Бернард Нахес, адвокат в законе

Когда мы молоды, нам кажется, что мы достигли солидного возраста, и из нас так и прёт мудрость житейского опыта. Когда мы на самом деле достигаем преклонного возраста, мы забываем про житейский опыт и думаем, что всё ещё молоды.

Представьте себе, когда-то, давным-давно я тоже был молодым и тоже думал, что достиг преклонного возраста и устал от жизни. Я стал плохо спать. И мне стали редко сниться приятные сны. В основном, осаждала какая-то муть, вроде чаепития с вице-президентом Зимбабве.

Но в тот далёкий день, о котором пойдёт речь, случилась одна из редких удач. Приснился сон, наполненный радостью. Как будто я веду машину по гладкой, залитой солнечным светом дороге. По обе стороны дороги раскинулись леса, поля и луга, в общем – всё, чему полагается раскидываться по обе стороны дороги. Мир источает благодать. В небе суетятся мелкие облака. Сквозь ровный шум мотора проступает вкрадчивое чириканье птичек. Сначала оно едва слышно, потом становится громче.

Потом ещё громче.

Потом оно становится пронзительным.

Потом перерастает в непереносимый визг, и тут я просыпаюсь. Это визжат по асфальту колёса моей машины оттого, что я изо всех сил давлю на педаль тормоза. Им вторит такой же визг колёс позади меня. Как говорили в футбольных репортажах…

Удар.

Ещё удар.

Первый удар был мой – по машине спереди. Второй – по моей машине, сзади. После этого всё замерло. Замолк усыпляющий шум мотора. Затихли птички. Даже мелкие облака растаяли в посеревшем небе. Из-под моего капота, вздыбившегося, словно кот при виде собаки, шёл лёгкий пар. Зада своей машины я не видел, но догадывался, что это тоже не самое привлекательное зрелище. Слава Богу, сам я не пострадал. Даже не успел испугаться.

Полицейская машина подлетела минуты через три. За ней – ещё одна. За ней – пожарная машина. За ней – скорая помощь. Потом начали подъезжать какие-то машины без опознавательных знаков, но явно имевшие право на участие в событии. Пока я думал, что делать – выходить из машины или, наоборот, лечь досматривать свой сладкий сон – у моего окна вырос детина в форме.

– Сэр, как вы себя чувствуете? – взволновано кричит он.

Его волнение меня немного озадачило.

– Ничего, спасибо, – отвечаю я вежливо. – А вы как?

– Жалобы есть? – настаивает полицейский.

Я вижу, что он от меня не отстанет. Я говорю:

– Знаете, в моём возрасте грех ни на что не жаловаться. Вот, например, суставы болят по утрам. Бессонница мучает.

Это я специально навожу его на мысль. Чтобы не подумал, что я заснул за рулём. А он – своё:

– Хотите, скорая помощь доставит вас в больницу?

– Ещё чего! – говорю я. – С какой стати?

Тут я чувствую, как меня кто-то толкает в бок и слышу шепот:

– Соглашайся, дурак!

Смотрю, в машине рядом со мной уже сидит этакий пухлый белобрысый субъект с бесцветными, как простокваша, глазами, в костюме и при галстуке. Костюм, правда, дешёвый и мятый. Я говорю:

– Извините, чем я могу вам помочь?

– Ничем, – говорит наглый субъект. – Это я могу вам помочь. Я буду вашим адвокатом.

Он суёт мне свою визитную карточку, потом перегибается через меня и кричит в окно полицейскому:

– Сержант, я – адвокат Бернард Нахес, представляю пострадавшего! Ему нужна срочная медицинская помощь. Прошу вас с ним не разговаривать, потому что он в шоке и не соображает, что говорит. Немедленно везите его в больницу. Я буду следовать за вами.

И опять толкает меня в бок, чтобы я помалкивал. Но я не хочу, чтобы какой-то наглец ущемлял мою свободу слова. Я говорю:

– Никакая помощь мне не нужна – ни медицинская, ни ваша паршивая адвокатская помощь. Так что, попрошу освободить мою машину.

– Неужели? – говорит белобрысый, не обижаясь. – А деньги вам нужны? Подозреваю, что нужны. Вот и мне тоже, не меньше, чем вам. Тем более что Бобби в этом году идёт в колледж.

