Двенадцать "повестей" Марии Французской^*
Предисловие и перевод
Вероники Долиной

Предисловие

Пришло время рассказать об этом. Не знаю, как справлюсь.

Эти переводы – надолго, на много лет отложенная, отодвинутая интрига.

Я обнаружила «Лэ Марии Французской» очень давно, в школьные еще годы, фрагментарно в каких-то учебниках. Возможно, потрудившись, можно было бы восстановить, где именно. Впечатление оказалось пожизненным, как заключение.

Итак, это цельная конструкция из 12 лэ (баллад) и пролога.

1. «Гижмар» – это фантастическая повесть со сказочными аксессуарами (говорящая лань, самоходный корабль, заговоренная рубашка), близкая к истории Тристана и Изольды. Имя героя можно попытаться расшифровать – кроме бретонского происхождения, не откинешь латынь и французский. Вероятно, оно означает Бедняга, Бедолага, и, кстати, всюду намеки не на злоключения, а на незаинтересованность в дамах; все его раны как-то неспроста.

2. «Эквитан» – что-то вроде фарса с грозным юмором, а имя героя сообщает о том, что он был, натурально, весьма совестлив, не труслив, а вот именно стыдлив, для короля незаурядно. Похоже, имя Эквитан происходит от «уравновешенный, компромиссный». Ну, плюс Аквитания, плюс «аква», любителю средневековья хорошо знаком « Фарс о лохани».

3. «Ясень» – это классическая история о близнецах. В литературе предание прирастает и «Беляночкой и Розочкой», и «Легендой о близнецах» Цвейга, и «Двенадцатая ночь» Шекспира тоже тут.

4. «Бисклаврэ» – насколько можно расшифровать это причудливое для нашего слуха имя, означает «двуликий» или, по-русски, именно «оборотень».

Наверное лишнее указывать на «Аленький цветочек» Аксакова, на все вариации «Красавиц и Чудовищ», это очевидно. Вервольфы и гару – изобильны во всех мифологиях.

«Бисклаврэ» – оригинальный сюжет мелюзинного рода, правда, двойную жизнь ведет мужчина, а не дама-фея. И он не погибнет от руки человеческой, как это было с Мелюзиной. Предателей накажут, герой уцелеет. А тайны свои – надо охранять, все уж очень хрупко, между нами говоря.

5. «Ланваль» – единственная повесть из артуровского времени. Герой присутствует за Круглым столом, его следы обнаруживаются и в списке рыцарей, и в реальной Бретани.

Рыцарь попадает в обольстительный плен царицы иных миров.

Пушкинская «Сказка о Золотом Петушке» приветствует нас, да и Шехерезада тоже.

Лояльности верноподданнической тут нет никакой: Артур глуп и жесток, а Гиневра отвратительно не по-королевски коварна.

Зато появляется Авалон – туда-то Ланваля и эвакуируют, от беды подальше.

6. «Влюбленные» – вневременная универсальная история о тех, кто шел, да не дошел, был слишком простодушен и чист, чтобы выжить и остаться с выигрышем, следовало схитрить. Оказывается, не все на это способны.

Это единственная нормандская повесть у Марии Французской. Похоже, этот холм, неподалеку от города Эвре, существует.

К тому же, сказку Ш.Перро « Гризельда» считают происходящей от этой повести.

Овдовевший король влюбляется в дочку – довольно скоро сказители закроют эту небезупречную тему, появятся «Белоснежка», «Мертвая царевна с семью богатырями». Промежуточная фигура злой мачехи прикроет исторический грех короля-отца.

7. «Йонек» – это бретонское имя. Яник, Янник – вообще часты, а это, возможно, вариант Иоанна. Рыцарь-птица и в «Финисте – ясном соколе» рыцарь.

А героя повести зовут иначе – Мулдумарек. Он тоже существо, живущее в двух мирах, а все же сказание о нем – не мелюзинного цикла. Он не стремится жить среди людей, знает, что они опасны. Его мир четко очерчен, выписан с деталями, и это «нижний мир». Похоже, из судьбы и имени его исходя, что он из падших ангелов.

Впрочем, изделие совсем иного времени – «Синюю птицу» Метерлинка – специалисты тоже выводят из «Йонека». Может, поход героев через земные, надземные и подземельные царства в самом деле позволяет и эту версию считать жизнеспособной.

8. «Соловей» начинается с трогательного разъяснения автора того, что бретонское слово «аостик» она не променяет на французское «Россиньоль» или английское «найтингэйл». Чуть помедлив, поэтесса возвращается к нежному «аостик».

Это маленькая поэма о нравах жизни города, где дома – вот беда-то! – стоят стена к стене. Поэмка проста, да не очень, и в ней вновь отсыл к Тристану и Изольде.

9. «Милон» – это имя встречается среди рыцарей Круглого Стола.

История младенца, отданного на воспитание, пущенного «по волнам», отодвинутого отцом и матерью до лучших времен – этих сюжетов не счесть: от Моисея, через Мольера, Шекспира, да и пушкинская «Сказка о царе Салтане» встроится, хоть дитя отправили не в одиночку, а с мамой.

Как зовут юного рыцаря, так и не выясняется, а Милон – имя героического отца. Имя премудрой матери, отправившей младенца в ссылку на 20 лет, тоже остается неизвестным, по прихоти автора.

Присутствует волшебный лебедь, который носит любовникам почту эти самые 20 лет, жалкая участь птицы из баллады «Соловей» его минует.

Вообще, у этой странной семьи все будет хорошо.

10. «Несчастный» – это курьезный средневековый (а может, и актуальный?) эпизод о невольном дезертирстве, о человеке, попавшем в неловкое положение.

Мне кажется, скорее так – чем считать это повестью о капризной красавице, возможно, королеве Альенор, или о графине Шампанской.

Чуть анекдот, чуть поклон рыцарству с его догматами.

Не с чем, пожалуй, и параллель провести, это какой-то капитан Тушин из «Войны и мира».

11. «Жимолость» – единственная вещь Марии Французской, представленная во всех антологиях, хрестоматиях средневековой литературы.

Это изолированный фрагмент из «Тристана и Изольды», извлеченный поэтессой, по ее словам из рукописей, из старых книг. Отчего-то именно встреча влюбленных в лесу, кульминация их отчаяния привлекла внимание автора. Возможно, собранная в этом эпизоде пороховая энергия боли и безвыходности впрыснула в строки «Жимолости» нечто, что многих и многих притягивает к этим стихам по сей день.

Автор терпеливо разъясняет слово «шеврофей» – козий листик по-русски, приводит английские «готлиф», перевод тот же, а нам достается загадочное ботаническое «жимолость».

12. «Элидюк» – это даже небольшой стихотворный роман, полифонический вполне: внутри него есть и «Гижмар» с таинственными плаваниями, и «Влюбленные», где король-отец неравнодушен к дочке, и Милон с его воинскими заслугами, и «Жимолость» с лесным колдовством.

Но это абсолютно самостоятельный сюжет. Множество мужчин всех эпох примут эту историю близко к сердцу.

А имя Элидюк – вновь подает нам знак: это, пожалуй что, «избранный» и «изгнанный» в одном лице.

Что-то из моих комментариев покажется наивным, что-то забавным.

***

Для меня нет сомнений в том, что сказочные повести в стихах Марии Французской – одно из первых подлинно литературных событий старинной, очень старой Европы. Обольстительная складность, мед для переводчика. Я даже взламывала эту чуть монотонную музыку синкопами и секвенциями.

Ее усмешка, твердая рука драматурга, простоватые с виду «входы и выходы» в каждую из баллад, ее доверительные отношения с высшим и низшим мирами – все это было вне поля зрения тех, кто читает только по-русски.

Магическая реальность – так издавна это называется, и поэтесса была не сказочница, не фольклорист, а рассказчица. Пересказчица даже – она ведь перевела с латыни эти старые бретонские сюжеты, выбрав их из старых книг, потрудившись, видимо, в скрипториях. Так она пишет. Перевела она их на свой старо-французский язык.

Отчего? Я не знаю, возможно, нуждалась в поддержке магией. Какой магией?

