Простаки за границей
Америка глазами иммигранта

Часть 1

Прошло немало лет с тех пор, как я прибыл в Америку в статусе беженца. На протяжении минувших десятилетий я нашел свою нишу в американском обществе, познал прелести американского футбола, притерпелся к наименее удобоваримым проявлениям местной культуры (хотя назвать рэп музыкой у меня до сих пор язык не поворачивается) и узнал об Америке достаточно, чтобы уверенно считать себя сознательным гражданином этой великой страны. И тем не менее, некоторые аспекты американской политической жизни для меня по-прежнему загадка. Вероятно, это следует отнести на счет неизжитых предрассудков иностранца, воспитанного в иной культуре.

Больше всего у меня вызывает удивление тот факт, что американцы мирятся со своим государственным устройством, а некоторые даже считают его наилучшим в мире. Не ослепли ли они? Разве они не видят, что их политическая система не работает и не может работать в принципе, по самому своему характеру? Поясню мою мысль на конкретном примере.

Отгремели залпы президентских выборов, и у страны появился новый лидер. Но недолго ему суждено наслаждаться своим триумфом. Он ощущает себя полноправным главой государства и правительства только непосредственно после своей победы, до того, как он принесет присягу и вступит в свои полномочия. В течение нескольких недель он выглядит и звучит как президент, упиваясь своей победой и восторгами своих поклонников. Но не успеет он въехать в Белый Дом, как его медовый месяц внезапно обрывается: он перестает быть президентом и становится кандидатом на переизбрание на свой пост.

С первого же дня правления нового президента все его поступки продиктованы требованиями следующей избирательной кампании. Президенту-республиканцу приходится несколько труднее, ибо враждебная пресса зорко следит за каждым его шагом и не спускает ему ни малейшего промаха. Но у президента-демократа руки полностью развязаны, он может делать все, что ему заблагорассудится. Верная пресса провозглашает свой символ веры: все, что хорошо для президента, хорошо для Америки, и прозрачно намекает, что нежелание республиканской оппозиции уступать президенту есть проявление вероломства, коварства, низости, подлости, человеконенавистничества, ну а если президента зовут Барак Обама – то, естественно, и вопиющего расизма.

Таким образом, львиная доля деятельности президента посвящена политике, а не управлению государством. Он без устали колесит по стране, выдумывая самые нелепые предлоги для того, чтобы объявить свои политические вояжи «деловыми поездками», что дает ему возможность экономить средства из своего предвыборного фонда и перелагать все расходы на плечи налогоплательщиков (в теории президент обязан сам оплачивать мероприятия чисто политического характера). Он без остановки собирает политические пожертвования, обхаживает наиболее важных доноров, вознаграждает сторонников, раздавая им должности, гранты и контракты, и наказывает врагов (если он демократ, ему можно называть республиканцев «врагами», республиканцу же разрешается именовать демократов – даже таких вопиющих образчиков хамства и просто откровенного хулиганства, как Алан Грэйсон или Энтони Винер – не иначе, как «наши друзья по ту сторону политического водораздела»)... Словом, делает все, что полагается кандидату, при едва ли не полном пренебрежении к своим официальным обязанностям.

Если президенту нравится ездить за границу, он может в полной мере предаться своей страсти, наслаждаясь роскошью и включая в свою свиту за счет американского налогоплательщика сотни своих «ближайших друзей» и сторонников. Впрочем, странствия по свету обычно приходятся на второй срок полномочий президента, после того, как его внутриполитическая программа потерпит крах (а иначе не бывает) и он волей-неволей вынужден заняться внешней политикой – предметом, в отношении которого избиратели проявляют минимум интереса и еще меньше понимания. При этом президент аккуратно получает немалую зарплату, потратить которую ему при всем желании не удается, ибо все его мыслимые и немыслимые расходы оплачиваются из государственной казны (читай: из кармана многострадального налогоплательщика).