– Кто такой Бобби?

– Мой бойчик.

– В какой колледж идёт бойчик?

– В Корнель.

– Хороший колледж, – одобряю я. – Но очень дорогой; не знаю, как вы потянете.

– Даст Бог, с вашей помощью, – нагло заверяет белобрысый. – Так что, закройте глаза, а заодно – рот, и делайте то, что я говорю.

Тут подоспели санитары с носилками, вытащили меня из машины без всякого сопротивления с моей стороны, загрузили в скорую помощь и помчали в больницу. По дороге я снова задремал, но сладостный сон про светлую дорогу уже не вернулся…

Как вы знаете, в коротких рассказах время летит быстро. Прошло два месяца. Всё это время я послушно выполнял указания моего адвоката, которого теперь запросто называл Бёрни. Я не ходил на работу, но регулярно посещал врача. Врача тоже звали Бёрни, фамилию не помню. К нему меня направил адвокат Бёрни, строго запретив ходить к каким-либо другим врачам. Бёрни-врач и Бёрни-адвокат обсудили ситуацию и решили, что у меня пострадали шея и поясница. Бёрни-врач назначил мне лечение чем-то высокочастотным и велел приходить к нему через день. Бёрни-адвокат этого режима лечения не одобрил. Учитывая высокую стоимость колледжа, куда поступил его сын, он настоял, чтобы я наносил визиты врачу каждый день. При этом он строго запретил мне разговаривать с кем бы то ни было, а главное – отвечать на какие бы то ни было вопросы.

За мои визиты к врачу платила, как полагается, страховая компания. Я доплачивал двадцать процентов, но и это обращалось в чувствительную сумму.

– Не горюй, – утешал меня Бёрни Нахес. – Всё вернётся с лихвой.

– С какой лихвой?

– С хорошей. Как договорились, две трети тебе, одна – мне. Хотя, по справедливости, надо бы наоборот. Мне бы надо получить две трети этой самой лихвы. А ещё лучше – три четверти.

К этому времени мы с Бёрни уже близкие друзья. Поэтому я говорю по-дружески:

– Свинья ты, Бёрни, хоть и еврей! За что тебе три четверти?

– А тебе за что?

– Как за что? Я – потерпевшая сторона!

– Кто, ты? Это я потерпевшая сторона, – говорит Бёрни без тени иронии. – Ты лежишь себе в кабинете врача и в ус не дуешь. А я должен крутиться, как сумасшедший, между судами и страховыми компаниями, чтобы выбить тебе твою четверть.

– Бёрни…

– Ну, хорошо, треть.

– Я буду искать другого адвоката.

– Окей, окей, две трети, не надо возбуждаться.

Такой диалог с Бёрни происходит регулярно. Но это не мешает нашей дружбе, которая крепнет с каждым днём. Мы уже дружим семьями, бываем друг у друга в гостях, сетуем друг другу на детей и на боли в пояснице. С моей мамой у Бёрни сложились особенно близкие отношения. Моя мама, как полагается всякой еврейской маме, несмотря на мой зрелый возраст, считает меня ребёнком. Бёрни жалуется ей на моё непослушание в выполнении его инструкций, и мама полностью разделяет его чувства.

– Вы мне будете рассказывать! – говорит она с пафосом. – А то я не знаю! Когда ему было восемь лет, я не могла заставить его вымыть руки перед обедом!

Самым неприятным во всей этой истории оказался запрет Бёрни-адвоката разговаривать с людьми и отвечать на их вопросы. Звонит мой старый друг Лифшиц.

– Привет, старик! – орёт. – Как жизнь?

– Извини, Лифшиц – говорю я. – На твой вопрос я не могу ответить. Обращайся к моему адвокату, мистеру Нахесу. Его телефон 908-364-2553.

– Старик, ты что, рехнулся? – говорит оторопевший Лифшиц.

– Извини, Лифшиц – говорю я. – На этот вопрос я тоже не могу ответить. Пожалуйста, обращайся к моему адвокату, мистеру Нахесу. Его телефон 908-364-2553.

