Номер 6(7) - Июнь 2010 | |
Сонеты из Леты
Сонет 1
С гвоздем наедине
взорвался монологом
(Кто только не судил от
первого лица!):
Пусть улей невелик, зато
гудит о многом;
И тот, и этот мед – работа
наглеца.
Нет завтрака в постель
без крекера и чая –
Я сразу все решил про
завтра и вчера.
Разденься у воды. Кусайся,
примечая,
Попробуй угадать, куда
летит пчела.
Всего один мотив. Один на
сто укусов,
На сотню босяков и
музыкальных вкусов:
Хиту не усидеть за
заячьей губой.
Поэтому божба считается
пороком –
Высокий интерес не
вызвать ненароком. Веревку выдадут. Гвоздь приносить с собой.
Сонет 2
Верстать ли то, о чем за
год забуду?
Не вычеркнул – до смерти
блох трави,
И слабовольно отдавайся блуду
Реминисценций. Якобы любви.
Я продавал халдеям слезы
вдовьи,
За недостачу сам себя
пенял,
Но если текст взаправду
брызгал кровью,
Я только правил, а не
сочинял.
Я с давних пор не автор,
а редактор.
Поэзия содержит адский
фактор,
Родил его не Данте, а
Гомер.
Четыре века строгой
редактуры –
И можешь благодушно
строить куры. Что ты, что боги – общий глазомер.
Сонет 3
Позорно уступив
естественному зуду,
Я, страждя чистоты, освоил
ввечеру
Полезное душе искусство
мыть посуду,
С котярой пополам,
монахом и в миру.
И то – который раз
нашарив Ваську в койке,
Я здраво заключил, вкусив
его когтей:
Нелепо предпочесть
принцессу судомойке,
Да и помыв стакан, к
любви не тяготей.
Зачем же я кичусь
двуспальною кроватью?
Монахи и коты – спокон
столетий братья,
Но кот не возлежит у
дальних половин.
Нам ни к чему дележ
постельного пространства: Котяра ни за что не съест магометанства, А я не премину коллекционных вин.
Сонет 4
Что, бабочка, что, фея, что,
колибри!
Прелестнице, занятнейшей
в селе,
Идут медоточивые верлибры
–
Но чем ей заниматься на
земле?
Ей стрекозиных крыльев не
хватает,
По ней ревмя рыдают
небеса.
Так в лилии вливается
роса,
Но кто теперь цветы не поливает?
В конечном счете, блеять
– не орать:
Обычно Дульсинее выбирать
Приходится из казуса и
плоти.
На то годам примерно к
двадцати
Красотка трепыхается в
сети, Как, говорят, Гиневра в Ланселоте.
Сонет 5
Хоть не бывает дыма без
огня,
Огня без дыма то еще
бывает!
Судьба со зла клевещет на
меня –
Она в трубе без дыма
завывает.
Огонь бежал по лесу напролом
И, наигравшись, завершился
комой.
Я встретился с канальей
за столом,
В гостях у безответственной
знакомой.
А дальше что ни пенка, то
роман.
У очага пирует пироман,
Сухую похоть удушая ленью,
В душе не признавая никакой.
Естественных границ
достать рукой: Любой порыв приводит к преступленью.
Сонет 6
Совсем простак, а что-то не
прельщен –
Опять раскатит умною
губою?
Какого пустяка ему еще?
Ужо за эти деньги стать
собою!
Весна замает, лето
унесет,
Останется придворная
досада.
Наверное, добыл губами
сот –
Лизать как шавка вовсе и
не надо.
Двор переедет ближе к
суете,
И он очнется в затхлой пустоте,
В одной из грязных
полинявших комнат –
Из-под бедняги выдернули
стул.
Пожалуй, кроме вывихнутых
скул Ему ничто о лете не напомнит.
Сонет 7
Ложь дьявольски похожа на
ожог.
Как попрекала Райнике
волчица,
Лис вероломен и
коротконог,
А на ожог полезно
помочиться.
Судьба не лжет, и женщина
не лжет.
Лгу только я, совсем как
сивый мерин.
Я сам себе убийственно
неверен –
Судьба не жжет, и женщина
не жжет.
