Анастасия Корзухина. Становление научных школ Блохинцева, Боголюбова и Флёрова в ЛТФ и ЛЯР ОИЯИ

Становление научных школ Блохинцева, Боголюбова и Флёрова в ЛТФ и ЛЯР ОИЯИ

Понятие научная школа позволяет выделить в рамках научного сообщества неформальные группы учёных, работающих в одной области науки, использующих для этого близкие методы исследований и характеризующиеся определённым научным стилем. Оно также позволяет проследить формирование и развитие этих групп, взаимные связи между ними и появление новых научных направлений. Как правило, возникновение научной школы связывается с именем одного крупного учёного, который, внося значительный вклад в развитие определённого научного направления, предлагает тематику и методы исследований для группы своих учеников, чем обеспечивается преемственность в науке.

Начиная с 40-х гг. ХХ в. физические исследования, особенно в области ядерной физики, приобрели крупномасштабный характер и вышли за рамки частных и университетских лабораторий. При этом организация крупных научно-исследовательских центров стала в первую очередь задачей учёных-лидеров в соответствующей области. В таких исследовательских центрах сложились большие научные коллективы, в которых несколько групп учёных развивали близкие направления, и эволюция научных школ происходила неразрывно с развитием такого рода институтов. В этих условиях, помимо обычной передачи научных традиций по линии непосредственного общения между учителем и его учениками, всё более важной становилась способность лидера выстроить работу коллектива исследователей таким образом, чтобы создать наиболее плодотворную среду для научного творчества.

Создание в 1954 г. в Женеве Европейского центра ядерных исследований (ЦЕРН) [I] и в 1956 г. в Дубне Объединённого института ядерных исследований (ОИЯИ) явилось необходимым этапом постепенного увеличения масштабов научных исследований в ядерной физике. Строительство в 1930-х гг. ускорителей в США, Великобритании, Германии, Швеции и СССР потребовало значительных финансовых затрат и поддержки со стороны государства. В послевоенный период стало ясно, что отдельные страны, за исключением США и СССР, уже не могут позволить себе расходы на создание ускорителей достаточной мощности, необходимой для проведения исследований на переднем крае науки в ядерной физике и физике высоких энергий. Поэтому ряд западноевропейских стран объединились для сооружения таких ускорителей в новом научном центре ЦЕРН, а ОИЯИ был открыт несколько позже и фактически стал его социалистическим аналогом. Показательно, что даже первоначальным рабочим названием института в Дубне было «Восточный институт ядерных исследований», и только при окончательном подписании соглашения стран-участниц было одобрено нынешнее название – Объединённый институт. Первыми странами-участницами ОИЯИ стали Албания, Болгария, Венгрия, ГДР, Китай, Северная Корея, Монголия, Польша, Румыния, СССР и Чехословакия, позже к ним присоединился Вьетнам. Все страны-участницы имели равные права в проведении научных исследований в Институте, независимо от величины их взносов, которые могли сильно отличаться. Так, в первые годы работы ОИЯИ СССР вносил 47% необходимого текущего финансирования, Китай – 20%, а Албания 0,05% [1. С. 21].

В отличие от ЦЕРН, который создавался как абсолютно новый институт, основой для ОИЯИ стали уже существовавшие в Дубне два советских научных центра – Институт ядерных проблем АН СССР (ИЯП) с крупным протонным синхроциклотроном на энергию 680 МэВ и Электрофизическая лаборатория АН СССР (ЭФЛАН) со строящимся синхрофазотроном на энергию протонов 10 ГэВ. На базе ИЯП была создана Лаборатория ядерных проблем ОИЯИ (ЛЯП), которую возглавил В.П. Джелепов, а на базе ЭФЛАН – Лаборатория высоких энергий (ЛВЭ) под руководством В.И. Векслера.

Следует пояснить, что в советских и российских научных организациях лаборатории как правило являются самыми маленькими структурными подразделениями. ОИЯИ в этом смысле является исключением. Лаборатории ОИЯИ с момента его основания и по сегодняшний день – это крупные научные организации, в каждой из которых работают сотни сотрудников и которые по величине соответствуют научным институтам. Для организации работ по отдельным темам лаборатории ОИЯИ подразделялись на отделы, а они, в свою очередь, на сектора.

