Об одной ошибке великого Черчилля, и во что она обошлась

...но Черчилль их не послушал. И оказался неправ.

Б.М. Тененбаум. «Великий Черчилль»

Молодое дарование, или Карьера дилетанта

В 1923 г. сорокалетний британский публицист, автор статей и записок в правительство на темы экономики, опубликовал «Трактат о денежной реформе».

До того, во время Первой мировой войны, он работал в Казначействе Великобритании и так похвально себя проявил, что был послан полномочным представителем Казначейства на Парижскую мирную конференцию. Прямо во время конференции он подал в отставку из-за несогласия с чрезмерно суровыми, как он считал, условиями мирного договора, который вызревал на конференции (и скоро стал Версальским договором).

Человек не был ни германофилом, ни морализатором. Озабочен он был не столько самой по себе «несправедливостью» мирного договора, сколько возможными экономико-политическими последствиями. Огромные репарации, наложенные на Германию с целью наказать ее и предотвратить возрождение ее мощи, потенциально могут привести к обвалу европейской цивилизации, - написал он в брошюре «Экономические последствия мира», вышедшей в 1919 г.

Еще на конференции своими усилиями предотвратить голод в Австрии он обратил на себя внимание европейской прессы. А брошюра безвестного дотоле британского чиновника сделала популярным на континенте его имя: Джон Мейнард Кейнс (1883-1946).

Дж. Мейнард Кейнс

Он действительно не получил систематического экономического образования и никогда не добыл какой-то ученой степени по экономике. В университете Кембриджа изучал математику. Сдав экзамен и получив степень бакалавра в 1904 г., прочитал ради интереса «Принципы экономики» Альфреда Маршалла [1] и стал писать ему письма, которые неизменно возвращались с ободрительными замечаниями на полях. Переписка длилась восемь недель. В самом деле, можно ли назвать это систематическим образованием экономиста?

В 1905 г. он сдал экзамены на право служить по гражданской части. Хуже всего были оценки по математике и экономике (!), но по общему итогу он стал вторым из 104 кандидатов. Его комментарий: экзаменаторы сами ничего не знают, я бы мог их поучить!

В 1906 г. Кейнс становится чиновником India Office правительства Британии - Министерства Индии, так сказать. В Индию он как-то не съездил, но через три года работа ему наскучила. Он возвращается в Кембридж с намерением изучать теорию вероятностей.

В 1909 г. вышла его первая экономическая статья - о влиянии мировых экономических событий на экономику Индии. Тут же Маршалл предложил ему читать лекции у себя на кафедре экономики Кембриджа. Зарплату ему Маршалл платил из своего кармана, как он делал не раз и в других случаях.[2] Кейнс читал лекции по книге Маршалла, а потом стал использовать и другие, почитывая их по ходу дела.

Довольно скоро стала расти его репутация глубокого проникновения в предмет и ясности понимания. В 1911 г. он уже был полным профессором в Кембридже. Тогда же он стал соредактором Economic Journal, и вскоре, в свои 28, он заменил на посту редактора маститого Эджуорта, ушедшего на пенсию. Еще два года спустя Кейнс уже был секретарем Королевского Экономического Общества. Работы его и мнения воспринимались всерьез как публикой, так и в политических кругах.

С началом войны правительство все чаще запрашивало мнение Кейнса по различным вопросам. Особенную известность получил случай, когда банкиры стали требовать приостановки обмена фунта на золото. Кейнсу удалось убедить Канцлера Казначейства (то есть, министра финансов) Ллойд Джорджа не делать этого. Если валютные операции будут приостановлены без крайней необходимости, говорил он, это подорвет репутацию Банка Англии.

Дэвид Ллойд Джордж, Канцлер Казначейства, а затем премьер-министр Великобритании

В январе 1915 г. Кейнс принимает предложение должности в Казначействе. В его задачу входили разработка условий кредитования союзников Британии и приобретение редких валют. Одной из таких была испанская песета, и Кейнсу удалось, хоть и с большим трудом, раздобыть некоторое ее количество (что уже было достижением). Но мало того, он не стал держать песету в резерве, а направил ее на валютный рынок. Идея себя оправдала – песета подешевела (то есть, перестала быть редкой валютой). Акции Кейнса на рынке экспертов поднялись еще выше. В 1917 г. король пожаловал его Почетнейшим Орденом Бани (The Most Honourable Order of the Bath).[3]

Так что назначение Кейнса полномочным представителем Казначейства на конференцию о мирном договоре было закономерным итогом его карьеры.

Золотой стандарт, или Что делать?

Итак, мы начали с того, что в 1923 г. вышел «Трактат о денежной реформе» (далее ТДР) Кейнса. Непосредственным поводом для написания ТДР послужили толки о возвращении Англии и других стран после войны к золотому стандарту валюты.

Когда Британия доминировала в мировой торговле и финансах, золотой стандарт обеспечивал стабильность мирового рынка. Но времена уже не те, указывал Кейнс. Европейские рынки в полном беспорядке. Возникли новые страны. И во всех, новых и старых, за влияние борются теперь социалисты, реакционеры, националистические движения...

Но главное, Британия утратила прежнюю роль мирового банкира, которая перешла к США. Возврат к золотому стандарту (что означает твердый паритет валют) потребует слишком многого от Федерального Резерва США. Роль мирового банкира, поддерживающего устойчивость валют, требует безошибочных действий, тогда как Фед’у всего десять лет отроду[4] и у него собственные проблемы по поддержанию устойчивости доллара.

Кейнс считал, что главной задачей послевоенных усилий Британии и США должна быть внутренняя стабильность собственных валют – фунта и доллара. Поэтому он предлагал установить «плавающий курс» обеих валют. Соответствующая координация действий между центральными банками США и Британии может позволить держать более-менее устойчивый обменный курс.

