Вон, Триер!

Посмотрим на последние кадры фильма «Антихрист» (2009). По лесистым скалам сноровисто подымается к главному герою масса людей. На крупном плане среди подошедших – одни женщины. Можно предполагать, что на общем плане люди в брюках взяты просто для массовки. Трудно было найти столько женщин. Вы и не обращаете внимания на их пол: люди. А подошли – женщины.

А герой только что убил свою жену…

Вот женщины этих волшебных окрестностей об этом мистически сразу узнали, оказались тут, вскарабкались к нему и сейчас отомстят.

А он уже, собственно, и готов умереть. Он полюбил смерть. (Конец фильма.)

И автор вместе с ним.

В самом деле.

Вот первые кадры. Титры. И – потрясающий звук.

Не согласитесь ли, что со смаком сделано.

Автор во всём фильме смакует траурность, угнетённость.

Чёрно-белый фильм.

Всё – одно к одному. И название соответствующее.

По сюжету главный герой, психоаналитик, лечит свою жену. А на самом деле автор наслаждается поводом снимать эту черноту в душе и в мире.

Смотреть – душепротивно. Но так это всё тянется… Что, - помня, чем кончается фильм (убийством, показанным и непоказанным, вот-вот оно произойдёт), - напрашивается естественное оправдание всему этому мраку: автору это просто нравится.

Может, потому нравится, что никому такое не нравится.

Похоже, ему нравится делать то, чего никто не делает.

Скажем, только в порнофильмах же снимают половой акт так, чтоб было видно, как входит и выходит мужской половой орган в женский, а в художественных же не снимают. Ну, пожалуйста: здесь – так снято.

Даёшь исключительность! Причём – «в лоб». Собственно, нечего объяснять. Никакого ж скрытого содержания нету. Всё – чтоб ударить по нервам. Как у экспрессионистов когда-то. Только те своими произведениями орали в ужасе: «Бога нет!» Ужас наводили «напрямую». И, значит, идеал их был противоположен. А здесь, у Триера, наоборот: идеал в том и состоит – в осознании, что Бога нет. Само произнесение слова «Антихрист» в титрах дано каким-то объективным тоном. Без авторского отрицания. В мир пришёл Секс (с большой буквы). Это и есть Антихрист. И грешные люди, естественно, приемлют приход Антихриста. – Таков, по-моему, иллюстративный, не скрытый смысл этого фильма.

То есть я б его отнёс к околоискусству (надо бы учредить такую категорию для просто устроенных произведений, выражающих своё «зачем это сделано» «в лоб»). И не стал бы его «объяснять». Если б не то, что случилось с автором на Каннском кинофестивале 2011 года.

Обычно я избегаю объяснений художественного смысла произведения, опираясь на внетекстовую материю (на интервью авторов и т. п.). Но с «Антихристом»-то мы имеем дело не с художественным произведением. Здесь опираться на интервью – можно. Идеал автора не меняется ж быстро. От 2009-го до 2011-го прошло только два года.

Вот это интервью.

– Можете ли вы поговорить о ваших германских корнях, о готических аспектах вашего фильма [другого, «Меланхолия»], о факте, который вы упоминали в датском киножурнале – о вашем интересе к нацистской эстетике.

– Одна вещь, которую я могу сказать, так это то, что я думал долгое время, что я еврей, и был этим счастлив. Позже появилась (еврейский датский режиссёр) Сюзанна Биер, и я стал менее счастлив быть евреем. Это была шутка. Потом выяснилось, что я не был евреем, и даже если я еврей, то второго сорта, из-за семейной иерархии. Потом я обнаружил, что я на самом деле был нацистом, потому что фамилия моей семьи – Хартман, от чего я получил удовольствие (смеётся). Что я могу сказать? Я понимаю Гитлера, но я думаю, что он наделал неправильных вещей, абсолютно. Я могу представить его себе сидящим в бункере в конце… Я всего лишь говорю, что я его понимаю. Он не тот, кого можно назвать хорошим парнем, но я многое в нём понимаю и немного ему симпатизирую. Но, поймите! Я же не за 2 мировую войну! Я очень за евреев, хотя не очень – из-за израильтян… Сволочи, но… Как мне выбраться из этого предложения? (смеётся). Если говорить о повелении, то мне нравится Альберт Шпеер [личный архитектор Гитлера, осуждён на Нюрнбергском процессе на 20 лет тюрьмы], он был один из лучших божьих детей, он имел талант, который он смог использовать… (вздыхает). ОК, я нацист (смеётся).