На момент запуска синхроциклотрон и синхрофазотрон были самыми мощными в мире ускорителями и оставались таковыми в течение нескольких лет (синхроциклотрон в 1949–1953 гг., а синхрофазотрон в 1957–1959 гг.). Уже при организации ОИЯИ было решено расширить тематику экспериментальных исследований и, помимо синхроциклотрона и синхрофазотрона, построить реактор на быстрых нейтронах и циклотрон для исследования реакций с многозарядными ионами. Нужно отметить, что такой широкий спектр проводимых ядерно-физических исследований был представлен только в ОИЯИ, а другие мировые крупные научные центры, включая ЦЕРН и ведущие научные лаборатории в США (Лаборатории в Аргонне, Беркли и Брукхейвене, а позднее Фермилаб и SLAC) были более специализированными и концентрировались на одном-двух направлениях. В частности, ЦЕРН был ориентирован только на исследования в области физики элементарных частиц.

В данной статье деятельность Д.И. Блохинцева, Н.Н. Боголюбова и Г.Н. Флёрова в годы их работы в ОИЯИ рассмотрена не только в плане их личного вклада в развитие своей области науки и в подготовке молодых учёных, но и как организаторов науки в более широком смысле. Д.И. Блохинцев был первым директором института и внёс значительный вклад в формирование его структуры и основных направлений исследований. В частности, по его инициативе в дополнение к ЛЯП и ЛВЭ в ОИЯИ были открыты Лаборатория нейтронной физики (ЛНФ), которую возглавил И.М. Франк, и Лаборатория теоретической физики (ЛТФ), директором которой стал Н.Н. Боголюбов, впоследствии сменивший Блохинцева на посту директора ОИЯИ. Вскоре после создания института, в 1960 г., появилась ещё одна экспериментальная Лаборатория ядерных реакций (ЛЯР), директором которой стал Г.Н. Флёров.

Важно отметить, что ИЯП и ЭФЛАН были созданы в рамках советского атомного проекта, и Дубна вначале была закрытым городом, организованным для секретных научных исследований. С открытием ОИЯИ режим повышенной секретности в подразделениях института был снят, но относительная изолированность Дубны сохранилась, и она осталась преимущественно городом учёных. Набор кадров в ИЯП и ЭФЛАН, а впоследствии и в лаборатории ОИЯИ, проходил быстро, в течение нескольких лет, путём зачисления на работу преимущественно недавних выпускников МГУ, МИФИ и ленинградских ВУЗов. В последние годы войны и сразу после неё в СССР была развёрнута масштабная компания по обучению физиков-ядерщиков, которых не хватало для работы над атомным оружием. Многие из подготовленных в этой волне специалистов сразу после окончания учёбы направлялись на работу в ИЯП и ЭФЛАН, а затем и в лаборатории ОИЯИ. На момент создания ОИЯИ в ЭФЛАН работало только три доктора наук, а в ИЯП — шесть. Большой процент молодых учёных, наряду с тем, что в ОИЯИ работали известные физики-ядерщики, способствовал энтузиазму и творчеству в исследованиях и формированию научных школ. Ведущие физики, возглавлявшие научную работу, также были довольно молоды: в частности, в 1956 г. директору института Д.И. Блохинцеву было 48 лет, директору ЛТФ Н.Н. Боголюбову 46 лет, а директору ЛЯР Г.Н. Флёрову – 43.

Кроме того, широкомасштабное научное сотрудничество и международный статус института способствовали расширению тематики исследований и созданию атмосферы свободного научного поиска. При образовании ОИЯИ вице-директорами стали М. Даныш (Польша) и В. Вотруба (Чехословакия), а научную политику института определял Учёный совет, в который входили представители стран-участниц. Учёные из стран-участниц ОИЯИ, приезжавшие в Дубну на длительный срок, зачислялись в штат института. Многие из иностранных и советских сотрудников впоследствии отмечали особую атмосферу, сложившуюся в Дубне. «Особенностью юного института был его климат. Доброжелательный, по-настоящему демократичный, когда любой научный сотрудник мог прийти на Ученый совет института и выступить. И это было заурядным делом ...» [2. С.260]. Широкое научное общение было характерным для ОИЯИ, практически каждую неделю в институте проходили различные научные конференции и семинары, зачастую с приглашением зарубежных учёных. По существу, каждая из лабораторий ОИЯИ послужила научной школой для учёных из стран-участниц в соответствующей области ядерной физики. Например, по отношению к физике нейтронов, болгарский профессор Н. Янева отмечала, что «для физиков Болгарии Дубна стала не просто школой, а интеллектуальной основой развития этой тематики» [3].

