В канун юбилея самое время вспомнить, с чего начиналась эта чудо-педагогика. Или, вернее, прекрасная детская жизнь, похожая на педагогику высшего класса.

Первая демократия – детская!

«Почему на свете нет завода,

Где бы делалась свобода?»

Иосиф Бродский

Первое демократическое общество в нашей стране было действительно построено детьми. Оказывается, именно в «Орленке», детском лагере ЦК ВЛКСМ близ Туапсе, изобрели «открытый микрофон» – один из символов сегодняшней российской демократии. Его действительно придумали орлята. И служил он изначально детям. Вот что удивительно!     

Это произошло задолго до начала эры гласности, в самый разгар 1960х

«Слово имеет каждый». «А что думают ребята? Пожалуйста, микрофон открыт». «Есть мысль: оставим море на неделю, поможем совхозу убрать урожай?». Так принимали важные решения на общем сборе лагеря. Отцы и дети не боялись, а вели открытый диалог друг с другом – жизнь кипела.

Все «командиры дня» в отрядах ежедневно (или раз в три дня) переизбирались, отчитавшись о проделанной работе у вечернего костра. Принцип «Сегодня лидер, завтра – подчиненный» открывал вполне реальные возможности для мирной, мягкой дебюрократизации, причем отнюдь не только детской жизни.     

В результате именно ребята в красных галстуках впервые покусились на,  страшно сказать... По сути дела, затевалась реорганизация бюрократического аппарата развитого социалистического государства – снизу.

Аппарат управления не сокращали и не перетряхивали – просто собирали каждый вечер заново. Всего за пять-десять от силы минут отряд во время огонька говорил спасибо ДК (дежурному командиру дня сегодняшнего) и выбирал следующего – на завтра. Рутинный, рабочий процесс. Они и сами не поняли, похоже, как далеко он может зайти…

Ф.Я. Шапиро (1927 – 1985) – выдающийся педагог, бессменный вдохновитель и организатор ленинградской Фрунзенской коммуны.  

Сердцем и нервом нового жизнеустройства стала коммунарская система, завезенная сюда из Ленинграда учениками Игоря Петровича Иванова и Фаины Яковлевны Шапиро Виктором Маловым, Ириной Леоновой и выпускницей «Снежной республики» (г. Новосибирск) Любовью Балашковой.  

Главное не работа, а забота

Олег Семенович Газман (один из многих ярких педагогов, стоявших у истоков орлятского педагогического феномена) перечисляет в одной из работ «знаки отличия» этой идеологии от остальных, традиционных воспитательных доктрин. Итак, оказывается, что: 

«…главное – не работа, а забота. Забота о человеке, близком и далеком.

…природа детства и природа взрослого общества – совместимы. Линия общих интересов – это не столько развлечения и праздники, сколько  самоанализ и раскованность в творчестве.

…педагог – это не лицедей, не спикер, не все знающий наставник, а старший товарищ по игре и творчеству, идейный не по должности, а по душе.

…самая демократическая форма общения – круг.

…бывает собрание не только детей, но и общее собрание детей и взрослых (общий сбор), где все важно для всех и где все равны, но не едины, потому что каждый ребенок – личность и имеет право на особое мнение, с которым он и уходит с собрания...» 

Однако вот, пожалуй, самый сильный козырь Иванова и его сподвижников. Эта методика понятна даже детям, ибо с ними сообща изобретается, пишет Олег Семенович: «Дети осваивают ее лучше и быстрее взрослых, и прекрасно учат новых педагогов новой азбуке».*[i] 

Другой вопрос: исчерпывается ли педагогика «Орленка» (а затем и другого детища Олега Газмана – лагеря Академии педагогических наук СССР «Маяк» под Москвой) сугубо коммунарскими изобретениями?

Олег Семенович отвечает отрицательно. «Нельзя нас сравнивать с коммуной – у нас совершенно разные условия. На сбор в коммуне едут только те, кто разделяет коммунарские взгляды. Мы же, как государственное учреждение, работаем со всеми. В коммуне никогда никого не волновал ни режим, ни чистота. А мы убиваемся на уборке палат, кроватей. В коммуне – только старшие подростки, там никогда не было и отрядов по сорок человек. Создать атмосферу в таком отряде, будь ты хоть семи пядей во лбу, невозможно. И, наконец, в коммуне никогда не было комиссий. Хотим мы этого или нет, но мы работаем на них, хотя, может быть, подчас и в ущерб логике нормального развития воспитательного процесса...»

