Интервью с Максимилианом Дрыей

Интервью с польским математиком, профессором Варшавского университета Максимилианом Дрыей (Maksymilian Dryja) у меня произошло следующим образом.

В мае 2012 года, во время моей командировки в Германию (точнее, в Высшую техническую школу Берлина), я позвонил из Берлина в Варшаву Максимилиану, являвшемуся моим сокурсником по Мехмату МГУ (с ним я дружен ещё со студенческих времён, и потому называю его просто «Максом»), Поскольку в Москву я улетал лишь в понедельник, и Берлинский weekend оказался у меня свободным, то я договорился «заскочить» к нему на эту пару дней, а заодно взять у него своё интервью. Так всё и произошло:

экспресс-поездом «Берлин-Варшава» я за шесть часов доехал до Польской столицы, затем полчаса езды на метро и через десять минут я уже у Макса в доме на тихой Варшавской улице " Boglarczykow".

Там, в дружеской обстановке, у меня и состоялась наша беседа, за которой лукаво поглядывала младшая внучка Макса - девятилетняя Зося. Распечатка этой беседы даётся ниже.

ИНТЕРВЬЮ С МАКСИМИЛИАНОМ ДРЫЕЙ

В.Д.: Привет, Макс. Мы с тобой сокурсники и поэтому будем говорить на «ты».

Прежде всего, в нашем интервью расскажи, пожалуйста, где ты родился и кто были твои родители? А также, не был ли кто-нибудь из них связан с математикой?

М.Д.: Я родился 5 августа 1941 года в деревне Радзеховица / Radziechowice/, расположенной примерно в 10 километров от Радомска / Radomsko / - городка Лодзинского воеводства. Мои родители были крестьянами, имеющими небольшое своё хозяйство. И, конечно, никто из них с математикой не был связан.

В.Д.: Школу ты окончил «обычную» или какую-нибудь «специализированную», скажем, с углублённым изучением математики?

М.Д.: Я окончил обычную среднюю школу в Радомске. Ездил туда и обратно на велосипеде.

В.Д.: Здорово!

Теперь о твоём высшем образовании. На Мехмате МГУ ты появился, если я не ошибаюсь, в 1962 году, приехав из Вроцлавского университета. Поэтому расскажи, немного, как происходило твоё поступление во Вроцлавский университет. Был ли туда конкурс?

М.Д.: Я поступил во Вроцлавский университет в...
 пятьдесят девятом году. И тогда в это время в Польше во всех университетах был конкурс. Я прошёл этот конкурс...
 и стал студентом.

В.Д.: Конкурс - сколько человек на место? Примерно: пять, два?

М. Д.: Если я помню, то это было три человека...

В.Д.: Три человека - это нормально, конкурс уже... Да... Понятно...
 А экзамен был письменным?

М.Д.: Вообще экзамен состоял из двух частей. Сначала была письменная часть...
 Мы решали какие-то задачи, потом их кто-то проверял...
 А потом уже был разговор...

В.Д.: Устная часть...

М.Д.: Устная, да.

В.Д.: А кроме математики были ещё другие экзамены? Скажем, сочинение было?

М.Д.: Нет, никакого сочинения, только по математике экзамен.

В.Д.: Хорошо

Насколько я знаю, во Вроцлавском университете ты слушал лекции Эдварда Марчевского и Бронислава Кнастера. Расскажи немного о них. Или о ком-нибудь одном из них...

М.Д.: Кнастер вообще читал у меня... нам, студентам... две лекции...

В.Д.: Два курса?

М.Д.: Да, два курса. Сначала читал он нам геометрию, а потом...

В.Д.: Аналитическую геометрию?

М.Д.: Да, аналитическую геометрию... Тогда в это время у нас в Польше в программе была аналитическая геометрия.

А потом он нам читал топологию...

Очень хороший преподаватель был...

Дружеский...
 Очень много говорил про себя, время от времени о своих контактах. Он на самом деле был доктор... медицинский доктор...

В.Д.: Он был медиком? Не зна-а-ал.

М.Д.: Он сначала был медиком. Потом он как-то заинтересовался математикой.

В.Д.: Понятно.

М.Д.: И стал математиком.

В.Д.: Он дружил с Павлом Сергеичем Александровым.

М.Д.: Да-да...

В.Д.: Кстати, Павел Сергеевич тоже из медицинской семьи. Его отец, брат и сестра были медиками...

М.Д.: У меня с профессором Александровым произошла одна интересная история.

Когда я переехал в Московский университет, я попал на третий курс. Мне надо было получить... отметки за отметки, как это по-русски...

В.Д.: Сдать зачеты... да?

М.Д.: Переполучить... переписать...

В.Д. А-а-а, я понял! Перезачесть польские оценки...

М.Д.: Да-да, перезачесть польские отметки первого-второго курсов.

В.Д.: Понятно-понятно.

