Мой друг Яша Блюмин
(Из дневника воспоминаний, который не веду, август 2011)

Конференция по физике низких температур, Ленинград, 60-е годы. Одна из... Не помню, с чем я выступал на той конференции. И плохо помню, было ли что-нибудь особенно интересное в чужих докладах. Это я о науке. Давно дело было. И низкотемпературных конференций в Ленинграде было несколько. Скорее всего, на той, после закрытия которой я познакомился с Яшей, сенсаций не было. Иначе, наверное, вспомнилось бы. Особенно после того, как позвонил Яша. Его звонок напомнил мне не только о нём самом, но, как обычно бывает, и о многом – по ассоциации или потому, что "близко расположено". Мысли крутятся вокруг происходившего в Ленинграде. "Было всякое..." Приятное. Не слишком. Очень неприятного или даже просто неприятного что-то не припомню - из происходившего со мной.

А не со мной... Написал и содрогнулся: список тех, кого уже нет, велик. Из близких. Из ленинградцев, из тех, кто меня моложе. Грустно. А когда садился писать, мысли были, пожалуй, игривые. То вспомнилось, это... Вспомнились... "Очень неприятного или даже просто неприятного что-то не припомню." Передёрнуло, и рука сама вывела: "Из происходившего со мной." Признаюсь, почти буквальное ощущение: встали передо мной друзья, которых нет. Володя Фикс, Володя Грибов, Витя Френкель, Ия Ипатова, Витя Голант[1]. Простите, друзья, меня, старого ловеласа и гедониста. Что говорить? На минуту – другую забыл, не думал о вас. Радостные минуты захотелось вспомнить. Были и они. Конечно, были. Но написать то, что написал...

*

По-моему, дело было в воскресенье. Не было заседаний или был какой-то неинтересный день. Гуляю по городу со своей приятельницей Валей Волоцкой. Она бывшая моя студентка, сослуживица по УФТИ, у нас общие интересы, Валя экспериментально исследует то, что я - теоретически. Решили нарушить обычную программу (Эрмитаж, Русский музей) и посмотреть Годичную выставку молодых художников Ленинграда. В каком помещении была выставка, не помню. Из всего увиденного понравились только деревянные... не знаю, как их назвать: игрушки – неправильно, статуэтки – точнее. Но непривычно. Автор, фамилию которого мы не запомнили, приглашает к участию в творчестве. Характер лисы или ёжика можно изменить, повернув головки зверюшек. Вот выразительный жираф или изящный олень – настоящие статуэтки. А то, что они из дерева, а не из фарфора или фаянса, делает их особенно трогательными.

Обедать решили в Европейской, в ресторане на крыше. Похоже, я был при деньгах, как выражались когда-то. Не очень частое состояние. Входим в зал, и сразу бросается в глаза: за большим круглым столом восседает (именно так!) Иван Васильевич Обреимов в окружении девиц. Их несколько. Сколько, не помню.

Иван Васильевич - очень мной уважаемый крупный учёный и интереснейший человек. Он первый директор и создатель УФТИ, друг и даже сват П.Л. Капицы. Мы знакомы, и (приятно вспомнить) он доброжелательно ко мне относится. Увидев меня и мою спутницу, приглашает подсесть к ним. Мы с удовольствием принимаем приглашение. Иван Васильевич заинтересовался, как мы проводим свободное время. Последовал рассказ о том, что мы видели. Неожиданно одна из слушающих нас девиц спокойно говорит: "Скульптор – Яша Блюмин, он мой дедушка"... Очень странно, подумал я: Выставка молодых художников! Но внучка добавила: "Неродной. Он не старый". И тут же уверила, что Яша будет очень рад, если я позвоню ему, сошлюсь на неё, наверняка предложит показать и другие свои поделки. "Может быть, вы захотите что-нибудь приобрести. По-моему, у него есть что-то и на продажу". Последняя фраза внучки решила дело.

