|
 |
 |
| Номер 6(19) - июнь 2011 | |
 |
|
Главы из
новой книги
I
В кои веки можно, не кривя
душой, сказать доброе слово и о труде Д.С. Мережковского. Его описание
отступления французской армии из Москвы в своем роде исключительно... Возможно,
потому что громкий пафос автора в данном случае так совпал с ужасом гибели
Великой Армии?
Впрочем, судите сами. Вот
слова, которые нашел Дмитрий Сергеевич:
…28-го, [октября 1812 года]
ударил мороз, а 8 ноября, по дороге на Вязьму, французов застигла такая вьюга,
что людям, не знавшим русской зимы, казалось, что тут им всем пришел конец.
Черное небо обрушилось на белую землю, и все смешалось, закружилось в белом,
бешеном хаосе. Люди задыхались от ветра, слепли от снега, коченели от холода,
спотыкались, падали и уже не вставали. Вьюга наметывала на них сугробы, как
могильные холмики. Весь путь армии усеян был такими могилами, как бесконечное
кладбище. Особенно пугали их долгие зимние ночи. На бивуаках в степи, в
двадцатиградусный мороз, не знали, где укрыться от режущего, ледяного ветра.
Жарили себе на ужин дохлую конину на тлеющих углях, оттаивали снег на похлебку
из горсти гнилой муки и тут же валились спать на голый снег, а поутру бивуак
обозначался кольцом окоченелых трупов и тысячами павших в поле лошадей. Но
лучше было замерзнуть, чем попасть в руки казаков и крестьян: те убивали не
сразу, а долго издевались и мучили или просто выбрасывали, голых, на снег; если
же пленных было слишком много, гнали их пиками, как скот, может быть, на новые,
злейшие муки. Сто тысяч французов вышло из Москвы, а недели через три осталось
тридцать шесть тысяч, да и те – живые трупы, смешные и страшные чучела, в
пестрых и вшивых лохмотьях – чиновничьих фраках, поповских рясах, женских
капотах и чепчиках. Ни подчиненных, ни начальников: бедствие сравняло всех.
Стаи голодных псов следовали за ними по пятам; тучи воронов кружили над ними,
как над падалью …
Что еще можно сказать, и
что можно к этому добавить? Разве что пояснение – когда автор говорит о том, что …пленных … гнали … пиками, как скот, может быть, на новые, злейшие
муки…, он, возможно имеет в виду образовавшийся новый промысел: казаки
продавали пленных за деньги, собранные вскладчину крестьянами ограбленных
деревень, и что с ними потом делали, зависело только от изобретательности
местных умельцев...
Партизанские отряды
образовались еще в сентябре, по-видимому, по инициативе Дениса Давыдова. Он
предложил посылать в тыл к французам так называемые «партии», и даже сумел
уговорить Кутузова – позволить попробовать это на практике. Ему дали примерно
пол-эскадрона гусаров, горсть казаков –
и он отправился в путь. Сперва его отряд приняли за французских мародеров и
встретили оружием – но довольно скоро
он сумел завоевать доверие крестьян.
К этому времени в деревнях
появились уже и мушкеты, и даже люди, знающие, как с ними обращаться. Отставшие
от своих частей раненые солдаты русской армии становились «инструкторами», и,
случалось, отряды самообороны организовывались сами, не дожидаясь прибытия
офицеров вроде Давыдова. Главной заботой была защита от фуражирских команд
французской армии, в поисках еды нещадно грабивших деревни, но с началом
отступления французов такие самодеятельные отряды самообороны приступили и к
нападениям. Они не были страшны более или менее организованным батальонам, сохранившим
подобие дисциплины.
Но для мелких групп,
пытающихся любой ценой выбраться из ада, они были сама смерть.
II
Великая Армия перестала
быть Великой, и в очень большой степени перестала быть армией. На запад шли
немногие части, сохранившие подобие порядка –
и катилась огромная волна людей, потерявших всякую дисциплину. Вообще говоря,
возникает вопрос – как же это все не
окончилось полной катастрофой? В книге Джефри Ригана, который собрал всякого
рода курьезные случаи из военной истории, начиная от Александра Македонского,
приводится такой диалог между двумя французскими солдатами, бредущими от Москвы
на запад:
«Ты видел? Это голландские гренадеры...»
«Какие гренадеры? Я никого не видел».