М.Д.: Ну, в том числе, за аналитическую геометрию. Я, конечно, имел свою зачётную книжку из Польши, которую привёз в Москву с собой. Взял её и пошёл на факультет... А как раз профессор Александров читал аналитическую геометрию там в это время. Я подошёл к нему... Он задал мне вопрос: «А кто у вас читал аналитическую геометрию?» Я сказал: «Кнастер».

«О, это мой друг» - ответил он. Никаких вопросов он мне больше не задавал. И всё мне перезачёл.

В.Д. Да-а-а, Павел Сергеевич ценил Кнастера, я знаю.

М.Д.: Да-да, потому что у них были какие-то контакты. А потом ещё, если я хорошо понял, они обменивались не только по письмам, но ещё имели какое-то сотрудничество. К тому же я недавно узнал, что Кнастер просто жил в Москве во время II мировой войны...

В.Д. Ну, я не знаю... Возможно, возможно...

Скажи, а, случайно, в те годы Павел Сергеевич не приезжал во Вроцлав?

М.Д.: Нет. Как я помню, не приезжал...
 В то время.... Это, я уже говорил, был пятьдесят девятый год...

В.Д.: Пятьдесят девятый, да.

М.Д.: А насчёт Марчевского...

Марчевский... фамилия до войны у него по другому была...

В.Д.: Это я знаю - Шпильрайн.

М.Д.: Да. Ну, он тогда у нас имел только семинар для студентов третьего курса.

В.Д.: А-а-а, ты был младше...

М.Д.: Нет, ну, я ходил на этот семинар.

В.Д.: Ходил, всё-таки. Молодец!

М.Д.: Ходил. Вообще с ним было очень интересно. Какие-то контакты он с нами имел, ставил какие-то задачи...
 Ведь на третьем курсе во Вроцлавском университете я ещё учился...
 А потом повторил третий курс в Московском университете.

В.Д: Да-а?

М.Д.: Потому что разница в программах была, большая разница.

Так что это был очень приятный человек. Хорошие о нём воспоминания.

В.Д.: Хорошо. А как происходил отбор для твоей поездки на учёбу в Московский университет? Конкурс был? Или что было?

М.Д.: Да-а, был объявлен конкурс. И это был такой конкурс, который объявили во всех университетах.

В.Д.: По всей Польше?

М. Д.: По всей Польше...

В.Д.: И не только по математике это, так? Или ты говоришь только про математику?

М.Д.: Я говорю про математику. Но я знаю о конкурсах и по другим предметам...

В общем, студенты, которые хотели поехать на учёбу в СССР, должны были посылать заявку в министерство... Но там тогда очень важно было, чтобы обучение было связано с вычислительной техникой.

В.Д.: Понятно.

М.Д.: Ведь тогда в Польше в это время было начало...

В.Д:...
 развития ЭВМ?

М.Д.: Да... И для этого часть студентов уже поехала учиться в СССР. Но не в Москву, а в Ленинград.

В.Д: А-а-а.

М.Д.: А на этот раз неизвестно было, куда поедем...
 Так вот, я послал заявку на этот конкурс. Потом меня пригласили в министерство, и там уже разговаривали со мной. Но не по математике, а по общим вопросам.

В.Д.: Ну, понятно, понятно. Естественно, с чиновниками не про математику говорить.

М.Д.: И это была лишь первая ступень... Так я прошёл первый этап...

В.Д: Отбора?

М.Д.: Да, отбора. Потом был ещё другой этап отбора. Очень такой для меня деликатный. Который я...

В.Д.: Тоже прошёл?

М.Д.: Да, но чуть не пропал...

В.Д: Почему?

М.Д.: Из-за политических...

В.Д.: А-а, из-за политических вопросов...
 Понятно. У нас это называлось «политическим собеседованием» перед поездкой за границу...

М.Д.: Ну а потом ещё всех кандидатов, которые должны поехать в СССР, пригласили на такой,... вроде как лагерь,... где мы три недели учили русский...
 И где нас инструктировали, как вести себя за границей и какие можно вести там разговоры. А там один из моих друзей по Вроцлавскому университету написал политический... ну, в общем, плохой отзыв на меня.

В.Д.: Друг?

М.Д.: Друг, друг (смеются)... Ну, и тогда... как мне рассказывал один из руководителей этого лагеря, преподаватель русского языка...

В.Д.: Причём, это всё в ещё Польше происходило?

М.Д.:...
 Да-да, в Варшаве, после окончания лагеря.

Так вот, он рассказал мне, что они как-то сомневались...

В.Д.:... посылать тебя в Советский Союз или нет?

М.Д.: Да, у них были колебания... потому что я политически неустойчивый...

В.Д.: Да, знакомо.

М.Д.: А этот дурак написал, ну, действительно, неправду. И написал только потому, что я часто с ним ссорился...
 Но в конце концов я поехал...

В.Д.: Так что всё кончилось благополучно.

М.Д.: Да к тому же, что очень хорошо, за день до отъезда мы узнали, что поедем на этот раз в Московский университет.

В.Д.: А! Ты даже не знал, куда тебя посылают... Впрочем, тебе было, наверное, всё равно.

