кончив перевод, выключила микрофон, Али продолжил: «Ребята, какие будут соображения относительно разделения на группы?» – «Как Линда скажет», – ответил Илья. – «Ну, так давай поговорим с ней». – «Без проблем». И Илья подошел к мисс Джексон. Та, ублаженная сластями и общим ходом событий, ответила демократично: «Как народ захочет, так пусть и садятся». Илья понял, что решать придется ему самому, и потому сказал – сам себе: значит, я беру профессора, голливудцев, обеих Линд, обеих мышек, и еще любых троих на оставшиеся места. Али, ясный перец, намылился посидеть с Наташкой, поэтому мне он подсунет секретаря. Так оно и оказалось – узнав о позиции мисс Джексон, Али сказал: «Давайте сделаем так: первая группа – начальственная. Там главным за столом будет Расул, секретарь по международным делам, и Илья ему поможет. А вторую группу мы с Наташей берем на себя. Нет возражений?» Наталья посмотрела на Илью своим особым взглядом и ответила голосом овечки: «Какие возражения – мы же на работе».

Расул, подойдя к нише, где разместился отданный под его опеку коллектив, орлиным взором оглядел стоявшие бутылки и тихо сказал Илье: «Али хвастался, что заказал нам знаменитые хинкалы. Есть предложение – выпить под них, на «ты». Водочку будем?» – «Нет возражений». Расул подозвал официанта и дал соответствующие указания. Тем временем Илья еще раз напомнил сотрапезникам статус Расула и объяснил суть процедуры брудершафта. Желание побрататься охватило всех присутствующих. Один официант разложил по тарелкам хинкалы, с пылу-жару, другой разлил принесенную запотевшую бутылочку, Расул посоветовал следовать его личному примеру и навалил себе гору травы, маслины, маринованный чеснок и прочие вызывающие жажду радости. Выпили ледяную водку – залпом, как и посоветовал Илья, зажевали чесночными, наперченными хинкалами. Реакция была, разумеется, неоднозначной, но Линде, сидевшей напротив Ильи, это явно понравилось. Тем временем Расул представил местную троицу: председатели отраслевых профсоюзов – нефтяников, пищевой промышленности и транспорта. Спросил Илью – что дальше будут пить дорогие гости. Народ высказался в пользу вина. «Нет вопросов, – отреагировал Расул. – А мы с тобой продолжим начатое?» – «Отличная водка, – согласился Илья. – Но что это – не разобрал?» Расул покровительственно улыбнулся: «Это наша специальная тутовка, двойной очистки. Здесь ее держат только для своих. Тебе понравилось?» – «Очень!» – искренне ответил Илья. – «Тогда я распоряжусь...» И понеслась пьянка – с тостами за всех присутствующих, с острыми и пряными закусками и пловом всех видов. Линда-меньшая пила водку, активно лопала маринованный чеснок и демонстрировала полное удовлетворение – как, впрочем, и все остальные, включая мисс Джексон, которая, приняв пару бокалов вина, раскраснелась и предложила тост за профсоюзную дружбу в ее высшем проявлении – как дружбу между отдельными членами профсоюза». – «И их членами, – подал реплику поддатый транспортник. – Только это переводить не надо, это для своих». – «Наш друг присоединяется к вашему тосту», – без тени улыбки сказал Илья.

Самое забавное – что, взяв как следует на грудь, американы принялись активно задавать профсоюзникам вполне профессиональные вопросы, получая на них подробные и компетентные ответы. Расул и Линда сияли от счастья, Илья злился про себя, но виду не показывал, добросовестно переводил. Активность иссякла только к чаю. Впрочем, пищевик тут же по собственной инициативе начал растолковывать рецепт приготовления пахлавы – хорошо еще, что Расул посмотрел на него твердым взором и сказал: «Ну, а дальше ты забыл, правда?»

Из-за столов встали уже около одиннадцати, теплые и счастливые. По пути к автобусу Линда стала обмениваться впечатлениями с Натальей. «У нас скукота была, – призналась Наталья. – Никто почти не пил, молчали как сычи, Али пытался всех растормошить, но без пользы дела. А у вас, как я слышала, веселье не стихало?» – «Все было на высшем уровне. Правда, Илью бедного заездили, весь вечер покоя не давали». И при этих сочувственных словах Линда погладила Илью по голове. Но как погладила! Хорошо, что освещение во дворе караван-сарая было почти таким же, как в стародавние времена. Впрочем, глазастая Наталья разглядела бы это и в полной тьме.

До гостиницы езды было меньше четверти часа. «Напоминаю, что завтра у нас посещение Нефтяных камней, – сказал Илья на прощание. – Весьма желательно, чтобы все были в кроссовках. И еще – возьмите ветровки или куртки, не смотрите, что в городе тепло и светит солнце». А Линде персонально он сказал полушепотом: «Не прогуляться ли нам на ночь глядя по набережной?» – «А это не опасно? – спросила американская девушка, воспитанная в страхе перед городскими джунглями. – «Да здесь с детьми гуляют». – «В такое время – и с детьми?» – «Пошли – посмотришь». Действительно, ярко освещенная набережная являла собой умилительное зрелище: прогуливающиеся семейные пары, девочки-дошкольницы в белых бантах, девчонки-школьницы хихикающими стайками, парочки, чинно вышагивающие под ручку... «Господи, прямо как в прошлом веке, – сказала Линда с непонятной интонацией – не то завистливой, не то скептической. – Все такие добропорядочные, такие достопочтенные, такие...» Тут Илья явственно ощутил, что девушка, прямо скажем, хороша – в смысле, что стоит практически на бровях. «А не присесть ли нам на скамеечку?» – как бы между прочим спросил он – в том смысле, чтобы она отсиделась и отдышалась. Линда же восприняла это предложение в ином ключе, что только утвердило подозрения Ильи относительно ее душевного состояния. «Да тут все скамейки на виду и на свету...» Она сделала паузу и добавила с обезоруживающей прямотой: «К тому же я весь вечер чеснок ела...» И не успел Илья отреагировать на это замечание, как последовало продолжение: «Впрочем, ты тоже, если я не ошибаюсь...»

Какое-то время они шли молча, Потом Линда решительно сказала: «Возвращаемся!» И уже на самом подходе к гостинице: «Как я понимаю, переводчики живут в отдельных номерах?» – «Мы из этого не делаем секрета», – отозвался Илья ровным голосом. – «Секрет в номере комнаты...» – «Мой номер – это число зверя». – «Шестьсот шестьдесят шесть? Отлично!» Когда двери кабины лифта закрылись, она коротко поцеловала Илью и сказала: «Заскочу к себе, скажу соседке, чтобы не волновалась. Жди». Илья ринулся к себе в номер. Под душ? Не успеть. Включил торшер, создавши уютный полумрак, и стал под дверью, чтобы не тратить времени даром и сразу же, с порога, взять инициативу и все прочее в свои руки. Через пять минут он решил, что она все-таки залезла в ванную, дабы не делать этого в чужом номере. Через пятнадцать минут он подумал, что, может быть, она налаживает какую-то сложную систему контрацепции. Потом прошло полчаса, и он уже не знал, что и подумать. Через сорок минут он махнул рукой и полез под душ – ничего страшного, выйду к ней в махровом полотенце. А через час он уже спал, злой как собака – только что не рычал во сне.

Когда они с Натальей спустился утром в ресторан, Али уже стоял в центре зала, деловой и бодрый, как обычно. «Мы с Наташей вчера ничего не пили, а ты постарался – сейчас будем принимать меры. Гасан, чаю покрепче и побыстрее!» Илья деловито уселся, выпил два стакана чая, намазал маслом чурек и соорудил бутерброд с копченой рыбкой под овощной салатик и маслины, потом поел пюре из алычи с гранатами и, наконец, одолел огромную яичницу с помидорами, баклажанами, луком и травками, заедая ее теплым чуреком с маслом, после чего почувствовал себя гораздо лучше. Хотя злость на Линду и не прошла. Выпил еще чаю с курабье, оглядывая зал. Наталья, давно уже кончившая свой скромный завтрак, тут же отреагировала: «Сиди, не дергайся. Я уже звонила проспавшим. Сейчас пойду, еще потороплю...»

В вестибюле дисциплинированно ждал нефтяной председатель: «Отлично мы вчера, а? Молодцы! И поддали, и разговор серьезный провели. Сейчас как поедем?» – «Сядем рядом, на переднем сидении, они будут спрашивать – а мы отвечать». – «А в промежутках ничего, если я расскажу кое-что интересное? И про нефть, и про жизнь...» С озабоченным видом появилась Наталья: «Иди сюда! Что там у вас вчера происходило?» – «В смысле?» – «Линда твоя – она что, нализалась вусмерть?» – «Ну, пила вместе со всеми...» – осторожно ответил Илья. – «Это в смысле с тобой и с этим лошаком, Расулом? Да ведь вам чего не дай – все мало, а тут хрупкий американский организм». – «Короче – что происходит?» – «Если совсем коротко – лежит. Если подробнее – то, видать, алкогольное отравление. Вчера, говорит, пришла, прикорнула на секунду – и как провалилась». – «Может, врача надо?» – «Обойдется. Она всю ночь какие-то лекарства пила, и сейчас уже глазки фокусирует. Лучше всего ей не трястись в автобусе и отлежаться до обеда». Присутствовавший с середины разговора Али уже принял решение: «Тофик! Крепкого чаю в номер. Зайдешь к ней вместе с Зульфией, из сервис-бюро, пусть та возьмет американку на контроль. Ты с нами не езжай, оставайся в гостинице. Телефон доктора Сабирова у тебя есть – на всякий случай. Не паникуй, но будь внимателен».

И, претерпев численный урон, группа отправилась к месту добычи черного золота. Вся поездка, включая дорогу, заняла четыре часа, и благодаря нечеловеческой информированности и болтливости профлидера дорогие гости узнали о нефтедобыче, нефтепереработке и нефтетранспортировке не только то, что они хотели узнать, но и то, что боялись спросить. Лишь к концу поездки им стало понятно, почему именно они боялись: да потому, что на каждый вопрос давался подробный, донельзя развернутый и до ужаса детализированный ответ. В какой-то момент Илья не без раздражения подумал, что Наталья могла бы и подменить его – ведь знает, что человек с похмелья – но потом пришло второе дыхание, и он расслабился. Тем более что заботливый Али взял в автобус ящик «боржоми», очень способствующего в деле борьбы с обезвоживанием организма.

Вернулись прямо к обеду. Дежуривший в вестибюле Тофик сообщил, что с американкой все в порядке, она даже выходила погулять на набережную («Со мной, конечно. Я ее мороженым накормил»), и уже отправилась в ресторан. «Появился аппетит – значит, будет жить», – философски заметил Тофик. Поднявшись к себе, Илья обнаружил на столике две бутылки вчерашней тутовки и записку: «Будешь пить в Москве – вспоминай своих бакинских друзей. Расул». В ресторане – делать нечего – он подошел к Линде и отстранено поинтересовался самочувствием. «Спасибо, лучше, – ответила она. – Сама, конечно же, виновата. Сегодня на банкете буду очень осторожной – чтобы не создавать вам всем дополнительные трудности». Разговор был абсолютно нейтральным – да ведь и не при свидетелях же выяснять отношения.

После обеда Илья с Натальей смотались в книжный. По дороге из магазина Наталья сказала: «Четыре часа таскались – ведь устал же, а нет, чтобы попросить подмену...» – «Я что-то не пойму, мать, ты жалуешься на жизнь или меня жалеешь?» – «Чего тебя жалеть-то. Ведь вон какой: с черного похмелья пашет полдня, и ни в одном глазу. А впереди еще банкет с тостами на полуправительственном уровне. К тому же еще и у художников придется языком махать...» – «И стаканы поднимать...» – «Во-во. А ведь с виду – совсем не богатырь». – «Да ты меня просто не разглядела как следует». – «Присматриваюсь». – «Вот и славно. А работы еще хватит на всех, до Москвы пока далеко. К тому же кто сказал, что это наша последняя совместная поездка?» Наталья промолчала. «Я тебя спрашиваю – хочешь еще со мной поработать?» – «Это что, предложение?» – «Оно самое». – «Представь, какова вероятность, что мы снова вдвоем на одну группу попадем...» – «Если ждать милостей от природы – то близкая к нулю. А если ты согласна – то остальное я устрою». – «Ты чего – волшебник?» – «Реалист я. Вернемся, пойду к ребятам в американский сектор – отчитываться о поездке. Вон Расул мне бутылочку тутовки подсунул – я ее возьму и приду где-нибудь в половине шестого. Полчасика о делах поговорим, а потом – рабочий день кончился, и понеслось. Выпьем, перейдем на неформальные темы. Я скажу, какая есть замечательная переводчица и что есть смысл пользоваться ее услугами». – «Они начнут похабно ржать...» – «Не исключено, но не в этом суть. А в том, что, поржавши, скажут – выбирай маршрут. Или я сам спрошу – что у вас в ближайшее время намечается? И все дела. А уж письмо тебе на работу за подписью минимум зам зав международным отделом – это вообще не проблема. И сама понимаешь – реагировать на такое письмо можно только в положительном смысле. Вопросы есть?» – «Нет». – «Тогда у меня вопрос – ты согласна?» – «Я же тебе сказала: присмотреться надо».