Это «Маяк». Но, очевидно, и в «Орленке» так же строго спрашивалось за гигиенический режим, «наглядную косметику» и ритуалы, жесткий производственный порядок и распределение путевок. 

Получается, что коммунарская идея в принципе могла и обойти «Орленок» стороной. Совсем не просто было совместить традиции свободы с требованиями госучреждения, тем более такого специфического как ЦК ВЛКСМ…

– Это была творческая лаборатория с открытой дверью, – вспоминает жена Олега Газмана, Нелли Григорьевна. – Всякий был вхож, мог обсуждать, участвовать и был желанным. Работа шла практически без перерыва, днями и ночами; двигались интуитивно, очень дипломатично, медленно, без книжек и письменных руководств. Вдобавок надо было совместить опыт коммуны с богатейшим багажом сибирских педагогов из «Снежной республики» Сталя Анатольевича Шмакова, со всевозможными трактовками тех же идей в Москве, Челябинске, Днепропетровске, Липецке…

В ходе отбора и скрещения лучших идей, целых педагогических культур, их испытания на практике, на свет рождалось совершенно новое явление – орлятский образ жизни. Его поэтическим и музыкальным воплощением стал «Звездопад» Александры Пахмутовой и Николая Добронравова, созданный на гребне творческой активности «Орленка» в 1965 году.

Александра Пахмутова и Николай Добронравов в гостях у орлят. А вместе с ними: дирижер Виктор Попов, музыкант Владимир Модель, руководители лагеря Алиса Дебольская и Олег Газман. 1964 г.

Воспитание на чистом воздухе свободы долгое время удавалось организовать только для избранных детей. 

Все помнят: Эмиль у Руссо был ужасно свободный, но, увы, единственный воспитанник.    

Правда, уже в Яснополянской школе «полной свободы от воспитания» учились с полсотни крестьянских детей (почти вдвое больше, чем в Царскосельском Пушкинском Лицее). Наверное, сегодня и в великолепной «Саммерхилл-скул» под Лондоном навряд ли наберется больше нескольких десятков творческих, открытых миру сорванцов.         

Трудное дело, дерзкий идеал. Пожалуй, сколько себя помнит человечество, ни у кого пока не получалось совместить на практике свободу с воспитанием – в таком масштабе, на такой высокой планке ценностей («Живи для улыбки товарища») и с таким явственным успехом, как это случилось в «Орленке».

О.С. Газман: «Все остается людям!». Снимок 1989 года.

Через него прошли десятки тысяч воспитателей, учителей, ребят всех возрастов. Открытия «Орленка» незаметно растворились в мире, получили постоянный пропуск на телеэкран (орлятская кольцовка песен, суд над общественным злом, турнир эрудитов – как говорится, все уже было в  «Орленке», только названия новые). На них ссылаются, цитируют не только в диссертациях и книгах, но и в самой настоящей практике: в столичной «Школе самоопределения» Александра Тубельского, в лицее под Геленджиком Михаила Щетинина, в школе у опытного педагога-коммунара, члена-корреспондента РАО Владимира Караковского. Недавно в Краснодаре насчитали около десятка школ, работающих в традициях «Орленка» и Коммуны юных фрунзенцев. 

– Изумительное было время. Детская выдумка плескалась через край:   самый обычный день мигом мог превратиться в сказку, – вспоминает педагог дружины «Стремительная» (ныне ведущий научный сотрудник ИСМО РАО)  Валерия Николаевна Пименова. – Утром кого-то из наших детей озарило, тут же идею затвердили у начальства. «Погоди, – Газман задумался. – Но как это назвать? «День мечты и фантазии» – правильно? Ну-ка, давай покрутим варианты… Нравится этот? Дерзайте!». А к вечеру лагерь ходил ходуном. Ветхие простыни (завхоз не возражал) пошли на паруса. Ткани сшивали, утюжили, красили, строили палубу, мачту. Утром проснулись и обомлели: на линейке вырос фантастический фрегат и паруса (конечно, алые) вздыхали на ветру! Это дыхание большой мечты дети везли потом с собой по городам, по жизни, сохраняли навсегда. На нем держалась наша воспитательная вера…   

Вожатский отряд дружины «Солнечная» в образе лейб-гусаров. 1965 (?) г.

Александр Андреевич Фомин, спортивный тренер (ныне преподаватель Липецкого государственного педагогического университета): «В бухте среди скал и пенного прибоя (у дружины «Солнечной») я попросил сделать командную вышку, а с нее руководил морской зарядкой. Но сначала пионеры подплывали к вышке и сдавали мне рапорт. Упражнения в воде перемежались шуткой, познавательными новостями. Под конец командовал: «За мной, ребята!». И «Солнечный» плыл в новый день, в свете нежной орлятской зари. Разве можно забыть?..»  