Одну болезнь не вылечишь
другой.
У аспирина, впрочем,
хвост дугой,
Гомеопат и врет, и лечит
разом,
Наверно, в том числе и от
любви.
Берутся полновесные рубли И режутся, пока не выйдет разум.
Сонет 8
Седой король попробовал
акрид
И заглянул в сияющие
лица.
Неплохо бы задать ему
Мадрид,
Да только Филя сам себе
столица.
По протоколу в камерной
ходьбе
Не числится ни потолка,
ни пола,
Поэтому и байки о судьбе
Злосчастного наследника
престола.
В итоге морякам достанет бед
С заросших тополями Аламед,
Проложенных с необщим
выраженьем.
И у холодных белых
берегов,
Как Ориген – небесную любовь, Кастильский флот вкушает пораженье.
Сонет 9
Реши, безмозглый, сам, с
чего начать, –
Под бой часов слижи икру
с тартинки.
На эту память только и качать
В часы досуга знойные картинки.
Архивы бесполезно боронить,
Тетрадок нет, да поиски
наивны –
Роман умеет сам себя
хранить,
А рядом блеют девушки
архивны.
Восславься с мягким
нравом жесткий диск!
Он лихо прячет фрау под
мениск,
И вытянуть губу совсем
несложно.
Но вытянешь – и media хлобысть,
И невозможно будет вас
забыть, А впрочем, вспомнить тоже невозможно.
Сонет 10
(Э. Спенсер: The merry cuckoo, messenger of spring)
Когда кукушка, вестница
весны,
Токуя, возвещает звонким
криком
О принце вороватых птиц
лесных,
И балует счастливца ярким
бликом,
О князе романтических
страниц,
Украшенном гирляндой
пустоцветов,
О баловне влюбленных и
поэтов,
Родившемся в воображенье
птиц,
Она поет священный гимн цветов,
И, утаив затею от мороза,
Живет в цветах и прячется,
как роза,
В густом лесу бутонов и
листов.
Любовь моя, возьми меня и
спрячь,
А если нет – надейся и не
плачь. 1973
Сонет 11
Похищенный цыганами Адам
Рос без отца, среди
прекрасных дам,
Единственным ребенком.
Как печально!
Стал классиком обидно и
случайно.
Не встретившись ни в
Глазго, ни в Бордо,
Завистливо спросил у
Рикардо,
Он (или Юм), шотландская
шутиха:
Почем у вас фунт биржевого
лиха?
Крутой шотландский
университет
Отстаивал свой нищий
паритет,
Вменяя скупость
классовому чувству.
В его неотопляемых стенах
Политэкономический Танах Радел эпистолярному искусству.
Сонет 12
В почтовой сумке
множество имен
Подмоченных – и не накрыть
брезентом.
На сквозняке прервалась связь
времен,
А бандероль прикинулась
презентом.
Без телеграфа прошлому
каюк,
Хороший фильм врачует все
недуги,
А все же отмени почтовый
трюк,
И мы легко забудем друг о
друге.
Одна беда – изнанка слов тесна,
Мы не умеем написать
письма,
И чересчур просторно
эрудиту.
В ходу то «Элоиза», то
«Эмиль»,
А прибыльный эпистолярный
стиль Пришлось преподавать Адаму Смиту.
Сонет 13
Картина мира. Бездна мелочей.
Нет секса, но не больно-то
и жалко.
Посередине – бледная
русалка
И ейный умирающий ручей.
Русалка, что вода в ее ручье,
Согласные в силлабике жевала
Старательно, как в
шахматной ничьей.
Уа! Она так долго
выживала.
Я помню, как следил,
взойдя на мост:
Русалка, тренирующая
хвост,
Приплывшая кататься на
приливе,
Блестит на ярком солнце,
как слюда.
Ручьи пересыхают. И тогда Русалка переходит к оффенсиве.
Сонет 14
Маркс несомненно, спорил
с Рикардо,
А не с Христом. Ортодоксальной
ренте
Не искупить грехи отсель
и до,
Поскольку те растут по
экспоненте.
Иначе мысля, лондонский валет,
Акционер финансового рая,
Доказывал, что безработных
нет –
Они утюжат почву, вымирая.