ТДР начинается с изложения отрицательных последствий неустойчивой валюты как для производства, так и для распределения. Кейнс анализирует инфляцию и дефляцию. Его вывод: «Инфляция несправедлива, а дефляция удобна и выгодна. Если отложить в сторону такие эксцессы инфляции, как в Германии, то дефляция хуже. Потому, что в обнищавшем мире провоцировать безработицу хуже, чем разочаровывать рантье».

Логика понятна. Дефляция понижает цены до того, что многие производства становятся невыгодными. Рабочие теряют работу. При инфляции цены растут, и это стимулирует производство. Инфляция, правда, снижает покупательную силу валюты, отчего страдают прежде всего лица, живущие на фиксированные доходы. Это не только рантье, но и, скажем, пенсионеры (о чем Кейнс не упоминает).

Важнее всего, доказывал Кейнс, добиться стабильности внутренних цен, чтобы избегать дефляционных тенденций. Ради этого стоит даже пойти на девальвацию валюты.

Кейнс высказывался категорически против возвращения к золотому стандарту, этому «варварскому пережитку». Золотой стандарт потребует от стран-участников поддержания курса своих валют, тогда как в нынешних экономических условиях необходимо иметь возможность маневрировать ценностью валюты, чтобы поддерживать производство. Все это может обернуться дефляцией цен, тогда как безработица растет и без того.

Но если уж вводить золотой стандарт, писал Кейнс, то нужно, по крайней мере, подождать и посмотреть, как сложится курс валюты по отношению к золоту. Возможно, он должен быть ниже довоенного. В любом случае, главная задача – стабильность валюты страны. Банк Англии и Казначейство придерживались иной точки зрения.

17 марта 1925 года Канцлер Казначейства устроил званный обед, который вошел в историю. За два месяца до того, он распространил меморандум с доводами в пользу возврата к золоту, и теперь устроил обсуждение. Кейнс и бывший Канцлер Реджинальд Маккенна спорили с двумя высокими чинами Казначейства. Сам Канцлер внимательно слушал, изредка вставляя свои замечания. В итоге он принял решение вернуться к золотому стандарту с довоенным курсом 1 фунт = 4, 86 американского доллара.

Канцлера Казначейства теперь звали Уинстон Черчилль. Это решение было, возможно, самой грубой ошибкой за всю его карьеру. В защиту Черчилля можно сказать, что он положился на мнение верхушки Банка Англии – учреждения солидного и многоопытного. Но это слабое утешение. Ошибка оказалась для Великобритании роковой и дорого ей обошлась. Золотой стандарт был отменен в 1931 г., но ущерб уже был причинен. Он был огромным и необратимым.

Уинстон Черчилль – предположительно 20-30-е годы

Последствия, или Закон Мэрфи в действии

Если дела идут плохо, значит дальше они пойдут еще хуже.

Закон Мэрфи

В течение 20-х годов все страны - участники войны - с огромными трудностями переживали перестройку военной экономики на мирные рельсы. Главной причиной финансовой нестабильности были долги, которые накопились у стран за время войны.

Британия удержалась от больших долгов за счет продажи зарубежных активов. Всего она потеряла на этом не так много – около 300 млн. фунтов (менее чем двухгодичный объем инвестиций до 1914 г.). Но она понесла огромные потери своего торгового флота (40%) от подводной войны. Всего страна потеряла из-за войны около 20% своих зарубежных инвестиций.

Потеря источников зарубежных валют сделала экономику страны очень зависимой от экспорта и более уязвимой при перипетиях мирового рынка. А срыв морской торговли и потери во флоте подорвали позиции Британии на мировых рынках. Ко всему прочему, страна потеряла заморских потребителей продукции своего традиционного экспорта, особенно тканей, стали и угля.

На протяжении 20-х гг. объем промышленной продукции Британии составлял от 80 до 100% довоенного уровня, а ее экспорт – 80%. Это не позволяло набрать достаточно капитала, чтобы восстановить прежние заморские позиции страны.

Экономика восстанавливалась с большим трудом и крайне медленно. И тут в дело вмешался завышенный золотой паритет фунта. Экспортная продукция Британии стала более дорогой на международных рынках. Процесс восстановления экономики тут же замедлился. Экспортные отрасли были вынуждены снижать издержки производства за счет понижения зарплаты рабочих или их сокращения. Промышленные области страны – северная Англии, Шотландия, южный Уэльс – пребывали в застое в течение всего десятилетия 20-х годов. Там почти не было новых инвестиций и модернизации.

Установленный паритет фунта, заведомо превышавший истинную ценность валюты, вызвал рост спроса на деньги, которые, однако, не инвестировались. Очевидно, что люди спешили обратить их в доллары или в золото. Соответственно, значительно повысилась цена денег - норма процента. В свою очередь, последнее привело к сокращению инвестиций. Безработица не сокращалась, она росла.

До конца десятилетия уровень безработицы в Великобритании не опустился ниже 10% рабочей силы. Но с наступлением 30-х годов положение лучше не стало. Оно стало еще хуже. Гораздо хуже.

Эволюция героя, или Судьба laissez faire

Кейнс много пишет и выступает в эти годы, его взгляды во многом изменяются. В 1924 г. выходит его работа «Нужно ли безработице радикальное лекарство?». В нормальных («классических») условиях такая безработица не должна была длиться долго. Высокая безработица должна была бы вызвать снижение издержек и цен, и таким образом постепенно экономика страны пришла бы в норму. Этого, однако, не происходило. Безработица, по выражению Кейнса, «застряла в колее высокой нормы». Механизм восстановления равновесия не срабатывал. Стагнация (она же – депрессия) продолжалась.

Здесь обнаружилась принципиально новая проблема. Возросшая политическая сила профсоюзов делала все труднее снижать оплату труда и, соответственно, издержки производства. Долгие споры между шахтерами и шахтовладельцами закончились ничем и привели к Всеобщей Забастовке 1926 г. Прибегнуть к инфляции, чтобы понизить реальную зарплату, было бы возможно, если бы не твердый золотой стандарт. Обесценение фунта без формальной девальвации еще усугубило бы проблемы, созданные его завышенным курсом.