Вечерний диск Солнца над орлятским пирсом. В те годы, провожая его, лагерь на минуту замирал, пела орлятская труба (вместо сигнала на отбой, который был отменен)

Склеивая души и миры

Вольное творчество не напоказ, эксперименты пионеров со свободой очень неохотно, как известно, поддаются строгому анализу науки. Неслучайно лучшие работы о свободной практике «Орленка» тяготеют к жанру публицистики, художественной прозы. Тем не менее научный вклад первостроителя и первоиспытателя этой системы Олега Семеновича Газмана (1936 – 1996) в эту копилку абсолютно самоценен. 

– Он сделал для России более чем много, – говорит один из идеологов школы имени А. Горчакова в Павловске (под Петербургом) – духовного двойника Александровского Лицея, профессор СПбГУ Елена Казакова. Елена Ивановна знала труды Олега Газмана, а лично – не успела, увы, познакомиться. – В российской культуре, частью которой становится и педагогика, есть три бессмертные легенды. О Царскосельском лицее, Республике ШКиД и о Коммуне юных фрунзенцев вместе с «Орлёнком» 1960-х годов. Что там было правдой, что мечтой, не знаю. Но это был чистейший свет, который до сих пор струится в воздухе. Частью коммуны стал для меня Олег Семенович. Традиция моделирования коллективной творческой деятельности, концепция педагогической поддержки, методика и методология орлятской педагогической школы, – всё это взял на вооружение и наш Лицей…  

Олег Семенович дважды вдохнул жизнь в лагерь «Орленок». Первый раз в 1963-1966 гг., меняя, либо подолгу совмещая первые посты в Управлении лагерем, орлятской школе, у штурвала ключевых дружин.

Второй раз – в июле 1989 года. Вновь в «Орленке». Лишь под занавес  самой, наверное, тяжелой в его жизни смены «Сотрудничество». Она проходила в жесточайшей битве старой и новой воспитательных доктрин. Но как их (а на самом деле: нас друг с другом) примирить? Крупных руководителей и рядовых бойцов Всесоюзной пионерской организации имени В.И. Ленина, уже практически готовой к самороспуску. В том числе комиссаров в красных галстуках, которые гордо выносили на линейку знамя с аббревиатурой чуть ли не «КГБ СССР». Всех этих замечательных, крайне растерянных людей, приехавших сюда по разнарядкам из еще вовсю живых обкомов партии, которые почти скандировали во время одной из дискуссий: «Как же вы можете обсуждать ихние общечеловеческие ценности, а не наши, пролетарские?!». Школьников, их вожатых, комсомольских активистов, либеральных радикалов из столицы, ленинградских коммунаров...

Впрочем, для Олега Газмана вся эта разношерстная компания была прежде всего вернейшим отражением сложившейся реальности, а значит, признаком богатства сбора, полем разнообразия, с которым он умел работать, как никто. И потому твердо держал в своих руках эту ревущую с утра до вечера стихию… абсолютной демократии и плюрализма. Назревал конфликт. Но Газман его не боялся – терпеливо ждал. Он говорил: конфликт идет от жизни, а не от людей. Нет, это сама жизнь его подкинула стране. Люди сами с собой не могут разобраться, со своим педагогическим менталитетом. Вот почему так важно дать возможность каждому что-то преодолеть в себе и дорасти до внутреннего самоопределения.

И больше всего его интересовало мнение детей. А что думают ребята? 

– После трагического в его жизни 1966-го и вплоть до переломного в судьбе «Орленка» 1989 года, то есть 20 с лишним лет Олег Семенович старательно отшучивался, так сказать, от наших приглашений, – вспоминает советник генерального директора ВДЦ «Орленок» Сергей Панченко. – Ссылался на занятость. Возможно, просто не хотел увидеть здесь руины, жалкие обломки легендарной воспитательной системы. Увы, пришел момент, и вслед за нами, штатными сотрудниками, он все увидел. К лету 1989 года постоянный коллектив почти распался – денег не платили, дети практически не заезжали. Многие корпуса погасли, онемели – глядя на них, на сердце холодело. Другие дружины приютили беженцев из Спитака и Ленинакана – двух городов пораженных землетрясением. Что дальше? Мы были в отчаянии. И тут, когда казалось: все, пути отрезаны, можно спокойно вещи паковать – будто свалился с неба, из другой реальности. Жадно, как это было ему свойственно, схватился за работу и, по сути, начал все сначала, с белого листа. 

