Под эгидой ООН*

Российский начальник на любой должности имеет врожденное обыкновение не бояться никого и ничего. Так он привык вести себя и при Иване Грозном, и при Петре Великом, а уж последующие правители и вовсе не способны были понудить его к перемене устоявшихся привычек. Принеси ему любой документ, подписанный хоть в самых заоблачных административных высях, он может дать ему ход, а может и засунуть на самое дно самого нижнего ящика письменного стола - и поминай, как звали (и тебя, и документ, и лицо, подписавшее его наверху). Вот ты пришел к нему (да и начальничек-то не ахти, из средненьких, директор гостиницы), имея при себе бумагу шикарного вида - на бланке с изображением государственного герба, подписанную Одним Из Тех, Чьи Портреты Развешивают На Улицах В Государственные Праздники, заверенную красной печатью Его Канцелярии. Бумагу, начинающуюся словами «Правительство Союза Советских Социалистических Республик проводит международный семинар...» - ну, прямо-таки дипломатическая нота, в самом деле. А он равнодушно сунет ее в папку «Входящие» и скажет, демонстративно подавляя зевок: «Ладно, оставьте, мы (мы!) разберемся, позвоните через пару недель».

Совсем иная реакция, однако, будет на бумагу, где в первых же строках (собственно, прямо-таки в первой строчке) написано: «Правительство СССР проводит международный семинар под эгидой ООН...» Право, не берусь судить, почему именно эта аббревиатура оказывает столь магическое воздействие на руководящие кадры страны необъятных Советов (может, все дело в привычке беспрекословно реагировать на слово длиною именно в три буквы?) - но, прочтя эти волшебные слова «под эгидой ООН», начальничек встрепенется, улыбнется кривоватой, но вполне доброжелательной улыбкой и скажет: «Поможем чем можем. Давайте свои конкретные пожелания!» Как известно, формула «Поможем чем можем» - это реакция на просьбу равного себе; выше ее только формула «Будет сделано», как реакция на распоряжение очень большого партийного начальства (вариант - «Бу сде», в ответ на партийное указание менее устрашающего уровня).

Собственно говоря, благожелательная реакция директора гостиницы была предопределена еще накануне, в тот самый момент, когда он согласился поговорить со мной по телефону. Сначала трубку взяла, естественно, секретарша, и вот она-то оказалась первым человеком во всей бесконечно длинной цепочке чиновников различного калибра, разговор с которыми я на протяжении последующих шести месяцев неустанно начинал с этих волшебных слов: «Добрый день! Вас приветствует Оргкомитет Семинара ООН!»

Семинар был включен в генеральный план ооновских мероприятий еще в прошлом году, после чего месяца три, не меньше, ушли на оживленную переписку с нью-йоркской штаб-квартирой. Наконец в середине марта пришло официальное письмо из Секретариата ООН - в три адреса: МИД, Госкомитет по внешнеэкономическим связям и наше министерство. Именно нам было поручено «от имени Правительства Союза Советских Социалистических Республик» проводить этот Семинар - то есть пахать, грызть землю и вообще делать всю черную работу. Остальные два адресата брали на себя общую координацию, то есть обязались присутствовать на первом заседании Оргкомитета (по одному представителю), на церемонии официального открытия (также по одному представителю), ну, и на всех банкетах (не меньше пяти человек от каждой стороны).

Получив долгожданное письмо, мы, прежде чем показать его высокому начальству, засели обмозговать это дело. Мы - это начальник отдела внешних связей (в дальнейшем именуемый по краткому варианту своего имени - Пит), Игорь (сотрудник этого же отдела, на которого будет взвалена львиная доля вышеназванной черной работы, при том, что он будет именоваться во всех документах лишь Административным директором) и я (человек, приглашаемый Питом как бы со стороны, для того, чтобы Игорь не захлебнулся этой черной работой; в итоговом документе я буду значиться как Старший переводчик). За плечами у нас не одно мероприятие такого рода, друг друга мы знаем как облупленных, и потому без долгих рассусоливаний беремся за дело: через час самое позднее надо будет нести письмо к замминистра, курирующему внешние связи, и глупо идти к нему без конкретных предложений. Значит, на окончательную выработку предложений - час (притом, что в принципе у нас уже имеются кое-какие соображения, обсосанные за эти три месяца переписки с Нью-Йорком).

Первым делом надо решить, кто у нас будет Исполнительным директором. Это должен быть человек, скажем так, многоликий. Во-первых, из числа министерских руководителей (статус!). Во-вторых, связанный по своей работе с тематикой Семинара (он реально будет отвечать за подготовку всех советских материалов, то есть должен лично знать всех тех специалистов, которые эти доклады будут писать - за неплохие ооновские денежки, между прочим - и вытаскивать из них эти доклады клещами). В-третьих, имеющий хорошие отношения с замминистра, курирующим Семинар (именно ему придется выклянчивать высокую подпись, причем порой под письмами самыми неожиданными - в гостиницу, в ресторан гостиницы, в другой ресторан, где кормят вкуснее, хотя и значительно дороже, в таможню, в Большой театр, в цирк, в УВИР, в поликлинику, обслуживающую иностранцев - да мало ли куда). В-четвертых, имеющий хорошие отношения с Хозяйственным управлением министерства и, главное, с его транспортным отделом (машины будут нужны круглосуточно, а где их взять!). В-пятых, в-шестых, в-седьмых... И, главное, еще раз во-первых, чтобы был человек по возможности хороший - нам с ним полгода предстоит иметь дело. Естественно, есть у нас кое-кто в уме, и сейчас мы заняты окончательным перетряхиванием кандидатур. Всем хорош А, но одна беда - как примет на грудь, так начинает петь хохляндские песни на языке оригинала. В свое время это очень нравилось большому ооновскому начальнику с длинной и труднопроизносимой индийской фамилией, процветавшему при Генеральном Секретаре (уточним: ООН, а не КПСС) с короткой бирманской фамилией. Но в позапрошлом году заокеанский меломан ушел в отставку по старости лет, а в прошлом году А запел было на банкете по инерции (и по-украински), и следствием этого сольного выступления стал дикий скандал, учиненный большим советским (уточним: мидовским) начальником, который, как неожиданно оказалось, на дух не переносил за душу берущую поэтику украинского народа. Скандал разросся до таких высот, что А вообще могли бы взять - причем не за душу, естественно, а за другое место, но вроде бы обошлось, вот только из ооновской обоймы он выпал - и, по всей вероятности, до тех пор, пока не отправят на пенсию мидовского чина. Следующий по алфавиту Б, как выясняется, с недавних пор тоже лишен доверия - после того, как напился до невозможности на приеме в шведском посольстве. И ведь вот что интересно: блевал он со всей, как говорится, культурностью, без нежелательных свидетелей, в надежно запертой кабинке туалета и втихаря, то есть без этих мучительных стонов и реготания, свойственных русскому человеку, попавшему в такую беду - а поди ж ты, выследили (причем неизвестно, кто!) и, как водится, стукнули. Против кандидатуры В восстаю я - этот человек опасен тем, что чуть-чуть знает английский, и поэтому работать с ним невозможно. Во время бесед - официальных, дружеских или за рюмкой чая - он вдруг просветленно заявляет: «Не надо переводить, я и так все понимаю». Ну, ты, естественно, отключаешься и следишь за разговором вполуха - как вдруг он: «Я не понял этого слова - переведите!» А какого-такого слова он не понял - пойди-разбери. В общем, трудно с ним, и я заявляю официальный протест, который, на мое удивление, принимается. Ну, а дальше, как говорится, по тексту: Г - он г... и есть, Д - просто не годится, Е прямо-таки в принципе не годится, Ж - сами понимаете... Дело кончается тем, что Пит говорит: «Ну вас туда-то и туда-то, больно вы переборчивые. Мне посоветовали Людмилу Петровну - вот пусть она и будет».

Пит звонит по внутреннему замминистра - тот у себя и свободен. Пока он собирает бумаги в красивую папочку, напоминаем: «Договорись о дежурной машине и о ксероксе». То есть, чтобы он официально получил высокое разрешение пользоваться этими принадлежащими всему министерству благами во внеочередном порядке.

Ксерокс, вообще говоря, это отдельная история. В описываемые времена еще не существовало портативных множительных устройств - то есть их не существовало в пределах, ограниченных государственной границей Страны Советов. Более того, имеющаяся на вооружении (иначе про эти агрегаты размером в полкомнаты не скажешь) копировально-множительная техника состояла к тому же еще и на спецучете, потому что известно было, что с ее помощью можно репродуцировать сочинения идейных врагов и тем самым подрывать основы. Поэтому для размножения двухстраничного документа тиражом двадцать экземпляров требовалась разрешающая подпись заместителя министра. А для бесперебойной работы семинара необходимо обеспечить столь же бесперебойный поток документов - рабочие материалы, меморандумы, сообщения секретариата, служебная информация (не путать с информацией для служебного пользования!)... Особенно круто приходится, когда заседания семинара уже идут полным ходом - надо возить материалы на размножение в здание министерства и тут же доставлять готовый тираж в конференц-зал (минут сорок только в один конец, особенно в часы пик). Помнится, как-то надо было размножить выступление большого ооновского чина и раздать его делегатам. Ну, присутствующий на заседании замминистра собственной своей рукою начертал: «Срочно!» и даже позволил использовать для курьерских целей его персонального водителя. Объявили перерыв, попили кофейку с пирожными, а тираж все не везут. Ооновец (эдакая ехидная японская мордочка) и говорит заместителю министра (через мое посредство, естественно): «Когда же, ваше превосходительство?» Разумеется, «превосходительством» можно кликать только министра, но поскольку сам министр на семинарских сборищах из принципа не показывался, то зам рассматривался всеми приезжими из Нью-Йорка как бы в качестве самого главного человека. Ну, зам отвечает японцу спокойно, что повезли размножаться, скоро будут. А япошка, столь же спокойно: «А почему бы вам, ваше превосходительство, в интересах экономии времени не привезти множительный аппарат прямо вот сюда, в конференц-зал?» Мое дело телячье - я перевожу, что сказано, а про себя думаю: «Ну, сейчас начнется». Оно и началось. Зам уставился на нас с японцем совершенно безумным взором (явно прикидывая, как можно было бы притащить сюда этот аппарат размером в пять письменных столов) и вдруг говорит мне: «Нет, вы что-то не так переводите - как же это можно притащить сюда аппарат размером в пять письменных столов?» После чего мы с японцем в два голоса пытаемся убедить его в том, что, вообще-то, на свете существуют портативные ксероксы. Он слушает, а в его выпученных глазах: «Не верю!» Такое же недоверие к собеседнику, кстати, таится и в раскосых глазах ооновского начальника: «Что ж ты, превосходительство, дурочку-то валяешь?»

Итак, Пит уходит к начальству, а мы с Игорьком тем временем садимся на телефон - первым делом надо застолбить гостиницу. В те годы на всю Москву была только одна гостиница, в которой имелся конференц-зал - «Украина». Естественно, селить делегатов в одном месте, а возить каждый день (собственно, два раза в день, на утренние и дневные заседания, а с учетом того, что туда и обратно, так и все четыре раза) - это искать приключений на свою, мягко говоря, голову. Значит, надо убедиться, что конференц-зал свободен в нужные для нас дни, и сделать это безотлагательно.

Звоним. Естественно, отвечает секретарша директора, первый человек, который слышит от меня волшебные слова: «Добрый день! Вас приветствует Оргкомитет Семинара ООН!» Магия трехбуквенной аббревиатуры срабатывает немедленно - слышу, как она докладывает: «Иван Иванович, это из ООН!» И тут же в трубке гнусавый тенорок: «Иванов слушает». Объясняю ситуацию. «Приносите письмо, побеседуем», - отвечает товарищ Иванов вполне по-свойски. Договариваемся на завтра, в девять. Все остальные звонки будут иметь смысл только после этой встречи, в ходе которой товарищ Иванов скажет нам, на какие конкретно дни мы сможем рассчитывать.

Пока Пит сидит у начальства, можно прикинуть кандидатуры переводчиков. Ну, с линейными вполне однозначно - по неписанным законам мы должны обойтись собственными силами, то есть привлечь тех работников министерства, которые говорят по-английски. Их, реально говорящих, как нам известно, всего трое, но больше, к счастью, нам и не потребуется. Синхрон будут обеспечивать тоже знакомые ребята, только бригадир у них незнакомый - некая Леночка, недавно вернувшаяся из женевской долгосрочки и горячо рекомендуемая нам Толяном как "моя старая боевая подруга – не подведет!". Самое время сейчас позвонить ей и договориться о встрече на конец дня – что мы и делаем.

Тут появляется Пит: «Значит, так, мужики. Людмила - директор. Бухгалтер - как обычно. Машина в нашем распоряжении с завтрашнего дня. Сейчас надо подготовить общий приказ - Рыжий тут же подпишет («Рыжий» - это замминистра; он действительно рыжеватый - в тех местах, где не лысый, а где лысый - там веснушки). Садимся и пишем». Мы, в свою очередь, докладываем о предстоящем визите Леночки и о завтрашней поездке в гостиницу (кстати, надо будет машину заказать к десяти к гостинице, чтобы возвращаться оттуда уже не своим ходом). После чего садимся и пишем (пишет, собственно говоря, Игорь - у него почерк самый понятный, а мы диктуем на разные голоса).

Ну, вроде пока все. Пит звонит Л.П. и спрашивает, говорил ли с ней уже Рыжий. «Тогда заходи, начнем работать!» Через пару минут на пороге кабинета возникает хрупкая фигурка; одета со вкусом, хотя, разумеется, и отдает в туалете дань своему официальному положению среднего уровня министерской начальницы, в распоряжении которой около десятка теток разного (преимущественно, зрелого - то есть, предклимактерического) возраста; светлые волосы уложены в строгую прическу; с виду наших лет (хотя, может, и постарше - как говорится, маленькая собачка до старости щенок, а она невысокого роста). Начинаем прокачивать разные разности (тематика выступлений, список докладчиков, сроки - пока ориентировочные - готовности материалов на русском языке, чтобы не задержаться с переводом, два списка участников - формальных, приглашаемых только на открытие, и фактических, которым интересно присутствовать на всех заседаниях...).

В разгар беседы открывается дверь, и входит еще один представитель Администрации Семинара - Дима, прикрепленный к министерству куратор от компетентных органов. Вальяжный мужик с приятным баритоном, всегда безукоризненно одетый и неизменно распространяющий легкий аромат дорогого французского одеколона (а иногда и отечественного коньяка, из тех, что по умеренным ценам). Работать с ним просто - он не вяжется к мелочам, а если есть возможность, то закрывает глаза и на более масштабные вопросы (в смысле, пропускает их мимо ушей). Его основной девиз: «Мужики, чтобы у нас все было тихо!» В этой конторе он проездом - последние свои три года отсидел в Токио и ждет очередного назначения. Дима любит вкусно поесть, слегка выпить и словить кайф в узком кругу линейных переводчиц, вполголоса напевая песни нашего детства. Одним словом, на таких кураторов надо молиться - особенно если сравнивать его, скажем, с предыдущим товарищем из тех же органов. Тот, по иронии судьбы, тоже звался Димой, только был хромым, маленьким, тощим и постоянно кипел пламенной злобой - на иностранцев, говорящих не по-нашему, на нас, понимающих по-ихнему, и на себя, по-ихнему не говорящего и не понимающего, несмотря на проведенные в Женеве пять лет с хвостиком.