– Это [наверно, «Меланхолия»] ваш ответ на голливудские блокбастеры, или вы представляете себе что-то значительно более грандиозное, чем это?

– Да, это то, что мы нацисты… у нас есть тенденция пытаться делать грандиозные вещи (смеётся). Быть может, вы могли бы убедить меня совершить Окончательное решение [перекличка с Окончательным решением еврейского вопроса – полным уничтожением евреев]… Для журналистов (смеётся).

Ведь тут не только шутки, но и серьёзное: это понимание Гитлера в конце, значит, готовящегося к самоубийству…

Не каждый может покончить жизнь самоубийством. Нужно иметь силу духа, будучи в здравом уме. Как трагедии людей, идеологически противоположных фашистам, строятся? Герой умирает – идея его остаётся жить. Вот и бессмертная нацистская идея обретала, получается, своего трагического героя в лице Гитлера в бункере в конце. В бункере… Под землёй… Чернота… – Красиво! Что-то похожее на приятие смерти в сладкой черноте чёрно-белого «Антихриста».

А эта аналогия пулемётного падения жёлудей на крышу… Не приятие ли это детоубийства? Что такое секс для секса, как не детоубийство? Ведь героиня видела, как сын взобрался на подоконник и сейчас упадёт… Но у ней начинался оргазм. Что важнее оргазма?! А жёлуди ж – те же будущие дети дубов… Тоже падают… На крышу и не прорастут. – Всё это в кино есть приятие смерти в разных видах, приятие смерти автором. И понимание Гитлера в бункере в конце есть лишнее подтверждение идеи, что фашизм – это культ смерти, и что Триер эту идею приемлет.

А величие культа (потому величие, что исключительность же проявляется на фоне обычных человеческих идей) подтверждается по Триеру не только разрушением, но и созиданием, раз ему гитлеровский архитектор люб. Исключительность же требует фона из обычности: голливудского кино…

Вообще же, Триер – совершенно отвязанный субъект. Считающий, что слова – это полная ерунда (то ли дело, мол, киноязык, способный внушать эмоции непосредственно). И ими можно себе всё позволить. А потом отбрехнуться, что пошутил. – Но и в шутке есть доля правды. Его идеал вполне себе фашистский. И смутно чувствовалось это и в «Антихристе». Только и разницы – что сказанное киноязыком, как видим, не подвергается остракизму. И потому имеет некоторый смысл ввязываться мне с объяснениями. А то нашёлся и найдётся ж кто-то, кто этого фашизма в фильме не увидел и не увидит. Пальмовая ветвь Каннского фестиваля, премия Северного совета, лучший датский фильм и т. д. и т. п.

Так я что: за идейную цензуру?

Нет. Повторю. Я за то, чтоб внедрили в жизнь понятие околоискусства.

Если до Второй мировой войны фашизм родился среди лишенцев Истории, то сейчас (посмотрите на этот «лучший датский фильм») он возрождается в процветающих странах. Почему? – Потому что его естественно рождает либерализм, опирающийся на идею свободы. Но бывает «свобода от» и «свобода для». О «свободе для» либералы не говорят, считая, что каждый конкретный индивидуум сам может найти применение свободы – или вообще не искать для нее никакого применения. Это вопрос частного выбора, который не обсуждается и не является политической или идеологической ценностью. А «свобода от» в своём развитии доводит видите до чего.

Так, может быть, чтоб найти Окончательное решение для фашизма, надо напрочь отказаться от самого либерализма?

А что?.. Он на вере в прогресс основан. А человечество скоро от перепроизводства и перепотребления вообще погибнет. Меддоуз уже с 1980 годов ведёт отсчёт десятилетий, с уходом каждого из которых без отказа от идеи прогресса человечество всё более и более удаляется от возможности в будущем, когда спохватится, обеспечить себе жизнь на уровне небогатого европейца.

 23 24 серия остров ненужных людей онлайн

23 мая 2011 г.