Постепенно друзья перестают мне звонить. Жизнь тускнеет. Вокруг не остаётся никого, кроме зануды Нахеса. Мы с ним уже такие близкие друзья, что я с трудом его выношу. Поразмыслив, я нахожу способ отомстить Нахесу за его въедливость. Я начинаю отвечать на телефонные звонки, которые раньше игнорировал. Звонят, например, из какой-то политической организации. Известно, зачем звонят: чтобы попросить денег. Я это знаю, и они знают, что я знаю. Но всё равно, сначала им полагается поговорить.

– Доброе утро! – кричит в трубку бодрый нахальный голос. – Вам выпала небывалая удача: вы избраны из десяти тысяч кандидатов, чтобы участвовать в опросе общественного мнения. Поддерживаете ли вы двадцать восьмую поправку к конституции, которая оздоровит нашу экономику и даст работу миллионам безработных граждан?

Я говорю:

– Извините, я не могу ответить на ваш вопрос. Обращайтесь к моему адвокату, мистеру Нахесу. Его телефон 908-364-2553.

– Прекрасно! – кричит мой незваный собеседник. В таком случае, можете ли вы пожертвовать нам 180 долларов с целью оздоровления экономики? Если разделить на год, то это меньше, чем 50 центов в день!

– Прекрасная идея, – говорю я, скрывая злорадство. – Обращайтесь к моему адвокату, мистеру Нахесу. Он такой человек, что обязательно пожертвует. Его телефон 908-364-2553.

После каждого подобного звонка Бёрни звереет.

– Зачем ты даёшь им мой телефон? – вопит он, разбрызгивая слюну.

– Бёрни, – говорю я ласково, – ты же сам велел мне ни с кем не разговаривать и всех направлять к тебе. Вот я и направляю.

Издеваться над Нахесом было единственным развлечением в моей поскучневшей жизни. Вся эта жизнь заключалась в мучительном ожидании некоего ослепительного богатства, за которое сражался мой адвокат, и которое должно было обеспечить мне всю оставшуюся жизнь в истоме роскошного безделья. Так проходили недели и месяцы. С работы меня уволили, но меня это даже обрадовало. Теперь не надо было думать о карьере и трепетать в ожидании прибавки к моей ничтожной зарплате. Впереди сияло богатство.

Незаметно проскользнуло лето. Заиндевела трава на лужайках, затихло гудение кондиционеров, и улицы наполнились полуодетыми школьниками с рюкзачками за спиной. Моя утомительная дружба с Бёрни Нахесом продолжалась, но денег это всё никак не приносило.

И вот однажды он явился неожиданно, без звонка. Он был бледен, и в его бесцветных глазах мерцали слёзы.

– Бёрни! – обрадовалась мама. – Хорошо, что ты пришёл. Я как раз сварила борщ.

– Не надо борща, – печально сказал Бёрни. И, вздохнув, добавил с трагическим надрывом:

– Поздравляю! Дело закончено. Твоя доля – четыреста тысяч.

– Я получу четыреста тысяч долларов? – спросил я тревожно.

– Нет. Ты должен заплатить четыреста тысяч долларов, – сказал Бёрни и заплакал навзрыд.

Через некоторое время, утерев слёзы и съев борщ, он поведал страшную историю. Эти проклятые страховые компании, с которых он хотел сорвать несметные миллионы, раскопали документы о моих травмах, а вернее – об их отсутствии. Они затребовали рентгеновские снимки в больнице, куда меня отвезли после аварии, и убедились, что никаких травм не было. Далее, они затребовали документы у доктора Бёрни, и по каким-то, одним им известным признакам убедились, что диагноз его – липовый и что доктор Бёрни – такой же жулик, как и адвокат Бёрни, а я – авантюрист и симулянт. После долгих переговоров они согласились не возбуждать уголовного дела против нас, если мы оплатим им все юридические расходы, связанные с моим делом.

 – Бёрни, скотина, – сказал я, стараясь в мамином присутствии сдержаться от более выразительных эпитетов, – кто заставил меня ехать в больницу, а потом идти к своему врачу?

– Я, – признался Бёрни. – Но ты должен быть мне благодарен. Я боролся за тебя, как тигр, и эти мерзавцы согласились взять с тебя только сорок тысяч вместо четырёхсот.