Настоящей, литературной, рифмованной.

Есть в мире Европа. Есть в Европе Франция. Там есть Бретань. Множество сказок там лежит где положили очень давно. Корабли там заходят в бухты, такой контур побережья, чтобы спрятаться, как кораблик Гижмара.

А люди там живут, дети ходят в школы, по некоторым признакам.

В книжных магазинах продают карты местности – для тех, кто...

***

Моя пожизненная спутница, моя Мари де Франс кое-что завещала нам, и, как всегда сделала это тихим голосом, гибко, между сказочными строчками:

читать и почитать старые книги;

литературную работу делать тщательно и упорно;

выбирать лучшее из того, что предлагает реальность, для высшей цели – обрабатывать и пересказывать, рифмовать и импровизировать, осваивать старинный сюжет как свой собственный, быть его хранителем.

Литературное изделие живет, как мы уже поняли, неправдоподобно долго, в некоторых странах особенно; много дольше каждого из нас.

Полюбит ли мой современник, говорящий и читающий по-русски, этих героев, их приключения?

Кое-что рискованно, кое-что очень по-моему.

Дело в том, что давно уж «нет в мире короля, которому смогу все песни перепеть, что в сердце берегу».

По преданию, Мария Французская жила и сочиняла при дворе Альенор Аквитанской. Писала «для своего короля».

Я уже не раз побывала на развалинах замка Альенор в городке Домфрон, в Нормандии. Ничьих следов там не обнаружила.

Пролог

Уж если дал Господь

Таланта и ума –

Не стоит избегать

Ни чтенья, ни письма.

Увидел – записал.

И смотришь – семена

Уже взошли, цветут,

Прошли сквозь времена.

Услышал – повтори.

А тот, кто рядом был,

Не слышал ничего.

Что помнил – все забыл.

А ты-то видел знак –

Луч солнца, например.

Вергилий делал так,

И старенький Гомер.

Для тех, кто слаб умом,

Приходится творить.

Им надобно сказать

И трижды повторить.

И ключик повернуть

В заржавленном замке –

Чтоб звякнул бубенец

На самом языке.

Взяла – перевела

Я все на тот язык,

Который вам знаком,

И всяк к нему привык.

Пусть многие брались –

Иных давно уж нет…

Слова еще нашлись,

Да потеряли цвет.

И вот я принялась

За сказочки в стихах –

Чтоб не перевелась

История в веках.

Чтоб шел за ночью день,

Чтоб миром Бог владел.

Чтоб знала место тень,

А демон – свой предел.

Нет в мире короля,

Которому смогу

Все песни перепеть,

Что в сердце берегу.

А, если уж найду

Мужчину без грехов,

Тотчас ему отдам

Тетрадь своих стихов.

…Кому ж не дал Господь

Таланта и ума –

Пусть избегает хоть

И чтенья, и письма.

Гижмар

Когда рассказ хорош – там зернышко на дне.

Ты зернышко найдешь, а сладко будет мне.

Счастлива та страна, где добрые дела

Творятся дотемна, и ночь у них светла.

Могучи их цари, и тюрьмы там пусты.

Светлы монастыри, а пастыри просты.

Мы знаем много слов, но лучшие – тихи.

И что нам до ослов, не верящих в стихи?

Хочу вам рассказать негромким голоском

Историю одну, добытую тайком.

Бретонцы говорят: в стране забытых фей

Истории лежат, но ты найти умей!

***

В то время правил Хёль, удачливый король.

При нем – один сеньор. О нем скажу, позволь.

Прекрасный кавалер звался Оридиал –

Семейный человек, придворных идеал.

С супругою своей он проводил часы –

И дал им Бог детей невиданной красы.

На то и есть Бретань, там имя – как удар.

Девчушку звать Ноган, а мальчика Гижмар.

Уж как их любит мать и ласковый отец –

Но время вылетать из гнездышка, птенец!

И юноша идет на службу к королю.

Все юноше идет – как я это люблю! –

Доспехи, стремена, и скачки, и бои…

Вот были времена любимые мои!

И юноша не ждет, что грянет волшебство –

Во Фландрию идет, там яростней всего

В огне далеких стран сражался кавалер…

Но был один изъян: на женщин, например,

Он вовсе не глядел, неясно почему,

И ни одна из них не нравилась ему.

Нет, более того: он избегал любви,

Как будто бы и так носил ее в крови.

Уже чуть-чуть смешон для преданных друзей,

Невинен, отрешен – живет наш ротозей.

Но вот пришел домой. Сестра, отец и мать –

Его наперебой ласкать и обнимать.

Со всеми ровно мил, без радостей иных,

Он целый месяц жил в семье, среди родных.

***

Так можно и пропасть без видимых причин.

Но есть иная страсть для подлинных мужчин –

Охота! Наконец, созвали егерей,

И мчится наш юнец в лесную глушь скорей.

И нож при нем, и лук, и полчище собак.

И что ж он видит вдруг, плечом раздвинув мрак?

Там на опушке лань стоит, белым-бела.

И олененок с ней. И отступила мгла…

И царственнее всех, так нежно хороши –

Что снимут тяжкий грех с измученной души.

Наш воин, наш герой, наш храбрый юный друг!

Достань скорее свой видавший виды лук.

Да не зови друзей, и перестань дрожать.

А белой лани – ей стрелы не избежать.

Спасенья зверю нет. Стрела летит хитро.

Но странный был дуплет – Гижмар пронзен в бедро.

Он сам пустил стрелу, и кровоточит он.

И к своему седлу почти что пригвожден!

Он падает в траву… Пред ним олень лежит,

Во сне иль наяву лепечет и дрожит:

Ты, рыцарь молодой, меня не пощадил.

Я, рыцарь молодой, тебя не пощажу!

Ты думаешь, что ты легонько ранен был?

А я судьбу твою сейчас перескажу.

Ни дикая трава, ни тайный корешок

Не вылечат тебя, кровавый мой дружок.

Заклятья и стихи, врачи наперечет –

Дела твои плохи, и боль не истечет,

Покуда не найдется женщина одна,

Что за тобой пойдет до самого до дна,

До сердцевины сна, до пламени в аду.

Отыщешь – будешь жив. Гижмар сказал: найду.

Оставь меня теперь! – мгновение спустя

Шепнул несчастный зверь, и пало с ним дитя.

***

Гижмар с тех самых пор не может кровь унять

И странный приговор старается понять:

Куда ему идти, в каком таком краю

Искать и обрести кудесницу свою?

И отсылает он, всего в слезах, слугу:

Иди, любезный друг. Я больше не могу.

Я бодрствую во сне – такая точит боль,

Как будто в рану мне все время сыплют соль.

Скачи к моим родным – им сердце не солжет,

Но объясни ты им, что рана смертно жжет…

Слуга собрал добро, поплакал и исчез.

Перевязав бедро, Гижмар уходит в лес.

***

Хромая, будто зверь, он вышел по ручью

На бережок теперь – и увидал ладью.

Он смотрит все смелей: кораблик на воде.

Таких-то кораблей он не видал нигде.

Стоит себе один, и не видать других –

Как будто из глубин он вынырнул морских.

Эбеновая снасть, из шелка паруса –

Готов отплыть, пропасть, взлететь под небеса.

Наш раненый герой немало удивлен:

За этою горой морей не помнит он!

Не знал, что корабли заходят в этот порт.

И вот уже с земли ступает он на борт.

Чеканка и резьба, и жемчуга гряда…

Ну, что ж сама судьба вела его сюда.

Упасть себе позволь, чтобы очнуться вновь!

Он забывает боль, он вытирает кровь.

Толкнут тебя тычком – в александрийский шёлк

Ты упадешь ничком, чтоб не завыть как волк.

…Кораблик побежал по морю, по волне.

Там наш Гижмар лежал, так думается мне.

Не виден капитан, не слышен экипаж,

А вот корабль летит как призрак, как мираж.

***

Меняется все, захотелось и мне изменить свой стих.

Кораблик причалил, как будто бы ветер внезапно стих.

Страной этой правил давно, с незапамятных пор

Супруг молодой госпожи, пожилой сеньор.