Тройная социальная канва,
Как водится, принадлежит едва
Не без причин
крестившимся евреям.
Все трое жаждут выстрела
в упор,
Поэтому, встревая в
старый спор, Мы их берем за бороду – и бреем.
Сонет 15
Однажды взял вакхический
урок
У рьяной многоопытной
менады.
Врожденное уродство – не
порок,
А бестелесных радостей не
надо.
Нечаянно объевшись беленой,
И нежно сострадая Моби
Дику,
Я чахнул с добродетельной
женой
И просто так влюбился в
Эвридику.
Не надо, как Орфей,
смотреть назад.
Там, верно говорят, и
рай, и ад,
И толстая гадюка под
ногами,
Пытавшаяся уползти за Дон.
Не то что братья Зевс и
Посейдон – Аид красноречиво моногамен.
Сонет 16
Совсем не шутка – тень
из-за куста.
Мазурка с тенью балует
движенье.
Любые совпаденья неспроста,
Тем паче – в многоцветном
отраженье.
Прожить хотя бы
сумеречный час
И волчий силуэт у черной ели.
Что выйдет лучше –
профиль или фас?
У нас они рифмуются в
постели.
Увы, придется все-таки
поддать,
Иначе ни хрена не угадать,
А то, и правда, изойду
породой.
Безмолвно запихну полено
в печь.
Прямая человеческая речь
–
Не лучший способ
стакнуться с природой. 1973
Сонет 17
Вам страшно не хотелось
нас любить.
Стреляя распрекрасными
глазами,
Вы, верно, хоронили нас
возами.
Чего уж проще –
выстрелив, убить.
Нам невозможно было вас
любить.
Смотря на мир курьезными
глазами,
Мы раскрывались потными
тузами,
Вагон валетов метя перебить.
Взаимность несусветно
пережить,
А чтобы животами не
тужить,
Ребро вернее доедать
собаке.
Обида оживляет vis-à-vis:
Мы не могли быть
счастливы в любви, Зато давно живем в счастливом браке.
Сонет 18
Вдохнуть и никогда не
выдыхать.
Примерившись к подводному
туризму,
Вселенная дерзала
разбухать,
Как вена, порождая аневризму.
В печенку с кровью
метящий гурман
И даровитый
кардиолог-практик
Крутили войны и вели
роман
При свете разбегавшихся галактик.
Я не могу в свидетели
призвать
Тех, кто умеет только
убегать –
Их просто не окажется на
месте.
А если верить нашим
мудрецам,
Нет места ни присяжным,
ни истцам – Катаются, как тараканы в тесте.
Сонет 19
Что будет с нами, Кеплер
и Лаплас,
Когда, умяв страницу за
страницей,
Затмения начнут морочить
нас
В разрез с
астрономической таблицей?
Что будет с миром, и с
кого спросить,
Когда благоустроенные
сферы
Откажутся от музыкальной меры
И станут непристойно
голосить?
Боюсь, тогда нам полное
ку-ку.
Гармония – не кобра
начеку,
А нечто вроде атомного клея,
Или еще тонального звена.
Вселенная, какая там она, Мертва без Пифагора и Орфея.
Сонет 20
Вопрос стоит как памятник
любви,
А вовсе не обиды или
злости:
Попробуй-ка, mon cher, установи,
Кто там исподтишка играет
в кости?
Обширный бытовой
эксперимент
Удался Эмпедоклу и Плотину.
Так несколько увлекшийся
Конвент
Испытывал на шее
гильотину.
Проблема в том, что если
не курить,
Его не удается повторить,
Заснуть ослом и
пробудиться греком.
Гр. Дракула сажал врагов
на кол.
Мы норовим в унылый
протокол, В Элизиум – и расплатиться чеком.
Сонет 21
Предвидя прикуп, я, конечно,
пас.
Совсем не в масть, а без
тузов – как в воду,
Не без того – в унылую
колоду
Ночных перепелятников при
вас.
В любви мы все отчасти
шулера,
Слегка коты, а, в общем,
алеуты.
Кому-то там мяукнулось
вчера
На рыжей третьей даме, фу
ты ну ты.