День завершился знакомством с Еленой (или Еленой Николаевной, если судить по ее отстраненному и отчасти неприступному виду). Точно в назначенное время она стремительно ворвалась в кабинет - высокая темноволосая дама, выглядящая настолько не по-нашему, насколько могут выглядеть умные российские красавицы, с пользой - для себя и для своего временного заграничного работодателя - проведшие несколько лет за рубежами нашей необъятной родины. Сразу же взяла быка за рога: определившись с тематикой семинара и прикинув объемы работ, перешла к условиям, скрупулезно уточнила цены по всем позициям, пристально изучила текст нашего типового договора и предложила ряд поправок. Одним словом, приятно наблюдать работу профессионала.

Назавтра мы с Игорем встречаемся в мрачном вестибюле гостиницы «Украина». Информировав мрачных швейцаров: «Нам назначено к Иван Иванычу», поднимаемся по левой лестнице и, миновав парикмахерскую с туалетами напротив, мимо конференц-зала проходим к приемной директора. Сообщаем секретарше, кто мы такие; она вроде бы даже улыбается нам: «Иван Иванович вас ждет». Заходим в мрачный кабинет, здороваемся, выкладываем на стол документы - письмо за подписью Рыжего, украшенное красной гербовой печатью, и папку переписки с Секретариатом ООН, где сверху подшит полученный нами вчера разрешающий документ. Иван Иванович с опаской берет папку, почтительно листает ее (по морде видно - что ничего не понимает, потому что по-английски, но уважает, поскольку все послания на внушительных зарубежных бланках). Потом берется за письмо Рыжего - здесь он чувствует себя спокойнее, потому что язык понятный. Внимательно читает дважды, потом откладывает в сторону и, сняв очки, благожелательно оскаливается: «Пожалуйста, товарищи, какие ваши конкретные пожелания». Высказываемся по сути дела и по срокам. Он задумывается, потом начинает лихорадочно листать лежащие перед ним несколько ежедневников в роскошных кожаных обложках. Потом неуверенно говорит: «Кажется, пока у нас ничего на это время не намечено. Но надо посоветоваться с товарищами». Вызывает секретаршу и просит пригласить директора конференц-зала и начальника службы размещения. И чаю на нас на всех, что само по себе хороший знак. Директор конференц-зала, высокий тощий мужик с мордой давно махнувшего на себя рукой алкоголика, подтвердив, что зал свободен весь сентябрь, быстро уходит. Ну, с ним все ясно: ставим литровую бутылку экспортной «Столичной» и вьем из него веревки без малейших проблем. Появляется секретарша с чаем, печеньем и сообщением, что «Татьяны Владимировны найти не может». У нас отлегает от сердца - значит, наша добрая подруга Танечка за минувший год никуда не ушла и по-прежнему сидит на размещении. Это Иван Иванович и алкаш здесь новички, а с Танечкой мы знакомы очень даже хорошо. Ждем ее появления, а пока пьем чай и чинно разъясняем Ивану, насколько его личная помощь в деле организации Семинара окажет воздействие на укрепление авторитета Советского Союза на международной арене. Он пыжится, важно кивает и говорит, что международное значение такого рода мероприятий весьма велико и что возглавляемый им коллектив приложит все усилия для того, чтобы с честью... В это время в кабинет влетает великолепная блондинка в шикарном костюмчике из недешевого парижского магазинчика, благоухающая французскими же духами, при первом взгляде на которую свежий человек только раскрывает рот в изумленном восхищении - что, впрочем, делаем и мы, хотя знаем ее уже несколько лет. «Слушаю вас внимательно, Иван Иванович», - почтительно говорит она, при этом незаметно для Вани подмигивая нам. - «Вот, Татьяна Владимировна, товарищи из Организации Объединенных Наций, надо бы им помочь». - «Сделаем, что надо, - бодро заявляет Татьяна. - Пишите резолюцию, и я поработаю с товарищами». Иван, сопя, выбирает толстый красный карандаш и, прикусив от напряжения нижнюю губу, что-то карябает на углу нашего письма. Татьяна вырывает бумагу у него из-под руки, вчитывается в каракули, удовлетворенно кивает головой и говорит: «Пойдемте, товарищи, к мне, проработаем вопрос».

Татьянин кабинет - собственно, клетушка - через дверь от директорского. В проходной комнате сидят три ее сотрудницы, приветствующие нас сдержанно, но вполне дружелюбно. «Девочки, минут двадцать меня нет ни для кого», - говорит Татьяна, прикрывая дверь. Человек, даже совсем далекий от всех этих гостиничных и прочих блатмейстерских дел, и тот не мог бы ни поразиться такому отношению со стороны Татьяны Владимировны, красивой женщины, входящей, безусловно, в первую сотню самых влиятельных людей Москвы. Мы с Игорем про себя тоже не устаем дивиться такому к нам - именно к нам лично - отношению. Познакомились мы три года тому назад, тоже во время ооновского семинара, когда Татьяна сидела еще в проходной комнате, но уже была правой рукой тогдашней начальницы Виолетты. Это был жуткий семинарчик, в смысле организационных трудностей: участвовали министры практически всех европейских стран, то есть не только восточных и южных, но и самых что ни на есть западных, причем француза черт принес даже с женой. Ну, естественно, и от страны Советов участники были соответствующие, а на открытии присутствовал хотя и не Сами Понимаете, Кто, но Почти Что - по каковому поводу конференц-зал почтили своим присутствием мальчики из «девятки» и все посольства прислали представителей в приличном ранге... словом, суматоха была внушительная. А Татьяна тогда буквально только-только переехала в Москву с мужем, подпольным узбекским миллионером, который и устроил ее на завидную должность в одной из главных московских гостиниц. Она была из приличной русской семьи, с войны осевшей в Ташкенте; кончила там университет и вполне сносно говорила по-английски. Замуж вышла, по ее собственному признанию, с тоски, потому что надоела нищенская жизнь; но муж оказался приличным мужиком, без восточных штучек - перевез ее в Москву и не держал дома на привязи. Правда, работу выбрал ей сам - разумеется, не без учета и своих интересов. Виолетта ненавидела ее всей своей сучьей душонкой - за молодость, ум, богатство. И, осознав уровень нашего семинара, назначила Татьяну ответственной за его проведение, в тайной надежде, что та оскандалится и сломает себе шею. Но объединенными усилиями мы провели все мероприятие без серьезных срывов, несмотря на ежедневные неизбежные мелочи, которые способны довести человека до белого каления и седых волос, а также вопреки козням виолеттиных клевретов и капризам госпожи французской министерши. Ну, то, что мы подружились тогда - было не удивительно. Удивительно другое - когда на следующий год мы снова обратились в гостиницу, Татьяна (уже занявшая к тому времени место Виолетты) встретила нас с такой искренней радостью, что мы даже растерялись - хотя и не подали виду.

Вот и сейчас, закрыв дверь своего владения, она сказала: «Приятно видеть вас снова, мальчики. Ну, давайте - что там у вас». Прикидываем примерные сроки заезда: мы вселяемся в штабной номер в четверг с утра, первые участники начинают прибывать, по-видимому, в воскресенье, а основная масса во вторник, официальное открытие в среду. (Заметим в скобках - это моя идея, которую я стараюсь по возможности регулярно проводить в жизнь: начинать работу любого международного мероприятия не традиционно, в понедельник, а в среду - соответственно, в среду же, через неделю или через две, и заканчивать. У этой простенькой идеи масса достоинств. Во-первых, основная нагрузка при встречах-проводах падает на будние дни, а не на субботу-воскресенье (меньше проблем с водителями, вопящими о сверхурочных; все службы - таможня, ОВИР и прочее - работают в нормальном режиме, и в случае ЧП нет необходимости искать человека, от которого зависит принятие нестандартного решения, где-то на даче, отрывая его от заслуженного отдыха). Во-вторых, заезд и выезд из гостиницы также приходятся не на выходные, и вся администрация тоже сидит на рабочих местах. В-третьих, обе пятидневки заседаний включают субботу и воскресенье, когда все учреждения закрыты, и тем самым участники избавлены от кошмара раздвоения личности и не рвутся между необходимостью присутствовать на заседании и потребностью съездить в посольство или еще в какое-нибудь место. В-четвертых, Study Tour, устраиваемый после первых пяти дней заседаний, тоже приходится на середину недели, что резко облегчает проблемы с билетами (поезда идут полупустыми) и упрощает работу тем, кто принимает нас во время этого Study Tour в другом городе (в будни все легче организовать по сравнению с выходными). Есть еще и в-пятых, и так далее, но хватит и сказанного.)

Дальше смотрим, сколько нам понадобиться и каких номеров. Вообще мы даем каждому участнику определенную сумму суточных, а он сам решает, жить ли ему в одноместном или делить комнату со своим коллегой, что обходится дешевле. Люди, приезжающие из так называемых развивающихся стран, предпочитают сэкономить деньги для других целей - и это их дело. Плохо, правда, что мы практически до последнего не знаем, сколько нам потребуется одноместных номеров и сколько двухместных - а это серьезная проблема, особенно для гостиницы, и хорошо, что Татьяна волевым решением позволяет нам бронировать лишние номера и потом отказываться от них буквально в последнюю секунду.

Теперь вопрос с люксами (трехкомнатными номерами) и полулюксами (двухкомнатными). Спрос на них постоянно велик, особенно на так называемые «распашонки», которых в гостинице всего десяток. «Распашонка» - это полулюкс, но очень удобный: огромная прихожая со встроенными шкафами во всю стену (куда мы складываем все материалы семинара - внушительных размеров стопки докладов всех стран) и две комнаты - направо и налево, тоже очень большие (в одной размещается советская администрация, в другой - ооновская). Кроме того, «распашонки» расположены в торце длинных коридоров, как бы вдали от гостиничной суеты. По старой дружбе Татьяна всегда обеспечивает нам хотя бы одну «распашонку» для штабного номера, что очень непросто ввиду чисто болезненного пристрастия, которое питают к ним грузинские продавцы цветов и азербайджанские торговцы фруктами. Оговариваем и этот вопрос.

Ну, главные проблемы записаны в татьянин ежедневник и, значит, решены. С мелочами будем разбираться по ходу дела. Прощаемся и бежим искать ждущую возле гостиницы машину, потому что время тоже бежит, а сегодня предстоит сделать еще массу дел.

По приезде собираемся у Пита в кабинете - естественно, с Людмилой - и рассказываем о наших успехах. Тут же составляем английское послание в Нью-Йорк с указанием точных дат начала и окончания Семинара, и Людмила несет его Рыжему на подпись. Мы тем временем звоним насчет оборудования для синхронного перевода. Ну, здесь особых проблем нет. Они очень рады, что заседания будут в «Украине», где есть вся необходимая проводка и вообще легко работать. Уточняем дни и время работы, количество участников, количество рабочих языков и, соответственно, количество будок.

Далее - заказы. Людмила заказывает научной общественности доклады по семинарской тематике, а мы с Игорьком - папки, блокноты и прочую канцелярскую мелочевку с эмблемой Семинара, а также нагрудные значки. Людмиле проще, она соберет у себя всех потенциальных докладчиков, и поначалу они согласятся с радостью. Еще бы, такая возможность - выступить на международном мероприятии, чтобы потом гордо козырять этим на всех сложных поворотах своей научной карьеры; плюс к тому и денежки, по ооновским расценкам, что тоже на дороге не валяется. Другое дело, что потом - как показывает богатый и печальный опыт - Людмиле придется выбивать из них готовые тексты буквально палкой; они будут со свойственным российскому человеку раздолбайством клясться: «Через недельку... через пару дней... уж точно завтра...». А Елена будет звонить нам и холодным тоном напоминать, что, дескать, мы и сами, как коллеги, должны бы знать, сколько времени требуется на перевод даже готовых докладов, а на перевод не вполне готовых - вдвое больше, и это будет вам стоить, товарищи администрация...

Нам же с Игорьком предстоит колгота другого рода. Простенький текст, который надо нанести золотом на папках и прочих блокнотах (буквально: Организация Объединенных Наций, Экономический и Социальный Совет, название Семинара, место и дата проведения - но на двух языках) придется согласовывать в самых неожиданных инстанциях, включая и пресловутый Главлит (то есть советскую цензуру) - прежде чем его можно будет растиражировать в количестве аж сотни экземпляров. А значки - это отдельная песня: все те же инстанции, цензурные и нецензурные, плюс еще получение спецодобрения в министерстве культуры в смысле его (то есть значка) эстетической ценности. То есть, не будет ли он оскорблять глаз советского человека, привыкшего на каждом шагу созерцать только идеалы красоты.

Есть и еще предварительные заказные дела - но это так, по мелочи. Надо обрадовать коллег в Питере сообщением, что Семинар прибудет к ним на пару-тройку дней, дабы ознакомиться с их профессиональной деятельностью, а также с красотами Северной Пальмиры. И надо заранее общнуться с администрацией интуристовских железнодорожных касс - хотя и не в сезон, и среди недели, но все-таки нам потребуется почти два вагона СВ. И кстати о культурной программе - надо уточнить, когда Большой театр начинает сезон осенью, и попытаться закинуть им предварительную заявочку, которую они, конечно, не возьмут - но, по крайней мере, скажут, когда в августе можно будет ее принести. Что касается другого обязательного места, куда водят иностранных гостей, а именно, цирка, то там, к счастью, сезон длится без перерыва, и надо просто подать заявку вовремя. И еще надо посмотреть, не изменились ли с прошлого года условия и сроки заказа экскурсий - обзорная по Москве (именуемая в экскурсионных бюро, по старинной советской манере, аббревиатурно - МСНР, что означает, как нетрудно догадаться, «Москва - столица нашей родины»), Кремль, с неизбежным визитом к Главному Покойнику (впрочем, это дикое на взгляд нормального человека занятие пользуется у инограждан большой популярностью), Оружейная палата. И приложить максимум усилий, чтобы проникнуть в Алмазный фонд (то есть, надо еще одно письмо с автографом Рыжего).

А параллельно - составляется и детализируется смета Семинара. Приходится учитывать массу неожиданных мелочей, с которыми пришлось столкнуться в прошлые разы, и, соответственно, закладывать в некоторые статьи кое-какой избыток деньжат, чтобы потом можно было спокойно взять оттуда наличные, столь необходимые в критические моменты, возникающие, кстати, сплошь и рядом. Ну, например, встречаешь участника вечерним рейсом, на заказанной по статье «Транспорт» машине. А рейс задерживается на четыре часа, и водила говорит, что у него кончилась смена и он видал все это в гробу. Ты ему, конечно, не подписываешь путевку, он тебя, конечно, посылает туда-то и туда-то, ты его посылаешь обратно, после чего он уезжает. А через четыре часа, в разгаре, можно сказать, ночи, надо вести прибывшего в гостиницу - и на какие, спрашивается, денежки, если бы не было в кармане этих самых наличных. Потому что хитрая графа «Непредвиденные расходы» давно уже стала объектом пристального внимания разных проверяющих, и оттуда много не почерпнешь. А наличные требуют все - и носильщики, и официанты, и водители за лишний час работы, и техники, устанавливающие оборудование для синхронного перевода, за лишний микрофон, якобы не предусмотренный по схеме, и проводники, и швейцары... список этот бесконечен.