Поездка к художникам была организована на должной высоте – как, впрочем, и все, что бы ни делал Али. Американов поделили на три группы и запустили в мастерские, где (с привлечением также и Стеллы, которая уже оделась для банкета и выглядела сногсшибательно, но абсолютно по-идиотски на фоне всеобщей джинсы) гостям было предложено познакомиться с современным состоянием творческого процесса в республике. В каждой мастерской были устроены импровизированные выставки – хозяина и нескольких его друзей, и художники готовы были отвечать на любые вопросы. Беседы во всех группах свелись в основном к обсуждению свободы творчества, причем принимающая сторона убежденно утверждала, что работать им никто не мешает, а многие – включая профсоюзных лидеров – даже и помогают. Простая душа мисс Джексон прокомментировала это интересное сообщение, отметив, что подобное отношение к художнику – это образец взаимодействия тред-юнионистов и творческих работников. Относительно своего творческого метода художники высказывались всяко, но в одном были единодушны: абстракционизм накладывает слишком жесткие рамки, и поэтому мало популярен в СССР. Кроме того, он не дает возможности высказать все, что хочется сказать, и быть при этом до конца понятым своей аудиторией. Чем удалось до глубины души потрясти дорогих гостей – так это рассказами о домах творчества, где художники – опять-таки при поддержке профсоюза – могут за умеренную сумму найти стол и кров на время, необходимое для работы над картиной. Словом, немало полезного вынесли американские гости после этой встречи, но больше всех повезло Джилл. Она положила глаз на очень миленький, добропорядочно-импрессионистский натюрморт (45 х 28, х., м.): два граната, целый и разрезанный, и ваза с цветами на подоконнике. Художник и слушать не захотел о товарно-денежных отношениях, а просто одарил заокеанскую гостью (у Джилл, правда, очень кстати оказался в сумочке японский транзисторный приемник, которым она, в свою очередь, одарила щедрого хозяина).

Нельзя не признать ту положительную роль, которую сыграла Стелла в организации банкета: насмотревшись на ее праздничное облачение, американцы осознали серьезность предстоящего дела. Выяснилось, что практически все дамы имели в багаже вполне залихватскую одежку и только дожидались нужного момента. Разумеется, вне конкуренции была Джилл, появившаяся в платьишке, которое не стыдно было надеть и на церемонию вручения «Оскара» – куда оно, собственно говоря, и надевалось в свое время, а теперь (не выбрасывать же, пусть и отчасти ношеное) было продемонстрировано гражданам города Баку. Удачным фоном для жены служил Джек в белом смокинге. Мисс Джексон, обряженная в искусственную парчу, выглядела удивительно точной копией королевы из миманса; напротив, одна из мышек в своем праздничном наряде вдруг приобрела достойный вид британской аристократки. Но вот из лифта вышла Линда – и у стоявшей рядом с Ильей Натальи вырвалось – впервые, надо сказать, за все это время – совершенно отчетливое, хотя и подавленное: «Бля!..» Лиловое платье без рукавов, с глубоким вырезом, на палец выше колен – собственно говоря, завистливая реплика Натальи относилась именно к платью; в сущности это Илье следовало бы отреагировать подобным образом, если не покрепче – увидев, что называется, воочию, чего именно он лишился в предыдущую ночь. «Ну, и как я?» – обратилась к ним Линда. – «Нет слов», – ответила Наташа. – «Лучше, чем всегда», – сухо добавил Илья. – «Между прочим, Илья, от тебя я ждала более восторженной реакции, – игриво продолжила Линда. – Я и так из кожи вон лезу, стараясь показать себя с лучшей стороны, а похоже, что толку никакого. Вон вчера, например, как я старалась – даже водку пила...» – «Ну, вчера это и впрямь было заметно», – двусмысленно отреагировал Илья. – «Что было заметно?» – «Что пила...» – «Ой, и не напоминай даже. Мне так стыдно, так стыдно... И, что самое страшное, я ничегошеньки не помню». – «Провалы в памяти характерны для подобного рода ситуаций», – сказал Илья, ни к кому особенно не адресуясь. Линда пропустила сказанное мимо ушей, но вот Наталья – в параллель к своим питерским похождениям – восприняла эту реплику как камень в свой огород. Она мгновенно и густо покраснела – даже шея пошла пятнами. Илья растерялся не меньше Линды, которая испуганно и сочувственно спросила: «Что с тобой, Наташа?» Из неловкой ситуации всех вывел громовой голос Али: «Товарищи переводчики, приглашаем гостей в автобус!»

В «Гюлистане» банкетные столы были расположены по классике, буквой «П»; место Ильи было между мадам и мисс Джексон. «Расул рассказал мне, что гости вчера были довольны», – сказала мадам. – «Не просто довольны, а очень довольны», – подтвердила мисс Джексон, царственно – в соответствии со своим одеянием – кивая головой. – «Расул сказал мне, – мадам заговорщицки понизила голос, – что вы отлично поддали». – «Было дело», – улыбнулся Илья. – «Вот и хорошо. Под плов нельзя не выпить. Но сегодня у нас все будет строже и официальнее». – «И это тоже хорошо, – искренне отозвался Илья. – Завтра в дорогу, так чтобы нам с ними не мучиться...» Тем временем вышколенные официанты готовили бокалы к первому тосту, и он не замедлил сказаться. За ним – второй, из уст мисс Джексон. И так далее, и так далее. Илья всякий раз только пригубливал свою рюмку – и не потому, что именно так делала мадам, а просто не было настроения. Банкет не очень-то и затянулся. Не прошло и часа, как уже подали главное блюдо – осетрину на вертеле, а там недалеко и до чая. Последние прощальные слова мадам, и официанты под пристальным наблюдением Али начали разносить подарки – картонные коробки с пахлавой и прочими вкусностями. «Там, в Грузии, – неопределенным голосом комментировала мадам, – со сладостями не так хорошо, как у нас. Пусть память о нашем гостеприимстве останется у дорогих гостей на день-два больше». – «По своему опыту могу сказать, – смело возразил Илья, – что память о вашем гостеприимстве остается навсегда». – «Ну, вы – другое дело. Вас мы уже давно считаем своим».

Даже несмотря на бурную и довольно продолжительную церемонию прощания, с тотальными рукопожатиями и выборочными поцелуями, в гостиницу добрались рано – в половине одиннадцатого. «Скажи им, что завтрак в семь, и чтобы когда пойдут на завтрак, пусть выставят чемоданы за дверь – мы их потихоньку начнем грузить. А вы с Наташей, кстати, уже уложились? Тогда есть предложение посидеть у тебя полчасика, на прощание. Как, Наташа?» – «Можно. Только давайте еще и Линду позовем». – «Зачем, – удивился Илья. – Она ведь и по-русски не понимает». – «Не страшно – я переведу, если потребуется. А вы на ее платьице полюбуетесь». – «А ты?» – «А я на вас полюбуюсь, в процессе вашего любования». Тут до Ильи дошло, что девушка, не будучи обремененной на банкете высоким соседством, позволила себе. – «Зови», – сказал он безразлично.

Поднялись на шестой этаж. Али окунулся в беготню и суету. Гостьи прибыли порознь, Линда – первой. «Забавно, – сказала она, – я имею в виду, номер у тебя забавный. Мне Наталья говорит: может, записать? а я говорю – чего там, легко запоминается, шестьсот шестьдесят шесть, число зверя». – «А ты разве, – осторожно начал Илья, – только сейчас узнала, где я проживаю, только от Натальи?» – «А от кого же еще? Ведь ты меня в гости не приглашаешь...» Илья внимательно посмотрел в пронзительно голубые глаза Линды и не заметил ни капли иронии – ни на поверхности, ни в глубине. – «А вот вчера, разве я не... «– он замялся. – «Вчера? Когда? Ведь мы допоздна сидели в этом смешном месте, а потом я еле до кровати доползла, как мне помнится – хотя, честно говоря, не очень-то мне и помнится. Вообще-то, если бы не эта водка, я бы с удовольствием вчера посидела бы, потрепалась – у меня как раз было очень общительное настроение. Как, впрочем, и сейчас. Поэтому я очень рада, что вы меня позвали. А то спать ложиться – вроде бы рано...» Вошедшие одновременно Наталья с Али помешали Илье продолжить разбор вчерашней ситуации. Быстро разлили традиционное красное шампанское, выпили за дальнейшие встречи. Потом Али предложил тост «За тех, кто ждет нас дома!» Наталья перевела и пояснила: «Лично я пью за тараканов. Больше у меня никого нет». Али поинтересовался, о чем речь. – «Да так, неважно. Это я о своем, о девичьем, о заветном...» Посиделки явно не складывались, и вскоре Али сказал: «Давайте спать. Завтра подъем в шесть часов». Никто особенно не стал спорить.

Проводив гостей, Илья только направился в ванную, как его вернул телефонный звонок. Наталья. «Ты еще не разделся? Можно, я заскочу к тебе на секунду?» – «А если разделся?» – автоматически ответил Илья. – «Тогда тем более зайду. Ой, Господи, что я несу – не обращай внимания. Ну, можно?» – «Конечно же». Войдя, Наталья с порога спросила: «Там ничего не осталось?» Илья открыл холодильник и достал недопитую бутылку: «Тут на двоих негусто. Но мы тутовочкой добавим». – «Это вчерашней водкой? Нет, ни в коем случае. Мне вылей все эти чернила, а сам лучше не пей, если тебе все равно». – «Как скажешь», – и Илья наполнил ее стакан почти доверху. – «За тебя, Илюшенька, как за коллегу и вообще. И за твое бесконечное терпение». Наталья выпила и не моргая уставилась на Илью: «Ну, что ты про меня думаешь? Девка рехнулась или вообще невесть чего?.. Слушай и не перебивай. Помнишь, что я тебе в Питере сказала?» – «Насчет того, чтобы не бросать девушку в тоске и одиночестве?» – «Ну и память у тебя». – «Профессиональная». Возникла неловкая паузу, которую нарушил Илья: «Слушай, я сегодня, ну, перед банкетом, что-то не то ляпнул. Чуть не до слез тебя довел. Ты извини, если что не так, но поверь – не умышленно...» – «Тактичный ты, сил нет. До противного. К тебе девушка пришла – а ты воспоминаниями занимаешься – что кто кому сказал...» Вместо ответа Илья взял ее за руки, резким движением вырвал из объятий кресла и заключил в свои. Наталья уперлась ему в грудь ладонями и зашептала: «Не надо, Илюшенька, не надо. Не издевайся над пьяной бабой. Мне потом стыдно будет, до ужаса». Илья попытался поцеловать ее. «Ну, нет же, нет. Отпусти меня, пожалуйста. Ты, наверное, думаешь, что баба полоумная – сама притащилась, а потом фокусничает. Илюшенька, все не так. Давай, сядем спокойно, и я тебе все объясню. Ну, пожалуйста». Илья с трудом разжал объятия, и Наталья снова забралась в кресло. Какое-то время они сидели молча. Потом Илья спросил: «Может, все-таки я открою тутовочку – для облегчения разговора?» – «Нет, что ты. Ни в коем случае. Я тогда вовсе налижусь, и дело кончится очень плохо. Как в Питере. Когда меня, пьяную, ничего не соображающую, эти сибирские туристы... Боже мой, что я тебе говорю!..» Тут зазвонил телефон. Али. «Извини ради Аллаха, ты еще не спишь? Да тут проблема небольшая. Ты не мог бы спуститься в сервис-бюро – кое-что подписать надо, а старшая по смене в двенадцать ночи уходит...» Илья объяснил ситуацию и сказал: «Я мигом – вниз-вверх...» – «Нет-нет, я пойду. Правда, так лучше будет. Для всех». И она выскользнула в открытую дверь на секунду раньше Ильи.

Проснулся Илья от телефонного звонка. «Доброе утро. Сейчас шесть часов ровно». – «Спасибо за звонок. Я вообще-то будильник поставил на шесть пятнадцать». – «Ну, тогда ты меня вообще убьешь. По совокупности. И будешь прав». – «Обязательно убью. После Шереметьева». – «Илюша, не надо меня убивать, ты меня лучше извини. Хорошо? Нам ведь еще работать и работать. Или ты уже раздумал приглашать меня в напарницы?» – «Давай потом поговорим. А сейчас займемся лучше отъездом». – «Правильно ты меня. Я бы на твоем месте вообще по морде дала...» – «Хорошо, мы еще вернемся к этому разговору...»

В аэропорту, когда настала минута расставания, мисс Джексон сделала краткое заявление, суть которого сводилась к тому, что в пределах своей компетенции она обязательно поставит вопрос о безусловной целесообразности включения Баку в маршруты всех американских делегаций. Народ прощался с Али совершенно по-родственному. Наталье Али поцеловал руку и поблагодарил за сотрудничество. Обнялись с Ильей: «Ну, до октября. С Тифлисом я разговаривал. Встречает вас Вахтанг – знаешь такого?» Илья мотнул головой. – «Вот и я не знаю. Ну, ничего. Наташа, а почему бы и вам не приехать в октябре?» – «Если Илья возьмет меня – я с удовольствием». Тут появилась дежурная: «Рейс на Тбилиси – прошу следовать за мной».

Наталья вошла в самолет первой, чтобы помочь стюардессам рассадить группу. Илья – последним, замыкающим. Свободное место для него было оставлено входа во второй салон, рядом с Линдой. «Наконец-то сможем поболтать всласть», – радостно сказала она. Когда набрали высоту и было разрешено расстегнуть ремни, Линда склонилась к Илье: «Ну, начнем? Сначала я, как на пресс-конференции, задам тебе несколько общих вопросов, а потом перейдем к частным и даже личным. Хорошо? Так вот – я давно уже хотела спросить тебя про кей-джи-би. В Штатах нам все говорили, что они вездесущи и всемогущи». – «Не то чтобы вездесущи, но повсюду суют свой нос. И все-таки не всемогущи... Сила у них есть, ресурсы, персонал... А вот могущество... « – «Мне говорили, что мы будем общаться исключительно с их штатными работниками...» – «Опять-таки придется тебя разочаровать. Из двух ваших гидов ни один не связан напрямую с этой организацией». – «А косвенно?» – «Косвенно все мы являемся их пособниками – как ни противно это сознавать…» – «И стыдно?» – «Да уж...» – «Но я как-то не очень замечала за нами слежку или что-то в этом роде». – «Могу только повторить свой любимый ответ: вы им не нужны. Это раз. Не нужны и не интересны. А потом – не следует забывать российскую национальную специфику. Это если в Японии, например, устроили бы что-то вроде тотальной слежки – то всем настал бы конец. А у нас... Допустим, на высшем уровне принимается решение: повсеместно установить звукозаписывающую аппаратуру для круглосуточного прослушивания. Закупят в той же Японии супермагнитофоны, микрофоны и все прочее. А потом – часть оборудования разворуют, часть установят с нарушением технологических условий. Магнитную пленку будут хранить централизованно, и получить ее со склада станет отдельной проблемой. Дежурные сержанты-звукооператоры будут в регулярном запое. Старший по смене, лейтенант, будет приходить на ночное дежурство с любовницей. Расшифровка будет вестись через пень-колоду, и половина текстов будет храниться без соответствующих пленок, которые будут просто потеряны или, в свою очередь, украдены. Ну, и так далее. Разумеется, и при таком положении дел можно попасться, и люди будут попадаться. Но, сами понимаете, вероятность этого существенно меньше, чем в Японии. Или в тех же Штатах».

