Не случайно академик А.Н. Крылов, возглавлявший в годы Первой мировой войны Главную физическую (ныне геофизическую) обсерваторию, вспоминая о своих контактах с синоптиками, написал, что есть науки точные – математика, физика, астрономия, а есть ещё астрология, хиромантия, метеорология…

Так вот, работа И.А. Кибеля и была направлена на превращение прогноза погоды в научную дисциплину, стоящую в одном ряду с точными науками, а не среди астрологии и хиромантии. И, действительно, со временем этого удалось добиться.

Но, пожалуй, в начале нужно рассказать немного о его жизни.

И.А. Кибель родился в 1904 году в городе Саратове в семье врача-окулиста. Его мать была фельдшерицей, она умерла, когда сыну было десять лет, отец скончался в Ленинграде в 1938 году. Детство и юность И.А. Кибеля прошли в г. Саратове. Мало что знаю об этом периоде его жизни.

Меня удивляло, что Илья Афанасьевич ничего не рассказывал о годах, прожитых в Саратове. Конечно, что-то упоминал, например, приходящих домой учителей французского языка и др. Но ничего более существенного не помню. Как-то я рассказывал ему о моем первом круизе по Волге, который произвел на меня большое впечатление. Он оживился, начал расспрашивать о Саратове, вроде бы загорелся желанием поехать. И тут же сник, поняв, видимо, что по какой-то причине это нереально. Но однажды, когда мы были в его кабинете одни, вдруг начал рассказывать, в какой антисемитской обстановке жил в Саратове. Запомнились, например, такие детали. Как он боялся выходить во двор из-за оскорблений и издевательств. И каким мучением были вынужденные посещения военкомата, где приходилось проходить через толпу казаков...

Закончив школу, в 1921 году И.А. Кибель поступил на физико-математический факультет Саратовского университета, который успешно окончил, защитив дипломную работу на тему «Малые колебания сплошной среды».

После окончания университета в Саратове он в 1925 году переезжает в Ленинград и, по рекомендации профессора А.А. Фридмана, поступает в аспирантуру в Главную физическую (ныне геофизическую) обсерваторию.

Эту обсерваторию и возглавлял тогда А.А.Фридман, крупный ученый с широким кругом интересов – от процессов в атмосфере Земли до проблем космологии.

Мировую известность Фридман получил, создав первые модели нестационарной вселенной и предсказав, в частности, расширение Вселенной. Результаты, полученные им в 1922 - 1924 гг., положили начало развитиютеории нестационарной Вселенной. А. Эйнштейн поначалу резко возражал против теории Фридмана. Однако позже, в ходе дискуссии с автором и проверки его расчетов, Эйнштейн признал правомерность этих результатов. А в 1929 году на основании астрономических наблюдений Э.П. Хаббл подтвердил выводы Фридмана. Можно сказать, что это было одним из самых значительных астрономических открытий. Фридмана тогда уже не было в живых.

Важные научные работы Фридмана посвящены проблемам динамической метеорологии (теории атмосферных вихрей и порывистости ветра, теории разрывов непрерывности в атмосфере, атмосферной турбулентности), гидродинамике сжимаемой жидкости, физике атмосферы.

Своим знаниям, опыту и энергии Фридман находил самые различные приложения.

Так, с началом Первой мировой войны он вступил добровольцем в авиационный отряд, участвовал в организации аэронавигационной и аэрологической службы на Северном и других фронтах, был лётчиком-наблюдателем, участвовал в боевых вылетах.

Фридман, возможно, первым в России, понял необходимость создания отечественного авиаприборостроения. В годы войны и разрухи он воплотил эту идею в жизнь, став создателем и первым директором завода «Авиаприбор» в Москве (1917 г.). В июле 1925 года (за пару месяцев до своей кончины) с научными целями он совершил полёт на аэростате вместе с пилотом П.Ф. Федосеенко, достигнув рекордной по тому времени высоты 7 км.

А для темы данной статьи особенно важно то, что А.А.Фридман в 1921 году создал в Главной физической обсерватории «Математическое бюро» и руководил этим бюро. Здесь разрабатывались фундаментальные проблемы теоретической метеорологии. Научный коллектив этого бюро был очень сильным, здесь в 1920-тые годы работали выдающиеся ученые, например, будущие академики Н.Е. Кочин, В.А. Фок, А.А. Дородницын, П.Я. Полубаринова-Кочина. В последующие годы название этого подразделения несколько раз изменялось: Институт теоретической метеорологии (ИТМ), Отдел динамической метеорологии (ОДМ).

