Номер 4(29) - апрель 2012
Александр Лейзерович

Александр Лейзерович Баллада о Големе

При короле Рудольфе и его королеве

Поселился в Праге мудрый раввин Леви...

- это начальные строки «Баллады о Големе» замечательного чешского поэта Витезслава Незвала (1900-1958). «Баллада...» была опубликована посмертно в сборнике стихов  «Неоконченное» и по праву может быть названа в числе лучших произведений поэта. Однако ни в одном издании «Избранного» Витезслава Незвала на русском языке вы этого стихотворения не найдёте. Если не считать коротенькой подборки «Из чешских поэтов (переводы 60-х годов)» в альманахе «Поэзия» № 8 (Сан-Хосе, 2001), впервые оно было опубликовано по-русски в моём переводе в книге «Витезслав Незвал. “Удивительный кудесник” чешской поэзии в русской литературе», изданной Всероссийской гос. библиотекой иностр. лит-ры им. М.И. Рудомино в Москве в 2007 году.

Портрет Рудольфа II работы Ганса фон Аахена

Портрет Рудольфа II работы Джузеппе Арчимбольдо

Для начала, наверно, стоит дать некоторые комментарии. Король Богемии Рудольф II (1552-1612), из дома Габсбургов, сын императора Священной Римской империи Максимилиана II и внук императора Карла V,  в ноябре 1575 года, после смерти отца, в свою очередь получил императорскую корону. В 1584 году он перенёс свою постоянную резиденцию в Пражский Град. Рудольф II был просвещённым правителем и охотно приглашал к своему двору именитых европейских архитекторов, художников (в том числе Джузеппе Арчимбольдо, написавшего его знаменитый портрет в образе этруского бога садов Вертумна), философов, врачевателей, алхимиков, астрономов и астрологов, в том числе Тихо Браге и Иоганна Кеплера...

Статуя рабби Лёва работы Ладислава Шалоуна в Новоместской ратуше Праги

Надгробье рабби Лёва и его жены на Старом еврейском кладбище Праги

Одной из самых ярких, незаурядных фигур рудольфинской Праги был рабби Лёв - Иегуда Лёв бен Бецалель (1525?-1609), вошедший в иудаику как Махарал-ми-Праг, то есть Махарал из Праги (Ма-Ха-Рал – ивритский акроним от Морейну ха-Рав Лёв, Наш Учитель Рабби Лёв). Сохранилось его надгробие на Старом еврейском кладбище Праги. Прямой потомок царя Давида (в 93-м колене), он был автором многочисленных сочинений философского и теологического характера. В 1553 году рабби Лёв был избран главным земельным раввином Моравии, а с 1583 года стал верховным раввином Праги. Император Рудольф II неоднократно приглашал его к себе и сам бывал у него в гостях, обсуждая проблемы оккультизма, алхимии, знакомясь с началами Каббалы. Вместе с банкиром Мордехаем Майзелем, одалживавшим  немалые суммы императору, равви Лёв добился у Рудольфа II подтверждения былых прав пражских евреев и подписания новых гарантий в их защиту. Однако со временем наиболее широкую известность имя рабби Лёва приобрело как легендарного создателя Голема - вылепленного из глины гигантского существа, наделённого необыкновенной силой и предназначенного его создателем как для выполнения работ по дому, так и, при необходимости, для защиты жителей еврейского квартала от нападений. Само слово “голем”, по-видимому, произошло от ивритского “гелем”, означающего необработанный сырой материал или просто глину,  земной прах.

Голем со своим создателем

Для приведения  Голема в действие нужно было вложить ему в рот “шем” – табличку (или, по другим источникам, листок пергамента – в специальное отверстие во лбу) с магическим шифром, содержащим имя Бога. Голем не нуждался ни в пище, ни в отдыхе, но каждую пятницу с наступлением шабата, хозяин обездвиживал Голема, вынимая шем и превращая тем самым гиганта в неподвижного гляняного истукана, а в субботний вечер рабби Лёв снова оживлял Голема, вставляя шем. Но вот однажды в пятницу, торопясь на вечернюю службу в синагогу, рабби Лёв запамятовал “отключить” Голема. Не успел он завершить чтение молитвы, как прибежали испуганные соседи с криком, что Голем взбунтовался, круша всё вокруг себя. Рабби Лёв поспешил домой и увидел там картину полного разрушения и Голема, пошедшего, что называется, “вразнос”. Поскольку рабби Лёв не успел прочесть вечерней молитвы до конца, для него тем самым суббота ещё как бы не наступила, и выполнение работы, даже такой ничтожной, как вынуть шем, не было запретно. Рабби Лёв подступил к Голему, извлёк шем из его рта (или лба?), и больше никогда уже не оживлял своего глиняного слугу. Говорят, что на чердаке Староновой пражской синагоги, древнейшей из сохранившихся в Центральной Европе, можно, хорошенько порывшись, найти обломки Голема.