Безостановочная подготовка к предвыборной кампании длится всю первую половину срока полномочий президента. Вслед за тем наступает собственно кампания, и президент по понятным причинам вообще перестает появляться в Белом Доме, посвящая практически все свое время разъездам по стране и обхаживанию избирателей. Наконец приходит день выборов, и если президента переизбирают, происходит странное явление: в первый же день его второго срока приходит в движение и начинает раскручиваться маховик следующего избирательного цикла. Все забывают об обитателе Белого Дома, и пресса принимается на все лады обсуждать возможные кандидатуры на следующих президентских выборах. Президент превращается в «хромую утку». Для того, чтобы понять, что это за зверь, достаточно вспомнить, как после своего переизбрания Билл Клинтон, заброшенный и забытый, бесцельно бродил по коридорам Белого дома, мучительно ища, чем заполнить внезапно свалившийся на него досуг. Если Обама будет переизбран, он, вероятно, со страстью предастся dolce far niente («сладкое ничегонеделанье» – так по-итальянски называется его любимое занятие), т.е. всецело посвятит себя игре в гольф, лицезрению спортивных передач по телевидению и гулянкам с поклонниками из числа кинозвезд и музыкальных знаменитостей, в основном мастеров его любимого стиля рэп. Ну и, конечно, будет регулярно ездить на курорты, чтобы отдохнуть от утомительных досугов.

Но независимо от того, чем занимается президент второго срока, переизбрание автоматически делает его нерелевантным, т.е. выбрасывает его на обочину политической жизни. В известном смысле поражение на выборах даже предпочтительнее, ибо с ним президент может забыть о скуке, как опять-таки свидетельствует опыт Клинтона в конце его второго срока: благополучно вывернувшись из многочисленных амурных скандалов и шантажом отведя от себя угрозу импичмента, он в оставшиеся два месяца своих полномочий деятельно готовился к переезду, доделывал незаконченные дела, уничтожал инкриминирующие бумаги, щупал за карман крупных доноров, выбивая из них дополнительные пожертвования в фонд своей Президентской библиотеки, вел переговоры о гонорарах за будущие публичные выступления и мемуары, придумывал инфантильные хулиганские выходки, чтобы досадить своему преемнику-республиканцу, и лихорадочно распродавал президентские помилования. А тем временем его лучшая половина грабила Белый Дом, вывозя из него предметы мебели и произведения искусства.

А как обстоят дела на другом конце Пенсильвания-авеню - там, где расположен Капитолий? Увы, не лучше. Конгрессмены и сенаторы следуют примеру главы исполнительной власти. Из всех своих профессиональных обязанностей наиглавнейшим они почитают сбор денег на свою следующую предвыборную кампанию. Это занятие отбирает у них львиную долю времени и энергии. Затем приходит пора готовиться к выборам, и как минимум за год наши солоны облачаются в доспехи, препоясывают чресла и выезжают на бой с супостатами, которые зарятся на их богоданные выборные должности. Ну, а если «слуга народа» решает баллотироваться в президенты, тогда все остальное вообще отставляется в сторону, и он с головой погружается в предвыборные заботы. Правда, он время от времени прилетает в Вашингтон, чтобы все видели, как он голосует по важному законопроекту (о существе которого у него нет ни малейшего понятия), но в остальном его прямые обязанности перестают интересовать кандидата.

У кандидата в президенты от Республиканской партии Боба Доула в 1996 году хватило совести уйти в отставку из Сената, чтобы всецело посвятить себя предвыборной кампании, но он был исключением, которое лишь подтверждает правило. Пришло ли хоть раз в голову сенаторам Обаме, Клинтон или Маккейну во время предвыборной кампании 2007-2008 гг., что им платят за то, чтобы они занимались законодательной деятельностью? Почему налогоплательщики мирятся с возмутительной ситуацией, когда люди, которых они избрали представлять себя в Вашингтоне, стремятся лишь к увековечению себя у власти вместо того, чтобы служить своим избирателям или стране? Или с еще более смехотворным зрелищем мультимиллионера или миллиардера, который тратит неисчислимые средства из собственного кармана, покупая голоса избирателей, а как только попадет в Конгресс, тут же начинает жаловаться на бедность и требовать прибавки к зарплате – на том основании, что «лучшим» людям, дескать, нужно платить соответственно их талантам, чтобы создать для них стимул служить обществу?