М.Д.: В то время я вообще об этом не задумывался. Просто предыдущую группу послали на учёбу в Ленинградский университет, а на этот раз решили поменять Ленинград на Москву, и нас послали в Московский университет.

На самом деле, это было последний раз, когда студентов, официально, такой группой, послали на учёбу в СССР...
 По этому предмету...

В.Д.: В Польше был уже Гомулка, так?

М.Д.: Да-да.

В.Д.: У нас был Никита Сергеевич Хрущёв, а в Польше Владислав Гомулка. Да-а...

(Примеч. В.Д.: Здесь мной упоминается Владислав Гомулка /Władisław Gomułka/ (1905-1982) - польский партийный и государственный деятель со сложной судьбой.

В 1926 году он вступил в Коммунистическую партию Польши, 1932-1934 годы, осуждённый за участие в подпольной организации коммунистов, отсидел в тюрьме, в 1934-1935 годы, эмигрировав в СССР, учился в «Ленинской школе» в Москве. Вернувшись в Польшу, в годы её немецко-фашистской оккупации он участвовал в движении Сопротивления.

В 1942 году была образована Польская рабочая партия (ПРП), и в 1943 году Гомулка стал Генеральным секретарём ПРП. После вступления советских войск на территорию Польши в 1944 году, он вошёл в состав Польского комитета национального освобождения, а затем стал вице-премьером нового польского правительства.

Но в сентябре 1948 года Гомулка выдвинул идею «польского пути к социализму». Вслед за тем, обвинённый в «правонационалистическом уклоне», он был смещён с поста Генерального секретаря ПРП, а с созданием в декабре 1948 года Польской объединённой рабочей партии (ПОРП) не был избран членом Политбюро ПОРП. Более того, в январе 1949 года Гомулка был снят со всех государственных постов, а в ноябре того же года исключён из ПОРП. В июле 1951 года он был арестован и находился в тюрьме до 1954 года.

С наступлением «оттепели», в августе 1956 года Гомулка был восстановлен в партии, а в октябе 1956 года был избран Первым секретарём ЦК ПОРП. Встав у руля страны, он принялся реализовывать выдвинутые им ещё в 1948 году идеи «польского пути к социализму», предусматривавшие пересмотр аграрной политики «принудительной коллективизации», нормализацию отношений с католической церковью, развитие рабочего самоуправления.

В конце 1960-ых годов, вслед за разгромом «пражской весны», в Польше начались рабочие волнения. Гомулка потерял свой авторитет и в 1970 году он был смещён с должности Генерального Секретаря ЦК ПОРП. Доживая пенсионером свой жизненный путь, он скончался в Варшаве в 1982 году.)

Ты немножко затронул обучение русскому языку. Были ли у тебя с этим проблемы? Ты же учил русский, наверное, ещё в школе... И когда ты приехал в Москву, тебе надо было, как-то, доучиваться?

М.Д.: Вообще, мой русский язык был очень плохой.

В.Д.: Но формально в школе он преподавался?

М.Д.: Конечно, но как-то...
 у меня не было... способностей к иностранным языкам. Так что у меня с ним...

В. Д.: ...Были трудности...

М.Д.: Да, были трудности... Но, всё-таки, меня чуть-чуть подготовили в том лагере, о котором я тебе говорил.

В.Д: Да-да.

М.Д.: Три года каждый день, по три или четыре часа, нас обучали русскому языку.

В.Д.: Как три года?! Три недели!

М.Д.: Да-да, три недели, но каждый день по три или четыре часа.

В.Д.: Ежедневно по три-четыре часа заниматься иностранным языком. Неплохо!

М.Д: Да, учил русский язык. Очень было трудно.

На самом деле, когда я приехал в Москву, трудно было ещё понять, почему русский язык, который мы изучали в школе, и вообще, там был другим. Так что в начале было очень трудно. Но хорошо, что в Московском университете была кафедра русского языка для иностранцев. И я на ней учился ещё один год... Правда, не помню точно, год или полгода.

В.Д.: Походил на эту кафедру.

М.Д.: Ходил официально на занятия на эту кафедру.

В.Д.: А где она была - на Филфаке? На территории Филфака МГУ, я хочу сказать? Или на территории Мехмата МГУ?

М.Д.: Она была в Главном здании МГУ.

В.Д.: Значит, не на Филфаке - Филфак был в другом здании. Помнится, он был ещё в старом здании МГУ, на Моховой улице.

М.Д.: Я думаю, что это было какое-то особое отделение. Отдельное, только для иностранцев. Там работало несколько преподавателей, женщин, которые только иностранцами были заняты.

В.Д.: Понятно.

М.Д.: И это было не только для поляков, но и для других иностранцев.

В.Д.: Да, мне рассказывали сербские математики об этом. Причём, с теплотой вспоминали о своих преподавательницах русского языка.

М.Д.: Я тоже помню одну свою преподавательницу, очень приятную женщину,...

В.Д.: А фамилию её помнишь?

М.Д.: Это я должен подумать...
 Но нет, не могу вспомнить...