Первоначально, как рассказывают, Газман готовил для сбора концепцию «Лидер». Не активист, а лидер собственной жизни[ii]. Но интенсивное общение с детьми и взрослыми, дискуссии в школе вожатых, которые вел сам, внесли поправки в этот план. «Вы в состоянии сотрудничать с детьми», – сказал Газман вожатым лагеря на самом близком и понятном людям языке – языке поступков. Сделал вывод: без идеологии сотрудничества будущего у «Орленка» нет.

Затем, или одновременно, точно так же поступил со сбором. Шаг за шагом перевербовал его участников, перетянул на сторону демократической системы ценностей, гуманных убеждений, нравственного измерения себя и своего призвания. Скажете: так не бывает, чудеса!

Конечно, чудеса. Обыкновенные. Как же без них? 

«Только тогда в «Орленке», глядя на Олега, поняла, какими медленными, крошечными, изнуряюще тяжелыми шагами двигается вперед эта наука педагогика, – вспоминает другой человек команды Газмана, Клара Мухаметовна Лекманова. – Здесь безраздельно царствует рутина, она сковывает мысль: вместо идей снуют одни обертки и слова, слова, слова, которые покрывают все и вся и накрывают школу с головой, как волны дно морское. А у него была эта мучительная, адова работа – продираясь в джунглях риторических вопросов и ответов, все-таки идти, вести людей сквозь косность, пошлость, мифы, страхи, трафареты. Помню минуту кульминации – зловещего затишья перед бурей. Мы сидим и ощущаем буквально физически сгусток враждебности, которая того гляди обрушится на зал, ударит по сердцам и унесет с собой последние ростки какого-то согласия, взаимопонимания. Вышел Олег и начал говорить. Никто, увы, не помнит, что же он сказал. Наверное, такую музыку на ноты не положишь. Но в итоге цель была достигнута – сердца смягчились, тучи пронеслись, небо расчистилось». 

Он победил. Какой ценой – можно попробовать себе представить. Рядом были друзья – врач-анестезиолог Андрей Лекманов, Клара Лекманова, мастер из мастеров педагогической поддержки, журналисты Нелли Логинова и Валерий Хилтунен, команда профессионалов и единомышленников из  Института педагогической поддержки РАО, Вера Бедерханова, Сталь Шмаков, Александр Тубельский, Симон Соловейчик.   

Счастье.

Смертельно усталый, на грани инфаркта (именно этот момент уловил на знаменитом снимке – в клетчатой расстегнутой рубашке – липецкий фотомастер Александр Козин), распинаемый за «самодеятельность» высокопоставленными кураторами из Госкомобразования СССР и ЦК ВЛКСМ, он все-таки праздновал победу. Впрочем, по-другому быть и не могло и не бывало. Вместе с ним пятьсот еще вчера непримиримых оппонентов пели, обнявшись в орлятском кругу: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!».

«П о с т а н о в л е н и е

Совета Министров РСФСР от 27 марта 1959 года

г. Москва

«О строительстве в Краснодарском крае пионерского лагеря»

Совет Министров постановляет:

Построить в 1959-1962 гг. в районе поселка Новомихайловка, Туапсинского района, Краснодарского края пионерский лагерь с вводом в эксплуатацию первой очереди в 1960 году.

Присвоить пионерскому лагерю наименование «О р л е н о к».

Председатель Совета Министров РСФСР

Д. Полянский».

Коммунарский образ жизни

24 марта 1959 года (смотрите: ровно за три дня до выхода совминовского постановления!) ребята-ленинградцы, объявившие себя впоследствии Коммуной юных фрунзенцев, образовали один общий круг. Сели в кружок так, что встретились глазами.  

Оказывается, это очень важно – научиться читать лица тех, кто тебе дорог. В классе – не получается, там людей строят (в смысле: сажают) в затылок. Глаз не видно!    

«Чтобы понять другого, достаточно просто смотреть на него, без всяких стеснений, как это делают дети», – пишут американские психологи.

Абсолютно незнакомым людям (добровольцам) авторы этой гипотезы предлагали сесть напротив и смотреть, просто смотреть в глаза друг другу.

Что же выяснилось? Ровно на 15-й минуте (не позднее) между испытуемыми возникала обоюдная симпатия и непреодолимое желание поговорить.

Действительно, сенсация. Тонны томов на всех возможных языках написаны учеными об искусстве слышать, видеть, понимать друг друга, а тут пожалуйста: люди всего лишь встретились глазами – что-то зажглось внутри, что-то включилось и… Сколько всего началось!    