Пожалуй, нет горя смешнее, чем ревность мужей-стариков.

Что-то вроде потери зубов, или даже нежнее,

                                              это их прорезывание рогов…

Себя не желая признать уродом,

Карауля ночи и дни,

Он выстроил башню с единственным входом,

Чтоб жена оттуда ни-ни.

Лишь море гладило мраморный

Башенный бок.

Хотя ведь и с моря, если действовать грамотно,

Кто-то подплыть бы мог.

А в башне – унылой, серой,

Часовню устроил муж.

И ценною росписью – сцены с Венерой –

Украсил ее к тому ж…

Вот старый Овидий – он нам нужен самим,

Мы любим читать на сон.

А наша пленница им топит камин –

Извини, дружище Назон.

Так вот, нашей даме, заложнице, избраннице на века –

Была поблажка положена: служанка, племянница старика.

Они подружились и жили как сестры,

Как птички в своем раю.

Хотя этот рай и стоял

У пропасти на краю.

Лишь старый священник, единственный, худенький и седой,

Имел свой ключик к таинственной двери над самой водой.

Он был им вернее друга, капеллан им был и слуга.

Такого слуги услуга, особенно дорога.

***

Но час приближался, и тем он запомнится вам сейчас,

Что в полдень проснулся демон, испытывающий нас.

Юные дамы посмеют выйти проветриться в сад –

Но не думаю, что сумеют легко вернуться назад.

Что видят они? Вот странно: корабль, пестры паруса.

Кораблик без капитана, прекрасный как небеса.

Кораблик все ближе, ближе, какой-то полет стрижа!

Но что я, как зритель, вижу? Несчастная госпожа!

Смертельно бледные обе, дамы бегут к воде.

Корабль еще не причалил, встречающих нет нигде.

Служанка на мостик взбегает, старается не дрожать.

А госпожа выжидает, и некуда ей бежать.

***

Случилось то, что случилось.

Все в жизни пошло верх дном.

Конечно, дама влюбилась

В Гижмара, объятого сном.

Попробуйте не влюбиться,

Не возненавидеть свой хлев –

Когда перед вами рыцарь,

Прекрасный, как спящий лев.

Он в башне уже очнулся,

Когда наступил рассвет.

Прислушался, оглянулся –

А боли почти что нет.

То жизни серьезный признак:

Боль уходит как дым.

И женщина, будто призрак,

Склоняется перед ним.

Что делать, что дальше будет?

Как с этою дамой быть?

А вдруг она не полюбит,

Не станет его любить?

Он все-таки иноземец, не знающий языка.

А дама – чужая дама, хотя, возможно, пока.

Хозяйке прекрасной башни он говорит напрямик:

Сударыня, мне не страшно, я к боли своей привык.

Но если, милая дама, вам меня не спасти –

Выходит, у вас тут прямо найду я конец пути.

Она его обнимает, целует горящий рот.

Она его понимает – не всякая так поймет.

К тому же, друзья, к тому же, зажегся огонь в крови:

Она прожила при муже, не знающая любви.

Вот так заключилось дело, победу побед верша –

И тело любило тело, а душу нашла душа.

***

Герой и любовь героя, укрывшись от всех невзгод –

Так прожили эти двое свой самый счастливый год.

Служанка их тоже не смела вздремнуть среди ночи и дня:

Служила им, как умела, и грелась у их огня.

Ах, милый, единственно милый! –

Шептала дама чуть свет.

Любить вас с такою силой

Уже моей силы нет.

Но, если другая найдется неведомая любовь –

Душа моя разорвется, и выкипит моя кровь.

Не бойся, не надо! – тихо он ей говорит в ушко.

Забыла, что олениха мне напророчила? Что

Я только с тобою буду до самого судного дня,

А если тебя забуду – найдет моя боль меня.

И дама берет рубашку из тонкого полотна.

Надень – говорит – мой милый! И буду лишь я одна

Завязывать хитрый узел сегодня и всякий раз.

И никакая другая. Такой тебе мой наказ.

А та, что его развяжет, распутает на груди –

Она пусть тебе и скажет, что будет там, впереди.

Гижмар ей в любви клянется, хотя и сам поражен,

Что никто узла не коснется – ни ножницами, ни ножом.

А все-таки, беспокоясь о том, чего еще нет –

Он надевает ей пояс: в застежке – старый секрет.

Кто тайной любви желает, кто хочет в огне пропасть –

Застежку сперва сломает, чтоб утолить свою страсть.

…И в тот же день непогожий

Открыли их тайный грот:

Слуга, на крысу похожий,

Нечаянно их найдет.

Как будто бы с порученьем он тихо шел к госпоже –

А дальше видели только, как опрометью уже

Бежал к своему господину… И старый грозный сеньор

Отправился к девичьей башне, где не бывал с давних пор.

Он в ярости дверь обрушил из корабельной сосны

И рыцаря обнаружил в объятьях своей жены.

Ну? – смотрит старик угрюмо. – Откуда же ты, герой?

На дне какого же трюма ты прибыл на берег мой?

Тут корабли нечасты, у этих старинных скал.

За что ты мне дал несчастье, какого я не искал?

Не всякому удается грудь старую растерзать…

И что тебе остается, как правду мне не рассказать?

***

Гижмар говорит, как было: как боль его привела

К берегу, где полюбила дама его и спасла.

Как видно, судьба превратна, и случай тут непростой.

Сеньор отвечает: Ладно. Я понял тебя. Постой.

Ты говоришь, что прибыл сюда к нам на корабле.

А что же никто не видел его на нашей земле?

Ты где-то его припрятал? А место не позабыл?

Гижмар отвечает: Помню. Кораблик мой там, где был.

Его сейчас же уводят. Поставили паруса,

И тихо корабль уходит – плывет себе в небеса.

Плачет Гижмар, рыдает, даму свою зовет.

А Бог за ним наблюдает, и корабль – плывет.

***

Спустя три дня и три ночи – родимые берега.

Гижмар и глядеть не хочет. Но видит: верный слуга,

Что был в тот день на охоте, он ждал его целый год.

Да где вы еще найдете друга, который так ждет?

Гижмар кидается к брату – надежному, как стрела.

Ей-богу, дорога обратно совсем не напрасной была.

В семье его ждали страстно – без памяти каждый рад,

Что сын вернулся из странствий, бесценный вернулся брат.

И мать, и отец хлопочут, соседи прочат невест.

Но рыцарь смотреть не хочет. Но рыцарь не пьет, не ест –

О даме своей тоскует, которая узелком

Ему затянула рубашку, к себе привязав тайком.

Об этом узле новейшем, как об одной из примет,

Узнало множество женщин, а как развязать – так нет.

Как только они ни бились – всех ждал один эпилог:

Ничего они не добились, крепкий был узелок.

***

А что же с нашею дамой тем временем произошло?

С той дамой, любимой самой, с той, что излучала тепло,

Которое исцелило и сердце, и раны боль?

Позволь, расскажу, читатель, о, ты только мне позволь!

Как прежде, она томится в башне на берегу.

От мужа во всем таится – зачем, сказать не могу.

Два года, два долгих года никто к ней не заглянул.

Едва ли он жив, твой рыцарь, верней всего – утонул.

Из башни она спустилась – а как, откуда мне знать?

И вскорости очутилась на том же месте опять…

Дух этой маленькой бухты два года секрет таит,

И видит она: как будто такой же корабль стоит.

Ах, так? Молодая дама решительно рвется в бой.

Ах, так? И кораблик прямо летит в простор голубой.

Куда он бежит – не знаю, куда бегут корабли:

И в Индию, и к Китаю, и к самому краю Земли.

Но Бог наш корабль направил в Бретань, а не на Луну.

Сеньор Мерьядюк там правил, вел небольшую войну.

И вот коменданту форта видится из окна:

Корабль швартуется гордо, а на корабле – она.

Она хороша как фея, да может, фея и есть?

И воин глядит, не смея руку судьбы отвесть.