«Какой-то... я не знаю, черный оптимизм. Ладно, оставим это, поговорим лучше про нас с тобой. Я так понимаю – мы практически ровесники. Состоим в браке. У меня двое детей, мальчики, пять и десять». – «А у меня – одна девочка, одиннадцать». – «Есть шанс породниться. Мы все-таки евреи, так что проблем не будет». – «Ну, советские евреи – это особый разговор. Мы корней своих не знаем, в синагогу не ходим...» – «Как, совсем? Даже в Йом Кипур?» – «Линда, да в СССР даже русские и даже на пасху в церковь не ходят. То есть, ходят, но далеко не все. Потому что русскому пойти в церковь – это уголовное деяние. А уж еврею в синагогу – вообще политическое преступление». – «Знаешь, когда ты мне про кей-джи-би рассказывал, я даже чуть-чуть тебе поверила. А теперь я вижу, что ты мне какие-то сказки заливаешь. Да, и без тебя знаю, что здесь нет свободы – но чтобы до такой степени... Давай-ка кончим все эти разговорчики, потому что, извини, все это звучит не очень правдоподобно. Кей-джи-би они, видишь ли, не боятся, а вот молиться не ходят от страха...»

Линда откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Может быть, и впрямь задремала. Илья встал – размять ноги и посмотреть на коллектив. В массе своей народ спал. По проходу быстрым шагом прошел малый в летной форме и сказал неприветливо: «Займите место, через десять минут начинаем снижаться». – «А если мне в туалет?» – «До посадки не дотерпите?» – «Боюсь, что нет». – «Хорошо, идите, но чтобы это было в последний раз». Обалдевший Илья все-таки дошел до грязного сортира – и, как выяснилось впоследствии, поступил очень мудро, потому что в следующий раз такая возможность представилась ему только через четыре часа.

Сели по расписанию. Самолет еще катил, раскачиваясь, к месту стоянки, а проход уже был забит нетерпеливыми пассажирами. Илья рассудил, что самое разумное для американов – сидеть и не рыпаться, дабы не быть растоптанными. Вышли в числе последних. Илья огляделся – никаких признаков встречающих. «А где интуристовский автобус?» – спросил он девицу в аэрофлотовской форме. – «Уже ушел». – «Как – ушел. Нас что, не встречают?» – «Кто вас должен встречать?» – «Вахтанг». – «Какой Вахтанг, никакого Вахтанга не знаю». – «Вахтанг из республиканского ЦК». Илья умышленно не стал уточнять, что ЦК – профсоюзов, а не партии. Фраза произвела впечатление. «Кто вы?» – «Делегация США. Двадцать два человека». Девица по уоки-токи связалась с кем-то и сказала: «Ждите. За вами выехали». Действительно, через четверть часа подкатил автобус. Из него выскочил человек со жгучими усами и заорал в голос: «Где вы! Почему вы не прилетели?» – «Да вроде бы мы прилетели, – отозвалась Наталья. – Вот мы». – «Почему не вышли из самолета первыми?» – «Не смогли. Толпа не пустила, – сдерживаясь, сказал Илья. – Вы – Вахтанг?» – «Зачем Вахтанг! Что, по-твоему, такой человек как Вахтанг к самолету поедет? Садитесь поживее!»

Подкатили к интуристовскому залу. Илья вышел первым; к нему подбежала очередная аэрофлотовская девица: «Это вы – делегация США? А мы уже звоним в Баку – вылетели вы или нет». – «Не только вылетели, но и прилетели». Девица ухмыльнулась: «Вас тут ждут...» – и крикнула что-то по-грузински. Из кресла выбрался сильно упитанный мужичок лет сорока с хвостом – явный Вахтанг, и пузом вперед пошел на Илью: «Ты что себе позволяешь! Ты почему опаздываешь? Нас сам Ираклий Абессаломович ждет, а ты тут, понимаете ли, всех задерживаешь!» – «Вахтанг?» – отстранено спросил Илья. – «А ты кто такой? А ну-ка, давай удостоверение!» Илья достал свое удостоверение. – «Сюда давай!» – «Ты что, службы не знаешь? – спросил Илья свистящим шепотом. – Кто же это удостоверение из рук выпускает. Так смотри!» Вахтанг осекся – тон и текст разговора, да и само удостоверение произвели должное впечатление. Илья вынул пачку багажных квитанций и протянул их Вахтангу. – «Это что? Я, по-твоему, чемоданы им таскать буду?» – «А ты что, никого из управления делами не привез в аэропорт?» – «Ладно, дай сюда! Валико, погрузишь эти чемоданы!» – «Может, поздороваемся, Вахтанг? Ведь гости у тебя – а ты как нас встречаешь?» – «Как встречаю, как встречаю... Вот так и встречаю...» – «А ты бы представился мне, Вахтанг, а? А то непонятно кто, непонятно зачем...» Вахтанг, гордо сопя, промолчал. Илья хладнокровно обратился к давешней аэрофлотовской девице: «Мне бы старшую по смене...» – «Это я». Илья не поленился еще раз продемонстрировать удостоверение и сказал задушевно: «Необходимо позвонить – в республиканский ЦК профсоюзов и в Москву, в международный отдел ВЦСПС. Прошу оказать содействие». Неглупая девица тут же предложила: «Пожалуйста, пойдемте». Очухавшийся Вахтанг пошел за ними: «Эй, слушай, как тебя, зачем звонить, почему звонить, куда звонить...» Илья, не оборачиваясь, доверительно говорил девице: «Представляете – прилетела делегация по категории «Особое внимание», а нас не встречают. Это – ЧП». – «Зачем ЧП, какой ЧП, вот я встречаю». – «Вы куда сначала будете звонить?» – деловито спрашивала девица. – «Сначала в Москву». Илья продиктовал номер; на счастье, трубку тут же снял Витюня: «А, привет! Мы уже в курсе – мадам звонила с утра Шалаеву, восхищалась делегацией, да и тобой, между прочим, с чем и поздравляю. Вы где?» – «Только что сели в Тифлисе. Здесь ЧП – нас не встречают». – «Твою мать! И я звонил, и Али звонил – чего же они там. Ладно, сейчас перезвоню в Тифлис. Где вы сейчас?» – «В аэропорту, в интуристовском зале». – «Жди у телефона. Сейчас же свяжусь с Тифлисом!»

«Спасибо вам большое, – сказал Илья девице. – Все в порядке. Сейчас товарищи из Москвы будут звонить в ЦК, а я, с вашего позволения, подожду здесь, у телефона...» – «Вы что же, товарищ, вы что же, – забормотал Вахтанг. – Как же вас не встречают, когда я вот вас встречаю...» Илья, не оборачиваясь, продолжал беседу с девицей: «Во-первых, позвольте вашу фамилию, я попрошу объявить вам благодарность за оперативное содействие... А теперь скажите – в интуристовский зал всем открыт доступ? Вот этот гражданин – он кто? Представляться не желает, удостоверения не имеет...» Тут зазвонил телефон. Девица взяла трубку, выслушала сказанное, после чего, прикрыв микрофон ладошкой, почтительно сказала: «Вы ведь Илья? Вас хочет заместитель заведующего международным отделом...» – «Да, я слушаю, – отозвался Илья своим парадным голосом. – Нет, у трапа самолета никто не ожидал, здесь, в зале Интуриста, тоже непонятные вещи...» – «Ну, такой жирный, с мордой неумной, разве его там не видно? Вахтанг из управления делами...» – «Судя по описанию, вот он. Но представиться мне отказался, ведет себя так, будто он, как минимум, республиканский секретарь. Чемоданы, говорит, я таскать не обязан». – «Да этого мудака за тем и послали. Не обязан он... Вы извините, конечно, недоработка вышла – надо было прислать кого-то из наших, международников. Так он здесь? Дайте ему трубку...» – «Ты – Вахтанг? – злорадным голосом спросил Илья. – На, поговори с начальством». Слышно было, как из трубки понеслось общенародное «шени дэда» и широкие раскаты менее известных грузинских ругательств. «Так напишите мне на листочке свою фамилию, – как ни в чем не бывало, продолжил Илья. – Вы действительно очень нам помогли, и я буду ходатайствовать о том, чтобы вас отметили». Девица потупила глазки и четким почерком написала просимое на листке из служебного блокнота.

Через полчаса автобус уже вырулил на шоссе. Илья сел на откидное сидение и сказал водителю: «С «Интуристом» работаешь? Просьба у меня – можешь давать мне краткую путевую информацию? Ну, то, что всегда гиды говорят в дороге». Водила, на счастье, оказался толковым малым и неплохим рассказчиком. Меньше чем через час они уже въезжали в мощные ворота цековской дачи. На крыльце их ждала группа плотных граждан в добротных костюмах, причем двое были в классических кепках. На лужайке возле крыльца стояли музыканты – зурна и бубен – и стайка пионерок с букетиками цветов. Илья выпрыгнул первым – и тут же заиграли музыканты, а девицы принялись вручать цветы всем выходящим из автобуса. Трое неизвестно откуда появившихся джигитов открыли багажники автобуса и начали перетаскивать чемоданы в вестибюль. «Заходите, гости дорогие, заходите, добро пожаловать», – повторял, как заведенный, один из плотных граждан, впоследствии оказавшийся Ираклием Абессаломовичем. В вестибюле их ожидала живая пухлявая дамочка, заговорившая на вполне приличном английском: «Меня зовут Нателла, и мне поручено решать все практические вопросы, связанные с пребыванием вашей уважаемой делегации в нашем прекрасном городе. Сейчас мы разместим вас по комнатам и доставим туда ваш багаж. Отдохните, примите душ, ванну, а в час дня мы пообедаем. После обеда поедем знакомиться с нашим Тбилиси, а вечером будем ужинать в ресторане на Мтацминда. Располагайтесь, дорогие гости, отдыхайте, и мы ждем вас к часу дня на обед». Пока Наташа с Нателлой собирали паспорта и раздавали карточки с номерами комнат, двое из числа плотных граждан подошли к Илье: «С приездом, уважаемый. Хотелось бы провести оперативное совещание по программе пребывания. Если можно, то не откладывая». – «Без проблем, и чем скорее, тем лучше». – «А почему?» – тревожно спросил один из них. – «Да чтобы самому тоже отдохнуть немного и принять душ с дороги». – «А-а. Это понятно. Тогда пошли?» – «Наташа, ты справишься без меня? А когда закончишь, тоже приходи на оперативку». – «Придем обязательно, – бодро откликнулась Нателла. – Вот только раскидаемся здесь – и придем».

Трое из пятерых встречавших и Илья расселись вокруг массивного стола в комнате с темными деревянными панелями. На столе уже стояли пара бутылок коньяка, знаменитый лимонад с настоящей корковой пробкой и ваза с фруктами. Один из носивших кепку скромно сел к окошку, другой откупорил бутылки. «Понемножечку, Илья, за приятное знакомство, да?» – «Никогда не отказывался, тем более за приятное...» – «Познакомимся, – продолжил оказавшийся Ираклием Абессаломовичем. – Ираклий меня зовут. Я управляющий делами. А это Гиви и Зураб, мои ребята. А это, – он кивнул на кепчатых, – тоже наши ребята. Ну, выпили, чтобы все было хорошо». Коньячок оказался неплохим. Илья потянулся к блюду и разломил чурчхелу. – «А ты, я вижу, понимаешь, что к чему, – одобрительно сказал Гиви. – Потому что чурчхел здесь – очень удачный». – «Наверное, не первый раз в наших краях?» – спросил Ираклий. – «Пятый», – ответил Илья. – С делегациями пятый, а просто так, на отдыхе – уж и не помню...» – «Тогда второй тост поднимем – за человека, знакомого с нашими обычаями, понимающего толк в нашей еде. Твое здоровье, Илья!» – «Скажу алаверды, – мгновенно отреагировал Илья. – За прекрасную Грузию, за ее великое наследие, за грузинский народ». Все сосредоточенно выпили. Илья взял роскошную грушу, начал медленно ее чистить и в такт движениям ножа неспешно заговорил: «Прежде всего, хотел бы занести в протокол, что делегации оказали содействие старшая по смене зала «Интурист» тбилисского аэропорта, а также водитель автобуса, доставившего делегацию. Вот их фамилии. Я так считаю, что... («Твою же мать! Ну, поехали, привязался грузинский акцент...») По-моему, эти люди заслуживают, чтобы их отметили, потому что они знают, что гостеприимство – главная заповедь этой древней земли». Он сделал паузу, оглянувшись на дверь. Но это вошла не Наталья, а некий седокудрый джентльмен с идеальным пробором. Собственно, он вошел в тот момент, когда Илья заговорил о протоколе. Троица вскочила из-за стола, Гиви и Зураб, мешая друг другу, стали отодвигать стул, чтобы усадить вновь прибывшего. Тот подошел к Илье, пожал руку: «Мы уже с вами говорили по телефону. Меня зовут Акакий, зам зав отделом, курирую капстраны». Все снова расселись, причем Гиви и Зураб, прихватив свои стаканы, незаметно отодвинулись на периферию. «Выпьем за знакомство, – сказал Акакий. – И вы расскажете, чем прославились те двое, которых вы просите поощрить».