«Как какие? Ты видел сани, запряженные парой? Так в санях и были
голландские гренадеры – все 16 человек...»
Шутка становится вовсе не
смешной, когда в списке потерь Великой Армии, приведенном у Адама Замойского,
обнаруживаются сухие цифры: из 500 человек батальона голландских гренадеров,
484 из русского похода не вернулись. Толпы мародеров добирались до охраняемых
складов с продовольствием и запасами, и разносили их почище всяких казаков.
Порядок рухнул, никакое нормальное распределения имевшихся ресурсов оказалось
невозможным. Удержать дисциплину удалось только в элитных частях вроде старой
гвардии – и то это удалось сделать
благодаря Наполеону. Голландский генерал, сильно не любивший императора – хотя бы потому, что он мимоходом
ликвидировал Голландию, сделав из нее несколько новых департаментов Франции – был поражен тем, как изменился
Наполеон в беде. Вялость и безразличие, которые в Москве отмечали все люди из
его окружения, исчезли.
Тяжелая простуда,
случившаяся с ним в предбородинский период, и о которой нам говорит Констан,
как бы испарилась. Что сделалось с воспалением мочевого пузыря хозяина, он нам
не говорит, но, похоже, и этот недуг оказался побежден силой воли. Долгими
часами Наполеон идет вместе со своими солдатами, и делает все возможное и
невозможное, чтобы как-то ободрить своих солдат.
Но, наверное, даже его
усилий и даже его гения не хватило бы для спасения, если бы в его отчаянной
борьбе против русского климата и русского бесконечного пространства ему не
помогли два могучих союзника: русский беспорядок и – как ни странно –
главнокомандующий русской армией, светлейший князь Михаил Илларионович Кутузов.
Говоря о русском
беспорядке, по размерам столь же эпическом, что и русские пространства, не
хочется оставаться голословным. Кое-что на эту тему уже отмечалось, но вот еще
один совершенно конкретный пример:
…Царский брат цесаревич Константин Павлович, укрывшись от войны в
Петербурге, времени даром не терял. Он представил в Екатеринославский полк 126
лошадей, прося за каждую 225 рублей. «Экономический комитет ополчения
сомневался, отпустить ли деньги, находя, что лошади оных не стоят». Но государь
приказал, и Константин получил 28 350 рублей сполна, а затем лошади были
приняты: «45 сапатых застрелены немедленно, чтобы не заразить других, 55
негодных велено продать за что бы то ни было, а 26 причислены в полк…
Согласитесь, что получить с
казны 28 350 рублей за 26 лошадей, выплаченных по высочайшему повелению –
при том, что 225 рублей за лошадь государственная оценочная комиссия считает
ценой чрезмерной – это довольно сильно? Он просто очень характерен – как-никак,
виновным оказалось второе лицо Российской Империи, наследник престола, который
по положению своему должен был бы показывать пример беззаветного служения
Отечеству. Случай этот почерпнут из книги Е.В Тарле «Нашествие Наполеона
на Россию», глава VII – и автор книги добавляет к этому и оценку его, сделанную
современниками:
…В.И. Бакунина в своих интимных заметках говорит по поводу этого
поступка Константина, что «язык недостаточен», чтобы приискать «название
истинно выразительное» для подобных деяний; «надобно изобрести новые»,
достаточно «выразительные» слова, чтобы восславить Константина Павловича так,
как он того заслуживает…
И ничего – стыд не роса,
глаза не выест...
Цесаревич Константин
Павлович, увы, был не одинок. Русской армии на протяжении всей кампании 1812
года доставалось от погоды и от нехватки снабжения почти так же сильно, как и
французской, хотя, казалось бы, военные действия шли в своей стране, и подвозу
еды и фуража противник не мешал. Более того – волна самого искреннего патриотизма
действительно захватила оба сословия, располагавших частными средствами – и
российское дворянство, и российское купечество. Дворяне Московской Губернии в
ответ на предложение дать в армию одного из двадцати пяти своих крепостных
мужиков не только согласились на это, но и по собственной инициативе увеличили
этот «чрезвычайный налог» в два с половиной раза – они дали одного рекрута с
десяти. Московское купечество собрало около двух с половиной миллионов рублей в
помощь правительству. Отдельные люди, располагавшие крупными средствами, шли и
дальше.
Граф Матвей Александрович
Дмитриев-Мамонов, например, за свой счет вооружил целый конный полк.