Законодательный процесс часто уподобляют изготовлению сосисок – настолько это неаппетитное зрелище. Развивая метафору, следует полагать, что американские политики-сосисочники чуть ли постоянно бастуют, и остается только удивляться, как Конгресс все же изредка умудряется сделать что-то реальное. Государственное устройство США сконструировано таким образом, что правительство страны практически не в состоянии нормально функционировать. Сравним его, например, с британской моделью.

В Соединенном Королевстве победившая на выборах партия формирует правительство и беспрепятственно правит (не царит – это прерогатива королевы) в течение положенного срока – пяти лет, если только она не дезавуирует себя в такой степени, что ему будет вынесен вотум недоверия. В таком случае правительство выходит в отставку, парламент распускается и назначаются новые выборы. Да, не забыть, что предвыборная кампания в Великобритании по закону длится всего шесть недель. При такой системе у правящей партии есть реальная возможность провести в жизнь свои планы, с которыми она шла на выборы, а народ может судить о деятельности правительства и в случае необходимости указать ему на дверь, вместо того чтобы беспомощно ждать, пока мучительно тянется этот бесконечный пятилетний срок.

Тот факт, что члены британского кабинета министров одновременно заседают в парламенте, несколько сглаживает отношения между законодательной и исполнительной властью, которые в Америке порой достигают немалой остроты. Более того, в Великобритании каждая ведущая партия располагает постоянной министерской командой. Те же самые люди, которые разбирают портфели, когда их партия приходит к власти, образуют теневой кабинет, если им приходится переходить в оппозицию. Таким образом, у партий в постоянной готовности пребывает контингент подготовленных и опытных специалистов, способных в любой момент подхватить эстафету и во всеоружии приступить к исполнению своих обязанностей, как только их партия окажется у власти.

В то же время в Соединенных Штатах каждая смена президента вызывает массовые перестановки в правительстве и длительный период хаоса власти. Проходит немало времени, прежде чем новые люди освоятся со своими должностными обязанностями – это в том случае, если они к этому способны, что не факт в системе, где умение собирать политические пожертвования в пользу победоносного кандидата в президенты расценивается как высший признак профпригодности. Неудивительно, что в Великобритании процесс перехода власти обычно протекает сравнительно гладко при сохранении значительной степени преемственности, между тем как в Америке немалая часть первого срока полномочий новой администрации выливается в курс молодого бойца для новых сановников, на время которого все важные дела откладываются в долгий ящик. Вот пример: в течение первого года правления Билла Клинтона в Индии не было американского посла. В Дели с ума сходили, пытаясь понять, чем они не угодили новому владыке Белого Дома. Оказалось, однако, что они были ни при чем. Просто необстрелянные вершители американской внешней политики под грузом свалившихся на них незнакомых забот всего лишь забыли о таком пустяке, как установление дипломатических связей с одним из важнейших союзников своей страны.

В сравнении с британской американская политическая система выглядит нелепой и громоздкой. Если бы кто-нибудь специально думал о том, как получше связать американское правительство по рукам и ногам, ему вряд ли удалось бы выдумать нечто более неэффективное, чем нынешнее государственное устройство. Это в том случае, конечно, если оно не было именно таким и задумано. В конце концов отцы-основатели не питали особых иллюзий насчет человеческой природы и держали под большим подозрением демократию, которую многие из них уподобляли охлократии – власти толпы. Потому-то, обсуждая проект Конституции, они думали в первую очередь о том, как обуздать честолюбие жадных до власти политиков. Главный автор Конституции Джеймс Мэдисон считал, что единственный путь - это «амбиции противопоставить амбицию». Иными словами, речь шла о сдержках и противовесах. С точки зрения эффективности подобное государственное устройство обещало верный политический паралич. Но, может быть, именно в этом и состояла цель отцов-основателей. Если так, они вполне преуспели в своей затее.