Когда закончилась конференция, я задержался в Ленинграде на несколько дней. С моим покойным другом Володей Фиксом мы были заняты то ли размышлением над проблемами электронного ветра, то ли оформлением статьи на эту тему. Работали. Но и развлекались. В программу развлечений входил и звонок к Яше Блюмину. Очень уж мне понравилось то, что демонстрировал Яша. Кроме того, из поездки приятно привозить сувениры.

Позвонили. Были приглашены приехать. Яша и его обаятельная жена Алёна встретили нас очень радушно. Увидели кое-что из того, что не видели на выставке. Купили подарки. Подарки всем очень понравились. Многие вещи, сделанные Яшей, стали обязательной приметой наших домов и домов наших с Володей друзей. Женщинам, которым хотелось доставить удовольствие, дарили узнаваемые, так сказать, фирменные украшения. Не нравились бы им, не носили бы. И всё же не в этом дело.

Не в покупке сувениров главное. Удивительно: одной встречи оказалось достаточно, чтобы мы, Володя и я, приобрели друзей. И по цепочке, с нашей помощью приобрели друзей и наши ленинградские друзья. В этом большая заслуга Володи...

Прошли десятилетия. Боюсь, полвека. Встречи легко пересчитать. Многих наших общих с Яшей друзей нет. Тридцать восемь лет назад Яша уехал в Израиль. Первое время доходили какие-то сведения. Потом перестали доходить. Вскоре после нашего переезда в США раздался звонок. Яша. Обрадовался. Ощущение, будто недавно расстались, а ведь прошло после прощального визита Яши к нам в Москве более тридцати лет! На память о прощании у нас осталась ваза из наплыва бука. Мне она напоминала и о нашей встрече в Сухуми. О ней чуть позже, "на закуску". Первый звонок из Иерусалима в Бостон не имел продолжения. Почему, не знаю.

И вот звонок недавно. Опять ощущение, что не было перерыва во много десятилетий. Связь не разорвана. Мы близки вопреки милям и годам, а года ведь могли вместить целую жизнь. Не знаю, как будет дальше. Времени на долгие интервалы без общения осталось немного. И на помощь приходят новые средства общения. У меня уже есть Skype, Яша обещает, что скоро будет и у него. Уже, не ожидая Skype, можно на него посмотреть, рассмотреть новые работы, даже увидеть его рисунки (их я прежде не видел), понять, что в Израиле Яша участвует в том, что он и большинство израильтян считают наиболее важным – в сохранении духа истории и веры. Глядя на хранилище Торы (по-русски я называю его ковчегом), сделанное руками Яши, каждый, думаю, со мной согласится (см. слайд-шоу и подборку фотографий).

*

Несколько эпизодов нашей дружбы с Яшей мне хочется вспомнить.

Яшу страшила непредсказуемость действий советского правительства. Речь шла о военной угрозе, которая ощущалась в бесконечном накоплении ядерного оружия, в полулегальном участии в военных конфликтах, в поддержке тиранов где бы то ни было и в том, что уже произошло в Венгрии. Думаю, свою идею Яша нам высказал после 56-го года, но до 68-го. Его идея состояла вот в чём. Он считал, что надо призвать всех физиков воздержаться от работы, связанной с военной тематикой. Прекратить самим (нам, если этой работой мы заняты) и призвать коллег нас поддержать.

Нет смысла обсуждать, возможно ли было хотя бы попытаться организовать подобную акцию. У нас она не нашла поддержки и умерла, не родившись. Мне же приятно об этом вспомнить, понимая, какой душевной чистоты был наш новый друг. И ещё: какие доверительные отношения сразу после знакомства возникли между нами. Оказывается, не всегда нужно съесть вместе пуд соли, чтобы узнать друг друга.