В.Д.: Ладно, потом вспомнишь.

Теперь так. На третьем курсе ты уже был на кафедре вычислительной математики Мехмата МГУ. Это было твоё личное решение, или перед отправлением на учёбу в МГУ тебе велели выбрать именно эту кафедру, где происходила специализация по вычислительной математике и по программированию?

М.Д.:Но ведь я поехал в СССР как раз для того, чтобы изучать эти предметы.

В.Д.: Значит, это было целенаправленно.

М.Д.: Целенаправленность была в том, чтобы изучить   вычислительную       математику, программирование, компьютеры.

В.Д.: Стране нужны были вычислители и программисты... Ясно.

М.Д.: Об этом я уже и говорил...
 У нас в Польше этим только-только начали заниматься.

В.Д: Да-да.

М.Д.: Вот меня и послали из Вроцлава.

В.Д.: Кстати, во Вроцлаве уже была ЭВМ?

М.Д.: Тогда ещё нет.

В.Д.: Но в Варшаве уже была?

М.Д.: Когда я уезжал - тоже нет. Первая ЭВМ в Польше появилась, когда я вернулся.

В.Д: Да-а? И где?

М.Д.: Как раз во Вроцлавском университете. В Варшавском университете ЭВМ купили позже. Правда, до этого какую-то простую машину построили там в Академии наук.

В.Д.: Сами поляки? Свою, польскую машину?

М.Д.: Да, но это уже, так сказать, эталон...
 особый экземпляр...

В.Д.: Пробный экземпляр?

М.Д.: Да-да. Пробный экземпляр.

В.Д.: Понятно.

Поговорим теперь немного о Евгении Георгиевиче Дьяконове. Ты сразу выбрал его своим научным руководителем, или он только на пятом курсе у тебя им стал?

М.Д.: Он вообще-то поздно стал моим руководителем.

В.Д.: А на третьем курсе кто у тебя был руководителем?

М.Д.: На третьем курсе мне посоветовали, чтобы я занялся компьютерами... И я пошёл на семинар по программированию...

В.Д.: А, наверное, к Николаю Павловичу Трифонову.

М.Д.: Да, к Трифонову...
 Я помню этого человека... Он ещё с кем-то другим вёл семинар...

В.Д.: С Евгением Андреевичем Жоголевым.

М.Д.: С Жоголевым, да-да.

В.Д.: Жоголев мне читал лекции по программированию на втором курсе.

М.Д.: Так вот, они вели семинар для студентов третьего курса. И я туда попал. Но в конце года я осознал, что это не то, что меня интересует...

В.Д.: Ах вот как!

М.Д.: Более того, во время каникул я приехал в Польшу, пошёл во Вроцлавский университет, и мне посоветовали, что мне лучше заняться численными методами решения уравнений в частных производных. В том числе разностными методами.

В.Д.: Разностными схемами.

М.Д.: Да, разностными схемами... И когда я вернулся, после каникул, в Московский университет, то пошёл на кафедру и сказал, что вот мне рекомендовали, чтобы я занялся разностными схемами, потому что в Польше это необходимо.

В.Д.: Что это направление нужно для Польши, понимаю.

М.Д.: Нужны такие специалисты.

В.Д.: Да-да, понятно.

М.Д.: Я помню, заместитель...

В.Д.: Заместитель заведующего кафедрой.

М.Д.: Да, заместитель Тихонова... Как же его звали?...

В.Д.: Иван Семёнович Березин.

М.Д.: Да-да, Березин. Он как сейчас?

В.Д.: Он умер ещё в 1982 году. Его сын, Борис Иванович, сейчас на факультете ВМиК МГУ работает.

М.Д.: Да-а?

В.Д.: Да.

М.Д.: Ну, а тогда он мне сказал: «Я понимаю это, и тогда вы должны пойти либо к Самарскому, либо к Дьяконову. А давайте-ка идите к Дьяконову». Так я попал к Дьяконову (смеются).

В.Д.: И уже на пятом курсе был только у Дьяконова.

М.Д.: Только у Дьяконова. Тогда очень было трудно, потому что, знаешь, на четвёртом курсе я не слушал никаких спецкурсов по разностным схемам...

В.Д.: Понимаю.

М.Д.: И я взял тогда два спецкурса - Дьяконова и Самарского.

В.Д.: Понятно, так ты решил прослушать спецкурсы и Дьяконова, и Самарского.

М.Д.: Да.

В.Д.: Владимир Михайлович Тихомиров, сокурсник Дьяконова, планирует издать воспоминания о своём курсе. Он мне любезно передал небольшие воспоминания о Евгении Георгиевиче двух математиков Евгения Евгеньевича Тартышникова и Андрея Владимировича Князева. Знаешь ли ты их?

М.Д.: Я знаю только Андрея Князева, потому что мы встречались.

В. Д.: А про Тартышникова только слышал?

М.Д.: Да, только слышал. Я думаю, что он был попозже, потом... Потому я и не помню этой фамилии...

