Номер 3(16) - март 2011 | |
Снежные птицы
בס"ד
***
Снежные птицы-паломницы,
Что-то во мне надломится,
Когда я взгляну на вас
В этот утренний час.
Живете на ветках, пролитых
В зимние рукава,
Прислушиваясь, как молится
Под снегом глубоким трава.
Клюв под крыло упрятанный,
Будто его украли,
Забытые, точно памятники,
Разрушенные, опальные.
Застыли деревья-стражники
В воздухе из стекла,
И видно как птицы колотятся Внутри голубого ствола.
Ителла Мастбаум «Снежная
фантазия», 1994,
акварельная
монотипия на бумаге
***
Как холодно. В лиловой дымке спит
Зимы начало, осени кончина.
И белый день чернилами прошит.
Темнеет раньше слепоты совиной.
Пейзаж любви по-зимнему угрюм.
Нет ни души, лишь тени на дорогах.
И ночь глядит из сумки кенгуру
На странный мир с гостями на пороге.
***
Точно лопнувшие нити
На окнах тонкий лед горит.
Сад занесен. Дорога спит.
Как тихо падают снежинки.
А солнце зимнее, дневное,
Как выжатый лимон горчит.
В халатах белых, как врачи,
Как доноры, стоят деревья.
Опять, опять мы опоздали.
Нас катера не увезут. Открыв ноябрьские ставни
Глядим, как индевеет пруд.
*** Парк зимних птиц
Парк зимних птиц.
Водоворот знакомых лиц.
А рядом зимние глаза –
Бамбýковая пустота.
И филин дерево трясет.
Под деревом стоит народ.
Я подхожу, орехи в ряд,
Но нет ни белок, ни лисят.
А от стоящих вкруг людей
На снег ложится шрифт теней.
***
Деревья непричесанны и зябки.
Обычай соблюдая января,
Не гневаясь, и не играя в прятки,
Лежат снега, как белые моря.
В лесу свирели синие на ветках.
Волнение, знакомое перу.
В снегу следы, а на деревьях белки
Царапают сосновую кору.
Высоких птиц безмолвное паренье
Под соколиный нежный снегопад.
А звери, погодя чуток, степенные
И вольные, уходят в зимний сад.
***
Когда вечерний час к печали клонит,
Дотронувшись до пожелтевших красок,
Вдруг понесут, играя гривой, кони
К осенней одинокой пропасти.
Ты их не остановишь в дымный полдень,
Ты их не остановишь в час заката.
Вертлявых листьев игры на ладони,
И запах тленья голову туманят.
***
Дрожал закат на красной прялке.
Туманом наплывал Восток.
Хранительницы очага – весталки,
Мне страсти примеряли сапожок.
В ночи звенела амфора. Я слогом
На мельнице желания была.
Овальный месяц, рог единорога,
Пунцовый мед неистово алкал.
И в изумленье, более чем строго,
Двусмысленно, охотничье ружье
Одной ногой стояло на пороге,
Второю наступало на плечо.
И слизывая слезы, безрассудно
Вставал рассвет, и памяти бледней
Глядела я, как осень бьет посуду,
Осколки зажимая в пятерне.
***
Фиолетовой гроздью висит колыбель
темноты,
И слезами чернильными воздух горячий
прошит.
А в саду только горлицы и землемеры-кроты.
Тихо шепчет, листвою шумя, эвкалипт.
А разлука, что зоб пеликаний, и
жертвенник сытый остыл.
И качается маятник – магия вечной
любви.
Это блики осели на грунт посеревших
холстин.
Это так ненадежно, как памяти тонкий
настил.
***
Играли бережно Шопена.
Ломались струи на стекле.
Над нами, вырвавшись из плена,
Висело звездное колье.
Протяжно длилось чье-то пенье,
Горело море серебром.
Законченным стихотвореньем
Ирисы мокли под дождем.
Продрогшие молчали совы,
Как спичечные коробки.
Оливки, бархатные снобы,
Рассеянно несли кивки.
И полдороги рядом с нами
Бежал латинский акведук,
Так пристально напоминая
Всю чужесть неивритских букв.
***
Я рисую тебя, и наброски в камине
сгорают.
На галерее светло. Мы с тобою сегодня
одни.
Тёмно-бархатный грог позабыт – в
стороне остывает,
И в него окунается ночь, как
пятнистый налим.
Мы с тобою, как музыка в сотах
любовного бреда,
Жаркий воздух колеблется, как на
ветру палантин.
На рисунке раскатанной шерсти
шотландского пледа
Изумрудно-зеленые зерна клюющий
павлин.
Ты останешься слогом на ветви
фамильного древа.
Задыхаются вишни, зажатые в белой
горсти,
И ладони мои перепачканы розовым
мелом,
И горячие капли на лбу, словно капли
росы.
На рассвете все грани отточены.
Память острее.
И знакомится ночь с переводчицей
нового дня,
И камин замолчал, догорают глухие
поленья,
И беснуются тени, как черная грива
коня.
Март – 2011 |
|
|||
|