В этом Математическом бюро и начал в 1925 году работать И.А. Кибель. Быстро войдя в круг проводимых здесь исследований, он уже в 1929 году защищает кандидатскую диссертацию на тему «Условия динамической возможности движения сжимаемой среды с притоком энергии», затем и докторскую (1935 г.), и становится одним из ведущих ученых в области теоретической метеорологии. А в 1934 году И.А. Кибель возглавляет ИТМ - ОДМ.

Научную работу Илья Афанасьевич сочетал с педагогической: с 1929 года читал лекции по аэрогидродинамике В Ленинградском университете, сперва в качестве доцента, а с 1932 года в качестве профессора кафедры аэромеханики. Кроме того, в отдельные годы читал лекции в Путейском, в Политехническом и Педагогическом институтах.

Не буду останавливаться здесь подробно на многогранной деятельности Кибеля в этот период (здесь и фундаментальные исследования гидродинамики атмосферных фронтов, и соавторство в монографиях «Динамическая метеорология» и «Теоретическая гидромеханика», и многое другое) и перейду к главной работе в его жизни – созданию численных методов прогноза погоды.

И.А. Кибель ставил целью перейти от использования в прогностической практике лишь отдельных результатов динамической метеорологии к составлению прогнозов гидродинамическими методами.

Идея эта была не нова – ещё в 1904-м году В. Бьеркнес сформулировал такую задачу, указав систему уравнений гидродинамики и термодинамики, которую нужно решать для этой цели. Но это предложение долгое время не находило отклика. Лишь в 1922 году Ричардсон предпринял попытку рассчитать прогноз по уравнениям динамики атмосферы. Попытка была безуспешной. Прогноз на сутки, который считали 3 года, оказался неудачным и больше этой задачей длительное время не занимались.

Вот как смотрели на эту проблему метеорологи, когда Кибель к ней обратился.

В книге «Динамическая метеорология», по которой я изучал эту дисциплину, немецкий ученый Кошмидер писал: «Очень важная группа задач отсутствует – интегралы по времени, которые при заданном начальном состоянии давали бы пространственное распределение метеорологических элементов в последующие моменты времени. Эта основная задача «динамической метеорологии» всё же сталкивается с непреодолимыми математическими трудностями…. По характеру задачи (вычисление изменений любого начального состояния) физическая ясность недостижима или достижима с большим трудом». А английский метеоролог Дуглас в статье «Современное состояние вопроса о предсказаниях погоды» отмечал: «Насколько можно будет когда-либо прилагать математику к предсказанию погоды, является исключительно вопросом отдельных мнений. Практика прогноза в настоящее время создает довольно пессимистический взгляд, может быть, не совсем правильный».

Было много тому причин. Одна из наиболее существенных причин состояла в том, что использовались самые общие уравнения, описывающие всё, что происходит в атмосфере – как процессы, важные для расчета прогнозов, так и второстепенные. Как любил повторять И.А. Кибель, Ричардсон пытался рассчитать одновременно и выпадение дождя, и шум падающих капель. Поэтому свою работу Кибель начал с упрощения системы уравнений, с удаления слагаемых, не имеющих погодообразующего значения. И нашел решение задачи в виде довольно простых формул, позволяющих сравнительно легко рассчитать прогноз давления на сутки. Эти результаты позднее были названы методом Кибеля.

Из-за начавшейся войны работы по методу Кибеля временно приостановились, но затем возобновились уже в г. Свердловске, куда была эвакуирована Главная геофизическая обсерватория (ГГО), так теперь называлась Главная физическая обсерватория. А в 1943 году Кибель вместе с группой сотрудников был переведен в г. Москву в Центральный институт прогнозов, где он создал отдел динамической метеорологии. Мероприятие это имело целью активизацию исследований по «методу Кибеля» и применению этого метода в оперативной практике.

Отдел динамической метеорологии Центрального института прогнозов под руководством Кибеля и стал центром исследований по численным методам прогнозов, гидродинамической теории климата и общей циркуляции атмосферы. Здесь и начались расчеты прогнозов по методу Кибеля в оперативном режиме.

Ежедневно рассчитывался суточный прогноз по Москве, а позднее и по нескольким городам на европейской части СССР. Но особенно радоваться было нечему. Расчет состоял из двух частей. Формулы первого приближения должны были описывать перенос атмосферных объектов, а второе приближение – их эволюцию. Перенос более-менее давал то, что от него можно было ожидать, и уже это было достижением, а вот с эволюцией была беда.