Размышляя над всем этим, Кейнс приходит к радикальному выводу: в экономической системе капитализма произошли фундаментальные изменения, и требуется в корне пересмотреть принцип laissez faire как панацеи. Координацию сбережений и инвестиций должно взять в свои руки государство. Широкие программы общественных работ (строительство дорог, жилищ, электростанций и пр.) создадут рабочие места, понизив безработицу. Это развернет отток капиталов вспять, увеличит капитальные запасы страны. Процветание, однажды начавшись, станет расти кумулятивно (первый намек на идею мультипликатора!).

В следующие годы Кейнс развивает и пропагандирует свои новые идеи в статьях и лекциях. В 1928 г. идеи Кейнса составили ядро предвыборной программы Либеральной партии (Ллойд Джордж). Их манифест назывался «Мы можем победить безработицу».

Наиболее резкая критика идей Кейнса прозвучала, однако, не со стороны других партий, и не из академической среды. Ее озвучил Черчилль в своей бюджетной речи «Взгляд Казначейства». Вот его слова: «Казначейство твердо придерживается ортодоксальной догмы – что, какими бы ни были политические или социальные преимущества, займы и траты государства, как факт и как правило, могут создать весьма малый прирост занятости и никакую постоянную занятость».

Так был установлен прецедент всех последующих столкновений «кейнсианства» и «анти-кейсианства».

На выборах в 1929 г. Либеральная партия заняла третье место. Победили лейбористы. Их экономические взгляды, однако, были целиком маршаллианскими, так что идеи Кейнса они проигнорировали.

Великое Сжатие, или Кризис

Сегодня мы впутались в колоссальную неразбериху, не сумев управиться

с деликатным механизмом, работу которого мы не понимаем.

Дж. М. Кейнс. «Великий обвал». 1930.

В 1929-30 гг. разразился всемирный кризис, известный теперь как Великая Депрессия. Он начался в США внезапным и страшным спадом экономики. ВВП сократился вдвое, безработица достигла двузначных показателей. Данное явление получило особое название: Великое Сжатие (The Great Contraction), или Великий Обвал (The Great Slump). Первое точнее теоретически – имеется в виду сжатие спроса и глубокая дефляция. Второе точнее как картина происшедшего.

Почти до самого кризиса экономики США, Канады, Австралии и даже Германии были на подъеме («процветание 20-х годов»). Поэтому последствия обвала были там не столь суровы, как в Британии. Она не переживала «процветания 20-х годов». С 1918 по 1921 гг. общий объем производства упал на 25% и практически не поднялся до начала 30-х.[5] Поэтому некоторые говорят, что Британия переживала Великую Депрессию длительностью в 21 год, считая с 1918 года.[6]

В экономике не бывает, чтобы крупные исторические события явились следствием одной какой-то причины. Всегда есть множество политических сил, тянущих каждая в свою сторону, и всегда в предыстории можно задним числом найти целый ряд экономических факторов, повлиявших на известный исход событий. Однако, подчас все же можно выделить некое единичное событие, которое было решающим, определившим дальнейшее развитие событий. В данном случае, именно таким событием оказалось решение Черчилля в вопросе о золотом стандарте. Завышенный паритет фунта стерлингов вызвал практически все последующие процессы в экономике, следствием которых, вместо подъема экономики Британии, имела место стагнация 20-х годов.

Великий Обвал означал для Британии еще большее углубление ямы, в которой она уже сидела. Притом, без ясных перспектив на выход из нее. Спрос на британскую продукцию резко упал. Экспорт сократился на 50% в денежном выражении. В 1931 г. уровень безработицы в стране уже составил 20%. Доходы государства также упали, тогда как издержки на помощь безработным росли.

Не только пришлось отменить золотой стандарт. Резко усилилось давление на правительство со стороны промышленных кругов, требующих защитить множество отраслей промышленности от иностранной конкуренции уже у себя дома. Так был введен Tariff - запретительные пошлины на ввоз. И пришел конец свободе торговли.

Те страны, которые еще не пошли по пути протекционизма, тут же сделали это в ответ на действия Британии. Ее экспорту это никак не помогло – скорее, навредило изрядно. Заметим, что в США правительство Рузвельта сделало то же самое – и с такими же последствиями.

В январе 1930 г. один молодой министр правительства лейбористов опубликовал меморандум. Он предлагал государственный контроль над банками и экспортом, одновременно повысив пенсии, чтобы дать толчок покупательскому спросу. Его предложение не было принято, и он ушел в отставку, а вскоре покинул лейбористов и в 1931 г. сформировал новую партию. Его звали Освальд Мосли, а партия называлась Британский союз фашистов.

Освальд Мосли (в черной рубашке а ля Муссолини)

Нелишне напомнить, что в те годы это был, так сказать, фашизм по-итальянски. Еще не пришло время, когда немецких нацистов стали называть фашистами. Как и в случае Муссолини, случай Мосли подтверждает то, что было очевидно с самого начала, а именно – в отношении политического спектра, фашизм был явлением левым.

На той же стороне спектра располагались и социалисты. В Англии самым влиятельным был фабианский социализм. Члены Фабианского Общества отвергали упор Маркса на насильственную революцию с гражданской войной. Конечной целью их тоже был социализм, но прийти к нему предполагалось путем реформ – через всеобщие выборы.

Кризисная экономическая ситуация весьма благоприятствовала социалистической пропаганде и реформистским попыткам. В это время сильно выросло влияние таких известных лидеров фабианцев, как лорд Пассфилд (Сидни Вебб) и жена его Беатрис. Наряду с ними выступали пропагандисты «гильдейского социализма» (Джордж Д. Х. Коул), а также Дж. Гобсон – экономист, публицист и политик левого толка. Между прочим, его книга «Империализм» (1902) пришлась очень кстати Владимиру Ленину, который встретил ее как последний крик мировой науки.

И вот теперь все социалисты стали твердить, что капитализм загибается. В тогдашней обстановке численность их аудитории стала расти. В 1935 г. был основан Клуб Левой Книги, который ежемесячно выпускал что-то вроде «бюллетеня о состоянии здоровья капитализма», находя все новые признаки ухудшения и приближения неминуемой смерти.