Проведя заседание Оргкомитета, мы переходим на работу в стандартном режиме. С утра делаем необходимые звонки, а потом разбегаемся по всем возможным и невозможным идиотским инстанциям и мотаемся там до обеда. Вернувшись, подводим итоги и снова беремся за телефон, составляя план беготни на последующие дни. В промежутках сочиняем разные письма в эти самые инстанции, и Людмила таскает их Рыжему на подпись. Через пару недель общие контуры того, что гордо именуется «план-график», начинают выясняться, и тогда мы делаем первую попытку зафиксировать его для наглядности.

Берем лист ватмана и расчерчиваем его по месяцам, чтобы на каждый день приходилось по клеточке: в июне клеточки поменьше размером, в июле побольше, а в августе и сентябре - совсем большие, аж целые клетки, и уже на все дни недели, включая и выходные. Фломастерами разных цветов разносим по этим клеткам сроки выполнения разных дел. Красный цвет - подготовка, перевод и издание докладов; синий - контакты со смежными совучреждениями; зеленый - контакты с ООН; желтый - контакты с Питером и заказ билетов на поезд; черный - контакты с гостиницей (несмотря на наличие едва ли не любовных отношений с Танечкой, за этими людьми нужен глаз да глаз); коричневый - культурная программа... И на стенку этот лист, на видное место. Такая настенная живопись действительно дает прекрасное представление о ходе событий. Если видишь денек, сверкающий всеми красками спектра, то ясно, когда именно надо собраться и стиснуть зубы. А если видишь подряд несколько клеток пустых или с одной-единственной записью, то тем более есть повод для беспокойства: не упущено ли что-нибудь из виду, не расслабляемся ли понапрасну.

Вывесив эту великую бумагу на стену, мы не то, чтобы ощущаем облегчение - просто тяжелая жизнь входит в привычную колею. Можно уже спокойно составлять недельные планы поездок по разным местам и делать это таким образом, чтобы повсюду обернуться на машине. Можно чуть расслабиться, когда попадаются не очень забитые денечки. Можно позволить себе просто так прокатиться к Танечке и попить у нее кофейку, болтая не о чем. Вообще-то такие дружественные поездки отнюдь не следует считать праздным времяпрепровождением, потому что только так и можно держать руку на пульсе и предупреждать разные неприятности.

А неприятности не заставляют себя ждать. Вдруг в начале июля Татьяна сообщает нам, что дирекция гостиницы получила заявку из Совмина на какое-то их мероприятие, и трусливый директор решает пожертвовать нами, несмотря на наше право первородства. Два дня мы ведем активные действия - заготавливаем мощное письмо, в котором наш Семинар возводится в ранг едва ли ни важнейшего дипломатического события всего года. Людмила проявляет себя в полном блеске - она не только уговаривает нашего министра поставить свою подпись, она еще заставляет Рыжего позвонить по вертушке в МИД и выпросить у них аналогичное письмо за подписью ихнего хотя бы замминистра. С такими двумя бумагами мы отправляемся в гостиницу, и Татьяна - спасибо ей! - идет к директору вместе с нами. Мы потрясаем своими внушительными бумагами и орем на него в три голоса; замороченный Иван, вытирая потную лысину, при нас звонит в Управление делами Совмина и зачитывает наши письма. К счастью, там сидят неглупые ребята, без звука признающие свое поражение. Их письмо было подписано Управляющим делами Совмина, то есть фигурой хотя и превосходящей по степени влияния и нашего министра, и мидовского зама, но чисто формально имеющего более низкий ранг. Можно сказать, что они расслабились и допустили ошибку, сродни той, которая характерна для неумелого преферансиста - в свой заход кинули маленький козырь; мы же не только перехватили игру старшим козырем, но вслед за тем бросили еще одну крупную карту козырной масти, взявши «две на чужой игре». На прощанье мы запугиваем бедного Ваню до посинения, сообщив ему, что дело находится на контроле в МИДе, а также «в других инстанциях» - зловеще добавляю я. Это означает, что мне пришла простенькая мысль - для верности подключить Диму и попросить его, чтобы он сам или через верха организовал звонок по своим каналам. И даже лучше не Ивану, а его заму по режиму: пусть тот и сам струхнет, и доведет начальство до полной невменяемости. Безусловно, это хорошая идея, потому что тем самым мы заодно и задействуем зама по режиму, с которым в сентябре придется общаться регулярно, подписывая бесчисленные пропуска: на советских участников, не проживающих в гостинице, на весь персонал - синхронщиков, техников по синхрону, водителей, курьеров и прочая, и прочая. А главное - всей администрации и линейным переводчикам надо будет сделать круглосуточные пропуска. Как я впоследствии объясню Людмиле: «И ты, правда, всего лишь на месячный срок, будешь приравнена в своих правах к валютным проституткам, которым дозволено входить в гостиницу в любое время дня и ночи».

Мотаясь взад-вперед по городу, мы стараемся не терять времени даром и не упускать из виду необходимые мелочи. В частности, заскакиваем в несколько книжных магазинов и выбираем полезные издания, которые надо положить в рабочую папку каждого участника - справочник по СССР, карту Москвы на английском, наборы открыток с видами Москвы и Ленинграда. Стоит это копейки, а всегда производит на участников хорошее впечатление. У Пита в кабинете на шкафу начинают формироваться залежи книжных пачек; в дальнейшем туда же мы будем громоздить и готовые доклады. А потом перетащим все это в штабной номер гостиницы.

Дни бегут за днями. Людмила железной рукой (молодец! иначе с этим народом невозможно!) выбивает из советских докладчиков их тексты, и мы потихоньку передаем их Елене. Та прилетает за ними, стремительная, благоухающая английским мылом и французскими духами, наскоро выпивает с нами чашку кофе и исчезает восвояси.

К концу июля начинает активно работать линия связи «Нью-Йорк - Москва»; мы получаем предварительные списки участников, а также первые доклады на английском. У меня сразу возрастает нагрузка, но это приятная тяжесть, компенсируемая по ооновским расценкам. Елена приносит первые тексты на английском, а я - первые тексты на русском. Все это, параллельно с оригиналами советских докладов, сдается в типографию, и мы берем фломастер очередного цвета для того, чтобы записывать на своем огромном листе ожидаемые даты получения готовых тиражей. Вот уже первые пачки отпечатанных докладов занимают место на шкафу у Пита. Нет, тьфу-тьфу, пока все движется в нужном направлении, причем кое-что даже нормальными темпами. В середине августа, без особых задержек, мы получаем готовые папки с тиснением. Папки вышли удачно - синие с белым (ооновские цвета) и золотобуквенная двуязычная надпись. Показываем образец Рыжему - тот доволен. И выступает с логичным предложением: созвать Оргкомитет, дать каждому члену в зубы по папке и подвести промежуточные итоги. Тем более пускай мидовцы доложат о том, как обстоят дела с визовой поддержкой: на каждого участника они должны послать телекс в соответствующее советское посольство, с указанием того, что МИД дает добро на выдачу служебной визы.

Между тем почта приносит первые приятные сюрпризы. Для начала, Нью-Йорк подтверждает, что вторым человеком от ООН на Семинаре будет Эндрю, наш старый приятель, рыжий весельчак и не дурак выпить, на каковой почве у них еще пару лет тому назад установились тесные отношения с Димой. Кстати, Эндрю, видимо, плохо себе представляет основную димину специальность. Иногда я думаю: интересно, как бы он реагировал, познав истину. А вдруг не возопил бы в ужасе, а наоборот - начал бы делать заявления в ооновских кругах о том, что в кей-джи-би тоже бывают разные люди... Второй сюрприз - приезжает Мария. Веселая и очень компанейская тетка лет пятидесяти с хвостом, из нью-йоркского Секретариата. Здесь она будет техническим директором Семинара от ООН - то есть, на практике, будет заниматься всеми секретарскими делами, включая перепечатку рабочих материалов Семинара на английском. Мария прилетит за неделю до открытия Семинара, что очень кстати - при ее участии мы сможем эффективно подчистить все недоделки на самой, что называется, финишной прямой.

Поток посланий из Нью-Йорка буквально с каждым днем становится все полноводнее, и вот у нас на руках список большинства участников, с датами прибытия и номерами рейсов. Берем книжечку аэрофлотовского расписания и уточняем время прибытия каждого самолета, после чего группируем прилетающих по дням и по часам. Теперь можно приступать к составлению графика встречи. Есть удобные рейсы, приходящие с интервалом плюс-минус полчаса - их мы объединяем в одну группу, и на такую группу выделяем мини-автобус. Есть, конечно, и мерзкие рейсы, например, в два часа ночи. На такой рейс приходится тратить ресурс, эквивалентный полной восьмичасовой смене легкового автомобиля, потому что машину надо заказать к часу ночи на домашний адрес встречающего, чтобы к двум быть в аэропорту, откуда в лучшем случае (если не опоздает самолет, не потеряется багаж, не случится еще какой-нибудь гадости) выедешь в четыре, в пять будешь в гостинице, и водила тут же запросится домой, скуля, что он и так перетрудился. А встречающий еще минут сорок потратит на размещение привезенного им участника, после чего поднимется прикорнуть до утра в штабном номере, а с восьми уже включится в общую деятельность. Но есть и прелестные, всеми любимые рейсы - например, тот, что идет по сложному маршруту Сингапур-Дели-Карачи-Москва; на нем прилетают участники не только из Сингапура, Индии и Пакистана, но и прибывшие на стыковку в сказочный бананово-лимонный городок представители Малайзии, Филиппин, Австралии, Новой Зеландии, а то и еще каких-нибудь тихоокеанских стран, откуда нет прямого рейса на Москву. Точнее говоря, нет прямого рейса Аэрофлота, потому что, естественно, ооновские денежки за перевозку всех участников достаются исключительно советской авиакомпании, и никакой иностранный перевозчик не заработает тут ни гроша.

Мы отдаем предварительный график встреч в транспортный отдел, и старший диспетчер начинает заранее ворчать, что эта бумажка, конечно же, никем соблюдаться не будет и что ему надоело каждый раз выручать нас в последнюю минуту... А куда он денется - если в крайних ситуациях все ресурсы отдаются в наше распоряжение - включая даже персональную «Волгу» Рыжего...

Да, вот так-то. Не успели оглянуться - август на исходе. Ну, что же, сделано достаточно, чтобы не очень волноваться - хотя, конечно, чего-то еще не хватает. Есть практически полный список участников. Есть билеты на «Красную стрелу». Есть твердое обещание не подвести с Большим театром. Есть билеты в цирк. Заказаны все экскурсии - и нами, в Москве, и питерскими ребятами у себя. Кабинет Пита похож на книжный склад, что и хорошо. Пачки с печатной продукцией уже перекочевали в угол, ввиду их многочисленности, а на шкафу лежит пухлая стопка табличек разного размера: совсем большая, с названием Семинара - на дверь конференц-зала, такие же, но поменьше - на дверь штабного номера, и еще поменьше - для развешивания по всей гостинице в качестве указателей направления, на лобовые стекла автобусов, а также для прочих неизвестных пока, но многочисленных надобностей; таблички с названиями стран и организаций-участников, которые мы расставим на столах в конференц-зале... Ну, как водится, не хватает еще пары докладов советских участников, а также не полностью присланы зарубежные доклады - и их, очевидно, привезут с собой сами участники (а это уже мой личный минус, потому что вряд ли я успею перевести их, и тем самым недополучу определенную сумму, на которую, в общем-то, рассчитывал).

В пятницу звонит Мария и подтверждает свой прилет в среду. «Везу с собой массу багажа, доклады и прочую дрянь! - бодро орет она в трубку. - Встречайте с миниавтобусом! Целую всех знакомых и незнакомых!» Первым делом мы заскакиваем к транспортному диспетчеру и доводим до его сведения, что нам нужен РАФик в среду на весь день. С утра мы будем перевозить все барахло в штабной номер, а после обеда поедем за Марией в Шереметьево. Потом звоним Татьяне и сообщаем, что в среду с утра мы занимаем наш штабной, а часам к шести привезем нашу общую подругу. Татьяна помнит Марию по предыдущему семинару и поэтому, как мы надеемся, подберет ей номер получше - для чего мы и предупреждаем ее заранее.

В понедельник и вторник мы, наряду с прочими делами, начинаем паковаться. Укладываем в картонные коробки из-под импортных консервов (большие и прочные!) всякую всячину, которая понадобится нам на протяжении этих недель: десяток пачек отличной финской бумаги, карандаши-ручки и прочие канцпринадлежности, кипу заготовленных табличек, гору документов по Семинару (потому что со среды мы уже сидим в гостинице, а здесь остается только секретарша отдела на связи, которая будет переадресовывать все звонки нам на новое место. Тщательно пакуем компьютер. Во вторник Игорь вырывается на пару часов и навещает замдиректора гостиницы по режиму, забрав у него все наши круглосуточные пропуска. Заодно заглядывает в штабной номер, который уже освобожден для нас; номер на третьем этаже, в нем недавно делали косметический ремонт - в общем, за все бесконечное спасибо Танечке!

В среду с утра загружаем РАФик от души. Гостиничные швейцары на мощной телеге в три ездки перетаскивают наше барахло из машины, а мы приступаем к наведению порядка и уюта. Правую комнату мы забираем себе; это гостиная, с письменным столом, на который мы немедленно водружаем компьютер, с еще одним круглым массивным столом посредине комнаты, куда мы временно складываем документы; кроме того, там имеется диван, два мягких кресла, стулья вокруг стола, а также пианино - очень удобная вещь, поскольку дает возможность раскладывать на нем стопки документов в два ряда - сверху и на клавиатуре (в закрытом, естественно, виде). Левая комната - спальня; ее мы отдаем ооновцам; там тоже имеется небольшой письменный столик, а на гигантской двуспальной кровати Мария сможет временно разложить все привезенные ею документы. Потом мы устроим генеральную разборку всех материалов, рассортируем все документы по дням заседаний (и будем выкладывать в конференц-зале нужные пачки в конкретные дни), соберем десятка три полных комплектов (для раздачи участникам и просто желающим), а остатки, соблюдая порядок, запихнем в огромные шкафы в прихожей.