Должно быть, она уважит сурового сердца стук

И скоро-прескоро скажет: Сядь ближе, мой Мерьядюк…

Вот гостью, чуть беспокоясь, к себе пригласил сеньор.

Но что это? Грубый пояс, странный на нем узор.

Где гладкие женские ножки хотелось обнять рукой –

Одни лишь пряжки-застежки, и нежности никакой.

Что это? – спросил он сухо. – Я должен об этом знать.

И даме хватило духу о поясе рассказать.

Ах, вот вы какого роду! – досадует наш сеньор.

Я слышал про эту моду в округе с недавних пор.

Я даже знаю мужчину, что даст себя растерзать,

Но только бы без причины рубашку не развязать.

Рубашку?.. Под ней качнулся и тихо поплыл весь мир.

Сеньор меж тем отвернулся и кликнуть велел турнир.

Турнир! Вот и все терзанья окончатся, что ни есть.

Кто выиграет состязанье – тому и дама, и честь.

И женщина ждет и бредит, и страстно ждет новостей:

Конечно, Гижмар приедет из облачных областей.

Да вот уж и он – и нету ни мрака, ни пустоты.

Любимая, ты ли это? Возможно ли – это ты?

С тревогою наблюдает за встречей наш Мерьядюк:

Еще одно ожидает вас испытанье, мой друг.

Велите подать рубаху – ту самую, со шнурком.

Вот мы и увидим пряху, что справится с узелком.

Сестра Мерьядюка, в надежде, пробует в свой черед –

Но узел тугой, как и прежде. Ничто его не берет!

А фея как ухватила – узнала свой узелок,

И с легкостью распустила, как вязаный свой чулок.

***

Сударыня, Боже, Боже. Лишь вы это знать могли!

Скажите же, что вы тоже мой пояс уберегли?

И, трогая понемножку одно из приятных мест,

Нащупывает застежку – эмблему вечных невест.

…Вы думаете, смирился с таким пораженьем наш друг?

Вы думаете, изменился наш воин, наш Мерьядюк?

Думаете, отдали невестам их женихов?

Тогда вы мало читали и книг, и старых стихов.

Гижмар говорит Мерьядюку: Два года вам буду служить,

Но отдайте мою подругу – мне без нее не жить.

Сто рыцарей встанут по кругу, и каждый подобен льву –

Но отдайте мою подругу, я без нее не живу.

Сеньор отвечает грозно: Я в этом деле судья.

Езжай, покуда не поздно. А дама будет моя.

Гижмар тотчас покидает город, что глух как стена…

А дама опять рыдает, дама опять одна.

Рыцари, друг за другом, вместе с Гижмаром ушли.

Обижены Мерьядюком воины той земли.

И, хоть Гижмар и не хочет знать ни мечей, ни щитов,

Но он приезжает к ночи к тому, кто к войне готов.

Рыцарь подаст ему руку, и рядом – две сотни рук.

Кто был врагом Мерьядюку – сегодня Гижмару друг.

Все ясно без перекличек, все смотрят ему в лицо.

И крепость, где спит обидчик, и город – берут в кольцо…

Погиб Мерьядюк наш гордый, как воин, в большом бою.

А Гижмар захватил весь город и даму нашел свою.

И будут еще реки крови бежать по черной золе –

Покуда найдут две любови место себе на Земле.

Но было такое место – бей, сердце! Трудись, гортань!

Пришли жених и невеста к нам в маленькую Бретань.

Эквитан

Те, что звались бретонцами когда-то,

Не так уж были мирны и тихи.

Их жизни каждый день, любая дата –

В баллады превращались и в стихи.

Неслыханное было приключенье,

Когда Бретань стояла на Земле…

Вот приключенье – но не поученье

В рассказе о стыдливом короле.

***

Ах, Эквитан! Он рыцарь, пеший, конный,

С густою темной кровью королей…

Не дорожит любовью монотонной,

А хочет – ярче, проще, веселей.

Любовной битвы ищет он повсюду.

Где Эквитан – там стайка юных дам.

Но все ж я забегать вперед не буду,

Покуда весь сюжет не передам.

А рассказать, пожалуй что, придется

О том, кто женской нежности искал,

Забывши о законах благородства,

Да и в ловушку страшную попал.

***

Был сенешаль, министр у Эквитана,

Хороший друг, неглупый человек.

Давно служил, и было бы нестранно,

Когда б еще служил он целый век.

Его жена красы была нездешней:

Чудесный стан, прелестный алый рот…

Ее походкой, мягкой и неспешной,

Особенно гордился наш народ.

Ее глазами, их морскою тайной.

Ее руками, ласковым лицом,

Улыбкой, полудетскою, случайной,

Старинным на руке ее кольцом…

Такое было это чудо света,

Такая шла везде о ней молва,

Что наш король, прослышавши про это,

Уже себя удерживал едва,

Чтоб не помчаться молодой борзою,

Не пасть ей в ноги, преданно смотреть

И, наслаждаясь яркой бирюзою,

В глазах ее сияющих сгореть!

…Ну вот и случай: кончилась охота

Вблизи поместья, где живет она.

Король устал, и конь хромает что-то,

И перед ними башня и стена.

Они стучатся, стоя у порога.

Им открывают двери: при луне

Стоит хозяйка, с виду – недотрога,

А с королем – любезница вполне.

Бедняга Эквитан недомогает!

Он ранен в сердце, он не чует сил.

Ни сон, ни явь – ничто не помогает…

Он никогда так прежде не любил.

Что делать, Боже? Это же супруга

Министра моего, слуги и друга.

Как можно на предательство пойти?

А душу – потерять или спасти?

Душа, душа, чувствительная дама…

Король вздыхает, чуть не плачет он.

Тем временем, по зову Эквитана,

Приводят даму. Та идет, сквозь сон.

Послушайте! – король сказал, смущенный.

Вы знать должны, я никогда не лгу.

Сегодня я слуга ваш восхищенный,

И жить без вас едва ли впредь смогу.

Мы не одни. У вас есть муж. Нас трое.

Но только я вас истинно люблю!

Доверьтесь мне, и я все так устрою,

Как это подобает королю.

Ах, государь! – сказала дама кротко. –

Совсем меня нетрудно поразить.

Судите сами – женщина-сиротка

Могла ль она себе вообразить?..

Что женщина ответит королю?

Такое слово лишь одно – люблю!

Так Эквитан, боец добросердечный,

Отдался весь науке из наук.

И много лет скрывал король беспечный

Свой тихий стыд, любовный свой недуг.

А сенешаль? Как прежде, домом правил,

Хозяйство вел, еще балы давал.

И, кажется, так славно все поставил,

Что сам беды своей не узнавал.

Тем временем, беда во все ворота

Стучала беспощадным кулаком.

И назначалась новая охота –

Меж королем и мужем-стариком.

Узнала дама, что охоты вестник

Трубит в свой рог. Рога кругом, рога…

Король приедет, с ним его наместник.

Жена министру все же дорога.

О женский ум, коварный и кипучий!

Пора уже и королевой быть?..

И дама хочет этот самый случай

Ни в коем случае не упустить.

Она велела в комнате поставить

Лоханку с небывалым кипятком.

Коль муж придет – в воде его расплавить,

Живьем сварить и схоронить тайком.

Уже стучат! Король вбегает пылко,

И обнимает, и к любви готов.

Ах, женский ум – гремучая копилка,

Всегда полна опасных пустяков.

Король сияет, он разоблачился,

И – Господи его благослови…

За эти годы слишком научился

И скорости, и ярости в любви.

И снова стук! И муж явился тоже.

Как будто подождать еще не мог.

И Эквитан – о Боже, Боже, Боже…

При всем величьи рухнул в кипяток.

А дама, восхитительная дама?

О, как дрожит на шейке медальон…

И муж берет ее за шейку прямо

И опускает в дьявольский бульон.

Какие же жестокие уроки

Приходится извлечь ему и ей!

А избежать божественной мороки

Не смог никто из прежних королей.

***

Теперь бретонцы прямы и суровы.

Не видят фей, не нюхали цветка.

Их жены крутобедры, густобровы.

И – никакого больше кипятка.

Ясень

Извольте, сказку расскажу

Из тех, что в памяти держу.

