![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() |
![]() |
![]() |
Номер 6(53) июнь 2014 | |
![]() |
Диму
Блейзера с женой пригласили в гости их друзья Собачниковы. Многих из нас такое
приглашение, наверно, обрадовало бы. Для кого-то оно, возможно, было бы
праздником. Но не для Димы и не для его жены Веры. Им совершенно не хотелось
идти в гости к Собачниковым.
Только
не подумайте, что Дима или Вера имели что-нибудь против Собачниковых. Упаси
Боже. Наоборот, они с Собачниковыми были старыми, друзьями и любили друг друга прочно
и бесповоротно. Просто им надоел процесс хождения в гости, который с подачи
какого-то бойкого словообразователя иммигранты стали называть “гостеванием”.
Да,
Дима не любил “гостевания”. Он заранее знал, кто соберётся у Собачниковых, кто о
чём будет говорить, и кто какой анекдот расскажет.
Он
знал, что придёт их общий друг, тусклый, неразговорчивый проктолог Коля
Степанов с женой Фирой. Фира будет верещать за двоих, а Коля пить молча,
закусывая редко и без страсти.
Придут,
конечно, программисты Володя и Наташа Зайдманы. Володя будет острить матом, а
Наташа рассказывать про академические успехи их внука, студента Колумбийского
университета.
Придёт
художник Сушняк, то ли холостой, то ли разведённый, и будет всем по очереди
показывать красочный, на глянцевой бумаге, проспект своей выставки, которая
прошла два года назад в городе Монтиселло.
Придут
ещё две-три пары, с которыми Блейзеры знакомы десятки лет и про которых знают
всё, включая то, что эти люди усердно скрывают.
Дима
заранее знал, что сначала будет произнесен тост за встречу (“со свиданьицем!”),
потом за хозяйку дома, потом за детей и внуков и, наконец, за Америку, после
чего возникнет жаркая перепалка на почве политики. Эта перепалка прекратится,
когда Жора Финкель, тоже старый друг Собачниковых и Блейзеров, возьмёт гитару и
начнёт петь песни советских композиторов времён своей пыльной молодости. И вместе
с ним все будут громко петь “Броня крепка и танки наши быстры” и хихикать. И неизвестно,
чего больше будет в этом пении – сарказма или тоски по молодости. Ещё будут петь
“Огней так много золотых на улицах Саратова” и “Ой, рябина кудрявая”, глядя томными
глазами куда-то в несуществующее пространство.
Короче
говоря, Дима заранее всё знал, ему было заранее скучно, и очень не хотелось
идти в гости к Собачниковым. А его жене Вере не хотелось ещё больше, или
хотелось ещё меньше, это уж – как вам будет понятнее, потому что Вера вообще не
любила никуда ходить – ни в гости, ни в кино, ни даже по магазинам, чем она отличалась
от всех остальных жён их круга. Но отказываться было неудобно. И это создавало
мучительную ситуацию.
– Давай
скажем, что ты заболела, – предложил Дима. – Допустим, что у тебя болит
поясница. Все поверят.
–
Нет – сказала Вера, поморщившись. – Поясница у меня на самом деле не болит. Я
не хочу врать.
Врать некрасиво.
–
Давай соврём красиво, – предложил Дима. – Скажем, что у тебя приступ
шизофрении.
–
Шизофреник – это ты, – сказала Вера. – Я вообще не хочу врать. Давай лучше
скажем, что на этот день нас уже пригласил твой троюродный брат из Филадельфии.
– Это
тоже враньё, – сказал Дима. – Он нас не приглашал.
– А
ты позвони ему и попроси пригласить.
–
Ты хочешь поехать в Филадельфию?
– Не
дай Бог – сказала Вера. – Мы скажем ему, что не можем приехать, потому что нас
уже пригласили Собачниковы.
–
Ага. Значит, ты готова соврать и тем, и другим. У тебя что, две неправды
взаимно нейтрализуются?