Синоптиков-практиков эти результаты не очень удовлетворяли. Но главное, на мой взгляд, было уже достигнуто: стало понятно и теоретикам, и практикам, что этот путь хотя и тернист, но перспективен, что применение гидродинамических методов в задаче о прогнозе погоды становится реальным. Прямым следствием сказанного стал интерес к новому направлению исследований и, соответственно, появление в отделе динамической метеорологии новых людей, особенно, молодежи (в их числе оказался и я).

Конечно, Кибель старался улучшать эту часть методики, но мало что из этого получалось. Впрочем, мне кажется, что Илья Афанасьевич тогда в какой-то мере потерял интерес к этой части его метода, и она отошла на второй план. Он был человек увлекающийся, у него появился ряд других интересных идей и задач, им и отдавалось предпочтение. К тому же, тогда Илья Афанасьевич готовил к переизданию книгу по теоретической гидромеханике, написанную им в соавторстве с Н.Е. Кочиным и Н.В. Розе. Обеих соавторов уже не было в живых, и на Илью Афанасьевича легла вся тяжесть этой работы. Он существенно переработал и дополнил книгу, почти заново написав разделы по пограничным слоям и по газовой динамике. Книга выдержала 6 изданий и была настольной для многих учащихся и специалистов.

Впрочем, не забывал он другой части своего метода: уточнении прогноза за счет учета процессов в пограничном (нижнем) слое атмосферы. И здесь было получен ряд интересных результатов как по теории различных локальных явлений, например, склоновых ветров, горно-долинных течений, бризов, атмосферной конвекции, так и практических методов их расчета.

Кстати, стоит отметить, что академик А.Н. Крылов, о скептическом отношении которого к метеорологии было написано выше, после доклада о методе расчета суточного хода температуры воздуха и почвы, заметил, что «метеорология становится точной наукой».

Вместе с тем, работа по краткосрочному прогнозу в отделе динамической метеорологии не «зацикливалась» на методе Кибеля. Были сформулированы другие подходы к этой проблеме и получено решение об определении изменений давления и температуры в более общей постановке задачи.

А новым увлечением Кибеля стали численные долгосрочные прогнозы погоды, теория и моделирование климата. И было получено решение задачи о прогнозе давления в средней тропосфере, формально позволяющее рассчитать этот прогноз на любой срок. Разумеется, практически срок был ограниченным из-за сделанных физических упрощений.

Уже первые опыты расчетов прогнозов карт давления на срок до пяти суток, охватывающих всё северное полушарие земли, произвели как на нас, так и на синоптиков-прогнозистов большое впечатление. Прогнозированные барические образования перемещались, эволюционировали, «жили своей жизнью» и эта их «жизнь» во многом соответствовала наблюдавшимся процессам. Всё это воспринималось как новый этап в развитии численных методов прогноза, и, естественно, стимулировало новые исследования в этой области.

Весьма эффектно выглядели и результаты по гидродинамической теории климата. Задача состояла в том, чтобы путем решения уравнений гидродинамики и термодинамики при заданных внешних параметрах (приток солнечной энергии, распределение материков и океанов, различие физических свойств разных участков поверхности земли и др.) рассчитать климатические значения температуры, давления, влажности. Как говорил Кибель, «нужно получить климат на кончике пера». Путем весьма серьезных упрощений это удалось сделать. Полученные результаты неплохо соответствовали фактическим данным. Разумеется, этот подход критиковали за упрощенный учет физических процессов. Комментируя это, А.А. Дородницын как-то напомнил, что и в других отраслях науки наблюдается похожая ситуация. Например, в теории упругости учитываются очень сложные процессы, а вот простая формула Гука дает вполне приемлемые результаты. Но обычно обе стороны оставались «при своих мнениях».

И всё это было сделано за несколько первых послевоенных лет.

Однако, со стороны дело выглядело совсем не так радужно. Синоптикам нужны были практические результаты, а пока точность численных методов прогноза оставляла желать лучшего. Да и успехи в совершенствовании теории не очень воспринимались. Многие метеорологи тогда получали образование преимущественно географического направления и с Кибелем разговаривали, как бы, «на разных языках». Оценить то, что уже было достигнуто, многим было затруднительно. Ещё в одной из ранних статей Кибель писал о том, что его часто спрашивали, неужели он действительно думает, что прогноз погоды можно давать с помощью математики.