Д.И. Блохинцев, первый директор ОИЯИ, был всемирно известным учёным и крупным организатором науки, имевшим к моменту образования института большой опыт работы в научно-исследовательском центре. С 1950 по 1956 гг. он возглавлял Физико-энергетический институт в Обнинске (ФЭИ), где под его руководством в 1954 г. был осуществлён запуск первой в мире атомной электростанции. За эти годы Блохинцев сформировал основные научные направления развития ФЭИ, в частности, при нём помимо главных для института работ по атомной энергетике и расчёту термоядерного оружия были начаты разработки атомных реакторов для подводных лодок и космических аппаратов [4. С. 31–33].

Д.И. Блохинцев в значительной степени повлиял на формирование структуры ОИЯИ, не ограничивая тематику нового института физикой высоких энергий, уже представленной в ИЯП и ЭФЛАНе. Он настоял на создании ЛНФ и ЛТФ, а также «включил в тематику ОИЯИ физику тяжёлых ионов» [5. С. 225], что способствовало созданию ЛЯР в 1957 г. В качестве нейтронного реактора, на базе которого организовывалась ЛНФ, был выбран импульсный быстродействующий реактор (ИБР), который благодаря импульсному режиму имел малую среднюю мощность и практически не расходовал атомное топливо. Конструкционная идея ИБР была предложена самим Блохинцевым ещё в Обнинске осенью 1955 г., там же И.И. Бондаренко и Ю.А. Стависский начали проектирование такого реактора, а впоследствии сотрудники ФЭИ участвовали в строительстве и запуске ИБР в Дубне. Запущенный в 1960 г. и проработавший до 1968 г. ИБР был первым в мире импульсным реактором на быстрых нейтронах. «Реакторы привлекали внимание Блохинцева не только как энергетические установки, но и как мощные источники нейтронов для самых разнообразных научных исследований» [6]. После первого ИБР в ЛНФ были введены в строй более мощные ИБР-30 (в 1969 г.) и ИБР-2 (построен в 1978 г., введён в эксплуатацию в 1984 г.). С 1966 г., когда начались работы по ИБР-2, Блохинцев являлся их научным руководителем [7. С. 37].

Открытие в ОИЯИ по инициативе Блохинцева теоретической лаборатории ЛТФ как самостоятельного административного подразделения было смелым и нетривиальным решением. До этого в научных организациях традиционными являлись теоретические отделы внутри институтов, работающие в непосредственном контакте с экспериментальными отделами. Так, в ИЯП и ЭФЛАН имелись свои теоретические группы, которые после образования ЛТФ были переведены в неё и стали основой коллектива. Из этих групп в лабораторию перешли Б.М. Барбашов, С.М. Биленький, П.С. Исаев, М.А. Марков, В.И. Огиевецкий, В.Г. Соловьёв, Н.А. Черников и др. Блохинцев считал, что если теоретики будут сосредоточены в одной лаборатории, то их работа станет намного более эффективной. Такую точку зрения разделяли не все, и, в частности, В.И. Векслер на первой сессии Учёного совета ОИЯИ во время обсуждения организационной структуры института «высказал опасение, что создание ЛТФ может привести к ослаблению связи теоретиков с экспериментаторами» [8. С. 279], однако большинство членов Учёного совета поддержало предложение Блохинцева. Как отмечал впоследствии А.А. Логунов, выделение теоретиков ОИЯИ в отдельную лабораторию позволило им в большей степени работать на перспективу, а не заниматься исключительно проблемами сегодняшнего дня. Кроме того, по его словам, в ЛТФ Блохинцев «создал обстановку широкого общения независимо от научной школы, без элементов групповщины, которая была в общем-то характерна для научной среды того времени» [9].

