Два Михаила

Посвящаю Михаилу Юрьевичу Лермонтову

С небольшой группой гостей мы шли по тихим дорожкам самого старого русского кладбища в Германии. Через два года, в 2016 году, ему стукнет 160. Оно нависло над городом Висбаденом и смотрит на него с горы Нероберг со снисхождением к городской суете. Читать надписи и эпитафии – будто листать неизвестный справочник русской истории. Или литературы. К слову, этот:

Ротмистр Мартынов Михаил Соломонович

1814-1854 – написано на памятнике.

Моя молодая приятельница с восторженной улыбкой воскликнула: Какая прелесть! Ротмистр! Я же её коварно обрезала: Кричали женщины ура и в воздух чепчики бросали... После моего рассказа бедняга и вовсе скисла.

Прежде всего обращает на себя внимание дата. Что за оказия! Он умер сорока лет за два года до появления кладбища. Значит, это перезахоронение с немецкого кладбища, и оно говорит о необыкновенной важности для русских путешественников такой возможности. Пример этот далеко не единичный.

Чем памятно нам это имя? Мы помним Николая Мартынова, по жёсткому народному приговору, относящемуся и к Дантесу, – убийцу великого поэта.

«Его убийца хладнокровно навёл удар...». Михаил – родной брат Николая. Старший брат. Братья – погодки.

Отметим такой факт, относящийся к нашему, в общем, бесцветному (для истории) персонажу: в родословных и в исторических источниках стоит иной год смерти Михаила: 1860. Ему прибавлено 6 лет жизни. Кладбище, то есть метрическая книга, знает точно.

До 1841 года, года убийства, Мартыновы – это довольно известная в своей среде и, пожалуй, типичная дворянская семья. Стремящаяся выбиться в аристократические, иногда и небезрезультатно.

С помощью «Лермонтовской энциклопедии» уточним фактические данные о семействе Мартыновых:

Мартыновы, московская дворянская семья, к которой принадлежал Н.С.Мартынов. (Заметьте, эта первая фраза небольшого текста и она точно определяет значимость и репутацию семейства в истории. Если бы не убийство Лермонтова Николаем Мартыновым, то и незачем бы вспоминать о Мартыновых. Продолжим:

Мартынов Михаил Ильич, полковник, помещик Пензенской губернии. Разбогател на винных откупах. Умер в 1839 г. (Русский помещик, стеснявшийся своего не дворянского занятия, хотел, чтобы сын продолжил дело, несмотря на предосудительность самого дела в глазах знакомых и приятелей, потому и назвал сына довольно оригинально – Соломоном. Этому факту есть доказательства и фантазировать на тему национальности здесь не стоит. Отец повысил сыну цену.). Мартынов Соломон Михайлович, 1774 – после 1840. Жена Елизавета Михайловна Тарновская, 1783-1851. В семье 3 сына и 5 дочерей. Некоторые из них: Елизавета Соломоновна, 1812-1891. С 1834 г. за П.В. Шереметевым.

Екатерина Соломоновна, 1813-? Муж с 1834 г. Ржевский Михаил Григорьевич. Михаил Соломонович, 1814-1860. (Стоп! Мы опять натыкаемся на неверную дату смерти. А данные о жене, к сожалению, отсутствуют). Николай Соломонович, 1815-1875, Наталья Соломоновна, 1819-?, с 1840 г. за де ла Турдонне.

Имение Мартыновых Знаменское-Иевлево, сообщает энциклопедия, находилось близ Середникова, где, как и в Москве, Лермонтов мог в 1829-32 встречаться с членами этого семейства. Летом 1837 Мартыновы приезжали в Пятигорск, где снова общались с Лермонтовым. (Ссылка на данные лермонтоведа Эммы Герштейн). О продолжении знакомства свидетельствуют дневники А.И. Тургенева, который пишет о посещении Мартыновых вместе с Лермонтовым в Москве в мае 1840.

Клубок отношений завязался рано, но Мишель Лермонтов этого не замечал.