В Бретани помнят времена,

Когда летели имена

Домов известнейших по свету –

Будто деревьев семена…

Два рыцаря в одной стране

Когда-то жили наравне.

Равны в могуществе и блеске,

В почтеньи к молодой жене.

Вот одного из них жена

Дать нам наследника должна.

И, с Божьей помощью, конечно,

Того гляди, родит она.

Ну, наконец-то, так и есть:

Летит по всей округе весть,

Что все прошло благополучно:

Сеньоре – слава, дому – честь.

Счастливейший из всех отцов

Баюкает двух близнецов.

Он упоен, он ошарашен

И по соседству шлет гонцов:

Привет тебе, сеньор-сосед!

Возможно, знаешь или нет:

Преподнесла моя супруга

Двоих мальчишек мне, чуть свет?

Спрошу тебя насчет крестин:

Хочу я, чтобы хоть один

Стал бы твой крестник и любимец –

Не откажи, мой господин!

Прекрасно! – говорит сосед.

Препятствий не было и нет.

Возьми себе коня, посланец,

Да от меня свези ответ.

Тут дама милая его,

Кругом не видя никого,

Встает на месте, руки в боки,

И восклицает: Каково?

Едва родили – и вопят.

Еще водой святой кропят!

Да кто себе-то пожелает,

Чего врагу не захотят?

Та враз двоих детей родит –

За кем Господь не уследит.

По двое дети не родятся,

Один внутри не усидит!

А если двое с потолка –

Так, стало быть, два мужика

Над этим делом постарались.

Стыд всей семье, отцу тоска!

Ах, госпожа – вступил сеньор –

За что это такой позор

Вы рассказали нам о людях,

Кого мы знаем с давних пор?

Но было поздно: злая ложь

Бежала быстро… Перемножь

Еще завистников, ревнивцев,

Бездетных баб – и подытожь!

И даже есть еще беда:

Кто весть возил туда-сюда,

Все рассказал отцу-бедняге

Про сцену гнусного суда.

И тот, глупее глупых баб,

Так оказался плох и слаб –

Не защитил свою подругу,

А стал доноса робкий раб.

Поверил скверной болтовне

Со сплетниками наравне.

Детей терзал, жену тиранил –

К тому ж, невинную вполне.

***

А та, что в этот самый год

Придумала весь хоровод,

Уже сама чуть ковыляет,

Уже сама потомства ждет.

И что же там она родит?

Судьба ее не пощадит –

Даст ей двух девочек-двойняшек

И приговор свой подтвердит.

Мне нет прощенья! Я сама,

Несчастная, сошла с ума:

Оговорила честных женщин,

Которым не отмыть клейма.

Не я ль кричала: Близнецов

Не может быть без двух отцов!

Откуда я взяла такое?

А верят все, в конце концов.

И вот, близняшек дал мне Бог.

Лишь он один придумать мог

Мне наказанье, как заклятье,

Что я сболтнула под шумок…

Чтоб имя мужнее спасти,

Придется жертву принести:

Одну из крошек, из двойняшек,

Что ж делать, нужно извести.

…При даме – девушка, как тень,

С рожденья служит по сей день.

Пока хозяйка точит слезы

И бьется в путах, как олень,

Она приходит к госпоже:

Сударыня, вам по душе

Придется старый добрый план,

Который свыше мне был дан.

Позвольте взять малютку мне!

Я заберу ее во сне

И отнесу за лес, за горы

Сегодня ж ночью, при луне.

И у дверей монастыря

Ее оставлю. Чуть заря

Ее найдут, возьмут, согреют,

Над ней молитву сотворя.

Тебя, я вижу, Бог мне дал,

Чтоб мой ребенок не пропал.

Подай мне перстень, дорогая,

Где матери моей опал.

Теперь неси сюда других

Пеленок мягких, дорогих,

И шелковое покрывало –

Какого тоньше не бывало.

Оно, смотри, в шитье из роз.

Из Византии муж привез,

Лишь там такие вышивают,

Для золотых моих волос.

Дитя укутаем в него,

Кольцо приложим – из того

Понятно будет человеку,

Что он нашел и от кого…

***

Бежит девица через лес,

С одной тропы боясь свернуть.

Темнеет, гаснет свет небес.

Служанка дальше держит путь.

Ребенок спит. Шагать невмочь.

Но я вам верно говорю:

Она пройдет и день, и ночь,

Чтобы прийти к монастырю.

И на коленях, у стены

Она лепечет, час спустя:

Спасибо, Господи, что мы

Спасли невинное дитя!

Господь ошибку ей простит.

Над нею ясень шелестит –

Могуч его широкий ствол,

По кроне ветерок прошел…

Она стоит в его тени –

И отдыхает естество.

Ты только руку протяни –

И вся ты спрячешься в него.

Кивнув покорно головой,

Служанка мягко, у ствола

Кладет бесценный сверток свой –

Дитя, которое спасла.

***

Привратник в этом монастыре

Давно не видел людей чужих.

И этим же утром, на ранней заре,

Пойдет он к воротам, откроет их –

И что же он видит? Беда-бедой,

Сияет ясень как золотой!

На ветки брошено покрывало,

Под ним – ребеночек, чуть живой.

Дар божий чуть не уронив сперва,

Привратник вприпрыжку домой бежит.

Там дочь его, молодая вдова,

Заботой девочку окружит…

Дитя искупают, дадут молока,

Пеленки сменят, и так пока

Не вынут тяжелое, золотое

Кольцо из детского кулачка.

Тогда заметят и шелк покрывал –

Никто из местных не надевал

Расшитое розами платье, накидку,

Никто в Византии не побывал!

***

Проходит день, он полон хлопот.

Вот аббатиса со службы идет –

К ней устремляется наш привратник,

Находку свою ей под ноги кладет.

Что ж? Аббатиса мудрее иных

Служителей Господа остальных:

Она понимает – в малютке тайна.

Бог даст, отыщем еще родных!

Нам многое предстоит решать,

Не будем же, друг мой, пока разглашать,

Где и когда мы нашли малышку –

Станем любить ее и утешать.

Надо нам девочку окрестить.

Не безымянную ж в сердце впустить!

Мы назовем ее Ясень – под ясенем

Мы ведь нашли ее, что же грустить?

Ясень так Ясень. И в монастыре

Крошка живет как при отчем дворе.

Ясно читает и внятно считает,

Тихо мечтает себе на заре.

Ясное дело, монахини те

В святости жили и простоте.

Образование и воспитание

Были у девочки на высоте.

Наша малышка светла и ясна,

Всех своих сверстниц красивей она.

Вот подросла – и мужчины в округе

Разом лишились покоя и сна.

***

В Доле, что лучший из этих сторон,

Жил шевалье – назывался Горон.

Что-то услышал о чудной девице

И вдохновился немедленно он.

После турнира, ни свет ни заря,

Едет дорогой близ монастыря

И постучал он рукою настойчивой –

Может, и мудро, а может, и зря.

Девушка вышла к воротам чуть свет.

Впрочем, секрета особого нет

В том, что жила она там как племянница

Наших монахинь, на склоне их лет.

Видит наш рыцарь, что это – цветок.

Чует, как в сердце стучит молоток.

Надобно что-то придумать немедленно,

Дать пересохшему горлу глоток…

Знаю, что сделаю! Я подарю

Тучные земли монастырю.

Если ж принять они дар не отважатся,

Если откажутся – я повторю.

Кто же откажется? Приняли дар.

Приняли дар – обменяли товар.

Вот и открыты ворота к красавице.

Первые ночи горят как пожар.

Милая! – он говорит ей с тоской. –

Видишь ли, я ведь совсем не такой.

Что, если тетушки вызнают истину –

Нас покарают суровой рукой.

Может быть, в замок ко мне перейдем?

Дом моих предков и твой будет дом.

Если дитя народится любимое –

Лучшее в мире имя найдем.

Девушка плачет от счастья… Потом

Надо собраться, покинуть свой дом –

Дом, что ей был и родным, и надежным,

Хоть назывался он монастырем.