Однако до армии собранные
припасы очень часто не доходили, или доходили не вовремя. Армия представляла
собой двигающийся город, с «населением» под сотню тысяч человек. Для сравнения –
немаленький по тем временам город Вильно был втрое меньше. Организовать
снабжение такой огромной массы людей и лошадей, находящейся в непрерывном
движении, было объективно очень трудным делом, потому что для накопления
запасов требовалось и время, и какое-то место, заранее определенное,
укрепленное и снабженное складами и администрацией. На общую ситуацию влияла и конъюнктура.
Купечество действительно пожертвовало казне два с лишним миллиона рублей – но и
цены (например, на оружие) взлетели втрое.
Прибавим к этому и
казнокрадство. В какой-то мере казнокрадство было системной проблемой. Стране,
столь огромной, как Россия, и – поневоле – столь централизованной, как Россия,
этому самому «центру» углядеть за местной администрацией было решительно
невозможно. Ho и «центр», как мы видим из примера, тоже часто на казенные
подряды смотрел как на возможность поправить дела. Константина Павловича
порицали – но он вряд ли был одинок…
В общем, будем считать, что
российский способ ведения государственных закупок, по крайней мере в случае с
поставкой армии лошадей великим князем Константином, помог Наполеону – и
перейдем к вопросу более существенному.
K вопросу о том, насколько
полезным оказался французскому императору его противник, Михаил Илларионович
Кутузов.
III
Л.Н. Толстой украшает
собой канон мировой литературы. И в его романе «Война и Мир» М.И. Кутузов
действует единственно возможным, наиболее правильным и наиболее выгодным для
России образом.
Нет никаких сомнений в
полной искренности Льва Николаевича. Его убежденной жизненной позицией был
поиск полной правды – конечно, такой
правды, какая представлялась правдой ему самому, и в стремлении к ней он мог
говорить весьма нелицеприятные вещи, не останавливаясь решительно ни перед чем.
Достаточно вспомнить историю со Священным Синодом, постановившим, в частности,
следующее:
…в наши дни, Божиим попущением, явился новый лжеучитель, граф Лев
Толстой. Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению
и воспитанию своему, граф Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко
восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно перед всеми
отрекся от вскормившей и воспитавшей его матери, Церкви Православной, и
посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на
распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в
умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной, которая утвердила
вселенную, которою жили и спасались наши предки и которою доселе держалась и
крепка была Русь Святая…
Понятно, что человек,
сказавший то, что он думает о таких важных, чувствительнейших предметах, как
религия и церковь, и обваливший в результате на свою голову такой документ, не
поколебался бы сказать все, что он думает, и o М.И. Кутузове.
И находит он о нем слова
самые лучшие:
…Он [Кутузов] выслушивал
привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось
подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом
слов того, что ему говорили, а что-то другое в выражении лиц, в тоне речи
доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим
умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся со смертью,
нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения
главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и
убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за
этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти…
Е.В. Тарле, крупнейший
историк, человек необъятной эрудиции и великих знаний, понимавший эпоху, в
которой жил и действовал М.И. Кутузов, как может быть, никто другой, писал
то же самое.
Он написал книгу «Нашествие
Наполеона на Россию». В собрании сочинений Е.В. Тарле, она датирована 1938-м,
но, понятное дело, разрабатывалась пораньше, в 1936-1937. Есть у него и
отдельный, специальный труд, «Михаил Илларионович Кутузов, полководец и
дипломат», который датирован 1952-м. Обе вещи включены им в один и от же VII
том, где обе и напечатаны подряд, друг за другом.
Они противоречат друг
другу.
IV
Начнем с первой книги, «Нашествие
Наполеона на Россию». Книга, как уже и говорилось, делалась в 1936-1937 годах.
Книга замечательно документирована, даже по высоким стандартам Евгения
Викторовича. В ней собраны свидетельства современников, принадлежавших к самым
разным слоям российского общества того времени, от придворных и до небогатых
купцов из калужской глубинки. Что же касается отзывов о М.И. Кутузове, то
к числу «опрошенных свидетелей» принадлежат и враги Кутузова – такие как
Беннигсен, стремившийся занять его место, или английский военный комиссар, сэр
Роберт Вильсон, у которого Кутузов вызывал только что не приступы апоплексии –
и друзья, русские военные, хорошо знавшие фельдмаршала по повседневной службе,
и преданные сторонники, офицеры его штаба.