И все-таки, вистуя на шести,
Я сознаю, что сила не в горсти.
Раскроем карты. Дураки на
месте.
Не заложились. Сопли
подотри,
Они без двух. Куда ни
посмотри, Поклонники. Обыкновенно, крести.
Сонет 22 (Ночь 1)
Естественная в среду
темнота,
Дана на то, что,
вроде, обещала,
Да только не заводится
с винта.
Умнее с полумрака и с
начала.
Недаром грек настроил
голых муз.
Не тот петух. Не тот
ему и ощип.
Мы брезгуем на глаз
или на вкус,
Банк даже не срывается
на ощупь.
Обряд недолог, влажен
и жесток.
Гадаю: ягодица или бок
Касается разбитого
колена,
И чем его залечишь в
темноте?
К пяти утра на газовой
плите Останется, увы, морская пена.
Сонет 23 (Ночь 2)
Мы, наконец, устали
повторять,
И, как собаки, обновляем
мету.
Ночь – это словно зрение
терять
За тонкий нюх, за чистую
монету.
Здесь целый мир улегся на
зрачки,
И мавзолей при лунном
свете – мячик.
Здесь до рассвета не
нужны очки,
И близорукий кот не хуже
зрячих.
Легко проредив беспредел
вещей
До кислых, сладких и
прокисших щей,
Ночь – славный отдых от дневных
обилий.
Заманчиво плясать не от груздей
К гибридным видам диких
орхидей, А к пахнущим от несъедобных лилий.
Сонет 24 (Ночь 3)
Закат издох в одиннадцать
часов,
Фазаньи перья робко укатили,
И звезды стали лапами
рептилий,
Бескормицей Медведиц и
Весов,
Затем зажглись фонарные
столбы,
Для знатоков – огни
святого Эльма.
Под ними ведьма соберет
грибы,
Спугнет Петра и искусит
Ансельма.
Трудяга-бес, подставивший
коту,
Унюхавший разборку, да не
ту,
Ускорил шаг, неискушенно
млея.
Немудрено: исподнее
надев,
Полдюжины лихих рогатых
дев, Как стадо коз, шмыгнули по аллее.
Сонет 25 (Ночь 4)
Закрой глаза – и
вспомнишь о коте,
Опасный миг исполненного
долга.
Все говорят: есть
прелесть в слепоте,
Конечно, если слепнешь
ненадолго.
В широкой терракотовой
трубе,
Иссякнув под неумолимым
нордом,
Застряну, чтобы плакать о
тебе,
И походя расправиться с
кроссвордом.
Фиванский царь уже
который раз
Любовно избавляется от
глаз,
Как Ориген – от плотских
скотобоен,
Взамен надеясь кое-что сломать.
Да комплексов ему не занимать
– Для этого Collider и построен.
Cонет 26 (Панталоне)
Я помню, Гамлет метил
облака.
Привычные ко всякому бараны,
Как водится, валяли
дурака,
А облака дырявили
карманы.
Не вовремя оголодавший
дрозд,
Едва мелькнувший в
проводах, испортил
Сию минуту возведенный портик
На черном небе, без
помех, без звезд.
Здесь, в самом деле,
можно рисовать,
Плясать, идти ва-банк и
пасовать
Куда свободней, нежели в
Салоне.
Осталось только выбрать
уголок,
Как следует лежащий
островок С венецианским львом. Pianta Leone.
Сонет 27
Ноктюрн Шопена. Полведра
воды.
В засушливой стране
совсем неплохо.
Поляк уже не носит бороды
И, видимо, не посещает
Сохо.
Он спит с Жорж Санд,
летает в Рамбулье,
По праздникам проводит
осень в Нанте,
И лапает ее дезабилье
Печально, как седло на
Росинанте.
Не сравнивайте с ним его
ноктюрн.
Для микроскопа нет
миниатюр –
Нерезкие сравнения
банальны,
А резкие свободны и
вольны.
Тут есть вода, но нет его
вины – Ноктюрны, без сомненья, гениальны.
Сонет 28
Рим и лапша, Афины и
халва.
Здоровый рот – идей безвкусных
кладезь.
Пекин запомнил их как дважды
два,
На запах и на вкус. Какая
гадость!
