Номер 6(53)  июнь 2014
Борис Гасс

Борис ГассВстречи с Александром Межировым

Фрагменты из книги[1]

 

 

 

 

 

 

Анатолий Зверев. Портрет Б.Гасса

Секретарь Союза писателей, завидев меня с Эдиком Елигулашвили[2] в холле, несказанно обрадовался.

– Ребята, к нам едет небезызвестный молодой поэт, потенциальный переводчик с грузинского Александр Межиров, сделайте доброе дело, встретьте его на аэродроме, обласкайте и отвезите в гостиницу. Номер забронирован. Хлопот у вас с ним будет мало, зато пользы для грузинской литературы очень даже много.

С того дня мы крепко подружились с Сашей.

Интересный он человек, Александр Межиров. Крупный поэт с чутким литературным слухом и поразительной памятью, он способен сутками читать наизусть стихи, процеженные сквозь сито его тонкого вкуса. Он приобщил нас к поэзии Цветаевой, Пастернака, Ахматовой, Мандельштама. Он поддержал в начале пути Евтушенко, Ахмадулину, Вознесенского, горячо рекомендовал их нам в переводчики. Впрочем, это не помешало ему написать впоследствии стихотворение (не знаю, опубликовано ли) с таким началом: 

Понаделал я игрушек –

женек, беллок и андрюшек... 

Помню, Женя подарил Саше при мне свою книгу «Обещание» с припиской «исправиться».

Пути их, к сожалению, разошлись, хотя и Белла, и Женя всегда с теплотой и благодарностью говорят об Александре Межирове.

Когда на одном из литвечеров Беллу спросили, как она относится к резкой статье о ней и Евтушенко, напечатанной Межировым, она ответила: «Не знаю, что пишет Саша прозой, но я его нежно люблю».

Краткое отступление.

Сашина страсть к чтению стихов однажды привела к умилительному исходу. Как-то на Верийском спуске у него отлетела подмётка. Саша заглянул к холодному сапожнику (который шьет неутепленную обувь), и пока тот чинил ботинок, Межиров читал вслух стихи о Грузии.

Закончив работу и получив «гонорар», сапожник вдруг снова приладил ботинок и торжественно вбил ещё один гвоздь:

– Это за поэзию!

Мы долго сидели в гостинице, обменивались литературными новостями, Саша, конечно, читал стихи. Прервал нашу беседу телефонный звонок. Первый секретарь СП Грузии Ираклий Абашидзе пригласил нас всех к себе на хаши. Что и говорить, для нас это была большая честь.

 

Ладо Гудиашвили

Портрет Ираклия Абашидзе у фрески Руставели

Фото картины – подарок И.Абашидзе автору 

Под конец застолья Саша шепотом предложил мне свозить в Мцхета Эдуардаса Межелайтиса с супругой. Оказывается, они ещё в Москве договорились о встрече в Тбилиси. Я обрадовался случаю познакомиться с замечательным литовским поэтом.

На этот раз мы решили изменить маршрут и показать гостю вместо Свети Цховели развалины древней крепости Самтавро – музей под открытым небом.

Тамошний сторож дядя Миша, наш «хранитель древностей», словоохотливый старик с цепкой памятью, показывал, рассказывал, читал надписи.

Межиров долго разглядывал древнюю скульптуру, и все не мог понять, на каком языке выбита надпись. Дядя Миша подсказал: на арамейском. Саша воскликнул: «На том самом языке, на котором Понтий Пилат допрашивал Христа!» Наш сторож в тон ему, но, почему-то обращаясь к Межелайтису, сказал:

«Запомните, вы стоите на земле, которая никогда не знала еврейских погромов!»

Мы поехали на плато фуникулера. Саша Межиров увлеченно читал новые переводы, Межелайтис с грустинкой в голосе заметил:

– Ираклию Абашидзе везет больше моего. Саша любит переводимые им стихи. А вот Борис Слуцкий жалуется, будто переводил мои стихи, мучимый бессонницей и головной болью...

Через несколько лет Межелайтис интеллигентно вспомнил о нашей встрече и прислал мне свою книгу «Карусель».

«Дорогому другу Борису Гассу – на добрую память о Тбилиси с чувством благодарности, уважения и симпатии.

От сердца! Ваш Э. Межелайтис

Вильнюс

04.V.1967 г.»

Саша «таинственный человек», всякий раз без предупреждения возникал в Тбилиси. И частенько привозил с собой то одного, то другого молодого русского поэта, снабжал нас новыми кадрами переводчиков грузинской поэзии.

Однажды он «по секрету» сообщил мне с Эдиком о визите гонимого властями удивительного художника Юрия Васильева.

– Представляете Юрино состояние, сказал он, широко раскрыв и без того огромные глаза. – Едва появилась о нем статья с репродукциями в «Лайфе», его исключили из Союза художников, начали преследовать. Юра запуган, подавлен, надо его подбодрить!

А тут как назло вдоль перрона выстроились военные, видно, встречали важную особу. Саша запаниковал: «Юра может возомнить Бог знает что, надо его спасать»...