Известно о неприязни к Лермонтову матери двух наиболее близких к нему Николая и Михаила в двух письмах к сыну. В первом (1837) выражено подозрение, что поэт скрыл переданный ему пакет с её письмами и письмами дочерей Натальи и Юлии, во втором (1840) мать сообщает сыну, что Лермонтов часто бывает у них, что его визиты ей неприятны, а дочери, напротив, очень с ним милы и любезны. История пропажи пакета всплыла в 1852 году, через 11 лет после гибели Лермонтова, в воспоминаниях литератора Я.К. Грота, который рассказал со слов Екатерины Ржевской, что Лермонтов якобы в 1837 году сватался к Наталье Мартыновой, а та ему отказала. Получив пакет писем, Лермонтов, дескать, захотел узнать причину отказа и, вскрыв пакет, не вернул его, а выдумал историю его ограбления в Тамани.

Лермонтов, подаривший человечеству жемчужину литературы «Тамань» – и мелкая непорядочность нечистого на руку? И это один и тот же человек? Может быть, всё же нечисты на руку Мартыновы? Мать, которая подогревала мелкую завистливость сына и боялась симпатии дочери к незаурядному человеку, не слишком богатому, да к тому же с опасным остроязычием? Лучше ославить и отодвинуть – в этом мудрая позиция матери. Это ей надо было называться Соломонией.

К тому же Э. Герштейн доказала на фактах, что никоим образом ни история с пакетом писем 1837 года, никогда более нигде не упоминавшаяся вплоть до 1841 года, ни мотивы ненависти Николая Мартынова к Лермонтову из-за защиты чести сестры не могут считаться состоятельными. Они вытащены только ради оправдания убийства.

А что же сказать о Михаиле Мартынове? Он был однокурсником, однокорытником Лермонтова по Школе юнкеров. Познакомимся со Школой.

Природному москвичу Лермонтову, приехавшему в сопровождении бабушки (и, конечно, слуг) для поступления в С-Петербургский университет, не понравился ни сам университет с тесным, ещё деревянным зданием, ни новая программа факультета словесности, предполагавшая изучение древних авторов и подражания им. Год терять было нельзя, посоветовались со столыпинской роднёй и решили: юнкерская двухлетняя школа. Точнее, Школа гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров.

Школа была создана при Александре I и по своим задачам была близка поначалу к Царскосельскому Лицею. Кроме военных дисциплин в ней изучали математику, географию, языки, основы права и теорию изящной словесности. Окончившие её дворяне могли выйти в отставку и найти себе статское дело. В Гвардейскую Школу, находившуюся в центре столицы у Синего моста, поступали наследники достаточных состояний, владельцы сотен и более крепостных.

Особенностью Школы было отсутствие единой формы, разнообразие цвета и покроя, почему её нередко называли «Пёстрым эскадроном». Мундир, естественно, привлекал всех юношей, но, может быть, более всех он пленял Николая Мартынова, чрезвычайно заботившегося о своей внешности. Между гвардейскими полками существовала своя иерархия. Наиболее привилегированными были два: Кавалергардский и Конный. В них набирались люди очень богатые, обладавшие «громкими именами», видной фигурой, хорошим ростом и привлекательной внешностью. А также дисциплинированные. Эти два полка и выбрали братья Мартыновы.

Ни фатовства, ни позёрства, свойственного младшему на год брату, Михаил не обнаруживал. Потому ни раздражения, ни насмешек не вызывал.

А Лермонтов сразу же взял полк и род службы попроще и помягче в требованиях: лейб-гвардии Гусарский. Гусаром был двоюродный дед Михаила Алексей Григорьевич Столыпин.

Внутренний устав Школы был достаточно либеральным. По выходным и праздникам юнкеров отпускали в увольнительные. К тому же они легко манкировали правилами и обходили их при желании. Излюбленным местом сходок по праздникам у них была знаменитая кондитерская Беранже, куда непрестанно по их просьбам летали сторожа и слуги за пирожками и мороженым.

В другое недалёкое злачное местечко те же сторожа летали за ликёрами и прочими напитками, а на проспект частенько вылетали из окон пустые бутылки.

Будни и быт высокопоставленного военного училища, в котором варились два с лишним года Лермонтов и двое братьев Мартыновых, наверняка были более трудны для Лермонтова, чем для них. К тому же всю зиму 1832 года он пролежал в госпитале после того как его лягнула лошадь. Нога долго не заживала. Юнкерская школа научила поэта властвовать собой, закалила характер, отточила бесстрашие. Изнеженный поместной жизнью, избалованный любящей бабушкой, он сам заставил себя справляться с физическими трудностями и выдержал вскоре после госпиталя тяжёлую бивачную жизнь.