Я ранним утром встретил в
доме труп.
Забудем ресторанные
детали,
Но ядовитый чечевичный суп
Мы, как касторку, в
Лондоне глотали.
Из поваров мне ближе всех
Ватель.
Убив себя, он загубил
макрель,
Но, сожалею, не форель со
смаком.
Гурман мешает вилкой гриль
и криль,
Отседова и кулинарный
стиль, Что отварного рака ставит раком.
Сонет 29 (Ночь 5)
Конверт разорван и письмо
раскрыто,
Наклейка досыхает на
столе.
Тот не прогнулся. Стало
быть, убито
Чаво-то там живущее во
мне.
Разбив лодыжку, потеряв
опору,
Все джунглями сирени на
дворе,
Я мешкал умирать в такую
пору.
Как это было просто в
январе!
Да не успеть. Покуда суть
да дело,
Покуда город спит и
царство цело,
Кусты молчат, их греет
темнота.
Но через час забрезжит
час расплаты.
Как частокол, сомкнутся
предикаты, И терпкий пот закапает с куста.
Сонет 30 (Ночь 6)
Соскучившись, я зажигаю
свет
(На улице темно, окно
открыто),
Потом гашу. Гадание
убито,
Сочувствия и аппетита
нет.
Письмо лежит, придавленное
тенью,
Трепещущее уголком листа,
Как терпкое колючее
растенье,
Считающее лепестки до
ста.
Едва чихнешь – оно себе
взлетает.
Гадай теперь, какая сука
лает,
Какую дверцу ветер
колыхнул,
Куда бежать от влажных
эзотерик?
Закрыть окно, сурово все
похерить И уронить чернильницу на стул. Сонет 31 (Ночь 7)
Мир целый год незыблемо
стоит
На трех китах и занавеске
дымной.
Шрам от когтей оттаял и горит,
Снег падает, а ночь
бывает зимней.
Охотно вклинюсь в
перечень примет,
Но в поздний час шучу темно
и вяло:
Зимой в постели, если
печки нет,
Роль Гамлета играет
одеяло.
Старинная теория верна:
Чем обгорелей южная
страна,
Тем холоднее в марте спать
ложиться.
Советуют вдвоем или в
саду.
Кота я без труда себе найду, Но с тюфяком без грелки не ужиться.
Сонет 32 (Ночь 8)
Кончалось лето. Рим свое
сказал.
Косая тень плясала по
аллее,
И яркий месяц яростно
лизал
Соленую рекламу бакалеи.
Надежды гасли. Тихо
осыпал
Свои цветы зажравшийся
шиповник,
И, накурившись, все не
засыпал
Соседкин обескровленный
любовник.
Я вышел на балкон
рассеять муть,
Чаво-то скверно
выдохнуть, вдохнуть,
Набраться кислорода и
аргона.
В леске напротив летний
кинозал
Крутил Чапая. Тот свое
сказал. Мне захотелось броситься с балкона.
Сонет 33
У летней спячки радости
свои
(Свидетельствую о заботах
барских),
И все-таки июньские бои
На простынях приятнее
январских.
Бледнеющие вены цвета
снов
И влажное мерцанье за три
шага,
И я слежу за таяньем
часов,
Седея в колоритной роли
мага.
Как львиный зев, кривые
зеркала –
Над горьким медом реяла
пчела –
Нас поглотили радостно и
пылко.
Куда заветный полдень заведет?
Туда, где умный брода не
найдет, Туда, где волны плотны, как опилки.
Сонет 34
Из города одна дорога – в
ад,
А в старых городах – от
Плешки к Плевне.
Пожалуйста, друзья,
Катулл вас в зад,
Не надо о любви и о
деревне.
Из прочной клетки –
вопреки тому,
В чем наставляют юную
весталку, –
Выходят только в славную
чуму
На одиозно пахнущую
свалку.
Тяжелый сон московским
головам,
А если верить городским
молвам,
Прорвалась закипевшая
аорта.
Какого черта под таким
жнивьем
Мы, как это его, еще
живем? Я спрашиваю вас – какого черта?
Сонет 35
Куда уходит время? Прямо
в память,
В пустой сундук с
односторонним дном.