В подходе Блохинцева к организации ОИЯИ можно увидеть определённые аналогии с подходом С.И. Вавилова к формированию Физического института АН (ФИАН) в 1934 г. В годы учёбы и работы в МГУ и последующей работы в ФИАНе Блохинцев находился в тесной связи с Вавиловым, которого считал одним из своих учителей. Обоих учёных отличали широта и разнообразие научных интересов и восприимчивость к новым направлениям в науке. Каждый из них стремился расширить тематику исследований в возглавляемом им институте и приглашал для работы крупных учёных. Так, при организации ФИАНа Вавилов придавал большое значение привлечению для работы в нём Л.И. Мандельштама, понимая, насколько важна роль учёного такого уровня для научного роста всего института. При этом Мандельштам, оставаясь профессором в МГУ, не являлся в ФИАНе руководителем ни одной из лабораторий, но благодаря авторитету среди учёных оказывал значительное влияние на развитие нескольких направлений исследований. В частности, он был «вдохновителем и руководителем многих работ Института в Лабораториях колебаний и физической оптики» [10. С. 48]. Хотя Вавилов сам был оптиком, и многие ожидали, что основной упор в новом институте будет сделан на исследованиях в этой области, ФИАН стал многопрофильным институтом и в нём помимо указанных лабораторий были также лаборатории люминесценции, спектрального анализа, диэлектриков, акустики, поверхностных явлений, теоретической физики и атомного ядра. Следует отметить, что большинством физиков в то время ядерная физика не рассматривалась как перспективная область исследований, и развитие её в ФИАНе отражает способность Вавилова почувствовать актуальность этого направления. Для руководства Лабораторией теоретической физики ФИАНа Вавилов пригласил И.Е. Тамма, также преподававшего в МГУ, а для руководства Лабораторией атомного ядра из Ленинграда был приглашён Д.В. Скобельцын, который в первые годы продолжал работать в Ленинграде и приезжал в ФИАН два раза в месяц, а в 1937 г. переехал в Москву окончательно. Наряду с уже известными учёными, в ФИАНе была собрана группа молодых талантливых физиков, в частности, в неё входили Д.И. Блохинцев, В.И. Векслер, С.Н. Вернов, М.А. Марков, И.М. Франк. Многие из сотрудников ФИАНа одновременно преподавали в МГУ, и такое совмещение исследовательской и преподавательской работы Вавилов считал очень важным как для самих преподавателей, так и для студентов.

Похожим образом при организации ЛНФ и ЛТФ Блохинцев посчитал необходимым пригласить для работы в них крупных учёных, а также уделял большое внимание воспитанию в ОИЯИ молодых кадров. Он пригласил будущего академика и лауреата Нобелевской премии И.М. Франка в качестве директора ЛНФ и предложил академику Н.Н. Боголюбову возглавить ЛТФ. Подобно тому как вокруг И.Е. Тамма в ФИАНе сформировалась группа молодых талантливых физиков-теоретиков (Д.И. Блохинцев, М.А. Марков, И.М. Франк, А.Д. Сахаров и др.), в ЛТФ под влиянием Боголюбова выросла целая плеяда крупных учёных (В.Г. Кадышевский, А.А. Логунов, В.А. Матвеев, В.Г. Соловьёв, А.Н. Тавхелидзе, Д.В. Ширков и др.).