*

По какому поводу я в Ленинграде, не помню. Визит, похоже, очень краткий. Почти не успел пообщаться с друзьями. Остановился в гостинице "Октябрьская". Последний вечер. В полночь "Красной стрелой" уезжаю в Москву. Не могу решить, что делать. Дилемма: есть возможность посмотреть картины Павла Филонова на квартире его сестры или провести вечер с друзьями. Хотя Филонов абсолютно не выставлялся тогда, пренебрёг неожиданной возможностью. Не жалею. Провести время решили в номере: близко к вокзалу. Наверное, из-за спонтанности встречи до сих пор вспоминаю её, как одну из самых приятных. Но и грустно: слишком много тех, кто упомянут в списке ушедших из жизни. Кто был? Володя Фикс, Володя и Лиля Грибовы, Ия Ипатова и Яша Багров, Яша и Алёна Блюмины. Потом присоединился Даниил Данин. Его я привёл из гостиничного буфета, куда пошёл за "пополнением". Он сидел с рюмкой, грустный. Сказал, что только что умер его друг Юрий Герман. Мы с Даниным были неплохо знакомы, я пригласил его в нашу компанию, он пошёл и, мне показалось, ему среди нас было уютно. Сравнительно недавно моё впечатление подтвердилось. В посмертно опубликованных (кажется, в журнале "Знамя") мемуарах он упоминает об этом вечере в тёплых тонах.

Ничего особенного в этот вечер не происходило. Пили коньяк, трепались. Трёпом мы называли тогда любой разговор не на научную тему. И всё же было нечто, о чем тогда мы постеснялись бы говорить: мы все любили друг друга, нам было хорошо в обществе друг друга, мы были друзьями. Тогда об этом не надо было упоминать. Просто это было. "Но леса нет и эха нету...", как сказал о своих ушедших друзьях всеми нами любимый поэт Давид Самойлов – для большинства из нас Дэзик.

*

Я часто бывал в Сухуми. У меня были деловые отношения с Институтом физики, который располагался на окраине Сухуми. Было это, наверное, к концу 60-х годов. Свой официальный приезд в Сухуми приспособил так, чтобы на берегу моря провести майские праздники. Чудесное майское утро. Скорее всего, 2 мая. Очень тихо, никакой суеты. Гуляю или куда-то иду, не помню. Неожиданно вижу Яшу. Не ожидал, не знал, что он бывает в этих краях. Обрадовался, естественно. Поцелуи. Выясняется, что и он в этом райском месте по делу: то ли учит абхазских мастеров использовать бамбук в декоративных целях, то ли учится вместе с ними. И даже в этот праздничный день у него вполне определённый план – посетить знакомого художника Валентина Семёновича Контарева, дом которого недалеко от Синопа - так называется предместье Сухуми, в котором расположен "мой" институт. Правда, всё равно нужно ехать автобусом. Яша уверен, что художник рад будет и мне. Я не сопротивлялся. Мы купили две бутылки вина по 0,75 литра, добавили какое-то количество сыра – закуска. И поехали в гости. Встретил нас хозяин очень приветливо, нам показалось, что принесенное уместно, потому что всё было выпито и съедено очень быстро. Помню, в какой-то момент посетовал, что мало принесли...

Что было дальше, – несколько позже. Сейчас о первом впечатлении. Зайдя в дом Контарева, подумал, что переместился в средневековье и попал в обитель алхимика. В первой комнате бросился в глаза очаг. Было очевидно, что недавно (вчера, позавчера) в нём пылал огонь. Но трудно было себе представить, что на нём готовят пищу. Скорее, выплавляют металл, превращают свинец в золото. В это легче было поверить. Во второй комнате главным предметом была конторка, на которой лежал раскрытый фолиант. Узнал ли я тогда, что это за книга, не помню. Признаюсь: мне хочется написать, что рядом с книгой лежал череп, но, уверен, его не было, но надо было, чтобы он был. Для завершённости. Кроме конторки, в комнате стоял топчан, над которым висела пейзаж хозяина дома. Рассмотреть его было трудно, так как он, как и всё в доме, был основательно закопчен. Подумал, если пейзаж освободить от копоти, то он напомнит Рокуэлла Кента или позднего Николая Рериха. Потом я видел одну-две картины Контарева в Сухумском музее: отдалённо напоминали...