Войти легко, но как его оставить?
Войдет щекастый эльф, а
выйдет гном.
Так перешеек между двух
Америк
Для трех китов официальный
свод
Занятных правил. Кто ему
не верит,
Смывается из прибережных вод.
Мы стали смертны по своей
охоте,
Как крокодил и заяц в
анекдоте,
Решив, что память – на
лице, как нос.
Иллюзион останется
курносым
Прогибом между смертью и
износом. Естественно рифмуется – износ.
Сонет 36
Спать неохота – я же не
брюнет.
Рассвет утёк. Оранжевые
тени
Сменили цвет. Из них иных
уж нет.
Которые еще очнутся в дзене.
Напрасно вы проспали до
утра.
Любовь моя, в шкафу
лежали брюки.
В другое время вспомните
Петра
И полновесных петухов три
штуки.
Чего, черт побери, немного
жаль –
Не вовремя расстеленная
шаль
Порядочно испортила
малину,
Теперь ее, боюсь, не
отстирать.
Наверное, две надо было
брать – Вторую отдают за половину.
Сонет 37
(Дж. Джойс:
I hear an army charging upon the land)
Вот вещий след
ступеней и ступней,
Оттоптанный в земле
обетованной,
До той войны сухой и
бесталанной –
Беспрекословно утонувших
в ней…
Их растревожил куртуазный
зов,
Толкающий на хитрые
дерзанья,
Преодоленья или состязанья
–
Обыкновенный прикуп
из тузов.
Тузы вопят и топят
корабли,
Но все равно с изгаженной
земли
Безумцы оголтелые
сорвутся.
В который раз я слышу
их шаги.
Брат Посейдон, любя
их, помоги Им никогда обратно не вернуться.
Сонет 38
Как мало надо, чтобы забодать
Быка в бока, и из объятий
жадных
Извергнуть водяную
благодать
На турбиных, а лучше –
травоядных.
Глоток воды – колючий
воздух смыть,
Клочок травы и снедь
недорогую…
В пещере жить и серым
волком выть?
Овчарка спит, а я и в ус
не дую.
Скрипучая гнедая карусель
И нежных слов томительный
кисель
Подрезали условленной
фигуре.
В сетях геометрического
льда
Проблема разрешилась без
труда: Круг нежно улыбнулся квадратуре.
Сонет 39
За ставню закатились
кожура
И горизонт без примеси тумана.
Затем-то в Салехарде и
жара,
Чтобы провялить местного шамана.
Бедняга бредит – чет или
нечет,
Немыслимо потея от
натуги.
Нигде так сильно солнце
не печет
Как в воскресенье на
Полярном круге.
Безвестный воин, взявший
под ружье,
Оделся, чтобы выстоять
свое
Без толстого полярного
доспеха.
Но стометровой вечной
мерзлоте,
Как праздничной античной
наготе, Плюс тридцать семь нисколько не помеха.
Сонет 40
Из крайне соблазнительных
веков,
Собравшихся в одном прекрасном
месте,
Приходят удивительные
вести
Через богатых лысых дураков.
История на то и неверна,
Что порождает спин без долгих
прений.
Застуканная царская жена
Традиционно выше
подозрений,
Как (социальный) минимум,
для тех,
Кто не боится заливных утех
Хотя бы в рамках брачного
контракта.
Торнадо по ночам
культурный тренд,
А в полдень боевой рекламный
бренд: Кондом предохраняет от контакта.
Сонет 41
Тугих чулок, но бежевых
носков
На каждую из длинных ног
напялив,
Я собираю дорогих деталев
Из траурной золы и
угольков.
Беру на пробу несколько
кусков.
Из винегрета выдавили
силос,
Грамматика за столько-то
веков
Не к лучшему, наверное,
сносилась.
Из тысячи неадекватных
слов
Почти у всех сиятельных
ослов
Есть личное любимое
словечко.
Не правила решают, что не
мил,
А музыкальный ветер из
могил, Где милому находится местечко.
Сонет 42 (Царь Саул)
Пекутся малосольные мотивы
Из никому не нужного
стыда,
И надкусившим прошлое
противны
Копченые живые города.
