Люди и убеждения

- Прекрасно! – промолвил Рудин, – стало быть, по-вашему, убеждений нет?

- Нет – и не существует.

- Это ваше убеждение?

- Да.

- Как же вы говорите, что их нет? Вот вам уже одно на первый случай.

  И.С. Тургенев. Рудин. 

Убеждения признаются таковыми после проверки на прочность. Именно в качестве " твердых убеждений" они принимаются  с должным почтением. Но "твердость", как и всякое другое качество, не может быть безусловно полезным. Ницше считал даже, что "убеждения - более опасные враги истины, чем ложь".[1]  

  Рассуждая об убеждениях, следовало  бы установить, насколько это возможно, границы понятия. Определениям такого рода трудно избежать т.н. необходимой тавтологии.  Различные словари выстраивают многочисленные синонимы:  убеждения – это  взгляды, воззрения, позиции, принципы, мировоззрение, идеология, ценностные ориентации. Мне кажется предпочтительным  краткое определение С.И. Ожегова: прочно сложившееся мнение, уверенный взгляд на что-либо. Но к этому следовало бы добавить:  убеждения субъективно воспринимаются как несомненные истины и существенно влияют на поведение.

  Полезность убеждений кажется очевидной, если предполагать, что  строятся они опытом, наблюдениями, умозаключениями  и служат средством приложения приобретенных и выверенных знаний к новым ситуациям. В действительности убеждения далеки от того, чтобы быть чисто интеллектуальным продуктом, и влияния здесь могут быть совершенно неожиданными. Так, консервативные политические убеждения оказались связанными с развитым чувством брезгливости (высокими показателями по Disgust Sensitivity Scale)[2].  Еще более сложными выглядят связи такого рода убеждений,  которые выбраны здесь предметом обсуждения,  именно –  убеждений религиозных. Хотя они и относятся к области, именуемой верой, речь идет, как этого и требует определение, о прочно сложившихся и устойчивых мнениях об окружающем мире и человеческом существования. Они, конечно же, субъективно воспринимаются как несомненные истины и существенным образом влияют на поведение. Отправным пунктом служит постулат о существовании Бога, который (в современной интерпретации) является причиной всего сущего и определяет его законы, а от человека требует соблюдения установленных правил и выполнения необходимых ритуалов. При понятном консерватизме религиозных учений, прочно связанных с первоисточником – Священным писанием, монотеистические религии все же не пренебрегают возможностью толкований и доказательств. Тысячелетние усилия священников, теологов, религиозных философов  и создали то, что может быть названо современными религиозными убеждениями.

  В последние десятилетия психологи, антропологи и биологи, долгое время державшиеся в стороне от этой небезопасной области, стали проявлять к ней все большее внимание. Их усилия заслуживают, мне кажется, краткого обзора, также как и некоторые новые явления в среде верующих (по преимуществу, израильских).

NOMA. В 1997 году Stephen Jay Gould предложил примирительный принцип, широко известный под именем NOMА – "non-overlapping magisteria", призванный разрешить, при обоюдном согласии, пресловутый конфликт науки и религии. Для этого следовало признать, что каждой из сторон принадлежит суверенная область,  нигде не перекрываемая другой.  Magisterium науки –  факты материального мира и выстроенные на их основе теории, а magisterium религии – область морали и смысла жизни.  Каждая из областей  владеет методами, способными разрешать подвластные ей проблемы, но теряющими свою силу за её границами[3]. 

  Принцип NOMА, не предлагая ничего существенно нового, придавал концептуальный вид мирному сосуществованию науки и религии, установленному в 20-м столетии. Но в конце этого периода  границы стали нарушаться особенно часто, причем, с обеих сторон. Креационисты противопоставили важнейшему принципу естествознания – теории эволюции – свой принцип Разумного Замысла  –Intelligent design, утверждающий, что с чисто научной точки зрения развитие сложных органов и систем у животных лучше объясняется Замыслом, чем случайным отбором многочисленных мелких признаков.  Биологи и психологи ответили целой серией «вторжений», в которых с помощью новых  методов пытались исследовать сопредельную область. При этом большинство соглашалось с целью, ясно определенной  нейробиологом D.F. Swaab: главный вопрос не в том, существует ли Бог, а в том, почему столь многие люди являются религиозными.[4]

  Последнее исследование, проведенное WIN/Gallup International в 65 странах  и опубликованное в апреле 2015 года, с несомненностью свидетельствует, что  религия продолжает доминировать в жизни большинства людей: 63%  определили себя как религиозных и только 11% назвались убежденными атеистами. Некоторые из опрошенных – 22%  предпочли отнести себя в группу  светских, но не противников религии.  Как и следовало ожидать, обнаружились значительные различия при сравнении  регионов. В Африке и на Ближнем Востоке о своих религиозных убеждениях заявили соответственно 86% и 82% опрошенных, в Северной Америке – 66%[5].