На защите дипломных работ в Филиале НИИЯФ МГУ

На переднем плане Д.И. Блохинцев, Б.М. Барбашов

Так же как Вавилов, Блохинцев считал важным предоставить студентам старших курсов возможность постоянного общения с сотрудниками исследовательского института. До работы в ОИЯИ, будучи директором ФЭИ, он организовал в Обнинске филиал МИФИ. Так же и в Дубне Блохинцев вместе с Векслером и Верновым выдвигает идею создания при ОИЯИ филиала физического факультета МГУ. Распоряжение Совета министров СССР об организации филиала вышло уже в 1956 г. Этот филиал (как филиал НИИЯФ МГУ) открылся в 1960 г., первый набор студентов старших курсов был произведён в 1961 г., а первый выпуск состоялся в 1963 г. В филиале были созданы две кафедры: теории атомного ядра, которой заведовал сам Д.И. Блохинцев, и физики элементарных частиц под руководством В.И. Векслера (вскоре после создания эту кафедру возглавил Б.М. Понтекорво). Помимо студентов физфака МГУ обучаться в Дубне получили возможность старшекурсники других вузов СССР и стран-участниц. Студенты проходили преддипломную практику непосредственно в лабораториях института, а преподавали в филиале многие ведущие сотрудники ОИЯИ, среди которых были такие известные учёные как С.М. Биленький, Д.И. Блохинцев, В.И. Векслер, А.А. Логунов, М.Г. Мещеряков, В.Г. Соловьёв, М.И. Подгорецкий, Б.М. Понтекорво, А.А. Тяпкин. Ещё более широкий круг научных сотрудников ОИЯИ привлекался к руководству дипломными работами студентов. Ежегодно кафедру теории атомного ядра заканчивало от 10 до 20 студентов, а в 1966 г., накануне пуска нового ускорителя в Протвино, кафедру закончил 31 студент [11. С. 64–69].

Блохинцева как учёного отличали оригинальный и творческий подход к решению частных теоретических и инженерных задач, а также глубина в осмыслении общих фундаментальных проблем квантовой теории. Интерес к теоретической физике возник у него в студенческие годы под влиянием преподававших в МГУ физиков Л.И. Мандельштама и И.Е. Тамма, а также математиков Н.Н. Лузина и Д.Ф. Егорова. Мандельштам был многогранным физиком, он был не только глубоким теоретиком, но и искусным экспериментатором и очень хорошим лектором. Он стремился к «широкому обобщению, к охвату различных областей физики и выяснению их взаимной связи» [12. С. 147]. Целостное восприятие физики как единой науки Мандельштаму удалось привить ученикам, и Блохинцев в свою очередь старался передать важность такого подхода в своих лекциях, он «... неоднократно подчёркивал, что узкая специализация сушит творческую мысль …, что занятие передовыми проблемами квантовой теории поля не должны приводить к забвению физики как целостной науки» [13. С. 59]. Руководителем диссертации Блохинцева, а также соавтором его первой работы был И.Е. Тамм. Тамма отличали «исключительная интуиция при поддержке перспективных направлений, строгость в оценке полученных результатов, умение видеть и оберегать талантливых учёных, и, наконец, искусство образно и популярно излагать сложнейшие идеи ...» [14. С. 199]. Ученики и коллеги Блохинцева впоследствии отмечали у него те же качества.

Во главу угла в научной работе Блохинцев ставил творчество, развитие новых идей и смелый подход к рассмотрению фундаментальных вопросов. Работы Блохинцева носили пионерский характер и зачастую становились источником развития новых областей физики. Так при рассмотрении эффекта Штарка в сильном переменном электрическом поле (1933 г.) им была предсказана нелинейная зависимость интенсивности излучаемого света от интенсивности внешнего поля, и эта работа была одной из первых в нелинейной оптике. В 1938 г. Блохинцев предсказал эффект смещения спектральных линий атомов, вызванного взаимодействием электронов с полем излучения (Лэмбовский сдвиг), опередив почти на десять лет открытие этого эффекта, но высказанная им идея была настолько новой, что, к сожалению, его статья не была принята к публикации. В годы войны Блохинцев был привлечён к работам в области акустики, и им были заложены теоретические основы акустики движущейся среды, его труды в этой области послужили «отправным пунктом в развитии современной теории аэродинамической генерации звука» [15. С. 269], а монография «Акустика неоднородной движущейся среды» стала классической.

Студенческие и первые годы работы Блохинцева как самостоятельного исследователя пришлись на время, когда успешное применение квантовой механики при описании физических явлений сопровождалось активными дискуссиями по поводу интерпретации её постулатов, раскрытия их физического смысла. В 40-е гг. Блохинцев стал наиболее ярким представителем московской школы квантовой механики, основы которой были заложены Л.И. Мандельштамом, а затем развиты К.В. Никольским. Написанный Блохинцевым учебник квантовой механики был многократно издан во многих странах мира и стал классическим. В своих работах Блохинцев развил статистическую интерпретацию квантовой теории, основанную на понятии квантового ансамбля, применяемого для описания вероятностного характера состояния микрообъекта.

