«...Наводил о прошлом справки...»

В 1926 году в Москве, в серии Библиотека «Огонёк» (Акц. Изд. Об-во «Огонёк») вышли в свет четыре тоненьких книжечки карманного формата рассказов о Менделе Маранце: «Мендель Маранц» (№ 77), «Надельсон и Шнапс» (№ 103), «Мендель Маранц меняет квартиру» (№ 123) и «Возвращение Менделя Маранца» (№ 126) – некоего Давида Фридмана, со сноской: «с рукописи автора перевёл П. Охрименко» или, в других выпусках, «авторизованный перевод П. Охрименко». Рассказы эти были объединены сквозным сюжетом и у них был общий главный герой – житель Нью-Йорка Мендель Маранц, «родной брат» Менахем-Менделя и других « касриловцев», персонажей шолом-алейхемовских историй, но при этом живущий и действующий в других условиях и сам кардинально изменившийся вместе с ними: «По профессии – механик, по склонностям – изобретатель, по природе мыслитель», добавим – по привычкам философ и деятельный лентяй. «Заставить работать его постоянно – это всё равно, что запрячь льва в телегу. Его ум не привык итти по готовым путям. За какую работу бы он ни брался, он тотчас же начинал придумывать машину, которая выполняла бы за него эту работу. Голова его всегда была полна идей, его ум поглощал всю его энергию. Для того чтобы работать, ему надо было перестать думать. А это для него было всё равно, что перестать дышать. Он был изобретателем, творцом идей, воплощавшим мысли в конкретные формы. И то, что было смутным и бесформенным у других, у него становилось чем-то определённым, конкретным, простым». Тираж выпусков Библиотеки «Огонёк» составлял 15 000, однако реальный круг их читателей этих книжечек была куда шире, рассказы о Менделе Маранце были феноменально популярны. Даже после войны, я помню уже сам, и много лет спустя – какие-то фразы, словечки, отзвуки интонаций Менделя Маранца время от времени ещё всплывали в разговорах старших, на страницах книг. И до сих пор в публикациях о национальном еврейском характере можно наткнуться на ссылки на «традиции Шолом-Алейхема и Менделя Маранца». Именно так, уже без каких бы то ни было кавычек – высокая честь и для американского писателя, и для его русского переводчика, «породивших» персонаж, обретший вполне самостоятельную жизнь.

Давид Фридман (1898-1936)

Тогда же, во второй половине 1920-х, в ленинградском Свободном театре его главным режиссёром Николаем Петровым была поставлена инсценировка «Менделя Маранца» с Леонидом Утёсовым в заглавной роли. Обычно программа в этом театре повторялась дважды за вечер и менялась каждую пятидневку. И лишь в случае особого успеха спектакль задерживался на сцене. Успех «Менделя Маранца» был беспрецедентным – спектакль шёл чуть ли не два года. В книге Спасибо, сердце! Утёсов вспоминает: «Я играл Менделя Маранца с удовольствием, он дорог мне постоянной и упорной борьбой за счастье, непоколебимым оптимизмом, мудростью и умением философски и с юмором относиться к трудностям жизни. Сколько подобных Менделю Маранцу людей встречал я в своей Одессе! Да и мой отец в какой-то мере походил на него. Так что не случайно так близок и понятен мне был этот образ».

Когда лет десять с лишним назад я начал активно любопытствовать о происхождении этих историй о Менделе Маранце, об их авторе Давиде Фридмане, имя это, казалось, было прочно забыто – оно не фигурировало ни в одном справочнике американских писателей, ни в одной антологии американской или еврейской прозы, практически отсутствовало на интернете. Более того, ни один из пожилых интеллигентных американских евреев, с кем мне приходилось беседовать, слыхом не слыхивал ни о таком писателе, ни о его книгах, даже те, кому, как казалось бы, по роду их занятий следовало « быть в курсе».

