Номер 6(31) - июнь 2012 | |
Юрий Иваск и благодать поэзии
…А выше
благодать поэзии Мандельштама. Так я понимаю мое дело Юрий Иваск Юрий Павлович Иваск родился 1 сентября 1907 года в Москве, в 1920 году вместе с родителями переехал в Эстонию, сначала в Ревель (Таллин), а потом в Юрьев (Тарту). По окончании юридического факультета Юрьевского университета работал налоговым инспектором в Печерском районе. Участник таллинского «Цеха поэтов», один из основателей журнала «Русский магазин», где печатались А.Ремизов и Б.Поплавский. Об этом времени он отзывался так: «…Не было старших руководителей, мэтров. Им не мог стать Северянин, а я с ним встречался. До всего надо было доходить своим умом (правда, не одному, а с приятелями). Я ведь знал наизусть стихи Бальмонта, Волошина, Гумилева… Начиналось царствие Блока, но понемногу под него “подкапывалось” обаяние Осипа Мандельштама. Будто бы хорошо его читал…»[1]. Юрий Павлович Иваск Во время визитов в Париж, познакомился с
М.Цветаевой (с которой переписывался), З.Гиппиус и Д.Мережковским. В литературе
имеются указания и на коллаборационистское прошлое Иваска во время войны[2], но
сам он утверждал, что, как и большинство прибалтийских немцев, был вывезен в
Германию еще до начала войны. Поступив на отделение славистики Гамбургского
университета, он проучился там до 1949 года, когда эмигрировал в США и начал
свою академическую карьеру в Гарварде. В 1955 получил гражданство США и защитил
в Гарварде диссертацию на тему «Вяземский как литературный критик». Одно время
(в 1953-1958 гг.) редактировал нью-йоркский журнал «Опыты»; в 1953 году в
издательстве имени Чехова выпустил антологию эмигрантской поэзии («На Западе.
Антология русской эмигрантской поэзии»). Преподавал русскую литературу во
многих американских университетах – Калифорнийском, Беркли (1956), Канзасском
(1956-1960), штата Вашингтон, Сиэтл (1960-1968), Вандербилт (1968-1969). Его
последней станцией и приютом стал Амхерст в штате Массачусетс: здесь он
проработал в 1969-1977 гг. и вышел на пенсию. Здесь и умер – 13 февраля 1986
года. Не счесть его статей, эссе и рецензий – на
самые разные темы и книги. Мандельштам был, бесспорно, его любимым поэтом, что
щедро отражалось и в его публикациях, и в его переписке. Статья Иваска «Дитя
Европы» была помещена в качестве вступительной в третьем томе собрания
сочинений О.М. (1969). А еще, как выясняется, и одной из целей
одного необычайно интересного и оригинального историко-литературного проекта,
названного им одним, но емким словом – «Акмеизм». 1950-е и начало 1960 годов – это время не
только открытия и издания мандельштамовских текстов, но и время такого же
открытия (буквально!) и освоения его биографии, о которой на Западе было
известно на удивление мало. Претенциозные пошлости и фантазии эмигрантских
мемуаристов 1950-х гг. (прежде всего Сергея Маковского и Георгия Иванова)
были возможны только в информационном вакууме Холодной войны. Слишком многое
оставалось загадочным и неизвестным и слишком высоки были незримые «берлинские»
и иные стены, возведенные между Западом и Востоком, чтобы накопление и
осмысление знаний шло нормальным и естественным путем. В самом конце 1950-х гг. Иваск, в то
время профессора Университета штата Вашингтон в Сиэтле, одним из первых
осознал, что и на Западе были свои «целинные земли», свои информационные
заповедники и что их тоже надо осваивать и изучать. И тогда в его голове зародилась
идея проекта «Акмеизм». Он задумал ни много ни мало «фольклорную
экспедицию» или, как нынче принято говорить, «Oral History Project».
