Тени прошлого

(продолжение. Начало в № 9/2010 и сл.)

Сонет 1

О тени прошлого! Забытые на время

И вновь воскресшие из памяти глухой –

Когда-то тягостно-назойливое бремя,

А ныне близкие, ожившей чередой.

Не так неистово – чуть натянуть бы стремя

И пристальней взглянуть сквозь лет прошедших строй.

Давно заброшенное без разбора семя,

Они остались все, но взгляд на них иной.

Какой судья решит, что выживет, что сгинет?!

Но чувство тонкое, быть может, не покинет,

От злаков подлинных отсеять плевела –

Пустые ценности. Затмит ли бедный разум

Дешевых, легких игр раскрашенный соблазн?

Но тяга к истине ещё не умерла.

Новелла 1. Старый дом

Плющом обвитый старый мшистый дом,

С зеленой крышей, с флюгером застывшим,

Как часовой на берегу крутом,

И в зыбких думах навсегда почивший.

Я смотрю на этот старый дом на высоком берегу спокойной реки, и настроение глубокой меланхолии и тихой грусти овладевает мною безудержно и надолго.

Этот огромный дом на изумительном берегу, обвитый плющом и позеленевший от наросших мхов, как будто прислушивается к задумчивому шороху широких скользящих вод. Он пуст и заброшен, и большой сад вокруг него дик и хаотичен в буйной поросли неухоженных кустарников и неубранных сорняков. И даже флюгер в виде галльского петуха навсегда застыл на высокой, крутой его черепичной крыше.

Это очень старый дом, хотя и сегодня опытный глаз может заметить прошлую красоту его, изысканный элегантный вид, сохранивший высокий классический стиль.

Сегодня царят здесь запущенность и безмолвие смерти, но много лет назад дом был полон жизни, движения, музыки и пения, запаха роз и магнолий.

Случилось это всего сто лет тому – а что такое один век в долгой истории нашего бытия! Жила в нем молодая любящая пара – барон Альфред и его жена Вифиния. Они были окружены любящими и преданными слугами и близкими и верными друзьями. Все цвело в этом доме и в его прекрасном саду, истинная гармония цвета, аромата и звука царила здесь, был дом пронизан лучами света, любви, радости и подлинного благоденствия. Неповторимым душевным спокойствием наслаждались его обитатели, как будто Сам Божий Посланник охранял эти стены от превратностей судьбы.

Но однажды юный барон, который всегда любил длительные одиночные прогулки, вышел из дома ранним утром и не вернулся. Были слухи, будто бы люди видели его на другом берегу реки, но он исчез. Многие в течение длительного времени искали его, но тщетно.

Годы молодая баронесса ждала возлюбленного мужа с надеждой, потом с печалью, затем с болью, после с отчаянием и, наконец, в безумии. Она стала исключительно ранимой и подозрительной, а затем необузданной, дикой и агрессивной. Приступы её болезни сделали баронессу столь нетерпимой и невыносимой, что все друзья отдалились от неё и все слуги сбежали из этого дома. Вифиния осталась одна. Дни и ночи бродила она по пустым комнатам и часто рыдала и выла столь душераздирающе или угрожала кому-то так яростно, что её крики, вопли, завывания и угрозы разносились далеко по округе, вверх и вниз по тихой реке. Люди чрезвычайно боялись её, никто не хотел даже приблизиться к этому дому, и никто не знает сегодня, как она умерла и кто похоронил её.

Легенда гласит, что ещё долгое время тень Вифинии или призрак её бродили в этих заброшенных стенах, но я знаю, что этот дом пуст и печален, как всё, что умерло много лет назад и не приобрело новой жизни.

Сонет 6

Склянки ночные, фонарь над кормой –

Вечный Голландец, как Жид, в океане.

Рыскает шхуна в морях неустанно,

Белого ищет кита над волной.

Тайный спаситель под толщей морской,

В лодке чудесной лучом из тумана.

Кормят акулу матросской ногой

Властью слепого потом капитана.

Пьяный фальцет про «сундук мертвеца»,

Остров, драконом поднявшись на дыбы.

Солью старик прокоптел до конца

С остовом вместе обглоданной рыбы.

Цепью проходят картинки морские,

Юности дальней – волненья былые…

Новелла 6. Академия творчества

Сокровищ редкостных в летах бездонный клад,

Вот список гениев со дня творенья мира,

И чуткий звук давно уснувшей лиры,

И брошенный в века недоуменный взгляд.

Старый философ предложил мне сесть.

