Номер 11(47) ноябрь 2013 | |
В Лондоне ясная погода
Начнем с констатации
факта: лето 2007 года в Англии выдалось холодным и дождливым… Тут мне могут
возразить: ну, вот, не хватало еще рассуждений о погоде, будто бы больше и
говорить не о чем. В оправдание сошлюсь на авторитет Джорджа Микеша,
венгерского еврея по происхождению, приехавшего в Лондон из Будапешта совсем
молодым человеком еще до второй мировой войны и ставшего со временем одним из
самых известных английских юмористов. Безусловный успех принесла ему вышедшая в
1946 г. книга "Искусство быть чужестранцем", в которой он, по
дружному признанию англичан, заново открыл им глаза на самих себя и на свою
страну. В этой книге, в главе "Погода", Микеш пишет: "Зануда –
это человек, готовый вести с вами разговоры о погоде. Такое определение
справедливо для любой европейской страны, кроме Англии. В Англии же погода –
это тема, неизменно считающаяся интересной и даже волнующей. Живя в Англии, вы
просто обязаны уметь вести разговоры о погоде". А ведь речь ниже и пойдет
об Англии.
Так
вот.
Лето
2007
года,
как я
сказал и
как
уже
навечно
записано в
метеорологических
хрониках
Соединенного
Королевства,
было
неудачным.
Жители
страны отмечают, что в седьмом году
XXI века положение дел
полностью соответствовало старинной английской шутке: "Лето? Да ведь оно
уже было у нас – в прошлую среду, после полудня…" Мы с женой прилетели в
Лондон в конце сентября этого самого года, запасшись зонтами, непромокаемыми
куртками с капюшонами и сапогами (ну, полусапожками) для хождения по лужам. Заглянув
накануне в интернет, без особого удовольствия прочли: "Временами дожди, 19
градусов". На подлете к аэропорту Стэнстед, однако, никаких туч в небесах
обнаружено не было. После
посадки
не
было
обнаружено
никаких
луж
на
взлетном
поле.
А
когда мы вышли из здания аэропорта, то джинсовый костюм оказался одежкой вполне
по погоде. И большего не потребовалось всю нашу лондонскую неделю. Но такая
сказка, как оказалось, была уготовлена не для всех. На третье утро просыпаемся
и видим, что небо темноватое – хотя дождя вроде бы нет. Пока туда-сюда,
включаем телевизор,
ВВС-1, и видим замечательные кадры, снятые в половине седьмого
этим утром, на Трафальгарской площади (меньше четырех километров от нашей
гостиницы по прямой): народ идет на работу, ну, не то, чтобы по колено в воде,
но уж точно по щиколотку. Спускаемся к завтраку и по пути прихватываем газету
("Дейли Телеграф"), где – на второй полосе – сообщения о торнадо к
северу от Лондона и впечатляющие фотографии вырванных с корнем деревьев. Ну,
делать нечего: надеваем куртки, берем зонтики, и вперед. Чтобы не рисковать
понапрасну, с утра выбрали "маршрут под крышей" – пошли в Тейт,
галерею, славную своим собранием прерафаэлитов. Провели с пользой время до
полудня, а как вышли на улицу – солнышко! Притом, что на следующий день, на
первой полосе "Дейли Телеграф", в правом верхнем углу, был рисуночек,
типичный такой образец тихого английского юмора: приходит муж домой с работы, с
измочаленным зонтиком, вымокший, со шляпы капает; жена встречает его на пороге и
спрашивает: "Что, дорогой, на дворе совсем как летом?"
Но в самом деле, хватит о погоде, тем более, что мы за
все время нашего пребывания на Гринвичском меридиане ни разу не раскрыли свои
зонты. Везение!
Эта лондонская поездка была достаточно необычной: я только
что закончил переводить (для издательства "Захаров") подборку
рассказов Джефри Арчера, действие которых по большей части происходит в
Лондоне, городе, который автор не просто любит – он к тому же в течение трех
лет был членом Совета Большого Лондона. И мы поехали, имея целью не только еще
разок пройтись по Пиккадилли, Гайд-парку и по залам Национальной галереи, но
также проследить движение героев Арчера в хитросплетении лондонских улиц.