Это был первый шаг навстречу новой, необычной педагогике. По Иванову[iii]. Со своей оценкой (откровенный разговор= самооценка), «самобранкой творческих дел» и полным участием каждого в изобретении жизни.

Вместе с Ивановым с коммунарами работала Фаина Яковлевна Шапиро (или Ф.Я., как называли ее за глаза сами ребята). Методист Фрунзенского дома пионеров в Ленинграде, она организовала там же Школу пионерского актива. Вот отсюда все и началось. Коммунары выехали на весенний сбор, потом на летний, потом на осенний.

Развернули операции: PC – «ребятам села», РД – «ребятам двора», напросились на работу в один из самых далеких – и самых отсталых районов Ленинградской области – Ефимовский. Жили в дырявых палатках, спали в самодельных спальниках, питались кое-как, работали по семь-восемь часов в день. «Это было как на фронте», – вспоминают ветераны КЮФа.

Коммунарские республики-отряды «Балтика», «Кавказ», «Алтай», «Урал», «Волга», «Днепр» свои палатки разбивали подле деревень, разбросанных на десятки километров друг от друга. Каждой такой республикой управляли сами старшеклассники – вожатый (ему лет четырнадцать-шестнадцать), дежурный командир (сегодня вся власть – его), «штурманы» – командиры отрядов. В лагере новоселов из шести «республик» юмор – главный церемониймейстер. Мостик через канаву называется «Смотри не провались», столовая – «Замок старой харчевни».

«...Старую избу мыли всем отрядом. Открывается детский сад «Светлячок». Игрушки привезли из Ленинграда. Сначала малыши шли недоверчиво, потом бежали к своим «воспитателям» с утра пораньше, наперегонки. Девочки читали им книжки, готовили к школе. Это называлось – операция «Цветы жизни». (Из статьи «Коммуна, год пятый» в «Комсомольской правде», автор – С. Николаев.)

1961 год, «комариная страна» Ефимия под Ленинградом. Во время летних и любых каникул коммунары высаживали трудовые десанты в самые труднодоступные поселки региона.

Что тут не так? Где политическая близорукость? Дети пошли в народ – пропалывают свеклу, опекают сельских малышей, заботятся о стариках. Кажется, коммунары пока ни на миллиметр не отступили от политики родной КПСС.   

Как бы не так! 

«Тут была явная попытка противопоставить «новых неформалов» пионерам. Но коммуна (мы об этом говорили в свое время с авторами «Комсомолки», причем не единожды) это не антипод и никакая не альтернатива пионерству, а всего лишь воплощение новых подходов к развитию того, что уже было создано», – убеждена Любовь Кузминична Балясная, в ту пору председатель Центрального Совета Всесоюзной пионерской организации имени Ленина.

Стало быть, вот он, политический заказ. Пусть коммунары остаются и творят на радость людям, но с одним условием: не перечеркивая «наших пионерских достижений», то есть, не примеривая на себя мундир локомотива революции. Следуя этой линии, Москва в 1962 году выделяет по инициативе журналиста «Комсомольской правды» Симона Соловейчика первые пятьдесят путевок в черноморский солнечный «Орленок». Для самых неуемных, целеустремленных, энергичных (судя по их письмам в «Комсомолку»), искренних друзей коммуны со всего СССР. 

«В поселке орлином», «Колыбель коммунарской методики», «Умная сказка орлят», «Лагерь «Романтиков»… Перебираю полустертые от времени газетные заметки.

«История России знает несколько революций. И в начале, и в конце ХХ столетия человеческая кровь становилась главным аргументом в политической борьбе. Но была и иная, поистине нежная революция, не отмеченная в календарях. Она несла любовь, а не вражду. Она изменила наше общество, потому что её совершали дети. Она освободила десятки тысяч человек и научила их уважать чужое мнение, каким бы оно ни было. Эта революция началась весной 1959 года, но продолжается и сейчас», – годы спустя напишет один из «орлятских революционеров» поколения семидесятников Роман Синельников.  

Но все это будет потом. А пока 50 ребят со всей страны из коммунарских клубов едут на Кавказ.

Семеро восьмиклассников из питерского КЮФа (Витя Рабкин, Саша Прутт, Мила Сазонова и их друзья) будут в дружине «Солнечная» создавать большой отряд по этой самой коммунарской технологии. К тому же строить его им придется из «воспитанников» старше себя – из 9-11-классников. Такого ни в их жизни, ни в истории коммуны еще не бывало. И хотя в общих чертах они наметили некий план действий, ясности от этого прибавилось не слишком.