Так вот, когда я учился ещё в заочной аспирантуре Мехмата МГУ, то Андрея Князева я, как-то, тоже не знал. Встретился я с ним попозже, когда уже работал в Варшавском университете и ездил к Дьяконову по...
 научным... э-э-э...

В.Д.: В научные командировки.

М.Д.: Да, в командировки...
 Тогда я и встретился, на семинаре Дьяконова, с Андреем Князевым.

В.Д.: Но он сильно моложе нас.

М.Д.: О да! (примеч. В.Д. : его год рождения - 1959-ый)

Я поддерживаю контакты с Андреем, встречался с ним в Америке.

В.Д.: Да-да, он же уехал туда.

М.Д.: Уехал, да. Он, вообще, в...
 Colorado University... В Денвере...

В.Д.: В Денвере, ладно.

Теперь такой вопрос: ходил ли ты на семинар Вячеслава Ивановича Лебедева в Вычислительный центр РАН? Согласно воспоминаниям Владимира Михайловича Тихомирова, Дьяконов принимал в нём активное участие.

М. Д.: Нет, я даже не знал о нём...

В.Д.: Но с Лебедевым ты был знаком?

М.Д.: Тогда нет.

В.Д.: Только слышал, что есть такой вычислитель?

М.Д.: Лебедев?

В.Д: Да.

М.Д.: Я познакомился с ним позднее...
 Мы встречались на конференциях, которые проходили в Советском Союзе...

В.Д.: Наш сокурсник, Серёжа Финогенов, по окончании Мехмата МГУ работал у Лебедева. У них есть известные совместные публикации.

М.Д.: Да-да, совместные публикации...
 Но тут важны отношения...
 сотрудника с руководителем...

В.Д.: Конечно (смеются).

Я хочу тебя ещё спросить про Александра Андреевича Самарского. Когда ты с ним познакомился, по существу, ты уже ответил: когда начал ходить на его спецкурс...

М.Д.: Да.

В.Д.: А поближе с ним тебе приходилось общаться?

М.Д.: Я с ним потом много общался...
 У нас установились хорошие отношения... Но попозже, когда я уже работал в Варшавском университете.

Когда в Центре Банаха происходил семестр по вычислительной математике, Самарский приезжал к нам с женой. Я думаю, что он был одним из руководителей этого семестра. Мы тогда ходили вместе в ресторан, в кино...

В.Д.: Ну, конечно, ты был вроде как его личный переводчик.

М.Д.: Скорее, как выпускник Московского университета.

Но не только тогда мы общались. Например, была такая очень интересная история. Однажды, примерно в это же время, в конце 70-ых - начале 80-ых годов, Самарский приехал читать лекции по вычислительной математике в Центре Банаха. И он попросил меня, что хотел бы встретиться с президентом Польской Академии наук.

В.Д.: Неслабо!

М.Д.: Не знаю, почему, но... я сказал, что у меня есть такие контакты.

В.Д: Да-а?!

М.Д.: Потому что в это время президентом Польской Академии наук был тот, кто раньше был моим оппонентом по докторской диссертации. Так что я его неплохо знал... И имел с ним контакты...

В.Д.: Не помнишь, кто тогда был президентом ПАН?

М.Д.: Тогда был Витольд Новацкий.

В.Д. Новацкий? Он математик?

М.Д.: Он механик.

В.Д.: А, механик.

М.Д.: Но ещё и вычислительный механик.

В.Д.: Ясно, то есть он близок был к вычислителям.

МД. Я помню, что сказал Самарскому, что я попробую... Но я сначала позвонил... к другу Новацкого Станиславу Турскому...

В.Д.: А! Турский! Да, знаю. Известная фамилия.

М.Д.: Известная фамилия, да. Он был ректором Варшавского университета... долгий срок.

В.Д.: Да-да.

М.Д.: И они были друзьями. А Турский был...
 заведующий моей...

В.Д.: Кафедры...

М.Д.: Кафедры, да.      Так что я его попросил, он позвонил Новацкому, и в конце концов всё получилось...

В.Д.: И встреча Самарского с Новацким состоялась?

М.Д.: Да. И очень интересная. Когда Самарский...
 со мной... приехал в Палас культуры и науки...

В.Д.: Да-да, я знаю этот Дворец.

М.Д.: ...где имел кабинет президент Польской Академии наук, то Новацкий сказал мне: «Ты тоже присутствуй. У меня не больше 40 минут».

В.Д.: А Новацкий по-русски понимал?

М.Д.: Да, понимал. Они, вообще, разговаривали по-русски. Я только присутствовал (смеются)....
 Но, между нами говоря, с этой встречей был маленький скандал...

В.Д.: Во время встречи? Какой?

М.Д.: Нет, после встречи.

Потому что в Академии узнали, что Самарский пошёл к президенту, минуя Институт, который организовал у нас его лекции. И, вообще, как он попал к нему? Ведь он должен был согласовать с руководством Института свою встречу с президентом...
 Есть же...

В.Д.: Процедура?

М.Д: Да, процедура...

В.Д.: А Самарский, напрямую, сам вышел на президента!