Вот, к примеру, как выглядел один из наших дневных
маршрутов. Выйдя из своей гостиницы в Блумсбери, мы спустились до
Ковент-Гардена и, миновав здание Королевской оперы, прошли по Друри-лейн (улица
и одноименный театр), до улицы Олдуич, где также имеется одноименный театр, в
котором начинается действие одного из рассказов Арчера, "Вкус мяса".
По Олдуич мы вышли на Стренд, одну из центральных улиц Лондона, и двинулись в
сторону Сити, по Флит-стрит (в прошлом – символ британской прессы, поскольку
именно там находились редакции ведущих газет страны, которые в конце 80-х годов
прошлого века перебрались в офисы, отвечающие требованиям сегодняшнего дня и
расположенные в районах новой застройки).
C
Флит-стрит мы свернули налево, в переулочек, там направо и еще раз направо, и
вышли в старый дворик, в самом центре которого,
на невысоком пьедестале, красуется, в полный рост, любимый кот великого
английского лексикографа и писателя Сэмюэля Джонсона.
Любимый кот Сэмюэля Джонсона
Того самого доктора Джонсона,
который выпустил в свет в 1755 году первый серьезный "Словарь английского
языка" и которому принадлежит крылатая фраза "Если человек говорит,
что он устал от Лондона – это значит, что он устал от жизни". Дом доктора
Джонсона выходит на этот дворик, а неподалеку, на Флит-стрит,
находится его любимый паб, "Старый чеширский сыр", пользующийся уже
не первое столетие популярностью среди писателей, включая и Чарльза Диккенса, и
Марка Твена, где с
XVIII века все осталось неизменным – и столы, и скамьи, и
камины.
А дальше – Олд Бейли, здание главного уголовного суда,
увенчанное позолоченной статуей Фемиды, с мечом и весами в широко разведенных
руках (в принципе туда можно войти и послушать любое судебное заседание – было
бы время!). Дальше – величайшее творение Кристофера Рена, собор Святого Павла,
чей купол по размерам и величию уступает только куполу собора Святого Петра в
Риме.
Собор Св. Павла,
вид с
противоположного берега Темзы
Здесь архитектор и похоронен; на его могильной плите
выбито, по-латыни: "Читающий эти строки! Если ты ищешь мой памятник –
оглянись вокруг себя". Дальше – церковь Сент-Мэри-ле-Боу, также
построенная Кристофером Реном (точнее, отстроенная им после Большого пожара
1666 г., уничтожившего почти весь Лондон); на церковном шпиле – флюгер из меди
в виде дракона. Здание это является знаковым для англичанина: принято считать,
что лишь родившиеся в пределах слышимости колоколов этой церкви и являются
истинными лондонцами.
Церковь
Сент-Мэри-ле-Боу
А дальше по ходу – классические здания Банка Англии и
Королевской биржи, новое постмодернистское здание Ллойда… И все, сил уже нет, пора
обедать…
…Что касается еды, то пресловутые
"фиш-энд-чипс" нам не понравились со времен еще нашего первого
английского визита, тем более что серьезные путеводители рекомендуют
ограничиваться в Великобритании едой из бывших британских колоний – индийской,
пакистанской, цейлонской. На худой конец, стандартно международной китайской –
оно и вернее. Супчик из крабового мяса с кукурузой (заметьте: не какие-то
крабовые палочки, то есть крашеная в красный цвет треска, а настоящее крабовое
мясо), огромная миска риса с креветками и мелко резаной жареной свининой,
жасминовый чай. В индийских заведениях дают и нормальное бочковое английское
пиво – пожалуйста, почему бы и нет. Попробовали пару раз зайти в паб – не
вечером, попить пива, а посреди дня, поесть. В общем-то, нам и не отказали. В
одном месте предложили жареные колбаски, которые вроде бы следует есть в
Германии или в Чехии. В другом – и вовсе котлеты по-киевски (Chicken Kiev,
так и было сказано, и смелости не хватило выяснить на собственной шкуре, что бы
это могло в действительности значить – трусливо сказали
Thank you и
улизнули). Вообще, по мере столкновения с реальностью, все больше убеждаешься в
том, что рассерженные молодые люди – Джон Осборн, Джон Брейн, Кингсли Эмис –
знают повседневную жизнь не понаслышке: если их герои берут на обед суп и
сэндвич, с сыром или с ветчиной, то правильно делают. Кстати, так же обедают (точнее
говоря, "ланчуют") и герои лучших нынешних детективов – у Дейтона или
у Джеймс (которую после смерти Кристи стали называть королевой английского
криминального романа). Разумеется, такое меню немыслимо ни для Пуаро, ни для
мисс Марпл – но нам с ними и не равняться. Между прочим, очень вкусный суп
довелось есть в Стратфорде, в ресторанчике на Хенли-стрит, наискосок от домика,
где родился Шекспир.