Предполагалось записать на магнитную ленту серию интервью с русскими литераторами-эмигрантами
в Европе, причем предметом разговора должны были стать акмеизм, акмеисты, круг
журнала «Аполлон», первого и второго Цеха поэтов и т. д., а также
эмигрантская литература в целом. Приветствовалась и запись авторского чтения
интервьюируемыми их стихов. Проект «Акмеизм» был одобрен летом 1959 и
осуществлен летом 1960 года[3]. На
протяжении почти трех месяцев – с 11 июня по 7 сентября – Юрий Иваск находился
в Европе и посетил Париж (здесь на протяжении одного месяца ему помогал другой
участник проекта – профессор Университета штата Индиана Уолтер Викерли), Мюнхен,
Базель, Стокгольм и Ниццу. Была сделана в общей сложности 21 запись
интервью с 16 «респондентами». Ими были: во Франции – С.Маковский, А.Трубников,
граф А.Зубов, Г.Адамович (несколько интервью), А.Элькан, И.Одоевцева-Иванова,
Ю.Терапиано, Ю.Ржевский, В.Вейдле, В.Злобин, Б.Зайцев, Ю.Газданов, в Германии –
Ф.Степун и Й.фон Гюнтер, в Швеции – С.Риттенберг. Кроме того 15 русских поэтов
и прозаиков – Г.Адамович, Ю.Анненков, Л.Червинская, И.Чиннов, А.Элькан,
В.Корвин-Пиотровский, Г.Маковский, В.Мамченко, И.Одоевцева-Иванова,
К.Померанцев, С.Прегель, Г.Раевский (Оцуп), Ю.Терапиано, А.Величковская и
В.Злобин – записали свои произведения на магнитную ленту для будущей «Антологии
эмигрантской поэзии и прозы». И.Одоевцева написала об этом начинании заметку в
«Русской мысли»[4]. На протяжении всей поездки Иваск вел дневник:
собранные материалы виделись ему основой исследования об акмеизме и акмеистах. В
отчете о проекте говорится и о намеренье продолжить эту работу и взять интервью
еще и у таких, живущих в Америке, авторов как Н.Берберова, А.Лурье, Г.Струве,
И.Елагин и др. Весомая часть уже собранных материалов экспедиции, – в том числе
некоторые расшифровки отдельных бесед, – находятся в архиве Центра Русских
исследований в Амхерст-колледже в штате Массачусетс[5] и
была опубликована Н.Богомоловым последовательно в 2003, 2008 и 2010 гг.[6]
Дополнения будут возможны только после обнаружения магнитофонных бабин. В амхерстском[7]
архиве Иваска хранится письмо от Н.Я.Мандельштам (коробка 15, папка 43). Оно
написано черной шариковой ручкой, на бумаге в клеточку, вырванной из тетрадки
на спиральках. Его, судя по всему, переслал Иваску Н.А.Струве, в архиве
которого есть ксерокопия этого письма (по ней, очевидно, он и опубликовал само
письмо в «Третьей книге» Н.Я.Мандельштам[8]). Вот
его полный текст:
Милый
Юрий Павлович!
Очень
была рада получить от Вас весточку. Сейчас О.М. есть в огромном количестве
экземпляров – ксерокопии, конечно. Вы считаете вершиной О.М. «Венецию». Он
считал центром «Стихи о неизвестном солдате». Я их не позволила напечатать в
советском издании, потому что Харджиев (редактор) хотел тиснуть без последней
строфы («И в кулак зажимая истертый…»). Дурак и скотина – я из Воронежа
привезла ему рукопись (моей рукой), когда этой строфы еще не было… Советские
издания ужасны. У Харджиева переставлено в «Камне» 44 стихотворения. Он не
понимает, что «книга» – это целостная форма. Предлагал мне уничтожить все в
архиве, что не подходит под его концепцию. К счастью, я вырвала у него архив –
он уже на западе. Иначе его бы уничтожили.
Жаль,
что нам не суждено встретиться и поговорить. Но я уже стара. Жизнь идет к
концу…
Надежда Мандельштам
Я –
церковница (еврейка, православная в 3 поколении) и верующая. Благослови Вас
Боже. Привет Тамаре Георгиевне[9]. Надежда Мандельштам Далее, на отдельных листах, – пояснения Иваска (есть ранняя и
поздняя редакции):
Это
письмо Надежды Яковлевны было написано осенью 1976 г. и передано мне одним
из моих друзей, посетивших ее в Москве.
С
Н.Я. я не встречался. Во Второй книге воспоминаний, изданных в 1972 г.,
она отнеслась ко мне насмешливо.
Н.Я.
цитирует из очерка Осипа Мандельштама Слово и культура (1921 г.): «"Трава
на петербургских улицах – первые побеги девственного леса, который покроет место
современных городов… Наша кровь, наша музыка, наша государственность – все это
найдет свое продолжение в нежном бытии новой природы…". Как мог наивнейший
Иваск принять эти слова за утопию о будущем братстве? Чье братство – деревьев,
камней, слоев земли? Ведь в этой статье – тут же – говорится о земле без
людей» (Вторая книга, стр. 131).
Здесь
Н.Я. имеет в виду мой очерк о Мандельштаме «Дитя Европы» (Собр. сочинений
Мандельштама, том III-ий, 1969): «Может быть, утраченное единство "арийцев"
(Европы) было для него (Мандельштама) залогом будущего братства в "утопическом
царстве" "новой природы Психеи" (Слово и культура) или "на
святых островах", где "скрипучий труд не омрачает неба"» (1919 г.)»