Все они говорят примерно
одно и то же: фельдмаршал, светлейший князь М.И. Кутузов, не любил
формальностей. Распоряжения отдавались устно, и часто – через голову
непосредственных начальников тех, кому давалось ...повеление... Так что были случаи, когда командиры дивизий вдруг
обнаруживали, что подчиненный им полк куда-то услан распоряжением свыше, без
всяких следов в штабных документах. В такой ситуации, когда выколотить подпись
Кутузова под каким бы то ни было документом не могли даже важные офицеры его
штаба, вроде Толя, или Коновницына, а дела, как правило, делались келейно и
неофициально, именем светлейшего князя охотно пользовались люди, к нему
приближенные в силу личных связей. Например, его зять, князь Кудашев.
Военная администрация в
результате запуталась так, что Барклай в отчаянии писал об этом царю – впрочем,
совершенно тщетно. Его спровадили из армии, а разговоры о том, что он изменник,
достигли общественного мнения настолько, что под Калугой его экипаж забросали
камнями. Знавшие Кутузова люди отмечали в нем ...черты сибаритства, лукавства, и лени... – как говорит Е.В. Тарле.
Например, цитата из письма графа Ланжерона, направленного Воронцову после отъезда
его из армии, действовавшей против турок на Дунае:
…Кутузов уехал, он нас растрогал при отъезде. Он был очень любезен и
очень тронут. Пусть господь даст ему фельдмаршальский жезл, покой, тридцать
женщин и пусть не дает ему армию…
Царь считал Кутузова ...придворной лисой и старым сатиром…, и
говорил, что дать ему назначение его вынудило только общественное мнение,
потому что все московское дворянство стояло за его кандидатуру. Клаузевиц,
который в окружение Кутузова не входил, но дело войны знал как никто другой, по
поводу его действий высказывался так:
...Кутузов, наверное, не дал бы Бородинского сражения, в котором,
по-видимому, не ожидал одержать победы, если бы голос двора, армии, всей России его к этому не принудил. Надо
полагать, что он смотрел на это сражение как на неизбежное зло. Он знал русских
и умел с ними обращаться…
Мнение Клаузевица о том,
что Кутузов ни за что не дал бы сражения, если бы только мог этого избежать,
по-видимому, совершенно справедливо. Он избегал любого боевого столкновения с
Великой Армией не только в период сразу после сражения под Бородино, но и
намного позже. Об этом писали и Ермолов, и Денисов. Они прямо-таки приходили в
отчаяние, пытаясь как-то добиться от Кутузова активных действий, и все было
совершенно тщетно – двигаться он не желал.
Царь вообще подозревал
своего фельдмаршала в том, что он не просто избегает столкновения, а норовит
сделать так, чтобы подвести других в русских военачальников.
Вот что говорит об этом
Е.В. Тарле: …Кутузов не
хотел даже близкого соприкосновения с арьергардом отступавшего французского
императора. Не хотел, конечно, не из «трусости», а вследствие ненужности новых
боев с его глубоко продуманной точки зрения. И Александр, хитрый, недоверчивый,
ненавидящий Кутузова человек, издали, из Зимнего дворца, подозревал, что
Кутузов лукавит, что он не хочет
ловить Наполеона, что он хочет «портить» и «испортит» все, на что царь так
надеялся, что он хочет подвести Чичагова и Витгенштейна под удар, под сражение
с Наполеоном и не подаст им помощи в этом будущем роковом столкновении. Он
писал резкие письма, угрожал главнокомандующему личной его ответственностью...
Не помогло ничего. Когда ударил решительный час, когда очередной акт великой
всемирно-исторической драмы начал разыгрываться на берегах Березины, Кутузов
поступил именно так, как того боялся Александр, но как он сам считал нужным и
целесообразным...
Вот это потрясающее
заявление: …он хочет подвести Чичагова и
Витгенштейна под удар, под сражение с Наполеоном и не подаст им помощи в этом
будущем роковом столкновении… – получает
совершенно неожиданное подтверждение, и от свидетеля, которого никак не
заподозришь ни в недостаточном патриотизме, ни в неприязни к светлейшему князю
Кутузову.
Это Денис Давыдов, отважный
партизан.