Михаил Мартынов и Михаил Лермонтов в 1834 году были произведены в корнеты. После окончания Школы юнкеров дороги их разошлись, но Лермонтов не раз бывал в их доме. И если одна из сестёр Мартыновых, Наталия, и была прототипом княжны Мэри, то этот факт неглупой девушке скорее льстил, чем оскорблял.

Выпущен Михаил Мартынов был в лейб-гвардейский Кирасирский полк. Лермонтов оказался в Драгунском. Похоже, что в дальнейшем они не сталкивались, данных о встречах нет. Да и в полку Михаил, видимо, недолго задержался. Дали знать себя слабые лёгкие. А затем – заграница, вероятно, отставка. И как панацея – немецкие воды. Городок Эмс, о котором позднее восторженно высказался в письмах Достоевский, что было ему несвойственно. Но и Эмс не спас запущенную болезнь Михаила Мартынова.

Ещё в Школе Лермонтов стал общепризнанным певцом-стихотворцем этой вольницы, хотя сочинять стишки на темы гусарских подвигов пытались многие. Открытые натуры легко принимали первенство и превосходство поэта, но Николай Мартынов был уязвлён и, смеясь вместе со всеми, начал копить затаённую злобу, выращивая ненависть к некрасивому, невысокому, кривоногому Мишелю, который почему-то брал верх над ним – блестящим красавцем! По всем статьям именно он должен был выигрывать призы симпатий, но его легко переигрывал несуразный Лермонтов, не замечавший копившейся в Мартынове ненависти.

Случайности и обстоятельства роковым образом сталкивали этих двоих и после Школы, нередко ставили в отношения вынужденного приятельства. Мартынова знала при этом своя среда, а Лермонтов становился знаменит и известен всей России. Не этот ли факт более всего ущемлял самолюбие Николая Мартынова?

Через 7 лет, в 1841 году судьба опять свела вместе Лермонтова и Николая Мартынова. На горе всей России.

Один из недалёких однополчан Лермонтова откровенно высказал кредо мелких завистников, не понимавших масштаба поэта и его места:

Между нами говоря, я не понимаю, почему о Лермонтове так много говорят. В сущности, он был препустой малый, плохой офицер и поэт неважный. В то время мы все писали такие стихи. Я жил с Лермонтовым в одной квартире и видел не раз, как он писал. Сидит, сидит, изгрызёт множество перьев, наломает карандашей и напишет несколько строк. Ну разве это поэт?!

(А.И.Арнольди)

Н. Мартынов – человек из этой толпы. Господа адвокаты Мартынова любых времён оттуда же. Им важно низвести великого до себя и судить по себе, по собственной мелкости, прикрывая самоуничижение фразами о равенстве всех со всеми. Но людей не причешешь одной гребёнкой.

Лермонтов раздражал многих окружающих. Характером, поведением, гениальностью. Гениальностью прежде всего. Писать зарифмованные строки для альбомов барышень было модно, и многие из тех недалёких волокит, кто это делал, считали себя поэтами. В полной мере комплекс Сальери владел «поэтом» Николаем Мартыновым. А Лермонтов безобидно над ним посмеивался. В ответ Николай Мартынов маскировал своё ущемлённое самолюбие, прятал его до поры.

Юный гений, почти мальчик, понимал людей и предвидел свою судьбу. Можно сказать, он её напророчил. Противостоянием Печорина и Грушницкого в романе «Герой нашего времени» Лермонтов заглянул в собственное будущее. Подтрунивая над Николаем Мартыновым, Мартышкой, по юнкерскому прозвищу, он понимал его завистливое ожесточение. Может быть, каждый из них мог подумать о другом словами из романа: «Я не люблю его; я чувствую, что мы когда-нибудь с ним столкнёмся на узкой дороге, и одному из нас несдобровать». И все же на последней узкой дороге Лермонтов не стал Печориным. А Мартынов остался Грушницким – позёром, лжецом и убийцей.

Жизнь уточнила литературу. Лермонтов остался благородным героем, а Мартынов его злобным подражателем, который устами Грушницкого сказал свои последние слова: «Нам на земле вдвоём нет места...».

Через 7 лет, в 1841 году судьба свела вместе Лермонтова и Николая Мартынова.

Они не были двойниками. Мартынову до Лермонтова далеко, как до неба. Выбор противостояния был невелик и Лермонтов его знал:

Злоба ли тайная, зависть открытая, Или друзей клевета ядовитая... А потом естественное: тяготит преступление...