Илья ощутил легкий оттенок ироничности в голосе седовласового гебешника («Вах, приехали москвичи и учат жизни!») и понял, что промедлить с ударом – значит, подставиться и поставить себя в сложное положение. Ну, что ж, два молниеносных выпада, как делает Чак Норрис. – «Старшая по смене помогла оперативно связаться с Москвой и предупредить ЧП – а именно, провал встречи в аэропорту делегации, принимаемой по категории ОВ. Водитель предоставил мне путевую информацию, которую обычно предоставляет референт или иное ответственное лицо, встречающее делегацию». – «Да-а, Ираклий, – протянул седоволосый. – Два прокола – и оба на твоей совести. Спасибо Илье, что он нас выручил. Такое ощущение, что американцы чуть-чуть избалованы приемом в Баку, и нам надо сделать все возможное и невозможное, чтобы продемонстрировать наши, тоже немалые, возможности. Еще информация тебе для размышления, Ираклий: сегодня утром азербайджанский председатель сообщила лично товарищу Шалаеву, что делегация получила прекрасный прием в Баку благодаря усилиям нашего нового друга, Ильи. Скажите, Илья, вы хорошо знакомы с товарищем Шалаевым?» – «Нельзя сказать, что мы дружим семьями, но я не раз переводил на его встречах с англоязычными делегациями». – «Да, да, ребята из американского сектора мне говорили, что вы принадлежите к числу их надежных сотрудников. Ты все понял, Ираклий?» – «Гиви, Зураб – все распоряжения Ильи выполнять как мои! Эти ребята, Илья, будут постоянно с делегацией. Какие вопросы или не дай Бог проблемы – все к ним».

Тут, наконец, появились Наталья и Нателла, встреченные с энтузиазмом, усаженные на лучшие места, обслуженные по высшему разряду. «Вино, коньяк, фрукты – все, что угодно душе прекрасных дам!» – сказал Ираклий с явно утрированным акцентом, вроде бы изображая недалекого кацо из популярных анекдотов. «Да, голубчик, ты не из простых, – подумал про себя Илья, – и с тобой надо быть очень осторожным – особенно мне, потому что из-за меня ты получил выволочку при своих подчиненных. Хорош и этот Акакий – ведь специально повозил его мордой по столу. Конечно, чтобы показать свою власть, но и для того, чтобы возбудить не самые теплые чувства по отношению к приезжим. Ладно, два дня – как-нибудь справимся». Тем временем был выпит тост за дам, «украшающих и освещающих своим светом это мрачноватое помещение с деревянными панелями», зачитана программа пребывания, после чего было выпито «за успех нашего совместного мероприятия», и гости были отпущены на отдых.

Акакий шепнул Нателле что-то по-грузински, та послушно кивнула. В коридоре она сказала: «Наташа уже знает свой номер, а вас я сейчас отведу». И привела его в роскошные двухкомнатные апартаменты – приемная с круглым столом, диваном, креслами и спальня с огромной кроватью. «Располагайтесь, а я сейчас, буквально одну минуту...» Отдала несколько решительных приказаний по телефону и повторила: «Сейчас, сейчас, меньше минуты все дело...» – «Нателла, мне бы экземпляр программы и список размещения...» – «Вот, пожалуйста, все готово. Только один маленький момент... – и с этими словами она исправила что-то в списке. – Теперь ваш номер – не тот, что был, а вот этот». – «А был похуже?» – спросил Илья. – «Зачем – похуже. Просто этот – получше». Тут в дверь ворвались две средних лет дамы с постельным бельем, полотенцами и прочими вещами для ванной. Пока они стелили постель и наводили порядок, вошел один из граждан в кепке, поставил на стол вазу с фруктами и чурчхелой, в буфет водрузил бутылку коньяка, забил холодильник боржоми и лимонадом (для чего несколько раз выходил в коридор, где, очевидно стояла тележка, на которой он приволок все это богатство). «Ну, – с облегчением сказала Нателла, – все в порядке. Отдыхайте, а к часу дня пожалуйте на обед». – «Спасибо, Нателла, все очень мило. Я подойду где-нибудь без четверти час, хорошо?» – «Да, конечно. Жду вас».

Первым делом Илья кинулся в шикарный санузел; потом с чистой душой позвонил Наталье, сказал, что зайдет за ней в половине первого, и с наслаждением полез под душ. Разобрал сумку, переоделся в джинсовый костюм и яркую маечку – для экскурсии по городу нормально, да и для ресторана сойдет, тем более, что все американы будут в таком виде. Не без удовольствия обнаружил дверь, ведущую на балкон, где стояло кресло-качалка, взял из холодильника бутылочку боржоми и посидел полчасика, мерно покачиваясь и расслабляясь.

Жилье Натальи оказалось обыкновенной комнатой, с односпальной кроватью и платяным шкафом не в масть. Очевидно, и ему предназначалась такая же конура, отводимая для прислуги, если бы не неожиданные утренние события и связанное с этим административное решение заткнуть ему глотку. «Нателла мне сказала, что ты их страшно напугал, и они откупились от тебя секретарскими апартаментами». – «Все верно. Приди и удивись». – «А не боишься?» – «Чего?» – «Что тебе в суп толченого стекла подсыплют?» – «Сейчас за обедом и попробуем ихнего стекла. Ну, как девушка Нателла?» – «Нормальная баба. Дело знает. Конечно, не сравнить с твоим Али, но два дня проживем». – «Ты сказала ей, чтобы поросят на стол не подавала?» – «Она сама меня об этом спросила. Так что не беспокойся – наш удел: «барашка и курятина» – это я цитирую». – «Ладно, пошли. По пути покажу тебе, как секретари живут». – «Да видала я...» – «Я не в том смысле – просто чтобы ты знала топографию. Заодно исправь у себя в списке, и номер телефона тоже».

В огромной столовой широченные столы были накрыты крахмальными скатертями, по осевой линии стояли вазы с цветами и вазы с фруктами. «Ну, как?» – спросила Нателла. – «Очень эффектно, – искренне сказал Илья. Потом он присмотрелся к стоящему на столах и пожалел о своей искренности. То есть, конечно, лобио-мобио и зелень-мелень присутствовали – куда же они денутся, равно как и сациви, и всякие печеные баклажаны; но в основном упор делался на икру и стандартные европеизированные закуски. Утешало только наличие хванчкары и киндзмараули – надо надеяться, неподдельных. Но вообще это не был настоящий грузинский стол – так, партийно-правительственная имитация. – «Теперь обеденное меню на два дня, – продолжила Нателла. – Супы – сегодня харчо, завтра чихиртма с курицей. На второе – соответственно, цыплята табака и бастурма. Нормально?» – «Вы – хозяева, мы – гости», – смиренно ответил Илья. Похоже, ответ понравился и Нателле, и маячившим за ее спиной Гиви с Зурабом. «Скажи, Илья, ты хаш любишь? – вдруг спросил Гиви. – «Если посидеть всю ночь как следует, а потом хороший хаш, с лучком, и понемножку холодной водочки...» – «Я же говорю – Илья правильный парень! Надо устроить...» – «Э, Гиви, ну куда я от делегации отойду?» – «Очень жаль. Ну, ничего, в следующий раз приедешь один – я тебя таким хашем угощу...»

Акакий представился коллективу, отобедал, сказавши пару тостов, и отбыл восвояси – до вечера, до следующей кормежки. Пошли грузиться в автобус, где на заднем сидении уже поместились Гиви с Зурабом. «Наташа, Илья, – сказала Нателла, – я прощаюсь до вечера. И познакомьтесь – ваш гид, Нина». – «Чавчавадзе?» – автоматически отреагировал Илья. – «Почти, – усмехнулась та. – Да только где сейчас поэтов найдешь, не говоря уж о Грибоедове». – «Вы по-английски будете работать», – спросила Наталья. – «Вообще-то – да, но хорошо бы, если бы кто-то из вас сидел рядом, чтобы подстраховать. Особенно когда они будут задавать вопросы...»

Нина аккуратно провела экскурсию, дав возможность и побродить как следует по старым улочкам, где балконы и галереи нависают над головами прохожих, и пройтись по Руставели, и посмотреть на все необходимые достопримечательности. Уже начинало темнеть, когда подъехали к горе Давида и поднялись фуникулером к ресторану. В кабине фуникулера Линда, Нина и Илья оказались рядом. Кабина плыла над городскими огнями. «Как красиво, – сказала Линда. – И подумать только, что прекрасный Тбилиси – это город Сталина». Нина вздрогнула, выпрямилась и сказала внятно, до дрожи тихо: «Ни-ког-да!» Ничего не понявшая Линда продолжила: «Но ведь он же был грузином...» Илья не выдержал: «Между прочим, его тезка, Джо Маккарти, был американцем. Так что из этого следует?» – «Да, в самом деле, – легко согласилась Линда. – Я как-то об этом и забыла». – «А мы, грузины, всегда помним. И будем помнить. У меня бабушка и оба дедушки не вернулись из лагерей – как я могу к нему относиться?» В голосе ее послышались слезы. До верхней станции ехали молча. Когда все выгрузились и, предводительствуемые Гиви с Зурабом, нестройной толпой двинулись к ресторану, Нина, улучив минуту, крепко сжала руку Ильи чуть выше локтя: «Спасибо вам».

На подходе Илья с облегчением услышал ресторанный оркестр: хороший знак для переводчика – значит, меньше будет тостов и разговоров. Их встречал Акакий – один. Тоже хорошо – меньше помпы. «Какая рассадка?» – на всякий случай спросил Илья. – «Какая там рассадка, слушай. Произвольная. Начальства нет, мы одни. Посидим, выпьем. Оркестр пойдет отдыхать – скажу два слова. Как тебе?» – «Лично я не возражаю». Вошли в зал. Илья осмотрел стол – ну, это другое дело. Настоящий грузинский натюрморт. Даже чересчур настоящий – с поросятами. «Акакий, мы же договорились – никакой свинины!» – «Как? Где?» Ну, разумеется, для него поросеночек на блюде – это просто один из естественных компонентов мозаики, составляющих картину пиршества, и в отдельности он просто не воспринимается. Всего лишь часть целого – такая же, как и бутылки, и груды зелени, и миски с лобио, сациви, соусами... «Ох, шени дэда... Опять ты прав, Илья – мы ведь на «ты», правда? Что же делать? Выручай снова!» Илья подошел к Финкелям и обрисовал ситуацию. Мадам повела себя на удивление реалистично: «Ну, ведь видно, что это поросенок. Значит, мы его просто не будем есть. Это же не котлеты, где до сути не докопаешься...» – «Вы уж извините нас, – на вполне приличном английском продолжил Акакий. – Это – ошибка хозяйственного отдела, и виновные понесут наказание». – «А кстати, Илья, – включился в беседу мистер Финкель, – вот почему-то в Баку никакой свинины вовсе не было». – «Да потому, что азербайджанцы – мусульмане. А грузины – христиане». – «Тогда понятно», – сказал мистер Финкель и на всякий случай занял место подальше от поросячьего блюда.

«Грамотно ты объяснил, – вроде бы с искренним восхищением сказал Акакий. – Ну, что, давай сядем рядом, если ты только не пристраиваешься к какой-нибудь девушке». – «У нас главная девушка – старшая группы. Кстати, надо бы вам, наконец, познакомиться». – «Вот с кем бы я познакомился «на конец», – непринужденно пошутил Акакий, глазами показывая на Линду. – Это не она, случаем, старшая?» – «Нет, та в возрасте», – честно ответил Илья. Огляделся – рядом с мисс Джексон аккурат одно свободное место. «Вот я тебя сейчас и вырублю, – подумал Илья. – Усажу рядом с мисс Джексон, и воркуйте, а ко мне не приставайте». И не успел Акакий опомниться, как был подтащен к руководительнице делегации, представлен в качестве нашего уважаемого хозяина, говорящего по-английски, и брошен на произвол судьбы. А Илья с деловым видом обошел стол, как бы проверяя, все ли в порядке, дал несколько объяснений по поводу состава отдельных блюд и не без приятного удивления обнаружил единственное свободное место рядом с Натальей. «Вот здорово. Давно я мечтал посидеть за настоящим грузинским столом именно с такой девушкой». – «Ну, садись, джигит, коли не шутишь...» – «Что будет пить прекрасная девушка?» – «А что ты мне посоветуешь?» – «Я не знаю, как ты относишься к псоу...» – «Ой, обожаю и сто лет его не видела! Наливай, и давай выпьем... « – «За тебя, которая на десятый день поездки становится только краше». – «Эка ты завернул. За такое нельзя не выпить. Спасибо тебе. А что есть будем?» – «Один маленький совет, да? Из моего немаленького опыта. Если хочешь уйти своими ногами после настоящего грузинского застолья с настоящим тамадой, где ни единого тоста не пропустишь – надо подготовиться. Делай как я. Берем сациви – мяса умеренно, но побольше соуса. Потом берем лаваш и накладываем кусочками в этот соус. Съедаем, при необходимости повторяем – и в желудке образуется хорошая прокладка, минимизирующая эффект опьянения». – «И действует?» – «Я благодаря этой методике дважды своими ногами уходил с настоящей грузинской свадьбы, где прилагались все усилия к тому, чтобы споить москвича». – «Значит, после такой подготовки можно себя не ограничивать?» – «Именно». – «Тогда вперед. У меня как раз такое настроение – выпить с тобой, выпить как следует, но при этом памяти не терять». – «Так в чем проблема?» – «Ни в чем. Я уже действую».