V
Согласно абсолютно всем
источникам, на переправе у Березины остатки Великой Армии должны были быть
уничтожены. Отступление Наполеона шло по смоленской дороге, и за ним двигалась
главная русская армия, которой командовал Кутузов. Морозы, расстояния и
нехватка снабжения привели к тому, что было потеряно две трети того личного
состава, который она первоначально имела, но, конечно, ее положение было
несравненно лучше, чем положение французов: имелись возможности эвакуировать
заболевших, отставших крестьяне не добивали – так что армия была боеспособна.
Помимо главной русской армии, находившейся под непосредственным командованием
Кутузова, наперерез бегущим французам шли еще две русские армии – одна, под
командованием Витгенштейна, с севера, другая, под командованием адмирала
Чичагова, с юга. Они должны были перехватить переправы, и одновременным ударом
с трех направлений уничтожить и Наполеона, и остатки его войск.
Адмирал Чичагов уже занял
Минск, отобрав у противника возможность воспользоваться хранившимися там
запасами, и хоть немного отдохнуть, и теперь пытался прикрыть все места на
Березине, где можно было навести переправу. Для расчетов ему было необходимо
знать, как скоро к нему на помощь смогут подойти части главной русской армии. И
вот тут, по словам Дениса Давыдова, он наткнулся на прямой обман:
…Кутузов со своей стороны, избегая встречи с Наполеоном и его гвардией,
не только не преследовал настойчиво неприятеля, но, оставаясь почти на месте,
находился все время значительно позади…
Согласно «Запискам» Д. Давыдова
(Е.В. Тарле их обильно цитирует), Кутузов писал Чичагову, что он …на хвосте неприятельских войск…, и
предлагал ему действовать решительно.
Послушаем Е.В. Тарле:
…Кутузов при этом пускался, по уверению Давыдова, на очень затейливые
хитрости: он помечал свои приказы Чичагову задним числом, так что
адмирал ничего понять не мог и «делал не раз весьма строгие выговоры курьерам,
отвечавшим ему, что они, будучи посланы из главной квартиры гораздо позднее чисел, выставленных
в предписаниях, прибывали к нему в свое время». А на самом деле
Кутузов все оставался на месте в Копысе...
Тарле даже добавляет, что …неправильно датированные приказы Кутузова и
полное его молчание одинаково выбивали из-под ног Чичагова всякую почву…
Зачем же это все делалось?
Денисов (как и соглашавшийся с ним Ермолов) полагал, что это делается из страха
столкновения с теми частями, которые еще сохранили дисциплину, например, со все
еще грозной гвардией Наполеона. Он гвардию эту видел в походе своими глазами, и
оставил ee яркое описание:
...Подошла старая гвардия, посреди коей находился сам Наполеон... мы
вскочили на коней и снова явились у большой дороги. Неприятель, увидя шумные
толпы наши, взял ружье под курок и гордо продолжал путь, не прибавляя шагу.
Сколько ни покушались мы оторвать хотя одного рядового от этих сомкнутых колонн,
но они, как гранитные, пренебрегая всеми усилиями нашими, оставались невредимы;
я никогда не забуду свободную поступь и грозную осанку сих, всеми родами смерти
испытанных, воинов. Осененные высокими медвежьими шапками, в синих мундирах,
белых ремнях, с красными султанами и эполетами, они казались маковым цветом
среди снежного поля... Командуя одними казаками, мы жужжали вокруг сменявшихся
колонн неприятельских, у коих отбивали отстававшие обозы и орудия, иногда
отрывали рассыпанные или растянутые по дороге взводы, но колонны оставались
невредимыми... Полковники, офицеры, урядники, многие простые казаки
устремлялись на неприятеля, но все было тщетно. Колонны двигались одна за
другою, отгоняя нас ружейными выстрелами и издеваясь над нашим вокруг них
бесполезным наездничеством... Гвардия с Наполеоном прошла посреди... казаков
наших как 100-пушечный корабль между рыбачьими лодками…
Однако у Кутузова были не
одни только казаки. Он располагал регулярной армией. Кроме того, одно дело –
избегать столкновения самому, и совсем другое дело – вводить в заблуждение
Чичагова. Ну это-то зачем? В теорию Денисова такой замысловатый трюк как-то не
вписывается. Царь, как мы знаем, полагал, что целью было намеренно подставить
Чичагова под удар. Может быть.
Но имелась и другая теория.