«Мы для них явно не авторитеты. Совсем взрослые ребята, смотрят на нас свысока: «И это, мол, наши вожатые?» – записала, наблюдая за попутчиками, в своем профессиональном дневнике 19 июля 1962 года педагог-коммунар из Ленинграда Ирина Михайловна Леонова.

А паровозик мчал их между тем, петляя среди гор, к новым урокам, неизвестным берегам и небывалым переменам.

Три дня, которые перевернули лагерь

Следующим утром поезд «Москва – Адлер» вынырнул из последнего гранитного тоннеля под горой и вместе с первыми лучами солнца оказался в Туапсе. 

Новая запись в дневнике И.М. Леоновой.

«20.07.1962 г. Раннее утро, эвакобаза лагеря «Орленок» в центре Туапсе. Под открытым небом в садике на раскладушках сладко спят новоприбывшие. Интересуюсь: «Коммунары есть? Откуда?» Сонно откликаются: «Из Курска, с Белебея (то есть из Башкирии)…» Самая многочисленная группа – киевляне. В общем, худо-бедно познакомились.

В автобусе выучиваем «Барабанщика». Сейчас это спасительное средство – песня. Ох! Да, это не в коммуне: девочки тянут нестройно, мальчишки вообще не поют. Страшное дело. Ладно, перемелется…».

Проходит еще день, читаем новую страницу дневника:

«22.07.1962 г. Кажется, началось. На общем сборе бурно обсуждали, для чего мы, собственно, сюда приехали и кто такие коммунары. Все понятно: рядом море, все эти красоты, искусы и роскошь южной флоры – трудно настроить себя на рабочий лад. Ребята очень разные и далеко не всем по сердцу предложение пожертвовать своим каникулярным отдыхом ради какого-то там, пусть и прекрасного Дела. Долгий шумный спор, за ним – единодушное решение:

1. Быть коммунаром – это значит: жить с отдачей, быть полезным людям.

2. С этой минуты станем называть себя (каждый отряд) «Отрядом клуба юных коммунаров» и считать всякого жителя лагеря «Солнечный» не загорающим курортником, а полномочным представителем своих школьных дружин на Первом летнем сборе юных коммунаров.

В общем, кажется, будет интересно. Делимся на отряды, вскоре появляются названия – «Братство», «Свобода», «Труд»... Ленинградцы растворяются по «точкам интереса» и отряды (чувствуется влияние наших «внедренных агентов») тут же отправляются в разведку нужных дел. В столовой отказала хлеборезка, душевые надо привести в порядок, с ближайшим совхозом договориться об уборке урожая помидоров, бахчевых, а в городке обслуживающего персонала обустроить детскую площадку.     

О проделанной работе временные командиры каждый день докладывают на вечернем сборе-огоньке. Ура! У нас появилось чудесное место для отрядного костра. Маленькая ровная полянка в зарослях орешника на склоне горы. Днем здесь обыкновенно, но вечером… Крошечный огонек – всего два-три сухих сучка неторопливо потрескивающих – едва освещает лица и голые коленки ребят и девчат. Они тесно сидят на старых удобных корягах. Великая вещь гитара. Витя Малов перебирает струны, мы чуть слышно запеваем, дети – с интересом слушают. Хор голосов крепчает, отдается эхом над горой. Чувство такое, что мелодия протягивается ниточкой по кругу к каждому. И как-то удивительно спокойно делается, хорошо. Но перейти к серьезным разговорам пока трудно, да и рановато. Завтра открытие смены плюс наше дежурство по лагерю. Вернее, нам его доверили, дежурство, в самый первый день Первого сбора коммунаров! Будет непросто оправдать такой аванс, но дело есть – значит, осилим, справимся, не подведем.

23.07.1962 г. Смену открыли, но какой ценой! Ребята валятся с ног. При этом настроение великолепное. Отряд постепенно складывается. О нас уже заговорили в лагере. Особенно довольны повара. Обыкновенный школьный общепит вдруг обернулся празднеством – с цветами, музыкой, сюрпризами. И вот вечерняя линейка: за отличное дежурство отряд заработал благодарность руководства (гром оваций, счастливые лица дежурных). И все-таки главное, что к делу подошли с улыбкой, с выдумкой. В столовой по стене протянули нравоучительно-задиристый плакат: «Есть, чтобы жить! А не жить, чтобы есть!» Конкурс грязнуль даже не объявляли, просто положили милейшую Хрюшку на стол до крайности смущенных «победителей».

На огоньке перед отбоем говорили почти все, пассивных не было. По косточкам разобрали весь день. Несмотря на усталость, долго пели под гитару.