Застолье это оказалось весьма удачным – все ели и пили по желанию, Акакий и мисс Джексон пару раз огласили своды ресторана здравицами в честь профдружбы – и все тут. Было совершено несколько попыток братания со стороны посторонней публики, но все они были вполне эффективно и даже тактично нейтрализованы усилиями Гиви, Зураба, а также еще троих незнакомых молодых людей, скромно сидевших за соседним столиком на пять персон. Успешные действия охраны радовали Наталью с Ильей, потому что нет ничего противнее, чем необходимость переводить пьяные излияния посторонних граждан. Впрочем, есть кое-что и похуже: переводить пьяные излияния высокого начальства на официальных банкетах. Неотягченный тостами пир занял не более двух часов, и желудочно-удовлетворенные американы нестройной толпой направились к автобусу. Акакий подошел к Илье: «Ну, как, все нормально?» – «Я бы сказал – отлично». – «Я попрощаюсь здесь и на дачу не поеду?» – «Совсем не обязательно. Твои ребята сами справятся. Кстати – передай им благодарность, они очень хорошо отшивали посторонних». – «Ты обратил внимание, да? Ребята – молодцы. Но, скажу тебе как брату – ты меня подставил с этой старой обезьяной». – «Извини, опять ваш прокольчик. Кто же пускает рассадку на самотек. А я – так вообще едва свободное место нашел». – «Ну да, ты вон со своей переводчицей сидел». – «Именно. А по правилам нам надо бы присутствовать на разных концах стола...»

На даче их встречала Нателла. «Завтрак в восемь, и напомните им, пожалуйста, что после завтрака – прием в республиканском ЦК». – «А хачапури на завтрак будет?» – спросил Илья. – « А чего бы еще вы хотели?» – «Да по мне – хватит хачапури с хорошим мацони...» – «Все это сделаем, и еще кое-чего. Не беспокойтесь». Когда все разбрелись по комнатам, Наталья сказала Илье: «Я бы с удовольствием погуляла полчасика». – «Боюсь, что прогулка сведется к объяснениям с охраной – зачем, дескать, шастаете в темноте?» – «Ты прав. А что делать?» – «Есть альтернативный вариант: посидеть в качалке у меня на балконе. Тот же свежий воздух, да к тому же полная безопасность». – «У тебя там, небось, в секретарском номере, и коньячок имеется?» – «И коньячок, и боржоми, и чурчхела, и фрукты». – «Половины хватило бы, чтобы уговорить девушку. Жди меня минут через двадцать – я хочу душ принять после ресторанного курева».

Илья, не теряя ни секунды времени, тоже впрыгнул под душ, почистил зубы, после чего в темпе накрыл столик на балконе. Вскоре в дверь поскреблись. Вошла Наталья, свежая, благоухающая французскими духами и тбилисским туманом, в легкой шелковой кофточке, три верхние пуговицы расстегнуты. Илья посадил ее в качалку, сам сел в плетеное кресло. Налил коньяку. «В отступление от обычаев, – сказала Наталья, – тост скажет дама. За самостоятельных женщин вроде меня. Которые делают только то, что им хочется». Выпили, помолчали. «Знаешь, что мне хочется, Илюшенька?» – «Даже и не догадываюсь». – «А ведь с виду смышленый... Мне хочется, чтобы ты поцеловал меня». Илья осторожно поцеловал ее в губы. «А говоришь, что не догадываешься... Вот именно такого поцелуя я и ждала. Подожди, мы посидим немного на воздухе, ты нальешь еще по чуть-чуть, а потом почитаешь мне стихи». – «Кого?» – «Какая разница – Блока, Пастернака. Твои любимые. Но ты не то хотел спросить». – «А что я хотел спросить?» – «Я отвечу тебе на незаданный вопрос. Мы посидим, выпьем. Послушаем стихи. А потом ты улучишь момент – ты же умница – и поцелуешь меня как следует. И мы пойдем с тобой в твою широченную кровать». – «Выпьем за эту звездную ночь», – сказал Илья. Выпили, он поцеловал Наталье руку и начал: «Я вас люблю – хоть я бешусь...» Дойдя до последней строфы, снова взял ее за руку и кощунственно подменил текст: «Наталья, сжальтесь надо мною, не смею требовать любви, быть может, за грехи мои, мой ангел, я любви не стою». Сделал паузу, глубоко вздохнул: «Но – притворитесь. Этот взгляд все может выразить так чудно. Ах, обмануть меня не трудно – я сам обманываться рад». Потянул ее за руку, она встала, и они поцеловались. Долгим, настоящим поцелуем. И она прошептала: «А ты – малый с характером. Тоже самостоятельный, вроде меня. Ему говорят – Блока и Пастернака, так он обязательно будет читать Пушкина...» И, дернув его за мочку уха, сказала совсем тихо: «Поверь, Илюшенька, я не стерва, а просто усталая баба. Пошли, милый, и будь со мной поласковее...» Потом они снова вышли на балкон, и еще выпили, и тогда уже Илья читал и Блока, и Пастернака, и Бродского. А потом они вернулись в широченную кровать, и Наталья осталась до утра.

В семь часов их разбудил телефонный звонок. «Доброе утро, Илья. Это Нателла. Начинаем трудовой день. Сейчас я позвоню Наташе». – «Доброе утро, Нателла, и спасибо за звонок. Мы уже встали – в смысле, Наташу я уже разбудил. Встречаемся без четверти восемь». Наталья поцеловала его и сделала испуганную мордочку: «Ужас какой. Надо бежать...» – «Подожди», – пробормотал Илья, обнимая ее. «Нет-нет, Илюшка, у нас всего сорок пять минут. Тут или – или. Потерпи до вечера». – «А если нет сил терпеть?» – «Ну, черт с тобой, уговорил. Только по-быстрому».

Встреча в ЦК профсоюзов была куда как формальной. Принимал их не председатель, а один из секретарей, который с первых слов начал обиженно кричать, что к Грузии приклеился ярлык курортного местечка, хотя на деле республика славна своей черной металлургией, добычей марганца, цветных металлов, машиностроением, не говоря уж о чаеводстве и виноделии. Посыпались бесконечные цифры – спасибо Акакию, который сунул Илье конспект выдающейся секретарской речи, где имелась вся фактография, так что с переводом проблем не возникло. Малость осоловелый после вчерашнего гастрономического изобилия народ не рвался задавать вопросы; правда, вылезла Линда с товарищем Сталиным – и получила ответ в том смысле, что мы вправе отмечать у великого вождя отдельные недостатки, но наряду с этим никому не позволим, и уж особенно иностранцам... Илья перевел с наслаждением, ни капли не смягчая текст и не затушевывая подтекст. Не без удовлетворения отметил, что не только профессор Бернстайн, но и большинство присутствующих тоскливо поежились, ознакомившись с этим заявлением. В качестве подарков дорогим гостям достались наборы открыток с видами Тбилиси и альбом «Советская Грузия» – один на всех, врученный руководителю делегации. Надо ли говорить, что Илья, как явный гражданин СССР, подарка не удостоился.

Вышли к автобусу через час, слегка оглушенные и растерянные. Акакий крикнул Илье вслед: «Подождите у машины – я мигом». Ожидание затянулось. Наталья, вертя в руках свой набор открыток, сказала: «Бедненький Илюшенька, обошли его злые дяди. Но не плачь – я подарю тебе свою игрушку. Все равно выбрасывать». – «Спасибо на добром слове, но у меня уже есть как минимум одна. А потом – неужели ты выбрасываешь такие вещи?» – «А что еще с ними делать?» – «Разное. Вот я, например, по мудрому совету Толи Розенцвейга, вынимаю из всех этих наборов изображение памятника Лысому и складываю в отдельную папочку. Душераздирающее зрелище получается, надо сказать, особенно когда согласно диалектике, количество переходит в качество». – «Да-а, – протянула Наталья задумчиво, – это и впрямь гениальная мысль. Эдакий всесоюзный паноптикум...»

Наконец выскочил взъерошенный Акакий: «Ты понимаешь, я-то рассчитывал встречу не меньше, чем на два часа, и Нину пригласил соответственно. Сейчас я ей позвонил, она едет на такси, но пока надо подождать». – «Наше дело известное, – неопределенно отозвался Илья. – Солдат спит, а служба идет». – «Это солдат спит, а офицер, небось, рапорт пишет. Про все проколы, про сталинистские настроения и все прочее...» – «Шен генацвале, – вполне искренне сказал Илья, – шени чери ме. Никто ничего не пишет – потому что все неграмотные». Акакий махнул рукой и побежал куда-то. «Что ты ему сказал?» – поинтересовалась Наталья. – «Ну, нечто вроде «Мой дорогой, пусть твои беды падут на меня»». – «Слушай, а ведь он полностью уверен, что ты – оттуда. Он же явно тебя боится. Смотри – подсыплет тебе…» – « Стекла толченого? Ну, и пусть». – «Что значит – ну-и-пусть! Ты мне, между прочем, совсем не безразличен...» Назревавший обмен нежностями был прерван подошедшей компанией – профессор, Линда, голливудцы и к тому же мисс Джексон. «Что происходит?» – спросила последняя. – «Ждем продолжения программы, – ответил Илья. – Вообще-то это нормальный ход вещей, просто вас в Баку Али немножко избаловал». – «О, Али!» – раздался многоустный вопль. «Понятно», – сухо сказала мисс Джексон и величественно отошла в сторону. «Не грустите, – улыбнулся Илья оставшимся. – Я вам расскажу пару стандартных гидовских шуток, связанных с Грузией. Специалисты в области ботаники есть? Вот этот кустик как называется?» – «Boxwood», – бойко ответила Джилл. – «Правильно. Но не все гиды, к сожалению, знают английское название и поэтому пользуются русским, полагая его международным. Ну, вроде как problem, idea, и все такое прочее...» – «А по-русски это?..» – заинтересованно спросил профессор. – «По-русски это – самшит». – «Как-как?» – «Именно. Some shit!» Народ отпал. «Ну, а еще?» – сквозь смех попросил Джек. – «А еще имеется такой курортный городок, правда, не в Грузии, а в Крыму. Но для российского человека Крым и Грузия все равно сливаются в единое место летнего отдыха. Так вот – славный такой городок, и называется он Мисхор. Так и называется – для тех, кто недослышал: Miss whore».

Снова появился Акакий, бормоча: «Сейчас, сейчас...» И впрямь – на хорошей скорости подлетело такси, и оттуда выпрыгнула улыбающаяся Нина. «Садимся в автобус!» – заорал Акакий. – «Какие наши планы?» – спросил Илья. Акакий огляделся затравленно: «Какие планы... Пытался сейчас договориться с профилакторием, и они даже готовы нас принять – но тогда мы опоздаем на обед». – «Так отложи обед, – спокойно сказал Илья. – Заедем в профилакторий, а потом вернемся на дачу». – «А после обеда что тогда делать? До банкета?» – «Дашь людям пару часов отдохнуть, побродить по дачным аллейкам. Потом можно будет смотаться в «Цицинателлу». А там уже и банкет – тем более что людям и вещи собрать надо, ведь завтра уезжаем». – «Так и сделаем. Нина, поезжайте в профилакторий – Гиви с Зурабом все знают, а я побегу, сделаю пару звонков и догоню вас на машине». Когда все расселись по местам – Нина на откидном, гидовском сидении с микрофоном в руке, Гиви с Зурабом на переднем, в качестве штурманов, а Илья с Натальей – в задних рядах, Наталья сказала: «Как ты быстро соображаешь. За секунду сверстал новую программу...» Илья положил ей руку на колено и шепнул: «Не просто программу, а спецпрограмму. Два часа отдыха после обеда». Наталья накрыла его руку своею: «Да поняла я, поняла. Отдохнем на славу...»

Минут через пятнадцать в Наталье заскребся профессионал: «Слушай, куда мы хоть едем, в какой-такой профилакторий. Чей он? Что за коллектив? Хорошо бы какую-никакую фоновую информацию – я же, в отличие от тебя, не настолько наглая баба, чтобы лепить что ни попало, из воздуха...» – «Сейчас притащу сюда одного из гангстеров, пусть раскалывается». Приведенный Зураб объяснил толково и цинично: «Это наш цековский профилакторий, управления делами. Для своих, то есть. Все по высшему классу, но трудящиеся сюда, как бы тебе сказать, ну, не приглашаются. Вообще Акакий должен будет все представить – как будто это для рабочего класса, и все такое, понимаешь, но как он будет рассказывать – я не знаю...»

Наконец, въехали на обнесенную забором территорию. Домик, конечно, похуже их дачки, но тоже ничего себе. Масса зелени. У входа их уже поджидал Акакий и мужик в накрахмаленном белом халате. «Скажи водителю, чтобы он заднюю дверь открыл, – обратился Илья к Зурабу. – Мы поскорее выскочим и с Акакием парой слов перекинемся». Ушлый Акакий уже пришел в себя и держал ситуацию под контролем: «Познакомьтесь, это московские товарищи, а это Гоги, главный врач профилактория машиностроительного завода. Рабочие, как известно, в профилакторий после работы приезжают, поэтому сейчас народу немного, в основном...» – он замялся, и не менее дошлый главврач подсказал: «В основном, инженерно-технический персонал». – «Какое именно машиностроение?» – быстро спросил Илья. – «Не беспокойся, на все вопросы ответим как надо». Тут разговор пришлось закончить, потому что автобус опорожнился через две двери вдвое быстрее, и группа уже толпилась у крыльца. Наталья вышла на первый план и сказала Акакию: «Ну, начинаем же. Представляйте главврача и вообще говорите что-нибудь. Ведь мое дело – только перевод». Главврач и впрямь был мужичком дошлым. Сначала, еще на крылечке он в трех словах объяснил, что санатории-профилактории – это уникальное явление советской профсоюзной системы, поскольку они позволяют трудящимся отдохнуть от ежедневных трудов и даже поправить пошатнувшееся в трудах здоровье, что называется, без отрыва от производства. После трудового дня – приезд сюда, на природу. Необходимые врачебные процедуры. Обед с учетом медицинских показаний. Здоровый сон. Встали, позавтракали, и на работу. И так – неделю. Или две. Причем все это – скорее лечение, чем отдых. А уже подлечившись, рабочие могут полноценно отдыхать с семьей в местах отдыха, в период своего очередного отпуска.