Дом, в котором родился
Шекспир
Разок, повинуясь путеводителю, забрели на Беруикский
уличный рынок (таков его официальный титул, любопытства ради, а также
прикупить обещанных авторами путеводителя недорогих фруктов. Доехали на метро
до "Пиккадилли-серкус", вышли на вполне респектабельную
Шафтсбери-авеню (соединяющую Риджент-стрит и Оксфорд-стрит, улицы, на которых
расположены весьма и весьма престижные магазины), прошли буквально пять минут,
свернули налево (разумеется, пользуясь картой путеводителя) и спрашиваем у
прохожих, правильно ли идем. Те кивают: вот сюда, пройдете квартал по этой
улице – и вы на Беруик-стрит. Действительно, пришли куда надо. Только
означенная улочка длиной в квартал – это Сохо в полный рост. На протяжении
полукилометра – два секс-шопа, три кинотеатра с соответствующим репертуаром,
книжный магазин специальной литературы, еще что-то, мы и вглядываться особо не
стали. Впрочем, времени два часа дня, деловая активность на нуле, мы там чуть
ли не единственные прохожие, а клиентуры так и вовсе нет. После второго
кинотеатра я уже углядел впереди лотки с овощами и фруктами. Купили, кстати,
очень вкусные яблоки типа "джонатан", сто лет такие сочные не
пробовали. Тот же путеводитель обещает на рынке массу кафе и ресторанчиков.
Сунулись в один, в другой, в третий – все исключительно пицца да паста, чего мы
на дух не переносим еще с итальянских времен. Заметили, наконец, какой-то
"Mediterranean"
– ну, вроде бы родное, средиземноморское, решили попробовать. Заведение
оказалось греческим и достаточно приличным. Дали по куску курицы с каким-то
непонятным соусом и еще менее понятным названием, но в целом вполне съедобно, а
на закуску – совсем как в Израиле: тарелочка с маслинами, черными и зелеными,
маринованные огурчики, стручки острого перца и все такое, только хумуса не
хватает. А вы говорите: английская еда. Где-то она, наверное, есть – только не
в туристическом Лондоне.
Но это с чисто английской едой у туриста может возникнуть
напряженка – а вот что касается чисто английского юмора, причем даже не столько
юмора, сколько присущего англичанам сарказма и артистического умения
высказаться по полной программе, при этом не особенно обидев собеседника – с
этим проблем нет. Сколько угодно, буквально на каждом шагу. Несколько примеров,
с фотоиллюстрациями.
Стоит на посту конногвардеец, то есть, солдат Королевского
конного гвардейского полка. Естественно, верхом на лошади. В своей сияющей на
солнце кирасе и каске. С палашом наголо. А гости столицы Великобритании
подходят к нему – точнее, к его коню, и чуть ли не за хвост дергают.
Фотографируясь при этом на память. И вот для таких особо бесстрашных – а точнее
говоря, безмозглых туристов пришлось рядышком поместить табличку следующего
содержания: "Осторожно! Лошадь может лягнуть или укусить. Спасибо" (в
смысле, "Спасибо за внимание" – это же Англия, в конце концов, там
"Thank you"
употребляют как, скажем, в России какое другое словосочетание – не задумываясь,
просто для связки).
"Осторожно!
Лошадь может лягнуть или укусить"
В разных частях Лондона, для которых характерна потенциально
криминогенная обстановка, можно встретить такое вот объявление. В буквальном
переводе оно звучит как "Осторожно. В этом месте могут действовать
воры", хотя по сути дела это сказанное в обычной английской сдержанной
манере: "Эй, берегись, тут воруют!"
"Осторожно!
Тут воруют!"
А это объявление – на мостике в Гайд-парке – проникнуто
заботой о благополучии и здоровье людей, склонных к поступкам, мягко говоря,
необдуманным. Звучит оно как "Опасность! Здесь
мелко.