История об императоре Рудольфе II и рабби Лёве, включая легенду о Големе, впервые зафиксированную уже в начале XVII века, была пересказана чешским писателем Алоисом Ирасеком (1851-1930) в его книге «Старинные чешские сказания». Легенда о Големе послужила литературной основой мистического романа «Голем» австрийского писателя-экспрессиониста Густава Майринка (1868-1932), многие годы жившего в Праге. Роман был дважды экранизирован; позже появилось ещё несколько фильмов, эксплуатирующих ту же тему, хотя при этом произошло и некоторое слияние сюжетов Голема и Франкенштейна. Весёлым исключением явился снятый в 1951 году в Чехословакии Мартином Фричем очень популярный в своё время фильм «Пекарь императора» с Яном Верихом в обеих заглавных ролях. Мне кажется несомненным, что легенду о Големе держал в уме Карел Чапек (1890-1938), создавая пьесу «R.U.R.» (1920), откуда во все языки мира вошло придуманное им слово “робот” (R.U.R. расшифровывается как “Россумские универсальные роботы”). Если бы эта пьеса не была написана, то, наверно, сегодня для обозначения тупых, лишённых разума человекоподобных механизмов, далеко, однако, превосходящих человека в его физических возможностях, мы использовали бы слово “голем”. В повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу» (1964) даётся дефиниция: “Голем – один из первых кибернетических роботов, сделан из глины Львом Бен Бецалелем...” В 1973 году Станислав Лем написал рассказ «Голем XIV», и в настоящее время Голем и големоподобные создания стали расхожими персонажами произведений фантастики. Голем фигурирует в эпизоде романа Умберто Эко «Маятник Фуко» (1988). Стихотворение Хорхе Луиса Борхеса «Голем» (1958) из книги «Иной и прежний» описывает его как обречённую на неудачу попытку воссоздания человека:

...Ошибся ль мастер в написаньи Слова,

Иль было так начертано от века,

Но силою наказа неземного

Остался нем питомец человека.

Двойник не человека, а собаки,

И не собаки, а безгласной вещи,

Он обращал свой взгляд нечеловечий

К учителю в священном полумраке...

.. Творец с испугом и любовью разом

Смотрел. И проносилось у раввина:

“Как я сумел зачать такого сына,

Беспомощности обрекая разум?

Зачем к цепи, не знавшей о пределе,

Прибавил символ? Для чего беспечность

Дала мотку, чью нить расправит вечность,

Неведомые поводы и цели?”

В неверном свете храмины пустынной

Глядел на сына он в тоске глубокой...

О, если б нам проникнуть в чувство Бога,

Смотревшего на своего раввина!

Перевёл с испанского Б. Дубин

Автопортрет В. Незвала с обложки книги «Удивительный кудесник чешской поэзии в русской литературе». Изд-во «Рудомино», М.: 2007

Витезслав Незвал. Шарж А. Гоффмейстера

Стихотворение Витезслава Незвала «Баллада о Големе» было написано, по-видимому, в 1957 году и несёт на себе явственный отпечаток своего времени. “Оттепель”, начавшаяся после смерти Сталина и “осуждения культа личности” на ХХ съезде КПСС, во многом изменила атмосферу общества не только в Советском Союзе, но и в Чехословакии и других европейских так называемых “странах социалистического лагеря”, породив множество радужных надежд и иллюзий. Наверно, не меньше иллюзий возникло и в связи с появлением в 50-е годы первых опытно-промышленных атомных электростанций (АЭС), обещавших человечеству почти что неограниченный источник энергии для использования “в мирных целях”. Ничто не предвещало опасности и даже самой возможности чернобыльской катастрофы, до которой оставалось ещё почти тридцать лет, или трагедии АЭС Фукусима-1 ещё через четверть века. Сказался и счастливый сангвинический характер самого поэта, его оптимистическое восприятие жизни. Натура поэта отлично передана в дружеском шарже Адольфа Гоффмейстера.