Перстень фамильный сразу нашла.

В розах свое покрывало взяла.

А на пороге – монахиня старая:

Что же ты, чуть не украдкой ушла?

Да, мы нашли тебя между ветвей,

Будто бы сойка или соловей

Бросили кроху свою неразумную –

Редкой породы, царских кровей…

Но мы любили тебя, не шутя.

Ты не племянница, ты нам дитя.

Скоро приду, навещу тебя, девочка –

Счастлива ль ты, хоть неделю спустя?

Все обнялись, и карета – в пути.

Солнцу – погаснуть и снова взойти.

Станет ли счастлива наша красавица

С тем, с кем она поспешила уйти?

***

Время прошло. Наша милая Ясень еще ясней.

И ничего, слава Богу, дурного не приключается с ней.

Рыцарь Горон ей предан, лишь в ней он видит свой свет.

Но отчего-то наследника Бог не дает, все нет и нет.

Сеньор, это даже неловко… –

Ропщут придворные, год спустя.

Хорошенькая головка,

Но, может, все это притворное, где ж дитя?

Он любит свою подругу,

Он только в начале пути,

Но истинную супругу

Хотят к нему привести…

Друзья мои, извиниться

Хотел бы за наш союз –

Но все может измениться,

Когда я за дело возьмусь!

Быть может, ты знаешь, читатель,

А нет – я скажу, позволь:

Придворный доброжелатель

Сильнее чем сам король.

Сеньор, есть одна невеста –

Такая всего одна.

Пусть вашей подружки вместо

Вам будет теперь жена.

Простите, сеньор, нас, грешных,

И глупые наши труды –

Но девушку звать Орешник.

А это значит – плоды!

Хотим просить ее руку

Для вас у ее родных.

И привезем вам супругу

На этих же выходных.

Вздохнул Горон безутешный –

Наследника им подавай!

Посмотрим на ваш Орешник,

Посмотрим на урожай.

Ведите свою крольчиху,

И мать ее, и отца!

…И Ясень уходит тихо

В далекий покой дворца.

***

Все кончено. Будет свадьба. Гостей зовет кавалер.

Архиепископ Дола среди гостей, например.

Невестина мать хлопочет: пока новобрачных нет,

Рыщет повсюду, хочет найти соперницы след.

Что там была за причина, что тут за фея жила,

Что был счастливым мужчина, а женщина не родила?

Вот Ясень к гостям выходит –

С грацией и простотой.

И каждый тотчас находит,

Что тут сюжет непростой…

Девушка эта – диво.

Но тут наступает ночь,

И мать невесты ревниво

К Горону подводит дочь.

Ясень им тихо служит,

В спальне стелет белье.

Никто и не обнаружит

Плачущею ее…

Натягивает покрывала

Тонкое полотно.

Год целый она скрывала

От всех покрывало одно.

То самое – розы по шелку,

Из старого сундука.

Лишь Ясень знает ту полку,

Где спрятала наверняка.

И розы горят пожаром!

Узнала невестина мать –

Не следовало, пожалуй,

Из сундука вынимать:

Те вышивки непростые,

Те розочки памятны мне.

Когда-то из Византии

Вез муж дорогой жене!

А перстень? Ясень с запалом

Прошла уже полпути…

Мой перстень с таким опалом,

Которого не найти?

Фамильное покрывало

И бабушкин перстенек!

О, сколько ж судьба скрывала

От нас тебя, мой Ясенек!

Ты все поняла, конечно?

Узнала сестры черты?

Взгляни на нее так нежно,

Как можешь смотреть лишь ты.

Ах, скольким я подарила

Несчастий, в конце концов.

И скольких оговорила

Я женщин и их близнецов!..

…Не стоит так убиваться –

Сказал Горон-муженек.

Невесте пора раздеваться.

Иди сюда, Ясенек.

***

И снова восстановили

Порядок вещей и фраз.

Пожалуй, установили,

Кто женится на сей раз.

Вот Ясень идет с Гороном,

И счастлива, видит Бог.

А Орешник идет с бароном,

Который ничем не плох.

Мы знаем много теорий,

Теорий о двух концах.

Мы знаем много историй –

Историй о Близнецах.

Но, все-таки этот случай

Пожалуй, все превзошел –

Он был самый-самый лучший

В бретонском городе Дол.

Бисклаврэ

Ну, раз уж мы взялись баллады писать –

Придется и эту вам рассказать.

Бисклаврэ по-бретонски, скажу – не совру,

Это тот, кто в Нормандии звался Гару.

Много разных сказок сложили о них:

Страшных, грустных и озорных.

Люди – не волки, но, верь – не верь,

Человек все же немного зверь.

Об этом молчок, рот на замок.

Тайна не тайна, если б каждый мог

Превращаться в зверя, прыгать, скакать

И в темном лесу добычу искать.

Пожалуй, не стоит запугивать вас –

О Бисклаврэ будет мой рассказ.

***

Жил в Бретани один барон.

Как храбрец и мудрец всем известен был он.

Ничего плохого сказать нельзя

О том, кого любят соседи, друзья.

А сам он всех больше любил жену.

Даже жил у любви своей будто в плену.

И на нем, и на ней была эта печать –

Но вот дама стала вдруг замечать,

Как дни недели бегут, звеня,

А барона нету три ночи, три дня.

Луна проливает неяркий свет…

Три дня из семи – мужа нет как нет.

Вот он возвратился к себе домой,

А дама с вопросом: друг милый мой!

Супруг дорогой, я еле дышу.

Позвольте, я вас о чем-то спрошу?

Вы смотрите нежно, но грозны как лев.

Я боюсь навлечь на себя ваш гнев…

Целуя ее, он ей смотрит в лицо.

Мужского объятья все крепче кольцо.

Да что, дорогая, у вас за вопрос,

Что мне бы ущерб, хоть малейший, нанес?

Немедля спросите, я сам вам велю.

Уж слишком, сударыня, я вас люблю.

Спасибо, мой милый, я снова дышу.

Но вот ведь о чем рассказать я прошу:

Когда исчезаете вы на три дня,

Когда покидаете тайно меня –

Не к даме ль другой вы спешите верхом,

Чтоб ей обладать, опьяняясь грехом?

Сударыня, нет! – восклицает барон.

Неужто любви нанесу я урон?

Но все ж не просите, любимая, нет!

Погибну, коль дам вам подробный ответ.

Но мы обещали, Господь нас храни,

Делить и печали, и сладкие дни.

Делить пополам, ничего не тая –

Смотрите, как сильно измучилась я.

Не плачь же, бедняжка,

Я слово сдержу.

Хотя мне и тяжко,

Но я – расскажу.

Когда, дорогая, меня дома нет –

Я делаюсь волком, вот весь мой секрет.

Я волк, проживающий в темном лесу.

Туда свою прыть, свою ярость несу.

Там логово есть, там добыча моя.

Три дня-то всего лишь пирую там я.

Я все поняла уже, мой господин.

Вы волк, и в чащобе живете один.

Но, прежде чем прыгнуть в объятия чащ,

Вы где-то бросаете бархатный плащ?

Сперва-то презренная проза,

А после уж – метаморфоза?

Малышка, ты так любопытна теперь,

Когда распознала, что я дикий зверь…

О женщины! Будто детишки:

Все сказочки, песенки, книжки.

Недолжно такое тебе говорить,

Недолжно супруге супруга корить.

Не все можно знать в человеке.

Откроюсь – исчезну навеки.

А сам уже плачет от счастья, чудак.

Ну, слушай, любимая, вот оно как:

В дорожной часовне распятье.

Под камнем храню мое платье.

Под утро стряхну с себя кровь, как росу,

Оденусь – и ландыш тебе принесу!

А, если плаща не найдется,

Твой муж уж к тебе не вернется.

…О, юная дама не так уж проста.

Как будто бы с виду сама красота –

Но многому ведала цену

И мужу искала замену.

И вот, хитроумная та госпожа

К себе подзывает мальчишку-пажа,

Который влюблен, да не скажет,

И сделает все, что прикажет.

Дружок! Открывается дама пажу.