  Подробное и основательное исследование религиозности – «A Portrait of Israeli Jews» опубликовано в 2009 г. Пять групп израильтян определили себя в следующей пропорции: харедим (ультраортодоксы)  – 7%; ортодоксы  – 25%; соблюдающие религиозные традиции – 32%; светские – 43%; светские противники религии – 3%.[6]  

  Приходится признать, что религия, непременная часть культуры всех прошлых человеческих сообществ, проявляет удивительную стойкость и теперь, когда она лишилась традиционной роли монопольного толкователя природы и жизни. Более того, новые её формы (секты, ответвления) продолжают рождаться и в наше время[7].  Способна ли наука со своими  «линейками и весами " (по В. Набокову) сказать об этом что-либо  вразумительное?

Нейротеология и ген бога.  Такие, не совсем приличные для серьезной науки обозначения  употребляют, когда пишут о вторжении новых методов в  исследование религии. В первом случае речь идет о функциональной МРТ (fMRI) – Магнитно-резонансной томографии, с помощью которой определяют, какие области мозга активируются при молитвах, медитациях, ответах на вопросы, связанные с религией. Такие области действительно существуют, как и некоторые различия религиозного и нерелигиозного мышления в активации мозговых структур. Хотя цветные изображения мозга выглядят на томографии впечатляюще, ничего существенного для понимания религиозных убеждений из них, надо признать, не следует.[8] 

  Другое обозначение – ген бога, было придумано известным американским генетиком Dean Hamer для его книги «The God Gene: How Faith is Hardwired into our Genes»[9].  Hamer связал психологические характеристики 1000 индивидуумов с их ДНК и обнаружил значимую связь между склонностью к мистике и религиозности и определенным геном –  VMAT2,  влияющим на регуляцию важных медиаторов головного мозга – серотонина,  допамина и норэпинефрина. Автору крепко досталось и от ученых, и от теологов, которым связь религиозности с биохимией мозга показалась неубедительной, да еще и выраженной в нарочито сенсационной форме. Но если речь идет о наследственном предрасположении к религиозным взглядам и практике, то этому есть и другие подтверждения.

  Поскольку  близнецовые  пары, как правило, воспитываются вместе, они подвержены влиянию одних и тех же семейных и средовых факторов, в том числе и религиозных традиций.  Разница по совпадению выбранного признака у однояйцевых (генетически идентичных) близнецов и двуяйцевых (генетически схожих не более чем братья и сестры) традиционно служит для оценки генетического вклада в развитие этого признака. Близнецовые исследования, выполненные в нескольких странах: США, Нидерландах, Австралии, Великобритании оценивают генетический вклад в религиозные убеждения между 40 и 50% [10].

Homo religious психологов. При должном почтении к изощренным поискам мозговых центров, ответственных за склонность к религии, большие надежды возлагаются всё же на непосредственное исследование психики. Но чтобы приблизиться  к принятым стандартам анализа, основанным на измерениях, следовало изготовить подходящие «линейки». Они и были предложены в виде многочисленных шкал религиозности, выверенных и прошедших необходимую проверку. Составленные в форме опросников, относящихся к различным сторонам религиозной жизни, они позволяют ранжировать то, что недоступно прямому физическому измерению. Каким образом это делается, видно из следующих примеров.

   В известном опроснике  Santa Clara Strength of Religious Faith Questionnaire  под № 4  значится следующее утверждение: «Я думаю, что моя вера – источник цели и смысла всей моей жизни». Предлагается оценить его верность по баллам: 1 - совершенно не согласен; 2 –  не согласен; 3 – согласен; 4 – абсолютно согласен[11].   Религиозный индекс Университета Дьюка (DUREL) содержит вопрос:   « Как часто вы посещаете церковь или другие религиозные учреждения? » 

1 – никогда; 2 – раз в год или реже; 3 – несколько раз в год;  4 – несколько раз в месяц; 5 – один раз в неделю; 6 – чаще, чем раз в неделю[12]. 