Через межбиблиотечный компьютеризованный каталог удалось поначалу найти книгу Mendel Marantz Давида Фридмана (David Freedman), выпущенную в Нью-Йорке в том же 1926 году, что и «огоньковские» книжечки, причём именно иллюстрации к этому изданию, сделанные M. Leone Bracker, были воспроизведены (без какой бы то ни было ссылки) на «огоньковских» обложках.

Мендель Маранц с женой, рис. M. Leone Bracker

Затем нашлась книга рассказов Давида Фридмана The Intellectual Lover, изданная в 1940 году – как выяснилось, уже после смерти автора – тем же издательством Harper & Brothers, что издало и «Менделя Маранца». В предисловии к ней, написанном Конрадом Берковичем (Konrad Bercovici), я нашёл биографию автора.

Давид Фридман родился в 1898 году в Румынии, а через два года его родители, Израиль и Сарра, эмигрировали как политические беженцы в США и поселились в Нью-Йорке, на Ист-Сайде. С детства Давид, или Dutzu, как его звали дома, отличался разносторонними способностями. Его отец какое-то время был театральным критиком в еврейской прессе. Именно он в 1922 году принёс в редакцию журнала первые рассказы сына. Их успех отвлёк Давида от занятий музыкой, математикой, шахматами, сделав профессиональным писателем. Рассказы о Менделе Маранце печатались в журналах, были изданы отдельной книгой как роман, переведены на другие языки, инсценированы. Через какое-то время, как пишет Беркович, Фридман стал известен как ведущий радиопрограмм, поставщик острот (jokesmith) для обозрений и шоу, автор нескольких пьес и мюзиклов, пользовавшихся успехом на Бродвее, киносценарист, автор биографий артистов, в том числе Бастера Китона, и книг по истории кино. Фильм «Сердце Нью-Йорка» (The Heart of New York) по его сценарию, посвящённый всё тому же Менделю Маранцу, поставленный Mervyn Le Roy на студии Warner Brothers, с George Sidney в главной роли, был номинирован в 1932 году на «Оскара». Умер Давид Фридман внезапно, от обширного инфаркта, в декабре 1936 года.

Обо всём этом я рассказал в небольшом очерке, который под названием «Забытый писатель» был опубликован в американском русскоязычном журнале Вестник[1] и, в несколько расширенном формате, под названием «По следам Менделя Маранца» – в журнале Лехаим[2].

С удовлетворением могу констатировать, что публикации эти не прошли незамеченными, – вскоре они были перепечатаны на нескольких интернетовских сайтах, на других сайтах появились ссылки на них – так литератор Евгений Витковский, руководитель сайта Век перевода, писал: «...вот хорошая калифорнийская статья о Фридмане. О нём забыли все, но в русской культуре 20-х годов эта книга сыграла колоссальную роль...»[3]. Затем в электронных библиотеках появились многочисленные воспроизведения по-русски всего текста «Менделя Маранца», в том виде, как он был опубликован в Библиотеке «Огонёк»[4]  и др.

Но самое интересное – это то, что в 2000 годы возродился интерес к Давиду Фридману и его творчеству и в Америке, хотя, конечно, я ни в коей степени не склонен считать это следствием моих изысканий. К 2000 году были переизданы книги Давида Фридмана Mendel Marantz и «Моя жизнь в ваших руках» (My Life Is in Your Hands – биография эстрадного певца Эдди Кантора, «рассказанная им самим»); в 2004 году на сцене калифорнийского театра North Coast Repertory Theater была представлена в концертном исполнении пьеса Фридмана Mendel, Inc. В статье, посвящённой этому событию[5], спустя почти 70 лет после смерти писателя была опубликована его фотография, вынесенная в начало данного очерка. И, наконец, материал, посвящённый Давиду Фридману, с биографическими данными, библиографией и фильмографией, появился в Wikipedia[6]. Основным инициатором этих акций и основным источником информации явился старший сын Давида Фридмана – Ноэль Фридман, сменивший после смерти отца своё имя на Давид Ноэль Фридман (1922-2008), профессор библеистики и иудаики Калифорнийского университета в Сан-Диего (UCSD). После его смерти архив Давида Фридмана, был передан в библиотеку Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе (UCLA), и в настоящее время его описание доступно на интернете[7].