Во время работы в ОИЯИ основной интерес Блохинцев уделял физике элементарных частиц и квантовой теории поля, причем с присущей ему творческой смелостью он развивал новые направления в этих областях и продолжил рассмотрение фундаментальных проблем физики. Установленный им унитарный предел, т.е. энергия, при которой слабое взаимодействие сравнивается с сильным, приводил к открытию «неожиданных перспектив перед будущей физикой сверхвысоких энергий», а идея «о флуктуации плотности вещества в ядрах положила начало целому направлению исследований так называемых кумулятивных процессов в релятивистской ядерной физике» [16. С. 551].

Ученики Д.И. Блохинцева: Б.М. Барбашов, Д. Эберт (ГДР), М.К. Волков, А.В. Ефремов

Подход Блохинцева к науке как к творчеству и свободному поиску проявлялся и в его стиле научного руководства, в том, что при постановке задачи своим ученикам и молодым сотрудникам он формулировал её в наиболее свободной форме, не предлагая сразу определённый подход к её решению. Многие ученики отмечают это в своих воспоминаниях. Так, В.С. Барашенков, у которого Блохинцев был научным руководителем в Обнинске, вспоминал, как вместе с предложением переехать в Дубну, Блохинцев сформулировал ему первую задачу – «придумайте способ расчёта множественного рождения частиц в протон-протонных соударениях при 10 ГэВ. В Дубне запускают такой ускоритель» [17]. Подобный подход Блохинцева отмечает также другой его ученик, М.К. Волков: « ... он всячески поощрял свободный поиск новых научных тем без какой-либо мелочной опеки или навязывания своей тематики. Очень внимательно и с искренним интересом относился к любым новым разработкам … и искренне гордился теми достижениями, которые были получены его молодыми сотрудниками» [18. С. 548].

Разносторонность научных интересов Блохинцева, свободная постановка задач для исследования и ширина тематики ЛТФ привели к тому, что ученики Блохинцева проявили себя в разных областях квантовой теории поля и физики элементарных частиц, многие из них стали лидерами в своих областях исследований, авторами сотен научных публикаций. Ниже перечислены наиболее яркие из их достижений. Так, Б.М. Барбашов в своих работах развил применение функциональных интегралов в квантовой теории, им совместно с Н.А. Черниковым были найдены решения нелинейных полевых моделей, положившие начало физике солитонов. В дальнейшем это направление привело к построению теории релятивистских струн. А.В. Ефремов внёс существенный вклад в развитие квантовой хромодинамики, в частности, в его работах была доказана факторизация больших и малых расстояний и предложены методы расчета процессов с участием поляризованных частиц. Также им было введено понятие кварк-партонной структурной функции ядра и был рассчитан выход кумулятивных частиц в столкновениях релятивистских ядер, что явилось продолжением работ Блохинцева о флуктуациях плотности ядерного вещества. Г.В. Ефимов в своих работах сформулировал непротиворечивую квантовую теорию поля с нелокальным взаимодействием и предложил ряд моделей вакуума квантовой хромодинамики и адронизации, в основе которых лежит идея нелокальности кварк-глюонных взаимодействий. При формировании научных интересов Ефимова существенную роль сыграла уверенность Блохинцева в том, что физические частицы не могут быть точечными и их взаимодействия должны протекать в некотором объёме. Такая точка зрения была необычной, «идеи нелокальности в квантовой теории поля не были популярными» [19]. М.К. Волков разработал метод регуляризации неполиномиальных теорий поля и совместно с В.Н. Первушиным заложил основы киральной теории возмущений для низкоэнергетической физики адронов. Также среди результатов учеников Блохинцева можно отметить вклад Г.И. Колерова и В.В. Нестеренко в развитие квантовой теории поля и математических методов в физике элементарных частиц.