Сомнения и непринятие его результатов усиливались. Видимо, играло роль ещё и то, что представители других направлений опасались конкуренции – работа по гидродинамическим методам прогноза считалась перспективной. Помню, как группа синоптиков старалась провалить защиту диссертации по теории локальных ветров молодого сотрудника нашего отдела динамической метеорологии Л.Н. Гутмана, утверждая, что всё это практического значения не имеет. Кибель как-то даже посетовал на такую ситуацию начальнику Гидрометслужбы Е.К. Федорову, известному полярнику, работавшему на первой дрейфующей станции «Северный полюс». Федоров утешил: «на льдине было труднее».

Однако и вокруг всё было отнюдь не так уж спокойно и благостно.

Отношения с бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции осложнялись и становилось всё более прохладными. Ощущалось дуновение приближающейся холодной войны. Появились и новые тенденции в политических кампаниях, развертывавшихся в стране в то время. Тема борьбы с «западным влиянием» стала доминировать и в пропаганде, и в практических действиях. Одним из проявлений этого была «борьба с низкопоклонством перед западом».

Все эти события затронули и Гидрометслужбу. Неожиданно в опалу попал начальник Гидрометслужбы Е.К. Федоров, «герой папанинец» (так тогда называли четверку полярников, работавших под руководством И.Д. Папанина в первой экспедиции на северный полюс, дрейфовавшей на льдине), генерал-лейтенант, член-корреспондент АН СССР, Герой Советского союза.

Говорили, со слов шофера, который вез Федорова из Кремля, что И.В.Сталин сорвал с него погоны, и что всю дорогу домой Федоров плакал. Говорили, что застрелился Либин, заместитель Федорова, тоже известный полярник.

Был «общественный суд» над Федоровым. Хотя суд был открытый, доступ на заседания был ограничен, а те, кто побывал там, были скупы на рассказы.

Обвиняли Федорова в контактах с иностранцами, низкопоклонстве, организации поездки с иностранцами на пароходе и др. Федоров деловые контакты с иностранцами признавал, а всё прочее отрицал.

Федоров был снят с должности начальника Гидрометслужбы.

Впрочем, Е.К. Федоров ещё «легко отделался»: членом-корреспондентом АН СССР и Героем Советского Союза он остался, но некоторое время был не удел. Другим «обвиняемым» повезло меньше.

А в Главном управлении Гидрометслужбы (ГУГМС) начали «прорабатывать» конкретных ученых. Конференц-зал ГУГМС во время «обсуждений и осуждений» был переполнен. Поводом для обвинений были даже такие заурядные вещи, как наличие ссылок на иностранных авторов в статьях.

Первой жертвой стал профессор А.Х. Хргиан, автор книги по истории метеорологии в России. Ну, разве был виноват Александр Христофорович, что в России работало много известных метеорологов с иностранными фамилиями, да ещё на важных постах. Затем взялись за профессора С.П. Хромова. Ну, тут было о чем поговорить – сплошная Бергенская школа, Бьеркнес, Тур-Бержерон и другие, и никого, кроме них. Тут ещё проявили себя те, кого Хромов критиковал и «зажимал», в первую очередь, творцы «адвективно-динамического анализа» - Погосян, Зубян и другие.

Позже досталось и Погосяну с его адвективно-динамическим анализом, но, кажется, уже под «другим соусом», хотя ссылки на иностранных авторов тоже упоминались. Тут уже торжествовали традиционные синоптики.

Резко критиковали и Кибеля на Всесоюзной конференции по долгосрочным прогнозам, но уже и в другом ключе, здесь превалировали научные вопросы.

Центральный институт прогнозов тоже затронула компания «борьбы с низкопоклонством», переросшая затем в «борьбу с безродными космополитами». Под предлогом «сокращения штатов» была уволена группа сотрудников, преимущественно евреев, в том числе молодой кандидат наук Л.Н. Гутман, впоследствии создатель и руководитель лаборатории мезометеорологии в Сибирском отделении Академии наук СССР, а затем профессор университетов в Тель-Авиве и Беэр-Шеве.

Но, несмотря на всё, активная работа в отделе шла «своим чередом». Появились новые идеи и результаты, развитие продолжалось. И тут наука преподнесла очередной сюрприз.

В 1946 году в США был разработан первый компьютер «ЭНИАК». И вскоре была опубликована первая статья (1950 год) о решении прогностической задачи с использованием компьютера, название которого не без иронии было подобрано так, что его аббревиатура звучала «МАНИАК». Была предложена модель краткосрочного прогноза в средней тропосфере, дан метод решения задачи и приведены первые результаты расчетов на компьютере, весьма обнадеживающие.

