![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() |
![]() |
![]() |
Номер 10(35) - октябрь 2012 | |
![]() |
От редакции. Этот очерк Григория Рыскина лежал в редакционном портфеле, когда пришла страшная весть о кончине писателя. С его уходом русская литература потеряла настоящего мастера слова, зоркого критика, смелого новатора. Григорий Рыскин любил наши журналы, охотно публиковал в них свои тексты. Пусть они и дальше служат светлой памяти этого прекрасного литератора.
Причудливая полифония... Литература для искушенного читателя. Выстраивая композицию, Амос Оз чрезвычайно изобретателен. Стихи перемежаются с прозой. Порядок переходит в хаос. Любовь в порно... Сюжет прост. Его скорее нет. Тут счетовод Альберт... жена Надя умирает от рака. Их блудный сын Рико отправляется в Тибет на поиски самого себя. Блудливая герлфренд Дита тотчас изменяет ему. Автор получает телефонные звонки от своих героев. Они критикуют его: – Мой друг читает ваши книги, – говорит Дита, – я прочитала только одну – «ЗНАТЬ ЖЕНЩИНУ». Но что из себя представляет женщина – герой вашей книги вряд ли знает. Скорей всего и вы тоже. В книге много секса, чувственности, либидо. Оз – писатель физиологический, плотский, телесный. Он описывает, как тоскующая Дита мастурбирует. Очертания Гималаев напоминают абрис ее бедер. Из расселины в горах пахнет детородной утробой. Дита спит с лучшим другом Рико – Гигги. Последний действует ей на нервы. Он называет это – сношением. Внушает ей отвращение, когда после акта любви спрашивает: как хорошо ей было по шкале от нуля до ста. «Его член сморщился. Гигги засыпает с насосавшимся комаром на кончике фаллоса. Комариная кровная месть». После москита на фаллосе мы видим Тибет, где совершает восхождение Рико. Проза ивритского писателя – кинематограф. Те же принципы монтажа. Вспоминается Джойс... Напрягая остатки зрения, автор «УЛЛИСА» всматривается в «БРОНЕНОСЕЦ ПОТЕМКИН» Эйзенштейна. – Что вы там обнаружили, на экране? – Монтаж... UT PICTURA POESIS – поэзия как живопись. Сегодня следовало бы сказать – поэзия как кино. Что видела Анна Каренина из окна медленного поезда, разрезая французский роман костяным ножом? Рогожную жестокость медленного русского быта. Под крылом моего реактивного джета – Исландия. А дальше к югу, То есть к юго-востоку, коричневеют горы, Бродят в осоке лошади-пржевали, Лица желтеют. А дальше плывут линкоры и простор голубеет, как белье с кружевами...[1] А английский голос в моих наушниках повествует о теории струны. Тут иной уровень сознания, иные ритмы... Квантовая механика требует иной поэтики. А мы пишем... как будто для Анны Карениной... *** Рико участвует в групповой случке в Катманду (Тибет). Всю связку (пятерых альпинистов) обслуживает одна проститутка. Блудницу зовут Мария. После репортажа о всех содомогоморрских подробностях звучит осуждающий голос отца Рико – счетовода из Израиля: О, мой блудный сын... Мой непокорный сын. Моему сердцу нет покоя. Мой сын воняет блядью... Но покойная мать – другого мнения: В странствие пускаются те, Кто потерял свою дорогу. Целуй, мой сын, ноги женщины Марии, Чье лоно на мгновение Возвращает тебя в моё. В книге много таинственного... Засмертная ситуация... Соприкосновение с мирами иными... Мистические совпадения... Надину Данон незадолго до смерти Разбудила птица на ветке... В четыре утра... перед рассветом. Нарими-нарими – сказала птица. После ее смерти мужу Надины является Тощая, похожая на ворону старуха Со злым ртом... сладковатый чудовищный запах Её плоти поразил его, запах разложения, Она раскрыла клюв. Нарими – хрипло прокричала птица и улетела. На его груди осталось черное перо... Пришельцы из засмертного измерения являются живым. Их голоса переплетаются. Близость к мирам иным, непознаваемым и таинственным. Теперь это я... Я была Надя, а теперь Я не дух, не реинкарнация. Не привидение. Теперь Я воздух, который вдыхает мой сын, спящий на соломе. Я сон женщины, которая покоит свою голову На его плече... Амос Оз перекликается с псалмами, с «Песнь песней», с «Книгой Иова». Но чаще из чащи его прозы слышен голос Экклезиаста... Аидише мама[2] не оставляет заботой своего блудного сына. Она призывает его взяться за ум, получить рыночную профессию: стать врачом, архитектором... – Архитектор, врач – рыночные профессии, – возражает сын... – Но каждый рынок однажды закрывается и все становится прахом. Доктор и архитектор в доме своей мечты с дорогими коврами в лучшем районе Бат Яма... Тлен... Покойся же в мире, Мама... Ирония, самоирония, извечная еврейская скорбь. Жизнь может быть пикником, а может и не быть. Но с другой стороны, даже вы, мистер Перфект, На самом-то деле, просто еще один позер. Каждый из нас писает и совокупляется. Зачем же притворяться, что это не так. Это очень понравилось бы Сергею Довлатову. Недаром оба так любят Чехова. – У него глаза того скромного врача, – пишет Оз, – который поставил диагноз и знает, что произойдет, но не сообщил пациенту. Хотя знает – его долг сказать правду. Я не гарантирую выздоровления, – говорят глаза доктора Чехова на фотографии, – но я могу и должен сказать что-то, чтобы облегчить боль... я пропишу вам настойку опия. Я пропишу иллюзию и мечту... Мудрая, исповедальная, безумная книга. Территория этого повествования омывается потоками подсознания. Комбинация литературного эксперимента и триллера. Современная ивритская литература Израиля достойна его религиозно-философского величия. Мы приходим и мы уходим, Мы видим и мы хотим... Пока не придет наше время... Но было бы неплохо оставить после себя Несколько строк, достойных нашего имени. Амос Оз – оставил... |
![]() |
|
|||
|