– Ваши результаты по нашей семибальной системе почти великолепны. У вас высочайшие оценки по литературе и знаниям искусств (живопись и музыка) – это 2 по 7 баллов, высокие оценки по истории и географии – это 2 по 6 баллов, очень хорошие по философии и естествознанию – это 2 по 5 баллов.

А сейчас я хочу отнестись к главному испытанию. Ваше сочинение очень оригинально: «Что из человеческих творений сохранилось и что исчезло в Истории – закономерность и случайность». Ваше логическое мышление, фантазия, эрудиция, точность и конкретность изложения безупречны. Но оценка немного снижена из-за некоторого многословия. И ещё, не всегда и не везде следует торопиться в высказывании вашего собственного мнения; короче, оценка – 6. Ваш общий результат – 42, и этого достаточно, чтобы быть включенным в число двенадцати кандидатов.

Мои поздравления – вы приняты в нашу Академию. Вы будете обеспечены в течение четырех лет жильем (небольшой домик – кухня, гостиная, спальня), одеждой (рабочая, вечерняя, спортивная), трехразовым питанием и полным медицинским обслуживанием.

Далее, в течение трех дней вы должны приготовить подробный ваш суточный распорядок и представить его нашей администрации. Это важно, чтобы обеспечить эффективное обслуживание в различных местах, как столовая, вечерний ресторан, читальный зал, залы живописи, музыки, библиотека, зал собраний и обсуждений, спортивные залы.

Я советую вам начать работу над проектом сразу же с первого года.

Есть ещё некоторое деликатное предупреждение. В нашей Академии романтические отношения не запрещены. Однако, если таковые приводят к какому-либо конфликту, и это становится известным администрации, вы исключаетесь из Академии немедленно и без обжалования или обсуждения.

Вот мой, примерный, распорядок дня первого года обучения:

Подъем – 6-30.

Легкая пробежка и зарядка – до 7-00.

Душ и завтрак – до 8-00.

Философия или История – до 10-30.

Легкая прогулка – до 11-00.

Литература – до 13-00.

Обед и отдых – до 14-30.

Обдумывание и работа над проектом – до 16-30.

Спорт (кросс и плавание в местном озере) – до 18-00.

Музыка или живопись (изучение, слушание) – до 19-30.

Ужин – до 20-00.

Чтение или беседы – до 22-00.

Размышления – до 23-00.

Сон – 23-00 – 6-30.

Да, теперь я могу вспомнить лучшие моменты в Академии: короткие часы быстрых моих пробежек вокруг изумительного озера и замечательные заплывы к его причудливым островам, которые заросли тропическими деревьями и кустарниками. И, может быть, леди Л. Её врожденное обаяние, мудрое понимание жизни, ровное поведение в самых сложных ситуациях всегда навевали успокоение. Она оставила в моем сердце чувство удовлетворения, красоты и, может быть, истинной радости.

Ещё одно воспоминание, которое надолго сохранится в душе моей: мой маленький домик стоял на высоком берегу быстрого узкого ручья, журчание которого вызывало покой и волшебные сны.

Но я учился и учился, и работал трудно и напряженно над моим большим и сложным проектом. И так четыре года.

Наконец, настал этот день, но ночь перед ним была особенно трудной для меня. Я не мог заснуть. Я читал и перечитывал многие страницы моего объемистого и рафинированного труда. Завтра я должен буду представить первую часть моей работы в течение трех часов (с 10 до 13) и вторую часть после обеденного перерыва (с 14 до 17). После этого два часа отводились на вопросы, замечания, отзывы четырех оппонентов, которые предварительно ознакомились с моим проектом, и на заключительную оценку судей.

Я успокоился и уснул только под утро.

Я появился в большом Зале Собраний в 9-55 утра и сел у небольшого стола на огромной сцене. На нем был укреплен микрофон, стояли бутылка с водой и стакан. Зал на 1 200 мест был полон. Передний ряд занимали двадцать четыре судьи, четыре оппонента и члены администрации. Я нашел мою дорогую леди Л. в середине седьмого ряда и заметил тревогу в её глазах. У меня было чувство, что люди с удивлением смотрят на пустой стол.

Точно в 10 часов утра в зал вошел Президент Академии, и я начал свой доклад.

«Господин Президент, уважаемые судьи, господа оппоненты, уважаемые члены администрации, дамы и господа!