– Это
будет правда, – сказала Вера. – Ты скажешь, что нас пригласили, но ты же не
будешь говорить, что мы приняли приглашение, правильно?
Дима
задумался.
–
Нет, это не годится, – наконец сказал он. – Причина должна быть настоящая. Может,
поедем в Европу на этот день? Или, хотя бы во Флориду?
– Дешевле
пойти к Собачниковым, – сказала Вера.
– Ты
права, – вздохнул Дима. – Придётся пойти.
Весь
следующий день они не возвращались к этой теме. Вечером Вера вдруг встала со
стула и произнесла:
– Ой!
В
её глазах светилась значительность.
– Поясница?
– с надеждой спросил Дима.
– Она
самая.
– Ах,
бедняга! – радостно закричал Дима и бросился к телефону звонить Собачниковым.
Узнав,
что Вера заболела, и поэтому Блейзеры не придут, Федя Собачников объяснил, что
он страшно огорчён. Конечно, из-за страданий Веры, но, главное, из-за того, что
он в субботу не увидит у себя Блейзеров.
– Слушай,
как же так! – гнусавил он в трубку, – все придут, а вы нет?
– Я
сам расстроился, – охотно сокрушался Дима, наполняя свой голос искренностью. –
Не из-за Верки, конечно. Ей чего – поболеет и поправится, а мы с тобой из-за неё
не сможем выпить по-человечески.
– Жалко,
жалко, – продолжал гнусавить Федя. – Ну ладно, что поделаешь. Выпьем в другой
раз. Поцелуй Верочку и скажи, чтобы поправлялась.
– Ладно,
придётся поцеловать. Пока.
–
Пока.
Федя
положил трубку и повернулся к жене.
– Нинка,
хорошая новость! – сказал он, сияя счастливой улыбой. – Верка Блейзер заболела.
Они не придут.
– Ну
да! Это прямо вери гуд! – обрадовалась Нина, которая в свою речь всегда
подмешивала английские слова. – Они мне прямо до смерти надоели. Кроме того,
Дима жрёт прямо нон-стоп, на него прямо не наготовишься.
– Может,
пригласить Шмуйловых вместо Блейзеров? – предложил Федя.
– Ты
что, киддинг меня? – испугалась Нина. – Они же с Зайдманами враги. Они прямо хэйтят
друг друга. Ты хочешь иметь трабл?
– А
если Шмуйловы узнают, что их не пригласили, будет ещё хуже
– Надо,
чтоб не узнали. Обзвони всех и предупреди.
Федя
не стал спорить с женой и немедленно позвонил Жоре Финкелю.
Жора,
помимо музыкального таланта, отличался чуткостью ко всякого рода интригам и
секретам. Он сразу уловил деликатность ситуации.
– Не
беспокойся, старик! – закричал он в трубку. – Я всё понял. Сегодня же позвоню
Шмуйлову и скажу, что ты никакой компании не собираешь и никого в гости не
приглашаешь. А все остальные будут?
– Блейзеров
не будет. У них Верка заболела.
– Что-нибудь
серьёзное?
– Не
знаю. Только не звони Шмуйлову.
– Ладно,
не буду.
Жора
не стал звонить Шмуйлову. Вместо этого, он позвонил Фире Степановой, велел не
говорить Шмуйлову, что они идут к Собачниковым, и сообщил, что Вера Блейзер
заболела. Непонятно, что с ней, но, похоже, что-то серьёзное.
Фира
Степанова позвонила Наташе Зайдман, велела не говорить Шмуйлову, что они идут к
Собачниковым, и сообщила, что Вера Блейзер серьёзно больна.
Наташа
Зайдман обзвонила всех кого могла. Про Шмуйлова она не стала говорить, потому
что другое известие было гораздо важнее и трагичнее. У Веры Блейзер нашли
что-то страшное, рассказала Наташа. Сколько ей осталось жить, не говорят, но,
наверное, немного. Иначе бы они пришли к Собачниковым.