Удобная в пути морская
карта –
Не более чем верстка
личных вех,
И полис, не Афины и не
Спарта,
Аттическому мореходу смех.
Историку и ближе, и
виднее,
Что за планида, греки и
евреи,
Оглаживает карму до поры.
Ночами юго-западные лица
Успешнее, чем честная
ослица, Играют в птолемеевы шары. Сонет 43
Из множества рациональных
правил,
Легко осевших на глазное
дно,
На всех своих путях
апостол Павел
Употребил с успехом лишь
одно –
Не будь ослом, хотя бы
поначалу;
Будь хулиганом, то есть,
бей под дых,
Да посильней; не бей кого
попало,
И, если можно, начинай с
чужих.
Гражданство познается в
римской бане.
В классическом
рациональном плане
У Павла вышел маленький
афронт,
Подвижность членов (грек
сказал: модальность):
Апостол пару раз менял
лояльность И чуть не каждый год – житейский фронт.
Сонет 44
Зигзагами приходится
ходить
Под бешеными окнами
твоими,
Их по лекалу сухо
раскроили,
Чтобы еще кому-то
угодить.
Горящий нерв среди слепых
глазниц,
Бельишко, что пиратская
косынка.
На кухне – добродетельная
ссылка,
А в спальне кот –
любовников казнить.
Смурные почки, свежее
руно,
Хмельные липы. Даром
сведено
Мое простудой тронутое
горло…
Какого черта я сюда
припер?
С привычки выходить на
задний двор В такую пору? Видимо, приперло.
Сонет 45
Старик Вольтер о смерти еле
помнит.
Его парик с приятностью
завит.
Рассказчика былая слава
кормит.
Он чмокает – как будто
говорит.
Мне для пустых понтов
парик не нужен.
Прекрасный голый череп на
столе
(Не пахнет и отнюдь не
портит ужин) –
Родной собаки. Восемь лет
в земле.
Я выкопал недавно эти
кости
Под новый повод к горечи
и злости,
Из-под корней, без всякой
сволоты.
Чем наши пошляки детей
пугают?
Что вурдалаки после смерти
лают? Они и в этой жизни не коты.
Сонет 46
Бессовестный естественный
отбор
(Жизнь не вошла в магические
схемы) –
Единственное и до этих
пор
Громоздкое решение
проблемы.
В забавный, но критический
момент
Он заплатил по островному
счету.
Еврейский бог ему не оппонент,
Дай бог, суфлер. Другое
дело, Гете.
Германский толк – изящный
примитив,
Он пьется как сухой
аперитив
Пока за стойкой
сексапильный бармен.
Все так и есть, когда бы Гете
не
Оставил столько фактов в
стороне Или под спудом. Прав, конечно, Дарвин.
Сонет 47
Мне хочется рыдать от
первого тепла,
Когда в сухом пайке энзимов
не хватает.
Что толку куковать –
охота донимает,
И я ложусь в постель,
раздевшись догола.
Иначе как решишь, чью
сторону занять,
Оставшись на часок без
сексуальной драмы?
Укрыться простыней –
как три рубля занять,
В крутой пижамный мир
забраться без пижамы.
Вберу в себя зараз и
холод, и тепло,
Накопленные днем.
Немало утекло,
Осталось, как всегда,
пробиться мимо цели:
Подушку усыпить затылком
и стеной,
Примять диванный бок
страдающей спиной,
Пригреться, наконец, в
бушующей постели. 1983
Сонет 48
Довольно поздний час,
но что-то не темнеет,
Волненье наряду с
тоской мешает спать,
И зеркало мое меня не
разумеет,
И кто еще придет меня
поцеловать.
За западным окном томительное
диво:
Вечерняя заря немереной
красы
Кому-то не в укор
ложится незлобиво
На голубую часть сапфирной
полосы.
Легонько шевельну
ногой под одеялом –
Налево никого, направо
стол овалом,
Но те, кого я жду,
конечно, не придут.
Обидно – это все, что
от меня осталось.
Прошедшей осенью так весело
икалось, Да три инфаркта одного не ждут.
Сонет 49 (Война и мир)
Почто же он – ни мира, ни войны – И повторял мне по дороге к дому: – С чужой чумы – и не достать Луны? А я учил все это по-другому.