Четыре года я тяжело и напряженно учился и работал: прочел и просмотрел более семисот литературных и философских трудов, а также работы по живописи, скульптуре и архитектуре, я прослушал почти семьсот музыкальных произведений и написал ровно семьсот страниц моего проекта. Но этот стол пуст. Что-то случилось прошедшей ночью. Нет, это была тихая, теплая и полнолунная ночь, и ручей пел свою вечную колыбельную песню под моим окном, но не для меня. Я не мог спать. С дрожью переворачивал я страницы моей бесконечной работы. Первая часть моей лекции называлась: «Прогресс в духовном творчестве человеческой культуры от древних греков до наших дней», и вторые три часа – «Длительный регресс в духовном творчестве человечества от культуры древних греков до наших дней». И все вокруг меня было спокойно – убаюкивающая тишина, гармония. Но в моей душе бушевали шторм, ужас и отчаяние после чтения всего написанного.

Я не знаю, как мои оппоненты оценили мою работу, но мне она показалась бесполезной, праздной, пустой. И ранним утром я выбросил мой обширный проект в быстрый ручей, и он, очевидно, принес его в это прекрасное озеро.

И теперь я стою перед вами, и у меня нет ни мыслей, ни слов. Мне нечего вам сказать».

Я низко склонил голову. Через минуту мертвого молчания все двадцать четыре судьи встали и склонили головы. Я вышел с большим душевным облегчением, но во мне царили лишь молчание и пустота».

– Ну как, что вы об этом думаете? – спросил меня доктор, кивнув на рукопись.

Доктор был массивный и тяжелый мужчина с большим лоснящимся лицом и широкой улыбкой на пухлых губах.

– Я думаю, что это странная история, но более всего меня поразили двадцать четыре судьи, которые встали и склонили головы.

– Да-да, – согласился доктор, – этот человек один из наиболее эксцентричных наших пациентов.

– Доктор, – попросил я почти умоляюще, – могу я увидеть его, хотя бы на две минуты, хотя бы через маленькое оконце?

Широкая улыбка доктора сошла моментально.

– Нет! Во-первых, он уже не в нашей клинике, во-вторых, наше учреждение, может быть, последнее место, которое стоит посетить, по крайней мере, в этом городе.

Сонет 16

Император устал от бескрайних, тупых забот,

От нищеты, голода, пьянства, воровства народа,

От интриг, недовольства, бесчинств, баловства господ,

От давно уже пасмурной и сырой погоды,

От побед, поражений, реформ и всяческих там свобод,

От бюджетов, расходов, долгов, натекших за эти годы,

От балов, церемоний, этикетов, приемов, мод,

От охот, путешествий, парадов, выездов на природу.

Он устал от любовниц и чопорных, важных гостей,

От церковных мздоимцев и мелких дворцовых страстей,

Просмотрел свою жизнь и, дивясь неутешно итогу,

На рубаху напялил дорожный овчинный тулуп

И суму перекинул с провизией только на «рупь» –

И пропал без следа, вероятно, доверившись Богу.

Новелла 16. Похищение

Здесь барс ненасытный трепещет весь в пенной усладе.

Свирепый охотник, как тать, притаился в засаде.

Так было, так будет в густой веренице столетий,

Пока кто-то дышит на этой суровой планете.

«На берегах этого озера, самого большого в Ирландии – озера Лох-Корриб, расположено несколько монастырей и аббатств, – сказал сэр Эдвард Спенсер Ангкателл, – но я хочу показать вам нечто почти уже несуществующее, только груду развалин, очень старых, но то, что действительно существовало, по крайней мере, в восьмом столетии».

Мы подъехали к озеру из Хеадфорда и сейчас стояли около воды, на самом узком месте – у Горла, а на другом берегу расположился городок Нокферри.

«Тридцать лет назад я проводил здесь раскопки – тут когда-то находился не только монастырь, но мы пришли к заключению, что здесь существовало целое христианское поселение, – продолжал сэр Эдвард, – и позже я убедился, что знаменитая Голуэйская рукопись, которая была сохранена монахами другого аббатства и там же найдена, написана была именно здесь, незадолго до нашествия норманнов. В это время христианство существовало на острове уже более двух веков, но рядом проживали многие языческие кельтские племена, часто воинственные и свирепые».

Профессор сэр Эдвард Спенсер Ангкателл был высоким пожилым человеком, очень худым, с острым лицом, жиденькой бородкой и сверкающими глазами. Он ходил очень быстро, ещё быстрее говорил, но сейчас он сказал, что никуда не торопится и хочет поведать нам нечто из Голуэйской рукописи.