Некоторые литературоведы ХХ века находили в Лермонтове демонизм, который ему не прощали. Не прощали «...железный стих, / Облитый горечью и злостью». Может быть, потому, что относили XIX век к «золотому», а всю «горечь и злость» к своему ХХ?

В наше время, особенно в последние годы, интерес исследователей и читателей к Лермонтову усилился, углубился. Появились новые психологические трактовки его творчества, основанного на трагизме биографии. Они делают незыблемыми мотивы поэта-жертвы и виновности посягнувшего на его жизнь обывателя, который «не мог понять в сей миг кровавый, на что он руку подымал».

Появились новые исследования последней дуэли, которые однозначно говорят о светской и родственной круговой поруке «друзей»-однополчан, преступно скрывших неоказание помощи раненому Лермонтову, отсутствие доктора на дуэли. Рядом были только легкомысленные мальчишки-секунданты, аристократы, надеявшиеся, что всё обойдётся без выстрелов и уж точно без смертей, золотая молодёжь, дети вельмож.

О политических заказах, конечно, смешно говорить. Собственно, именно политическим заказом советского времени и были грубые или тонкие намёки на заказы самодержавия. Даже при неприятии Николаем I романа «Герой нашего времени», безусловно, разрушительного сочинения для режима беспрекословного подчинения власти, сегодняшнее понимание роли монархии и конкретных монархов не позволяет примитивно демонизировать царскую власть. Сгущённые намёки на придворную камарилью, к сожалению, умаляют значение серьёзных исследований. Но появляются новые глубокие работы.

Исследователь и биограф Лермонтова Алла Марченко посвятила свою книгу о Михаиле Юрьевиче Лермонтове «тайному ордену лермонтистов». Орден, конечно, метафорический, но как лестно числить себя в кандидатах этого ордена.

К членам ордена надо отнести поэта Беллу Ахмадулину. Она многократно создавала в стихах и прозаических эссе психологический портрет поэта, говоря о своей «тоске по Лермонтову». Она величала поэта «высочайшим юношей вселенной», а Мартынов, по её слову, не умел «отличать самолюбия от чувства чести, отчего площадь его уязвимости была иссушающе огромной». Современная поэтесса ощущала себя преемницей лермонтовских мотивов одиночества в человеческой толпе, мятежности духа среди приспособленцев и лицемеров.

Сегодня мы знаем правду об этой трагедии. Может быть, почти всю. Большую роль сыграло обнаруженное в советское время не известное ранее письмо, касающееся обстоятельств дуэли. Оно хранится в Отделе рукописей ленинградской Публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина. Письмо написано в Пятигорске через 6 дней после гибели Лермонтова.

Автор письма дворянин Пётр Тимофеевич Полеводин. Оно напечатано в одном из томов «Литературного наследства» и теперь повторно опубликовано в интернете автором первой публикации литературоведом А.Н.Михайловой со всем справочным аппаратом. В нём нет сенсационных открытий, оно подтверждает логику отношений, если смотреть на них непредвзято и серьёзно, без ловли фантастических рыбок в мутной воде.

Разночтений, выдумок и версий не нужно. Письмо Полеводина – непосредственный отклик на события. Оно пронизано болью за погибшего поэта, горячим сочувствием к нему и свидетельствует об огромной популярности Лермонтова среди современников, несмотря на уверения в обратном отдельных личностей, близких к кругу Мартынова.

Вот это письмо: (с сокращениями):

Июля 21-го 1841 г. Пятигорск

«...Плачьте, милостивый государь Александр Кононович, плачьте, надевайте глубокий траур,/.../ берите из Вашей библиотеки «Героя нашего времени» и скачите к Лёренцу, велите переплести его в чёрный бархат, читайте и плачьте. Нашего поэта нет, – Лермонтов 15-го числа текущего месяца в 7 часов пополудни убит на дуэли отставным майором Мартыновым.

Неисповедимы судьбы твои, Господи! И этот возрождающийся гений должен погибнуть от руки подлеца: Мартынов – чистейший сколок с Дантеса.