Сидни и Беатрис Вебб

Одновременно Клуб пропагандировал «успехи» Советского Союза. Тогда же, в 1935 г. вышла книга Веббов «Советский коммунизм: Новая цивилизация?» Несмотря на вопросительный знак, содержание книги было вполне утвердительным – там давалась безусловно положительная оценка режиму Сталина.

Супруги Вебб представляли публике сталинский социализм как здоровую альтернативу капитализму. Другая их книга, «Правда о Советской России» вышла в 1942 г. Натурально, правды в ней было ровно столько же, сколько в газете «Правда». Они восхваляли Сталинский режим до конца своих дней (Беатрис -1943, Сидни – 1947).

Подчеркнем еще раз, что пропагандистский успех фабианцев и распространение идей социализма – все это пришлось на период кризиса 30-х годов, когда Британии пришлось особенно тяжело. С этого времени, вероятно, можно отсчитывать ход событий, который увенчался полной победой лейбористов на выборах 1945 г., после чего они начали строить свой социализм в Британии. То, что стали называть «государством благосостояния» (welfare state). Стержнем этой разновидности социализма была национализация всей крупной промышленности и здравоохранения.

За каких-то пять лет были произведены такие преобразования, что Черчиллю не удалось повернуть процесс вспять. В 1951 г., когда он снова стал премьером, его попытки провести денационализацию стальной промышленности встретили серьезное сопротивление.[7] Денационализировать здравоохранение он даже не пытался. Патология социализации оказалась необратимой, и к 60-м годам привела Британию в состояние «больного человека Европы». Но это уже другая тема.

Спасение капитализма, или «Тратить нужно, господа!»

“Я защищаю [рост государства]... и как единственно практическое средство избежать разрушения существующих экономических фирм как целого, и как условие успешного функционирования личной инициативы», - писал Кейнс в своей знаменитой книге «Общая теория занятости, процента и денег», вышедшей в 1936 году.

Мы видели, однако, что идеи его – в частности, направление расходов государства на общественные работы - вызревали еще в 20-е годы. «Общая теория» есть итог его размышлений и метаний. Депрессия длилась повсеместно. В США с 1929 по 1933 г. безработица выросла с 3% до 25%, а национальный доход упал вдвое. Множество людей теряли свои бизнесы и дома. Неоклассическая экономическая теория не могла предложить ничего для выхода из депрессии. По ней, равновесие должно восстановиться само. Правда, для этого было необходимо устранить все препятствия для работы свободного рынка и прежде всего – любые ограничения на ценообразование и свободу передвижения ресурсов, включая труд.

Вплоть до выхода «Общей теории» статьи Кейнса следовали непрерывным потоком. Еще за несколько лет до того вышла его статья «Может ли Америка прийти к оживлению через траты?»[8] И сам ответил: «Очевидно, да!» Его не поняли.

Вскоре, уже в другом журнале, он писал: «Если где-то сокращаются расходы – индивидом, городским советом или министерством страны, - наутро кто-нибудь наверняка узнает, что сократился его доход. И это еще не конец. Тот, кто узнал, что доход его уменьшился или что его уволили с работы, вынужден, в свою очередь, сокращать свои расходы – хочет он того или нет... Однажды начавшееся гниение трудно остановить». И его снова не поняли.

У классиков [9] разумелось само собой: все, что сберегается, идет на инвестиции.[10] Кейнс справедливо подчеркнул: сберегают (кладут деньги в банк) одни люди, а инвестируют (берут в банке ссуду под проценты) - другие. Поэтому инвестиции совсем не обязательно равны сбережениям. Когда сберегается больше, чем тратится, инвестиции снижаются. Отсюда начинается спад производства.

По этому поводу экономист Тодд Бакхолз высказался так: «Если до того критики капитализма свой костлявый обвинительный перст направляли на злых акул капитализма или грязных спекулянтов, то Кейнс спокойно заявляет, что благонамеренные вкладчики сбережений, включая безобидных старушек, могут причинить больше вреда, чем самый нечестивый промышленник».[11]

И все же, почему случился Великий Обвал? И почему он перешел в Великую Депрессию?

Возможно, как предполагают некоторые, в США, в какой-то момент времени после бума 20-х, иссякли возможности инвестиций, и потребители решили в массе выплачивать кредиты, сокращая расходы. Теоретически это не исключено. Правда, гипотеза предполагает, что миллионы индивидуальных агентов рынка одновременно, как по команде, развернулись на 180 градусов. Правда, если даже указанное явление обозначилось только как тенденция, это может дать импульс к спаду экономической активности. Но эта гипотеза не отвечает на вопрос, почему спад превратился в обвал.

США и другие страны уже не раз переживали периоды спадов и подъемов. Что-то должно быть еще, что превратило обычную рецессию в беспрецедентный кошмар.

За истекшие годы события того времени хорошо исследованы. И выявлено, что перед лицом внезапно начавшегося спада Федеральный Резерв не нашел ничего лучшего, как проводить жесткую денежную политику как раз тогда, когда нужна была гибкая.[12] Собственно, это и превратило обычный экономический спад в Великий Обвал.

Наконец, следует вспомнить, как все страны дружно ударились в протекционизм. В мире столь развитого международного разделения труда, эта отрыжка политики меркантилизма не могла дать ничего, кроме дезорганизации мировой торговли и угнетения отраслей, работающих на экспорт, а отсюда – и спада всей экономики.

Вряд ли все сказанное допустимо приписать работе свободного рынка. То, что видим мы - это неадекватные действия государственных властей.

Фактически, государство деформировало рынок. А политика Рузвельта, с его всеохватывающим контролем над ценами и зарплатой, практически буквально парализовала рыночные силы.

