Мой друг Виктор Платонович Некрасов

Он покинул Киев 15 сентября 1974 г. Накануне поздно вечером я позвонил ему и сказал, что иду попрощаться, но он мне говорит, а ты знаешь, что вход в подъезд контролируется и телефон прослушивается? Меня это не остановило. В 1948 г. по возвращению с Сахалина нас познакомил мой родственник Исаак Григорьевич Пятигорский, который занимался с Викой в Киевском строительном институте и все годы они находились в очень близких отношениях, посещая дома друг друга. Таким образом я оказался с ним в близком контакте. Но так получилось, что я по некоторым вопросам оказывался более удобным к Некрасову, чем мой родственник. Я был свободным от всего, а мой родственник зависим от жены, от которой просто так уйти самому на встречу с Некрасовым было очень тяжело, тем более, что он был очень осторожным и непьющим человеком.

Поэтому в каких-то более сложных психологических вопросах привлекался я.

Я оказался свидетелем его взлета в писательском мире и его падения в связи с некоторыми его публикациями.

Будучи зам. председателя союза писателей Украины, он с делегацией других писателей посетил ряд европейских стран и Америку.

В результате этой поездки, в которой Виктор всегда был открытым и честным человеком, общаясь повсюду самостоятельно, т. е. ускользая от спец. сотрудника в этой группе, у него родились рассказы об увиденном и от непосредственного контакта в этих странах с местными людьми.

Эти рассказы были безобидными, но в глазах руководителей нашего государства они усмотрели антисоветское направление.

Никита Сергеевич Хрущев на съезде писателей в 1963 г. по этому вопросу высказался так:

– Это не тот Некрасов, который написал Железную дорогу.

И пошло, поехало после такого выступления. Его перестали печатать, и Виктор Некрасов оказался изгоем.

За месяц до отъезда, я вместе с сыном встретил Некрасова на выходе из подземного перехода на площади Калинина. Мы остановились, а сын прошел вперед, и тут Виктор Некрасов сообщил:

– Ты знаешь, я собираюсь покинуть нашу Родину.

Я был в шоке и говорю ему:

– Вика как это Вы русский интеллигент с большой репутацией настоящего Человека и писателя можете так поступить?

Он мне тогда сказал так:

– Если бы к этому моменту жил Пятигорский, он уехал бы со мной, а ты подумай и оцени все объективно, где ты живешь и поступи так, как подскажет твоя совесть.

Но тогда к отъезду я не был готов по многим моментам.

К сожалению, это прозрение и понимание у меня произошло через 15 лет.

Я был настолько близок к Виктору, что он всегда посвящал меня во все те перипетии и гнусности, которые совершались над ним.

Периодические приходы к нему на квартиру гэбистов с обыском, которые вменяли ему в вину даже такие моменты как найденные стихи Мандельштама, или книгу Вершигоры, подписавший ее – Человеку с чистой совестью, расшатывали его психологическое состояние и достоинство как человека.

Эти постоянные обыски и вызовы в КГБ добивали его и подтолкнули к выезду. Придя к нему поздно вечером попрощаться, я застал за столом совершенно незнакомых мне людей, а Вика имел в Киеве очень много друзей, но по известным обстоятельствам того времени, они побоялись прийти.

Я не стал усаживаться за стол с неизвестными мне людьми, а прошел на кухню, куда вошли жена Вики Галина и ее сын тоже Виктор.

Галина знала Некрасова по совместной работе в Ростовском драматическом театре по прошлым годам, а узнав о его тяжелом состоянии, приехала в Киев, вышла замуж за него и взяла все хлопоты и руководство по отъезду. И вот здесь на кухне мы и попрощались, когда зашел сюда Некрасов.

Я в это время уезжал в Польшу, и мы договорились, что он мне напишет туда, а я ему в Швейцарию, но видимо произошел какой-то сбой и наша связь прервалась.

Некрасов покидал Союз по разрешению Брежнева, теоретически на два года, но мне он сказал, что покидает навсегда.

Он уезжал в Швейцарию к своему дяде, который оставил ему небольшое наследство. Там он пробыл недолго и перебрался в Париж, где стал работать в журнале Континент с Максимовым.