Готов
повиниться в том, что неправильно истолковал статью Мандельштама Слово и
культура. Отмечу лишь, что вообще исторический пессимизм, всякая
апокалиптика были ему чужды… Далее следует еще одна фраза, но не на
машинке, а от руки, и прочесть ее не представляется возможным. Считается, что одновременно с этим письмом,
Н.Я. прислала Н.Струве еще одно (оба сохранились в виде ксерокопии в архиве
самого Н.Струве)[10]:
Милый
Никита! Отправьте бумаги в Принстон или Иваску: Мазачузетс, город Амхерст. Надо
это сделать. Я не хочу Франции. И я имею на это право.
Надежда Мандельштам. В архиве самого Н.А.Струве оба эти письма – в
виде ксерокопии, объединены на одном листе. Между письмами, рукой Струве,
приписка, относящаяся, видимо, к письму Н.Я. к Иваску: «Оригинал у А.Н.Небольсина»[11]. Несколько слов и о датировке письма. Та, что
дана Н.Струве при первой публикации и которую, похоже, повторяет Иваск в своем
«комментарии», а именно: «осень 1976», едва ли верна, если только исходить из
одновременности писем Н.Я. к нему и к Ю.Иваску: ведь сам архив О.М. уже в июне
1976 года был в Принстоне. Более вероятной датировкой представляется «начало
1975», поскольку воля Н.Я. насчет передачи архива в Принстон еще достаточно
расплывчата[12]. Это письмо Н.Я. было Иваску хорошо известно.
Не без гордости он интерпретировал его как желание Н.Я. подарить свой архив
лично ему, Иваску, о чем он пишет в письме к А.В.Бахраху, датируемым концом
февраля 1981 года, Иваск отозвался о нем так: Великая НЯМ назвала меня в Восп<оминания>х наивным Иваском. Но
года 4 т<ому> назад ее посетил мой лучший друг в США и, через свое
обаяние, заразил моим… Она передала ему письмо – объявила меня хранителем всего
пересланного лит<ературного> наследия ОЭМ, но оно оказалось в Принстоне и
я туда иска не предъявлял. Там все лучше сохраняется. А письмо, м.б., и
опубликую. В восприятии Иваска О.М. был одновременно
святомучеником и апостолом мировой культуры. В одном из писем к А.В.Бахраху
(1978) он излагал это так: «…Мандельштам
звезден как Давид и Дант. Хотя не мог написать Псалмов и Божеств. Комедию. В
этом виновата наша эпоха, а не Мандельштам…»[13]. В
другом письме к тому же адресату (от 15.10.1979) он формулировал еще
категоричней:
…А
выше благодать поэзии Мандельштама. Так я понимаю мое дело. Очень высоко ставя поэзию Г.Иванова, Иваск
проводил четкую черту между ним и О.М.:
О
значении Мандельштама и Георгия Иванова спорить не хочу, но я уже давно, и не в
частной беседе, провозгласил, как Папа ex cathedrale[14]: первый – maestro
divino – великий поэт, а второй очень большой. В этом считаю себя непогрешимым. (недатированное письмо к А.Бахраху, 2-я
пол. 1980). Эволюцию своего отношения к О.М. Иваск
характеризовал так:
В
30-х гг. и я думал, что Мандельштам – только для поэтов и даже (увы) в 50-х. Но
вот доходяги чертили его стихи на барачных стенах. Его воронежские стихи учат
наизусть все высшие математики в Москве. (письмо Бахраху от 23 июля 1981 года). Мандельштама Иваск считал продолжателем
традиции гуманистов в мировой и русской культуре. В письме к А.Бахраху от 25
июля 1979 года он объяснял это так: гуманист – это
…образованный
человек, с ориентацией на светскую культуру, в особ<енно> классическую.
Впервые реализовался в Петрарке. <…> В России, с разными поправками,
можно назвать гуманистом Пушкина. Далее – это Мандельштам – и гуманист, и
христианин. <…> После 1907 г. русское образованное общество (уже не
интеллигенция…[15])
шло к гуманизму, уже не безбожному, а божному и к культуре. Помешали проклятые
большевики. Отождествляя при этом культуру и христианство, Иваск. На чем Ю.П.Иваск (как, впрочем, и Г.П.Струве)
решительно настаивал, так это на истинном православии О.М. и Н.М. Откликаясь на
смерть и похороны Н.М. он писал А.В.Бахраху 16 января 1981 года:
…Была
НЯМ, иногда злющая, истинная христианка – выше всяких теплых православных. Не
все это понимают. Мыслят шаблонами. И тут же обругал И.Бродского:
…Взбешен!