Мы прибыли в гостиницу всей боевой группой - Людмила, Игорек, я и линейные переводчицы Света, Аня и Марина. Попозже обещал подъехать и Дима, что и хорошо, потому что чем больше рабочих рук, тем лучше. Тем более, что мы с Людмилой поедем встречать Марию. Самолет в три, значит, нам надо выезжать не позже двух, а до этого неплохо бы что-то перекусить (ну, это не проблема, в гостиничном буфете с голоду еще никто не умирал). Значит, к часу пойдем в буфет, а пока суть да дело, неплохо бы сформировать папки. Первым делом надо распаковать все, необходимое для этих целей (тут-то и пригодятся коробки из-под консервов, куда можно складывать всю оберточную бумагу - каждая папка упакована как хрустальная ваза, и с такой же тщательностью завернуты блокноты, под стать папкам, тоже бело-голубые с двуязычной надписью). Потом приступаем к начинке папок: блокнот, справочник, карта, наборы открыток, ручка, листок с полезными телефонами... Мария привезет текст приветствия Генерального секретаря ООН, и этот листок тоже положим в папку. Кстати, как нам известно, Рыжий сейчас ведет дипломатическую игру на высшем уровне, пытаясь заручиться согласием Одного Из Самых Больших Советских Начальников обратиться с приветствием к участникам Семинара (текст этого приветствия давно уже написан нами, но если согласие будет даровано, то секретариат этого Начальника, разумеется, перешерстит всю страничку, и новый текст, подписанный Им Лично, будет размножен и тоже положен в папку - при условии, что Рыжий добьется успеха).

После обеда выходим боковым ходом, через ресторан, чтобы заглянуть в гастроном. Ну, все в порядке - есть полусладкое шампанское и три вида грузинских вин. Бросаем Игоря на хозяйство (между прочим, вот еще один из тех случаев, когда очень кстати наличные), а сами с Людмилой отправляемся в путь. Все идет по графику, и вот в три с минутами фотоэлемент раздвигает перед нами стеклянные двери "Шереметьево-2". Подходим к табло - наш рейс уже сидит, о чем свидетельствуют мигающие зеленые огоньки. Через пару минут появляется стрелочка - левое крыло. Направляемся туда, не мешаясь с толпой встречающих, непосредственно к заветной стойке справа, где написано «Для лиц с дипломатическими паспортами и официальных делегаций». Это как раз нас касается, причем дважды - мало того, что мы имеем мощную бумагу, с соответствующими подписями и печатями, где в алфавитном порядке представляемых ими стран перечислены все официальные участники Семинара (и это делает их «официальной делегацией»), так у Марии еще и ооновский голубой паспорт, что на практике не хуже дипломатического. Демонстрируем нашу бумагу гладким таможенным девицам, лениво курящим в ожидании прибывающих дипломатов, они пускают нас в зону, и мы проходим прямо к будочкам паспортного контроля.

Встречая незнакомых участников, обычно держишь в руках плакатик с названием семинара, и они сами реагируют на тебя. Но подруга Мария в письменных призывах не нуждается; вот она спускается в числе первых пассажиров и с высоты своего роста ищет меня. Заметила и радостно машет рукой. Отвечаю ей с такой же радостью - приятно видеть старых приятелей после годичной разлуки. Пока погранец мудрит с ее паспортом, мы успеваем перекинуться несколькими словами. Тут возле меня неожиданно возникает глистообразная фигура в лейтенантских погонах: «Вы что, встречаете? На каком основании? Кто вас сюда пустил?» Ну, с такими придурками надо расправляться быстро и насмерть. «Младший лейтенант! - говорю я самым твердым официальным голосом. - Вам знакомы правила допуска в таможенную зону? Если мы находимся здесь - значит, на основании официальных документов, которые мы предъявили соответствующим властям. Границу мы переходить не собираемся, следовательно, в вашу юрисдикцию не попадаем. К тому же вы мешаете мне работать, и я намерен довести это до сведения вашего начальства!» Он кривится и кричит пограничнику в будке: «Что там у нее? Какой документ?» И, получив ответ: «Ооновский паспорт», отходит с перекошенной мордой. «Что ему надо?» - спрашивает Людмила. - «Делать нечего», - говорю я. – «А зачем ты с ним так?» - «А ты бы хотела, чтобы он устроил тебе проверку документов со скандалом и на виду у всех? Им только дай волю...» Тем временем Мария уже на советской территории: поцелуи, знакомство с Л.П. и новые поцелуи, расспросы о том, как долетела, как дела вообще, как дела у общих знакомых и все такое...

Теперь надо ждать минут сорок, не меньше, пока чемоданы из багажного отсека самолета доставят сюда, на конвейер. Зная кипучую натуру Марии и сходный темперамент Л.П., предлагаю, не теряя времени даром, присесть по возможности в сторонке и посмотреть кое-какие бумаги, благо скоросшиватель с документацией у меня с собой (вообще-то я, разумеется, не собирался везти его в аэропорт, а в кейс положил сегодня утром, осторожности ради, чтобы не затерялся при переезде; потом же просто-напросто забыл выгрузить на стол в штабном). Вдруг смотрю - идет наш глист в лейтенантском мундире, а с ним мордастый майор, тоже с зелеными петлицами. Ну, думаю, суки, а вслух говорю: «Вы тут поворкуйте вдвоем, а я сейчас». «Как же я без языка...» - заскулила было Людмила, но я только махнул рукой и твердыми шагами двинулся навстречу орлам-пограничникам. Глист не успевает открыть ротовое отверстие, как я перехватываю инициативу и спрашиваю: «Товарищ майор, вы являетесь начальником смены?» Вижу, колеблется майор, не знает, соврать или нет - явно никакой он не начальник. Не дожидаясь ответа, продолжаю: «Есть предложение присесть на минуту и ознакомиться с некоторыми документами». И быстренько открываю папку, демонстрируя ему только жемчужины - письмо нашего министра, письмо мидовского замминистра; весь текст читать не даю, а показываю только на те абзацы, где говорится о важности Семинара для человечества и престижа СССР. И сразу же показываю черновик приветствия, написанного нами и напечатанного на нашем компьютере, но с Той Самой Подписью, за получение которой сейчас воюет Рыжий. То есть, самого росчерка там, естественно, нет, но Фамилия-И-Должность напечатаны черным по белом, а больше майору ничего не надо - он видит Подпись своим внутренним зрением и как бы приподнимается с черного клеенчатого аэропортовского стула, как бы вытягиваясь по стойке «смирно» и как бы отдавая честь. «Вот такие дела, майор, - говорю я скорбным, но как бы дружеским голосом, в том смысле, что лично к нему я никаких претензий не имею. - Вот так мы работаем, а некоторые пытаются чинить препятствия». Подчеркиваю интонацией - «некоторые», то есть вовсе не весь состав шереметьевской границы, а так, отдельные паршивые овцы. «Вот такие дела, - повторяю я отчасти элегически, но уже с оттенком гражданской скорби. - Тут представитель из штаб-квартиры ООН присутствует, и непосредственно при ней устраиваются провокации». - «Ну, зачем же сразу - «провокации», - говорит майор с некоторой даже угрозой, - надо еще разобраться...» - «Обязательно разберемся, - отвечаю я, глядя ему прямо в глаза. - Вот я подам сегодня рапорт, и служебное расследование покажет...» Сказанное приходится майору сильно не по вкусу: «Ну, какой там рапорт, - говорит он почти примирительно, - какое расследование...» - «А такой рапорт, - отвечаю я с оловом во взоре и медью в голосе. - Сам посуди, майор, мне-то зачем свою жопу подставлять. Кто нашкодил, тот пусть и отвечает, а наше дело солдатское...» - «Значит, так, - отступает майор на последний рубеж. - Будем считать, что эпизода не было». - «Договорились, - вроде бы беззлобно отвечаю я. - Давай по петухам, да так, чтобы нью-йоркское начальство видело». Мы обмениваемся демонстративным рукопожатием, но про себя я решаю немедленно все рассказать Диме, и пусть он принимает оперативные меры по горячим следам - нам еще тридцать человек встречать, и любой ценой надо обеспечить зеленую улицу. Я подхожу к теткам, которые, к моему приятному удивлению, общаются между собой, то есть, выходит, что хоть какой-то английский у Людмилы есть, пусть на уровне советского вуза, но все-таки... Успокаиваю их, что все в порядке - впрочем, они видели наше историческое рукопожатие - и говорю, что отлучусь еще на минуту, позвонить в штабной. Подойдя к таможенницам у стойки, спрашиваю их небрежно: «Что это за лейтенант тут у вас в зоне разгуливает?» - «А, придурок, - бодро отвечают они, - только всем душу мотает, следующую звездочку выцыганивает». - «Мечтать не запретишь, но можно помешать, - загадочно говорю я. - Вот если бы от вас позвонить...» - «Для такого дела не жалко», - и пододвигают ко мне телефон. Сжато, но тенденциозно докладываю Диме ситуацию - что случилось, когда, в каком крыле. «Сейчас буду разбираться, - отвечает он. - А мы с Игорьком уже все закупили, и шампанское в заморозке. Давайте быстрее!..»

Прибываем в гостиницу к шести. В штабном уже все в порядке. Людмила с Димой накрывают на стол: бутерброды с рыбкой и ветчиной из буфета, сыр из гастронома, оттуда же и яблоки, и виноград. Игорь самоотверженно трудится у компьютера. «Навешал я им этих... ну, дал чёсу, - сообщает мне Дима, аккуратно раскладывая нарезанный сыр. - Дозвонился до старшого по смене и сказал, что или завтра этого лейтенанта там не будет, или мы продолжим беседу на Лубянке...» (Тут уместно примечание: Дима вовсе на грозился вызвать шереметьевских ребят по известному всему миру адресу; просто командование пограничных войск и димино начальство находятся в одном и том же здании, которое в более спокойные времена занимало страховое общество «Россия»).

С небольшим интервалом появляются Татьяна и Мария. Татьяна выставляет на стол литровую бутыль вермута, а Мария начинает разгружать свою сумку. На стол водружается «Сиграм» с черной этикеткой, после чего начинается одаривание присутствующих заморскими гостинцами. Мне, в частности, перепадает бутылка джина и свежий детектив - то есть, то, что надо (у Марии прекрасная память). Начинаем рассаживаться. Дима с гусарским шиком пускает в потолок шампанскую пробку и призывает всех старых друзей выпить за радость встретиться снова и обрести новых друзей. Далее джентльмены переходят на виски с боржоми (за неимением содовой), а дамы пьют вермут, перемежая его с гурджаани. Вспоминаются разные эпизоды, связанные с застольем в рамках международной деятельности. В частности, наша с Игорьком любимая история о том, как предшественник Рыжего на посту замминистра вел стол на банкете с участием в основном слабых на это дело негров и, выпивая каждую очередную рюмку до дна, переворачивал ее над головой, чтобы показать, что выпито честно. Наивные негры начали ему подражать, и последствия оказались самыми трагичными: главный африканский босс, сидевший рядом с замом на почетном месте, блеванул под стол и забрызгал все брюки зама, о своем костюме уж и не говоря; что касается рядовых делегатов, то они в основном успевали добежать до туалета, но там возникла постоянно действующая очередь, и, как следствие, сложилась ситуация, которую кто-то из наших очень точно определил как «землетрясение во время военных действий». К чести советского руководства надо сказать, что эпизод разбирался в ЦК, и зам был немедленно отправлен на заслуженный отдых. Дима, в свою очередь, рассказывает эпизод о визите советской делегации в Японию: в знак особого внимания им был устроен прием с гейшами, во время которого один командир сибирской индустрии, недооценив воздействие на его действительно могучий организм теплого саке, впал в чисто самурайское неистовство и пытался склонить к непротокольным действиям представительницу принимающей стороны, которая с целью умиротворения дорогого гостя была вынуждена продемонстрировать свое знание арсенала японских единоборств.

Через часок Татьяна отправляется домой, а мы решаем еще немного посидеть и обсудить семинарские дела - тем более, что по биологическим часам Марии еще только полдень сегодняшнего дня, и спать она не собирается. Разумеется, серьезного разговора сейчас не получится, но можно, по крайней мере, разобраться с привезенными ею докладами. Однако пластиковая лента, которой перехвачены ящики, не поддается тупым гостиничным ножам, и Мария лезет в сумочку за ключом от металлического чемодана, потому что там, в числе прочих чудес, имеются чудо-ножницы, которым нипочем эта чудо-лента. И мы начинаем разбирать чемодан, тем более, что это куда более занятное и увлекательное действо, чем разборка докладов. Умница-Мария привезла все, что нужно для работы избалованного американской промышленностью канцеляриста и чего в описываемые времена в Москве просто не водилось. Папки разных размеров, форм, прозрачные и разноцветные, бесчисленные коробки с фломастерами, маркерами, ручками, карандашами, скрепками любых форм и видов, разноцветными кнопками, блокноты, ежедневники, клей в немыслимых тюбиках, и еще черт знает что... А вот и знаменитые ножницы, которые и впрямь перекусывают толстую пластиковую ленту без малейшего усилия со стороны режущего человека. Мария отлично знает (в смысле - помнит наши охи и ахи прошлых лет), что эта канцелярская мелочь - идеальный подарок на все случаи; кроме того, в чемодане имеются и другие подарочные вещи - американские флажки на подставке, настенные календари, карманные календарики, наклейки с ооновской символикой, и так далее, и так далее... Все это абсолютно незаменимые вещи - ну, например, с каким подарком ты пойдешь к директору гостиничного ресторана заказывать обед для участников семинара? Этот человек по-своему не менее могуществен, чем Татьяна, и у него есть все. Кроме, пожалуй, вот такого набора из трех коробочек: цилиндрической, в которой держат карандаши и ручки, кубической, полной разноцветных листочков бумаги для записей, и имеющей форму параллелепипеда, чтобы держать там всякую мелкую дрянь; все это белого цвета, на подносике и украшено голубой эмблемой ООН. Вот такую штуку он безусловно поставит на свой рабочий стол и будет неимоверно гордиться ею перед своими приятелями - чеченскими мафиози и грузинскими торговцами мимозой. А уж нам за такую семидолларовую штучку он пойдет навстречу во всех смыслах, и отказа нам не будет ни в чем. Если, конечно, при этом мы еще дадим каждому из троих дежурных метрдотелей по шикарному ежедневнику с видами здания ООН на Ист-ривер и каждому официанту по шариковой ручке с эмблемой ООН и еще, пожалуй, всем по карманному календарику. А вот этот настенный календарь, на половину текущего года и на весь следующий, с красочным изображением здания ООН и на его фоне флагов всех наций, развеваемых атлантическим ветерком, мы завтра повесим на стенке за спиной портье, и пусть все знают, кто хозяева в гостинице на ближайшие три недели! Ну, и разумеется, портье лично - коробку фломастеров в зубы. Отдельно откладываем дары Татьяне - такой календарь, и сякой календарь, и еще один, для дома, и пачку карманных на следующий год, чтобы она сама могла их раздаривать в дальнейшем, и роскошный ежедневник в кожаном переплете, и письменный прибор из числа тех, что украшают столы больших ооновских начальников (это Татьяне будет особенно приятно), и еще набиваем для нее целую сумку разными функциональными мелочами, ручками, скрепками и прочими кнопками, и не забыть еще календарь в проходную комнату, татьяниным девицам, да и каждой из них кое-что лично, и чтобы не дай Бог, не обделить...