Историю, сказал кто-то, пишут победители. В данном случае «победителями» оказалась новая прослойка левых интеллектуалов, включая кейнсианцев и других этатистов разного толка – профессоров в университетах. Они выросли за десятилетие Рузвельта. И они-то объявили Великую Депрессию результатом «провалов рынка», каковое мнение успешно внедрилось в массовое сознание. Однако все говорит о том, что это был подлинный провал государства.

Основы кейнсианства

Главное понятие у Кейнса – эффективный спрос. Когда растет спрос, растут цены, и рождается предложение – то есть, растет производство. Эффективный спрос это такой, который дает полную занятость. Спрос падает – начинается дефляционный процесс - производство сокращается - растет безработица. Потеря заработков ведет к дальнейшему сокращению спроса. Возникает снежная лавина экономического спада - то самое «гниение», которое трудно остановить.

Описанная картина приводит к знаменитому понятию мультипликатора. Идея в том, что любое изменение в расходах одного человека приводит к эффекту цепной реакции. Конечное изменение расходов по всей стране намного превосходит то, с чего все началось.

Мультипликатор работает в обе стороны. Если некто однажды тратит больше обычного, это создает прибавку к доходу у кого-то еще. Тот второй также тратит свою прибавку, создавая уже прибавку к доходу у кого-то третьего. И так далее. Множество лиц получает приращение дохода как результат одной лишней траты. Суммарно в масштабе страны это означает прирост спроса на продукцию производства, которое начинает расти, нанимать работников и так далее.

А что если кто-то тратит не всю свою прибавку? Некто внезапно получил денежный перевод из-за границы в 1200 «денег». Лишний доход. Наконец-то он может позволить себе вызвать техника, чтобы починить телевизор! Он отдает технику за работу 900 этих денег. А остальное? Остальное нужно поберечь - мало ли что будет завтра? Ладно, техник получил нежданный доход в 900 денег. Очень кстати – теперь он может вернуть 650 денег долга своему другу. А остальное? Там поглядим, а пока отложим. Друг его тоже что-то потратит, а что-то сбережет. Цепочка доходов и трат продолжается. Не так уж трудно представить, что довольно скоро «снежный ком» - суммарный доход всех лиц этой цепочки – достигнет, скажем, около 3600. Итак, первоначальное вливание дохода было 1200, а по описанной цепочке наросло втрое больше. Значит, мультипликатор дохода равен 3.

Чем больше мультипликатор, тем лучше для экономики, верно? От чего же он зависит? Допустим, на каждом этапе цепочки расходуется примерно ¾ полученного дохода и сберегается ¼. Долю дохода, которая тратится на потребление, Кейнс назвал: предельная склонность к потреблению (ПСП). По нашему допущению, это ¾, или 0,75. Величина же ¼ называется, соответственно, предельной склонностью к сбережению (ПСС).

Очевидно, чем больше ПСП, тем больше будет мультипликатор. Но какова эта зависимость? Кейнс замечает, что с ростом доходов люди склонны увеличивать свое потребление, но не в той мере, в какой растет доход. То есть, ПСП снижается, а ПСС растет.

Здесь следует довольно простая математика, которую мы все же опустим. В итоге, получается: Мультипликатор = 1 / (1 – ПСП). А поскольку выражение в скобках (знаменатель дроби) есть ПСС, то мультипликатор = 1 / ПСС. Если ПСС равна ¼, мультипликатор равен 4.

Из всех этих рассуждений следуют выводы, далеко идущие. Например, небольшое снижение инвестиций в каком-то месте может обернуться серьезным спадом экономики. В этом смысл выражения «прийти к оживлению через траты». Тратьте, тратьте, уважаемые граждане! Пожалуйста, тратьте по возможности больше.

Говорят, даже президент Эйзенхауэр... Кстати, почему «даже»? Потому что граждане настолько редко слышали слово от прославленного генерала, что стали говорить: сейчас у нас Белый Дом – это могила всем известного солдата (the tomb of the well-known soldier)... Так вот, даже президент Эйзенхауэр, когда началась рецессия 1958 года, неожиданно явился перед гражданами, чтобы призвать их: покупайте больше, пожалуйста...

Если начинает расти безработица, значит спрос недостаточен. Нужно наращивать расходы, а остальное сделает мультипликатор. Как это сделать, если народ не хочет тратить больше? Увеличивать расходы государства. Но ведь спад ведет, между прочим, и к снижению государственных доходов. Ибо, если доходы частных лиц становятся меньше, снижаются и поступления в казну от налогов. Это неважно, говорит Кейнс. Пусть будет дефицит госбюджета, лишь бы повысить совокупный спрос. Глупо заботиться о сбалансированном бюджете, когда земля горит под ногами.

Дальше начинаются еще более интересные вещи. В 1958 г. английский экономист А. Филлипс опубликовал статью, которая прославила его имя. Он собрал фактические данные о безработице и денежной зарплате в Великобритании с 1861 по 1957 гг. Обработав эти данные методами математической статистики, Филлипс нашел связь между двумя показателями: проростом номинальной (денежной) заработной платы и уровнем безработицы. Коротко говоря, получилась обратная зависимость – по форме, кривая отдаленно напоминает гиперболу. Чем меньше одно, тем больше другое.

В руках кейнсианцев Кривая Филлипса превратилась в инструмент теории и практики борьбы с безработицей посредством инфляции. К тому времени кейнсианцы (главным образом, Джон Хикс) разработали изощренный математический аппарат. К нему привязали Кривую Филлипса. Вычисляли уровень безработицы, затем денежную зарплату, цены и, наконец, намечали предстоящие темпы развития преднамеренной инфляции.

Кейнсианская революция

«Общая теория» Кейнса увидела свет в 1936 г. В течение трех лет перед тем Кейнс непрерывно выступал с лекциями, популяризировал свои новые идеи в статьях. Свежеиспеченная книга продавалась по заниженной цене. Еще до того, как книга поступила в продажу, студенты Кембриджа заказывали ее ящиками.