В «Балладе о Големе» имя его создателя претерпело крохотную трансформацию – рабби Лёв стал раввином Леви, превратившись из исторического персонажа в некую обобщённую фигуру учёного. Понятно, что, хотя стихи Незвала много и успешно переводились на русский язык и широко издавались в СССР, но «Баллада о Големе» никогда по-русски не печаталась. Я перевёл её почти на самом исходе “оттепели”, в начале “пражской весны”, когда многие иллюзии ещё сохраняли свою силу, да и сам я как раз подключился к работам, связанным с атомной энергетикой. Сейчас стихотворение это кажется во многом наивным, но, по-моему, продолжает сохранять своё обаяние.

Да, кстати: упомянутые в стихотворении Джулиус Розенберг и его жена Этель – американцы, обвинённые в шпионже в пользу Советского Союза, передаче СССР секретов атомной бомбы и казнённые в 1953 году на электрическом стуле. Сейчас обоснованность предъявленных им обвинений вряд ли у кого вызывает сомнения, хотя в те времена очень многие, включая Незвала, напрочь не верили этим обвинениям. Вместе с тем, реальная вина Розенбергов явно не соответствовала суровости приговора. Теперь это уже давняя-давняя история, требующая специальных комментариев и разъяснений. Хотя, может быть, для восприятия самих стихов они и необязательны.

БАЛЛАДА О ГОЛЕМЕ

 

При короле Рудольфе и его королеве

Поселился в Праге мудрый раввин Леви.

В старых книгах и хрониках

                              вы, наверно, прочтёте,

Что при короле Рудольфе

                                 наука была в почёте

И по его повелению заселялись Градчаны

Астрóномами и философами,

                                 алхимиками и врачами.

Пока королевским приказам

                               учёные были послушны,

Жили, как у Христа за пазухой,

                                          не надо лучше –

Купались в вине и пиве,

                                    вдоволь ели и пили,

Пока у капризного деспота

                             не попадали в немилость.

Тогда о них забывали,

                           в список вносили чёрный,

И не один из учёных

                 был рад, если спасся хоть голым…

Тогда-то раввином Леви был создан Голем.

Долго раввин работал, долго лепил и клеил,

Пока гигантского робота

                             не сделал искусный Леви.

Прошли с той поры столетья,

                                 годы мелькали длинно –

Доселе мы удивляемся глиняному исполину.

Дивимся не мощным голеням,

                           мышцам, плечам и рёбрам –

Дивимся тому, что Голем

                            был послушным и добрым.

У Голема тусклые очи, плоские нос и уши,

Но своему господину

                        Голем всегда был послушен.

Тайному заклинанию повиновался Голем,

И улыбался Леви, созданьем своим доволен.

Но вдруг взбунтовался Голем,

                                     Леви утратил власть –

Вылетели в окнах стёкла, земля затряслась…

Леви, послушайте, Леви! Это ж невыносимо!

Что понаделал Ваш Голем там, в Хиросиме?

Кто выкрал у Вас заклинанья?

                                        Чьи слушал он голоса?

Не говорите, что Голем всё это сделал сам…

За Вашей вчерашней тайной столько бегали.

За что же казнили

                     невинных ни в чём Розенбергов?

Не уберегли Вы тайны, старый мудрый Леви…

Встала планета в страхе, встали люди в гневе.

В глиняном черепе Голема - злая тупая сила…

Повалили Голема, руки ему скрутили –

Леви, нашего слова должен слушаться Голем!

Скованные мускулы Голема

                                           рождают электрополе,

Растут города под радугой,

                         под радостный грохот грома…

Такие города и не снились

                               королю Рудольфу Второму.

Перевёл с чешского А. Лейзерович

 


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2533




Convert this page - http://7iskusstv.com/2012/Nomer4/Lejzerovich1.php - to PDF file

Комментарии:

Марк Фукс
Израиль, Хайфа - at 2012-05-01 16:09:53 EDT
Рад Вашему рассказу.
Действительно не читал у В. Незвала о «Големе».
Вы провели меня по улочкам Иозефова, погрузив в особую ауру старой Праги. Спасибо и за повествование и за иллюстрации к нему.
Интересно, что, попав в Израиль, я столкнулся с определением еще незапрограммированного контроллера – «Голем». «Хомер гелем» на иврите – «сырье». «Големом» также на профессиональном сленге называют пирог без начинки, помещаемый на ленту конвейера для обозначения конца определенной серии изделий.
Еще раз благодарю.
М.Ф.

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//