К моему глубокому сожалению, я слишком поздно узнал координаты профессора Фридмана и не имел возможности с ним связаться. К сожалению также, архив, поступивший в библиотеку UCLA, охватывает период только 1930-40 годов, не содержит бумаг, относящихся к 1920 годам – времени создания и публикации «Менделя Маранца» – и не может ответить на интересовавшие меня в течение долгого времени вопросы – каким образом «рукопись автора» попала к переводчику П. Охрименко и что значат слова об «авторизации» перевода. Мои обращения в другие еврейские организации, еврейские журналы, музеи и университетские кафедры еврейской истории США с вопросами о возможном местопребывании бумаг Давида Фридмана периода 1920 годов также (по крайней мере, пока!) не дали результата.

В этой ситуации логичной представилась попытка поисков «с другого конца» – через переводчика «Менделя Маранца» и автора его инсценировки по-русски для театральной сцены П. Охрименко. О нём тоже было известно не слишком много – в 60-е годы его имя после долгого перерыва появилось под переводами рассказов Амброза Бирса, Шервуда Андерсона, Стивена Ликока, Кэтрин Мэнсфилд, Джеймса Олдриджа, Фрэнка Норриса, американских фантастов, печатавшихся в «тонких» журналах типа Искатель, Наука и религия, и потом снова исчезло.

В конце 2008 года фамилия Охрименко вновь возникла в интернете, но на этот раз речь шла об Алексее Охрименко – поэте, журналисте, одном из зачинателей или, точнее, предшественников движения «авторской песни», авторе (или, по крайней мере, основном соавторе) самых популярных «народных» песен послевоенной поры – с ними просили милостыню по поездам инвалиды, их распевали в студенческих компаниях и коммунальных застольях: «Я был батальонный разведчик...», « Великий русский писатель граф Лев Николаич Толстой...», «Венецианский мавр Отелло...» и «Ходит Гамлет с пистолетом...» Алексей Охрименко до войны работал в театре, в 1942 году ушёл на фронт, в 1943-м был ранен и в госпитале написал свою первую песню «Донна Лаура». После выздоровления снова воевал и окончил войну уже в Маньчжурии. После войны работал на радио, был газетчиком, умер в 1993-м. В 1999 году стараниями друзей был напечатан сборник его стихов и текстов песен. В связи с Алексеем Охрименко вспомнили и его отца, выяснились некоторые эпизоды его биографии. Правда, при этом, скажем, Лев Аннинский, написавший об Алексее Охрименко лихую статью под названием «Удар костылём, или Блатной дед Охрим из Чистого переулка», почему-то переименовал отца своего героя в Фёдора. Но что речь шла именно о переводчике «Менделя Маранца», сомнений не вызывает, хотя именно этот эпизод его жизни нигде не упоминается. Характерно, что перевод «Менделя Маранца» не упоминается даже в справке об «Охрименко, рус. сов. переводчике» в советской «Литературной энциклопедии»[8].