Не
прыгайте с моста". Возникает вопрос: неужели и в самом деле прыгают? В
смысле, прыгали? Однако ведь если нет спроса, то нет и предложения, если все
тихо, так чего было бы и беспокоиться.
"С
моста не прыгать – потому что тут мелко!"
А это объявление – на ограде, отделяющей улицу от двора,
где уютно расположился паб. Он же пивная. То есть, заведение, где пьют, а порой
и напиваются. И потому администрация взывает к совести клиентов, покидающих
заведение после его закрытия: "Пожалуйста, относитесь с уважением к людям,
живущим в соседних домах, и расходитесь без шума". Призыв
заканчивается
стандартным "Благодарим
вас".
"Выпил?
Не шуми!"
Кстати о часах работы такого рода заведений: в массе
своей их владельцы придерживаются стандартного правила "С 11 утра до 11
вечера" – притом, что новое законодательство, принятое в ноябре 2005 г.,
разрешает продлить часы работы до полуночи. Правда, только если владелец
заведения сможет получить на это соответствующее разрешение городских властей –
что, как показывает практика, не столь просто сделать. Что касается других
аспектов юридического характера, то надо ли добавлять очевидное: до 18 лет
никому не наливают. И еще. С лета 2007 г. курить запрещено во всех
пабах. Без исключения. Всех клиентов из мест общепита (а точнее, общепития)
выпроваживают курить на улицу. Представьте: узенький тротуар, и у входных
дверей в паб выгорожено место для курения (столбики, витой шнур, как положено).
В этом загончике дисциплинированно стоят посетители, тесно прижавшись друг к
дружке, и судорожно курят – некоторые не выпуская при этом из рук кружки с
пивом. (Правда, эта информация основана на личном опыте прохода, пусть и в
поздние часы, но по центральным улицам столицы – что творится на окраинах и в
провинции, сказать не могу. Хотя англичане в принципе народ законопослушный,
но… вспомним хотя бы тех же футбольных фанатов.) Или вот такая замечательная
картинка: некое кафе восточной ориентации. Оконные проемы в толстой стене, и
потому подоконники (с внешней, уличной стороны) получаются достаточно широкими.
На подоконниках положены подушки, и перед каждой – кальян. Сидят люди, курят.
Ну да, ведь и в самом деле: если курение запрещено в помещениях, то какая разница,
что именно курят клиенты: сигары, сигареты, папиросы, самокрутки (мягко
выражаясь) или кальяны. Все едино: марш на улицу. Кстати – если вы спросите
меня, то я целиком и полностью поддерживаю и одобряю такую политику городских
властей, потому хотя бы, что люблю попить пивка, но без неизбежно навязываемого
мне табачного дыма. Интересно только, что делать в сезон долгих английских
дождей, когда хороший хозяин на улицу даже собаку не выгонит?
Кстати о собаках: в Кенсингтонских садах увидел замечательное,
чисто английское сооружение: стандартного вида водоразборная колонка, с одной
стороны ручка, с другой – кран. А внизу, на высоте сантиметров двадцати пяти от
земли, к корпусу колонки, приделано такое блюдце, скорее миска. Нажимаешь на
ручку – из крана льется вода, но не на землю, а в эту миску. Человек, гуляющий
с собакой, подходит к такому сооружению, наливает воду, и собачка пьет.
Собачий водопой
Что и говорить, любят англичане животных, заботятся о
них. Вообще в Гайд-парке и в примыкающих к нему Кенсингтонских садах содержится
масса всяких птиц – и разноцветные утки (возможно, селезни), и гуси-лебеди, как
белые, так и черные, и даже пеликаны, не считая скачущих у них под ногами
воробышков и прочих мелких пернатых, попутно кормящихся от щедрот публики,
которая основное внимание уделяет все-таки пеликанам.
Что касается птиц другого полета, то в воскресенье,
часиков в одиннадцать, мы специально сделали крюк, чтобы послушать выступления
гайд-парковых ораторов. Погода была вполне приличная, даже какое ни на есть
солнышко, но выступавших набралось всего человек семь. Пара человек стояли
просто на земле, в смысле, на асфальте, остальные – взгромоздившись на
принесенные стремяночки. Особого энтузиазма у аудитории никто не вызывал, да и
слушателей было не густо, человек по пятнадцать в каждой кучке. А то и меньше.