С утра начинаем активно разбирать все имеющиеся доклады и раскладывать их в разных комбинациях. Пятьдесят комплектов - доклады на английском (и оригиналы, и переводы), с первого дня заседаний по последний - для всех англо-говорящих участников, с некоторым запасом. Тридцать комплектов - доклады на русском (и оригиналы, и переводы), с первого дня заседаний по последний - для русскоговорящих участников, тоже с некоторым запасом. Эти комплекты мы выкладываем на пианино. Тут же я использую предусмотренный резерв, отложив в ящик письменного стола по одному комплекту - для синхронщиков. И в другой ящик - по комплекту для министерского архива. Остальные экземпляры надо сложить по дням заседаний и запихнуть в стенные шкафы в прихожей (потом каждое утро перед началом заседания будем сносить в конференц-зал материалы этого дня). Пока занимаемся этой нудной и малопроизводительной работой, спрашиваю девиц, кто хочет поехать со мной сегодня в Шереметьево. Хотят, оказывается, все, и я предлагаю тянуть спичку; обломанную вытаскивает Света. Оставляю их доразбираться с докладами и спускаюсь вниз, к портье. После обеда, говорю, привезем нового гостя, а пока, говорю, не украсить ли ваш быт. Возникает вопрос относительно того, как прикрепить календарь на стену; я предлагаю два альтернативных решения, вынув из кармана коробку разноцветных кнопок и рулончик скотча. Приклеиваем календарь скотчем, после чего отдаю портье и скотч, и кнопки, и припасенные фломастеры. Надо только не забыть (а лучше записать), что именно я дал, потому что всего их трое, дежурящих посменно, и самое страшное - это не дать всем одинаково. Теперь, раз уж я в вестибюле, даю каждому швейцару по ручке и по календарику - и назад, в штабной.

После обеда хватаю Свету и едем в Шереметьево. Итак, заработал конвейер встреч. У нашего брата, переводчика, этот вид деятельности описывается через посредство цитирования детской загадки, напечатанной - как утверждают многие, на полном серьезе - в семидесятые годы в центральном советском журнале для самых маленьких: «Туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно». Разгадка предельно проста - «качели», и да будет стыдно тому, кто об этом плохо подумает. Правда, в нашем случае вторая строчка не вполне уместна - чего уж тут приятного делать около пятидесяти километров в один конец даже сейчас, в приличную сентябрьскую погоду. А вот в октябрьский дождь, или в февральскую пургу, или в мартовский гололед, да по две встречи в день, то есть пятьдесят километров на четыре...

Значит, в пятницу двое, в субботу еще пятеро, и еще двое в воскресенье. А далее прилетают Эндрю и его босс, человек с длинной индийской фамилией и соответствующей длины именем; для внутреннего пользования я урезаю его до Виса. Начальство не летит прямым трансатлантическим утомительным рейсом, как Мария; прибыв в пятницу из Нью-Йорка в Париж, они всласть погужевались там и в понедельник невинными ангелами прибывают сюда. Их невинность особенно ярко характеризует тот факт, что в пятницу по телефону они сообщили, что прямо из аэропорта, минуя гостиницу, хотят поехать на встречу с Рыжим. Если это не безусловный признак острых мук совести, то пусть мне объяснят, что же это такое.

Через часок в штабной врывается Марина, причем настолько стремительно, что кажется, будто ее длинные темные волосы развиваются по несуществующему ветру. За ней следуют двое - господин и дама, хотя ездила она только за господином. Оказывается, что дама - вторая из той троицы, о которых мы не имели никакой информации; она прилетела где-то вскоре после нашего с Л.П. отъезда из Шереметьева и как овечка томилась возле справочного бюро под нашим объявлением, не решаясь взять такси и надеясь на чудо. Чудо и случилось, потому что Марина перед выездом подошла туда - на всякий случай - и удачно подхватила ее; плюс Марине за инициативность. Вручаем прибывшим семинарские материалы, делим на двоих суточные - остальное доплатим завтра, часам к двенадцати, когда бухгалтер возьмет деньги из банка. Программа на сегодня даже перевыполнена, а завтра начинается уже по-настоящему боевая неделя.

Парижский рейс приходит к одиннадцати, и поэтому мы собираемся всей компанией в понедельник в девять, чтобы подвести промежуточные итоги и уточнить планы на день. Собственно, мы с Л.П. сейчас едем в аэропорт, а оттуда к Рыжему, и появимся в гостинице уже ближе к вечеру. Остальные - по графику. С машинами пока проблем - тьфу-тьфу - нет. На обратном пути из Шереметьево я откровенно любуюсь Людмилой, которая - само достоинство и очарование - сидит на заднем сидении между двумя ооновскими боссами и щебечет как птичка. Даже рыжий Эндрю, умеренно подверженный женским чарам, и тот демонстрирует положительную реакцию, а уж ссохшийся, седой Вис реагирует на светловолосую даму с повышенным вниманием и очень тоскует оттого, что Л.П. почти не врубается в его дикий индийский акцент, требующий моего самого активного участия в этой беседе. Практически всю необходимую информацию мы скармливаем вновь прибывшим еще по пути к Рыжему, поэтому сам по себе визит проходит достаточно формально и сворачивается за полчаса. Нас, однако, ждет сюрприз: на пару минут заскакивает лично министр, чтобы «приветствовать дорогих гостей и осведомиться о здоровье моего друга Бенджамена». Сам факт рукопожатия с его превосходительством членом кабинета министров производит на Виса необходимое впечатление, а упоминание имени Бенджамена (большой человек на Ист-ривер, уровня на три старше Виса в ооновской иерархии) позволяет закончить беседу на очень высокой ноте. Но оказывается, и это еще не все - министр предлагает дорогим гостям для поездки в гостиницу свою «Чайку». Усаживаемся в господский лимузин (я - на откидном сидении, лицом к остальному народу, чтобы легче было разговаривать) и летим как белые люди, с мигалкой и сиреной, что приводит индуса в состояние детского восторга.

Увидев за стойкой портье на стене повешенный мною накануне ооновский календарь, Вис неожиданно переходит на еще более высокую ступень восторга и долго втолковывает Эндрю, а также подвернувшемуся под руку (а может быть, и специально вышедшему навстречу) боссу из ОЭСР, как он и в его лице международное сообщество независимых наций высоко ценят дух уважения к ООН и к исповедуемым ею идеалам, столь характерный для страны, в столице которой они имеют удовольствие находиться. В том же ключе разговор продолжается и в штабном, где он с одобрением отзывается о проделанной оргкомитетом подготовительной работе.

Во вторник с утра общаемся с директором конференц-зала и, получив от него ключи, вступаем в формальное владение помещением. Вскоре прибывают техники и начинают монтаж оборудования для синхронного перевода. Мы же приступаем к созданию своей атмосферы и своего уюта. Для начала вешаем на дверь большую табличку с названием Семинара на двух языках. Столы в зале стоят буквой П, и за короткой ее перекладиной, предназначенной для размещения президиума, имеется ниша, в которой уныло красуется неизбежный бюст вождя мирового пролетариата; убираем его вглубь, за кумачовую занавеску, а саму нишу декорируем огромным ооновским флагом, повешенным вертикально. По внешнему периметру столов, накрытых темно-зеленой плотной материей и имеющих очень официальный вид, будут расставлены в алфавитном порядке таблички с названиями стран-участниц, по внутреннему периметру размещаются, тоже в алфавитном порядке, представители сначала международных, а потом национальных организаций. Дело это только непосвященному может показаться простым и даже тривиальным, а на практике неадекватная рассадка на всяческих международных форумах прочно занимает одно из ведущих мест в качестве причины скандалов - причем скандалов, принимающих самые неожиданные формы и имеющих зачастую далеко идущие последствия. В адрес Генеральной Ассамблеи ООН подаются жалобы о неуважении национального достоинства и нарушении права на равную правоспособность - а из-за чего? устроители поставили в зале заседания табличку, на которой название этой страны было выполнено не таким шрифтом, как у остальных участников, или флаг одной из стран отличался от других по размеру (даже если он был не меньше, а больше всех остальных; впрочем, в последнем случае можно ждать и коллективной жалобы). Именно поэтому мы никогда не рискуем; вот и сейчас до начала расстановки табличек мы позвали в зал и Виса, и Эндрю, и Марию. Да, принцип разделения ответственности, и пусть в нас кинет камень тот, кому не ведом этот грех.

Мы добиваемся от этой троицы внятного одобрения всех наших предложений по рассадке и не выпускаем их из зала, пока не расставлены все таблички. Потом размещаемся в двух черных «Волгах» и едем к Рыжему, в кабинете которого устраивается последнее заседание Оргкомитета. За рюмкой армянского коньяка утверждается окончательный порядок завтрашней процедуры торжественного открытия Семинара: кто и в какой последовательности будет выступать с приветственными словами, кого изберут (ну ладно, чьи кандидатуры демократично предложат для единодушного избрания) на пост председателя Семинара и его двоих заместителей. Первая кандидатура - естественно, Вис; его замы - фигуры совершенно идеальные и безусловные: женщина, представляющая некое азиатское государство, и представитель очень бедной африканской страны, интеллигентнейшего вида негр, получивший свою докторскую степень в Кембридже. Все это немного похоже на заседание партбюро перед отчетно-перевыборным собранием, но хотим мы этого или нет, а так оно и обстоит в печальной и реальной действительности. Потом Вис, надувшись от гордости, сообщает, что ему поручено зачитать приветствие Генерального секретаря ООН. Рыжий ждет этого момента и кидает свою козырную: ему-таки удалось получить подпись под советским приветствием Семинару - правда, не Генерального секретаря (КПСС, естественно), но все-таки - премьер-министра. Это значит, что текст приветствия будет завтра опубликован в «Правде», а это автоматически означает заметку об открытии Семинара там же, пусть и на последней странице; мало того, высокое приветствие означает столь же автоматическое присутствие корреспондента главной вечерней программы теленовостей и показ открытия завтра же вечером по первой программе национального телевидения. Рыжий не скрывает своего торжества - да и есть чем гордиться, если говорить честно. Братаны из МИДа и ГКЭС сидят с такими мордами, будто не «Двин» пьют, а уксус; да, не проявили товарищи необходимой предусмотрительности, не учли всех нюансов, на слишком низком уровне представлены их ведомства, далеко обскакал их Рыжий. Забегая вперед, скажем, что ГКЭС обделался до конца, и на открытии присутствовал всего лишь ихний завотделом, как ранее и планировалось; мидовцы все-таки среагировали в последнюю минуту и делегировали замминистра - но и он окажется на втором плане, потому что Рыжий притащит нашего министра. Собственно, министр прискачет сам, чтобы лично зачитать высокое приветствие и промелькнуть на телеэкране.

Возвращаемся в гостиницу в приподнятом настроении. Сажаем Людмилу на телефон, чтобы она разъясняла средствам массовой информации смысл и значение Семинара, а сами с Игорьком беремся за более прозаические, хотя и не менее важные дела. Прежде всего, спускаемся к директору ресторана уточнить меню вечернего приема. Есть у нас опасения, что набежит народу больше ожидаемого, естественно, за счет неприглашенных, но жаждущих совграждан, и поэтому мы принимаем превентивные меры. Решительно отказываемся от рассадки в пользу фуршета - опыт показывает, что стоя, человек съедает меньше. Икру черную заменяем на канапе с икрой, а икру красную - на яйца, фаршированные икрой. Это дает возможность сделать факт присутствия икры на столе значительно более заметным, не увеличивая ее общего количества - ведь не сравнить по визуальному эффекту одну хрустальную мисочку с икрой диаметром пятнадцать сантиметров и два фарфоровых блюда, диаметром сантиметров сорок каждое, где в окружении овощей и зелени красуются половинки крутых яиц, чуть притрушенные икринками; а второй-то вариант требует того же количества икры, только используется она более разумно. Вместо овощных салатов просим дать, пользуясь терминологией меню, «овощи натуральные», то есть крупно нарезанные огурцы и помидоры - так дешевле. Отменяем пару изысканных закусок и взамен вписываем в заказ побольше «ассорти мясного», а в рамках этого самого ассорти тоже просим класть поменьше дорогого карбонада и побольше дешевой ветчины. Директор, полностью понимая наше положение, по собственной инициативе обещает дать нам дешевый арахис, маринованные огурчики и маринованные грибы, отсутствующие в меню. Он же предлагает вместо бифштексов из вырезки поставить побольше люля-кебабов в фуршетном исполнении - маленьких и на спицах. И, наконец, с его согласия заменяем часть коньяка на водку, увеличивая тем самым количество и убойную силу спиртного.

Покончив с фуршетом, делаем постоянные заказы на все две недели работы Семинара: в конференц-зал к десяти и к трем часам, то есть к началу утренней и вечерней сессии - минеральную и фруктовую воду, а к половине двенадцатого, в перерыв, чай-кофе и пирожные. Директор и тут выступает с полезными инициативами: во-первых, пирожные он предлагает только сухие, миндальные (не будет крема, меньше напачкают посуду - что важно для него, да и меньше съедят - что существенно для нас), а во-вторых, он обещает дать строгое указание официантам, чтобы все нетронутые пирожные и неоткупоренные бутылки воды по окончании каждого дня отсылались нам в штабной. И кстати, добавляет он, после фуршета тоже пускай все остатки доставят к вам - я распоряжусь, а вы проконтролируйте. И вообще - в случае чего ссылайтесь на меня. Мы долго благодарим его за помощь, а он и говорит: «Вот эту благодарность, ребята, да в письменном виде мне в книгу жалоб и предложений. Только пусть подпишется кто-нибудь из зарубежного начальства». Ход его мыслей вполне ясен: пришла к нему комиссия, а он ей - смотрите, у меня вот какие люди питались и были всем довольны... Нам же это никакого труда не составит: попросим Виса, и он напишет все, что мы ему продиктуем, а потом подпишется со всеми своими титулами.

Утром мы собираемся, одетые парадным образом – а вдруг попадешь в объектив телекамеры. Начинаем подбивать бабки: все участники имеют полные комплекты документов; дополнительные экземпляры документов на первый день лежат в картонном ящике, и надо только позвать швейцара, чтобы тот перенес их в зал; регистрационные карточки готовы (кладем их в тот же ящик); текст пресловутого приветствия должен привезти Рыжий; вода к началу заседания и кофе в перерыв заказаны... Спускаемся в конференц-зал. Еще раз проверяем, все ли таблички на столах стоят в должном порядке. Игорь остается ждать техников, официантов с водой и первых, самых нетерпеливых участников. Я иду в вестибюль к швейцарам, прошу перенести ящик из штабного в конференц-зал и заодно напоминаю, что к девяти часам пойдет поток народа, в том числе телевидение, корреспонденты и прочие. В это время открывается газетный киоск, и я спешно покупаю пять экземпляров «Правды» - для архива, для Виса, для Людмилы и еще на всякий случай. На первой полосе, в правом нижнем углу, напечатано приветствие, которое через пару часов будет торжественно зачитано перед неморгающим глазом телекамеры.

В штабном уже собрались все девицы, принаряженные, накрашенные, бодрые. Появляется Мария, чуть согбенная под тяжестью навешанного на себя золота. По одному подтягиваются Вис, Эндрю, еще несколько мужиков из ооновской системы - все в черных костюмах, строгие галстуки прихвачены заколками с ооновским гербом. У нас с Игорем, кстати, такие же заколочки - разве что галстучки полегкомысленнее. В половине девятого торжественной процессией направляемся в конференц-зал, оставив Анюту на телефоне.