Послушай-ка, что тебе нынче скажу:

Страданья твои – не страданья,

И я награжу ожиданья.

Возьми мою руку – я буду верна.

Сегодня сеньора, а завтра жена.

Мой муж из лесов не вернется.

Клянешься служить мне? – Клянется.

Ты знаешь часовню? К полночи беги

И плащ отыщи и немедля сожги.

И муж никогда не вернется.

Клянешься, что сможешь? – Клянется.

Вот так и пропал Бисклаврэ без следа.

Женою был предан без тени стыда.

Женою и глупым мальчишкой –

Злой кошкой и серою мышкой.

Искали друзья и соседи его,

Да вот не нашли никого, ничего.

А та, что пажа подучила,

В мужья его заполучила.

***

Вот год прошел, целый долгий год.

Во время одной из своих охот

Король примчался в тот самый лес,

Где год назад Бисклаврэ исчез.

Собаки учуяли странный дух.

Кусты дрожали, закат потух,

И перестали трубить егеря,

И все это было не зря:

Замерли все и, не веря глазам,

Смотрели, как вышел из леса сам

Страшенный волк, серебряный зверь,

И к королю приближался теперь.

Король был воин, не робкий монах,

Но в ужасе встал он на стременах.

И фыркал конь, и спасти не мог.

Тем временем, зверь облизал сапог.

Король, содрогаясь, сеньоров позвал:

Смотрите, друзья мои, что за привал

У нас на охоте – с добычей иль без,

Взгляните на это чудо чудес!

Что это за зверь? Да он человек!

Глядит – как приносит мне клятву навек.

Он смотрит в глаза мне и плачет.

Сеньоры, да что ж это значит?

Скорей уберите собак от него,

Чтоб даже не тронул никто никого.

Хранить и беречь его буду,

Как это пристало лишь чуду.

С охоты король возвратился. Теперь

С ним рядом тихонько идет его зверь.

Король понимает, что чудо

Живет в его доме покуда…

И следуют чуду еда и вода,

И чудо ведет себя мирно, когда

Все гладят его и ласкают,

И спать чуть не к детям пускают.

И зверь полюбил добровольный свой плен:

Он жмется теперь у хозяйских колен,

Подачки не ждет и подарка –

Как старый слуга, как овчарка.

***

Но нашей балладе – еще не конец.

Король созывает, как добрый отец,

Вассалов, сеньоров окрестных

Для праздников маленьких местных.

Там есть и барон, что вчера еще паж,

Своей госпожи провожал экипаж,

А нынче супругой гордится,

Хотя и пришлось потрудиться…

Увидел предателя зверь Бисклаврэ –

И вот уж катает его на ковре

И рвет его тело клыками,

Как будто стальными крюками.

Едва оторвали от жертвы его –

И снова бросается он на него,

А прежде никто и не видел,

Чтоб он хоть барашка обидел.

А тут, будто волк, задыхаясь, хрипит.

И горло порвет, и лицо ослепит.

И дышит по-зимнему, паром…

И поняли люди: недаром,

Недаром вершится звериная месть.

Вина человечья, пожалуй, тут есть.

Не стоит всего опасаться,

Но преданный – может кусаться.

Меж тем, королевский улегся пикник,

И к конскому крупу предатель приник.

Израненный весь, но с лошадкой –

Домой возвратился с оглядкой.

***

Не так-то уж много воды утекло,

Но, все-таки, время, наверно, прошло.

Король – на охоту, однако.

А с ним его зверь, как собака.

А вечером надо бы заночевать?

Куда-то дорога выводит опять.

Да это ограда усадьбы,

Где дама сыграла две свадьбы.

Увидел красавицу зверь, задрожал

И кинулся – кто бы его удержал

Вблизи от зловещей находки?

И нос откусил у красотки.

Да что ж это, что же, великий Господь?

Душа виновата – наказана плоть.

Красавица плачет-рыдает,

Но носом уж не обладает.

Король раздосадован: что за беда?

Зверюга опять озверел как тогда,

Когда искусал бедолагу,

Который не сделал ни шагу!

Но старенький рыцарь сказал королю:

Я несправедливости, сир, не терплю.

Позвольте судить справедливо

О том, что не диво, что диво…

Вы видите зверя? А это не он.

То верный ваш воин, тот славный барон,

Которого вы так любили,

Но год лишь прошел – и забыли.

Припомните, сир, он бесследно исчез

В ту ночь, что ушел поохотиться в лес.

Да, он не вернулся оттуда,

А вышел лишь в облике чуда.

Устроим немедля допрос господам,

И старую голову я вам отдам,

Служить обещаю до гроба –

Но пусть уж покаются оба!

Король в замешательстве: что за допрос?

У дамы откушен хорошенький нос.

Что можно проверить рассказом?

А волк будет смертью наказан.

Да нет же! Твердит ему старый сеньор.

Пусть ваши придворные выйдут во двор

И бархатный плащ пусть доставят.

И здесь, возле зверя, оставят.

Король приказал – и доставили, вот.

И зверь разрыдался, как мальчик, ревет.

И в зеркале не отразился,

А весь уже преобразился.

И рыцарь прекрасный покинул свой плен,

И вот он, шатаясь, поднялся с колен,

В рубахе из черного шелка,

Совсем не похожий на волка.

…Той даме предательской стыд-стыдоба.

Ее уж и так наказала судьба,

Но дальше – детишки родятся

Без носа. Хоть маме – сгодятся.

Такая баллада – для вас, господа.

Есть много зверей и людей без стыда.

Бесстыдство – и то не случайно.

А совесть – великая тайна.

Ланваль

Я расскажу вам странный эпизод,

Который мне покоя не дает:

И прям, и честен, справился с бедой

Ланваль, бретонский рыцарь молодой.

Итак, это было в артуровы времена,

Когда то там, то тут вспыхивала война.

Шотландия, пикты – противников не перебрать.

И с ними сражалась вся конница, вся королевская рать.

…На Троицу, как обычно, король наш в Карлайль пришел.

С ним его графы, бароны – весь его Круглый Стол.

Король раздает им щедрые, невиданные дары.

Всем – кроме Ланваля-рыцаря, забытого до поры.

Никто о ланвалевом мужестве словом не помянул

Никто в круговом содружестве сказать о нем не дерзнул.

Может, каждый завидовал, юности, например?

А может, никто и не видывал поистине скромных манер.

По своему рождению он равен был королю.

Но знатное происхождение на деле равнялось нулю.

Поскольку за время бойцовское денег он не считал

И все наследство отцовское попросту промотал.

Король был известен щедростью, много раздал добра.

А Ланваль щеголял своей бедностью – ни золота, ни серебра.

Всяк при дворе донашивал то, что король носил.

А Ланваль ничего не спрашивал и ни о чем не просил.

Плыл себе, будто на облаке, хоть жизнь не была проста.

Чужеземец из дальней области, в сущности, сирота.

***

Однажды утром, без повода, уздечку свернув клубком,

Выбрался он из города и едет себе верхом.

Овод назойливо кружится, речка рядом течет.

И рыцарь, почти что с ужасом, думает на свой счет:

Про юность свою неумную, что тратилась так легко,

И про смерть, подругу бесшумную, что ходит недалеко.

Нет ни удачи, ни денежек, обидеть может любой…

…Как вдруг, двух прекраснейших девушек он видит перед

собой.

Их плечи дивно-покатые, их лица чудно добры.

У них – неземные, богатые, неслыханные дары:

Одна – с тонкой чашей редкою с утяжеленным дном.

Другая – с темной салфеткою, вышитым полотном.

Во сне можно видеть разное, хоть несколько раз подряд.

…Они подходят и празднично, торжественно говорят:

Ланваль! Не по назначению ты тут, на краю Земли.

От имени и по поручению мы за тобой пришли.

Мы поведем тебя, видишь ли, к царице Ночи и Дня.

Ведите! – наш рыцарь выдохнул и позабыл про коня.

***

…Нигде и никем не виданы сокровища этих мест!

Богатства семирамидины – шкатулочка для невест.

Когда-то к цезарю Августу входили мы со двора –

Так там были просто-напросто конюшня и конура.