Стало ясно, что начался принципиально новый этап в разработке гидродинамических методов прогноза. Открылась возможность использовать существенно более совершенные постановки прогностических задач, иные методы решения уравнений, преимущественно основанные на результатах вычислительной математики – всё это открывало новые перспективы. Если до этого мы были «впереди планеты всей», то теперь успех во многом зависит от наличия компьютеров.

Илья Афанасьевич прекрасно это понимал и прилагал большие усилия, чтобы получить возможность работать на компьютерах. Но с компьютерами (тогда это были ЭВМ – электронные вычислительные машины) дело обстояло плохо. Пользуясь своими академическими связями, он смог «пробиться» сначала на ЭВМ М-2 в лаборатории управляющих машин у члена-корреспондента АН СССР И.С. Брука, а позже получить доступ на ЭВМ БЭСМ в институте точной механики и вычислительной техники академика С.А. Лебедева. М-2 была ещё даже не «машиной», а чем-то вроде макета ЭВМ. А БЭСМ – тоже первый, опытный образец ЭВМ. Позднее на базе БЭСМ были созданы серии ЭВМ: БЭСМ-6, М-20 и др.

Кибель поручил Соломону Львовичу Белоусову разработку и реализацию сравнительно простой модели для прогноза в средней тропосфере. А мне, хотя я занимался тогда теорией климата и долгосрочными прогнозами, предстояло создать и реализовать на ЭВМ БЭСМ модель краткосрочного прогноза на разных уровнях, в том числе и на уровне моря. Насколько я помню, прогноз приземного давления по численным моделям тогда ещё никто не давал.

Нужно было освоить работу на этих ЭВМ. И дело заключалось не только в том, что нужно было изучить программирование, что, впрочем, из-за отсутствия учебников и инструкций тоже было непросто. Современные программисты наверно не задумываются, в каких комфортабельных условиях они работают. А тогда всё выглядело совсем иначе. Ни алгоритмических языков, ни трансляторов ещё не было, да и вообще почти никакого математического обеспечения не было. Да и условия работы были неважными. Нам выделяли на БЭСМ 2-3 часа в середине ночи раз в неделю. Старались в эти часы сделать максимум, чтобы не ждать ещё неделю. Поэтому приходилось в основном отлаживать программы, читая содержимое ячеек памяти (команд или чисел) на пульте, где его можно было высветить в двоичной системе счисления. Иногда возникали неожиданные проблемы. Помню, как вдруг перестала работать уже готовая программа моей модели. С трудом обнаружил причину – на перфоленте с программой почему-то появилось масляное пятнышко, которое воспринималось как перфорация. Вообще разное было и нервотрепки тоже хватало. Но удовольствие и удовлетворение получали.

Тем не менее, сравнительно быстро удалось сформулировать постановку этих задач, дать методики численного решения прогностических уравнений и реализовать модели на ЭВМ. В 1954 году была готова модель Белоусова, а к середине 1955 года и по моей модели был рассчитан первый прогноз. Помню, приехал сразу после ночного «бдения» в Центральный институт прогнозов, оставил результаты и попросил их обработать, нанести на карту, а сам уехал домой отсыпаться. Как мне потом рассказали, Илья Афанасьевич, приехав утром, сразу же велел принести синоптические карты, начал сравнивать и очень обрадовался: впервые был рассчитан успешный прогноз приземного давления. Как выяснилось позже, и прогноз для средней тропосферы оказался лучше, чем по модели С.Л.Белоусова. Вскоре эту модель перепрограммировали для другой ЭВМ в военном вычислительном центре, а моя студентка-дипломница сделала то же для ЭВМ «Стрела» и рассчитала большую серию прогнозов в вычислительном центре МГУ. Но наладить расчет прогнозов в оперативном режиме без своей ЭВМ не удавалось.

Это были первые отечественные модели краткосрочного прогноза на ЭВМ. Илья Афанасьевич описал их в своей новой книге по численным прогнозам погоды и в докладе, представленном на симпозиуме по этой тематике в Стокгольме.

Илья Афанасьевич активно добивался получения Гидрометслужбой универсальной высокопроизводительной ЭВМ, так как без этого ни в развитии теории не продвинуться, ни внедрить в оперативную практику созданные прогностические модели невозможно.

Необходимость ЭВМ отрицать было трудно. Но, по неизвестным мне причинам, с большой ЭВМ ничего не получилось. То ли руководство Гидрометслужбы не могло добиться этого (мощные ЭВМ были большим дефицитом), то ли пошло по пути наименьшего сопротивления и согласилось на изготовление небольшой специализированной ЭВМ, предназначенной для решения задач линейной алгебры и, соответственно, линейных моделей долгосрочного прогноза. Илья Афанасьевич говорил, что от ЭВМ «Стрела» просто отказались.