«Текст, который в деталях описывает повседневную жизнь в этом поселении и монастыре, содержит несколько любопытных эпизодов, и один из них я и расскажу вам. Я попробую воспроизвести его так, как его написал анонимный автор много столетий назад.

Никто не знал, откуда они пришли к этому большому озеру и зачем пришли именно к этому месту, и куда направлялись – три диких и свирепых охотника и рыболова в одеждах из козьих шкур, с длинными кинжалами на поясах, с луками и стрелами за плечами. Они называли друг друга Бородатый, Рыжий и Молодой, и появились здесь в конце первого летнего месяца. В те времена в озерах и реках Ирландии водилось много рыбы, а в лесах и на лугах в изобилии было всякой живности. Охотники спрятались за высоким холмом и внимательно обозревали длинные озерные берега.

– Смотрите, – внезапно шепнул Бородатый своим приятелям, – там, в маленьком заливчике, слева, вы видите?

– Да, – ответили они, – мы видим.

Близко к берегу, в более теплой воде заливчика, плавала женщина, обнаженная женщина, и её одежда лежала на белом песке.

– Мы нуждаемся в женщине, – сказал Рыжий, и его глаза сверкнули жадным огнем.

– Да, мы должны взять её, – ответил Бородатый, – но очень осторожно, чтобы жители поселка ничего не увидели и не услышали.

– Как мы её поделим? – спросил Рыжий.

– Мы её ещё не поймали, а ты уже спрашиваешь, как мы её будем делить, – засмеялся Молодой.

– А мы спросим её, – ответил Бородатый, – сейчас ты, Молодой, проберись и возьми одежду. Она, наверняка, выйдет и будет искать её и подойдет близко к кустам, здесь мы и схватим её.

Женщина оказалась большой и сильной, не очень молодой, хорошо за тридцать, и, когда охотники затащили её в густой кустарник, она более удивилась, чем испугалась. Они несколько минут разглядывали её: она не была очень красивой, но довольно привлекательной и разжигала их вожделение.

– Не вздумай кричать и сопротивляться, иначе мы убьем тебя. Ты пойдешь с нами, потому что ты нужна нам. Каждому из нас нужна женщина, – сказал Бородатый.

– Но меня ждут мой муж и двое детей.

– Пусть ждут, может быть, мы отпустим тебя через два летних месяца, и ты вернешься к своему мужу и детям, – ответил Бородатый. – Молодой, верни ей одежду, и нам нужно идти.

– Очень скоро люди в деревне спохватятся, что меня нет, начнут искать и настигнут вас.

– Ну, нет, – засмеялся Бородатый, – мы пойдем быстро, а ты выглядишь здоровой и сильной, в худшем случае мы их просто убьем.

Он вытащил из мешка веревку, обвязал вокруг её бедер особым узлом, намотал на свою руку, и они споро пошли вдоль озерного берега на север. Когда они стали готовиться к ночной стоянке, Бородатый обратился к женщине: «Рыжий спросил меня, как мы тебя делить будем? Я не хочу беспорядка в этом деле, ссор и обид, и я предлагаю тебе решить этот вопрос. Поверь мне, всем и тебе так будет лучше».

Она посмотрела на всех троих: лицо Рыжего пылало желанием, Бородатый смотрел спокойно, а Молодой – с любопытством. И она поняла, что у неё нет никакой возможности избежать этого.

«В первую ночь Рыжий, во вторую – Бородатый, в третью – Молодой».

Так начались их ночные «дежурства» с нею, но она заметила радость Рыжего и разочарование Бородатого.

День за днем они шли на север. Один из них всегда оставался с нею, двое других охотились, рыбачили, заходили в мирные селения, меняли свою добычу на хлеб, молоко, овощи и одежду. Иногда они прятались от разбойников и солдат, и несколько раз им приходилось вступать в кровавые стычки, но они всегда побеждали. Только через две недели Бородатый снял с неё веревку: «Я надеюсь, ты не захочешь сбежать от нас, ты видишь, как это опасно, оставаться одной в этих местах. Первая же банда разбойников, или солдаты, или охотники нападут на тебя, и живой ты из-под них не выйдешь».

Они продолжали идти ко второму озеру – Лох-Маск и после этого – к третьему – Лох-Карра и к четвертому – Лох-Конн. Наконец, они объяснили ей, что ищут своих соплеменников, которые рассеялись по разным местам в этом районе больших озер после ожесточенного боя с другим племенем.

В конце второго летнего месяца они повернули на юг, но уже на западной стороне озер.