Этот Мартынов служил прежде в кавалергардах, по просьбе переведён в Кавказский корпус капитаном, в феврале месяце отставлен с чином майора, – и жил в Пятигорске, обрил голову, оделся совершенно по-черкесски и тем пленял, или думал пленять, здешнюю публику.... Лермонтов, не терпя глупых выходок Мартынова, всегда весьма умно и резко трунил над Мартыновым. <...> Мартынов никогда не умел порядочно отшутиться – сердился, Лермонтов более и более над ним смеялся... Лермонтов, в присутствии девиц, трунил над Мартыновым целый вечер, до того, что Мартынов сделался предметом общего смеха, предлогом к тому был его, Мартынова, костюм....

Когда секунданты узнали о причине ссоры, то употребили все средства помирить их. Лермонтов был согласен оставить, но Мартынов никак не соглашался. Приехав на место, назначенное для дуэли, Лермонтов сказал, что он удовлетворяет желанию Мартынова, но стрелять в него ни в коем случае не будет.

Секунданты отмерили для барьера пять шагов, потом по пяти шагов в сторону, вручили им пистолеты и дали сигнал сходиться. Лермонтов весьма спокойно подошёл первый к барьеру, скрестив вниз руки, опустил пистолет и взглядом вызвал Мартынова на выстрел. Мартынов, в душе подлец и трус, зная, что Лермонтов всегда держит своё слово и радуясь, что тот не стреляет, прицелился в Лермонтова. Прицелился – выстрел... Поэта не стало!.. На другой день толпа народа не отходила от его квартиры. Дамы все приходили с цветами и осыпали его оными. Зрелище было восхитительно и трогательно.

17-го числа в час поединка его хоронили. Всё, что было в Пятигорске, участвовало в его похоронах. Гроб его до самого кладбища несли штаб- и обер-офицеры и все без исключения шли пешком до кладбища. Сожаления и ропот публики не умолкали ни на минуту.

Теперь 6-й день после этого печального события и ропот не умолкает, явно требуют предать виновного всей строгости закона, как подлого убийцу.

Пушкин Лев Сергеевич, родной брат нашего бессмертного поэта, весьма убит смертию Лермонтова, он был лучший его приятель, Лермонтов обедал в этот день с ним и не сказал ни слова о дуэли, которая должна была состояться через час. Пушкин уверяет, что эта дуэль никогда бы состояться не могла, если б секунданты были не мальчики, она сделана против всех правил и чести.

Лишь только Лермонтов испустил последний вздох – пошёл проливной дождь. Сама природа плакала об этом человеке. Больно вспомнить...»

В этом бесхитростном и честном письме ясно, каков приговор простой России. Не аристократической и высокопоставленной, а народной. Причём сведения из первых рук. От тех же секундантов.

Лермонтов не выстрелил. Опустил пистолет дулом вниз. А Мартынов в ответ подошёл как можно ближе и, прицелившись, выстрелил в сердце. Потом соврал, что Лермонтов стрелял. Секунданты и любопытствующие приятели, свидетели, сговаривались о том, что говорить на следствии. Все врали. Боялись последствий. Пятигорск назвал эту дуэль убийством.

Тень этого действия, этого слова, как бы мы ни хотели от него отстраниться, легла на репутацию брата Михаила, ни в чём не виновного. Мать, понимая, что на семью легло пятно позора, увезла дочерей заграницу, в Германию, надеясь выдать их замуж за иностранцев или за путешествующих русских и, в основном, в этом преуспела. Лечить Михаила тоже надо было на немецких водах. Поездка случилась уже после смерти матери.

Как доказано несколькими исследователями в наше время, семья Мартыновых, оправдывая и защищая Николая, распространяла факты, порочащие Лермонтова и фальсифицирующие условия дуэли. Николай Мартынов женился, и в течение десятилетий его сыновья считали отца жертвой и клеветали на Лермонтова.

Поэтому до сих пор история гибели Лермонтова остаётся предметом споров.

Мне представляется, что именно Михаил поплатился своей ранней смертью и долгой болезнью за грех брата и семейную неприязнь к Лермонтову, за благополучную долгую жизнь брата Николая, в общем, избегшего даже назначенного ему несложного наказания в виде церковного покаяния. Но семья жила в России, где каждый грамотный человек знал фамилию «Мартынов». И мог укорить, бросить косой взгляд, презрительное слово любому из Мартыновых. Могли ли они жить спокойно и безмятежно? Думаю, что при случае потомки и родственники продолжали запутывать следы, придумывать оправдательные версии, затемнять факты. Не потому ли много знаков вопроса стоит в справках о Мартыновых? Не потому ли дата и место смерти Михаила Мартынова неизвестны в России, хотя пристальный интерес общества к этой семье не утихал.