Тем не менее, Илья Афанасьевич продолжал настаивать на том, что необходимо добиться получения Гидрометслужбой универсальной ЭВМ.

Ситуация была непростая. Руководство Гидрометслужбы, видимо, не имея возможности добиться решения этой проблемы, решило как-то выяснить обоснованность требований Кибеля. Возможно, что по этой причине в ЦИП создали комиссию, которая должна была разобраться с тем, как составляются гидродинамические месячные прогнозы аномалий температуры и каково их качество. Тут было к чему придраться. Чувствовалось, что готовится «подкоп» под Илью Афанасьевича. Он ведь надеялся на эти прогнозы. Стало ясно, что в Гидрометслужбе добиться решения вопроса об ЭВМ не удастся, и Кибель в 1957 году решил полностью перейти на работу в Институт прикладной геофизики АН СССР, директор которого Е.К. Федоров обещал помочь в получении универсальной ЭВМ. Наряду с отделом динамической метеорологии Центрального института прогнозов Кибель также руководил одноименным отделом в Геофизическом институте АН СССР. Сотрудники этого отдела, весьма слабого в тот момент, также перешли в Институт прикладной геофизики. А начальником отдела динамической метеорологии Центрального института прогнозов довелось стать мне.

В Институте прикладной геофизики Кибель действительно со временем получил ЭВМ, правда, довольно слабую, из серии «Урал», набрал молодых специалистов, в основном выпускников МГУ, выполнил ряд интересных и важных исследований. Главным была подготовка прогностических моделей нового поколения, основанных на так называемых «полных уравнениях», в которых были сняты многие важные ограничения и упрощения. Удалось разработать такую модель и провести опытные расчеты.

В отделе динамической метеорологии Центрального института прогнозов тоже продолжалась активная работа по численным прогнозам. Результатами её были новые усовершенствованные модели краткосрочных прогнозов. Удалось также создать первую модель прогноза наземного давления по всему северному полушарию. Её затем использовали в оперативных условиях для расчетов прогнозов на 5 суток и, в частности, для составления рекомендаций по курсам плавания океанских кораблей. Важным новым направлением исследований стала автоматизация подготовки данных, исходных для расчета прогнозов. Центральное место здесь занимал так называемый объективный анализ, цель которого – преобразовать данные наблюдений к виду, необходимому для вычислений. Была подготовлена модель объективного анализа, основанная на методе оптимальной интерполяции, разработанном в Ленинграде Л.С. Гандиным. Этот подход получил впоследствии широкое распространение за рубежом, оптимальная интерполяция применялась в моделях объективного анализа основных зарубежных прогностических центров.

К концу 1950-тых годов работа по численным прогнозам активизировалась и в других исследовательских центрах (Главная геофизическая обсерватория, институт математики и механики АН Узбекской ССР, военные учреждения и др.).

Итак, в Институте прикладной геофизики и в отделе динамической метеорологии Центрального института прогнозов были получены серьезные результаты, но внедрить их в оперативную практику «по-настоящему» всё же не удавалось. Было также понятно, что организовать оперативные расчеты прогнозов вне Гидрометслужбы нереально и нецелесообразно. И Кибель начал добиваться создания специализированного вычислительного центра, оснащенного высокопроизводительными ЭВМ. В этом существенную поддержку оказали академик Е.К. Федоров и директор вычислительного центра АН СССР академик А.А. Дородницын, помогла и Гидрометслужба.

В 1961 году по постановлению правительства был создан Объединенный вычислительный метеорологический центр АН СССР и Гидрометслужбы. В этот вычислительный центр перешли из Института прикладной геофизики И.А. Кибель со своими сотрудниками, а из Центрального института прогнозов – большинство сотрудников отдела динамической метеорологии. Фактически Кибель стал научным руководителем этого вычислительного центра, хотя формально такого статуса у него не было. Но как самостоятельное учреждение этот вычислительный центр просуществовал недолго – в 1967 году его передали Гидрометслужбе и объединили с Центральным институтом прогнозов, образовав Гидрометцентр СССР.

Вычислительный центр был оснащен высокопроизводительными по тому времени ЭВМ. Здесь развернулась активная работа по созданию и внедрению в оперативную практику как новых прогностических моделей, так и автоматизированной системы подготовки данных, исходных для численного прогноза.