Мария усаживается за столик и раскладывает перед собой регистрационные карточки. Бросаю Свету ей в помощь, а Марину (у которой язык получше их всех) прошу стоять рядом со мной - мы будем осуществлять общение наших безъязычных начальничков с дорогими гостями. Вообще-то совгражданам велено подгребать к половине десятого, именно для того, чтобы они не толпились без толку и не мучили себя, ооновцев и нас пустыми разговорами. К девяти начинают собираться участники; Вис и Эндрю, а также Л.П. с помощью Марины говорят им слова приветствия, после чего передают их в руки Марии и Светы, для заполнения регистрационных карточек. А вот и компания ребяток хипповатого вида в джинсе, с ящиками и штативами в мощных лапах - телевидение. Начинается установка прожекторов, проба света и прочие дела. Все присутствующие проникаются сознанием собственной значимости, ощущая себя причастными к миру сенсационных новостей. В половине десятого в дверном проеме возникает окрыленный силуэт летящий под всеми парусами Елены, за ней в кильватере мощным дредноутом движется Саша, даже при галстуке и с виду вполне готовый к работе. Они сдержанно здороваются с верхушкой в черных костюмах, отдают общий поклон остальным присутствующим и скромно скрываются в тени будки. Следом появляются Рыжий и сам министр в сопровождении Димы. За ними идет водила Рыжего, которого немедленно перехватывает Игорь и, забрав у него пачку листов, содержащих исторический текст, кладет ее рядом с другими документами дня. Начинается церемония представления министра и Рыжего черно-костюмным мужикам, и я полностью погружаюсь в нее; впрочем, краем глаза вижу, как в зале в сопровождении своего димы появляется господин (товарищем назвать его не поворачивается язык) - по всей видимости, это и есть замминистра иностранных дел. Действительно, господин подходит прямо к нашей высокопоставленной кучке, ручкается с министром и Рыжим, и министр представляет его остальным. Господин бодро заговаривает с зарубежными гостями на английском (надо признать, весьма среднего уровня), а я шепотом передаю советскому начальству содержание их беседы. Чужой дима с мрачным видом приближается ко мне и явно начинает контролировать перевод. Без десяти десять появляется мужик из ГКЭС и обнаруживает себя в полном дерьме, потому что он (а) всего лишь завотделом на фоне высшего руководства других ведомств; (б) пришел позже других; (в) вырядился в светло-серый костюмчик; (г) вообще... К тому же Дима и дима смотрят на него так, что хоть выйди вон и повесься в сортире (расположенном, кстати, неподалеку, за углом). Но надо отдать ему должное - он твердо встречает взгляды обоих дим и даже как-то неуловимо дает им понять, что у него погоны пошире, после чего на равных приветствует троицу министерского ранга и обращается к остальным на безупречном английском.

Между тем Л.П. смотрит на часы и шепчет Рыжему, что уже без четырех. «Ну, что, товарищи, будем начинать», - говорит Рыжий с интонацией отчетно-перевыборного собрания. Начальство потянулось за свой стол, участники, вдохновленные примером, тоже рассаживаются по местам согласно поставленным табличкам. Шумок замирает, у начальственного стола появляется Елена и громким, внятным голосом на двух языках объясняет, что русский язык - на первом канале, английский - на втором, говорить в микрофоны, расставленные по столам, можно, только нажав предварительно на кнопку и убедившись, что зажглась красная лампочка в подставке. Она скрывается в будке, и Рыжий, в качестве председателя Оргкомитета, бодро приступает к открытию заседания - естественно, не нажав кнопку микрофона. Телевизионщики врубают свои прожектора, аудитория замирает в сладостном экстазе, но идиллию нарушает мрачный голос Саши: «Кнопка!» Рыжий дергается, нажимает кнопку и повторяет уже сказанное, после чего процедура без особых приключений продвигается в оговоренном накануне направлении.

Вся говорильня, включая художественное чтение приветствий, выступления достойных и выборы самых достойных, а также процедурные сообщения по программе Семинара (что, где, когда), занимает, как и планировалось, полтора часа. Во время перерыва Вис с Рыжим на два голоса открывают глаза советскому народу через объектив камеры Центрального телевидения, Л.П. бодро излагает что-то (безусловно, то, что надо) в окружении нескольких мужичков с диктофонами - словом, Семинар на глазах становится событием и достоянием истории. Окончив допрос Л.П., несколько мужичков подходят к нам с Игорьком и, пряча диктофоны, осведомляются, почему ничего нет кроме пирожных с чаем. Такая наглость хоть кому не понравится, и я отвечаю в том же ключе: «Был еще кофе, но его выпили - пока вы работали». Один, самый борзой, не унимается: «А вечером будет что-нибудь?» Л.П. делает шаг к отшатнувшейся от нее кучке, и я, опасаясь, что она по слабости душевной и к тому же размякшая - как девушка, непривычная к славе - пригласит этих шакалов, предупреждаю любые ее слова твердым заявлением: «Вечером будет прием, вход по пригласительным билетам, выдача по списку, список вот у тех товарищей». И кивком указываю на обсуждающих свои проблемы двух дим. Не знаю, может, у Эндрю, как я уже говорил, и имеется недопонимание относительно статуса нашего Димы, но газетчики - ребята опытные и намек понимают сразу. И прекрасно - все-таки это не чужая, желтая и продажная, пресса, а наша, красная и проданная. В смысле, ангажированная. В смысле, даже если их в шею вытолкаешь, все равно они будут вынуждены написать только то, что ждет от них родная партия. А пьяные на фуршете и так будут, из числа своих; посторонних нам не надо.

После перерыва говорильня возобновляется - теперь уже по конкретной тематике, ради обсуждения которой, собственно говоря, и устроен этот Семинар. Игорь идет в директору ресторана, уточнить, все ли в порядке насчет вечера, я поднимаюсь в штабной, где Мария уже привела в порядок регистрационные формы. Мы сверяем написание имен-фамилий, названия организаций и должностей, занимаемых участниками, с тем, что имеется у нас в компьютере, после чего я делаю новую табличку: эти три позиции плюс дата вылета из Москвы и номер рейса. Да, не успело веселье начаться, как уже надо подумать о его конце. Сейчас я распечатаю эту табличку и пущу ее вокруг стола. Каждый участник своею личною рукою впишет туда необходимые данные, после чего мы соберем у них обратные билеты и подтвердим вылет. Для тех, у кого в билетной графе «Статус» стоит «ОК», проблем нет (как говорят аэрофлотовские девицы - «To OK the OK»). А вот если статус «RQ» (то есть «Request», в смысле, «Запрос») или вообще OPEN (то есть «Открытый билет»), то дело хуже. Это значит, что у человека есть только желание улететь, а конкретного места нет. Естественно, места фактически существуют, но только их придерживают по разным соображениям. Значит, мы ставим человека на «Лист ожидания», то есть формально включаем в очередь претендующих на эти места. А далее уже наши заботы. В простых случаях достаточно дать аэрофлотовской дамочке незамысловатый сувенир; однако, бывает, что приходится звонить по вертушке в министерство гражданской авиации.

Поэтому для себя мы делаем еще одну табличку - страна, фамилия-имя, дата, номер рейса, время вылета (узнаем по расписанию), статус билета (спишем с билета), «ОК» (здесь мы ставим плюсик после того, как получено подтверждение) и последняя большая графа со стандартной шапкой «Примечание». В этой графе мы пишем, что сделано для добычи места (например, «Нина обещала к среде» - то есть девушке Нине, сидящей здесь же, в гостинице, за аэрофлотовским компьютером, дали, скажем, блок американских сигарет, за что она обязалась решить все проблемы в течение недели). Кстати, на основе этой таблички делаем еще одну - график проводов: группируем вылеты по датам и по времени; через недельку, когда картина в достаточной степени прояснится, можно будет уже заказывать транспорт, чтобы развозить дорогих гостей в аэропорт.

Собственно, теперь это наши основные заботы - обеспечить беспроблемную отправку участников. Все остальное уже идет в нужных направлениях - участники благополучно прибыли и заседают, их выступления переводятся, московские экскурсии заказаны, и бумаги, свидетельствующие об их оплате, лежат в сейфе у Пита, в одной папке с билетами в Большой, в цирк, а также в Ленинград и обратно. Нам остается теперь сидеть и ждать. Чего же ждет администрация международных мероприятий? Ясное дело, чрезвычайных происшествий. ЧП бывают разными - заболел участник, или потерял паспорт, или встретился с сыном своего земляка, студентом Университета Лумумбы (передал гостинчик из дома), а тот в знак благодарности познакомил его со специфическими сторонами московской жизни, о чем администрация узнает из милицейского протокола...

Кстати, не исключено, что первое ЧП нас ждет сегодня вечером - мы же представления не имеем о том, каковы наши гости во хмелю. Нет, если говорить серьезно, то прием, организуемый в первый вечер мероприятия - очень полезная вещь. Только так, в неформальной обстановке, и можно познакомиться со всеми участниками и узнать их получше; а если человек отказывается от такого знакомства, да еще и демонстративно - то сам факт отказа рекомендует его еще полнее, чем доверительная беседа под хмельком. Всем известно, что алкоголь сближает, особенно незнакомых людей, которым предстоит две недели заниматься общим делом. Все эти мыслишки лениво копошатся в голове, пока мы с Л.П. стоим у входа в банкетный зал и ждем дорогих гостей. Людмила сегодня будет хозяйкой бала - потому что Рыжий, памятуя печальную судьбу своего предшественника, старается на международных пьянках по возможности не показываться; вот и сегодня, узнав, что мидовский замминистра не собирается почтить своим присутствием, он тоже решил сачкануть, под предлогом того, что весь день просидел в конференц-зале, а на работе его ждет гора бумаг. Ну что же, мое мнение: меньше начальства - больше веселья.

Народ между тем подтягивается. Совграждане пришли все без исключения, и даже с превышением плана - то и дело мелькают совершенно незнакомые мне морды. Впрочем, пока Л.П. здоровается с непрошеными гостями, то есть худо-бедно опознает их, я не дергаюсь, отлично понимая, что имеется у советских докладчиков скверная манера приводить на банкеты свое личное начальство, чтобы казенной водочкой как-то подсластить ту горькую пилюлю, что не заведующий отделом или кафедрой, а их подчиненный делает доклад на международном форуме. Между тем появляется Дима в сопровождении своего мидовского коллеги, с которым они уже спелись, несомненно найдя массу общих знакомых. Насколько я понимаю, мидовский дима, отзывающийся, впрочем, на имя Андрей, будет представлять (здесь и сейчас) внешнеполитическое ведомство Союза Советских Социалистических Республик. Ооновцы тоже приводят с собой друзей - двоих специфического вида ребяток из американского посольства. Из экономического атташата, спешит объявить мне (почему мне? очень интересно!) Эндрю. Видели мы таких экономистов - совсем под стать нашему представителю ГКЭС (тоже ведь Комитет по экономическим, с позволения сказать, связям...). А вот и он, легок на помине; идет и улыбается все той же улыбочкой, посредством которой он дал уже понять сегодня утром обоим димам, кто здесь старший по званию. Участники тоже не заставляют себя ждать.

Ну, вроде бы все в сборе. Л.П. вполне грамотно произносит первый тост - и сказала все, что нужно, и уложилась в тот временной интервал, на протяжении которого рука, держащая полную рюмку, еще не начинает дрожать от напряжения. Далее, товарищ из ГКЭС, оценив обстановку и отсутствие высокопоставленных представителей иных ведомств, перехватывает инициативу и произносит неплохое, надо признать, приветствие, да к тому же на двух языках. Прямо скажем, нам всегда нравятся международные чиновники, не гнушающиеся лично выполнить почитаемую многими черной работу переводчика. Следующим к народу обращается Вис, который в очередной раз объясняет важность Семинара для человечества в целом, после чего испрашивает разрешения присутствующих здесь иностранных граждан и подданных, дабы от их имени выразить сердечную благодарность советскому оргкомитету за все то, что уже предстало глазам участников, а также - авансом - за то, что им еще предстоит увидеть, включая поездку в сказочный город Ленинград. На этом торжественная часть как-то сама собой увядает, переходя в серию более приватных тостов.

Мы с Людмилой обходим присутствующих, изливая на них директорскую милость и перебрасываясь вполне бессмысленными репликами, выражающими, впрочем, всеобщее взаимное уважение. Между тем народ, уже слегка поддавши и отчасти насытившись, начинает потихоньку тянуться к выходу. Группками по двое-трое, что свидетельствует об успешном достижении основной цели, ради которой и устраивался прием: неформальные отношения между участниками явно налаживаются. Игорек бдительно следит за официантами - выполняют ли они приказ дирекции: все остатки доставить в штабной. Да и впрямь, какого черта! официантам это все равно на один зуб, а вот нам самый раз, чтобы продолжить прием, только уже для более узкой компании.

Часам к девяти мы уже ждем в штабном избранных. Дисциплинка в ресторане железная, поэтому официанты без звука не только перенесли все, пригодное для дальнейшего употребления, но и накрыли круглый стол, стоящий посреди комнаты. Оказалось, что вполне достаточно еще осталось - и выпивка, и копчености, и грибочки с огурчиками, и овощи почти не тронуты, и маслин полный салатник... И целое блюдо кебабов плюс четыре полных соусника отличного острого соуса. Живем! А тут распахивается дверь, и на пороге возникает угрюмый официант, волокущий целый ящик шампанского, а за ним Стив из ФАО, негр из ЮНЕСКО, мужик из Женевского секретариата и представитель ОЭСР, шествующие гуськом, демонстрируя тем самым, что дар приобретен в складчину. Одним словом, однако! Хотя, собственно, нам-то чего дергаться. Все участники живут здесь же, так что до постельки как-нибудь доберутся. Елены нет - значит, утром будет кому на трезвую голову отсидеть в будке хотя бы первый час. Наш административный механизм запущен и крутится сам по себе, даже чай-кофе для перерыва на чай-кофе заказаны на все дни недели вперед. Так что - имеем право. Тем более что это, фактически, первое расслабление после жуткого последнего месяца - и ведь все пока идет тьфу-тьфу, где тут дерево!

Между тем угрюмый официант раскупоривает шампанское и наполняет фужеры, после чего присутствующие начинают дружно и слаженно набираться - с решимостью и профессиональным умением международных чиновников. Во время моих первых мероприятий такого масштаба и уровня я с интересом (отчасти, признаюсь, противоестественным) наблюдал зрелище, знакомое ранее только по книгам из ихней жизни: как здоровые мужики накачиваются шампанским. Позже болезненный интерес прошел, но непонимание осталось. Тем более что для себя лично в рамках этих мероприятий я открыл все прелести джина, сдобренного хорошим тоником (вещь, в Москве тех лет недоступная в принципе), и безусловность этих прелестей только усугубляла мое недоумение.

Вечер продолжался до последней капли спиртного. Народ расходился в весьма приподнятом, но безусловно дружественном настроении. Памятуя, что назавтра все-таки рабочий день, который желательно провести в относительно чистой атмосфере, я постарался организовать хоть какой-то аврал и побудил всех еще стоящих на ногах представителей совадминистрации вытряхнуть пепельницы, убрать оставшуюся еду в холодильник, а грязную посуду составить на сервировочный столик и выкатить его в коридор - чтобы на утро мы не задохнулись. Распахнув после этого настежь все три окна, мы с чистой совестью отправились по домам.