 Сумма баллов по всем пунктам опросника принимается как оценка религиозности испытуемого, а сложение показателей всех испытуемых служит количественным показателем для группы. Расширив понятие религиозности, оценивают также человеческое качество, называемое «Spirituality», русский перевод которого – «Духовность» не совсем точен. Речь идет о вере  в интуицию, предчувствие, чудеса; в то, что не все в мире подчинено материальным причинам, а природа полна  загадок, недоступных научному толкованию; в то, что существует «шестое» чувство и некая связь с «потусторонностью».  Соответствующие опросники позволяют оценить это качество, а при желании – и собственную «духовность», к примеру, при помощи  Quiz: How Spiritual Are You?[13]. 

  Сделав религиозность доступной измерению при помощи соответствующих «линеек»,  получили возможность соотносить её с другими сторонами человеческой личности.

  Прежде всего, выявилась негативная связь показателей религиозности и интеллекта. Те, чей уровень умственных возможностей оценивается как высокий, менее склонны принимать религиозные доктрины или обнаруживать религиозное поведение.  Низкие показатели  интеллекта особенно ясно коррелируют с высоким уровнем религиозного фундаментализма[14].  При исследовании IQ в группах с разным отношением к религии обнаружилось, что у атеистов он выше, чем у агностиков, либеральных верующих и религиозных фундаменталистов соответственно на 1.95; 3,82 и 5,89 пункта[15].

  Некоторые тесты позволяют оценить  склонность к одному из двух типов мышления – аналитическому либо интуитивному – и соотнести её с религиозностью. Аналитический когнитивный стиль,  как выявилось, реже сочетается с религиозными убеждениями и  мистическими  верованиями, чем интуитивный[16].

  Тем же способом сравнения шкал оценивают связь религиозности с некоторыми чертами личности. Пятифакторный личностный опросник (The Big Five) выделяет  пять независимых качеств: нейротизм, экстраверсия, открытость опыту, сотрудничество, добросовестность. Предполагается, что именно эти факторы достаточно полно определяют психический облик индивидуума. Религиозность положительно связана с двумя:  сотрудничеством и добросовестностью и отрицательно коррелирует с фактором интеллектуальная открытость.   Сотрудничество (кооперативность) –  стремление к единению и солидарности с группой, альтруизм, забота о близких,  эмоциональная поддержка.   Добросовестность (надежность, скрупулезность) – склонность к порядку, методичность, обязательность, самоконтроль, осторожность, социальная конформность. 

  Интеллектуальная открытость (Openness/Intellect)  – менее ясный фактор. Его черты – понятливость, смышленость, восприимчивость, осведомленность, открытость для новых впечатлений и жажда знаний. Высокие показатели по этой шкале коррелируют с низкими баллами религиозности.[17].

   После всех этих измерений и сравнений мы знаем теперь, какие характеристики интеллекта, мышления и личности склоняют человека к принятию или, наоборот, к оппозиции  религии. К этому можно прибавить некоторые статистические данные: материальное благополучие и хорошее образование не способствуют религиозности; ученые в целом менее религиозны, чем прочая публика, а биологи бо́льшие атеисты, чем физики[18].

  Увы, главные источники человеческого пристрастия к религии не спешат обнаружить свою природу в тестах и измерениях. Но источники эти должны быть достаточно обильны, чтобы поддерживать религию во все времена,  на протяжении всей человеческой истории.  

Религия и естественный отбор.  Одна из  гипотез утверждает: религия стала непременной частью человеческой культуры из-за  полезности для выживания и обладает, следовательно, эволюционными преимуществами.  Можно ли  подкрепить это утверждение фактами?

В большом обзоре сотен исследований Harold G. Koenig сопоставил  уровень религиозности/духовности (religion/spirituality –  R/S)  с показателями психического и физического здоровья. Обнаружились любопытные корреляции. Высокий R/S предсказывал низкий уровень депрессии, редкость  самоубийств,  низкий уровень тревоги, редкость наркотической зависимости и алкоголизма, а также  низкий уровень преступности. Та же закономерность наблюдалась и в отношении физического здоровья. Лица  с высоким  R/S реже страдали коронарной болезнью сердца,  инсультами,  инфекциями, злокачественными опухолями.  Низкий уровень смертности и большая продолжительность жизни подтверждали  достигнутый уровень  здоровья[19].

  Хорошо спланированная работа  на ту же тему выполнена в Израиле. Известно, что у живущих в киббуцах смертность ниже, чем в среднем у еврейского населения страны.  Дает ли принадлежность к религиозному сообществу дополнительную защиту жизни и здоровья? Оказалось, что смертность в религиозных киббуцах определенно ниже, чем в светских, и это очевидно для обоих полов, для всех возрастов и оставалось постоянным на протяжении всех 16 лет наблюдения. Преимущество сохранялось при сравнении смертности  по  главным её причинам. 