За время работы в отделе динамической метеорологии Центрального института прогнозов и в академических институтах И.А. Кибель подготовил немало высококвалифицированных специалистов. Список его учеников и сотрудников обширен, упомяну лишь академиков Г.И. Марчука (президент АН СССР), А.С. Монина, А.С. Саркисяна. Это обеспечило весьма высокий теоретический уровень работ по численным прогнозам погоды в СССР.

Однако теоретические результаты по численным методам прогнозов всегда опережали возможности их реализации на компьютерах. И теперь впереди оказывался тот, кто располагал более мощными компьютерами. Как показали статистические данные американских метеорологов, качество численных прогнозов повышалось скачкообразно при появлении компьютеров нового поколения. И это происходило каждые несколько лет. Гидрометслужба заметно отставала в этой «гонке»: с получением новейших отечественных компьютеров были трудности, а закупка американских была затруднена из-за ограничений продажи такой техники нашей стране.

Тем не менее, в Гидрометцентре СССР успешно продолжалось развитие и внедрение в практику численных методов прогнозов. Компьютерами были оснащены и некоторые периферийные прогностические центры Гидрометслужбы, где также началось составление численных региональных прогнозов погоды.

Вскоре модели численного прогноза стали неотъемлемым элементом работы основных прогностических центров мира, существенно возросла надежность прогнозов погоды и увеличились их сроки. О таких результатах даже мечтать было трудно в те годы, когда И.А. Кибель начал работать над проблемой прогноза.

И.А. Кибель ушел из жизни в разгар этого победоносного шествия численных методов прогноза погоды. Хотя к тому времени центр работы в этом направлении переместился на запад, вклад И.А. Кибеля в решение этой проблемы трудно переоценить.

На этом можно было бы закончить этот рассказ об И.А. Кибеле.

Но не могу не написать о нем, как о человеке, которого знал и с которым много лет работал, о том, каким он мне виделся в те годы.

Первое впечатление при знакомстве с Ильей Афанасьевичем (это произошло в 1945 году) вызвало некоторое замешательство. Речь его, особенно, когда он делал доклад или просто о чем-то рассказывал, была настолько быстрой и стремительной, что я поначалу не успевал понять не только смысл сказанного, но разобрать слова. Со временем привык, да и Илья Афанасьевич со временем несколько снизил темп. А услышать было что…

Обычно Илья Афанасьевич бывал в институте в утренние часы и сразу приходил в нашу комнату. Часто тотчас подходил к большой настенной доске и с мелом в руках начинал рассказывать что-нибудь. Это могло быть сделанное дома накануне, либо содержание интересной статьи, с которой ознакомился. С иностранными журналами в нашей библиотеке было не густо, а Илья Афанасьевич имел возможность по академической линии выписывать некоторые журналы. Часто повторялось одно и то же с некоторыми уточнениями или развитием. Можно сказать, что таким образом мы знакомились с его «творческой лабораторией», хотя вряд ли он имел это целью.

Был и другой способ его научного общения с нами. Обдумывая новую работу, он делал наброски на бумаге и потом отдавал нам эти листочки – посмотрите, может быть, вас это заинтересует. Почерк у Ильи Афанасьевича был ужасный, к тому же писал он карандашом и, если что-то не нравилось, стирал резинкой и писал поверх стертого. Подчас разобрать написанное было не легче, чем понять содержание. Немалое значение имели и семинары, которые он проводил регулярно.

Илья Афанасьевич был крупным ученым и прекрасным научным руководителем с множеством новых идей и готовностью помочь, если возникали трудности с решением задачи. А вот учителем, педагогом назвать его было трудно.

Помню, как в мою аспирантскую программу он включил обширный перечень книг, начиная с высшей математики и гидродинамики до квантовой механики и динамических систем. Такой список литературы эффектно выглядел на Ученом совете и в разговорах о том, чем занимаются его аспиранты, но осилить его за год-два было не по силам, особенно при моей математической подготовке. Тем не менее, засел я в научном читальном зале № 2 библиотеки имени Ленина и с энтузиазмом взялся за чтение (изучением вряд ли можно было это назвать).

Конечно, чтение пятитомного курса высшей математики В.И. Смирнова и тому подобных трактатов было интересно и приятно. Но вскоре понял, что такое «сквозное» чтение не только неэффективно и даже не очень полезно, но и работе по теме диссертации не очень-то способствует. Как написал академик А.Н.Крылов, инженеру из математики что-то нужно каждую неделю, что-то раз в месяц, а многое – раз в годы или вообще не понадобится. А ведь мог Илья Афанасьевич сразу меня сориентировать…

Но вернемся к утренним беседам Ильи Афанасьевича.