Народ зашевелился, желая узнать подробности. Но главврач был тверд: «Сначала я предлагаю небольшую экскурсию по нашему заведению. А потом мы сядем в комнате отдыха – и вместе с вашим другом Акакием ответим на все ваши вопросы». В течение часа без малого демонстрировали группе кабинеты врачебные, включая и зубоврачебные, кабинеты процедурные, столовую, спальни, потом завели одуревших американов в просторное помещение, где на столике стояли стаканы с мандариновым соком, предложили разобрать питье, рассадили в удобные кресла и объявили о готовности к пресс-конференции. Вопросы свелись к стоимости пребывания и к стоимости процедур. Узнав, что все – проживание, питание, медицинское обслуживание и даже услуги зубного врача – предоставляются трудящимся бесплатно, то есть за счет профсоюзов, народ еще больше осоловел и обалдел. На этой ноте безусловного превосходства советской системы, охраняющей не только права, но и здоровье трудящихся, главврач раздал скромные сувениры – значки, посвященные пятилетию своего замечательного заведения. Илья немедленно нацепил свой значок грудь и по пути к выходу сказал Наталье: «Уникальная вещь – тираж, небось, сотни три. Представляешь его ценность для настоящего коллекционера?» – «Мне это никогда в голову не приходило...» – «И, небось, выбрасывала такие малотиражные шедевры...» – «Безжалостно, вместе с наборами открыток. Теперь вижу, как я была не права. Милый, что бы я без тебя делала?..»

Акакий трусливо отказался от обеда на даче. «Ничего, справимся сами», – заверил его Илья. И уже в автобусе добавил, обращаясь к Наталье: «Зачем ты нам сдался. Еще решишь устроить пресс-конференцию вместо послеобеденного отдыха...» – «Какой-такой отдых? – сказала Наталья. – «Активный, моя радость...» – «Ты смотри у меня...» Подкрепив угасающие силы обещанной чихиртмой и бастурмой и освежившись киндзмараули (хванчкару, надо заметить объективности ради, на второй день уже не подали, приберегая ее, как позже выяснилось, к банкету), Илья с Натальей поднялись в секретарский номер, и Илья запер дверь на ключ со словами: «И трава не расти!..» Спустились они к автобусу ровно через два часа, строго в назначенное время, и под водительством Гиви с Зурабом отправились в валютный рай «Цицинателла», что означает в переводе «Светлячок» и является грузинским аналогом «Березки». На обратном пути Илья строго инструктировал клиентуру: «Завтра, в семь утра, после очень легкого завтрака, выезжаем автобусом в Армению. Едем по горной дороге, то есть по серпантину. Поэтому я лично собираюсь пить на банкете очень умеренно и приглашаю остальных последовать моему благоразумному совету. Автобус – не самолет, barf bags не предусмотрены. Значит, всякий раз придется останавливаться, что сопряжено с определенными неудобствами». Мисс Джексон, демонстрируя чудеса дрессировки, немедленно ухватила микрофон и страстно призвала следовать совету Ильи, «который всегда желал нам только доброго и никогда еще не вводил в заблуждение». – «Но хотелось бы, чтобы вы учли и другое обстоятельство – устроители грузинского застолья обычно ставят своей целью напоить гостей. Так что будьте осторожны, но вместе с тем и тактичны».

Когда автобус подрулил к крыльцу, Илья кивнул Наталье на десяток черных «Волг», живописно разбросанных по двору. «Твою мать, – сказал он тоскливо. – Гости съезжались на дачу... Сочинение Пушкина Александра Сергеевича». – «Причем это только мелочь пузатая, – подхватила Наталья. – Начальство пожалует позже. Сколько же их тут, халявщиков?» – «Я думаю, пара десятков, чтоб и наших, и ваших было как минимум поровну. Да, сегодня работка предстоит». – «Ты же говорил, что любишь переводить тосты». – «Вообще-то, люблю. И чем глупее, чем косноязычнее – тем лучше. Особенно когда за столом сидят достойные люди, которые в состоянии оценить сделанную из говна конфетку. Так что сегодняшний перевод я посвящаю тебе». – «Спасибо, милый». Акакий уже выбежал на крыльцо: «Илья, давай посидим, сделаем рассадку». – «На сколько персон прием?» – «Ну, человек на пятьдесят...» – «Это включая американцев?» – как бы по наивности спросил Илья – и увидел, как в Наташиных глазах полыхнул столь любимый им огонек. – «Да, разумеется, вместе с гостями», – все тем же наивно-невинным голосом ответил Акакий. – «Пойдем, посмотрим, как стоят столы». – «Как полагается, буквой «П». – «Кто будет первым лицом? Председатель?» – «Нет, наверное, тот секретарь, что принимал сегодня утром...» – «Его и мисс Джексон – на основные места, меня – между ними. Наташа – посредине левого стола, ты – посредине правого. В торцах левого и правого – Нателла и Нина». – «Я Нину не пригласил...» – «А вообще англо-говорящие будут?» – «Так, один малый из моего отдела». – «Его используй пока вместо Нины. И учти – когда американцы будут спрашивать, где Нина, я буду их адресовать к тебе. Два десятка совершенно неизвестных им людей, а переводчицу, с которой они работали – не позвать. Извини, но так не делается». – «Я сейчас ей позвоню...» – «Самое разумное. Ну, пойду переоденусь».

Илья спустился в столовую минут за сорок до начала – и обнаружил там уже всю честную компанию, во главе с давешним секретарем. Увидев Илью, тот оживился: «Как всегда, ждем переводчиков». Илья посмотрел на часы и хладнокровно ответил: «В нашем распоряжении еще сорок минут». – «Но ты понимаешь, мы хотели бы обсудить с тобой выступления...» – заюлил Акакий. – «Какие выступления?» – искренне удивился Илья. – «Какие такие обсуждения с переводчиками!» – еще искреннее возгласил секретарь. – «Полностью согласен, – сказал Илья покорно. – Наше дело – переводить, что скажут». – «Вот, – удовлетворенно сказал секретарь, – даже он понимает, а ты не понимаешь. А ведь мы тебе такой пост доверили...» Он сделал драматическую паузу и обратился к Илье уже более спокойно: «Не выступления, разумеется, а тосты. Тосты, наши грузинские тосты. Доводилось когда-нибудь переводить застолье?» – «Но он же ведь переводил вас сегодня утром», – снова встрял Акакий. Илья скромно потупился и сказал: «Как переводчик с двадцатилетним стажем, должен сказать, что мне очень понравился вопрос уважаемого секретаря ЦК. Очень, я бы сказал, профессиональный подход. Потому что одно дело – переводить выступление, связанное с социальными или экономическими проблемами, и совсем другое дело, когда начинаются тосты, шутки и прочее». Секретарь раздулся не хуже мисс Джексон и сказал: «Ты учись, Акакий, пока занимаешь этот свой пост. И у меня учись, между прочим. Вот видишь – человек с таким стажем подтверждает, что я разбираюсь и в этом деле. А ты у нас человек новый...» Он отвернулся от оплеванного Акакия и напрямую обратился к Илье: «Что я имею в виду, так это законы нашего застолья. Говорить можно только по разрешению тамады». – «Я, конечно, сиживал за грузинским столом меньше, чем хотелось бы, но уж не меньше пятидесяти раз». – «Ай, молодец!» – неожиданно подал голос Ираклий Абессаломович. Секретарь посмотрел на него внимательно, но без неодобрения, и кивнул головой: «Что ж, кое-какой опыт имеется...» – «Но я что хотел бы вам предложить – может, еще до первого тоста вы, как тамада, как человек традиций, объясните им кое-какие тонкости, чтобы они не попали в неудобное положение по незнанию». – «А что, это хорошая мысль. Конечно, не до первого тоста, а после. Сначала выпьем за мировое профсоюзное движение, а потом, пока они будут закусывать, я им кое-что разъясню». Он прикрыл глаза, как бы прикидывая, что именно следует разъяснить невежественным, но неповинным в том гостям, и после достойной паузы снова обратился к Илье: «Как удобнее говорить – весь тост сразу или по одному предложению?» – «И вам, и мне будет удобнее, если весь тост сразу. Только чтобы наши товарищи подождали пить до того, как я кончу перевод». – «А вот это очень правильное замечание. Ведь все норовят, чтобы поскорее, поскорее… Значит, так: Ираклий, ты со своими ребятами сейчас обойди всех наших и всем это внуши. Кто нарушит – завтра будет объясняться в моем кабинете». – «И еще одна тонкость, – продолжил Илья. – Хочу обсудить с вами лично. Конечно, за столом все пьют до дна, но надо учесть, что американцы совсем не умеют пить. Если их приневоливать – могут сделать неприличность». – «Да-да, мне об этом уже говорили из Москвы. Смотри, говорит, не напои их до безобразия – скандал может выйти».

Банкет, введенный с самого начала в весьма жесткие рамки, развивался без особых происшествий. После первого своего тоста секретарь объяснил правила поведения, ясно давши понять, что шаг вправо – шаг влево считается побег, после чего американцы вообще притихли и лишь аккуратно жевали, практически воздерживаясь от питья. Внутренне стиснув зубы, секретарь предоставил слово мисс Джексон («Не как женщине, – понимающе и сочувственно шепнул Илья, – а как представителю американской номенклатуры»), после чего практически до конца солировал, нравясь себе все больше и больше. В какой-то момент он скосил глаза на стакан Ильи, и последовала мгновенная реакция: «Ведь вы бы не хотели, чтобы ваш водитель позволил себе. Так вот и я – тоже за рулем». Где-то в самый разгар увядания пира в углу зала незаметно возникли знакомые зурна и бубен, и достаточно теплый секретарь прошелся в лезгинке, пытаясь вставать на носки, потом принялся вытаскивать женщин из-за стола, понуждая их к совместным пляскам. Но осознал бесполезность своих попыток и кивнул Ираклию: «А ну!» Тот, уже без слов, мигнул неизменным Гиви с Зурабом, и они показали вполне приличный класс, хотя затмила всех Нателла, невесомой павой, несмотря на свою полноту, проплывшая между не на шутку разошедшимися джигитами из хозуправления. В общем, что называется, «не посрамили» – как самодовольно шепнул секретарь Илье.

«Ну, ты счастлив?» – уже поздней ночью спросила Наталья Илью. Тот, повернувшись поудобнее и укрывшись простыней, ответил: «Давай подобьем бабки, моя радость: клиентура вполне трезва и завтра нам не доставит неприятностей, секретарь ушел преисполненный уверенности в своем опыте проведения международных мероприятий, все остальные сыты и умеренно пьяны, и Акакий еще раз получил по морде. Впрочем, о чем это я. Ты же спросила – счастлив ли. Отвечаю – да, мое счастье, я счастлив. Одно плохо – подъем в половине шестого. Ни свет, ни заря вылезать из теплой постели само по себе ужасно, но когда постель согрета присутствием такой женщины – это прямо-таки невыносимо».

В путь отправились на рассвете, когда туман еще не рассеялся. Заботливая Нателла поставила в автобус два ящика боржоми. Ехали, пили водичку, любовались горными красотами. Вот уже водитель сообщил, что пройден перевал, стали спускаться в Армению, а все еще – тьфу-тьфу – никого не укачало. А вот и Дилижан. Автобус остановился возле утопающего в зелени ресторана. Наталья кинулась к встречающим и повисла на одном из них с криком: «Ашотик!» Как-то сразу Илье все это не понравилось. Клиентура потянулась из автобуса, разминая затекшие ноги, и шустрые ребята – трое, включая и обцелованного Натальей – повели их во все места сразу, включая и нужные. Собственно говоря, в такой активности не было ничего плохого кроме хорошего – если б не Натальины поцелуи. «Илюша, подойди-ка, я тебя с Ашотиком познакомлю. Это Ашотик, мой лучший друг во всей Армении. А это Илья...» – «Твой лучший друг во всей Москве?» – не без вызова спросил Ашот. Наталья перевела взгляд с одного на другого и ответила: «Да, пожалуй, и во всей Российской Федерации, включая часть Закавказья». – «Но исключая Армению?» – снова настойчиво спросил Ашот. – «Исключая Армению», – покорно согласилась Наталья. «Ну, присядем, посмотрим программу», – нейтральным голосом предложил Илья. – «Да какая там программа. По вашей части – только завтра с утра, прием в ЦК. А остальное мы с Наташей катаем, можете не беспокоиться». – «Между прочим, Ашотик, – вкрадчиво сказала Наталья, – Илья тот самый беспокойный человек, благодаря которому мы две недели не знали ни бед, ни печалей». – «А здесь для этих целей у тебя есть я», – ответил Ашот настойчиво и вполне двусмысленно.