Так или иначе, за какие-то лет десять теория и само имя Джона Мейнарда Кейнса завоевали в Британии, Европе и Америке умы и сердца огромного большинства экономистов (и не-экономистов тоже, включая Гитлера, что, впрочем, не следует переоценивать). Даже I том «Капитала» Маркса, имевший огромный успех по выходе в свет, не завоевал ученый мир так скоро (и никогда – до такой степени).

Есть много попыток в литературе объяснить столь феноменальный успех. Мы к этому вернемся в другом месте. Коротко: теория Кейнса была скроена ad hoc - для вмешательства государства в экономику в обстановке кризиса.

Довольно скоро кейнсианство заняло в науке господствующее положение. До того, что иному ученому могло быть стыдно признаться, что он в чем-то не согласен с мэйнстримом. А если такие вещи случались (а они случались), никто всерьез не принимал «диссидентов»

Абсолютное господство кейнсианства продолжалось тридцать лет.

Обвал кейнсианства, или немножко катастрофа

Есть свидетельство, что Хайек как-то спросил Кейнса, не опасается ли он, что его ретивые адепты станут злоупотреблять его советами о необходимости государственных расходов. Ну, я всегда смогу их одернуть, ответил Кейнс.

И умер в следующем году.

В середине 70-х гг. в США стали происходить странные вещи. Начался обычный спад, сокращалось производство, росла безработица. Необычным было то, что при этом стала расти инфляция. Появился термин стагфляция. Господствующая теория (кейнсианство, разумеется) не могла ни предвидеть такого оборота событий, ни объяснить его. Рухнула теория, которую накрутили вокруг Кривой Филлипса.

Оправдались худшие предсказания Хайека еще в 30-е годы, сказал Марк Блауг. Дж. Шэкл сказал, что теория Хайека оказалась «грозным предупреждением, на 40 лет опередившим свое время».

Гибель «Титаника»? Не тут-то было! Дыру тут же стали затыкать: это было не настоящее кейнсианство! Оказывается, это было «хиксо-кейнсианство». Знаменитый экономист женского полу Джоан Робинсон даже сказала, что это было «ублюдок-кейнсианство» (Bastard Keynesianism).

Возможно, возможно. Только где вы были раньше, господа хорошие? Почему-то до сих пор вас все устраивало, не так ли?

Стали вспоминать тогда, что еще раньше некоторые развивающиеся страны столкнулись с подобным явлением одновременного роста безработицы и инфляции. Советники же из кейнсианцев не хотели замечать вещей, которые не укладывались в их теорию. Вместо того чтобы честно сказать «я не знаю, что делать», упрямо советовали меры фискальной политики, исходящие из противоположности между безработицей и инфляцией.

Допустим, «Хикс вытеснил Кейнса», как стали вдруг говорить. Допустим, идеи самого Кейнса не доходили до использования Кривой Филлипса (она и на свет явилась, когда Кейнс его уже покинул). Но тогда: что это такое – «идеи самого Кейнса»?

То ли книга Кейнса содержит слишком много всякого (отчего в ней можно найти и то, и это), то ли слишком мало (отчего в ней не всегда можно найти ответ на новые вопросы). По всему выходит, что эта книга необходимо предполагает толкования. И потому нужны некоторого типа признанные экзегеты. Или, скорее, авгуры?

Один экономист в своей книжке, уже в 1997 г., даже употребил выражение «так называемый кризис Кривой Филлипса». То есть, что? Не было такого?

Короче, перед нами непотопляемая теория. Не возникает ли у читателя ощущения дежавю? Мы уже знали одно «вечно живое учение». Теперь, похоже, имеем еще одно.

Совсем свежий пример. Проф. Лоуренс («Ларри») Саммерс из Гарварда, глава группы экономических советников президента Обамы, на голубом глазу советовал наращивать государственные расходы ради создания «эффективного спроса». Когда из этого ничего не вышло, Саммерс покинул группу советников и вернулся в науку. Но взглядов своих не изменил.

Подкопы под мультипликатор

В Америке первым приветствовал кейнсианство Гарвард, который стал, и по сей день остается, твердокаменным его оплотом. В той же упряжке идут все (кроме Йельского, кажется) университеты Лиги Плюща.

Тем временем, давно уже существует целая традиция критики теории Кейнса. Здесь даже не стоит к этому подступаться. Расскажем только о критике в адрес мультипликатора.

Кейнс считал, что в США он, в среднем, равен 2,5. Нашлись ученые, которые стали вычислять мультипликатор для разных видов расходов на основе статистических данных. Такие попытки делает, в частности авторитетный макроэкономист (Гарвардского разлива!) Роберт Барро. К примеру, он оценил оборонные расходы страны на их пике в 1943-44 гг. величиной 540 млрд. долл. (в ценах 1996 г.). Это составило 44% от ВВП. За те же годы прирост ВВП составил 430 млрд. долл. Так что мультипликатор составил: 430/540, или 0,8.

Что это значит? Что оборонные расходы не увеличивали богатство страны, (как должно было быть при мультипликаторе больше единицы), а уменьшали. Барро объясняет, что оборонные расходы вызвали снижение других, не военных, слагаемых ВВП. Главным образом, понизились частные инвестиции, а также невоенные покупки государства и чистый экспорт. «Военное производство откачивало ресурсы от другого возможного использования, - заключает Барро. – Это был не мультипликатор, а, скорее, глушитель»[13].

Барро также измерял мультипликатор в зависимости от уровня безработицы. Он нашел, что с ростом безработицы этот показатель тоже растет и становится единицей при уровне безработицы в 12%.