И нипочем посольский дом в дыму, И просто лицемерие без счета. Он приспособил к этому всему Цитату подходящую из Гете.
Мы в малолетстве зазубрили стих (Одно себе, другое для других), Но в бизнесе не слишком преуспели. Клубящийся залив и горный кряж – Неблизкий, но отчасти и не наш, – Бесстыдно стратегические цели.
Сонет 50
Эмир был дикой резвости банкир И ловко выводил на биржу ханство, От раза к разу ловче, как факир. Пространство не меняют на пространство,
Другое дело – нежный кашемир. Эмир ввозил товары из Китая И уступал инвесторам Памир, Им мало что, по сути, уступая.
Эмир погиб, не завершив поход. Он больше не несет небесный свод.
Осиротело биржевое
ханство.
Пустыня поглотила
виноград.
Буддийский рай – не
мусульманский ад. Гортензию меняют на пространство.
Сонет 51
Равнину, потонувшую в
снегу,
Девицу в шубе или же
от стужи
Синеющую, и ботинки
тоже,
Хоть и недавно –
вспомнить не могу.
Там все ключи от
отпертых дверей,
И в новом доме,
пухнущем от комнат,
За тягостную
неспособность вспомнить
Плачу слезами дочери
моей.
Когда бы прямо так уж
сладко здесь,
Сказал бы: «Что ж! На
то отшибло память!
Диету мне! В сиропе
мне растаять!» –
Но огорченный бес напомнил
днесь,
Что слез ее не только
что мы сами,
Но этот чертов мир не
стоит весь! 1987
Сонет 52
Зову я смерть. Мне,
право, невтерпеж,
Так второгодник ждет
конца недели.
Здесь городские банки
оскудели.
Здесь нет Луны.
Отъявленный грабеж.
Зову, надеясь все-таки
свести
Счета за устроенье
фейерверков
И ревностно подсвеченную
церковь
К налогу на небесных
травести.
Зову назад, к природным
небесам,
К святой оси, надетой на
земную,
К телам, чьих сфер и мер
не знаю сам.
По-прежнему на старый
звездолет,
Где, если все в порядке,
зазимую,
А там уже, увы, как бог
пошлет. 2003
Сонет 53
Себе под нос неслышимо
пройдя
до двух третей пустого
коридора
вне белых стен ни карты
ни узора
как желудь от дождя и до
дождя
допустим свет погасишь
уходя
в густую тьму воротником
в прореху
как старый рак
пророчивший про реку
неси свою икру живородя
под самый блиц баталию
сведя
с проемом двери дома не
щадя
умяв пространство в
сущности ушанкой
выходишь смело прямо в
пустоту
и запросто хватаешь на
лету
что самозванка стала
самобранкой. 2006
Сонет 54
(Лемурия: Manes exite paterni)
Бездомный дух теперь
простой лемур,
Из тех кикимор, что достали
Муром.
Посмертный глянец сходит
за гламур.
Тебе ль не знать: ты сам
писал к лемурам.
Твое веселье – зелье в
черепах.
Не так уж важно, что за
чертовщина
Вселяется в крылатых черепах.
Когда живой, ты все-таки
мужчина.
Я вовремя нащупал амулет.
Мы не встречались очень
много лет,
Не поделив лемурьих фишек
в таре.
Но если приохотишься
икать,
Я точно знаю, где тебя
искать – В лесном болоте на Мадагаскаре.
Сонет 55
Еще немного. Если бы я
был,
Как ты, хромой лемур, привыкший
к сцене,
То, живо показав народу тыл,
Ушел бы подвизаться в плейстоцене.
Тогда лемуры были о-го-го,
Не жалкие макаки, а
гориллы,
Сатиры – или более того.
Подробности хранятся у
сивиллы.
Там сообразней кровушку
доить,
Грифона на троих
сообразить
И Цезарю слегка запудрить
память.
А заиграет Моцарта Кощей,
Из ранних, безалаберных
вещей, – Бутылку эпиорнису поставить.
Вас интересует эксклюзивная недвижимость? Тогда Вы наш клиент! |
|
|||
|