Подошел один из встречавших: «Как будем рассаживать гостей, Ашот?» – «Я с Наташей, нам надо кое-что обсудить, а остальные – произвольно». Илья сделал решительный шаг в сторону. «Ты куда, Илюша?» – встревожено спросила Наталья. – «Руки помыть. Там, надеюсь, уже освободилось». – «Пошли, покажу, – приветливо сказал тот, который не Ашот. – Меня, кстати, Аветис зовут. Будем работать вместе. Какие проблемы – все ко мне. Но проблем быть не должно, потому что у нас здесь все схвачено». Когда Илья вернулся в ресторан, практически все уже сидели за столами. Аветис стоял у входа и ждал его: «Где сядем?» Илья оглянулся – свободные места были за столиком, где уже приземлились Линда и профессор. «Пошли туда, заодно с симпатичными людьми познакомлю. Перевод нужен?» – «Зачем. Мы все говорим по-английски». – «Да я без обиды. Просто это первый город по маршруту, где все говорят по-английски». Сели, обменялись несколькими вводными фразами. Аветис быстро разлил по стаканам розовое вино и приступил к кулинарной лекции: «Смотрите, беру этот лаваш – я потом расскажу, как делается такое тонкое тесто – и заворачиваю в него все, что мне хочется. Вот это копченое мясо, например, или сыр, или все вместе, и обязательно с овощами. Заворачивайте, заворачивайте, в несколько слоев, чтобы не вывалилось, когда будете есть, но не очень много слоев, а то в рот не взять. Ну, теперь выпили, с приездом, дорогие гости, и – ешьте на здоровье. Обязательно попробуйте все, что стоит на столе, хотя бы понемножку, а потом нам принесут суп – называется бозбаш, тот, кто ни разу его не ел – приятно удивится. А потом – я открою все секреты – будет толма. В России ее называют немного неправильно – долма, но суть не в этом. Берется мясной фарш и заворачивается в разные оболочки. В виноградные листья, и в помидоры кладется, и в баклажаны, и в яблоки, и в айву – все, что есть под руками. А потом тушится – и мы едим, каждого вида понемногу. Что-то вы не очень активны, дорогие гости. Надо есть побольше, а то до Еревана еще ехать и ехать, а там когда еще ужин будет. Вы ешьте, а я – извините – пойду, посмотрю, как другие гости справляются».

После обеда Наталья как ни в чем не бывало подошла к Илье: «Ты знаешь, ситуация забавная. Местные профсоюзы вообще никакой программы не подготовили, все перекинули на Интурбюро. Так что ты завтра отпрыгаешь с утречка в ЦК, и свободен. А мы с Ашотом будем ориентироваться на местности. Автобус в нашем распоряжении – и как акыны: что видим, о том поем. Илюшка! Ты чего нос наморщил? Все прекрасно, кроме одного. Скажу тебе прямо и откровенно – если у нас и последует продолжение, то не раньше Москвы. Ну, что ты уставился? Простых вещей не понимаешь? Я с тобой так и активничала, чтобы приспособиться к безопасным денечкам. А пока – разрешаю попробовать с Линдой. Я не против. Скажу тебе по секрету – и она тоже».

В автобусе Наталья с Ашотом прочно и основательно заняли переднее сидение, и Илья подумал: «Да какого хрена, в самом-то деле. Пора бы и расслабиться. Начинаю отдыхать, тем более что в Армении я впервые. А вот и кстати – Линда сидит в одиночестве». Он подсел к ней со словами, что его работа практически кончилась, и теперь он переходит на положение рядового туриста, и в этом качестве выбирает себе в попутчицы самую красивую из группы... Линда, выслушав этот поток сознания без особого внимания, лениво проговорила: «Самая красивая из группы – это такая же правда, как и рассказы про безопасный кей-джи-би?» – «Да, представь себе, именно такая же правда!» – озлился Илья. – «Ага, вот ты и заговорил человеческим голосом. Значит, правду сказала Наталья – тебя надо разозлить хорошенько, и тогда...» – «Что – тогда?» – «Тогда все будет в полном порядке. А про кей-джи-би – ты был прав, я сама убедилась. Может, тбилисские орлы и не самые репрезентативные, но это все-таки грузинский кей-джи-би, с хорошими сталинскими традициями. И если они – такие бараны, то человек имеет право делать обобщения...» – «А с чего ты взяла, что они – бараны?» – «Глаза есть, и мозги есть, этого достаточно». – «Хорошенькие еврейские глазки и умненькая еврейская головка...» – «Ах, как мы запели. А впрочем – говори, говори, вреда от этого никому... Только потом продолжишь – а сейчас дай гида послушать».

Ашот – надо отдать ему должное – умел выбрать маршрут. Сначала он завез группу на Севан, и они побродили по берегу, а на закуску выслушали легенду о происхождении имени Ахтамар, давшего название небезызвестному коньяку, «с которым, я надеюсь, мы познакомимся если не сегодня вечером, то завтра уж непременно». По дороге к Еревану он погрузился в историю – от Урарту до новейших времен. В Ереван приехали, когда уже начало темнеть, но он все-таки проехал к памятнику жертвам геноцида, и его рассказ вызвал отклик в еврейских сердцах. В гостиницу прибыли уже затемно. «Размещение, ужин, – объявил Ашот, – а после ужина пойдем смотреть наши уникальные фонтаны с цветомузыкой». К ужину выставили трехзвездочный коньяк, с обязательным упоминанием о том, что это был любимый напиток Черчилля. Потом пошли любоваться фонтанами, которые подсвечивались разноцветными прожекторами, причем цвета менялись в такт музыке. Впрочем, на площадь с фонтанами вышла лишь малая часть группы – сказалась усталость после целого дня в дороге.

Илья не преминул отметить, что на площадь – бунтовать ли, или веселиться – обычно выходят лишь те, которых в Писании именуют «малое, но благая часть». «Какой ты умный», – сказала Линда. – «А ты – в той же степени ироничная». – «Да я всерьез говорю. Такой же умный, как и мой муженек». – «А он чем прославился?» – «Да тем, что я который день не могу его дома застать. Звоню, звоню – все без толку». – «Не случилось ли чего, не да Бог?» – «У него – случилось. И я даже догадываюсь, с кем. А вот у меня – ничего». – «Так в чем же проблема?» – нахально спросил Илья, вспомнив Натальины слова. – «Проблема в том, что умных еще с грехом пополам хватает, а вот предприимчивых – совсем не осталось». – «А под предприимчивостью ты имеешь в виду...» – «Нечто противоположное тому, когда девушку напаивают до бесчувствия водкой, а потом отпускаю спать одну...» – «Не поздно и переменить стратегию – ограничиться умеренным количеством коньяка, а потом увести спать с собой...» – «Это опять умные рассуждения?» – «Нет, конкретное предложение». – «А если я соглашусь?» – «Тогда я буду знать, что делать». Они внимательно посмотрели друг на друга и решительно направились в гостиницу. В лифте Илья нажал кнопку своего этажа, и по выходе из лифта сказал одно только слово: «Направо». Линда отстранено смотрела, как он отпирал дверь, потом вошла в комнату и выдохнула: «Не зажигай свет».

Потом она долго плескалась в ванной, а когда Илья, в свою очередь, вернулся из-под душа и полез в постель, она сказала ему деловым голосом: «Нет, к стенке, к стенке». Помолчала и принялась откровенничать: «Сказать по правде, я назло муженьку все это затеяла. Но вообще-то можем и продолжить – для совместного удовольствия». – «Я рад, что у тебя такое настроение». – «Ой, как я устала от вечных наших еврейских штучек. Кто бы только знал. В университете – еврейские штучки, в замужестве – еврейские штучки, вне брака – опять же они. Хоть бы разок попался гой, чтобы не умничал в постели». – «Смотри, гой ведь и побить может». – «Он – да, вот от вас не дождешься». При таких словах совершенно незнакомый с садомазохистскими тенденциями Илья загрустил и приумолк. Впрочем, Линда, по всей видимости, отнюдь не собиралась немедля переходить к бичам и оковам; напротив, она уютно зевнула и сказала: «А денек-то и в самом деле был длинный. Ну, что, вместе будем спать или я пошла к себе?» Вместо ответа Илья покрепче обнял ее. Утром он проснулся первым и долго смотрел на – будем называть вещи своими именами – хищный профиль Линды; собственно говоря, этот облик хищной кошки – изящной, подобранной, постоянно готовой выпустить когти – и делал ее неотразимой. В своем роде, разумеется. Линда открыла глаза и сказала хрипловатым голосом: «Ну, что уставился?» – «Нравится мне это зрелище. С добрым утром, между прочим». Линда резко потянулась и сбросила одеяло на пол: «С добрым утром. А как тебе нравится более подробная картинка?» Следующие полчаса ушли на то, чтобы обстоятельно и всесторонне объяснить Линде, что именно из увиденного нравится больше, а что нравится так, что просто не хватает слов. «Ладно, я побежала. А то мы на завтрак опоздаем, а есть хочется». Илья обнял ее у двери: «Тебе было хорошо?» – «Сказать по правде, я не очень-то разобралась в своих ощущениях. Надо подумать. И вот еще что: я тебя прошу, не афишируй происходящего». – «То есть?» – опешил Илья. – «Ну, не садись со мной в автобусе...» – «Не садись со мной в ресторане...» – «Ну, я же говорила, что ты идише копф».

Встречу в ЦК принимающая сторона в первых строках своего выступления объявила «неформальной». Сторона эта была представлена заведующим международным отделом, прием гостей происходил в его кабинете, откровенно тесноватом для двух десятков человек, и разговор он повел о спорте – какая замечательная спортивная база построена в не менее замечательном курортном городе Цахкадзор, какие спортсмены приезжают туда тренироваться и каких результатов им удается достигнуть после этого и в результате этого. Обалдевший от спортивной терминологии Илья все-таки выдюжил этот рассказ, закончившийся стандартным «А возможно все это лишь благодаря неустанной заботе наших профсоюзов». Потом хозяин кабинета, словно спохватившись, скороговоркой добавил, что профсоюзы способствуют развитию и других областей жизни республики, назвал несколько промышленных отраслей, особо остановившись почему-то на добыче цветного туфа, «которым, как вы видели, облицованы дома нашего прекрасного Еревана». Прошло минут сорок, и в кабинете стало душно; поэтому на предложение задавать вопросы никто не отозвался – всем хотелось на свежий воздух. «Я думаю, что ваши сопровождающие смогут в течение дня ответить на те вопросы, которые у вас возникнут, – бодро завершил хозяин. – Я же только хочу добавить к списку наших отраслей промышленности такую важную, как виноделие, и в этой связи сделать вам маленький подарок». Этот «маленький подарок» оказался бутылкой ахтамара в экспортном исполнении, что заставило Илью тут же забыть все свои горести по поводу насильственного перевода спортивных текстов.

На улице Ашот сделал разумное предложение – прежде заскочить в гостиницу и оставить там коньяк – «потому что будет очень обидно, если разобьется в дороге». Потом покружили по городу, зашли в музей, где осматривали покрытые клинописью камни и прочие артефакты. Снова катались по городу, остановились у магазинчика, известного Ашоту, где продавались симпатичные серебряные вещицы в национальном стиле и где Илья купил жене кольцо в форме змеи. Потом Ашот предложил пообедать пораньше. На обед подали шашлык по-карски во всем его великолепии: на каждом столе стоял свой мангал, официанты ловко срезали тонкие ломтики и неустанно подкладывали их на тарелки дорогих гостей.

После обеда Илья наконец смог поговорить с ускользавшей от него все утро Натальей. «Как спалось на новом месте?» – «Мне – плохо. Я вообще эти дни очень плохо переношу, чтоб ты знал. Да к тому же, – и глазки ее загорелись, – где-то после полуночи мне позвонила обеспокоенная соседка Линды – дескать, девушки нет на месте. Ну, я ей сказала, что она якобы мне сказала, чтобы никто не волновался – все, дескать, в порядке. Вообще-то, дружок, могли бы и сами позвонить соседке – не обязательно ты, хотя бы Линдочка...» – «А с чего ты взяла, что она была у меня?» – «Ай-ай-ай, что делается! Американская туристка проводит ночь неизвестно с кем, а переводчики не поднимают тревогу, не отряжают поисковую экспедицию... Илюшенька, я же ведь не против и давно сказала тебе об этом, не так ли? А чтобы закрыть тему – так Линдочка твоя ненаглядная сама мне похвасталась, что наконец-то затащила тебя в койку. У меня в этой связи последний вопрос...» – «Отвечаю сразу: нет, нет и нет. Ты и только ты лучше всех!» – «Ну, я рада, что ты начинаешь в этом убеждаться». Тут к ним с деловым видом подошел Ашот: «Значит, так: программы, как вы уже знаете, нет и не предвидится. Я просил начальство, чтобы они позвонили в Эчмиадзин – они и этого не сделали. Ладно, поедем на мой страх и риск. Католикос нас, естественно, не примет, но хотя бы просто побываем в монастыре».

Приехать в Эчмиадзин без предварительного согласования оказалось еще хуже, чем привезти туристов в Загорск на электричке. Пускать группу никуда не хотели. Побродили по территории, полюбовались на хачкары, покрытые изысканной резьбой, посмотрели издали на резиденцию католикоса. Потом Ашот сунулся было в музей Комитаса – закрыто без объяснения причин. Заехали в Звартноц, походили по руинам храма. Хорошо, что день был солнечный, и все усердно фотографировались со всеми на память, осознавая, что поездка подходит к концу.

На обратном пути Илья активно беседовал с Аветисом, который весь кипел от возмущения по поводу позиции, занятой руководством. «Надо же так облажаться! Ничего не устроили, ничего не сделали...» – «Хоть ахтамаром откупились», – примирительно сказал Илья. На это Аветис махнул рукой и со злостью продолжил: «А знаешь почему? Я тебе прямо скажу – не хотят якобы идти на поводу у Москвы. Идиоты. Вообще-то, понять можно – эти русские, конечно... ну, что я тебе-то рассказываю... Но сделайте так, чтобы американцы сказали: русские – тьфу, зато вот армяне!.. А вместо того получается все тот же рашен распиздяшен, только с армянским акцентом». – «Знаешь, как это по-английски называется?» – «Ну?» – «Фул пиздейшн. А по-французски – пиздесьон компле...» – «Вот так мы все шутим и шутим, а жизнь проходит», – с искренней тоской сказал Аветис.