Итак, Пётр Федорович Охрименко (годы жизни 1888-1975) был социал-демократом, но не ленинского толка, и убеждённым толстовцем. Всё это не помешало ему принять участие в вооруженных столкновениях революции 1905 года, после чего ему пришлось бежать в Америку, в США. Правда, тогда эту страну в России было принято называть Северо-Американскими Соединёнными Штатами – САСШ. Бедствуя в Бруклине, он обратился к Толстому с просьбой о помощи в поисках работы, и Лев Николаевич написал ему рекомендательное письмо для другого своего почитателя – Томаса Альвы Эдисона[9], который и принял Петра Охрименко на работу на один из своих электротехнических заводов. После революции в России Охрименко оказывается в Мелитополе – секретарём исполкома уездного Совета. Потом, спустя некоторое время, в результате деникинского наступления появляется уже в Москве и в первых числах ноября 1919 года приносит в газету «Правда» свой перевод революционных стихов Эдварда Карпентера «Англия, восстань!». Мария Ильинична Ульянова, секретарь редакции, ставит эти стихи прямо в номер, посвящённый второй годовщине революции, рядом со статьёй Ленина. По-видимому, с подачи сестры, Ленин пишет записку: «тт.А.С. Енукидзе, Л.Б. Каменеву, Е.Д. Стасовой. Очень прошу устроить помощь, одежду, квартиру, продовольствие подателю, тов. Петру Охрименко. Если будут трудности того или иного рода при оказании помощи, очень прошу созвониться со мной. 12-XI-1919 В. Ульянов (Ленин)»[10]. По этой записке Охрименко получает большую (в 30 кв. метров!) комнату с балконом в доме № 6 по Обухову переулку (с 1922 года – Чистый переулок), что идёт от Пречистенки (ул. Кропоткина) к Арбату (точнее – к Большому Лёвшинскому переулку, в 1939-2007 гг. – улица Щукина). С этой комнатой потом будет связана вся московская жизнь и Петра Охрименко, и его сына Алексея.

Работал Пётр Охрименко переводчиком при Коминтерне. Сын вспоминал[11] рассказ отца о том, как в коридоре здания Коминтерна к нему обратился шедший навстречу человек в кожаной тужурке: « А что это Вы, Пётр Фёдорович, в партию не вступаете? – Отец ответил, что не чувствует себя достаточно подготовленным, так как много лет является последователем учения Льва Толстого и лишь не так давно занялся изучением марксизма, трудов Ленина. Собеседник рассмеялся – Все мы очень почитаем великого Льва Николаевича, хотя и не согласны с его теорией непротивления злу насилием. А марксизм доучите потом. Впрочем, доучить его до конца невозможно – у марксизма нет конца! Вступайте, вступайте, Пётр Фёдорович, я вам рекомендацию дам.

Человеком этим был Николай Иванович Бухарин». В партию Охрименко так и не вступил, что, скорее всего, спасло его в последующие годы.

В двадцатые, а затем в тридцатые годы в переводах Охрименко печатались произведения Джека Лондона, Марка Твена, Эрнеста Хемингуэя («Прощай, оружие!»), Эптона Синклера, Шервуда Андерсона (впрочем, сейчас обычно перепечатываются более поздние переводы, сделанные другими переводчиками), а также произведения американских писателей того времени, имена которых уже мало кому известны, в том числе «Цыганские песни» Конрада Берковича – того самого, что писал предисловие к посмертно изданной книге рассказов Давида Фридмана. В справке на интернете о фонде П.Ф. Охрименко в Российском Государственном Архиве Литературы и Искусства (РГАЛИ)[12] указывается, что материалы фонда охватывают годы с 1909 по 1952; в составе фонда числятся два варианта автобиографии, авторские рукописи, письма к фондооснователю Ш. Андерсона, Э. Синклера, К. Берковича и других, переписка с иностранными издательствами; имя Д. Фридмана при этом не упоминается.