Поезд остановился, грянул военный оркестр. Юра вышел из вагона розовощекий, улыбающийся, он даже не обратил внимания на строй солдат!

В Тбилиси Юра принялся «шлепать» портреты друзей. Изобразил он и Сашу Межирова.

 

Ю.Васильев. Портрет Александра Межирова 

С того дня начались Сашины казни – он объявил войну собственной внешности: изменил прическу, стал поджимать губы, щурить глаза... «Вот она, действенная сила искусства!» – смеялись мы.

В дальнейшем мои с Сашей отношения, пожалуй, наиболее точно определил сам Межиров в дарственной на книге стихов:

 

«Дорогому и доброму Борису – дружески, сердечно, почтительно».

Мы часто встречались, много ездили по Грузии, ночи напролет читали стихи, говорили о литературе, Саша тепло принимал меня в Москве, и все же наши отношения не переросли в короткую, тесную дружбу, носили оттенок почтительности.

Так мы держали дистанцию до самого приезда Межирова в Израиль

 

Александр Межиров и Борис Гасс в Герцлии 

А на другой день после встречи Саша вдруг предложил: «Давай будем на "ты", понимаешь, на этой земле я не могу быть с тобой иначе. Помнишь, как я дружил с Фейгиным[3], и все же до самой его смерти мы оставались на "вы", но на этой земле вот не могу»… Затем Саша подарил мне свою новую книжку, и когда я прочитал первые слова «Родному Борису», то понял, что холодок почтительности в наших отношениях исчез окончательно. Впрочем, улетучился холодок, а почтительность осталась.

Саша выглядел уставшим, сильно постаревшим. Он успел уже побродить по Тель-Авиву, «ни минуту не присел, всю ночь на ногах», вот мы и решили посидеть у него в номере, болтали до поздней ночи.

Сашин номер в гостинице был крохотный, но Межиров словно в оправдание сообщил, что здесь жил Сергей Михалков. 

 

А. Межиров в Израиле 

Спустя пару дней мы поехали в Крестовый монастырь. Саша говорил о первых впечатлениях от Израиля, «я просто в шоке, никогда не испытывал такого», я же осторожно процитировал «некрещеный, необрезанный». Межиров удивился: «Откуда ты знаешь это мое новое стихотворение?» Пришлось напомнить автору, что оно было недавно напечатано в «Огоньке»...

В прежние времена провести с Сашей день было все равно, что прочитать антологию русской поэзии. Но в тот день я не услышал от Саши ни одного стихотворения. И памятуя его слова об Иосифе Бродском: «Знаешь, почему он не приезжает в Израиль? Боится, что потом не сможет писать стихи», – я со страхом подумал, не произойдет ли нечто подобное и с самим Межировым. Но этого не случилось, Саша даже в Израиле написал несколько стихотворений.

Войдя в храм Крестового монастыря, Саша молча подошел к фреске Руставели. Я расчехлил аппарат и попросил его стать ближе к колонне. Саша категорически отказался: «Что ты, Боря, разве я могу фотографироваться рядом с Руставели?!» Скольких я снимал на фоне этой фрески, и только Саша Межиров не посмел приблизиться к портрету великого старца.

Уже покидая Крестовый монастырь, я решил подарить Саше какой-нибудь сувенир и купил у предприимчивого сторожа-араба серебряный маген-давид. И лишь значительно позже осознал всю потешность ситуации – я дарю «некрещеному, необрезанному» русскому поэту купленную у араба в грузинской церкви еврейскую шестиконечную звезду...

Больше мы не встречались.

Как несправедливо жестоко обходится порой судьба с человеком.

Александр Межиров, способный часами читать наизусть стихи в кругу друзей, на склоне лет потерял память… Воистину, «артиллерия бьёт по своим». 

Отчаянный солдат, возивший на грузовике под обстрелом хлеб и продукты в блокадный Ленинград, умер на чужбине в доме престарелых.

Александр Межиров уже в США так подытожил свою жизнь: 

Ты прожил жизнь... Там прожил, где тебя

Всегда любили, ненавидя люто,

И люто ненавидели, любя,

Так надо было небу. Не кому-то.

Ты избран был не кем-то. Избран Им,

Служить Ему и только, и за это

Был ненавидим всеми и любим

По воле Неба и Его Завета 

Примечания

[1] Борис Гасс «Люблю товарищей моих», Израиль, 2012.

[2] Тбилисский литератор, друг автора.

[3] Эммануил Фейгин, 1913-1985, тбилисский литератор, писавший по-русски.