В
конце дня Диме Блейзеру позвонил его старый друг Костя Шмуйлов. Голос его дрожал
от страха и сочувствия к ближнему.
– Ну,
как ты, старик? – спросил он тихо. – Держишься?
– За
что? – не понял Дима.
– А
как она? В сознании?
– Ты
про кого?
– Я
про Веру. Что говорят врачи? Сколько ей осталось?
– Не
много, не беспокойся, – заверил Дима. – Дня три-четыре. У неё поясница быстро проходит.
Но к Собачниковым мы не сможем пойти. Так что, веселитесь без нас.
Всем привет.
На
другом конце провода наступило зловещее молчание. Дима понял, что сказал что-то
страшное и непростительное, но было уже поздно.
В
тот же вечер разразился скандал, который в течение последующих суток набирал
силу, как ураган Сэнди. Костя Шмуйлов позвонил Феде Собачникову и объявил, что отныне
не желает иметь с ним ничего общего. Он узнал, что в субботу все собираются у
Собачниковых, а его с женой не пригласили.
–
Такого я от тебя не ожидал! – кричал Костя с надрывом.
Федя
Собачников позвонил Диме Блейзеру и обложил его матом за то, что Диму кто-то
тянет за язык. Дима пытался оправдаться, как мог, но Федя был неумолим в своём
гневе. В конце концов, Дима, в знак признания своей вины, сказал, что они с
Верой готовы преодолеть боль в пояснице и прийти в субботу к Собачниковым.
Узнав об этом, Нина Собачникова обрушилась на своего идиота мужа, которого
вечно кто-то тянет за язык. Теперь из-за него, кричала она, надо готовить вдвое
больше, потому что Димка Блейзер жрёт, как прорва.
По
мере разрастания скандала, он втягивал всё больше и больше народу, как торнадо
в зону пониженного давления. Стали выяснять, кто кому звонил, кто кому что
сказал, и какой болван не предупредил Блейзера, чтобы тот не говорил Шмуйлову,
что у Собачниковых собирается компания. Оказалось, что никто не говорил про Шмуйлова,
а говорили только про Веру Блейзер, и то зря говорили, потому что она оказалась
не при смерти и вообще не больна. Болвана не нашли, скандал начал затихать сам
по себе, и супруги Собачниковы стали думать, что дальше делать со Шмуйловым.
– Наверно,
придётся пригласить, – сказала Нина.
– Да,
придётся, – вздохнул Федя. – Посадим их подальше от Зайдманов.
…В
субботу, расточая улыбки и поцелуи, все собрались у Собачниковых. Пришёл
тусклый проктолог Степанов с женой Фирой. Пришли программисты Зайдманы. Пришёл
художник Сушняк. Пришли Дима и Вера Блейзеры. Все расспрашивали Веру о здоровье,
и каждый делился своим личным опытом лечения поясницы. Последними пришли
супруги Шмуйловы, которых никто не любил. Их посадили с краю, на самом дальнем
от Зайдманов конце стола. Провозгласили тост за встречу, потом за хозяйку дома,
потом за детей и внуков и, наконец, за Америку. До политических споров дело не
дошло, потому что Жора Финкель вовремя схватил гитару, и все запели “Броня
крепка и танки наши быстры”. Потом пели “Ой, рябина кудрявая” и “Огней так
много золотых на улицах Саратова”. Вера Блейзер с чувством подпевала, игнорируя
боль в пояснице. Под конец вечера Володя Зайдман рассказал два матерных анекдота,
и все хохотали до слёз.
По
пути домой машину вела Вера, потому что Дима выпил.
– Люблю
я бывать у Собачниковых, – медленно шевеля языком, говорил Дима. – Хорошо, что у
тебя прошла поясница.
– Поясница
не прошла и не пройдёт, – сказала Вера со вздохом. – Ты что, забыл, что в
следующую субботу мы званы на день рождения Зайдмана?
Иллюстрации
Вальдемара Крюгера |
![]() |
|
|||
|