Обращение непосредственно в РГАЛИ (поиски там провела И.М. Бялобжеская) позволило, опираясь на автобиографию П.Ф. Охрименко, уточнить некоторые факты его биографии по сравнению с сведениями, рассыпанными по разным публикациям. Пётр Фёдорович родился в 1888 году в деревне Верхолесье Черниговской губернии, закончил двухгодичную приходскую школу, два года работал у купца, потом – в железнодорожных мастерских Екатеринослава; во время революции 1905 года состоял в рабочих отрядах самообороны; в октябре 1908 года эмигрировал в Америку, так как « усилилась реакция». С 1909 по 1911 год работал на заводе Эдисона, куда, как уже упоминалось, попал, по протекции Л.Н. Толстого. Весной 1911 года вернулся в Россию, сдал экзамен на звание учителя начальных классов, уехал в деревню, женился, работал переводчиком в конторе американской компании, с 1915 года – переводчиком в Донбассе на руднике английского акционерного общества, что давало освобождение от службы в армии. В мае 1917 года был избран депутатом Первого Всероссийского Съезда Советов. После оккупации Донбасса немцами бежал в Бердянск, потом в Каменку Таврической губернии; некоторое время, действительно, был секретарём уездного Совета в Мелитополе. В июне 1919 года из-за наступления Деникина эвакуировался в Москву, и дальнейшее соответствует вышеизложенному. С 1920 года работал переводчиком в Отделе печати Коминтерна; с 1922 года полностью переключился на занятия художественным переводом; был членом Союза советских писателей с момента его основания в 1934 году. В автобиографии Охрименко отмечает, что рассказы о Менделе Маранце, переведенные им и напечатанные в четырёх выпусках Библиотеки «Огонёк», собранные вместе, вышли отдельным изданием как роман «Мендель Маранц» в 1926 году в издательстве «Пучина», а одноимённая пьеса, инсценировка рассказов, выполненная Охрименко, два лета шла в саду «Эрмитаж».

Если бы я, как пел Окуджава, «наводил о прошлом справки», сочиняя «исторический роман», то, конечно же, отправил бы Петра Фёдоровича Охрименко в Америку в начале 20-х годов переводчиком, например, с какой-нибудь комиссией Амторга, выполнявшего функции и торгового, и политического представительства интересов СССР, и базы всей подпольной работы в САСШ агентов Коминтерна и ОГПУ НКВД, или, наоборот, – в составе группы ОГПУ по выполнению особого задания – как, например, утопления в августе 1925 году при прогулке по озеру на моторной лодке председателя Амторга Исайи Хургина и председателя правления треста Моссукно Эфраима Склянского, ближайшего сотрудника Троцкого, бывшего его неизменным заместителем и помощником на посту председателя Высшего Военного Совета РСФСР и люто ненавидимого Сталиным. В этой поездке или в одной из таких поездок Охрименко как раз и мог бы познакомиться с Давидом Фридманом, договориться о сотрудничестве и получить от него авторскую рукопись рассказов о Менделе Маранце.

Но действительность оказалась куда прозаичней. Судя по письмам Давида Фридмана, обнаруженным в фонде Охрименко в РГАЛИ, они никогда не встречались, и после 1911 года Охрименко больше не бывал в САСШ или, как тогда уже начали говорить, в США. В РГАЛИ хранятся пять писем Давида Фридмана к Охрименко, датированные 11 декабря 1924 года, 7 февраля, 12 и 30 декабря 1927 года и, последнее, – 15 января 1928 года. Копии писем самого Охрименко Давиду Фридману отсутствуют.

Наиболее информативно, наверно, первое письмо от 11 декабря 1924 года:

«М-ру Петру Охрименко, улица Кропоткина, Обухов пер. 6, Москва, Россия

Дорогой мистер Охрименко:

К сожалению, из-за болезни я не мог ответить раньше на Ваше письмо от 14 октября. Посылаю Вам полную подборку рассказов, впервые собранных вместе под одной обложкой. Я был бы рад получить от Вас экземпляр московского журнала «Красная Нива», в котором напечатан первый мой рассказ о Менделе Маранце.

Благодарю за благожелательный интерес к моей работе, искренне /подпись/

PS В свежем выпуске журнала Pictorial Review напечатан мой новый рассказ, который я также посылаю Вам».

Под журналом «Красная Нива» (Red Field), в котором был напечатан первый рассказ о Менделе Маранце, Фридман имеет в виду, по-видимому, пятый выпуск Библиотеки «Красной Нивы» – «Америка: Сборник новых произведений», Изд-во ЦИК СССР и ВЦИК, 1924; в этом сборнике напечатаны также рассказы Д. Лондона, Ш. Андерсона и Л. Мотт в переводах П. Охрименко. Сам же рассказ Д. Фридмана, появившийся в 1922 году в Pictorial Review, был в США включён в сборник лучших рассказов года и именно таким образом мог попасть в СССР через Отдел печати Коминтерна и там попасться на глаза Охрименко.