М.Д.: Да, напрямую сам вышел. И меня начали расспрашивать: «Как это случилось? Почему?» Я ответил: «Он просто попросил меня».

В.Д.: Но ведь так всё и было.

М.Д.: Да, так всё и было. А они подозревали, что он, может быть, хотел...

В.Д.: ...на что-то пожаловаться президенту...

М.Д.: Да. И к тому же, всё равно, к президенту он должен был ехать с директором Института. А он со мной...
 вообще-то рядовым сотрудником...

В.Д.: ...Поехал прямо к президенту Академии наук. Непорядок! (смеются)

М.Д.: Да-а... Но потом все успокоились, и никто к этому уже не возвращался.

В.Д.: Забавная история.

Кстати, по окончании Мехмата МГУ тебя без проблем взяли на работу в Варшавский университет?

М.Д.: Вообще-то проблем не было. Хотя, по началу, это была стажировка. У меня и ещё одного стажёра-ассистента.

В.Д.: Стажёр-ассистент?

М.Д.: Да, была такая у нас процедура...
 Я не вёл занятий, но присутствовал на них. Ассистентом стал после её прохождения...

В.Д.: И сейчас эта «процедура» осталась?

М.Д.: Нет, уже нет.

В.Д.: То есть сейчас уже нет такого понятия, как стажёр-ассистент?

М.Д.: Нет.

Так вот, после года моего «стажёрства», я стал уже официальным сотрудником Варшавского университета. И попал я в группу кафедры вычислительной математики, которой заведовал тогда Турский.

В.Д.: То есть Турский был заведующим кафедрой вычислительной математики.

М.Д.: Да, и, к тому же, ректором Варшавского университета.

Это было моё начало работы в Варшавском университете.

В.Д.: А, вообще-то, это был приятный человек?

М.Д.: Очень приятный....
 Он очень хорошо относился ко мне. Правда, он уже в то время перестал заниматься математикой...

В.Д.: Понятно - ведь организационная деятельность отнимает очень много времени и энергии.

М.Д.: Конечно...
 Он был ректором долгое время. И ему приходилось иметь разные контакты... не только научные, но и политические,...
 и дипломатические...
 Присутствовать на заседаниях многих обществ...
 Часто ездить за границу и налаживать международные связи...

В.Д.: Понятно. Он был, по-моему, руководителем у Хенрика Вожьняковского, нет?

М.Д.: Нет...
 На самом деле «идейным» руководителем Хенрика был Пашковский.

В.Д.: А, Стефан Пашковский? Кстати, он жив-здоров?

М.Д.: Да, да, я встречал его в прошлом году.

В.Д.: Как раз я с ним и хотел бы познакомиться...

М. Д.: Да-да... Но он уже в таком...

В.Д.:...возрасте?

М.Д. Да, в возрасте.

В.Д.: Ну, ему под девяносто, наверное...

М.Д.: Восемьдесят семь. Кстати, он тоже прошёл хорошую стажировку в Московском университете.

В.Д.: Это я знаю, это я знаю...

М.Д: Ты знаешь?

В.Д.: Да, знаю. Польская жизнь была более свободной, чем жизнь в СССР. Помню, как я с завистью услышал от тебя, что ты ездил в ФРГ, где познакомился с Лотаром Коллатцем. Что это была за поездка?

М.Д.: Как раз благодаря Турскому. Он имел с ним контакты...

В.Д.: С Коллатцем?

М.Д.: Да, с Коллатцем. И с другими математиками в ФРГ - тогда Западной Германии...

В.Д.: А-а, хорошо.

М.Д.:...Он организовал группу с нашей кафедры, и мы поехали в Гамбургский университет.

В.Д.: Даже только с одной кафедры! Я думал, с разных университетов... Только из Варшавского университета с кафедры вычислительной математики?

М.Д.: Да, только с нашей кафедры. И вот мы, группа в несколько человек во главе с самим Турским, поехали в ФРГ. Провели там всего пару дней. Мы говорили им, чем мы занимаемся, они нам - чем они занимаются. Так вот, после этой встречи Коллатц и пригласил Турского, меня и ещё одного участника группы к себе домой...

В.Д.: Здорово!

М.Д.: Дом у него был хороший, под Гамбургом. Мы на поезде ехали туда что-то около часа...

В.Д.: Но это не дача, это дом был?

М.Д.: Дом-дом, где он постоянно жил.

В.Д.: Хорошо!

М.Д.: Очень интересная история тогда случилась. Нас было шесть или семь человек. И мы разделились. К Коллатцу поехали трое: Турский и мы двое...

В.Д.: То есть ты с одним из членов группы.

М.Д.: Да, я с коллегой. А к другому математику - Анзорге - поехали остальные члены группы...
 Есть такой математик, Райнер Анзорге, специалист по вычислительной математике...
 И когда мы приехали к Коллатцу, и увидели, что профессор там живёт в таком шикарном доме, мы с коллегой как-то, знаешь, даже растерялись...
 Ведь мы приехали из Польши...
 И у каждого из нас тогда была только одна комната...