«И все-таки отряду страшно не хватает своего девиза», – шепнул мне Сашка Прутт, спускаясь по крутому склону после огонька к палаточному лагерю. Да, надо думать над девизом. Завтра соберемся обменяться предложениями.

  (…) Перебрали все известные нам изречения великих. Остановились на словах В. Чкалова: «Мы победим, иначе быть не может!» И вдогонку эхом дружно восклицаем, как в коммуне: «Наша цель – счастье людей».   

26.07.1962 г. «Зачем мы здесь, зачем приехали сюда?» – вновь закипели споры на полуночных отрядных огоньках. В нашем отряде тоже революция.

– Мы должны освоить самый ценный опыт коммунарских клубов, – говорят одни.

– Нельзя работать только по заданиям из «Комсомолки», – сердятся другие.

– Мы не владеем технологией изобретения жизни по-коммунарски, – сетуют третьи.

Следуя пожеланиям, сегодня, не откладывая, объявили методические мастерские. Темы: «Коллективная организаторская деятельность. Разведка дела. План. Дело. Обсуждение дела». Вижу: в руках появились записные книжки, жадно ловят драгоценный материал.   

Ребята спорят, думают, учатся друг у друга, ну а мы у них. Счастье. Оказывается, его может быть много, очень много!»

Встреча в «Орленке» стала судьбоносной и для них. Слева направо: С.Соловейчик, А. Прутт, Ф. Шапиро, И. Леонова, А. Зуев, О. Газман. 1963 г.

Юрий Гагарин: «К орлятам? Поехали!»

Погода в Сочи, где в ноябре 1964 года отдыхал (вместе с товарищами по отряду космонавтов) Юрий Гагарин, меньше всего напоминала бархат, будь  то осенний или даже зимний. Сутками напролет с неба лило, а график «отдыха» расписан по минутам: интервью, пресс-конференции, официальные приемы, встречи с трудовыми коллективами. Среди других – давно обещанная пионерам из «Орленка» встреча с Юрием Алексеевичем в г. Сочи, куда орлята как раз собирались на экскурсию. (К слову, экскурсии по черноморским городам были всегдашней отличительной изюминкой «Орленка».)  

Вышло, однако, по-иному. Незадолго до намеченной поездки в горах выпал снег, трассу на перевалах затянуло льдом. Выезжать из лагеря стало опасно. Дату экскурсии несколько раз переносили, но циклон не отступал. Так продолжалось дней десять, представители «Орленка» ежедневно связывались с Сочи, сообщая об очередной задержке по метеоусловиям, ну а наутро пионерские врачи снова не выпускали водителей в рейс.

Дети не находили себе места – встреча на грани срыва!!!   

И вдруг звонок из Сочи: «Здравствуйте, это Гагарин. Завтра. В Туапсе. Везу с собой друзей!».

Брючный костюм, легкий осенний плащ, низко надвинутая фетровая шляпа с лентой. Первый космонавт Земли прибыл в «Орленок» на обычном «ПАЗике» – желтом орлятском автобусе с табличкой «Осторожно: дети». 

Мокрый осенний снег, переходящий в дождь, бил в лобовые стекла. Ехали без охраны, проблесковых маячков, почетного кортежа мотоциклов. Всю дорогу пели песни под гитару педагога-коммунара Виктора Абрамовича Малова (будущего художественного руководителя Краснодарской краевой филармонии).

Всю дорогу космонавты пели под гитару Виктора Малова (на снимке – крайний слева).

Дети тем временем, скрываясь от субтропического дождя, в полной готовности ждали Гагарина на палубе дружины «Звездная». И вдруг – клаксоны, взрыв оркестра, громогласные «Ура!»  

«День тот скорее походил на ночь: ливень хлестал по голой набережной, море штормило, но в сердцах сияло солнце, – уверяет очевидец тех событий, ветеран «Орленка» Бронислава Федоровна Ядревская. – Так отражался на нас свет гагаринской улыбки».

Ю.А. Гагарин и А.Ф. Дебольская. 21 ноября 1964 г., «Орленок».

Алиса Федоровна Дебольская, руководившая тогда «Орленком», вспоминает: «Именно в тот день вечерним поездом я возвращалась из Москвы, с какого-то очередного крупного комсомольского мероприятия.  Ехала также через Туапсе, но несколько позднее космонавтов – Юрий Алексеевич со товарищи опередили меня часа на полтора. Водитель служебного автомобиля встретил, как обычно, на перроне: «Так и так, – говорит, – Алиса Федоровна, только вы не волнуйтесь. В общем, в лагере…» – и называет имена наших гостей.