Важно отметить, что разделение на научные школы в ЛТФ является в значительной степени условным, потому что с первых лет лаборатории в ней работали несколько крупных физиков-теоретиков, и в условиях тесных контактов разных групп на формирование научного стиля и интересов молодёжи оказывали влияние представители разных школ. Особенно сильным было влияние Н.Н. Боголюбова.

Н.Н. Боголюбов стал директором ЛТФ, не прекращая своей работы в Математическом институте им. В.А. Стеклова АН СССР (МИАН) и на физическом факультете МГУ, где он заведовал кафедрой теоретической физики. По воспоминаниям Д.В. Ширкова, к созданию ЛТФ Боголюбов пригласил «всех своих московских учеников, работавших в квантовой теории поля: А.А.Логунова, Б.В.Медведева, М.К.Поливанова, А.Н.Тавхелидзе» и самого Ширкова [5. С. 225–226]. Один из них, Логунов, оказал большую помощь Боголюбову в решении различных организационных вопросов при формировании ЛТФ [Там же]. Представители школы Боголюбова, оставшиеся в МИАНе, где Боголюбов продолжал заведовать отделом (Н.Н. Боголюбов мл., В.С. Владимиров, Д.Н. Зубарев, С.В. Тябликов и др.), поддерживали тесные связи с ЛТФ. Многие работы выполнялись теоретиками МИАНа и ЛТФ в соавторстве, а для поддержания постоянного контакта в течение нескольких лет еженедельно из Москвы в Дубну отправлялся специальный автобус с группой сотрудников МИАНа для участия в семинаре ЛТФ [20. С.120]. В дальнейшем Боголюбов совмещал руководящие посты в ОИЯИ и МИАНе (он стал директором ОИЯИ в 1965 г. и оставался им до 1989 г., а в 1983 г. стал директором МИАНа).

Тесное сотрудничество с другими научными центрами было характерно для ОИЯИ в целом, а Н.Н.Боголюбов и представители его дубненской школы способствовали развитию теоретической физики в нескольких крупных институтах СССР. В 1960 г. Д.В. Ширков основал в Новосибирске кафедру теоретической физики НГУ и отдел теоретической физики в Институте математики СО АН СССР, причём и после своего возвращения в Дубну в 1969 г. продолжал осуществлять научное руководство исследованиями, проводимыми в этом отделе. В 1966 г. Н.Н. Боголюбов сыграл ключевую роль в создании в Киеве Института теоретической физики АН УССР, директором которого он являлся с момента основания до 1972 г.. Активное участие в организации этого института принимал А.Н. Тавхелидзе, а когда в г. Троицке в 1970 г. был создан Институт ядерных исследований АН СССР (ИЯИ), Тавхелидзе стал его директором, а его заместителем – ещё один ученик Боголюбова, В.А. Матвеев. При формировании Института физики высоких энергий в Протвино (ИФВЭ) Боголюбов осуществлял научное руководство созданием нового ускорителя на энергию протонов 70 ГэВ, запущенного в 1967 г. В ОИЯИ был организован специальный Серпуховский отдел, возглавляемый М.И. Соловьевым, а в Протвино направлена большая группа опытных физиков Дубны: А.А. Логунов (первый директор ИФВЭ), Р.М. Суляев, Ю.Д. Прокошкин, А.Ф. Дунайцев и др. [21. С. 241–242].

Совещание руководителей секторов ЛТФ, посвященное перспективам развития Лаборатории, проводит директор ОИЯИ академик Н.Н. Боголюбов

Такая большая роль Боголюбова в организации науки в СССР соответствовала его выдающимся научным достижениям. Он создал несколько новых научных направлений в математике, механике и теоретической физике. Для его работ в физике был характерен высокий уровень математической доказательности. Сам он отмечал, что подходил к рассмотрению физической задачи прежде всего как математик [22], и наряду с полученными им фундаментальными результатами в заслугу ему ставится создание математического аппарата современной теоретической физики. Воздействие его научных идей было очень широким, у него было не только много учеников, но также много последователей. «Трудно найти отечественного специалиста по статистической механике, не считающего себя учеником Николая Николаевича, и ещё сложнее найти научную работу, в которой так или иначе не использовались бы фундаментальные идеи и методы Н.Н.Боголюбова по статистической механике» [22. С. 1277–1278].