VI
Состояла она в том, что
Кутузов разошелся с Александром Первым во взглядах на цели русской военной
кампании 1812 года. Александр считал необходимым уничтожение Империи Наполеона,
Кутузов считал, что достаточно просто выгнать французов из России, а в
остальное не вмешиваться. Более того – он даже полагал правильным и полезным
сохранить в Европе наполеоновскую Францию как противовес слишком большому
увеличению могущества Англии.
А поскольку возразить
самодержцу его фельдмаршал никак не мог, то он занялся тихим саботажем его
распоряжений, добиваясь таким образом своего без явного нарушения положенной
ему роли лица подчиненного, верноподданного, угадывающего волю своего монарха,
но не могущего изменить не зависящий от него ход событий.
Автором теории был,
по-видимому, британский военный агент в России, бригадный генерал сэр Роберт
Вильсон, позднее, похоже, к этой же точке зрения стал склоняться и Александр
Первый.
Насчет саботажа – это
правда. Так и было. И видно это из мемуаров всех его врагов, вроде Беннигсена и
Барклая, и всех его друзей, вроде Ермолова, Коновницына, Дохтурова – и нет
между ними в отношении этого вопроса ни малейшего различия. Кутузов отказывался
идти на помощь Милорадовичу, когда тот загородил путь отступавшим итальянским
частям Эжена де Богарнэ, хотя его умоляли об этом и Толь, и Ермолов, и
Коновницын.
Или случай под
Малоярославцем, подробнейшим образом описанный в мемуарной литературе. 22
октября 1812 года в штаб-квартире Кутузова в Тарутине в 11 часов вечера было
получено известие о подходе Наполеона к позициям Дохтурова. Бросить его войска
на произвол судьбы было невозможно, и Кутузов ...начал движение... Дальше началась совершенно невероятная войсковая «эволюция»,
при которой на переход в 28 верст понадобилось 38 часов. А когда главная армия
все-таки подошла к истекавшим кровью частям Дохтурова, она постояла немного и
отошла назад. Кутузов избегал сражения, это понятно – но ведь можно было
двинуться вперед – и выручить Дохтурова, не заставляя его ждать подмоги чуть ли
не двое суток? Можно было, наконец, просто приказать Дохтурову отступить?
Ничего это сделано не было. Отдавать приказ на отступление, да еще письменный,
светлейший не захотел. Идти на выручку со всей возможной быстротой он тоже не
захотел, потому что опасался втянуться в то самое большое сражения, которого он
так старался избежать. И Михаил Илларионович Кутузов, человек очень умный, и
очень себе на уме, принимает решение ...поспешать
медленно... А то, что Дохтурова могут за это время разгромить – ну, на то и
война...
То, что он …боялся…, глупо и говорить. Человек,
как-никак, служил под командой Суворова и брал Измаил... Что же было настоящей
пружиной таких его действий? Послушаем Е.В. Тарле, вот что он говорит на
эту тему: …в 3 верстах
от Малоярославца, 25 октября, сидя в штабе отступившей русской армии, Вильсон в
письме к Александру совершенно ясно и четко сформулировал две несогласные и
непримиримые точки зрения: точку зрения исключительно русских интересов,
представляемую фельдмаршалом, и точку зрения всего конгломерата боявшихся и
ненавидящих Наполеона европейских стран во главе с Англией:
…Лета
фельдмаршала и физическая дряхлость могут несколько послужить ему в извинение,
и потому можно сожалеть о той слабости, которая заставляет его говорить, что «он не имеет иного желания, как только того,
чтобы неприятель оставил Россию», когда от него зависит избавление
целого света. Но такая физическая и моральная слабость делают его неспособным к
занимаемому им месту, отнимая должное уважение к начальству, и предвещают
несчастье в то время, когда вся надежда и пламенная уверенность в успехе должны
брать верх… С сэром Робертом Вильсоном совершенно согласен
офицер квартирмейстерской части А.А. Щербинин, о мнении сэра Роберта,
конечно, не знавший, но зато не отлучавшийся от главной квартиры Кутузова:
…Марш от
Малоярославца до Днепра представлял беспрерывное противодействие Кутузова
Коновницыну и Толю. Оба последние хотели преградить путь Наполеону быстрым
движением на Вязьму. Кутузов хотел, так сказать, строить золотой мост
расстроенному неприятелю и, не пущаясь с утомленным войском на отвагу против