В.Д.: Так и профессора в Польше тогда так не жили.

М.Д.: Да, не жили... А Турский посмотрел на нас и сказал: «Что? Хороший дом? У вас в будущем тоже будет такой же дом». А ведь он был коммунистом. Но сказал так. И был прав (смеются).

В.Д.: Конечно. Вот я у тебя сейчас в прекрасном твоём доме...
 Ты много ездил по миру. Преподавал в университетах США. По твоему мнению, студенты в США чем-нибудь отличаются от студентов МГУ или вот, скажем, от студентов Варшавского университета? Скажем, в Соединённых Штатах они более усидчивые, или изначально лучше подготовлены? Какое твоё впечатление об американских студентах?

М.Д.: Подожди. Это вообще разные системы обучения: в Америке и в наших странах, в том числе и ранее в Советском Союзе. Скажем, в Америке undergraduate students математику изучают на общих курсах вместе со студентами других факультетов - отдельно они её изучают, лишь когда становятся graduate students...

В.Д.: Да, понятно.

М.Д.:... Когда они стали более подготовленными. Вообще очень трудно сравнивать. В то же время... Не знаю, как сейчас... Но раньше при сравнении студентов Америки со студентами Московского университета...

В.Д.:... и даже Варшавского университета?...

М.Д.... но Московского сказать лучше,... в целом, проигрывали.

Я кончал Московский университет. Там был очень высокий уровень обучения. Мы все знаем об этом....

Вот я уже читал лекции в Лос-Анджелесе. И когда студенты узнавали, что я окончил Московский университет, и работаю в Варшавском университете, то про Варшавский университет они как-то быстро забывали, но всё время спрашивали меня: «Ты действительно окончил Московский университет? Как это было?» Вот! Они интересовались, как было учиться в Московском университете.

Понятно, что в то время математика в Московском университете, по моему мнению, была number one  в мире, и никаких сомнений в этом у меня не было. Но понятно и то, что там были другие требования при поступлении в университет, другая в нём система обучения и, знаешь, ...там по другому изучали математику.

В.Д.: Ну, скажем проще. Вот в Москве, даже в Московском университете, были (а сейчас тем более есть) такие студенты - «халявщики». Есть ли такие в Америке?

М.Д.: Конечно, есть...
 Но многое зависит от того, где происходит обучение. Если студент учится в частном университете, где родители должны платить за него большие деньги, то он более добросовестно относится к своей учёбе. А если, например, он учится в state университете...

В.Д.: ...то есть в государственном университете...

М.Д. ...точнее, в университете какого-нибудь штата, где родители тоже должны за него платить, но значительно меньше, то там уже не так добросовестно относятся к учёбе. Так что Американскую и Российскую систему обучения трудно сравнивать.

В.Д: Ясно.

М.Д.: Но Американская система приучает студента к тому, что если у тебя хорошие отметки, то ты найдёшь хорошую работу. И происходит соревнование между студентами.

В.Д.: В каком-то смысле уже конкуренция.

М.Д.: Конкуренция во время учёбы, да...

В.Д.: Ради работы потом в хорошей фирме.

М.Д. Да, так. И они вообще... как это по-русски... забыл слово, чтобы не смотреть к другому...

В.Д.: А! Не списывают друг у друга?

М.Д. Как...

В.Д.: Не списывают, не списывают.

М.Д.: Но есть ещё другое русское слово, когда ты списываешь у другого...
 Я просто забыл это слово (примеч. В.Д.: при нашей беседе я не догадался, какое слово забыл Макс вместо слова «списать», но, в последствие, сообразил, что он, наверное, имел ввиду студенческое сленговое слово «сдуть»)... В общем, у Американских студентов это очень редкое явление.

В.Д.: Так что, в Американских университетах никто ни у кого не списывает?

М.Д.: Ну, «никто» - это уж слишком сильно сказано даже для Америки (смеются).

Но вообще там большинство студентов более честные в этом смысле. Потому что у них конкуренция...

В.Д.: Что, и шпаргалками там студенты не пользуются? (примеч. В.Д.: по этому поводу я забыл Максу напомнить другое студенческое сленговое слово - «шпоры».)

М.Д.: Шпаргалками?... Они, вообще, пытаются, но на этот счёт там очень жёсткие правила...

В.Д.: Если поймают?

М.Д.: Поймают, то вообще...

В.Д: Что?

М.Д.: ...будет очень плохо. Могут сразу уволить.

В.Д.: Исключить и всё?

М.Д.: Исключить... и даже с плохими последствиями.

И вот ещё что. В Америке немногие, кто кончают среднюю школу, сразу попадают в университет. Потому что должна быть ещё к этому подготовка по тому предмету, который они хотят изучать уже в университете. Они её получают, например, в техническом колледже, где преподаются те предметы, которые потребуются им в университете...

В.Д. Понятно.

М.Д.: ...И когда они поступят в университет, то продолжают углублённо изучать лишь то, что им надо.

В.Д.: Хорошо.