Часть 2

В первой части этого эссе я выразил мое изумление по поводу государственного устройства Соединенных Штатов – настолько неповоротливого и нелепого, что оно практически гарантирует политический паралич. Однако это отнюдь не исчерпывает списка загадок американской общественно-политической жизни, которые ставят в тупик иммигранта даже с таким долгим стажем, как у меня.

Пример: По какой причине 1-я Поправка к Конституции служит предметом бесконечных споров и раздоров? Что в ней непонятного? Почему нужно ломать копья и проливать реки чернил, чтобы угадать истинные намерения отцов-основателей, запретивших «устанавливать» какую-либо религию? Не проще ли открыть любой словарь английского языка и посмотреть значение слова establish в приложении к религии. «Установление» всегда означало лишь то, что государство санкционирует и материально поддерживает какую-либо религию в предпочтение перед всеми остальными. Отцы-основатели американского государства были люди умные и образованные, они хорошо знали историю и понимали, что установление той или иной религии в новой стране поведет к бесконечным раздорам и, может быть, даже к религиозным войнам, как в Европе, и что религиозный мир будет обеспечен только в том случае, если все религии будут отделены от государства и отстоять от него на одинаковом расстоянии. История подтвердила их прозорливость. Нигде на свете не царит такая религиозная гармония, как в Америке; нигде люди разных верований и конфессий не уживаются друг с другом столь мирно и дружелюбно.

Пример: Почему таким вопиющим образом пренебрегается 10-я Поправка? Напомню ее формулировку: «Полномочия, не предоставленные настоящей Конституцией Соединенным Штатам и пользование которыми не возбранено отдельными штатами, остаются за штатами или за народом». Иными словами, федеральное правительство обладает лишь теми полномочиями, которые конкретно прописаны в Конституции, а все остальные права и функции автоматически являются прерогативой штатов и народа. С моей точки зрения 10-я Поправка, образующая основу американской федеральной системы, является едва ли не самой важной статьей Билля о правах. И тем не менее правящий класс ведет себя так, словно этой поправки не существует в природе. Понятно, что в интересах Вашингтона закрывать на нее глаза. Но почему штаты проявляют такую робость в отношении своих конституционных прав?

Пример: На каком основании Конгресс вторгается в экономику? В Конституции содержится лишь одно-единственное положение, наделяющее законодательную власть прерогативами в хозяйственной сфере. Это положение (пункт 3 раздела 8 Статьи 1) гласит, что Конгресс имеет право «регулировать торговлю с иностранными государствами, между отдельными штатами и с индейскими племенами». То есть, Конгрессу позволено лишь улаживать торговые конфликты между штатами (которые в те годы понимались как практически независимые государства). И тем не менее, прикрываясь этим фиговым листком, Конгресс практически полностью подмял под себя экономику страны под чисто казуистическими и нередко смехотворными предлогами. Так например, в течение многих лет безраздельного господства демократов в Палате представителей не было в Вашингтоне более грозной фигуры для частного сектора, чем председатель Комитета по энергетике нижней палаты Джон Дингел, который обосновывал свои притязания тем, что в сферу полномочий его комитета входят все виды экономической деятельности, где имеется энергетическая составляющая (а где ее нет?).

Пример: Почему американцы так спокойно относятся к роли Верховного Суда и к потенциальному ущербу, который он может причинить стране? Отцы-основатели отводили Верховному Суду весьма ограниченные функции, в основном в качестве арбитра при улаживания споров между Конгрессом и администрацией. Но с годами, движимый неумеренными амбициями своих членов, Верховный Суд превратился в едва ли не важнейшую ветвь власти, решения которой в значительной части определяют курс страны.