Что говорить? Потеря речи! 

Прыгаем в машину. Взгляд машинально застывает на автомобильном зеркальце, где во всем блеске отражается мое спортивное (на многих наших общих фотографиях вместе с Гагариным оно, к сожалению, увековечено) орлятское трико и шапка пыжиком. Светский наряд, ничего не скажешь. Ну, думаю, теперь одна надежда – на водителя. «Заскочим, умоляю его, в Лунный городок. Дайте мне пять минут накинуть на себя что-нибудь приличное». А он: «У нас нет ни минуточки, Алиса Федоровна, нас ждут. Едем в Приемный корпус – сразу (где и проходила встреча с космонавтами – в самом просторном тогда здании «Орленка»), а там можете думать обо мне что хотите, воля ваша».

Смех и грех.     

Импровизированная пресс-конференция в Приемном корпусе шла уже полным ходом. Я осмотрелась в поиске свободного местечка, но куда там. Люди свисали отовсюду гроздьями. Плюс фантастическая тишина – можно оглохнуть. Кто-то узнал и благородно усадил вместо себя на первый ряд. Незабываемые, ослепительные вспышки счастья из орлятского фотоальбома той поры…    

Время, однако, поджимало – в тот же вечер космонавтам предстояло   возвращаться в Сочи. Дети, конечно, отпускать героев не хотели. Жадно ловили каждое слово, жест, улыбку. Но, увы, даже и эти минуты уникального общения были изрядно подпорчены одним пренеприятным обстоятельством. Прямо передо мной маячил рыжий незнакомец с кинокамерой и фотоаппаратом. «Леша, фотокорреспондент», – так он представится чуть позже. И даже шаловливо подмигнет: знай, мол, наших!  Ну а пока, на протяжении всей встречи Леша постоянно вскакивал, гремел своей аппаратурой, заслонял от нас главных героев. Уж я на него и шикала и цикала, а Леше хоть бы хны. Крепкий такой орешек, всех он удивил.    

Помню душевные слова Гагарина об «уникальном пятнышке на карте» и его призыв беречь «орлятский Звездный городок» (так ласково назвал «Орленок» – маленькой копией того, подмосковного «космического лагеря»). 

PS. Ровно четыре месяца спустя, 18 марта 1966 года, первые полосы газет взорвались аршинной новостью: «Человек в открытом космосе!». За 12 минут «Алмаз-2» (таким был позывной Алексея Архиповича Леонова) пролетел в космосе от Сочи (NB!) до Красноярска. Снова работал фотоаппарат и стрекотала кинокамера упрямого рыжего «Леши, фотокорреспондента». Но теперь – на околоземной орбите.

PPS. За ту, очевидно, несогласованную с начальством, «сомнительную» поездку майору Гагарину сильно досталось. Слово – генералу Н.П. Каманину, главному наставнику космонавтов (в ранге помощника Главнокомандующего ВВС), автору книги «Скрытый космос».

«22 ноября (на следующий день после свидания с орлятами – Ред.) я собрал всех космонавтов, отдыхавших в Сочи, и потребовал строгого соблюдения режима отдыха. Гагарин резко сократил свои сомнительные встречи и стал больше уделять внимания жене». (Из дневника Николая Каманина, опубликованного в книге «Скрытый космос».)

В зеркале прессы 

«В «Орленке» Юрий Гагарин рассказал о последних космических исследованиях и закончил свою речь неожиданно:

– А ведь недалек, друзья, тот день, когда человек выйдет из корабля в открытый космос! Может быть, даже здесь, среди нас, находится этот человек…

И подмигнул Алексею Леонову. Но юные пионеры, разумеется, приняли такое смелое заявление на свой счет. Конечно же, это именно им в будущем предстоит познакомиться с космосом поближе! Раз уж об этом сказал сам Юрий Гагарин». (Газета «Вольная Кубань», 12 апреля 2006 года.)

«”Мы так удивились, этого никто не планировал, – вспоминает одна из работниц столовой «Орленка». – И на приготовление праздничного стола не оставалось времени. Тогда мы сварили пельмени, а я из дома принесла квашеную капусту с клюквой”.

На десерт был торт. Кулинар хотел разрезать сладкое перед Гагариным, но его оттеснила охрана – обслуге не положено. Космонавт, заметив это, попросил повара подойти, уделил ему внимание, а потом усадил рядом с собой для общей фотографии». («Комсомольская правда», 24 сентября 2009 года

Впервые отрывки из книги Антона Зверева «Правила творческого беспорядка» были опубликованы в №№ 49 – 51 2014 г. «Учительской газеты».