В следующем письме (из сохранившихся) – от 7 февраля 1927 года – читаем в моём несколько сокращённом и «авторизованном» переводе – в том смысле, как, по-видимому, понимал этот термин Охрименко, – то есть с некоторой степенью «авторской» свободы, как бы становясь на место автора, частично присваивая себе его права:

«Дорогой мистер Охрименко,

Я долгое время был занят работой над новой книгой и пьесой и поэтому слегка запустил свои дела. Я с огромным удовольствием узнал о популярности, которой пользуется мой Мендель среди Ваших соотечественников. Удивительно, но Россия – единственное место, где "Мендель Маранц" добился успеха. В то же время, мне кажется не совсем уместно просить меня о дальнейшем сотрудничестве при том, что я не только не получил ни гроша за свои произведения, но и не удостоился даже простого признания своих заслуг. Правда, все писатели разных стран находятся примерно в одинаковом положении, никогда не зарабатывая своим трудом достаточно, чтобы чувствовать себя комфортно или умиротворённо. Так что продолжение моей работы выглядит делом достаточно неблагодарным. Я бы хотел надеяться, что хоть моя добрая слава из России по международным каналам или через российских корреспондентов американских газет могла бы достичь этой страны, как это имеет место с другими писателями.

В настоящее время у меня в работе новая серия рассказов о Менделе, несколько ещё других рассказов и музыкальная комедия, которые, я уверен, могли бы оказаться не менее интересны для русских читателей, чем первые рассказы о Менделе, однако отсутствие соглашения об авторском праве сильно расхолаживает, а моё финансовое положение совсем не способствует занятиям благотворительностью. В более благоприятных обстоятельствах я бы только радовался и, более того, гордился своей довольно неожиданной российской славой, но на самом деле мне не до того.

Я вполне понимаю Ваше положение и глубоко признателен Вам за всё, что вы сделали для популяризации моего Менделя. В настоящее время я живу по вышеозначенному адресу и буду искренне рад видеть Вас, если Вы, как предполагаете, соберётесь в Америку весной. Поскольку американская читающая публика довольно медленно проникается достоинствами "Менделя", было бы очень любезно с Вашей стороны организовать письмо литературному обозревателю Нью-Йорк Таймс или другого влиятельного издания с изложением того, что думают русские читатели о моей книге, которая в этой стране читателями, мягко выражаясь, проигнорирована.

С самыми добрыми чувствами и в надежде на удовольствие встретиться с Вами...»

В следующем письме (от 12 декабря 1927 года):

«До самого недавнего времени я надеялся, что смогу приехать в Россию к Новому году, но мои занятия не позволяют рассчитывать на такую поездку раньше февраля или марта. Я постараюсь приехать весной или, самое позднее, в конце мая 1928 года. Тем временем посылаю Вам в подарок автоматическое вечное перо и обещаю переправить Вам столько книжек, сколько смогу. Кстати, не составило бы труда распродать здесь несколько тысяч экземпляров русского издания романа, и я полагаю, некоторые русские газеты могли бы взяться печатать его выпусками с продолжением. Я благодарен Вам за предложение сопровождать меня в качестве переводчика и гида и не сомневаюсь, что наше совместное времяпрепровождение будет приятным и плодотворным, но я весьма разочарован тем, что ни ваши издатели, ни театральные постановщики не удосужились выслать мне хоть сколько-нибудь денег. Я как раз недавно прочёл, что Синклер Льюис получил полностью гонорар за все свои книги, напечатанные в России, и что это конкретное издательство будет соблюдать интересы всех американских авторов. Понятно, что американские писатели хлынут туда со своими новыми книгами. Я вообще не понимаю, как могут издательства страны, демонстрирующей свою приверженность интеллектуальным ценностям, настолько игнорировать авторские права. Ну пускай издатели отказывались бы платить за неудачи, но если книга, насколько я могу судить по многочисленным отзывам, пользуется успехом, нет никаких оснований для дискриминации. У меня готова музыкальная комедия, в процессе написания две новых юмористических книги, но я должен быть уверен, что они попадут в руки честного и делового издателя. Я знаю от моего друга Абрахама Кана, редактора Forward, и м-ра Эдельхертца, редактора American Hebrew, что «Мендель Маранц» по-прежнему хорошо расходится и постановка имеет успех, как и фильм. Так честно ли обходиться со мной подобным образом, когда другим американским писателям платят, что положено, тем более, если Россия хочет производить в мире впечатление страны с широкими взглядами по отношению к работникам умственного труда и тем, кто формирует общественный образ мыслей. К слову, я был бы признателен, если б Вы прислали мне экземпляр Вашей инсценировки, по возможности на английском, неважно насколько хорошо она будет переведена.