В настоящее время в высшей судебной инстанции Соединенных Штатов сохраняется неустойчивое идеологическое равновесие: четыре консерватора, четыре либерала, а посередине – «умеренный» судья Энтони Кеннеди, который, как маятник, качается то в одну, то в другую сторону. Таким образом, судьба многих дел, поступающих на рассмотрение конституционного суда, зависит от того, куда качнется девятый член суда. Вследствие этого Кеннеди фактически выступает в роли самодержца, который в состоянии самолично определять будущее страны на многие годы вперед. Хороша демократия, не правда ли? Понимают ли американцы опасность такого положения? Учитывая, что члены Верховного Суда назначаются пожизненно, что они обычно живут очень долго (вероятно, им продляет жизнь ощущение своего могущества) и что, как правило, только смерть заставляет их разжать похолодевшие пальцы, цепляющиеся за власть, так ли уж трудно себе представить, что судья, владеющий решающим голосом, впадает в старческое слабоумие, а другие члены Верховного суда из коллегиальной солидарности покрывают его? В таком случае страна – да что там страна, весь западный мир! – окажется во власти скудоумного юридического тирана. Радужная перспектива, не правда ли?!

Пример: Не надоело ли американцам мириться с прессой, которая называет себя «центристской», хотя в подавляющем большинстве случаев она ратует за такие леворадикальные решения, что оказывается левее даже некоторых коммунистов (например, китайские коммунисты в сфере экономической политики занимают более консервативные позиции, чем «Нью-Йорк таймс»)? По своим общественно-политическим взглядам, шкале ценностей, вкусам и культурным предпочтениям так называемые «центристские» журналисты настолько же далеки от «народных масс», насколько придуманный пылким воображением Жан-Жака Руссо «благородный дикарь» отличался от жившего в каменном веке каннибала – обитателя джунглей Амазонки.

И тем не менее американцы терпят их самодовольство и слушают, не протестуя, как какой-нибудь либеральный интеллектуал – который всю свою сознательную жизнь не вылезал из светских салонов Нью-Йорка и Вашингтона, брезгливо избегая контактов с «немытым быдлом», который сгорел бы от стыда, если бы злая судьба ненароком занесла его в «Уол-Март» – обличает «Партию чаепития», обвиняя ее во всех смертных грехах и в особенности в том, что «страшно далека она от американского народа». Это «Партия чаепития», члены которой в подавляющем большинстве принадлежат к становому хребту страны – среднему классу, у которой больше оснований, чем у любой другой прослойки американского общества, считать себя частью американского народа, «далека от народа»? Если ли предел самодовольству членов «второй древнейшей профессии» и терпению потребителей их продукции?

Пример: Почему американцы терпят расовых дельцов вроде Джесси Джексона или Эла Шарптона? Я понимаю всепоглощающую жажду искупить расовую вину, неустанно раздуваемую СМИ, но всему должен быть предел, даже крайней форме мазохизма. Разве не оскорбительно для здравого смысла слышать рассуждения о том, что расовое равенство есть коварная разновидность расизма, да еще со ссылкой на авторитет Мартина Лютера Кинга-младшего, который ратовал за прямо противоположное? И тем не менее именно об этом непрерывно трубят джексоны и шарптоны вместе со своими добровольными лизоблюдами из либеральных белых кругов. Не возмущается ли чувство элементарной справедливости поразительным бесстыдством негритянских членов Конгресса, которые неустанно поносят своих консервативных оппонентов, усматривая проявления расизма во всех их делах, поступках и мыслях? После того, как Барак Обама был выбран президентом (не в последнюю очередь в качестве акта расового искупления), не пора ли положить конец этому низкому фарсу или хотя бы хоть немного приглушить звук?