Однажды ночью женщина тихо сказала Рыжему, что она не любит Бородатого, что любит только его – Рыжего и не понимает, почему он делит её с охотником, который всегда командует ими и почти унижает их.

– А что с Молодым? – спросил он её.

– Этот несерьёзный, я его до сих пор учу любви.

И так каждую третью ночь нашептывала она ему те же слова, чувствовала, что они находят в нем отклик и заметила его растущую неприязнь к Бородатому.

В одно раннее утро в начале третьего летнего месяца она осталась с Молодым, а Бородатый и Рыжий отправились ловить рыбу на маленькое озеро в середине их пути между озерами Лох-Конн и Лох-Карра. Через пару часов Рыжий вернулся один с кровоточащей раненой рукой. Он велел ей найти в поле целебную траву и сделать ему крепкую перевязку. Он больше ничего не добавил, а они ни о чем не спрашивали. Вечером он сказал Молодому: «С сегодняшнего дня мы только двое охотников. Ты, как и раньше, будешь с нею каждую третью ночь, а я буду две ночи – мою и Бородатого». Молодой ему ничего не ответил.

И они продолжали идти на юг вдоль больших озер, но не нашли своих соплеменников.

В одну из ночей, когда она была с Молодым, она вдруг подняла голову и прислушалась. Позже он спросил её:

– Что случилось этой ночью, что ты слышала?

– Я боюсь, – ответила она, – Рыжий подкрался к нам прошлой ночью и проверял, чем мы занимались. Он становится очень ревнив, и я боюсь, он убьет тебя, как убил Бородатого.

– Что же мне делать?

– Убить его. Я помогу тебе.

Так она несколько ночей убеждала его. Но Молодой уже и сам заметил, что Рыжий что-то замышляет против него. В один из вечеров женщина успела шепнуть ему: «В эту ночь подкрадись к нам. Я буду изо всех сил держать Рыжего. Убей его ударом кинжала в спину, не бойся, иначе он завтра убьёт тебя».

Когда Молодой подкрался к лежащей паре, Рыжий поднял голову, почувствовав что-то, но женщина обвила его тело руками и ногами, изо всех сил прижав его к себе, и Молодой успел вонзить свой нож в спину Рыжего.

В конце третьего летнего месяца они подошли к самому узкому месту озера Лох-Корриб – Горлу, месту, откуда охотники похитили женщину, только с противоположной стороны. Но они так и не нашли людей из племени Молодого.

– Скоро сюда придут холода, – сказала она, – нам нужно сделать небольшой плот и переправиться на ту сторону. Мы вернемся в мою деревню. Я и ты.

– И что со мной будет?

– Я буду просить за тебя. Я скажу, что ты спас мне жизнь.

В деревне их встретили сдержанно, но доброжелательно. Люди давно знали, что трое охотников-кельтов похитили женщину. Кто-то видел, как они вели её на привязи, но христианские поселенцы не решились освободить её.

На общем собрании было уже решено, что женщина вернется к мужу и детям, а Молодой примет крещение и войдет в общину, когда вдруг настоятель монастыря спросил женщину: «Испытывала ли ты наслаждение, когда пребывала с каждым из охотников?»

Женщина поняла опасность вопроса.

– Нет, мой отец, я думала только о моей семье, охотники брали меня силой.

После этого настоятель обратился с этим же вопросом по поводу поведения женщины к Молодому. Последний очень хорошо помнил её страстные крики и стоны и не только, когда бывала она с Рыжим, но и с ним, потому что он уже выучился быть хорошим любовником. Но Молодой подтвердил слова женщины.

Через несколько дней её муж пришел в монастырь к настоятелю: «Отец мой, у меня нет терпения пребывать с этой женщиной – она равнодушна ко мне, и в её ночных снах она кричит от страсти, бредит и зовет к себе Бородатого, Рыжего и Молодого. Я не хочу жить с ней».

В несколько дней участь женщины и Молодого была предрешена.

«Ты лгала нам в своих признаниях, и мы не можем терпеть ложь в нашей вере. Мы изгоняем вас, тебя и охотника», – сказал ей настоятель.

В тот же день их перевезли в лодке на ту сторону озера. С тех пор никто из селения ни разу не видел их и не слышал о них».

Так закончил профессор сэр Эдвард Спенсер Ангкателл этот странный рассказ из Голуэйской рукописи.

Мы долго смотрели на ту сторону Горла. Может быть, души трех охотников и этой женщины все ещё неприкаянно бродят там.