В гостиницу вернулись к пяти часам – а банкет, грозивший выродиться в простой ужин, был назначен на семь. Илья встряхнулся и вспомнил про свои обязанности: «Дамы и господа, говорю это с горечью и печалью, но наша поездка неумолимо подходит к концу. Я предлагаю использовать время до ужина с пользой – а именно, как следует уложить свои чемоданы, с учетом того обстоятельства, что завтра в Москве у группы будут только штабные номера – один для дам и один для джентльменов. Поэтому от того, как вы упакуетесь сейчас, зависит сохранность вашего багажа при трансатлантическом перелете». В вестибюле Илья нагнал Линду: «Какие планы на ближайшее время?» – спросил он игриво. – «Ты же сам сказал – упаковываться». – «А мне казалось, что ты – человек аккуратный и у тебя все уже готово». – «Здорово же ты заблуждаешься на мой счет. Дай Бог, чтобы я до ужина успела все закончить...» – «Ты на что намекаешь?» – «Не намекаю, а прямо говорю – возможно, придется продолжить хозяйственные дела ночью». – «Без посторонней помощи?» – «Видимо, без твоей помощи, если ты это хотел услышать».

Илья поднялся к себе в номер, выложил содержимое сумки на стол, поместил на дно книги, завернул каждую бутылку в белье и переупаковал сумку со всей возможной тщательностью. Заняло это полчаса. Потом решил выйти, побродить немного по городу. Где-то за углом, почему-то в витрине часовой мастерской, он увидел прекрасную вельветовую кепку. Сначала решил, что это – некий дизайнерский изыск, потому что в витрине были выставлены и старые часы, с маятниками, кукушками и прочими делами. Пожилой морщинистый армянин, сидевший за рабочим столиком, оторвался от потрошения очередного механизма, сдвинул лупу на лоб и сказал: «Тебе что-то надо, джан?» – «Да вот эта кепка, – неуверенно ответил Илья, – она продается?» – «Конечно. Ты хочешь купить?» – «А можно померить?» Кепочка оказалась в самый раз. «Очень тебе идет. Пять рублей не много?» Пятерка за такой пусть самострок, но с виду вполне фирменный – отличная цена. И кепарик отлично будет смотреться с новым демисезонным пальтишком, приобретенным этой весной. Довольный Илья вернулся в гостиницу, тщательно уложил покупку в сумку, убедился, что в запасе есть еще минимум минут сорок, и решил провести их в приятной полудреме.

Вечером стол был украшен форелью с ореховой подливкой и обезображен присутствием пары местных представителей, которые, впрочем, ушли через полчаса, сказав основные тосты. Дальше трапеза развивалась по своим законам. Пили за прекрасно проведенные две недели, пили за гостеприимных хозяев, пили, естественно, за гидов, которым удалось пошатнуть кое-какие стереотипы, сложившиеся в душе среднего американца. Потом народ в массе своей отправился спать («Завтрак в половине седьмого, выезд в аэропорт в семь пятнадцать!»).

Ашот распорядился накрыть столик для оставшихся – профессор, голливудцы, техасский мужик, нью-йоркские юристы... Илья поднял бокал: «Как не странно это прозвучит, но я хотел бы повторить тост, сказанный Старым Джо на кремлевском приеме по случаю победы над Германией. Он тогда предложил выпить за долготерпение русского народа. Вот и я хочу поблагодарить наших американских друзей за их терпение. Безусловно, вы привыкли к другому уровню сервиса, не говоря уж о качестве гостиниц, самолетов, автобусов – список может быть продолжен. Но вместе с тем вы убедились, что встречаются у нас люди, которые, вопреки реальным и объективным трудностям, упорно делают то, что кажется в принципе невозможным. Давайте выпьем и за ваше терпение, и за наше терпение – видит Бог, мы все этого заслужили». Ашот произнес тост за Наташу, как достойную представительницу наших прекрасных коллег. Вмешался профессор Бернстайн, который скрупулезно перечислил имена всех переводчиц, работавших с делегацией, и задал самоочевидный вопрос – почему в Армении их сопровождали только мужчины. Наталья сказала, что Эйб, как всегда, прав и что таких переводчиц, как она, достаточно («Только таких красивых пойди найди!» – подал голос Илья), а вот за человека, на котором держалась вся поездка, неплохо бы выпить особо. «Ты, разумеется, имеешь в виду мисс Джексон, – снова встрял Илья, – и я с тобой полностью согласен». Американцы заржали на разные голоса и потянулись чокаться с ним.

Ранним утром над Ереваном висела какая-то дымка, и было свежевато. Илья, поеживаясь, наблюдал за последней немосковской посадкой в автобус. Перед этим аккуратный Аветис обошел вместе с грузчиками все номера и убедился, что ничего не забыто. В аэропорт приехали заранее и довольно долго просидели в интуристовском зале. Наконец, объявили посадку. Дежурная сказала что-то Аветису по-армянски, и тот объяснил: «Надо предъявлять паспорта». – «Это еще что за дела?» – удивилась Наталья. – «Она говорит, что должна убедиться, все ли проходящие через Интурист – иностранцы», – пояснил Аветис. Американы покорно полезли за своими синенькими. Достали свои краснокожие и Наталья с Ильей. Американцы один за другим прошли контроль; Наталья попрощалась с Аветисом, потом ее долго целовал Ашот, после чего она протянула свой паспорт дежурной. «Это что такое?» – «Паспорт», – удивленным голосом сказала Наталья. – «Советский?» – «Самый что ни на есть советский», – подтвердила она. – «Советские граждане – через общий зал». – «Но она работает с делегацией», – опомнился Ашот. – «Ничего не знаю. Где удостоверение?» Ашот начал что-то объяснять по-армянски. – «Говори по-русски, – оборвала его дежурная. – Какая-такая переводчица, когда она твоя девушка. Ты с ней целовался – зачем из меня дуру делаешь! Через общий зал!» По растерянному виду Натальи Илья понял, что удостоверение она куда-то задевала, и он сделал резкий шаг вперед, держа в руке паспорт: «Сопровождающий делегации США. А это наша переводчица». – «А, еще один, – оживилась дежурная. – Удостоверение есть?» Положим, у Ильи ксива была наготове, но ведь надо выручать Наталью: «Наши удостоверения, – сказал он веско, – в командировку брать не полагается. По выезде из Москвы мы их оставляем в служебном сейфе». – «В каком сейфе? – неуверенно переспросила дежурная. – «В сейфе первого отдела». – «Ну, тогда проходите...» – пробормотала она растерянно. У выхода на летное поле уже прыгала девица из отдела перевозок: «Где делегация США, двадцать два человека?» – приставала она к растерянным американам. – «Тут мы, – ободряюще крикнул Илья. – Извините, чуть-чуть на контроле задержались». – «Садитесь в автобус, летчики ждать не любят», – игриво сказала девица.

Войдя замыкающим в самолет, Илья не без удовольствия обнаружил, что Наталья заняла ему место рядом с собой. Он засунул под сиденье тяжеленную сумку, сел и облегченно сказал: «Уф...» Наталья погладила его по плечу и быстрым шепотом проговорила: «Илюшенька, Егорий-победоносец мой, опять девушку спас от огнедышащего дракона». – «Вообще-то, согласись, мать, что улаживать такие скандальчики – дело местных сопровождающих». – «Ну, не все же такие, как твой Али». – «Ага, есть и такие, как твой Ашотик». – «Бывший Ашотик!» – «А что так?» – «Ты знаешь, старею я, наверное: все больше и больше терпеть ненавижу дураков». – «Только не пытайся меня уверить, что когда-то любила». – «Снисходительнее была. И моложе. Да и он был помоложе... А что это мы все про Ашотика – давай-ка лучше поговорим про Линдочку. Ну, и как она на прощание?» – «Никак». – «Что, совсем никак? Дура, и больше никто...»

Во Внуково все пошло по накатанным рельсам – встречавшая их методистка занялась багажом, автобус подогнали прямо во двор, непосредственно к багажному конвейеру, да и водитель оказался знакомым. «Какая программа?» – спросил он. – «Сейчас в гостиницу, занимаем штабные, потом в «Березу» на часок, обед в гостинице и – в Ша-2». – «Понято. В какую «Березу» покатим – в «Россию»?» – «Лучше к «Девичке» – ближе, да и народу меньше». – «Только учтите, ребята, я у вас на полсмены, так что в Шереметьево выгружаю группу – и свободен». Но и эта проблема решилась, не возникнув. В вестибюле гостиницы Наталья встретила коллегу: «Привет, Маришка, ты с кем?» – «У меня сегодня заезд, ФРГ». – «А когда рейс?» – «Около пяти». – «Очень удачно. А мы как раз провожаем в четыре тридцать. Кстати, познакомься – это Илья. Ты нас захватишь из Ша-два?» – «Какие проблемы! Небось, не брошу в чистом поле...»

Заехали в «Березку», сделали последние покупки. Мисс Джексон, явно выполняя волю народа, потащила Наталью с Ильей в винный отдел (Наталья выбрала датскую вишневку, Илья – привычную литровую бутыль гордоновского джина). Народ затаривался мехами и янтарем, не пренебрегая и икрой, а также моржовой, мягко выражаясь, костью. Вернулись в гостиницу, наскоро пообедали – и вот уже автобус выруливает в последний, так сказать, путь. Мисс Джексон, завладев микрофоном, произносит прочувственную речь, превознося наших героев до небес и выше, после чего вручает каждому от имени благодарной группы довольно туго набитые пластиковые мешки американского производства, размерами поболее росинвалютторговских. (В ходе последующей разборки там оказалось разное – и транзисторный приемник, и разноцветные майки со всяческими лихими надписями, и бейсбольные шапочки, и разнообразная косметика, и американский шоколад с орехами и изюмом, и калькуляторы, и прочая забавная оргтехника, и магнитики на холодильник (вещь вовсе незнакомая в те времена в СССР), и брелоки, и шариковые ручки, и жвачка, и... Были там и книжки, детективного преимущественно направления, из числа тех, что берут в дорогу, но домой не везут – выкидывают или отдают переводчикам).

Наталья с Ильей сидели на своем переднем сидении, довольно тесно прижавшись друг к другу, и время от времени машинально сообщали сведения о том или ином объекте, остающимся за окнами автобуса. Пересекли Кольцевую дорогу: «Теперь скажите Москве «до свидания»... А это уже Химки – Подмосковье». Последнюю байку Илья рассказал, когда миновали пресловутый горбатый мостик в чистом поле: по преданию, Никита Сергеевич, едучи в Шереметьево – еще в те времена, когда не существовало внуковского правительственного аэропорта – увидел, что некая старушка терпеливо ждет на обочине, пропуская правительственный кортеж. Куда брела старушка и откуда – никому не известно, да и вообще место это было в те времена абсолютно безлюдным. Тем не менее Никита Сергеевич сказал по-отечески: «Непорядок. Людям не следует причинять неудобства». И вскоре был сооружен пешеходный переход – как прекрасно говорят на англо-саксонском, in the middle of nowhere.

После правого поворота с Ленинградки Илья включил микрофон: «Дамы и господа, занудничаю в последний раз. Надеюсь, что вы, как я уже неоднократно просил вас, приготовили свои паспорта...» – «И визы!» – поддержало его несколько голосов. – «Да, разумеется, и визы. А также декларации – въездную и выездную. И справки из магазинов о покупке вещей на значительные суммы. Надеюсь, что вы внимательно проследите за тем, чтобы все ваши чемоданы были выгружены – потому что автобус уйдет в Москву сразу после разгрузки. Потом мы отведем вас к стойке регистрации – и начнем процедуру прощания. И последнее. Есть вещи, о которых, разумеется, излишне говорить в приличной компании, но тем не менее: в ваших отношениях с таможней полагайтесь только на Всевышнего, потому что наши с Натальей полномочия заканчиваются у стойки регистрации».

И вот настал момент прощания. Рукопожатия, объятия, поцелуи. Подошла Линда, потянула его за рукав: «Ты помнишь наш разговор по прилете?» – «Насчет того, что вы будете плакать, прощаясь с нами через две недели?» – «Именно. Так вот, как честная девушка, должна признаться, что, хотя я и не плачу, но предельно близка к этому...» Они поцеловались. Обнялись с профессором. Расцеловались с Джеком и Джилл. Мисс Джексон, величественный капитан, покидала корабль последней. Крепко пожала руки. И сказала: «То, что вы сделали для укрепления дружбы между американскими и советскими профсоюзами, заслуживает особого внимания. По возвращении я обращусь с просьбой к моему руководству отправить в Москву специальное благодарственное письмо с упоминанием ваших фамилий, а также Али. Ваше руководство должно знать, что у них имеются такие прекрасные работники».

Наталья с Ильей постояли еще немного у стойки, дабы убедиться, что все клиенты благополучно прошли таможню и направились на паспортный контроль. «Ну, что, мать, посмотрим, как там франкфуртский рейс твоей подружки – не опаздывает ли, не дай Бог». Оказалось, что все идет штатно, то есть ждать им еще не менее часа. «Ну, что, по кофейку?» – «Наверху?» – «Естественно». На этот раз они, отягченные багажом, сели не к стойке, а за столик. «Может, коньячку?» – спросил Илья. Наталья пристально посмотрела на него: «Приметил, да?» – «О чем ты?» – «Ну, мы теперь близкие люди – чего уж там. Но учти – меня тянет на спиртное только когда мне плохо». – «Значит, выпьешь?» – «Нет, милый, сейчас мне хорошо. С тобой и вообще. Значит, только кофе. Без сахара». Какое-то время они сидели молча, глядя друг на дружку и ощущая, как накатывается усталость после этих двух нелегких недель. Первым нарушил молчание Илья: «Прямо как в западном кинематографе, изящная такая закольцовочка: начинается история с того, как двое пьют кофе в международном аэропорту, и тем же заканчивается». – «Только герои стали старше на целый фильм». – «Поумнели, похорошели...» И после очередной паузы Наталья скороговоркой спросила: «Илюшка, так ты берешь меня в октябре в Баку?» – «Но мы ведь уже обо всем договорились. И Али тебя ждет».

(окончание следует)