Больше он ничего не смог добавить, так как его снова начали душить рыдания.

Некоторое время мы молчали. Бёрни пытался подавить свою позорную плаксивость, а я пытался решить, что мне делать – выгнать его из дома или сначала дать по морде, а уже потом выгнать. Вмешалась мама.

– Ты видишь – человек страдает, – говорит она. – Неужели у тебя нет ни капли жалости?

– Вот именно, – соглашается Бёрни сквозь всхлипывания. – Нет ни капли. Что мне теперь делать?

Несмотря на трагичность ситуации, мне показалось смешным, что у Нахеса хватает не то наглости, не то глупости обращаться ко мне за советом. Я говорю:

– Поменяй фамилию Нахес на Цорес. Это поможет.

– Ты ещё остришь, – стонет Бёрни. – Как я теперь буду платить за Боббин колледж?

– Да, – поддерживает мама. – Бобику надо ходить в колледж. Ты должен ему помочь.

– Интересно, а кто мне поможет? Уж не Бобик ли?

– У тебя есть дом, – говорит Бёрни, хлюпая носом. – Ты можешь взять взаймы под дом.

– Пошёл вон! – сказал я, но не стал бить ему морду, чтобы не огорчать маму.

...Это – почти конец истории. Больше я не встречал Бёрни.

Прошли годы. Много лет. Жизнь вернулась в свою колею. Я нашёл работу, выплатил долги, похоронил маму, окончательно состарился, вышел на пенсию и никогда более не вспоминал ни про автомобильную аварию, ни про своего убогого адвоката. Моё существование вышло на медленную финишную прямую.

Однажды в этой скучной, бедной событиями жизни, меня пригласили в местную синагогу на какое-то полуформальное празднование какого-то юбилея. Раньше я бы проигнорировал подобное приглашение. Но теперь охотно согласился, поскольку это вносило некоторое разнообразие в мою монотонную жизнь. Там я встретил своего знакомого, которого не видел много лет. Пока мы болтали, стараясь восстановить события этих пропущенных лет, мимо проковылял старый толстый человек невзрачной наружности. Он кивнул моему собеседнику и на мгновенье задержал взгляд на мне.

– Кто это? – спросил я.

– Это Бёрни. – объяснил мой знакомый. – Когда-то он был очень известным адвокатом. В молодости он прославился среди своих коллег тем, что из простой автомобильной аварии сколотил целое состояние. Говорили, что он сумел обобрать не только страховые компании и автомобильную индустрию, но заодно ещё и своего клиента, и его врача. Некоторые юристы считают, что в их профессии это была совершенно оригинальная концепция, так сказать, новый подход к взаимоотношению адвоката и его подзащитного.

– Его фамилия Нахес?

– Да. Ты с ним знаком?

– Был знаком когда-то. Я и есть тот самый клиент. Интересно, узнает ли он меня.

– Вряд ли. Говорят, у него Алзгаймер. Никого не узнаёт. Впрочем, говорят также, что на самом деле никакого Алзгаймера у него нет. Он его симулирует. Кого надо узнаёт, кого не надо – нет. Тебя он наверняка не узнает.

– Надо попробовать.

Я протолкался через толпу прихожан со стаканами в руках, нашёл Бёрни и с размаху хлопнул его по плечу.

– Привет, Бёрни, – сказал я, имитируя радость долгожданной встречи. – Узнаёшь?

В мутных глазах Нахеса замелькало что-то непонятное – то ли радость, то ли испуг.

– Извините, – сказал он, отводя взгляд. – У меня Алзгаймер.

– Знаю, знаю, – сказал я. – Можешь не узнавать. У меня только один вопрос: почему тогда, во время нашей последней встречи, ты так горько плакал? Неужели так хорошо притворялся?

– Ну что ты! – обиженно сказал Бёрни. - Я не умею притворяться. Мне было искренне жалко тебя. Я, хоть и адвокат, но ведь тоже человек.

И, тяжело вздохнув, добавил:

– Я бы тебя с удовольствием узнал, но не могу. Совсем замучил, проклятый Алзгаймер.

Он подмигнул и заковылял прочь.