неприятеля, искусно маневрирующего, хотел предоставить свежим войскам Чичагова
довершить поражение его, тогда как длинный марш ослабил бы неприятельское
войско еще более… А вот что говорит генерал Левенштерн: …[под Вязьмой Кутузов] слышал канонаду так ясно, как будто она происходила у него в передней,
но несмотря на настояния всех значительных лиц главной квартиры, он остался
безучастным зрителем этого боя, который мог бы иметь последствием уничтожение
большей части армии Наполеона и взятие нами в плен маршала и вице-короля... В
главной квартире все горели нетерпением сразиться с неприятелем; генералы и
офицеры роптали и жгли бивуаки, чтобы доказать, что они более не нужны; все
только и ожидали сигнала к битве. Но сигнала этого не последовало. Ничто не
могло понудить Кутузова действовать… Совершенно то же самое думали Дохтуров, Раевский,
Коновницын, Ермолов, Денис Давыдов... И Е.В. Тарле, принимая во внимание все, ими
сказанное, тоже соглашается с Робертом Вильсоном – да, М.И. Кутузов не
имел ни малейшего намерения русскими руками выигрывать для Англии ее великую и
нескончаемую войну с Наполеоном. Он только меняет знак оценки – то, что для
сэра Роберта огромный, непрощаемый грех и измена общему делу, для Е.В. Тарле
– замечательный, огромный выигрыш, оставляющий Россию в положении арбитра в
смертельной схватке Англии и Франции за господство в Европе. Заметим в скобках – это вполне совпадало с …текущим политическим моментом… B 1936-1937, в СССР считалось правильным смотреть со стороны на грозовые тучи, собиравшиеся в Европе.
VII
B свете вышеизложенного, у нас на руках есть два
портрета М.И. Кутузова. Согласно первому, написанному Л.Н. Толстым,
Кутузов – мудрый старик, всей своей жизнью заслуживший право понимать и
выражать свою страну, и спасающий ее из смертельной беды. Согласно второму, написанному Е.В. Тарле,
Кутузов к тому же еще тонкий и хитрый политик, сумевший настоять на своем в
споре с государем-императором, и устроивший так, что и победа в 1812 году
досталась России без лишней русской крови, и Англия потеряла шанс победить
Наполеона русским оружием, и Запад Европы остался расколотым на два враждебных
лагеря, к вящей русской выгоде. Но есть еще и третий портрет М.И. Кутузова, и
тоже – на фоне его эпохи. Вот какими красками он выписан: 1. …Теперь историческая заслуга Кутузова, который
против воли царя, против воли даже части своего штаба, отметая клеветнические
выпады вмешивавшихся в его дела иностранцев вроде Вильсона, Вольцогена,
Винценгероде, провел и осуществил свою идею, вырисовывается особенно отчетливо…
2. …При
той концепции планов и действий Кутузова, которую подсказывают и вполне
подтверждают документы, совершенно немыслимо продолжать поддерживать теорию
«золотого моста», которая долго всерьез приписывалась Кутузову со слов
враждебного к нему английского бригадира Вильсона…
3. …стратегия
Кутузова привела к Бородину и создала затем глубоко задуманное и необычайно
оперативно проведенное контрнаступление, загубившее Наполеона… 4. …Бой под Малоярославцем имел колоссальное
значение в истории контрнаступления. …Наполеон оказался перед грозной
альтернативой: либо решиться на генеральный бой, либо сейчас же, с калужских
путей, ведших на юг, сворачивать на северо-запад, к Смоленску. Он не решился идти
в Калугу. Кутузов стал перед ним стеной… 5. …Ближайшие помощники и сподвижники Кутузова,
вроде Коновницына, Дохтурова, Милорадовича и других, вспоминали впоследствии с
особенной любовью отличительную черту кутузовских приказов: необычайную
ясность, краткость, удобопонятность… Вы что-нибудь понимаете? Каким образом …стратегия Кутузова привела к Бородину…, когда
в командование он вступил 29 августа 1812 года, а дать сражение было решено уже
3 сентября? То есть у него было буквально 3-4 дня – вроде бы маловато для
выработки и осуществления стратегии? А как же Барклай, который командовал
армией с самого начала войны и привел ее от Немана почти к самому к
бородинскому полю, и тем сохранил для боя? Почему теория «золотого моста» для
ухода Наполеона из России …приписывалась
Кутузову бригадиром Вильсоном…, когда сам Кутузов говорил о ней, и