Из Парижа, по радио, он часто начитывал главы из своей книги «В окопах Сталинграда», где несколько по-другому освещал события, которые в Союзе писались под строгим контролем цензора, каждый раз заставляя его что-то изменить. За эти вынужденные изменения его не включили в список на присуждение Сталинской премии. И только сам Сталин, прочитывая список представленных на премию, увидел вычеркнутую фамилию Некрасова, написавшего книгу «В окопах Сталинграда», просто заинтересовался, и не вникая в суть дела, собственноручно против его фамилии поставил птичку, и премию Некрасов получил.

Большим количеством людей, посещавших его квартиру на то время, общими усилиями эту премию проглотили за короткое время.

Хуже стало в жизни, когда деньги с премии закончились и когда перестали печатать его абсолютно безобидные рассказы.

Читая из Парижа по радио действительную картину отступления наших войск в начале войны, вызвал нападки и ярость от правящей структуры. Его исключили из партии и из Союза писателей – все его книги изымались со всех библиотек, его квартиру в пассаже г. Киева власти забрали и писателя зачислили в невозвращенцы.

Картину отступления, которую Вика начитывал по радио из Парижа, я полностью могу подтвердить, т. к. видел это собственными глазами.

Я намного моложе Вики. В мае 1941 г. я поступил в Одесскую артиллерийскую спецшколу. Последним составом из Одессы в конце августа 1941 г., школу вывезли вначале в Ворошиловградскую обл., с. Успенка, вблизи узловой ст. Лутугино. Там в палатках мы находились до середины ноября 1941 г. Мимо нас проходили все отступающие части, а мы оставались на месте ожидая особого приказа, т. к. школа была переведена в Министерство обороны, и досиделись до того, что немцы уже обошли нас с трех сторон.

Мы наблюдали, как шли и ехали наши солдаты на подводах, где сидело по 10-12 человек и на всех одна винтовка обр. 1898 г. Вот такое небоеспособное вооружение было в группе солдат при отступлении.

Мы получили приказ на выезд, но организованно выехать уже не представлялось возможным. Нас всех собрал начальник школы полковник Романов, перед нами были навалены кучи сапог, ботинок и одежды, и он обратился к нам с такими словами:

– Дети мои, выехать централизованно нет возможности, берите все, что хотите, группируйтесь по 2-3 чел. и с отступающими частями отходите и двигайтесь к Сталинграду, и если мы соберемся там, будем существовать. Вот так мы мальчишки 15-17 лет в военной форме отступали, выходя из окружения, каждый по-разному.

За месяц отступления прошли тяжелый путь, попадая в разные условия, соприкасаясь непосредственно с боями с немцами, и где оружие доставали в бою. И все же не все, но большая часть дошли до Сталинграда.

Особо хочется отметить отношение Вики к матери, Зинаиде Николаевне.

Когда он ушел на фронт, при любом удобном и не удобном случае старался давать о себе знать. Не мог дождаться встречи с ней после ранения под Сталинградом в 1944 г. Согнутая, небольшого роста, она поддерживаемая сыном под руку, сопровождала его на все встречи, пресс-конференции, а их тогда было немало, – они очень любили друг друга.

Мне часто приходилось бывать у них дома еще при жизни Зинаиды Николаевны. Ее дворянское происхождение чувствовалось во всем, на каждом шагу. Она не учила вас, как держать вилку и нож, но вы, глядя, как она ест, как держится за столом, невольно учились у нее.

И ее и его благородство – особая черта моментально – бросалась в глаза.

Вика с усердием заботился о матери до последних ее дней, а умерла она, когда ей перевалило за 90 лет. Помню, привез ей из Италии дорогущую диковинку на то время – слуховой миниатюрный аппарат. Как же она ему обрадовалась. Но радость была краткосрочной, через месяц этот аппарат она потеряла. Виктор Платонович, живя в Киеве, и когда крутились еще какие-то деньги от премии и от печатания его работ, постоянно о ком-то заботился и оказывал всяческие услуги своим московским друзьям, которые часто присылали ему своих детей на перевоспитание, и Вика с усердием выполнял роль воспитателя. Как-то он узнал, что его командир разведроты Чумак, воевавший с ним под Сталинградом, находится на Сахалине.

Вика вызвал его к себе, устроил в горно-строительный техникум и помогал ему все годы учебы, впоследствии этот Чумак работал гл. инженером треста Волынского угольного комбината.