Однако даже в этих немногочисленных толпах (если они достойны такого названия)
попадались непримиримые оппоненты, и на наших глазах разнимали двоих слушателей
вест-индийского оратора (один – соотечественник выступающего, другой намного
светлее). Мы только подошли к этой группке и потому даже не поняли, в чем дело,
по какому поводу конфронтация; расспрашивать же не хотелось – как бы самому не
схлопотать. Впрочем, неподалеку, у заборчика стояли со скучающим видом двое
неизбежных полицейских, так что драки не получилась бы даже при всем желании
всех потенциальных участников.
Поскольку в начале этого рассказа речь шла о том, как нам
повезло с погодой, то целесообразно сказать пару слов о невезении. А не везло
нам в основном в музеях. Наша гостиница была в двух шагах от Британского музея,
и мы решили зайти туда на часок, главным образом в залы Ассирии, посмотреть на
крылатых и бородатых ассирийских быков, изображения которых обязательно
присутствуют во всех учебниках истории Древнего мира. Быки оказались на месте и
произвели ожидаемое впечатление. Однако когда мы сунулись в соседний зал, где
(согласно плану экспозиции) находятся не менее известные барельефы, в том числе
и сраженный копьем лев, то оказалось, что там закрыто – без объяснения причин. Аналогичная
ситуация сложилась и в Национальной галерее. По средам они работают до девяти
вечера, и мы решили: поскольку в среду у нас запланирован шекспировский Стратфорд
(два часа езды в один конец), то на обратном пути мы спокойненько выспимся в
автобусе, и, вернувшись в Лондон часам к семи, совершим короткий, часика на
полтора, набег на Национальную галерею, дабы конспективно навестить избранные
картины из числа своих фаворитов. Как же! Направляемся мы, будучи людьми опытными,
не к центральному входу, а к боковому, откуда ближе к итальянцам
XV
века, и в частности, к нашему любимому Карло Кривелли – в надежде постоять
минут хотя бы десять перед его "Благовещением", пройтись взглядом по
всем закоулкам этой многоярусной и многослойной картины. И видим, что план наш
рушится. На вопрос о причине дежурный служитель дает развернутый ответ,
употребляя при этом хитрый термин "трудовой конфликт" (который я
выучил еще в бытность свою работы профсоюзным переводчиком). Подошедший вместе
со мной господин, судя по всему, французской национальности, переспрашивает:
что же это за слово такое. Забастовка, поясняю я ему. Служитель насупился: нет,
забастовка – это, формально говоря, нечто иное, и забастовки здесь быть не
может, тогда как трудовой конфликт, имея другой статус… Факт тот, подытоживаю
я, что зал с Кривелли закрыт, равно как и еще несколько прилежащих залов в этом
крыле музея. Ладно, пошли смотреть все, что открыто. И вот сюрприз: кураторы
вдруг решили (не иначе, как к нашему приезду) вывесить все шесть картин серии
"Модный брак" Уильяма Хогарта.
Словом, прав Шекспир (из чьего родного города мы
вернулись три часа тому назад): "All's well that ends well",
то есть, "Все хорошо, что хорошо кончается". А ведь начало нашего
путешествия было омрачено дурным предзнаменованием: в лондонском аэропорту
Стэнстед, на стеклянной стене, отделяющей зону паспортного контроля от
таможенной зоны, мы прочли следующие строки:
No
smoking
No
photography
Nothing to declare
Разумеется, с формальной точки зрения, это всего-навсего
лишь два запрещающих объявления – "Не курить" и "Фотографировать
запрещено", плюс никак не связанное с ними тематически
объявление-указатель: "Проход без таможенного досмотра", то есть,
пресловутый "зеленый коридор". Однако, человек, пребывающий в грустно-печальном
настроении, может воспринять эти строки как хокку, классическое японское
трехстишье:
И курить нельзя.
И фотографировать нельзя.
И нечего предъявлять для досмотра.
Конечно, сложить эти фрагменты административно-командной
прозы в стих не столь просто, чему мешает, в частности, и обстоятельство чисто
формального характера: последняя строчка зрительно отделена от первых двух
запретов достаточно большим интервалом. Однако согласитесь, что на фоне
неблагоприятного прогноза погоды строки вполне могли слиться воедино и тем
самым лишь усилить ощущение общей безысходности. Которое, как выяснилось к
концу путешествия, было вовсе необоснованным. |
|
|||
|