Назавтра я прихожу первым, но не успеваю еще прикрыть все окна, как заявляется Людмила. Вскоре подгребают девицы и вплывает Мария - все четверо просто идеальное наглядное пособие о вреде алкоголя. У вползающего следом Димы вид вообще жутковатый. Игорек держится бодро, но щеголяет в темных очках, то есть явно не в силах взирать на окружающий мир без омерзения. Спускаемся в зал, куда потихоньку стекаются участники заседания, внешний вид которых определяется в диапазоне между Димой и Игорем. Непохмельных в зале лишь двое - Рыжий и Елена - которые осуждающе взирают на весь этот пейзаж с натюрмортом. Первый металлическим голосом открывает утреннее заседание, вторая хрустальным голоском переводит сначала металл Рыжего, потом хрипы, вырывающиеся из гортани сегодняшнего докладчика.

Впрочем, с чисто профессиональной точки зрения трудностей у нее никаких, потому что докладчик импровизаций позволить себе не может, ибо в состоянии только монотонно зачесть написанное, не отрываясь воспаленных глаз от текста и время от времени звучно хлебая минеральную воду. Елена же скользит своими серыми глазками по другому экземпляру доклада и переводит едва ли ни автоматически, следя только за тем, чтобы выступающий не пролистнул две страницы подряд - да и то не ради соблюдения смысла (в конце концов, это не ее заботы), а чтобы не отстать от докладчика на эту самую лишнюю страницу, то есть минуты на две. Опытный синхронщик неизменно придерживается Правила Номер Один «Будка должна звучать»: не важно, что и как несет, мычит, бормочет или лепит выступающий - главное, чтобы в наушниках беспрерывно звучал перевод, потому что если что-то и способно вызвать болезненную реакцию аудитории, так только паузы. Через полчасика появляется Саша, хотя и в темных очках, но явно готовый работать. Он прихватывает со стола бутылочку боржоми, здоровается с техниками, берет у них вторые наушники и с мужественным видом принимается разбираться в докладе - то есть, ищет страницу, на которой сейчас барахтается выступающий. Войдя в курс, он скрывается в будке, откуда, потягиваясь, выходит Елена. С приходом Саши перевод становится более адекватным оригиналу, потому что исчезает раздражающий и отчасти даже осуждающий контраст между хриплым рыком докладчика и нежным пением переводчицы. Саша вторит выступающему на тех же низких нотах, иногда срываясь в рычание, но, будучи профессионалом, против смысла не грешит.

Елена подходит к нам с Людмилой, мирно сидящим в сторонке, достает из своей шикарной сумочки сигареты, смотрит на меня вопросительно, после чего со словами «Ах, да, вы же оба не курите» самостоятельно щелкает своим золотым Ронсоном. Потом, развалясь в кресле и вытянув роскошные длинные ноги, лениво говорит: «Ну, что, повеселились вчера?» - «Во-первых, - отвечаю я тоном обиженной добродетели, - не веселились, а осуществляли мероприятие по наведению мостов между участниками...» - «Им мосты ни к чему, - так же неторопливо говорит Елена, отгоняя ладошкой дым от глаз. - Им и так море по колено...» - «А во-вторых, - продолжаю я, дав улыбкой понять, что оценил ее шутку, - сама-то почему бросила товарищей в трудную минуту?» - «У меня дела, - неопределенно отвечает она, - и к тому же семеро по лавкам... И еще друг вчера приехал из Женевы, надо было повидаться. Так что ваш прием очень кстати оказался - и учти, между прочим, что я там была и даже переводила. На всякий случай, если кто спросит». А, думаю, понятненько: семеро по лавкам, да к тому же двое в разных койках. Впрочем, мне-то какое дело.

Тут к нам подходит Мария и заводит очередной разговор о формах, неправильно заполненных участниками. С одной стороны, ее просто-напросто мучит похмельный стыд, и своей показной деловитостью она выслуживается перед начальством, а с другой - действительно, ооновская бюрократия не уступает советской, и недополучение сведений о домашнем телефоне участника из Тринидада и Тобаго может привести к скандалу (а тот, небось, не заполнил соответствующую графу по самой элементарной причине: у него вообще нет домашнего телефона). Мария пытается добиться от Л.П. ответа на простенький вопрос: что этичнее - попросить участников, не полностью удовлетворивших любопытство Секретариата ООН, дозаполнить пропущенные графы, или же как ни в чем не бывало дать им новые бланки, еще раз предупредив о недопустимости пропусков и прочерков. Людмила с ужасом смотрит на меня, да тут еще и Елена, с каменным лицом, не шевеля губами, вполголоса, но очень внятно произносит классическое: «Готово дело! Белая горячка!» Мысленно махнув рукой, протягиваю руку и забираю у Марии прозрачную папочку с дефектными бланками: «Не волнуйся, я сам в перерыве подойду к ним, и после обеда ты будешь знать все про всех». - «Но этично ли будет таким образом напоминать людям, что изначально они недобросовестно выполнили просьбу Секретариата?» - спрашивает Мария. Искоса смотрю на нее - вроде бы и тени иронии нет на лице, а уж в голосе и подавно. Одна только служебная добросовестность. Чувствую, что Елена вот-вот расхохочется в голос, и поэтому, полуобняв Марию за плечи, веду ее к лифту, на ходу успокаивая, что все будет в порядке. Вернувшись к Людмиле с Еленой, нахожу их в самом развеселом состоянии духа. «Все-таки, как патриотка, не могу не отметить, - вещает Елена, - что наши русские напитки не имеют себе равных по силе воздействия на человеческую душу». - «Боюсь, что твоя правота не вполне полна, - реагирую я в том же тоне. - Утром у нее, конечно, болела голова, но все негативные ощущения немедленно были купированы с помощью алка-зельцер. А это - просто тупая добросовестность, столь ценимая на Ист-ривер. Между прочим, она там работает не один десяток лет, и все время на прекрасном счету, а зарабатывает, кстати, столько, сколько нам всем и вместе не снилось. И именно потому, что добросовестна».

Похмельный день тянется бесконечно. Я заполнил все пробелы и передал все формы заметно повеселевшей Марии. Мы еще раз связались с Питером и получили подтверждение о двух дополнительных номерах для посольских американцев. А день все тянулся и тянулся, и делать было нечего - потому что все, что можно было предусмотреть, было предусмотрено и сделано заранее, а ЧП, к счастью, не случалось. Вообще двухнедельный семинар в смысле трудоемкости и напряжения сил легче однонедельного. В последнем случае не успели встретить дорогих гостей - как уже надо организовывать проводы. А сейчас мы можем расслабиться до конца первой недели - собственно говоря, напряженка начнется только после возвращения из Питера. Тогда надо будет составлять график отъезда, одновременно уделяя массу времени и сил подготовке итогового документа Семинара.

Итоговый документ - это краткое изложение всего сказанного на всех заседаниях, то есть доклады и их обсуждения, плюс выводы и рекомендации. В качестве автора обычно выступает опытный сотрудник Секретариата ООН, присутствие которого на подобного рода мероприятиях предопределено устоявшейся практикой, сложившимися традициями и отчасти здравым смыслом; для написания документа прибегают к специфическому языку, предусматривающему практически безусловное и уж во всяком случае бесконтрольное доминирование пассивного залога, с использованием лексики, благоприятствующей преимущественному употреблению многосложных слов; синтаксис же при этом имеет также определенные особенности, ориентированные главным образом на достижение такого положения вещей, когда на каждую страницу приходится не более пяти-шести предложений, каждое из которых, соответственно, практически полностью укладывается в отдельный абзац, или, иными словами, имеет размерность, отвечающую длине абзаца. Вышеприведенная фраза дает некоторое, хотя и по необходимости упрощенное, представление о языке, используемом в системе ООН для написания итоговых документов.

Сотворение итогового документа начинается практически с первого дня работы Семинара; день вчерашний, по известным обстоятельствам, не в зачет, но завтра утром у меня уже будут первые три-четыре странички, которые можно будет переводить на русский и потом раздавать совучастникам. Перевод в таких объемах - это не труд, а просто приятное отвлечение от скучной необходимости сидеть без дела и трепаться с Марией (к тому же - не будем забывать - вся оплата идет по ооновским ставкам). Серьезная работа начнется только дня за три до окончания Семинара, когда участники приступят к детальному постраничному обсуждению документа, движимые благородным стремлением сделать максимальное количество поправок, в результате чего переписываются целые разделы - а это, естественно, требует перевода заново и в кратчайшие сроки (к началу утренней сессии), так что бывают случаи, когда приходится сидеть ночи напролет.

Так, без особых приключений, прошли первые семинарские денечки. В понедельник я с утра прихожу полностью готовым к питерской поездке: в моей любимой замшевой сумке джинсовый костюм, кроссовки, американские маечки с бодрыми надписями («Easy does it - but do it!» и «Forget me not»), пара рубашек с галстуками, бритва и прочие мелочи. Вообще-то выезжать на вокзал будем не раньше половины одиннадцатого вечера, и после вечернего заседания с лихвой хватило бы времени смотаться домой, но перед отъездом всегда неизбежны проблемы, и к ним надо быть готовым. Да и лучше - собственно говоря, спокойнее - когда ты сам приглядываешь за ходом вещей. Вообще, слово «спокойствие» в нашем профессиональном лексиконе занимает одно из самых почетных мест, наряду с другими любимыми словами - «предусмотрительность» и «осторожность». Хороший международник не поленится встать на час раньше, выехать с запасом в сорок минут, несколько раз позвонить в одно и то же место, заготовить три экземпляра документов, и так далее, и так далее - если только все это хоть как-то гарантирует безотказность названного хода вещей. Опыт показывает - печальный опыт, заметим, - что расхлебывать неприятности куда сложнее, чем их предупреждать.

Сегодня, однако, все идет - тьфу-тьфу - как по маслу. К десяти часам вся компания в сборе, автобус стоит у входа в гостиницу, и мы потихоньку приступаем к нашим дальнейшим действиям - ведь сама по себе посадка в автобус четырех десятков человек, даже без чемоданов, с одной только ручной кладью, занимает не менее четверти часа, а время идет, хотя его пока достаточно, потому что все остальное тоже идет - по графику.

В десять двадцать пять мы напоследок пересчитываем сидящих в автобусе, и я обращаюсь к ним со стандартным заявлением: «Дамы и господа! Сейчас я задам вам три вопроса, причем на первый хотелось бы услышать отрицательный ответ, а на второй и третий - утвердительные. Итак: вопрос первый - вы ничего не забыли в своем номере или где-то еще в гостинице? Второй вопрос - вы отдали портье ключ от номера? Третий вопрос - надеюсь, ваш паспорт у вас под руками, то есть в кармане или в сумочке?» И покончив с этим, говорю водиле: «Все. На Ленинградский. И не спеша - времени у нас навалом».

Времени у нас и впрямь полно, но только потому, что выезжаем с запасом. А вот когда времени в обрез - наверняка попадешь в пробку, или случится еще какая-то гадость, вплоть до поломки автобуса. Но с предусмотрительными и осторожными, как правило, ничего плохого не происходит, и в начале двенадцатого мы мирно вкатываем в закрытые для посторонних ворота, что слева от здания вокзала, подруливая практически к платформе. К нам подскакивают носильщики; грузим сумки на телегу (вот и еще раз пригодились наличные денежки!) и движемся вдоль нашего состава, вдоль соответствующего цвета вагонов «Красной стрелы». Наша компания занимает аккурат три вагона СВ; естественно, мы заранее расписали людей и по купе, и по вагонам, и перед высадкой из автобуса еще раз напомнили, кто едет в каком вагоне и с кем из переводчиков. Поэтому грузимся по вагонам без суеты, на радость проводникам, которые ценят такую организованность.

Вот тронулся поезд, и дела, естественно, начинают развиваться в неизбежном направлении. Эндрю, уже расслабленный, в полотняных брючатах и ярко-алой фланелевой рубахе, сопровождаемый Стивом из ФАО, чопорное англичанство которого позволило ему сменить ежедневную темную тройку всего лишь на твидовую двойку, подошел ко мне с официальным сообщением: заседание по подведению итогов первый недели Семинара начнется через полчаса в его купе. Форма одежды - без галстуков; стаканы каждый приносит с собой; присутствие сотрудников администрации обязательно; не буду ли я столь любезен довести сказанное до сведения директора Семинара.

Короче говоря, через полчаса все мы уже сидели как миленькие, тесно прижавшись друг к другу, по пятеро на каждом диванчике, и Эндрю с Димой разливали по тонким железнодорожным стаканам утонченные заморские напитки, приобретенные под сенью российской «Березки». В разгар заседания по подведению промежуточных итогов на пороге купе возникла Елена, сопровождаемая роскошным мужиком. В принципе миллионеры, и тем более швейцарская их разновидность, именно так и должны выглядеть: итальянский костюм - с рекламы «Ферррари», улыбка - с рекламы «Роллекса», брюнет, и глаза пронзительно синего цвета - с афиши голливудского блок-бастера. И ни следа, ничегошеньки не осталось от той ледяной и безразлично вежливой Елены, к которой мы как-то привыкли за эти месяцы: глаза, сияющие безумно счастливым огнем, и тот незабываемый вид абсолютно удовлетворенной женщины, который свойственен только фотомоделям, рекламирующим океанские круизы на суперлайнерах. После взаимных представлений Елена отзывает меня в сторонку - «обсудить программу завтрашнего дня - для чего мы, собственно, и пришли». Усадив Этьена под бочок к Людмиле, выхожу с нею в коридор. «Ты знаешь, - говорит она, - мы передумали и будем жить в вашей гостинице. Этьен считает, что нечего болтаться взад-вперед, и тем более нехорошо, если я не окажусь под рукой в случае производственной необходимости». Э, голубушка, - думаю я, - вот оно как: «Этьен считает». И кто же это говорит - сама Мисс Независимость... А вслух отвечаю: «Во-первых, у нас на тебя не такие уж обширные планы, да и вообще я могу тебя заменить в любой момент, только скажи». - «Нет, это не профессионально», - и глаза на секунду становятся как у прежней Елены - ледяная сталь. - «Ладно, ладно, - даю задний ход. - Как решили, так и поступайте». Обговариваем кое-какие детали, и Елена уводит своего красавца. Вслед за этим расползаются по своим купе и все остальные.

Утренний Питер радует нас солнышком. Выгружаемся из вагонов и нестройной толпой движемся к автобусу, прихватив с собой и Елену с Этьеном. Нас селят в «Москве», неуклюже огромной круглой гостинице у Александро-Невской лавры. Как и ожидалось, суперлюкс за валюту для Этьена был предоставлен тут же, с поклонами и наилучшими пожеланиями. Ну, и все остальные размещаются согласно смете. Мы с Димой занимаем свой двухместный номер, кидаем на пальцах, кому первому идти в ванную, Дима по обыковению выигрывает и отправляется на процедуру очищения. Я тем временем разбираю сумку. Рубашки на плечики, пусть отвисятся. Бельишко на полочку, тапки под кровать, бритву в тумбочку. В комнате появляется очищенный Дима; кидаюсь ему на смену, быстро моюсь, надеваю свежую рубашку, повязываю новый галстук (с этим у меня строго - каждый день новый, благо их хватает недели на две, чтобы не повторяться: спасибо иностранным товарищам и господам за их дары), прихватываю папку с бумагами, и мы с Димой спускаемся в вестибюль, общаться с хозяевами и ждать участников.