Таким же образом Барро измеряет мультипликатор для других периодов и других видов расходов государства. В другой статье от 2009 г. (специально посвященной стимул-пакету Обамы) он изложил свои результаты так: «Доступные эмпирические свидетельства не подтверждают идею, что мультипликатор затрат типично превышает единицу. Так что программы-стимулы, скорее всего, увеличат ВВП на величину, меньшую, чем расходы государства. Мультипликаторы оборонных расходов превышают единицу только при очень высоком уровне безработицы, а невоенные мультипликаторы, вероятно, меньше. Однако, есть эмпирическое подтверждение того, что снижение налогов увеличивает ВВП».[14]

Это эмпирика. Но объяснить теоретически, почему такое происходит, пишущий эти строки пока не берется. Могу только предположить, что, в основном, цепочка доходов (как она описана выше), не есть увеличение реального дохода, а просто трансферт (transfer). Богатство страны не прирастает, только перемещается из рук в руки. Например, денежный перевод от А к Б есть трансферт. Б стал богаче, на сумму перевода, но А стал беднее на ту же сумму. Если А купил машину и подарил ее В, это тоже трансферт. Другие примеры трансферта – операции по обмену валюты, а также многие виды перечисления денег с одного счета на другой. Такие операции не увеличивают реальное богатство страны. При расчетах ВВП трансфертные расходы-доходы исключаются.

Повторяю, это пока только моя догадка. Как считать, если житель России получает от американского дядюшки перевод в сумме 1000 долл.? По-видимому, реальный ВВП России увеличится на 1000 долл. Но дальнейшая цепочка денежных перемещений (если не пойдет на инвестиции), видимо, будет трансфертом.

В заключение упомянем о монетаризме. Здесь сразу вспоминается имя Милтона Фридмена. Еще с 50-х годов началась титаническая борьба монетаристов против кейнсианства. Их никто не слушал. Понадобилась самодискредитация кейнсианства в 70-е годы, чтобы идеи монетаристов стали приниматься всерьез. Но это – уже совсем другая тема.

***

Не будь в Британии столь серьезного экономического кризиса в 20-30 гг., возможно, теория Кейнса выглядела бы несколько иначе. Особенно в той части, где она настаивает на необходимости расходов государства ради стимулирования совокупного спроса. А одной из главных причин того кризиса несомненно явилась ошибка, с которой мы начали статью. Можно ли сказать, что кейнсианством, какое оно есть, мы обязаны Уинстону Черчиллю? Ну, в известной степени...

Послесловие: а была ли ошибка?

Итак, мы знаем, что в процессе исторического обеда у Черчилля спорили две стороны. Условно: Кейнс против чиновников Казначейства. Последние руководствовались мнением Банка Англии. Это немаловажно, так как Банк Англии – учреждение старинное и весьма солидное, а руководят им, как правило (или даже без исключения), люди очень знающие и очень опытные. Они вполне могли понять доводы Кейнса, но не сочли их убедительными.

Понятно, что решение свое Черчилль принял не экспромтом за обеденным столом. Через несколько дней, 28 апреля 1925 года, он выступил в Парламенте с бюджетной речью, где, в том числе, объявил о возврате к золотому стандарту. На следующий день «Нью-Йорк Таймс» сообщала, что речь Черчилля была принята на ура, в кулуарах называли ее «прекрасной» и говорили, что она подтвердила его репутацию великолепного оратора.

В частности, Черчилль сказал, что самоуправляющиеся доминионы Империи (Австралия, Новая Зеландия...) уже возвращаются или собираются вернуться к золотому стандарту. Поэтому вся Британская Империя будет действовать заодно. Федеральный Резерв США выделяет 200 млн. долл. и еще 100 млн. обещает банк Дж. П. Моргана. Успех предлагаемых мероприятий оживит международную торговлю и т.д. Кстати, военные потери торгового флота Великобритании были возмещены довольно скоро после войны.

В 1920 г. паритет фунта составлял 3,40 долл. С тех пор фунт немного поднялся и продолжал подниматься. То есть, динамика была обнадеживающей.[15] Но было еще далеко до предвоенного уровня 4,87 долл. за фунт. При таком разрыве ценности официальной и рыночной, британцам было бы выгодно обменивать фунты на доллары или золото [16] и покупать у британских конкурентов заграницей. А тем, у кого было золото или доллары, также было бы выгодно покупать товары у заграничных конкурентов. Собственно, все это и произошло в жизни.

Потому что цены в Британии были слишком высоки. Предметами британского экспорта, который имел важнейшее значение для британской экономики, были уголь, текстиль и иные продукты обрабатывающей промышленности. По некоторым оценкам, британские цены должны были снизиться не менее чем на 10%, чтобы их товары стали конкурентоспособными.

Но почему было так важно вернуться именно к довоенному паритету фунта стерлингов? Наверное, у тех, кто отстаивал такое решение, были какие-то свои соображения? Мы знаем доводы contra, но не знаем еще о доводах pro.

Почему?

Здесь два вопроса: почему нужен золотой стандарт вообще и почему важен был довоенный уровень.

Исторически (чтобы не углубляться слишком далеко в прошлое), деньгами были золотая, серебряная и медная (мелкая) монета. Частные банки могли выпускать свои денежные заменители – бумажные банкноты. Их принимали при условии, что всегда можно обменять их на золото-серебро.

В 1694 г. правительство короля Вильгельма III одобрило создание Банка Англии (в следующем году – Банка Шотландии) с правом выпуска банкнот. Оба банка были частными. Так сложилось, что основной золотой монетой была гинея, равная 21 шиллингу (название произошло от Гвинеи, откуда ввозили в Англию золото).

Во время Наполеоновских войн банкноты Банка Англии стали законным платежным средством с плавающим курсом относительно золота. В 1817 г. гинею заменил соверен, равный 20 шиллингам. В 1844 г. известным Актом Роберта Пиля был установлен «классический» британский золотой стандарт, сохранивший хождение золотых и серебряных монет. К концу века золотые монеты стали недоступны публике, оставаясь в хранилищах банков. В обращении оставались мелкие (не золотые) монеты, но основой денежного обращения стали банкноты. Такой тип золотого стандарта называют золотовалютным стандартом (gold-exchange standard). С началом войны 1914 г. золотой стандарт фунта был приостановлен.

Перед войной Британия владела 40% всех заморских инвестиций, а к концу войны страна была должна 850 млн. фунтов, в основном, США. При этом на выплату процентов уходило 40% всех государственных расходов. В такой обстановке, возврат к золотому стандарту представлялся средством восстановить стабильность британской валюты (к последнему призывал и Кейнс).