Виктор Платонович в Киеве пользовался огромным авторитетом. К нему, лауреату и известному писателю с какими только просьбами не обращались, – и подписать петицию на освобождение кого-то из тюрьмы, и быть активным участником создания памятника погибшим евреям в Бабьем яру, и создания музея истории Киева – музей М. Булгакова – дом Турбиных.

В советское время В.П. Некрасова, писателя-фронтовика, участника Сталинградской битвы, лауреата Сталинской премии, широко печатали.

Его имя было известно во всем мире. Его книги были переведены на многие языки. В 1950-60 годы в литературной и кинематографической среде имело хождение термин «Некрасовская правда», который являлся символом окопной правды.

Кинорежиссер Сергей Эйзенштейн считал повесть «В окопах Сталинграда», написанную никому не известным офицером, одной из лучших книг о войне. Так оно и есть, – это и я подтверждаю, свидетель и участник войны.

В.П. Некрасов был истинным русским интеллигентом и интернационалистом.

Он терпеть не мог антисемитов. К нему пришел как-то молодой писатель, написавший тускленькую повесть о военных летчиках-истребителях и просил помочь ее напечатать. Некрасов взялся было это сделать, но когда этот горе-писатель неосторожно высказался при нем против евреев, то с позором был изгнан.

В автобиографической повести Некрасова - «Саперлипопет» - Вика описывает встречу со Сталиным, который захотел лично познакомиться с лауреатом и написавшим книгу «В окопах Сталинграда». Во время встречи было выпито много крепких напитков, и в какой-то момент Вика провозгласил тост за лейтенанта Фарбера, воевавшего с ним в Сталинграде, и обратился к Сталину с вопросом?

– А Вы знаете такого?

Произошла немая сцена и Сталин взглянул на Некрасова так, что тот понял, сейчас наступит конец. Эта сцена была так убедительно написана, что многие его друзья считали ее правдоподобной, а это была всего лишь байка написанная Некрасовым.

Помимо своей основной книги «В окопах Сталинграда», Некрасов работал в жанре путевых очерков, безобидных рассказов, которые с интересом прочитывались, ввиду легкого изложения материала.

В самом названии книги Некрасова «Записки зеваки», написанной в Париже, и отчасти в содержании видна непосредственная связь с его любимым писателем-земляком Михаилом Булгаковым, автором многих книг и романа «Белая гвардия». Некрасов обнаружил дом, где в начале ХХ века проживала семья Булгакова. Это дом 13 по Андреевскому спуску самой красивой улицы Киева. Благодаря Некрасову этот дом стал легендой и местом паломничества почитателей Булгакова, а инициатива Некрасова послужила толчком к созданию первого музея М. Булгакова, и первая выставка в этом музее посвящалась В.П. Некрасову, а инициативными людьми была издана миниатюрная книжечка «Дом Турбиных» в очень ограниченном количестве, которая продавалась во время открытия выставки.

Чисто случайно я оказался свидетелем, думаю в единственном числе, откровения Вики, поделившись со мной своей тайной.

Как-то после долгого отсутствия, возвратился из командировки, и проходя по Крещатику мимо гастронома на углу Карла Маркса, встретил Вику.

Он очень обрадовался нашей встрече, и мы по случаю отправились в ресторан «Метро», где я по просьбе Вики рассчитался с барменом за прошлые его долги, а мы за разговором и понемногу выпивая, просидели до полуночи. И тут Вика разоткровенничался и рассказал, что у него есть жена и сын, которые живут в Австралии.

Уверен, что об этом никто из его друзей не знал. Что его подвигло к раскрытию этой тайны, сейчас спустя много лет, не могу однозначно ответить. Тогда я не стал углубляться в истоки этой истории, т. к. были на хорошем веселе. Но живя уже в Париже, Вика посещал Новую Зеландию.

В.П. Некрасов долго болел и умер 3 сентября 1987 г. в возрасте 76 лет и похоронен в Париже на русском участке кладбища Сент-Женевьев-де-Буа.

В 1993 г. я специально ездил в Париж, где побывал на могиле своего Друга.

В своей жизни я сталкивался со многими хорошими людьми, но второго такого человека как В.П. Некрасов, я не встретил.

Он был необычайно добрым, умным и талантливым во всех отношениях.

От него исходила особая аура доброжелательности. Женщины не зря его любили и буквально льнули к нему.

Я преклонялся перед ним, и он навсегда останется в моей благодарной памяти.