  Возможные объяснения столь благотворного влияния религиозной жизни сводятся, по сути, к двум  пунктам:

- нормы поведения, подкрепленные авторитетом божественного источника, требуют воздержания от курения, наркотиков, пьянства, обжорства, опасных сексуальных контактов. Это вполне соответствует  врачебным предписаниям здорового образа жизни.

- душевное равновесие важно для устойчивости к физическим недугам. Его укрепляет взаимная поддержка членов общины при всех трудностях и потерях,  надежда на заботу высших божественных сил, прочность семейных отношений.   (Частота разводов в религиозных киббуцах в 11 раз  ниже, чем в светских).  Релаксация, достигаемая частыми молитвами, строгое соблюдение субботы и праздников, посвященных отдыху и религиозным обрядам, снижают уровень стресса.[20].

   Возникает соблазн легкого умозаключения: члены религиозных сообществ дольше живут, отличаются лучшим здоровьем, рожают больше детей, следовательно, обладают всеми качествами, нужными для естественного отбора. В этом-то и причина распространения религии повсеместно и во все времена.  

Некоторые обстоятельства заставляют, однако, не торопиться с обобщениями.

Средние статистические данные, как оказалось, находятся под сильным влиянием определенных групп. Канадские социологи установили, что благотворное влияние религии зависит от высокой вовлеченности во все её проявления – посещения храмов, участия в мессах, совместных молитвах,  чтения Библии, размышлений о Боге,   праведной жизни и т.п.  Благоприятный эффект проявляется наиболее ясно в небольших сплоченных общинах[21]. Но и здесь существуют границы, за пределами которых замкнутый коллектив, управляемый фанатичным фундаменталистом, может принести немало вреда душевному и физическому благополучию своих членов.

  Многомиллионные религиозные массы далеки от того уровня R/S, который заметно влияет на здоровье и, что особенно важно, от той сплоченности и взаимной поддержки, которая необходима для этого.

   Есть все же обстоятельство еще более важное.  Применимость полученных данных к сообществам далекого прошлого кажется очень сомнительной. Все современные исследования относятся к благополучным народам, исповедующим монотеистические религии. Требования здорового образа жизни вряд ли были бы понятны племенам и народам, страдавшим от бед иных и более суровых, чем  курение и переедание.  Отношение к богам, по крайней мере, в тот период истории, о котором сохранилось достаточно сведений, очень мало напоминает отношение современного иудея, христианина или мусульманина к тому единственному богу, который заменил весь многочисленный пантеон.  «Когда Бог стал единственным, отношение к нему приобрело интимность и напряженность отношения ребенка к отцу. Все сводится к отношению "сын - отец", Бог есть возвысившийся отец, тоска по отцу - корень религиозной потребности»[22] .  Ничего похожего на такое чувство не мог испытывать верующий ни к вавилонскому богу Мардуку, ни к египетскому Гору, ни даже к греческому Зевсу.  Ждать от них отеческой заботы и духовной поддержки не приходилось.

Групповой отбор.  Но, может быть, преимущества религии проявляются наиболее полно, когда отбор действует  на уровне групп? 

  Способность  сплачивать группы и придавать им устойчивость должна быть особенно успешной, когда социальные правила и законы подкрепляются авторитетом Бога.  В качестве примера  D.F. Swaab приводит иудаизм, который позволил евреям выжить, несмотря на диаспору, инквизицию и Холокост[23].

Но этот пример как раз и раскрывает всю сложность проблемы. Он вполне хорош для историка и сомнителен для биолога.  Дело тут не в  естественном отборе, который является, по сути своей, выживанием генов. Гены евреев сохранились и у тех, кто под давлением инквизиции принял христианство, пусть эти люди теперь и называются испанцами. 

  Если дарвиновский  отбор на уровне групп действительно существует (а спор об этом далек от завершения), то для доказательства следовало бы отыскать в истории два типа человеческих сообществ – религиозных и нерелигиозных – и показать, что первые выжили благодаря своим религиозным убеждениям. Поскольку атеистических племен и народов, вероятнее всего, не существовало, предполагают (Colin Renfrew), что соревнование могло идти между группами более религиозными и менее религиозными, и отбор предпочел первых. Серьезных доказательств для этих утверждений не находится, а исторические примеры могут быть и совершенно иного свойства.