Институт золотого стандарта имеет чрезвычайное значение. В эпоху бумажных денег он служит средством контроля бумажной эмиссии и, следовательно, предохранителем от инфляции. Поэтому в условиях войны, когда требуется слишком много денег, его приостанавливали. Но для восстановления экономики, особенно такой, которая столь сильно зависит от международной торговли, необходима устойчивость валюты и доверие к ней как в стране, так и заграницей.

Мир доверял британской денежной политике и денежной системе в начале 20-х, как привык доверять веками. Такое доверие дорогого стоит, когда речь идет о займах и кредитах. Для успешных операций на мировом рынке британскому бизнесу необходимы были зарубежные кредиты. Ожидалось довольно быстро, в течение двух-трех лет, сделать довоенный паритет реальным. А с этим – будет расти экспорт, и пойдет оживление экономики.

Совершенно необходимо было снизить внутренние цены. Для этого нужно снизить издержки производства, что могло быть сделано путем приведения оплаты рабочих к уровню спроса и предложения рабочей силы на рынке труда. А для этого нужна была решимость государственных деятелей. И последнее стало критическим моментом. В условиях всеобщего избирательного права непросто пойти на «непопулярные меры».

К 1925 г., благодаря профсоюзам, зарплата рабочих была уже завышена. Отсюда высокий показатель безработицы. Когда хозяева вынуждены повышать зарплату выше уровня спроса и предложения рабочей силы, они вынуждены также увольнять часть рабочих. Везде, и в США, в том числе, завышение оплаты труда (даже законодательное повышение только минимальной зарплаты) увеличивает размер безработицы. Профсоюзы это не заботит. Кстати, речь идет именно о номинальной – денежной – зарплате.

И тут важна была решимость государства. Нужно было официально объявить о намерении восстановить свободный рынок труда. Эта мера позволила бы снизить цены во множестве отраслей, повысить конкурентоспособность множества производств, занять определенное число безработных (которым пока нужно давать пособие), увеличить производство, повысить уровень налоговых поступлений. В таких условиях (утверждают специалисты) даже валютные спекуляции частных лиц оказывают благотворное и сильное воздействие.[17]

Приходится говорить обо всем в сослагательном наклонении, потому что в жизни все произошло не так. Уже в следующем году ударили профсоюзы шахтеров.

Шахтовладельцы хотели понизить зарплату шахтеров. В ответ, профсоюз рабочих угольной промышленности объявил стачку.

Шахтовладелец. Рисунок из профсоюзной газеты

Всеобщая забастовка 1926 года

В дни всеобщей стачки

Когда переговоры профсоюза с хозяевами окончились ничем, Генеральный Совет профсоюзов объявил всеобщую стачку 3 мая 1926 г. Бастовали водители автобусов, докеры, железнодорожники, печатники, строители, электрики, рабочие химической промышленности... Встали транспорт и энергоснабжение. Снабжение продовольствием обеспечивали воинские части.

В эти дни усилилась антикапиталистическая и откровенно революционная пропаганда. От Лондона до Глазго происходили стычки рабочих с полицией. Случались акты насилия против добровольцев, которые откликнулись на призыв правительства ради организации снабжения населения едой и предметами первой необходимости. Обстановка в стране накалялась.

Была создана правительственная «Бритиш газет», редактором которой стал Черчилль. Он решительно осудил действия профсоюзов, заключив: «Накормить нацию гораздо труднее, чем угробить ее». Но он был всего только министром финансов.

Танки на улицах Лондона во время всеобщей стачки 1926 г.

Всеобщая забастовка длилась девять дней. Считается, что она ничего не добилась. Но это лишь то, что касалось поддержки шахтеров. Они еще бастовали до осени, а потом приняли понижение зарплаты на 10-13% и удлинение рабочего дня с семи до восьми часов.

Однако правительство было напугано ростом революционных настроений. Словами Черчилля: «Если этому конфликту позволить продолжаться, все может кончиться ниспровержением парламентского правления». Был принят закон, запрещающий всеобщую забастовку и «забастовки сочувствия». Это было все, что ограничивало разрушительные возможности профсоюзов.[18] Критический вопрос – о возврате к рыночному установлению цены труда – решен не был.

Следствием завышенных производственных расходов становятся рост цен и усиление проблем с конкурентоспособностью заграницей, а значит, ущерб экспорту. Каким бы медленным ни был рост Британской экономики, он был вообще приостановлен. Началась реальная стагнация. Безработица в 20% возникла к 1931 году не из-под земли.

И конечно, профсоюзная и социалистическая пропаганда во всех бедах обвиняла капитализм.

Такого государственного деятеля, который мог бы решиться на укрощение профсоюзов, в Британии не нашлось. Не было тогда Маргарет Тэтчер. Вся идея восстановления довоенной ценности фунта и скорого подъема экономики страны, как говорится, накрылась медным тазом.

Опубликованные позже дневники Беатрис Вебб говорят, что в эти дни даже Сидни Вебб кричал по адресу Генерального совета профсоюзов: «Свиньи! Свиньи! Свиньи!». Правда, кричал у себя дома.

В итоге началось то, что началось. И что продолжалось.

Понимали ли эксперты Банка Англии, что происходит на рынке труда? Наверняка Кейнс акцентировал этот момент во время того обеда - это был одним из главных его доводов против золотого стандарта. Каковы были их резоны к тому, чтобы пренебречь зловещими признаками?

Ответы на такие вопросы требуют отдельного исследования. Едва ли велись протоколы обсуждения за обедом у Черчилля. Существовал документ – меморандум Казначейства, о котором мы упоминали. Там, видимо, все было сказано. Наверное, этот документ где-то существует.

Великий Черчилль

А перед судом истории не очень важно, почему просчитались эксперты. Все сводится к вопросу: кто принял решение? Лет шестнадцать спустя, Черчилль назвал решение от 1925 года «своей самой большой ошибкой». Он не привык прятаться за чужие спины.