Прикидываем программу - она составлена мило и не напряженно. После завтрака - поездка в местный офис, знакомиться с постановкой дел. Но поедем не напрямую, а наоборот, по возможности кружным путем, чтобы посмотреть город. После официального посещения - еще кружение по городу, в направлении обеда. После обеда - Эрмитаж. Завтра с утра - в Петергоф, а после обеда на недолго в Петропавловку и потом свободное время, которые желающие могут употребить на поклон святым могилам Александро-Невской лавры (стоит только перейти дорогу).

Спускаемся в вестибюль, где я немедленно сталкиваюсь со знакомой рыжеволосой красоткой. Одна подружек-гидесс, с которыми мне выпадало счастье работать. Кидаюсь к ней с криком: «Марианна!» Она видит меня и радостно улыбается. Целуемся. Вообще, прямо скажем, одна из радостей нашей идиотской кочевой жизни - это вот такие встречи с коллегами. Никаких особых отношений мы практически не поддерживаем, но встретившись в любом месте, где судьба очередной раз пересечет наши пути, мы целуемся - и пусть все видят, как мы любим друг друга. Пусть завидуют нашему братству. Братству - да, потому что такие поцелуи, как правило, чисто дружеские. Хотя, впрочем, бывает всякое. «Ты случайно не с нами? - спрашиваю Марианну. - «А ты - кто?" - в свою очередь спрашивает она. - «Семинар ООН». - «Тогда - случайно нет. С вами Томка стриженная. Вон она тащится...» В дверях появляется долговязая фигура в безупречном джинсовом костюме и с прической едва ли не короче моей. Марианна машет ей: «Сюда, сюда. Вот хозяин». Она знакомит нас. Тамара чуть ухмыляется и делает нечто вроде книксена. На это я - нас голыми руками не возьмешь - щелкаю каблуками. Девицы переглядываются, Марианна тихо и внятно произносит: «Я же тебе говорю - свои!» - «Раз свои, - говорю я, - значит, поцелуемся». Что мы и проделываем - как выясняется, на глазах подошедшей Людмилы, которую я тут же представляю Тамаре как директора Семинара. «Отлично, - говорит Тамара деловым до нельзя голосом. - У вас все в сборе? Автобус 29-17, слева от входа. Правое переднее сидение - наше с вами, - она наклоняет голову в мою сторону, - левое переднее: ваше (кивок Людмиле) и официального представителя принимающей стороны. Чтобы дорогу водителю показывал. Можем садиться?» Я оглядываюсь - где мои девицы. Стоят, треплются. Впрочем, и я хорош - целуюсь напропалую... «Девочки, - говорю строгим тоном, - все в сборе? Автобус 29-17, садимся!» Тамара вынимает из сумки ярко-оранжевый зонтик и поднимает его над головой: «Ориентир - оранжевое. За мной!»

И пошел раскручиваться первый питерский денек. По дороге на официальное мероприятие Тамара с водителем ухитрились выбрать такой маршрут, что мы повидали едва ли ни половину достославных петербургских мест. С делами мы покончили к двенадцати, и народ потянулся к автобусу, обогащенный новыми познаниями о состоянии и уровне развития их отрасли знаний в бывшей столице Российской империи. После обеда был, естественно, Эрмитаж, а после ужина – неизбежная пьянка.

Утром мы с Димой дружно направились лечить последствия такого уродливого явления нашей действительности, как похмелье. Мы никогда не стонем, не скулим, не ругаем жизнь вообще и данное конкретное утро в частности. Мы даже не похмеляемся. Для начала нам надо пару стаканов крепкого чая, а потом - плотный горячий завтрак. Все эти средства в изобилии представлены в гостиничном ресторане, и мы, заявившись туда к самому открытию, методически и планомерно начинаем восстанавливать пошатнувшееся здоровье. Итак - чай, потом копченая рыба, соленая ветчина (то, что нужно!) с квашенной капустой и овощными салатами, которые мы немилосердно солим и перчим. И ко всему этому густо мажем хлеб маслом. В следующий визит к стойке Дима обнаруживает в числе салатов тертую редьку, и мы отдаем ей должное, заказав себе предварительно по огромной яичнице с ветчиной и помидорами. Потом Дима еще берет сосиски, а я скромно блинчики с творогом. После всего этого самочувствие резко улучшается, и я, попивая пустой чай с медом, умиленно наблюдаю, как Дима завершает завтрак сыром, который поглощается с булочками в количествах убедительных и впечатляющих.

Умиротворенные, мы выходим на улицу, чтобы определиться с погодой. Солнечно и ветрено. Со стороны метро танцующей походкой движется наша Тамара. «Кстати, - вспоминаю я, - как там вчера Марина? Не очень набралась?» - «Практически не пила». - «Так ей и надо, - ухмыляюсь я. - Значит, сегодня будет работать, потому что эта Томочка меня вчера укатала». Тамара тем временем приближается к нам и со словами: «Привет, мальчики» целует сначала меня, а потом, чуть поколебавшись, Диму. Принюхивается и говорит: «Чувствую, что вчера культурно посидели». - «Не беспокойся, - говорю я, - к тебе сегодня подсадим непьющую Марину». - «Что, совсем не пьет? - искренне удивляется Тамара. - А язык-то она в таком разе знает?» - «Я сяду слева, в случае чего подстрахую».

Второй питерский день прошел великолепно. Посетителей в будни в Петергофе немного (еще одно достоинство графика, при котором Семинар начинается с середины недели), все фонтаны работали, и народ был счастлив. Остаток дня, вплоть до поезда, прошел без приключений. Разумеется, снова было организовано заседание в купе Эндрю, но посвящено оно было не подведению итогов, а планам на будущее. То есть: при участии непьющего Виса, без спиртного и действительно с разговорами по делу. Наши усилия теперь будут направлены на выработку итогового документа, по которому все, включая высшее ооновское начальство, судят об успешности мероприятия. Для меня лично это означает напряженную работу по вечерам, а ближе к концу - так и ночью.

Первый день второй рабочей недели Семинара приходится на пятницу. А вечером у нас билеты в цирк. Но днем предстоит другой цирк - беседа с транспортным диспетчером по поводу окончательного графика проводов. С утра мы идем к девушке Нине и проверяем, как обстоят дела с нашими проблемными авиабилетами. Как не смешно, но все в порядке; Нина вынимает из сейфа все наши билеты, с проставленным ОК, и мы, внеся соответствующие данные в свой списочек, раздаем билеты владельцам. Теперь можно уточнить график проводов, чем мы и занимаемся с Игорем в течение получаса. График оказывается простеньким - много улетающих с интервалами в полчаса-час, и все такие рейсы легко группируются в один автобус, с одним провожающим. Или с двумя - на случай, если вылеты разделяет четвертьчасовой интервал: тогда они наверняка из разных крыльев, и в одиночку чисто физически не справиться. Распечатываем чистовой вариант графика, и Игорь отправляется с ним в диспетчерскую, предварительно созвонившись с ними и заодно уточнив номер автобуса на сегодняшний вечер (в цирк и обратно).

Следующие два дня - суббота и воскресенье. Опять благодать в полупустой гостинице, только у меня с каждым днем все больше работы. На заседаниях уже вовсю обсуждают итоговый документ, вносят поправки, обсуждают поправки, а потом поправки к поправкам... Впрочем, все это не страшно, тем более что каждая страничка - это лишние денежки. Пока нет особых дел, девицы дежурят в зале посменно, по полдня, а Дима вообще берет на субботу и воскресенье тайм-аут с выездом на дачу для проведения неотложных осенних работ. Людмила честно появляется каждое утро и сидит, как и я, весь день - но в основном читает, потому что дел у нее сейчас реально никаких. Я же не встаю из-за компьютера, пользуясь возможностью подбить бабки и составить впрок разные списки, документы и отчеты, над которыми все равно пришлось бы сидеть после разъезда участников.

В понедельник с утра идем с Игорьком к директору ресторана заказывать прощальный банкет на вечер вторника. На сегодняшнем вечернем заседании будет закончен черновой вариант документа, а его окончательное обсуждение состоится завтра; так что к утру я должен сделать полный русский текст, сколько бы времени на это не потребовалось - хоть вся ночь. Впрочем, где-то часа в три я уже благополучно отстукиваю последнюю фразу документа: «В заключение Семинар выражает благодарность Правительству Союза Советских Социалистических Республик за все усилия, направленные на обеспечение его эффективной организации и бесперебойной работы». Все! Теперь скинуть на дискету. Выключить компьютер. И спать!

Утром я едва успеваю привести себя в порядок, как штабной наполняется людьми. Совграждане - из числа тех, кто после вечерней сессии не намерен ехать домой переодеваться к банкету - принаряжены. Все приятно возбуждены, и не удивительно: все-таки дело близится к концу, и пока что - тьфу-тьфу... Собственно, утреннее заседание будет вполне обычным - обсудят последние страницы, уделив, естественно, особое внимание выводам и основанным на них рекомендациям. А после перерыва - официальное закрытие. С участием представителей отовсюду. МИД, ГКЭС, далее - везде... Речи, скупые слова благодарности, пожелания... А потом все, включая многочисленных, прямо-таки с неба свалившихся представителей, плавно переходят в банкетную залу, где речи звучат по новой, но в сокращенном варианте, а слова благодарности достигают размера речей, и порой даже проливаются (в смысле, капают) скупые слезы вышеназванной благодарности. А потом - по указанию нашего друга директора - банкетные остатки переносятся в штабной, и секретариат расслабляется вволю. Кстати, сегодня в ночь уже улетает первый участник; девицы тянули жребий, и провожать выпало Свете.

Потихоньку начинаем движение в сторону конференц-зала. Появляется довольный Рыжий, в парадном костюме с депутатским значком на широкой груди. Отдаю ему, как председателю сессии, экземпляр русского текста. «Неужели все готово?» - полупритворно восхищается он. Оказавшаяся тут как тут Людмила, не моргнув глазом, отвечает: «Как же. Плоды ночной работы. Вся ночь, можно сказать, на это ушла». - «Спасибо огромное. А вы, Людмила Петровна, пометьте себе, что за такие подвиги надо особую премию выписать. Ну, как дела с банкетом? Всех пригласили?» - «По списку, который мы с вами оговаривали». - «Ну и прекрасно. Давайте начинать».

Он идет к столу президиума. Участники начинают рассаживаться по привычным местам, а я отправляюсь в штабной, где мы с Игорьком прокачиваем окончательный общий график проводов, уже с фамилиями всех провожающих. Потом составляем и распечатываем индивидуальные графики для каждого из провожающих. Потом спускаемся к директору ресторана, чтобы окончательно уточнить все детали банкета, в том числе и возможность оперативного дозаказа спиртного, если вдруг количество гостей резко превысит ожидаемое. Пока вроде бы все.

К началу последнего заседания (оно же официальное закрытие) народ сходится в значительных количествах и даже качествах. От МИДа пока маячит только Андрей, но он обещает прибытие замминистра непосредственно к банкету и в сопровождении пары ответственных чиновников. Аналогичным образом грозят размножиться ряды представителей ГКЭС и прочих организаций, о которых еще вчера не было ни слуху, ни духу. Докладчики, как один, притащились не только с непосредственными своими начальниками, но и с руководителями более высокого ранга. Одним словом, это сладкое слово - халява!

Итак, заседание начинается. Рыжий кратко подводит итоги. Потом слово берет Вис и долго распинается о том, сколь идеально соответствует научная значимость Семинара его международному резонансу. Потом он переходит к организационным вопросам. Ну, что сказать - приятно, когда тебя хвалят, да еще и по-английски, да еще и под протокол, да еще и в присутствии разных высокопоставленных товарищей. Впрочем, практической пользы от этого - тьфу; ну, может, хоть премию выпишут поприличнее. После Виса слово берет лысоватый вертлявый мидовец в твидовом костюмчике - очевидно, один из тех обещанных Андреем ответственных чиновников, у которого хватило совести приехать чуть пораньше, не прямо к первому тосту. Потом аудиторию развлекает красавец из ГКЭС - на этот раз щеголяющий в официальной темной тройке. Для начала он благодарит синхронщиков и предлагает им отдохнуть пару минут, потому что он сам будет переводить свое выступление, причем и на английский, и на французский. Потом начинает петь панегирики всем подряд, по списку. Резвится он таким образом минут пятнадцать - и это хорошо, потому что заседание явно подходит к концу, а до начала банкета еще немало времени, и хуже нет ситуации, когда присутствующие ходят кругами подобно голодным волкам, ожидая, пока временно отсутствующие подгребут к тому часу, который формально обозначен в программе. В заключение Рыжий подводит итоги итогов и приглашает всех отметить окончание этого славного события по русскому обычаю, банкетом а-ля фуршет. Смотрю на часы - до пункта, обозначенного в программе как «Официальный прием» остается двадцать восемь минут.

Собственно говоря, часа через три Семинар и окончился. Начальство с докладчиками разъехались по домам, с сознанием выполненного долга и в ожидании приятного визита в кассу - через месяц-другой, когда бухгалтерия подобьет все бабки. Участники также начинают разъезжаться (скорее, разлетаться) по домам - первый вылет сегодня же ночью, последнее официальное мероприятие - проводы всей ооновской команды – через пару дней. В Шереметьево прощание с ними выливается в массовую демонстрацию торжества принципов международного сообщества.

А нам еще предстоит неделя работы - проводить всех в аэропорт, полностью закончить итоговый документ (с учетом сделанных сегодня утром окончательных правок), подвести все бухгалтерские итоги и закрыть смету, написать массу отчетов (это, правда, в основном заботы Димы) и проделать еще тысячу мелочей, включая сбор манаток и перевоз оставшегося добра к себе в министерство.

…В Москве уже глубокая осень. Холодные дожди. В магазинах появились первые в сезоне мандарины. У нас традиция - отмечать получение всяких международных гонораров коньячком (у Пита в кабинете, после работы, запершись на ключ). Вот сидим - сам Пит, Игорек, Дима и я. На журнальном столике - две бутылки армянского, тонкие чайные стаканы, мандарины вывалены на блюдо, служащее обычно подставкой для графина с питьевой водой. Сели. Разлили. Дима сказал свое неизменное - о дружбе. Да ведь она и есть самая важная вещь на свете, мужская дружба. Следующий заход - Пит предлагает выпить за то, чтобы Секретариат ООН принял правильное решение насчет семинара на будущий год. Потом Игорек предлагает выпить за баб - хрен бы с ними, ведь среди них есть вполне приличные люди. Та же Елена, например. А остатки допиваем под мой тост: «За профессионалов - то есть за нас с вами. Сами себя не похвалим - кто же нас похвалит».

*) Замечание для ориентации: время действия – первая половина 70-х гг. ХХ века