Пример: Американцы по праву гордятся своими демократическими традициями. Почему же тогда они мирятся с массовым равнодушием общества к избирательному праву? Право голоса – это привилегия, оплаченная потом и кровью поколений борцов за равенство перед законом, и тем не менее сейчас в Америке к нему относятся как к некой бессмысленной и докучливой обязанности, навязываемой гражданам помимо их воли. Невзирая на неустанные призывы голосовать, избирательная активность редко превышает 50 процентов; люди не скрывают, что им просто некогда идти на выборы, да и незачем. А те, кто все же голосует, требуют, чтобы их уговаривали и ублажали, и тогда они, может быть, милостиво согласятся дать себе труд сходить на избирательный участок, заполнить бюллетень и опустить его в урну, а затем отправиться домой с чувством законного удовлетворения и гордости за выполненный гражданский долг. Политические наблюдатели не могут объяснить, почему вдвое больше американцев заявляют о своей приверженности консервативным идеям, чем либеральным (40 процентов против 20), и тем не менее демократы обычно преобладают на выборах над республиканцами. Одна из причин этого несоответствия и заключается в равнодушии избирателей к выборам, хотя вносит свой вклад и предмет, о котором пойдет речь в следующем примере.

Пример: Больно смотреть на массовое жульничество и подтасовку результатов выборов, которые приняли такие масштабы, что в обществе на них выработался взгляд как на некое явление природы – безусловно, предосудительное, но неизбежное и всепобеждающее, своего рода естественное право меньшинств, и в первую очередь обитателей гетто. Вот почему демократы ничуть не стесняются громогласно протестовать против малейших поползновений оздоровить избирательный процесс, обличая подобные попытки как проявления злостного расизма, словно требование, чтобы лица, явившиеся на избирательные участки голосовать, предъявляли какое-то удостоверение личности, например, водительские права (машину водят все, даже самые бедные – а тем, у кого прав все же нет, государство бесплатно предоставляет специальное удостоверение личности), представляет собой нестерпимое попрание человеческого достоинства и вопиющее преступление. Демократы даже не видят особой необходимости скрывать, что подобное мошенничество («Голосуйте непременно и по многу раз!») составляет одно из самых надежных подспорий их избирательной стратегии – настолько они уверены, что никто не осмелится бросить им вызов, под страхом быть вымазанным обвинениями в расизме. Не пора ли американскому обществу очнуться и положить конец этой позорной практике, дискредитирующей само понятие демократии?

Пример: Почему американцы добровольно подчиняются юридической тирании? Если вы полагаете, что я преувеличиваю, посмотрите на телевизионные программы – в них видное место занимают сюжеты, живописующие героические подвиги благородных и бесстрашных адвокатов и прокуроров: элиты любуются на свое отражение в зеркале массовой культуры. Да и как может быть иначе в стране, которая содержит и кормит более половины мирового контингента юристов? В такой стране юрист – король! И, естественно, это сказывается как всех аспектах жизни в американском обществе. Неужели американцы этого не замечают? Перефразируя Марка Твена, для человека с дипломом юриста в руках все, что делается вокруг, выглядит как основание для тяжбы, все люди – как мишени исков. По стране в поисках добычи бродят стаи хищных юристов, и американцы приучены расценивать любые свои поступки в свете возможных правовых последствий, пренебрежение которыми может оказаться весьма накладным. Не говоря уже о причиняемом им громадном экономическом ущербе, юридический беспредел порождает в обществе такую пронизывающую атмосферу страха и неуверенности, что порой кажется, будто в Америке нельзя нормально жить, не имея юридического образования. Только ли у меня такое ощущение?

Пример: Одна из неизменных констант американской политики – ненасытное требование все новых и новых ассигнований на нужды образования. Политики давно поняли, что лозунг «ради наших детей» действует безотказно, в первую очередь, конечно, на матерей. И потому расходы на образование все растут и растут, Америка далеко обогнала по этой статье все развитые страны мира, а прока от этого не видно. Успеваемость американских школьников не только не растет, но наоборот – неуклонно снижается из года в год. Зато бурно растут расходы на полчища всевозможных консультантов и экспертов, засидевших школы. Если бы академические показатели зависели только от денег, школы в Вашингтоне, были бы лучшие в стране, ибо расходы из расчета на одного учащегося в столице выше, чем где бы то ни было. На самом же деле они прочно обосновались на последнем месте.