В NY Review и Times (5.III.81) прочел статью Бродского на смерть НЯМ. Неплохо,
умно, иногда даже сердечно, но от утаил православие обоих М-в, ибо оно в
интеллект<уальном> хорошем обществе США неприлично! Сволочь!. В конце февраля 1981 года он писал тому же
корреспонденту:
…Я
уверен, что ОЭМ не только православный, но и христ<ианский> Великомученик. Впрочем, досталось и самому А.В.Бахраху:
…О
НЯМ – хуже (имеется в виду
очерк Бахраха, по-видимому, в РМ. – П.Н.). Не
заметили Вы ее молитвы об Осипе (в Мемуарах). Неисправимый позитивист, Вы не
чувствуете величия обоих Мандельштамов. <…> Перечел: нет. Вы хорошо
написали и заглавие прекрасное: НАДЕЖДА ЯКОВЛЕВНА. Но не открылось Вам, как
о.А.Шмеману и мне: Мандельштам равен Пушкину. (письмо от 6 марта 1981
года). И далее, об этом же:
…НЯМ
была злющая великая христианка. Христианские смиренницы недостойны были бы мыть
ее ноги.
Я
отцу А.Шмеману: - Мандельштам равен Пушкину.
Ответ:
– Лучше, ближе…» (28 марта
1981) В другом месте Иваск противопоставлял О.М.
третьей эмиграции, которую сильно недолюбливал[16],
чтобы не сказать не любил: Конечно, я сочувствую и диссидентам, п<отому> ч<то> они гонимые. Но нужно и другое – огонек культуры без политики. <…> А вот святой Мандельштам мечтал о мировой культуре. Примечания [1] См. в письме к А.Бахраху от 12-14.11.1982 (Bachmeteff Archive of Russian and East European History and Culture. Bacherac Papers, Box 2).
[2] См. подробнее в: Богомолов
Н., Нерлер П. Иваск Юрий Павлович // О.Э.Мандельштам, его предшественники и
современники. Сборник материалов к Мандельштамовской энциклопедии. М.: РГГУ,
[3] Спонсорами проекта выступили Американский Совет
научных обществ (American Council of Learned Societies), Фонд Элизабет Ваткинс
при Канзасском университете и др. Датированный 12 октября 1960 года отчет об
этом проекте, хранится в архиве «Воздушных путей» в Библиотеке Конгресса США
(Library of Congress, Manuscript Reading Room, Coll.3775 “Vozdushnye Puti”, Box
[4] Андрей Луганов [И.
Одоевцева]. Звуковая антология. // РМ.1960. 13 авг. С.7.
[5]
[6] См. в его работах:
Проект "акмеизм" // НЛО. 2003. № [7] Здесь хранится основной архив Ю.П.Иваска. Две части своего архива он продал еще при жизни в университеты Гарварда (письма М.Цветаевой) и Йеля (письма Н.Бердяева, П.Бицилли, А.Штейгера, А.Ульберга, Г.Адамовича, И.Бунина, Б.Зайцева). [8] Мандельштам Н. Третья книга. Париж, 1987, с.332, с датировкой «осень 1976», по копии из архива Н.А.Струве. [9] Тамара Георгиевна – жена Ю.П.Иваска. [10] Мандельштам Н. Третья книга. Париж, 1987. С.332. [11] Аркадий Небольсин был близким знакомым Ю.Иваска. [12] Возможно, уточнить это будет возможно по ознакомлении с письмом Н.А. Струве от 13.09.1975 (см.: Box 15, Folder 45, л..21).
[13] Bachmeteff Archive
of Russian and East European History and Culture. Bacherac Papers, Box 2. [14] Правильно: ex cathedro
[15] В другом письме (от 15.10.1979) Иваск пояснил: «Если Вы не позитивист, то кто Вы – человек
эпохи позднего акмеизма… (хотя т.н. акмеизм едва ли существовал 15 лет).
Интеллигентны, НО НЕ ИНТЕЛЛИГЕНТ. Им был Федотов, но не Вейдле. <….>
Настоящая интеллигенция ИДЕЙНА и БЕСПОЧВЕННА – знаете эти золотые слова
Федотова. Помню – Синявский сказал при мне: интеллигент Мандельштам. Очень
резануло».
[16] Выделял из нее разве что только Д. Бобышева, Н.
Коржавина, А. Цветкова и еще – «Леню-математика,
читающего М. по утрам» (из письма к А.Бахраху от 5-6.8.1979). Ср. в письме
от 25.7.1979: «К нам всю зиму и весну
ходил один аспирант |
|
|||
|