Теперь вот о чём. Насколько я помню, в Москву ты последний раз приезжал в 2004 году на конференцию...

М.Д.: ...Петровского.

В.Д.: Да, Ивана Георгиевича Петровского. В частности, на этой конференции один день был посвящен семидесятилетию Николая Сергеевича Бахвалова.

М.Д.: Помнится, не один, а два или три дня.

В.Д.: Два или три дня, хорошо. А когда ты познакомился с Николаем Сергеевичем?

М.Д.: С Николаем Сергеевичем я, вообще, познакомился, когда слушал его лекции по вычислительной математике, которые он читал для нас на третьем курсе...

В.Д.: А! Ну, это мы вместе слушали.

М.Д.: Мы вместе слушали, потому что он читал лекции всему вычислительному потоку...

В.Д: Да-да.

М.Д.: И я, ещё студентом, как-то с ним познакомился...
 Потом уже у нас были очень хорошие отношения, потому что Николай Сергеевич Бахвалов часто приезжал в Варшаву в этот...

В.Д.: Банахов центр!

М.Д.: ...Да, в Банахов центр. Он однажды был и руководителем  семестра по вычислительной математике...

В.Д.: Да-да, я знаю!

М.Д.: Так что я часто с ним общался, приглашал его к себе домой. Мы как-то вместе ездили с ним в Краков...
 А когда я приезжал в Москву, то он меня тоже приглашал на свою кафедру, и тоже приглашал к себе домой...
 Так что он был очень... очень приятным человеком... У нас были хорошее отношения.

В.Д.: У меня о нём тоже самые лучшие воспоминания...

Теперь вот о чём. Ты с Хенриком Вожьняковским ведёшь научный семинар в Варшавском университете. Какова история этого семинара, сколько ему лет?

М.Д.: Я думаю, что он ведёт своё начало с семидесятых годов... И первым его руководителем, я думаю, был Анджей Келбасиньский...
 Да-да. В это время я только что стал кандидатом...

В.Д: А Хенрик?

М.Д.: Он тоже только что... защитил...

В.Д.: Защитился?

М.Д.: Да, защитился. Мы, более-менее, защитились в одно время...

В.Д.: Кстати, ты защищался в Москве, на Мехмате МГУ, я помню. А Хенрик тоже защищался в Москве? Или в Варшаве?

М.Д.: Нет, в Варшаве. И, как я уже говорил, реальным руководителем, вообще говоря, у него был Пашковский. Из Вроцлавского университета...

В.Д.: А что, Хенрик кончал Вроцлавский университет?

М.Д.: Нет-нет. Просто его официальный руководитель, Келбасиньский, был оттуда. И Келбасиньский решил, что по методам решения нелинейных уравнений специалистом... более известным и хорошим...
 был Пашковский.

В.Д.: А-а, ясно.

М.Д.: Они друзья, Келбасиньский и Пашковский. Келбасиньский позвонил ему и спросил: «Мог бы ты порекомендировать...»

В.Д.: Порекомендовать.

М.Д.: «...порекомендовать тему для кандидатской диссертации?»

В.Д.: Да-да, понятно.

М.Д.: Так что вот так... А потом, знаешь, когда уже Келбасинский ушёл на пенсию, Хенрик и я стали вести этот семинар вместе. Но Хенрик часто уезжал в Америку, и мне приходилось его...

В.Д.: Заменять?

М.Д.: Да, заменять. Несколько лет, когда Хенрик всё время был в Америке, я был один руководителем этого семинара. В последние же годы, когда Хенрик вернулся уже из Америки, он вновь со мной стал руководителем этого семинара.

В.Д.: Я вспоминаю, как выступал несколько раз на этом семинаре. Замечательная обстановка. Мне всегда всё очень нравилось.

М.Д.: Да-да... У нас была заведена традиция собираться за полчаса до начала семинара...

В.Д.: ...Помню-помню...

М.Д.: ...Чтобы попить кофе, чай...

В.Д: ...Да-да...

М.Д.: ...с печеньем... А потом, после этого получаса, мы уже идём слушать...

В.Д.: Доклад.

М.Д: Да, доклад.

В.Д. Так! В заключение немного о личном! Я давно знаю всю твою семью, твоих детей и внуков. А как ты познакомился со своей женой Анной? Ещё в Варшаве? Или в Москве, где она тоже училась на филфаке МГУ?

М.Д.: Мы познакомились в Москве, в Московском университете, который она тоже окончила.

Анна, вообще говоря, в Москве была вместе с родителями, потому что её отец работал в польском посольстве. Наше же с ней знакомство произошло уже в первый год моего пребывания в Москве...

В.Д.: То есть где-то в 62-м году?

М.Д.: В 62-63-м, что-то около этого...

В.Д.: Ну вот и всё, Макс. Осталось лишь пожелать тебе, и всему твоему семейству, всего самого хорошего.

М.Д.: И тебе, Вася, и всей твоей семье, желаю всего наилучшего...

 Генеалогическое дерево

Май 2012 года.