Поймут ли когда-нибудь американские родители, что проблема решается не деньгами, а дисциплиной и повышенными требованиями к детям? Не худо было бы им также осознать, что бесконечное экспериментирование с «прогрессивными» педагогическими приемами при полном пренебрежении к методикам, апробированным тысячелетиями, – одна из главных причин деградации американских школ, в былые годы считавшихся в числе лучших в мире. Пора понять, что все эти новомодные теории – не более чем поветрия, салонные игры для досужих лабералов, кичащихся своим моральным и интеллектуальным превосходством. Если бы это была наука, они по крайней мере сначала опробовали бы ее на крысах, прежде чем подвергать педагогической вивисекции ни в чем не повинных детей.

Пример: Почему американцы так заботливо относятся к утратившим трудоспособность политикам? Одно дело ценить и почитать умудренных годами законодателей, остающихся во всеоружии своих интеллектуальных ресурсов и обогащенных опытом долгой жизни, не разбавленным юношескими страстями и пороками. Но совершенно другое дело, когда в силу старческих хворей или печальных обстоятельств политик утрачивает способность отправлять свои обязанности. В 2006 году сенатор-демократ от Южной Дакоты Тим Джонсон перенес тяжелый инсульт, от которого он полностью не оправился и спустя четыре года, как сообщила в 2010 году газета «Уолл-стрит джорнэл». А это значит, что все эти годы население его штата не имело полноценного представительства в Сенате США.

Не имеют его последний год и аризонцы из избирательного округа, от которого в Конгресс была направлена Габриэль Гиффордс. Нельзя не сочувствовать несчастной жертве безумца-террориста, но в то же время не отвернуться и от того жестокого факта, что пока конгрессмен Гиффордс лечится, население ее округа лишено голоса в Конгрессе, и неизвестно, сможет ли она когда-либо полностью оправиться от тяжелейших ранений в голову. По-человечески понятно, что избиратели Аризоны стремятся продемонстрировать своей избраннице свою любовь и поддержку, но как долго может это длиться?

Если следовать такой логике, спортивные команды должны держать в основном составе травмированных игроков. Долго ли будут болельщики мириться с присутствием на поле инвалидов, которые только мешают своим командам? Я понимаю, что такой подход отдает жестокостью и делает меня мишенью для упреков в бессердечии. Но жизнь, увы, не всегда отвечает канонам справедливости и иногда требует от нас суровых решений. Конгрессу следует в законодательном порядке предусмотреть соответствующую процедуру на подобные случаи.

Вышесказанное в полной мере относится и к политикам, которые продолжают упорно цепляться за свои места и в мафусаиловы годы. Нельзя было удержаться от усмешки при виде престарелого сенатора-республиканца от Южной Каролины Строма Тэрмонда, которого фактически носил по зданию Капитолия здоровенный ассистент (сенатору только и оставалось что слабо перебирать ногами в воздухе, вися на могучей руке своего помощника). Когда-то Тэрмонд был замечательным законодателем, но его время давно прошло, и избирателям Южной Каролины не следовало сентиментально потакать его стремлению отпраздновать свое столетие в кресле сенатора – насколько известно, единственному побудительному мотиву его упорного нежелания уйти на покой. Пойдя навстречу желанию Тэрмонда, избиратели ограбили себя и заодно продемонстрировали неуважение к его должности. В то же время их отношение можно истолковать и как проявление равнодушия к деятельности центрального правительства: дескать, не все ли равно, чем они там занимаются в Вашингтоне и кто там заседает. И кто знает – может быть, избиратели правы.

Этот перечень можно продолжать едва ли не до бесконечности, но думается, и приведенные примеры дают достаточную пищу для размышлений.

Август 2011 года

Йорктаун, Вирджиния