История расставила свои оценки. Обывательская пошлость не коснулась репутации Лермонтова, несмотря на отдельные попытки снизить понимание его личности якобы автобиографическими трактовками непростых героев его прозы и поэзии. Отрицательное обаяние Печорина и Демона приписывают иногда самому Лермонтову, но в то же время чаще всего не только исследователи, но и читатели, особенно молодые люди, видят в нём своеобразное «очарование зла», странность, притягательный романтизм, байронизм. И как при этом забыть, что прекрасному русскому поэту было всего 26 лет, без нескольких месяцев 27, когда его жизнь закончилась?!

Лев Толстой, не часто ценивший талантливых писателей по самой высокой шкале, о Лермонтове высказался чётко:

Если бы этот мальчик остался жив, не нужны были бы ни я, ни Достоевский.

(А. Марченко. Лермонтов. М., АСТ, 2009, стр. 489)

Конечно, многое в блистательной поэзии и прозе Михаила Лермонтова объясняется его биографией, его кратким и драматическим сиротским опытом жизни, но прямое отождествление его героев с самим автором ошибочно и поверхностно. Пронзительная нота драматизма звучит в его творчестве и находит отзвук в душах совсем других поколений целых два века. Говоря в ключе романтизма, это и есть тоска по мировой гармонии. Этой тоской и объясняется, вероятно, лермонтовская странная любовь не только к отчизне, но к людям, в частности, к женщинам, к природе – к Кавказу со всеми его опасностями, к морю, в котором он видит своё одиночество и свою мятежность, к небу, по которому плывут тучки небесные, опять же, такие, как он сам, изгнанники. Юношеский максимализм и средоточие мира на себе, на своём внутреннем мире, и горестный надлом, свойственный каждому молодому существу с чувствительной душой нашли идеальное воплощение в гениальной лермонтовской поэтической тонкости и чутье к слову и мелодии слова.

По небу полуночи ангел летел

И тихую песню он пел...

Не был ли этим ангелом сам Мишель Лермонтов с его ангельской песней?

И мне не простить Николая Мартынова. Меня возмущают экскурсии во французский городок, где жил «сенатор Дантес». И даже бедного ротмистра Михаила Мартынова, умершего от туберкулёза далеко от родины, мне почти не жаль. Будь он не Мартынов, может, я бы и всплакнула о нём, как одна из моих приятельниц, увидев на кладбище волнующее женскую душу слово Ротмистр. Ведь он мог хотя бы словесно защитить своего товарища и однокашника Лермонтова! Ни слова от Михаила Мартынова о нём не осталось. В Школе кавалерийских юнкеров, где обучались молодые дворяне из аристократических семей, золотая молодёжь, кодекс чести всё-таки был важнее семейной спеси.

...Через 14 лет после трагедии, погубившей Лермонтова и сломавшей жизнь семьи Мартыновых, две женщины средних лет, обе причастные к фамилии Мартынова, присутствовали на освящении Елизаветинского храма в немецком городе Висбадене. Это была Юлия Гагарина, урождённая Мартынова, всегда симпатизировавшая Лермонтову, и Анна, вдова Михаила Мартынова, умершего совсем недавно и похороненного в Висбадене на немецком кладбище. Через год возникнет русское кладбище рядом с церковью и они перезахоронят брата и мужа Михаила.

Они, конечно, вспомнят и о другом Михаиле, погибшем по капризу излишне самолюбивого и мелочно обидчивого Николая Мартынова...

Оборотимся на 173 года назад. Увидим этот день, это место глазами талантливого писателя ХХ века, которого мы тоже начинаем вспоминать или узнавать, убитого государством Бориса Пильняка. Вот последние строки повести «Штосс в жизнь», посвящённой гибели Лермонтова:

Синяя тень от Бештау легла далеко в степь. Машук немотствовал. Была тишина и умирал закат. На земле валялась фуражка пехотного офицера, с красным околышем... Лермонтов был убит на дороге. ... Фуражка на земле осталась до утра коротать ночь, – а кровь осталась в земле – навсегда. И всю ночь рвалось небо молниями, и стонал лес. И метался ветер, и кричали совы.

«Погребение пето не было»...