Насколько помню, Яшу интересовал Валентин Семёнович и как интересный человек, и как художник, и, наверное, более всего, как мастер, владеющий какими-то тайнами обращения с металлами. Я могу подтвердить, что Контарев был весьма интересной личностью. К сожалению, не смогу даже схематично повторить, о чём шли разговоры*). Всё же происходило это около 50 лет назад...

Провели мы у него много часов. Если не придираться к словам, рабочий день. Всё это время к нему заходили друзья, как я понимал, соседи по посёлку, среди них были штатские и военные (помню, один из военных оказался художником-любителем, а Контарева считал своим учителем). Никто не приходил без вина. Ёмкости чередовались: канистры, бочонки. Вино своё, прошлого урожая. Красное, типа «Лидии». Хорошее вино. Пили из кружек. Мы пытались не слишком отставать, но это было невозможно, соседи менялись. Правда, темп задавали не они, а хозяин дома. Пил он целый день, стоя. Закуски не помню. Если и была, то минимальная. Я и Яша, простите за подробности, несколько раз выходили. А хозяин – ни разу...

Поняв, что ещё немного, и мы не доберёмся до дома (хотя бы моего), ретировались. Доехали до Синопа. В тот раз я жил в квартире для приезжающих, в которой, кажется, кроме меня, никого не было. Прекрасно устроились и, как убитые, проспали до вечера. На вечер я имел приглашение в компанию местных физиков. Мы пошли вместе. Народа там было столько, что ещё один пришедший был бы попросту незамечен, если бы...

Вот что произошло. В порядке развлечения мужчины начали бороться. Нет, не на полу, а на столе. Рука в руку. Локти на стол. Кто положит руку противника, тот и выиграл. Один побеждает, его "выбивает" другой. Подначки. Весело. Шумно. Яша решил принять участие в веселье. Сел. Выиграл. Подсел другой. Снова выиграл. И дальше без одного сбоя. Большие, по виду сильные, мужественные, не могут победить какого-то им неизвестного лысеющего, невысокого, отнюдь не плакатного силача! Не до смеха. Местные мужи нервничают и злятся. Стало тихо. Грузинский гонор – опасная черта характера. Кто-то из моих знакомых коллег посоветовал закончить соревнование и тихо, по-английски уйти. Мы советом не пренебрегли и отправились спать. Яша переночевал у меня...

Когда Яша прощался с нами в Москве и подарил вазу, он рассказал, что наплыв у бука срезал в горах около Сухуми.

*

Моя дочь Жека вспомнила забавный эпизод, демонстрирующий силу Яши. И ещё более – обстановку в компании физиков, в которую он так естественно вошёл. Кто-то еще рассказал этот эпизод мне - либо Лиля Грибова, либо Володя Фикс. Меня с ними, к сожалению, не было.

В ресторане Дома писателей в Ленинграде праздновалась защита Лилей кандидатской диссертации. Среди приглашённых был Яша Блюмин. При входе в ресторан стоял (возможно, и стоит) монумент – Маяковский примерно в полтора человеческих роста. Стоял он в углу, смотря на входящих. На следующее после банкета утро в квартире Грибовых раздаётся телефонный звонок, и Лилю просят зайти в Дом писателей. Взволнованная, недоумевая, почему её зовут, она приезжает туда, где вчера они весело проводили время. Выяснилось: всё в порядке, только Маяковский отвернулся от приходящих и смотрит в угол. Особой претензии ни у кого нет, но уборщицы жалуются, что их сил не хватает повернуть монумент. Лиля и Володя не смогли помочь. Позвонили Яше. Приехав, он самостоятельно вернул Маяковского в прежнее положение. Одновременно выяснилось, что во время одного из перерывов в возлияниях и тостах Яша на спор повернул "лучшего, талантливейшего поэта советской эпохи" спиной к массам.

Спорящие, как и гонористые физики-грузины, не учли, что обработка вручную дерева, которой всю жизнь занимается Яша, требует незаурядной силы.

*

Очень надеюсь, современные средства коммуникации помогут нам не терять друг друга на года.

Примечания