Порой был и общий разговор на произвольную тему, в котором обычно превалировал монолог Кибеля. Илья Афанасьевич говорил о разном. Так, иногда вспоминал о Галине Улановой. Об их знакомстве говорили многие, прежде всего ленинградцы. Рассказывали о его увлечении балетом, о том, что Илья Афанасьевич восхищался Улановой, тратил большую часть своей зарплаты на цветы для неё. Рассказы Ильи Афанасьевича были конкретнее и ярче, хотя иногда воспринимались своеобразно. Вот, например, рассказывал он о том, как они катались на лодке. И тут кто спросил: «А кто на веслах сидел?». «Конечно, она, видели бы вы, какие у неё бицепсы». Много лет спустя, в 1960-тые годы, Илья Афанасьевич увидел меня в коридоре нашего этажа, на котором наши кабинеты, отозвал в сторонку и начал рассказывать, что видел Уланову. Встреча была случайной, по пути в командировку, не помню точно, то ли в самолете, то ли в поезде. И рассказ закончил несколько грустно: «Но ведь и я кое-чего достиг, член-корреспондент Академии наук – это тоже немало».

Еженедельно Илья Афанасьевич проводил семинары. Иногда бывали интересные доклады со стороны, но превалировали выступления сотрудников отдела. Часто Илья Афанасьевич докладывал в завершенном виде то, что мы слышали по утрам.

Семинары проводились накануне выходного дня, начинались часа в четыре, часто заканчивались уже после окончания рабочего дня. Несколько сотрудников жили за городом, и такая задержка создавала проблемы с возвращением домой. Особенно страдал от этого Яша Хейфец, он жил в Павловском посаде, туда ходили «паровики» (электричек ещё не было) и был риск опоздать на последний поезд. Не раз просили перенести семинар на другое время, но Илья Афанасьевич никак не соглашался. Однажды он не выдержал и непривычно резко сказал, что Фридман проводил семинары вообще в воскресенье, считая такой довод неоспоримым… « А что Фридману воскресенье» - шепнул мне разочарованный Яша (не знали мы, что Фридман был православным). Кстати, на семинарах у Фридмана Кибель и был-то всего несколько раз: Фридман умер в тот же год, когда Илья Афанасьевич поступил на работу в ГГО.

Тогда было время поисков, начинаний и дискуссий и семинар наглядно отражал то, происходило в отделе динамической метеорологии.

Илья Афанасьевич был очень активным, энергичным и общительным, как говорится, очень «живым» человеком. И неутомимым пропагандистом развиваемого им научного направления. Мог, например, встретив в институте малознакомого человека, начать с воодушевлением рассказывать о новых своих теоретических результатах. Не всегда это находило взаимопонимание. Синоптики по образованию были преимущественно людьми «географического толка», с математикой и гидромеханикой было туго, красивое решение сложных задач не очень воспринималось. Вроде бы, разговор шел «на разных языках». И ждали от Кибеля практических результатов, ведь метод Кибеля считался перспективным, на него возлагались большие надежды. Но с этим пока было негусто.

Порой Илья Афанасьевич приходил в нашу комнату, сетовал на непонимание, «косность и отсталость» собеседников и декламировал какие-нибудь подходящие сатирические стихи (он знал их немало: от Шумахера до наших дней), например, из Козьмы Пруткова: «Бароны пируют, бароны воюют,/ а доблестный рыцарь, барон фон Гринвальдус/ всё в той же позиции на камне сидит».

Интересы у Ильи Афанасьевича были разносторонние: он хорошо знал литературу, много читал, любил музыку, балет тем более. И способностям своим находил весьма разнообразное приложение. Мало кто знает о том, что в молодости он изучил стенографию и был одним из лучших стенографистов в Ленинграде, его приглашали на очень ответственные мероприятия.

Но самым главным для него была наука, ей отдавал все силы, даже во время отпуска не мог не работать. В те годы он часто отдыхал в Ливадии, в санатории, размещавшемся в бывшем царском дворце. Ему там нравилось. Правда, как шутил Кибель, царю был нужен только один туалет. Однажды, вернувшись из отпуска, Илья Афанасьевич сказал: «Такая оплошность, забыл взять с собой справочник Янке и Эмде по специальным функциям. Во всей Ялте не смог его найти. Пришлось поехать в Симеиз, в астрономическую обсерваторию». Вот в этом весь Илья Афанасьевич.