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:0
Всего посещений: 3440




Convert this page - http://7iskusstv.com/2014/Nomer6/Gass1.php - to PDF file

Комментарии:

Зоя Межирова
- at 2014-06-30 21:52:06 EDT
Уже на интернете мои воспоминания об американском периоде Александра Межирова:
жунал "Знамя" №7 2014
Зоя Межирова "Невозвращенец и не эмигрант"

http://magazines.russ.ru/znamia/2014/7/11m.html#top








Зоя Межирова
- at 2014-06-27 02:13:39 EDT
От дочери поэта, Зои Межировой:

Александр Межиров никогда не жил в США в доме для престарелых.С ним всегда была любящая и любимая им жена Елена Афанасьевна Межирова. Они прожили вместе более 60 лет. Внучка Анна в Портленде проживала в близком соседстве и была счастлива постоянно общаться с дедушкой, которого ценила как интереснейшего собеседника с бездной знаний. Они любили вместе ездить к Тихому Океану, гулять в знаменитом и прекрасном портлендском Парке Роз. Из Москвы неоднократно приезжала Лидия Петровна - родная сестра Межирова, приезжала навестить Межирова и его племянница и дочь Лидии Петровны - Лена Киселева. Нежные семейные вязи всегда были очень крепки.
Скончался Межиров в Манхэттене, в госпитале им.Рузвельта. В самые тяжелые месяцы я, живя в другом штате, ушла с работы и прилетела в Нью-Йорк помогать маме, которая неотступно и самоотверженно поддерживала его здоровье. А жили они в билдинге между Бродвеем и Амстердам Авеню, центр Манхэттена около Линкольн Центра.

В самом начале Июля с.г. в журнале "Знамя" выходят мои воспоминания об американском периоде жизни поэта -

Зоя Межирова
"НЕвозвращенец и не эмигрант"
журнал "Знамя" №7 2014

Спасибо автору воспоминаний-эссе о Межирове, но факты в конце недостоверны и искажают образ.

a.birger
Portland, Oregon, USA - at 2014-06-25 21:58:30 EDT
Свидетельствую,
что А.П.Межиров никогда не жил в доме престарелых штата Орегон (и ни дети , ни внучка А.П-a туда не "сбагрили").
До своего отъезда из Портленда в Нью-Йорк А.Межиров жил в доме #2020 NW Northrup кв.721 .
Имел даже машину (подаренную друзьями из Калифорнии). :)


Ефим Левертов
Петербург, Россия - at 2014-06-25 18:49:52 EDT
Свидетельствует Евгений Евтушенко: "Очаровательно заикаясь, почти пел Межиров, не так уж давно лежавший в окопах под Колпино, когда артиллерия била по своим, но еще не написавший об этом.
Ах, шоферша, пути перепутаны...
Где позиции, где санбат?
Разве можно тогда было представить, что эти пути окажутся настолько перепутаны и приведут его в дом престарелых в Портленде, оказавшимся его последним окопом, но, скажу честно, весьма комфортабельным." (Распрямленные победой. Апрель 2012).

Александр Избицер
- at 2014-06-19 20:44:00 EDT
Как несправедливо жестоко обходится порой судьба с человеком.
Александр Межиров, способный часами читать наизусть стихи в кругу друзей, на склоне лет потерял память… Воистину, «артиллерия бьёт по своим».
Отчаянный солдат, возивший на грузовике под обстрелом хлеб и продукты в блокадный Ленинград, умер на чужбине в доме престарелых.


Фальшивая концовка, увы, испортила интересную статью. Во-первых, из общения с "поздним" Межировым я понял, что память Александр Петрович не утратил, она была у него, скорее, выборочной. Что хотел, кого хотел - помнил, о ком не хотел помнить - забывал. Тому, кстати сказать, у меня есть документальные свидетельства.

О какой чужбине, о каком доме престарелых Вы пишете, уважаемый Борис?! Чужбиной, чуждой и враждебной страной ему стала Россия, а в США он был окружён искренне чтившими его молодыми поэтами, наслаждался частыми общениями в редакции "Слово", куда его годами постоянно приглашала Лариса Шенкер, подолгу беседовал с многочисленными гостями, которых принимала хлебосольная Лёля, его жена.

"Дом престарелых" - о чём это Вы? В центре Манхэттена, в трёх шагах от Бродвея, в многоэтажном доме с широким лифтом и портье - вот где была его последняя квартира, предоставленная ему американцами за бесценок, как ветерану WW2.

Пожалуйста, не множьте вздор! А в целом за статью - спасибо.

Старый одессит
- at 2014-06-19 17:55:46 EDT
Теплые, безыскусные воспоминания о человеке и времени. Прочел с интересом.
Соболезнующий
- at 2014-06-19 16:59:09 EDT
Ах, какая была жизнь!!! Принимали, кормили - поили, в гости водили, даже заработком обеспечивали ( даже сам Пастернак жил хорошо от переводов и ещё много денег раздавал бедным и неудачливым. Просил, чтобы и его подружке Ольге Ивинской переводы давали).
И вдруг бах, и рухнул СССР, закончилась сладкая жизнь членов всяких творческих союзов. И поехали они кто в Израиль, кто в Америку. "Отчаянный солдат, возивший на грузовике под обстрелом хлеб и продукты в блокадный Ленинград, умер на чужбине в доме престарелых." Как хочется говорить "красиво". Отчаянный солдат? Куда посылали, туда и возил.
Что же его детки в дом престарелых сбагрили то?.

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//