неоднократно? Что связывает вместе Вильсона, Вольцогена и Винценгероде, кроме
того, что у них иностранные фамилии? А на случай, если вы не догадались, о чем
идет речь, к портрету Кутузова добавлена и еще одна милая черта:
…Его любовь к России обостряла в нем естественную подозрительность к
иностранцам… Его …естественная
подозрительность к иностранцам… не помешала ему отдавать распоряжения на
безупречном французском языке, читать для отдыха роман мадам де Жанлис «Рыцари
Лебедя», дружески общаться с графом Ланжероном, иметь в качестве начальника
штаба полковника фон Толя и выдать замуж одну из своих дочерей за человека с
предосудительной фамилией Тизeнгаузен – но читателю это все знать не
полагается, хотя автору «портрета» все это известно куда лучше, чем нам, потому
что автором является тот самый Е.В. Тарле, скептичный эрудит и умница,
стилем которого у нас уже был случай самым искренним образом восхищаться. А все вышеприведенные цитаты взяты из его работы «Михаил
Илларионович Кутузов, полководец и дипломат», помеченной в его собрании
сочинений 1952 годом, и напечатанной сразу же после другой его вещи, «Нашествия
Наполеона на Россию», из которой мы могли усмотреть, что восхищение ясностью и
точностью приказов Кутузова, которую выказывали его помощники и сподвижники
носит характер ненаучной фантастики. И по поводу …победы Кутузова под Малоярославцем… у них тоже было мнение,
несколько отличающееся от полного восторга… Почему же весь это дикий бред был написан? Ну, это
как раз вполне понятно – надо только поглядеть на дату публикации – 1952 год.
Эту чушь написал сломленный человек, отчаянно боявшийся за свою жизнь, и за
жизнь своих близких, и не думающий уже ни о мере, ни о вкусе, ни даже о
правдоподобии, а думающий только об одном – оправдаться. Весь его очерк о
Кутузове пересыпан покаянными речами о том, как, где и почему он ошибался в
своих более ранних публикациях, и как новые материалы, открывшиеся ему,
совершенно изменили его мировоззрения, и какие новые, замечательные, и гораздо
более правильные книги он еще напишет, и он уже даже начал их писать –
поверьте, поверьте, в них все будет правильно... А чтобы не было сомнений, в дело идет новый
материал – солдатские песни времен войны 1812: 1. …Не
боимся мы французов, штык всегда востер у нас, лишь бы батюшка Кутузов допустил
к ним скоро нас!
2. …Постараемся все, ребятушки, чтобы сам злодей
на штыке погиб, чтоб вся рать его здесь костьми легла, ни одна б душа иноверная
не пришла назад в свою сторону…
Ну, и так далее. A для
полного эффекта добавляются вещи, от которых, право же, начинается зубная боль:
1. …Александр преступно пренебрег советами Кутузова, не посчитаться с
которыми он не имел никакого права…
2. …Кутузов в разгар работы в Тарутине должен был выслушивать нелепые и
дерзкие «советы» царя – поскорее
начинать военные действия, не мешкать…
3. …Эту фальсификацию могут принять лишь те, кто, подобно французским
шовинистически настроенным историкам и следующим за ними немецким, итальянским,
английским и американским авторам, абсолютно не желает видеть бросающуюся в
глаза действительность…
То есть из первых двух
приведенных выше сентенций у читателя складывается впечатление, что царем был
Кутузов, а не Александр Первый, а уж …фальсификация,
которую могут принять лишь те… кто,
подобно французским шовинистически настроенным историкам и следующим за ними
немецким, итальянским, английским и американским авторам, абсолютно не желает
видеть бросающуюся в глаза действительность… – это и вовсе убойная формула, годная на что угодно. Формула,
понятное дело, уже в ходу и носит ритуальный характер. Идет охота за ведьмами –
и автор очерка выкрикивает формулу навстречу «загонщикам». Это вовсе не связная
речь, а отчаяний крик – Да что вы! Я
свой!
Так кричит несчастный,
загнанный человек, отчаянно пытающийся уйти от пыток и смерти...
B Евгения Викторовича
Тарле камня не бросишь. Он не зря поставил в вышедшее в 1957 собрание своих
сочинений ОБЕ вещи – и «Нашествие» и «Кутузова» – в один том, и подряд. «Портрет
Кутузова», конечно, ему не удался. Но эпоху, в которой он жил, Е.В. Тарле
показал очень точно. |
 |
|
|||
|
|||