Религия – сопутствующий продукт?  Гипотеза эволюционного  отбора религии может быть исправлена  предположением о важных свойствах человеческой психики, сопутствующим продуктом которых религия, возможно, и является.

Ричард Докинз: «Теория о том, что религия является случайным побочным продуктом — досадным проявлением чего-то полезного, представляется мне наиболее убедительной[24].

  Не отвлекаясь на оценку «случайности» и «досадности», можно попытаться обнаружить эти полезные свойства: 

1.  Развитая социальная организация человека требует некоторых качеств, которые, по Edward O. Wilson  варьируются генетически и могут быть материалом для естественного отбора[25]. Возможно, что это именно те личностные факторы – сотрудничество и добросовестность, которые достоверно коррелируют с показателями религиозности.  Различные пропорции этих качеств в различных сообществах могут определять предпочтения группового естественного отбора. В этом случае религиозность является сопутствующим эффектом признаков, отобранных эволюцией.

2. Человек - неутомимый искатель причин и следствий. Побуждение к этому столь настоятельно, что порождает особый вид каузальной атрибуции - приписывания причин событиям, происхождение которых неясно и запутано. Антрополог Stewart Guthrie показал на примерах  важное свойство такого рода атрибуции –  персонализацию, стремление замечать и обнаруживать в окружающей среде действие сознательных и целенаправленных сил.  Шелест листьев, тени в лесу, раскачивание ветвей, шумы и шорохи заставляют думать в первую очередь о присутствии живых существ. Это важно для выживания, так как не заметить врага или хищника намного опаснее, чем  ложное предположение об их присутствии[26].

   От персонификации один шаг до заключения, что некоторые события – внезапная смерть близких, лесной пожар, наводнение и т. п.  или, наоборот, удачная охота, чудесное выздоровление, рождение первенца вызываются вмешательством высших, наделенных разумом сил. Их благотворность или, наоборот, враждебность  зависят от скрытых причин, толкование которых становится для избранной группы профессиональным занятием.

  Религиозные убеждения могут быть выведены (без большого насилия) из особенностей такого мышления. Рожденные им представления о "сотворении", происхождении племен и народов, грозных явлениях природы, болезнях и эпидемиях  являются, по сути, многообразными  и украшенными человеческой фантазией каузальными атрибуциями. Но если такого рода мышление устойчиво и не меняется со временем, то длинный список ситуаций и природных явлений, которые когда-то представлялись неясными и загадочными, значительно сократился.  Не следует ли из этого необходимое сужение религиозной атрибуции, а с ним и оснований для религиозных убеждений? Такое предположение может соответствовать действительности и заслуживает специального рассмотрения.

  Религии, однако, поддерживаются и другими, достаточно мощными силами, отношение которых к эволюции много сложнее. Естественный отбор не только «бережлив» и «экономен», но и лишен сентиментов по отношению к своим творениям. Для гладкого хода эволюции, «чтоб хорошо сучилась нить»[27], поколения должны сменяться с достаточной скоростью, а это значит, что всему живому уже при рождении выносится смертный приговор. Но знать об этом дано только человеку, потому что только он получил от эволюции ценный, но опасный подарок – развитое самосознание.

  Предвидение неизбежного - слишком тяжелое бремя, и это обнаружилось уже в захоронениях позднего палеолита. Признаки погребального ритуала можно считать первыми доказательствами рождения религии  с её представлением о жизни после смерти, для которой усопший снабжался необходимыми предметами[28].

  Чудесные возможности восприятия, анализа и памяти сделали человека самым успешным творением эволюции, и они же с нестерпимой ясностью представили ему неизбежную картину несчастий, болезней и смерти. Настоятельная потребность психологической защиты выбрала одним из своих средств религии, которые, развиваясь и изменяясь, сопровождают человечество с древнейших времен до наших дней.

  Зигмунд Фрейд считал религию  «общечеловеческим навязчивым неврозом»[29].   Но если прибегать к  психиатрическим аналогиям, уместно вспомнить о любопытной категории, которая  входила в старые классификации, именно – о «тюремных психозах».  У приговоренных к смерти иногда развивался «бред помилования»[30]. Они пребывали в уверенности, что приговор отменен, что тюрьму уже посетили важные персоны и принесли  «благую весть», которая и будет  вскоре объявлена.  Каждая из религий приносит подобного рода успокоение, отрицая уничтожение. 

  Это, разумеется, не единственный род защиты, и не только им заняты религии. С другой стороны, самим религиозным убеждениям приходится отстаивать себя в нелегкой борьбе. Но это уже тема следующей главы.

(окончание следует)