Палаточка тонкостенная, подкладочка на меху.

И птица сидит бесценная – орел золотой наверху.

Куда же ты, рыцарь, денешься от этих стрел и ножей?..

Внутри – чудесная девушка, лилий и роз свежей.

Под нею такие простыни – кружево и шитье.

А сама – в рубашечке простенькой, будто и без нее.

Впрочем, и это обманчиво: накинута без помех,

На ней пурпурная мантия и горностаевый мех.

Подходит Ланваль безропотный, а девушка говорит:

Мой рыцарь, мой друг неопытный! Сердце мое горит.

Я дам тебе много счастия и сделаю королем –

Если ты примешь участие в заговоре моем.

Один ты меня достоин – мертвый или живой.

И тихо ответил воин: Бери меня. Весь я твой.

Не надо меха и шелка, и всех дорогих камней –

Ты повтори мне только, зачем ты пришла ко мне.

Я все для тебя оставил, жизнь свою изменя.

Диктуй сколько хочешь правил – но только возьми меня!

Невероятный случай! Волшебница и простачок.

Я слышала, что ты лучший. Так вот тебе – сундучок.

Магический, многоразовый – хозяйке своей под стать.

Ни в чем себе не отказывай, Ланваль. Сколько хочешь –

Трать.

Там столько сколько понадобится золота и серебра.

Ты будешь дарить и радоваться, ты сделаешь много добра.

Но здесь же, у изголовия, пока ты в любовном дыму,

Послушай ещё условие: не говори никому!

Как только кто-нибудь вызнает обо мне – случится беда.

И больше уж нам не выпадет увидеться никогда!

Ты понял условие тайное? Ты в мой зрачок заглянул?

Я понял, моя хрустальная! И рыцарь тихо уснул.

***

Проснулся и едет к городу,

Полным-полны сундуки…

Теперь о фамильной гордости

И вспомнить ему с руки.

Ланваль раздает как нравится –

Направо, налево, вширь.

Нет тех, кому не достанется:

Солдат, поэт, монастырь…

Оставим сторону внешнюю –

Внутри наш Ланваль пылал,

Но видел подругу нежную

Столько, сколько желал.

…Я думаю, вам она нравится,

Хоть и смущает меня –

Могущественная красавица,

Царица Ночи и Дня.

***

А вскоре случился праздник, в том же самом году.

И рыцари все собрались в старом тенистом саду.

И вспомнили, как бывали все вместе в часы невзгод.

И, тотчас же, – о Ланвале, забытом на целый год.

Гавэн говорит о витязе: да он будет только рад!

Ивэн говорит: зовите же! Он рыцарь, и он наш брат.

И вновь и вновь – о Ланвале, живущем в своей глуши,

Как будто и не предавали простецкой его души.

…Сдержанно и деловито

Глядит королева в окно:

А там проезжает свита,

Рыцарское звено.

Давно уж не раздавали

Им даров дорогих.

Забыли все о Ланвале,

Забыли и о других.

Выходят знатные дамы,

Готовые полюбить.

А также их знатные мамы

Под флагами «может быть?..»

Ланваль, почти что в испуге,

В сторонку отъехал скорей.

Он думает лишь о подруге,

О милой подруге своей.

Но грозная королева

Ему преграждает путь:

Ланваль, не смотри налево,

Направо – а тут побудь.

С тех пор, что я вижу снова

Тебя за нашим столом –

Я и полюбить готова,

Хоть прямо тут, за углом.

Давно служу, королева,

Я моему королю.

Я вызову бурю гнева –

Но я скажу «не люблю»!

Я никакой не предатель,

И я не совсем простак,

И помилуй меня Создатель –

Если что-то я сделал не так.

Дама сказала: Понятно,

Всех вас не устеречь.

Не то чтоб было приятно

Мне слышать такую речь.

Но и другую песню

Знаю я на твой счет:

Мол, дамы не интересны,

А к рыцарям-то влечет?

Не знаю, где вы там были,

Даже гадать боюсь.

Но, видимо, вы забыли

Немилости горький вкус?

Сударыня, я не стану

Рассказывать весь сюжет.

Я видел разные страны,

Каких и на карте нет.

Я верил в Святую Деву –

Не бросит она меня.

И я нашел королеву,

Королеву Ночи и Дня.

Она как птица прекрасна,

И детская в ней душа.

И любит она так страстно,

Как вам не любить, госпожа.

…Пристыженная, уходит

Королева в свой дальний покой.

И ярость ее находит

Выход себе такой:

Мой друг! – говорит она мужу. –

Кто он такой, ваш Ланваль?

А если я обнаружу,

Что он тайной шайки главарь?

Он вас и меня, не взыщите,

Бесчестит на каждом шагу.

Могу я просить о защите?

Мне кажется, что могу.

Яростным криком боли

Король отвечал жене:

Немыслимо, чтобы роли

Менялись в этой стране!

Что этот Ланваль задумал?

Изгнанник, пустой юнец.

Да я только свечку задую –

И будет ему конец!

…Меж тем, Ланваль, опечален,

Облит потоками лжи,

Идет анфиладой спален –

Но нет его госпожи.

Будто бы только что видел,

Позвал и вновь повторил.

Неужто же тайну я выдал?

Лишнее наговорил?

Да, нет нигде ее. Даже

Следов ее нет, поверь.

…Но тут королевские стражи

Стучат в дубовую дверь.

Ланваль ко двору доставлен.

Чиста его простота.

Вердикт короля предъявлен:

Измена, ложь, клевета.

И если, чести лишенный,

Не оправдается он –

То будет, как прокаженный,

Изгнан и заклеймен.

***

Все были против Ланваля –

«Измена. Ложь. Клевета».

Три дня ему не давали

Ни сердца открыть, ни рта.

А кто ему был свидетель,

Кто клал на уста печать?

Ведь истинная добродетель

Умеет только молчать.

Три дня продолжалась мука.

Три дня эта пытка шла.

А ведь это был рыцарь Круга,

Артуровского стола.

Допрашивали сурово,

К груди приставив кинжал.

А он отвечал им снова:

Государыню не обижал.

И видят рыцари Круга:

Едва ли он обманул…

Так кто же твоя подруга,

Которую ты помянул?

Быть может, она сумеет

Сказать за тебя словцо?

Быть может, она имеет

Душу, тело, лицо?

И тут совершилось чудо.

Оно сошло, господа,

Мы плохо знаем, откуда,

Но вот что было тогда:

По улочке, узкой, длинной

Две юные девы идут –

К площади нашей старинной,

Где люди решенья ждут.

Гавэн говорит: Это помощь

Идет, мой друг, за тобой!

А Ланваль говорит: Не помню

Я их, ни той, ни другой.

Король их любезно встретил –

У нас умеют встречать…

А Ланваль их едва заметил,

Нельзя ему их замечать.

Но все говорят по кругу:

Вот едет еще одна!

И рыцари шепчут другу:

Смотри, Ланваль, не она?

Она! – говорит он – Боже!

Закрывши лицо рукой.

Теперь вы видите тоже,

Что нету другой такой?

Король поддержал ей стремя –

Служить волшебнице рад…

И в это самое время

Время пошло назад.

Артур! – говорит она звонко, и с каждым звуком звончей.

Я тут, и я не девчонка, а царица Дней и Ночей.

Ланваль – это мой избранник, Ланваль – это мой дружок.

А ты ему не охранник, и рыцарский твой кружок.

Да вот я еще забыла: скажи своей госпоже,

Чтоб голову чаще мыла и думала о душе.

Ты ей скажи: Королева, король твой не так уж глуп.

Взгляни направо, налево – тут рыцарей целый клуб.

Бретань – уютное лоно. Люби его и владей.

Мы, с острова Авалона, не ждем к нам в гости людей.

И, смеясь над своими словами, вспрыгнула на коня

И увезла Ланваля. А могла бы – вас. И меня.

(окончание следует)

Примечание

* На гравюре сверху Мария Французская дарит свою книгу Генриху II. Гравюра из первого издания ее сочинений. Остальные картины в тексте - художницы Анны Аренштейн.