Если дела будут идти, как я надеюсь, мы увидимся в конце мая или июне и сможем на несколько месяцев засесть и наработать кое-что для наших русских друзей. Я верю, что к тому времени Вам удастся вразумить Ваши издательства и постановщиков. С наилучшими пожеланиями, искренне Ваш...

PS Не смогли бы Вы организовать что-нибудь вроде статьи об успехе в России книги и постановки о Менделе, чтобы она попала в Америку? Может быть, её можно было бы переслать с оказией или по почте в издательство Harper & Bros., 33-я стрит в районе 4-й авеню, Нью-Йорк Сити. Это мои издатели».

Письмо от 30 декабря 1927 года:

«Мой дорогой мистер Охрименко:

Я закончил новую серию моего Менделя Маранца и собираюсь оказаться в Европе через несколько месяцев, но, как я понимаю, я не смогу въехать в Россию без официальной санкции и разрешения Вашего правительства. Не смогли бы Вы проследить, чтобы такое разрешение было запрошено и все необходимые бумаги оформлены?

Если я приеду, то привезу кучу материалов в рукописном виде, так что они смогут выйти почти одновременно в России и в Америке...»

Письмо от 15 января 1928 года:

«Мой дорогой мистер Охрименко,

К сожалению, вы не совсем верно истолковали моё предыдущее письмо. Я не писал, что наверняка приеду в Россию, но только всего лишь – может быть. Почему бы Вам самому не приехать в Америку и тогда, возможно, я бы поехал с Вами в Россию, когда Вы будете возвращаться. Если у Вас здесь какие-то дела, никто не будет совать в них нос. Если Вы приедете, дайте мне знать, и мы сможем спланировать какие-то совместные проекты. Как я писал, если позволят мои дела, может быть, я смогу сопровождать Вас на обратном пути. К этому времени у меня, надеюсь, будет, что предложить на европейском рынке. В соответствии с Вашим желанием, я не буду посылать Вам вечное перо или что-либо другое, если уж Вы сами собираетесь приехать сюда...»

На этом переписка кончается, точнее – кончаются письма Давида Фридмана Петру Фёдоровичу Охрименко, сохранившиеся в его фонде в РГАЛИ. Судя по всему, ни поездка Охрименко в Соединённые Штаты, ни поездка Фридмана в Россию так и не состоялись. Может быть, ответные письма Охрименко ещё найдутся вместе с недостающей частью архива Давида Фридмана, и удастся узнать ещё какие-то подробности этой, уже такой далёкой от нас жизни. Пока что удалось связаться с внуками Давида Фридмана и подключить их к поискам.

Как говорил Мендель Маранц, «Что такое человек? Рукопись. Что такое жизнь? Книга. Что такое смерть? Библиотека. Но я не дам так скоро поставить себя на полку!» Впрочем, даже книгу, поставленную временем на полку, можно спустя годы снова взять в руки, бережно стерев с неё налёт архивной пыли.

Mountain View, California

Ссылки: