Номер 8(21) - август 2011
Виктор Жук

Виктор Жук Заметки о Саше Петрове

Мне посчастливилось знать Сашу Петрова и общаться с ним более четверти века. Вот уже много лет, как он скончался (1997 г.), а кажется, что встречались вчера. Но его фотографии в нашей лаборатории и у меня дома напоминают, что его нет. Его умный взгляд с этих фотографий сопровождает меня, и хочется говорить с Сашей, спрашивать у него совета. Он был интереснейшим, замечательным человеком. Это отмечается всеми, знавшими его, и это не менее важно, чем высокая оценка его как ученого. Воспоминания о нём зафиксировались в виде множества характерных сюжетов и эпизодов.

Почему я называю его Сашей Петровым, а не Александром Павловичем, хотя ему было 57 лет в момент его безвременной и скоропостижной кончины? Не только потому, что я всегда называл его Сашей. Так называли его не только друзья, но и сослуживцы, которые были намного моложе его. Он чувствовал себя молодым, был спортивен, играл в теннис. Но, по-моему, не только это определяло его отношение к своему имени. Казалось, что в словосочетании «Саша Петров» было видение им своего образа. Он ощущал себя Сашей Петровым и так представлялся многим незнакомым людям, так подписывал свои письма западным учёным и даже иногда служебные записки. По словам его жены, он нередко подписывал так и свои письма ей - «Саша Петров». Многие знали о нём как о Саше Петрове из Курчатовского института. Однажды меня переспросили: «Саша Петров? Это какой? Курчатовский?».

А.П. Петров. 1996 г.

«Саша Петров» – это для меня и многих необходимая составляющая его неповторимого образа. Конечно, в этом можно усмотреть аналогию с Сашей Чёрным и Сашей Соколовым. Но, думаю, он не руководствовался этими аналогиями, а ощущал цельное «Саша Петров» наиболее подходящим для себя своего рода публичным именем. Поэтому на памятнике на Хованском кладбище под его портретом, высеченном на красном граните, воспроизведена его подпись - Саша Петров.

В истории с установкой этого памятника сказалось трогательное отношение к Саше со стороны сотрудников, друзей и руководства института. Сотрудники Сашиной лаборатории решили финансово помочь в установке памятника Саше. Но собранных ими денег не хватало, и недостающие средства были выданы руководством Курчатовского института. Бывшие сотрудники Саши по Институту биофизики обратились к знакомым профессиональным ландшафтным дизайнерам, и те бесплатно помогли разработать мемориальный комплекс Петровых.

Я знал Сашу с 1971 года по Институту атомной энергии (ИАЭ) им. И.В.Курчатова (по Курчатнику), где работал с ним в одном большом подразделении - отделе вычислительной техники (а затем в Отделении вычислительной техники и радиоэлектроники), но в разных лабораториях. В конце 80-х годов Курчатник был реорганизован в Российский научный центр (РНЦ) «Курчатовский институт», и возглавляемая Сашей лаборатория математических методов вошла в Институт информационных технологий в составе этого центра. С 1987 года я работал в Сашиной лаборатории до последних дней его жизни.

Предлагаемые ниже разрозненные заметки о Саше Петрове не составляют, возможно, единого целого, но, надеюсь, создают картину некоторых сторон жизни Саши, в основном, общественных, и передают впечатление о нём человека, который долгое время наблюдал его в различных ситуациях. Я испытал удовольствие общения с ним, был с ним в дружеских отношениях, много спорил с ним и, наконец, последние десять лет работал под его руководством. Мне кажется, что выбранная форма заметок в виде отдельных законченных сюжетов, не связанных между собой, соответствует живым, отрывочным воспоминаниям, и позволяет читателю самому составить представление о Саше.

1. Познакомился я с Сашей в 1971 году так: меня привёл к нему в комнату и представил заведующий нашей лабораторией Борис Иванович Шитиков, разработчик одной из первых в СССР универсальных электронных цифровых вычислительных машин, созданной в Курчатнике ещё при жизни И.В. Курчатова. Борис Иванович поддерживал с Сашей деловые контакты, был с ним в дружеских отношениях, играл с ним в теннис, относился к нему с глубоким уважением и симпатией. Я сразу почувствовал в Саше «демократа», как тогда называли инакомыслящих. И не ошибся. Последующее, хотя сначала и редкое, общение показало, что этот умный, знающий человек, обладающий широкой и глубокой культурой, безусловно, принадлежит к кругу диссидентски настроенной демократической интеллигенции.

2. В Отделе вычислительной техники Сашу считали математиком, а в физических подразделениях Курчатника, с которыми он сотрудничал, в нём видели не только математика, но и человека, сведущего в различных областях физики. Однако в Курчатнике долгое время мало кто знал, что основные научные интересы Саши лежат в области искусственного зрения и распознавания образов. И, наверное, почти никто в Курчатнике не знал, что в период его активной работы в Институте биофизики Саша больше интересовался «живым зрением».

А на старших курсах Московского физико-технического института (Физтеха) Саша захотел заниматься теоретической физикой и даже начал сдавать теоретический минимум, состоящий из 10 экзаменов, самому Ландау. Он успел сдать несколько экзаменов по теорминимуму, пока Ландау не попал в аварию. Сдача теорминимума Ландау считается признанным показателем самого высокого уровня физика-теоретика.

Но Саша был не только математиком и физиком. Окончив радио-технический факультет Физтеха по специальности «биофизика» и интересуясь техникой, он соединил в себе математика, физика и инженера, напоминая чем-то инженеров старой школы – универсалов, работавших с толстенным справочником Hütte, знавших и умевших ВСЁ. Конечно, аналогия с инженерами старой школы здесь касается только универсальности. Ведь, строго говоря, Саша не работал инженером, то есть не разрабатывал, не конструировал, не проектировал устройства и не занимался их ремонтом. Однако, обладая инженерным талантом, Саша предлагал идеи построения аппаратуры, патентовал их, прекрасно и быстро разбирался в самых разнообразных инженерных системах: от сложных электронных средств до американского зонтика-автомата, который он мне однажды чинил сам. Но по универсальности он превосходил и инженеров, и математиков, и многих физиков: Саша получил ещё и некоторое медико-биологическое образование самостоятельно и на лекциях по физиологии и по высшей нервной деятельности в 1-м медицинском институте (о чём он сообщил мне, отвечая на мой вопрос: «Откуда ты это знаешь?»), занимался психофизикой и впоследствии вёл спецкурс «Моделирование психофизических процессов» на психологическом факультете МГУ. Если добавить к этому его интерес и познания в философии и гуманитарной сфере вообще, то можно сказать, что Сашу вполне можно было бы считать «энциклопедистом нашего времени». Например, сначала я удивлялся, как это Саша на научно-технических советах запросто разбирается и задаёт точные вопросы практически по всем темам, которые не имели отношения к нашей лаборатории и его специальности. Я не знаю, удивлялись ли те, кому были адресованы его вопросы, но видел, что они относились к Саше как человеку, разбирающемуся в их области.

3. Как складывалась научная судьба Саши?

Еще до окончания Физтеха в 1962 г. он с 1961 г. работал в Институте биофизики АН СССР в лаборатории зрения, которой заведовал профессор Н.Д.Нюберг. В 1963 г. эта лаборатория перешла в состав Института проблем передачи информации АН СССР, и Саша до конца жизни поддерживал с ней дружеские и научные контакты. Ведущим в этой лаборатории, а после смерти Н.Д.Нюберга ее заведующим был Михаил Моисеевич Бонгард-Полонский, известный в научных кругах как Мика Бонгард, ученый и альпинист, личность яркая и сильная, один из основоположников теории распознавания образов, цветоразличения и один из основателей научной школы, круг интересов которой составляли проблемы математического моделирования в биологии, физиологии, медицине.

Саша успешно работал там по этим направлениям. Он участвовал в разработке первых программ распознавания образов и внес вклад в теорию перцептронов (см. об этом его статью «О возможностях перцептрона», «Известия АН СССР, Техническая кибернетика». № 6, 1964).

Однако из-за увлекающегося и горячего характера Бонгарда и принципиальной научной позиции Саши у них возник конфликт, в результате которого Саша в 1965 г. перешел работать в ИАЭ им. И.В.Курчатова, сменил тематику и в 1967 г. защитил кандидатскую диссертацию в Новосибирске в Математической секции Объединенного совета СО АН СССР по физико-математическим и техническим наукам по совсем другой тематике – по проблемам решения некорректных задач, связанных с разработкой математических методов для расчетов в области атомной энергетики. Тема его диссертации – «Статистический подход к решению операторных уравнений первого рода и вопросы корректности».

Интересно, что академик А.Н.Тихонов, тогда заместитель директора Института прикладной математики АН СССР, оппонирующей организации на защите Сашиной диссертации, и заведующий кафедрой вычислительной математики МГУ, сказал, что Саша «закрыл» эту тему, уговаривал Сашу защитить докторскую диссертацию по ней, обещав свою помощь и даже звонил по этому поводу жене Саши, надеясь через нее повлиять на него. Однако Саша не согласился, так как надеялся, что ему удастся тратить силы на прежнюю тематику, которой он занимался в Институте биофизики. В дальнейшем, когда Саша получил возможность заниматься любимой темой и когда его начальник, директор Института информационных технологий РНЦ «Курчатовский институт» Петр Анатольевич Александров, предлагал Саше защитить докторскую диссертацию по совокупности работ и предпринимал усилия по организации этой защиты в одном из институтов РАН, Саша увернулся от этого, сославшись на обстоятельства, связанные с его длительной командировкой в республику Корею по контракту с фирмой Самсунг.

Саша никогда не оставлял прежней тематики, которой был увлечен с институтских времен, – распознавания образов и компьютерного зрения. Он поддерживал научные контакты с бывшими сотрудниками Института биофизики и позднее – тесные контакты с Институтом проблем передачи информации и помогал этому институту и его сотрудникам в заключении контрактов на финансирование их работ известной корейской фирмой «Самсунг».

В годы перестройки и особенно после нее он, наконец, получил возможность полностью посвятить себя любимой тематике. Он предложил новый подход к алгоритму распознавания и принял участие в его разработке. Этот алгоритм и ныне используется при сканировании рукописных и печатных текстов в различных системах, в том числе в охранных. Вместе с покойным Борисом Мазо, он был одним из создателей фирмы «ОКРУС» (Москва), которая разработала аппаратно-программную систему сканирования текстов на основе этого алгоритма. Ему принадлежат многие оригинальные идеи в области компьютерного зрения и теории определения цвета. Им получен патент на способ и устройство определения цвета.

За исследования по цветовому зрению (теоретически показавшие глубокую связь между восприятием цвета и восприятием формы) Саша был награжден в Кембридже в 1993 году почетной стипендией им. Капицы (Kapitza Fellowship), присуждавшейся ежегодно Лондонским королевским обществом (The Royal Society of London). Об этом сообщалось в посмертной статье о Саше, написанной математиком Александром Бонч-Осмоловским - ведущим сотрудником Саши, Джоном МакКэном (John McCann) – известным исследователем зрения, активно участвовавшем в организации и осуществлении поездки Саши Петрова и А.Бонч-Осмоловского по американским лабораториям в 1987 г., и мной («In Memory Alexander (Sasha) Petrov. 1940 – 1997» by Аlexander Bonch-Osmolovski, Victor Zuk and John MacCan, - The IS&T Reporter «The Window on Imaging» -Volume 13, Number 1- April, 1998, p. 11).  Эта награда позволила Саше поработать в лабораториях Университета в городе Ньюкасл-на-Эвоне и затем поехать в Эдинбург на международную конференцию по зрительному восприятию (The 16th European Conference on Visual Preception. Edinburgh, United Kingdom, 25-26 August 1993). По свидетельству его жены, бывшей вместе с ним на этой конференции, к Саше там отнеслись с большим пиететом: выстраивалась очередь из желающих поговорить с ним.

4. Очень точно и сжато сказал о Саше Александр Бонч-Осмоловский в своих неопубликованных воспоминаниях (примерно 1998 года), выдержки из которого привожу ниже с его разрешения:

«Для меня Саша был другом, начальником, учителем, партнёром по теннису, по отдыху. Главное, что привлекало, - сильный и цепкий ум: никогда не пропускал детали, говорил точно и чётко. Саша очень любил слова Витгенштейна о том, что, «если о чём-то имеет смысл говорить, то говорить надо ясно». Он умел поставить проблему, выделить основные противоречия. Петров считал, что логикой, анализом, силой ума можно решить любую проблему. Отсюда нетерпимость к оккультным наукам, к тому, что он называл обскурантизмом.

Перед Сашей, как перед руководителем, человеком, стоял вопрос, чему отдать предпочтение: создавать гуманистический мир вокруг себя, атмосферу свободы в несвободном мире или стремиться к научным достижениям, к тому, чтобы занять видное место в науке. Саша выбрал первый путь. Хотя, может быть, следовало бы больше уделить внимания второму, тем более, что сочетание математического ума, физического образования и интерес к информационным проблемам биологических систем было уникально и давало ему значительные преимущества во всех этих областях.

Как исследователя, Сашу больше интересовало созданное природой и то, как это воспринимается человеком, а также то, как это могло быть устроено человеком».

 Позднее (2011 г) А. Бонч-Осмоловский написал о Сашиных идеях в области зрения интересные замечания, которые привожу ниже с его разрешения:

«Свежий и во многом пионерский взгляд Петрова на проблемы естественного и компьютерного зрения, можно проиллюстрировать тремя примерами.

Первый относится к теории цвета, видимого в естественных условиях наблюдения. С физической точки зрения цвет определяется спектральным (частотным) составом светового потока, падающего на сетчатку глаза, и свойствами колбочек - присутствующих в ней цветовых рецепторов. В колориметрии же воспринимаемый цвет характеризуется тремя числами - трехмерным вектором. Такое представление о цвете не позволяет объяснить, однако, почему многообразие цветов, видимых в одних условиях существенно «богаче» чем в других, хотя спектральный состав света падающего на одно и то же место сетчатки может в обоих случаях быть одинаков. Например, как бы ни варьировать физически спектральный состав однородного светового потока, наблюдаемого в окуляр, мы никогда не сможем увидеть коричневый цвет.

Оригинальная идея Петрова состоит в том, что существует глубокая связь между восприятием цвета поверхности и её формы. И понять эту связь будет проще, если в значительной степени абстрагироваться от физической характеристик и природы процессов, вовлеченных в восприятие цвета, таких как спектральных состав света, свойства цветовых пигментов и т.п. Поучительно, что этот «нефизический» подход был предложен человеком, имеющим первоклассное физическое образование. Анализ проблемы исходя из «первых принципов» и колориметрических данных привел к построению элегантной математической теории, в которой пространство видимых цветов описывается трехмерными матрицами и, значит, является в принципе девятимерным. В то же время в особых условиях, например, когда зрительная сцена представляет собой «мондриан», то есть плоскую аппликацию из цветных бумажек, пространство видимых цветов редуцируется до привычного трехмерного.

Второй пример касается понимания роли заслонений в восприятии зрительной сцены. Вопрос, как из того факта, что одни предметы заслоняют другие сделать заключение об их относительной близости, хорошо исследован и в психофизике, и в теориях машинного зрения. Однако никому не приходило в голову задать вопрос, какие сведения о геометрии окружающего пространства можно в принципе извлечь из существования заслонений и их свойств. Вопрос, другими словами, касается того, что в принципе можно узнать о геометрии пространства без использования каких-либо измерительных приборов и без перемещения заполняющих его объектов. Петровым были сформулированы аксиомы, которым удовлетворяет отношение заслонения (окклюзии). По определению точки A, B, C нашего пространства находятся в отношении окклюзии тогда и только тогда, когда для глаза, помещенного в точку A, точка B заслоняет точку C. Это привело к интересной математической задаче о том, как можно характеризовать некоторое множество точек с введенным отношением окклюзии, удовлетворяющим аксиомам Петрова, и к построению нового типа геометрии. Эта задача была успешно решена в совместной работе с Л.В. Кузьминым, а полученные результаты, смысл которых здесь едва ли уместно излагать, опубликованы в известном международном журнале.

Третий пример. Петрову принадлежит оригинальная идея о том, что обладающий зрением робот мог бы использовать окружающую его сцену в качестве доступной для чтения внешней памяти. Такой подход развит им совместно с В.И. Жуком и открывает новый взгляд на то, как можно было бы организовать зрительную интеллектуальную информационную систему этого робота на основе баз знаний. В рамках этого подхода им совместно с Ю.К. Даниловой был разработан язык описания сцен для гладкого ландшафта».

5. Вскоре после знакомства (1972) с ним мне представился случай наблюдать научную бескомпромиссность и принципиальность Саши, которые он проявил при обсуждении математической стороны некоторых физических экспериментов. Поразила резкость, с которой он выступил на семинаре. Она была продиктована не желанием обидеть, «уничтожить» оппонента, а стремлением обозначить свою позицию точно, бескомпромиссно и при этом понятно для тех участников семинара, которые недостаточно разбирались в сути научного спора. Чтобы ни у кого не оставалось сомнения в его позиции, он сказал примерно так: “Если мой оппонент говорит «белое», то я говорю «черное», и наоборот».

6. Но когда Саша объяснял что-либо, на смену резкости, необходимой для обозначения принципиальной позиции, приходило терпение, чуткость и внимание к человеку, который мог его не понимать. Саша обладал удивительным талантом рассказывать о сложных вещах просто, точно и понятно. Помню, примерно в 1975 году я попросил его дать консультацию по математическим вопросам моему товарищу Володе Шухману - завлабу из тбилисского Института физики. Саша специально пришёл к нам на 5-й этаж, куда я привёл Володю, и потратил довольно много времени на совершенно незнакомого ему человека (который, правда, ему понравился). Володя был потрясён глубиной Сашиных объяснений, его доброжелательностью, добросовестностью, терпеливостью. Он просто «влюбился» в Сашу, всегда помнил его и передавал приветы.
 

7. Однажды (1973 год) Саша встретил меня в радиобиологическом отделе, куда он пришёл на обсуждение одной новой работы, и стал с удовольствием цитировать фразы из кинофильма «Семнадцать мгновений весны», в которых за нацистской фразеологией легко угадывалась аналогия с советским содержанием, например, «беспощаден к врагам рейха», «связей, порочащих его, не имеет» и т.п. Это ироническое увлечение художественными аналогиями вообще было своего рода приметой времени. Помню, как он и его сотрудники сыпали цитатами из Оруэлла.

8. Было ясно, что Саша – не только формальный, но и неформальный лидер своей веселой, вольнодумной лаборатории. К сожалению, после переезда из «ангара» (так назвалось одно из помещений, в котором размещалась эта лаборатория), не сохранилась существовавшая в доперестроечное («застойное») время в одной из комнат этой лаборатории замечательная экспозиция – своего рода уникальная выставка советского плаката: от плаката с фотографиями всех членов Политбюро (выбывшие помечались в зависимости от причины выбытия) до карикатурных плакатов «Осторожно: враг подслушивает!». Запомнились строчки стишков из плаката против радиостанции «Свобода»:

«Их пресловутая «Свобода»

Целенаправленного рода»

и стишки из плаката против распространителей слухов, которые:

«И, повторяя этот бред,

Немалый нам наносят вред».

Эта остроумная экспозиция, политически неуязвимая, носила явно издевательский характер по отношению к официальной пропаганде.

9. Саша исключительно тонко и точно понимал «политический расклад» в подразделении вычислительной техники «Курчатника», в которое входила его лаборатория, быстро «рассекал» любые ситуации и быстро принимал решения. Это (плюс его ум, знания, жизненный опыт, мудрость) помогало ему сохранять научную (математическую) лабораторию в сложных условиях её существования как «чужеродного образования» в таких инженерных подразделениях, как Отделение вычислительной техники и радиоэлектроники. И все годы лаборатория была за Сашиной спиной, как за каменной стеной.

10. Я уже говорил, что Саша очень тонко и остро чувствовал ситуацию, интриги в «Курчатнике», в отделении. Он многим помогал советами, точность формулировки которых производила впечатление. Он мог, например, сказать: «Вы не должны дать им сделать это».

11. Как мне кажется, Саша умел гасить конфликты. Один пример. Когда (если не ошибаюсь, в 1974-1975 годах) в помещении измерительного центра на ускорителе, где работала моя группа, шёл ремонт, мои сотрудники хранили сменные диски (картридж-диски) для компьютера «Хьюлет-Паккард» в другом здании - в шкафу в Центральном вычислительном комплексе «Курчатника», где на таком же компьютере работала «лаборатория Петрова». И вот однажды обнаружилось, что на принадлежащем нам диске стерты все наши программы, а этот диск используется математиком, которого я сейчас называть не буду. Выяснив, что он работает вместе с Сашей и под его руководством, я обратился к Саше с возмущением, мол, как такое могло быть? Ведь за такие вещи в серьезных организациях «убивают»? Саша принёс извинения и, заметив, что «Курчатник» – не такая серьёзная организация, сказал: «Витя, прости его: он очень хороший парень. Веришь мне?». Разумеется, Саше я верил. И не ошибся.

12. Работая в подразделении вычислительной техники, Саша великолепно умел находить правильные, мудрые решения, направленные на восстановление справедливости, а также на защиту своих сотрудников от начальства и общественных организаций, не идя при этом на острый конфликт. Когда (в 80-х годах) Саша случайно узнал, что один большой начальник передал в некое издательство рукопись препринта сотрудника Сашиной лаборатории как свою собственную (фамилия автора была заменена фамилией этого начальника), Саша не стал устраивать скандал, а поступил весьма изящно: позвонил к редактору издательства, знакомому этого начальника, и сказал, что «сам» (начальник) хочет взять рукопись назад, чтобы внести изменения, и для этого пошлёт в редакцию своего сотрудника. Таким способом рукопись изъяли из издательства и затем издали её в «Курчатнике» под именем действительного автора, не поставив в известность этого начальника. Это был «высший пилотаж».

13. Для начальства и общественных организаций подразделения вычислительной техники Саша был в определённой степени чужаком, а его лаборатория – чуждым образованием. Саша был далёк от них по научной проблематике, образованию, специальности, а также по интересам, в том числе по общественно-политическим (в Сашиной лаборатории не было ни одного члена КПСС).

Чем же объяснить, что, несмотря на это, Саше удавалось ладить с администрацией и общественными организациями подразделения вычислительной техники?

Саша тонко чувствовал и прекрасно знал нашу общественную «систему», психологию её функционеров, что помогало ему принимать верные решения и ладить с функционерами, не будучи «их» человеком.

Он уважительно обходился с людьми, чуждыми ему по своим убеждениям, и они отвечали ему хорошим отношением.

Помимо того, что он пользовался уважением, каким пользуется математик в нематематической среде, его ценили как очень образованного, разностороннего человека и как человека умного и смелого.

Сашу побаивались из-за его принципиальности, острого языка, умения точными вопросами выявить нелогичность и некомпетентность оппонента.

14. Сашино умение задавать точные и, порой, казалось бы, парадоксальные вопросы, которые могли поставить человека в тупик, иногда приводило к комичным ситуациям. Приведу только один пример. В 1987-1988 годах я помогал Саше составлять заявку на изобретение способа и устройства определения цвета. Забегая вперёд, скажу, что он получил патент России на это изобретение. Эксперт Всесоюзного института государственной патентной экспертизы (ВНИИГПЭ), рассматривавший эту заявку, вызвал его на собеседование. На эту встречу во ВНИИГПЭ Саша пришел вместе со мной (я был представлен как сотрудник патентного отдела «Курчатника»). Обычно на встрече с заявителями (так называются авторы заявок на изобретения) эксперты ведут себя как мэтры, следователи, «убивая» наивных заявителей своими умными вопросами и даже заставляя их чуть ли не извиняться за допущенные промахи и неудачное изложение. Очевидный для меня комизм ситуации заключался в том, что Саша быстро и естественно перехватил инициативу и своими вопросами загнал эксперта в угол. Я побаивался, что эксперт обидится, и это может привести к отрицательному решению или к промежуточным запросам и затягиванию экспертизы. Сначала эксперт опешил и, не зная, как себя вести, стал даже искать поддержку у меня как у единственного свидетеля разговора. Но потом освоился, проникся к Саше пониманием, и разговор окончился принятием положительного решения.

15. Саша был мастером дискуссий и великим спорщиком, что дано далеко не всем. Например, один мой начальник в 60-х годах как-то записал в своём дневнике: «Такого–то числа договорился с таким-то не спорить по мелочам». Саша был его полной противоположностью: считал нормальным, когда подчинённые с ним спорят, в том числе по «мелочам». Да и сам Саша уделял внимание «мелочам». В споре он сражался по «гамбургскому счёту», не обижая, не унижая оппонента. Мы спорили с ним и по работе, и по общественным и литературным вопросам. Например, спорили по оценке событий в 1993 году в Москве, по поводу войны в Чечне. Помню, как долго мы вели с ним жесткий спор по электронной почте: он из Сеула, а я из Москвы. Иногда он любил задирать собеседника, вызывая на спор. В споре он нередко приводил неожиданные и, казалось бы, парадоксальные аргументы. Наблюдать за тем, как он спорил, было интересно. Не все могли выдержать споры с Сашей.

16. Когда мы с Сашей работали в разных лабораториях, он по-приятельски поддерживал меня, консультировал и, предсказывая ситуацию в институте, говорил: «Скорее пиши диссертацию: завтра будет поздно». Он имел в виду, что ситуация с возможностью защиты в нашем отделении может измениться в худшую сторону.

Через полтора года после защиты диссертации я в силу некоторых обстоятельств два года проработал в другой организации, и Саша помог мне вернуться в Курчатник, взяв меня на работу к себе в лабораторию, за что я ему благодарен.

17. Саша умел помогать людям, не подчёркивая и не афишируя свои поступки.

В наше тяжёлое в материальном отношении время Саша помогал, как мог, и отдельным людям, и научным коллективам, в том числе и в других институтах тем, что способствовал заключению договоров с ними, получению ими грантов и т.п.

В 1996 году Саша уехал на год в Республику Корея работать научным консультантом по контракту в исследовательском центре известной компании Самсунг. За многие годы работы в Курчатовском институте у него накопился более, чем годовой неиспользованный отпуск, который он «взял» перед отъездом в Корею. Он распорядился, чтобы его отпускные деньги, которые выдавались бухгалтерией относительно регулярно (об единовременной выдаче такой суммы речь, конечно, не шла) тратились на потребности лаборатории и нужды ее сотрудников.

Частью его плана было подготовить проект фундаментальных работ по компьютерному зрению, который выполнялся бы московскими сотрудниками его лаборатории, а финансировался корейцами. Такой контракт был подписан в 1997 году, но выполнялся уже после смерти Саши. Поскольку это был контракт не на прикладные работы для создания какого-нибудь продукта, а на фундаментальные исследования, то потребовалось разрешение Корейского правительства на его финансирование. Саша подготовил также контракт с компанией «Самсунг» для Института проблем передачи информации, который был реализован после его кончины.

18. Саша ввёл в лаборатории интересную практику проведения семинаров на темы, не связанные с работой. Расскажу об этом со слов нескольких участников семинаров – А.Бонч-Осмоловского, А.Бычкова, В.Калиниченко, Л.Кузьмина, Ф.Петровой, М.Шматикова, поскольку мне довелось быть только на последнем семинаре.

Сначала, в 70-х годах, в рамках обязательной политучёбы в лаборатории проводились семинары, формально относящиеся к юридическому направлению, которое содержалось в рекомендуемом сверху тематическом списке. Например, математик Леонид Кузьмин на одном из них рассказывал о Чезаре Бекариа, итальянском юристе середины 18 века, благодаря усилиям которого были отменены пытки при дознании, а на другом семинаре - о боярской думе; математик Ирина Сурина рассказывала о законах Солона в Древней Греции. Затем эти семинары на работе заглохли, а встречи в форме семинаров стали время от времени проводиться на квартирах сотрудников, часто с приглашением жен, мужей, детей и друзей. Темы были весьма разнообразны. Так, многие помнят встречу на квартире Саши в 1980 году и его рассказ о Западной Германии, где он был в двухмесячной командировке. На одном из этих семинаров обсуждались толкования одного эпизода из Ветхого Завета. А на последнем домашнем семинаре (в начале 90-х годов) Андрей Бычков, сотрудник лаборатории, физик, а впоследствии профессиональный писатель, высоко оценённый Андреем Битовым, рассказывал о концептуализме в литературе и читал свою прозу.

Примерно с 1977-го по 1986 год при лаборатории проводились ежегодные «рождественские» семинары на свободные темы («рождественскими» их назвали потому, что они устраивались на католическое Рождество). Эти семинары проходили на квартирах сотрудников лаборатории, с рождественским застольем и обязательным глинтвейном. Чаще всего они бывали в доме математика Людмилы Лебедевой и её мужа, философа Владимира Калиниченко. В семинарах принимали участие родные, друзья сотрудников, интересные люди гуманитарных профессий. Среди последних были выступившие с докладами известный литературовед и философ Георгий Гачев, его жена философ Светлана Семёнова, известный философ и математик Юлий Шрейдер, литературовед и переводчица Честертона Наталия Трауберг, автор книги «Алхимия как феномен средневековой культуры» Вадим Рабинович, философ Владимир Калиниченко - ученик Мераба Мамардашвили. Вообще среди докладчиков было больше приглашенных, чем сотрудников лаборатории. Хотя уровень докладов и их обсуждения был высок, это не были обычные научные семинары. В то же время эти встречи не были и праздничными вечеринками.

Саша был душой этих «рождественских» семинаров. Он принимал решающее участие в выборе темы, создавал у окружающих радостное предвкушение встречи на семинаре и ощущение её значимости, участвовал в семинарах активно, изобретательно, живо, по существу.

Тема рождественского семинара должна была быть интересной, неожиданной и в некоторой степени мистической. На первом семинаре Саша рассказывал о книге психоаналитика Раймонда Моуди «Жизнь после жизни», которую он прочитал на английском языке (она тогда не была ещё переведена на русский). Были семинары о природе сна и сновидений, о феномене алхимии (В.Рабинович). Но преобладали темы исторические, литературные и философские. Один из семинаров был посвящён философу Н.Ф. Фёдорову, автору учения «общего дела» о воскрешении всех умерших предков (С.Семёнова, Г.Гачев). В докладе на этом семинаре говорилось об его влиянии на Циолковского. Среди других тем назову доклады о различных взглядах на роль Петра Первого, в том числе и резко отрицательных (И.Сурина), о феноменологии изображения вещей у Набокова (В.Калиниченко), о Честертоне как католическом мыслителе (Ю.Шрейдер, Н.Трауберг), об открытии сознания в греческой трагедии (по утверждению В.Калиниченко, автором последнего доклада был философ Анатолий Ахутин, тоже ученик Мераба Мамардашвили).

Эти семинары давали возможность приобщения к миру, далёкому от математики, физики, техники, позволяли сотрудникам лаборатории увидеть живую работу творческих людей из других областей знания, наконец, дарили радость человеческого общения, поддерживали вольную атмосферу в лаборатории и оставили глубокий след в памяти их участников.

19. Саша был человеком, который очень ценил общение, интересных людей и мог восхищаться ими как ребёнок. Помню, ему очень понравился вечер у моего ныне покойного друга Юры Брайловского по поводу защиты моей диссертации. На вечере были мои друзья из Киева - математик Юра Валькман и его жена Лиля Исмагилова, программистка. Лиля была известна (особенно в Киеве) как замечательная исполнительница своих и чужих песен, в том числе татарских. Её ценили Юрий Визбор, Александр Городницкий и другие известные барды. Юра Брайловский и математик Слава Грабарь (сын знаменитого художника и искусствоведа Игоря Грабаря и зять Льва Копелева) прекрасно читали стихи Гумилёва, пели песни Вертинского и т.п. Саша был в восторге и на следующий день на работе вывел меня в коридор и стал с удовольствием восклицать: «А Юра Брайловский!!! А Лиля!!! Потрясающе!» и снова: «А Юра!!! А Лиля!!!»

20. Вообще Саша тонко чувствовал, понимал, ценил юмор, заразительно смеялся. Любил шутки, шуточные стихи и прозу, в том числе и написанную его сотрудниками. Об остроумной экспозиции политического плаката я уже писал (см. выше п.6). Во всем этом была своего рода веселая игра.

21. У Саши была тяга к театру, живописи, музыке. Его любимым театром был ленинградский Большой драматический театр Товстоногова. Еще в студенческие времена он с друзьями ездил в Ленинград без билета, экономя деньги на билет в БДТ. И в последующие периоды он с женой Фаей специально ездил в свой любимый БДТ и посещал его во время командировок в Ленинград. Любил он также Ленинградский Театр Комедии Акимова. Разумеется, и в Москве они с женой не пропускали хороших спектаклей. Однажды в самолете они познакомились с режиссером Марком Розовским, который читал книгу о фашизме (кажется, Уолтера Лакера «Черная сотня. Истоки русского фашизма»). Саша и Фая быстро сошлись с ним на почве антифашизма. А через некоторое время повели меня и мою жену на спектакль в его «Театре у Никитских ворот».

Саша и Фая тесно общались с участниками известной ныне Лианозовской группой художников-нонконформистов и поэтов, в которую входили художник и поэт Лев Кропивницкий, поэт Генрих Сапгир, художник Оскар Рабин и другие.

По свидетельству Фаи, Саша любил классическую музыку (особенно Баха), оперу. Они ходили на концерты в Консерваторию, Гнесинку. Любил он также романсы и джаз. Но эстраду – точнее «попсу» - не любил.

22. С конца 80-х годов Саша принимает активное участие в демократическом, антифашистском движении. Он частый участник заседаний «Московской трибуны» - элитарного дискуссионного клуба московской интеллигенции, созданного при активном участии академика А.Д. Сахарова и существующего до сих пор. Вместе с Сашей я был на демократических демонстрациях, начиная со знаменитой первой демонстрации 1990 года с демократическими и антифашистскими лозунгами. Ему стала известна информация о том, что одна из организаций «Памяти» договорилась с некими бандитскими группировками об их нападении на эту первую демократическую демонстрацию 1990 года. Саша принял это близко к сердцу, и ему удалось добиться, чтобы его свели с тогдашним главным редактором «Московских новостей» Егором Яковлевым, которому Саша сообщил информацию о планируемом нападении, случайно ставшую ему известной. Саша говорил так обстоятельно и точно, что Егор Яковлев сказал примерно следующее: «Ваши слова убедительны. Им можно верить». Он передал Сашину информацию властям, в результате чего это нападение было предотвращено. Помню, как мы с ним ходили на семинар историков и на выставку (с демонстрацией кинохроники) о советской оккупации Прибалтики по сговору с Гитлером, где Саша вёл себя очень эмоционально. В августе 1991 года, когда ГКЧП ввёл войска в Москву, Саша был у Белого дома и убеждал солдат не идти против народа. Тогда же он получил по электронной почте много писем от незнакомых людей «со всего мира» о передвижении войск к Москве, отнёс все эти письма в Белый дом и передал их Юрию Рыжову, ректору Московского авиационного института, депутату–демократу, члену Межрегиональной депутатской группы, впоследствии послу России во Франции.

23. Интересные люди, даже не очень знакомые с Сашей, ценили его как интеллектуала, умницу, эрудита, человека, тяготеющего к философским категориям. Помню, как он познакомился и разговорился на заседании «Московской трибуны» в Доме архитектора с приехавшим из США известным историком и писателем Александром Некричем, который отнёсся к Саше с большим интересом. Ценила Сашу известная диссидентка и религиозная христианская писательница Зоя Крахмальникова, к которой мы с ним ходили в гости и для которой он перевёл на английский несколько её деловых писем. С симпатией отнёсся к нему известный диссидент и публицист Кронид Любарский, об общении которого с Сашей я скажу ниже. На вечере Нины Берберовой в Доме культуры московского авиационного института я познакомил Сашу с писателем, пишущим на научные темы, редактором журнала «Наука и религия» и бывшим главным редактором общества «Знание» Сергеем Ивановым, который сказал мне потом: «Тебе повезло: твой начальник – замечательный, уникальный человек».

24. Саша рассказывал мне, как он, будучи в командировке в Мюнхене, зашёл в библиотеку и попросил по-немецки ещё не изданные в России «Прогулки с Пушкиным» Абрама Терца (псевдоним Андрея Синявского) на русском языке. «Хорошо», - сказала библиотекарша, и принесла ему … «В тени Гоголя» того же автора. Обе книги тогда не были изданы в СССР – это был «тамиздат», а их автор был выслан за границу и жил в Париже, где был профессором Сорбонны. Впоследствии в 1992 году, когда я познакомил Сашу с Андреем Донатовичем Синявским на презентации его двухтомника в Библиотеке иностранной литературы, то, представляя ему Сашу, рассказал об этом эпизоде. Андрей Донатович посмеялся, с интересом поговорил с Сашей довольно долго, несмотря на большое скопление желающих получить автограф, и подписал ему свой двухтомник.

25. Запомнилось немало связанных с Сашей эпизодов перестроечного и постперестроечного периодов. Вот один из них. Когда Саша (в 1990-1991 годах) поехал в командировку в Мюнхен, он передал Крониду Любарскому, известному правозащитнику, редактору выходившего в Мюнхене интереснейшего журнала «Страна и мир», издаваемые в России фашистские и антисемитские газеты, и просьбу помочь найти информацию об аналогичной гитлеровской пропаганде на территории СССР в годы второй мировой войны. Кронид Любарский позвал Сашу к себе домой на вечер. В завязавшейся дискуссии хозяин дома наивно подтрунивал над Сашей примерно в таком духе: «Как это вы у себя не можете справиться с этими фашистами и антисемитами? Есть же уголовный кодекс». А Саша пытался объяснить, что они, там, на Западе, «ничего не понимают» в нашей жизни. Когда Кронид Любарский переселился в Москву и стал первым заместителем главного редактора журнала «Новое время», Саша, встретив его на заседании «Московской трибуны», спросил: «Ну как?» Любарский ответил: «Ты был прав».

26. Саша очень глубоко переживал развернувшуюся в России пропаганду доктринального антисемитизма, наглого и издевательского. Он написал две небольшие, но замечательные публицистические статьи, опубликованные в журналах «Огонёк» и «Столица» как письма в редакцию.

Статья в «Огоньке» («Огонёк», 1990, номера не помню) была посвящена защите журнала «Октябрь» от хорошо известной в 1989-1990 годах агрессивной, зловещей и знаменательной кампании, проводимой националистическим Союзом писателей РСФСР, обвинившим «Октябрь» в русофобии в связи с публикацией в нём отрывков из «Прогулок с Пушкиным» Абрама Терца и «Все течёт» Василия Гроссмана.

Сашина статья в «Столице» называлась «Духовная оппозиция или нацизм» («Столица», №41, 1992, с.14). Она была посвящена откровенно антисемитской публикации в газете «День» (впоследствии переименованной в «Завтра»), именовавшей себя в подзаголовке «газетой духовной оппозиции». В этой публикации «Дня», её автор, литератор – «почвенник» Петр Чусовитинов измывался: еврейка, мол, орёт на русском языке, «словно в газовой камере».

Помню, как Саша работал над этими статьями, стремясь к абсолютной точности смысла, краткости и выразительности.

27. Во время упомянутой выше длительной, жесткой, безобразной и крайне опасной кампании национал-патриотического Союза писателей РСФСР против журнала «Октябрь» был такой эпизод. Когда на заседание «Московской трибуны» вошёл опоздавший главный редактор «Октября» А.А. Ананьев, мы с Сашей встали и стали ему аплодировать. За нами поднялся весь зал и устроил ему овацию. Мы остро почувствовали в тот момент, что необходимо прямо сейчас таким образом поддержать гонимый «Октябрь» в его борьбе с национал-патриотами. Впоследствии Ананьев в своих выступлениях и интервью говорил о том, что весь зал на заседании «Московской трибуны» поднялся, когда он вошел, и что это произвело на него огромное впечатление: это была прямая поддержка со стороны одной из наиболее уважаемых организаций демократической интеллигенции. Думаю, что этот эпизод придал сил редакции «Октября» и повлиял на характер обсуждения ситуации с её травлей на «Московской трибуне».

28. Один мой коллега по Курчатнику рассказал мне такую историю: Однажды, в 1971 г., eго молодой сослуживец, сын высокопоставленного гэбэшного начальника, как-то увидев на территории института Сашу Петрова сказал о нем моему коллеге: «У, жидовская морда!». Мой коллега был крайне удивлен: «Кто? Петров? Да ты что? Да ты посмотри на него. Ну какой же он еврей?». И в ответ услышал» «Ты, дурак, ничего не понимаешь. Самый настоящий!».

Откуда только у этого антисемита была такая уверенность? Ведь достаточно было взглянуть на Сашу, и было ясно, что он – абсолютный русак. Да и родители у него были простые русские люди, из крестьян, с ярко выраженной русской внешностью. Его отец Павел Сергеевич начинал службу в армии стрелком-радистом в авиации, а затем служил подполковником Генерального штаба. Его мать, Надежда Дмитриевна Петрова (в девичестве – Коршунова), начинала работать ткачихой в Калинине, затем работала по комсомольской путевке на Дальнем востоке, а после войны по окончании медицинских куров работала медсестрой. Может быть, этот молодой антисемит нутром чувствовал, что Саша – юдофил, ненавистник антисемитизма и антифашист? А, может быть, этот гэбэшный отпрыск имел информацию из «компетентных органов», что Сашина жена – еврейка Фаня Ароновна, в девичестве Вайзман? Кто знает. Но, может быть, еще проще. Мне говорили, что Сашину беспартийную лабораторию за царящий в ней дух либерализма и из-за наличия в ней двух-трех полукровок называли, как ни странно, «синагогой Петрова».

Но был ли Саша именно юдофилом? Не знаю. Очень может быть, что и был. Но не только потому, что его жена – еврейка, а дети – евреи по материнской линии. Я думаю, что юдофильские чувства в нем были замешаны на глубоком сочувствии судьбе евреев в России и в мире и на знании истории евреев. Конечно, он был озабочен судьбой евреев в России в связи с разгулом антисемитизма и слухами о предстоящих погромах, распространяемых национал-патриотами. Помню его рассказ о том, как он обсуждал с известными еврейскими «отказниками» проблему возможной эвакуации евреев из России. Это было после массовых армянских погромов в Азербайджане.

На протяжении еврейской истории всегда находились люди других национальностей, которые близко к сердцу принимали несправедливости, чинимые по отношению к евреям, и противостояли юдофобству. К таким людям принадлежал и Саша Петров.

29. После событий октября 1993 года и особенно после первой чеченской войны и антикавказских акций московских властей Саша, оставаясь демократом и антифашистом, стал гневным обвинителем Ельцина и Лужкова. У нас появились расхождения по поводу оценки этих персонажей и стрельбы по Белому дому. Он очень переживал эти расхождения с некоторыми друзьями и родственниками. Полагаю, он ошибался, находясь под сильным влиянием своих эмоций. Он очень переживал, что демократы не осуждают, как ему казалось, достаточно резко Лужкова за антикавказские акции.

30. Саше была интересна игра ума как таковая. Это относилось как к науке, так и к общественным проблемам. Казалось, ему нравилось находить изъяны в господствующем тренде не только в советское время, но и в постсоветское, когда на читающую публику обрушилось множество ранее не издававшихся в СССР книг и статей. Любопытно, что еще в советское время он выражал некоторые симпатии к идеальной просвещенной монархии, о которых он чаще стал говорить в последние годы в связи увиденными им издержками демократии. Но Саша, безусловно, не был монархистом в традиционном российском понимании. И как демократ резко осуждал Ельцина за авторитаризм, проявившийся в разгоне Верховного Совета РФ и стрельбе по Белому дому. Были ли эти симпатии серьезными или отражали игру ума, осталось неизвестным. Думается, что этим симпатиям способствовало дальнейшее развитие событий, когда на выборах 1993 года в первую Государственную думу РФ первое место по партийным спискам неожиданно заняла партия Жириновского (ЛДПР), а известный демократ Юрий Карякин отреагировал на это ставшей знаменитой фразой: «Россия, ты одурела!».

31. Саша был участником антифашистского движения. Он считал, что и это его дело. И вкладывал в него душу. Остро реагировал на все проявления нацизма и антисемитизма. Ему вообще были свойственны обострённое чувство справедливости и стремление творить добро. Известный поэт, публицист и математик Борис Кушнер в стихотворении на смерть Саши назвал его Дон Кихотом и Небесной Душой (см. стихотворение «Памяти Саши Петрова», 22 декабря 1997 г. Pittsburgh, опубликованное в сборниках стихов Бориса Кушнера «Агония Листопада», Johnstown: University of Pittsburgh at Johnstown, 1997, с.127, «Бессонница Солнца», Baltimore: VIA Press, 2000, с.129 и в подборке стихов Бориса Кушнера «Из сборника “Агония листопада» в журнале «Вестник» (Baltimore), vol.10.2, No.23(204), November 10, 1998, с.50, http://www.vestnik.com/issues/98/1110/win/kushner.htm):

А он ушёл. Метель и мрак.

И, Б-же, страшно станет как –

 Без Дон Кихота.

 

Что ж… Времени не подлежа,

Свети, Небесная Душа,

Из вечной воли. –

 

32. Думаю, что Саша не реализовал в полной мере свои возможности как учёный и организатор науки в области компьютерного зрения. Помешали обстоятельства. Только в последние годы жизни условия позволили ему успешно разворачивать работы в любимой им сфере. Но он реализовал себя как человек, необходимый не только близким и друзьям, а многим людям, которым он помог и на которых оказал благотворное влияние. Когда-то Николай Асеев назвал Маяковского Владимиром Необходимовичем. Так и для меня и многих Саша был Александром Необходимовичем.

 

У могилы А.П. Петрова на Хованском кладбище, 20 июня 2009 г.

Сотрудники Лаборатории математических методов,

во втором ряду: Л.В. Кузьмин, С.Ю. Романов, В.Г. Саркисов,

А.М. Бонч-Осмоловский;

в первом ряду: Б.Л. Житницкий, В.И. Жук, Г.Н. Антонова, А.А. Прусаков

PS. Автор благодарен Фаине Аркадьевне Петровой, сотрудникам лаборатории математических методов Курчатовского института и прежде всего Александру Михайловичу Бонч-Осмоловскому, Леониду Викторовичу Кузьмину, Александру Анатольевичу Прусакову, а также философу Владимиру Валентиновичу Калиниченко за помощь при написании этих «Заметок».

Москва, 2000 – 2003 годы, 2011 г.


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:0
Всего посещений: 4242




Convert this page - http://7iskusstv.com/2011/Nomer8/Zhuk1.php - to PDF file

Комментарии:

Николай Формозов
Москва, РФ - at 2019-01-19 20:37:18 EDT
Увы получается переписываться лишь пунктирно. Вот через два года отвечаю на письма Фаи и Виктора. Очень досадно, что, как я понял, ничего из переписки Саши на общественно-политические темы не сохранилось! Да, конечно, он мог не сохранять почту из е-майлов, а уже прошло столько лет и даже если известны пароли, вряд ли провайдеры сохранили все в целости. Но ведь Саша мог какие-то самые ответственные важные письма писать не набело в почту, а на "черновиках" в компьютере. Неужели и Сашин компьютер, или компьютеры недоступны, пропали, морально устарели и выброшены. (Да, скорее всего так при стольких перездах) Но ведь могли остаться дискеты, и их еще где-то можно прочесть.

Саша умел очень не тривиально формулировать простые и казалось обыденные вещи, он умел извлекать смысл вещей, порой совсем не такой, как кажущийся внешний. Сейчас могу сказать, что я много пережил, когда Путин пришел к власти. Не вдаваясь в детали, это была моя страшная личная трагедия. Я все эти годы мне очень не хватало именно Саши. Потому что это был человек, я бы сказал, с внутренним моральным камертоном. Я в его выборе не сомневался и не сомневаюсь.

Фаина Петрова - Николаю Формозову
- at 2017-01-01 20:06:18 EDT
Дорогой Коля! Я отлично знаю Сашино отношение к выборам Ельцина в 1996 году. Помнишь тогдашний лозунг: "Голосуй или проиграешь?" Мы были в то время в Корее, жили в городке Самсунга Сувоне. Саша категорически отказался голосовать за Ельцина, хотя до этого во время путча активно поддерживал его: коллеги из разных стран по е-мэлу ему сообщали о том, что творится в стране: о передвижении войск к Москве. Саша поехал к Белому дому и передал эту информацию встретившемуся там академику Юрию Рыжову, в то время ректору МАИ (потом он был послом во Франции)
Между прочим, спустя несколько лет мы гостили у нашей Ирины в Торонто, и Саша встретился и лично поблагодарил коллегу, первым приславшим такую важную информацию. До этого они знали друг друга только по публикациям.
Возвращаюсь в 1996 год, когда между ним и Витей Жуком шла активная переписка. Я, как и Витя, была за Ельцина, боясь прихода к власти коммунистов. Несмотря на Сашино отношение, поехала со знакомыми в Российское посольство и голосовала.
Саша свою позицию сформулировал так: " Посколъку ни одна из сторон не отражает мои интересы, интересы народа, голосовать нельзя ни за кого." В этом году Инна Грач напомнила мне об этом, когда шел разговор, за кого голосовать: за Хиллари или Дональда? Вся их семья, включая Виталика с женой (он профессор, живет и работает в Нью-Йорке) встала на эту позицию: Саша бы не голосовал ни за кого!
Спасибо тебе за память о Саше. В этом году исполнилось 19 лет, как его не стало. Каждый день думаю о нем. Ка мне жаль, что он не может радоваться успехам своих детей и внучек! Все они вполне успешны. Лидирует Митя: в этом году было больше 1000 ссылок на его работы в научных изданиях. Ты тоже ученый, так что можешь оценить, что это значит.
Поздравляю тебя с избранием сестры в академики: мы все гордимся ею. Саша вообще очень любил и ценил всю вашу семью. Всех благ вам!

Виктор Жук
Москва, Россия - at 2017-01-01 13:51:21 EDT
Николаю Формозову.

Николай, спасибо вам за просьбу, но,
к сожалению, у меня нет моей переписки с Сашей Петровым на общественно-политические и вообще на любые темы.
Переписка была, когда Саша работал в Южной Корее, но она не сохранилась.
С уважением,
Виктор Жук

Николай Формозов
Москва, РФ - at 2017-01-01 10:52:10 EDT
Всем общим знакомым, большой привет! Раз в несколько лет забредаю на эту страницу - и всегда очень благодарен её создателям за возможность еще раз, хотя бы так, встретиться с Сашей Петровым. Сейчас пишу ради того, чтобы попросить Виктора Жука, если это возможно, опубликовать переписку с Сашей на политические темы в 1993-1996 годах. Это было бы крайне поучительно и интересно прочесть сейчас, прочесть уже совершенно другими глазами знающих, "чем дело кончилось". Думаю, что эта переписка высветит не только глубину и последовательность Сашиных принципов, но, что еще важнее и актуальней, суть и причины наших общих (но не Сашиных) ошибок и неудач. Ваш Коля Формозов
Фаина Петрова
- at 2012-12-06 07:45:19 EDT
Здравствуй, милый Коля! Очень рада встретиться с тобой хотя бы в виртуале. Я несколько раз была в Москве и встречалаь с твоими. С Лизой И Асей Митя и я виделись и в Америке. Читал ли ты воспоминания Лизы в другом номере "Семи искусств"? Я очень дорожу ими, как и Людиными: они обе прекрасно владеют словом и написали замечательные тексты. Еще я очень благодарна твоей сестре за то, что именно она настояла на том, чтобы Саше был поставлен памятник, и организовала сбор средств на это. Говорила ли она тебе об этом? Дай знать, если и когда будешь в Америке, хорошо? Мы с Митей будем очень рады повидаться и покажем Сан Франциско и окрестности! Мои данные есть у Лизы и Саши Бонча.
Формозов Николай
Москва, Россия - at 2012-12-06 07:07:45 EDT
Спасибо! Как хорошо , что вспомнили Сашу. Я ведь тоже его знал. Время показало, что в оценке Ельцина и лужкова Саша был абсолютно прав, не правы были мы.
Бродский Дмитирий
Москва, Россия - at 2012-08-12 01:20:33 EDT
Я с большим интересом прочитал воспоминания Виктора Жука о большом человеке и учёном Александре Петрове. Текст пропитан таким глубоким знанием этого замечательного человека и так тепло написан, что дух захватывает. К сожалению, лучшие: демократичные и ответственные люди в нашей стране вынуждены брать на себя такие огромные и разнообразные труды, что их организм испытывает непомерные нагрузки. Жаль, что Александр Петров не реализовал в полной мере своей гигантский творческий потенциал в борьбе с непомерной мерзостью российской жизни. Виктору Жуку я приношу свою благодарность за то, что его заботами мне открылась ещё одна личность, которая составляет цвет мира. Буду помнить об Александре и не раз обращаться к его биографии: из неё есть что почерпнуть...
Фаина Петрова
- at 2011-08-31 05:03:54 EDT
Дорогой Евгений! С огромным удовольствием и благодарностью принимаю Ваше предложение.
Редактор
- at 2011-08-30 14:09:47 EDT
Фаина Петрова
США - at 2011-08-29 09:57:40 EDT
У меня скопилось много воспоминаний различных людей, и я обязательно сделаю сайт, где помещу их, чтобы памятник был более объемным.


Дорогая Фаина, зачем же долго ждать нового сайта? Вы можете подготовить статью из воспоминаний различных людей и прислать ее для публикации в журнале. А сайт делайте себе на здоровье не спеша.
Удачи!

Саша Прусаков
Москва, , Россия - at 2011-08-30 13:56:15 EDT
Есть два факта из биографии А.П. Петрова, которые никто не знает, что ли?
Как то обидно, и за Александра Павловича и за державу.
А ведь нижеуказанные события невероятно значимы для развития кибернетики (или, как сейчас принято говорить, Информационных Технологий) в СССР.
1. Петров первым в СССР запрограммировал и исследовал компьютерную модель нейронной сети (этот факт легко устанавливается из книги Бонгарда)
2. Петров первым создал практически применимую программу распознавания кириллического текста, которая была лучшей и самой продаваемой во времена DOS. (этот факт подтверждается многочисленными интервью не без известного Давида Яна, того, который как бы русский Бил Гейтс)
Когда изучается история ИТ, и люди перечисляют этапы развития компьютерных технологий в СССР-России, указанные факты должны входить даже в самый короткий перечень!
Как-то, господа, следует восстановить историческую справедливость!
Это привлечет внимание и к другим работам и идеям Петрова (например, придуманному им целому разделу науки «Компьютерное зрение», это «Семантическая сегментация»).
Думаю вполне справедливо поправить соответствующие статьи русскоязычной википедии (о нейросетях, OCR и пр.) и создать там же страницу Александра Павловича.

Фаина Петрова
США - at 2011-08-29 09:57:40 EDT
Хочу поблагодарить Евгения Берковича и Виктора Жука за публикацию статьи о моем муже. Я получила много озывов на мой домашний адрес от людей, знавших его и только слышавших о нем. Мне пишут, что это второй памятник, который поставили Саше Петрову его сотрудники. У меня скопилось много воспоминаний различных людей, и я обязательно сделаю сайт, где помещу их, чтобы памятник был более объемным.
Митя Петров
Пало Алто, СА, США - at 2011-08-29 07:24:09 EDT
Витя, спасибо огромное за вашу добрую и чуткую статью о моем папе. Я Вам по настоящему глубоко благодарен.
Михаил
NY, США - at 2011-08-28 05:56:23 EDT
Спасибо за содержательный рассказ.
Дмитрий
Самара, Россия - at 2011-08-24 10:14:19 EDT
Большое спасибо за очень интересный материал!Действительно,человек был замечательный!На рубеже 70-80-х годов
я несколько раз бывал в зимние каникулы в их семье (Фаина Аркадьевна-двоюродная сестра моей бабушки).В воз-
расте7-10 лет я,конечно,ещё не мог понимать его значимости как ученого.Но я сразу же почувствовал в нем очень доброго,внимательного и очень простого в общении человека.И сейчас,три десятилетия спустя,я вспоминаю дядю
Сашу с неизменно теплым чувством.Ещё раз большое спасибо!

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//