Математический талант Боголюбова проявился очень рано, и уже в тринадцать лет он участвовал в научных семинарах выдающихся математиков Д.А. Граве и Н.М. Крылова. Крылов, получивший инженерное образование и отдававший предпочтение прикладной математике и математической физике, оказал большое влияние на формирование научного стиля и научных интересов Боголюбова. Он взял под опеку начинающего учёного и пригласил шестнадцатилетнего Боголюбова в аспирантуру при кафедре математической физики АН УССР, где был его руководителем. Научное сотрудничество Крылова и Боголюбова длилось более 20 лет, в течение которых они создали новое научное направление, нелинейную механику, и развили такие области математической физики как операционное и вариационное исчисление, приближённое интегрирование дифференциальных уравнений, теория периодических и квазипериодических функций. Разработанные математические методы были ими применены для решения практических задач науки и техники, таких как устойчивость аэроплана и колебания механических аппаратов. Из шести монографий Крылова четыре написаны совместно с Боголюбовым, и позднее самого Боголюбова отличали такое же многолетнее сотрудничество с некоторыми из своих учеников и совместная длительная разработка новых направлений. Многие из его монографий были написаны в соавторстве с учениками: Н.Н. Боголюбовым (мл.), А.А. Логуновым, Б.В. Медведевым, Ю.А. Митропольским, М.К. Поливановым, И.Т. Тодоровым, Д.В. Ширковым. Интересно, что впоследствии именно по примеру Боголюбова Ширков также привлекал к написанию совместных монографий своих молодых учеников [23. С. 158].

Тесная связь развиваемых математических методов с их непосредственным применением к решению инженерных и физических проблем, которая была характерна для Н.М. Крылова (и в целом для петербургской математической школы, к которой он принадлежал), сохранилась в научном творчестве Боголюбова и в последующие годы. «Н.Н. Боголюбов никогда не доказывал теорем вообще, всякая теорема доказывалась им для чего-либо… Мы, его ученики, … на деле видели, как происходит влияние физики на математику. С другой стороны, он рассматривал математику не только как средство для вычислений, но и как метод получения нового знания – как из нескольких очевидных положений (аксиом) с помощью математики, как говорят „на кончике пера“, вывести новые закономерности» [25. С. 75]. Примечательно, что несмотря на исключительную математическую сложность, которой отличались работы Боголюбова в теоретической физике, он придерживался подхода, в котором явно прослеживался бы физический смысл вводимых понятий. «У него было еще такое любимое изречение: “Давайте построим модельку, чтобы приобрести интуицию, куда идти”. Наметить цель. А цель можно наметить в виде образов, а не в виде понятий. Понятия потом возникнут». [26]

Детальный физический разбор обширного научного наследия Боголюбова проводился во многих обзорных статьях его учеников (см., например, [23]). В них отмечается, что научное творчество Боголюбова, которое охватывало широкий круг областей математики и теоретической физики, отличалось при этом цельностью, отражающей общность создаваемого математического и понятийного аппарата. Каждый следующий этап в научном творчестве Боголюбова являлся органичным продолжением предыдущего, так что разработанный арсенал средств оказывался эффективным при переходе к новым направлениям. Математические методы, развитые Боголюбовым в циклах работ, посвященных микроскопической теории сверхтекучести (1946–1947 гг.) и аксиоматической теории поля (начало 1950-х гг.), послужили базой для работ, выполненных им в период основания ЛТФ.

В 1956 г. Боголюбов предложил обоснование дисперсионных соотношений в квантовой теории поля, что открывало новый подход к построению теории сильных взаимодействий, а в 1957–1958 гг. Боголюбов применяет математический аппарат, развитый им для объяснения сверхтекучести, к построению микроскопической теории сверхпроводимости. «... Выбор Боголюбова на роль создателя ЛТФ был не просто удачным, а уникально удачным» [5. С. 225]. Фундаментальные результаты, полученные Боголюбовым в первые годы ЛТФ, сразу закрепили за лабораторией мировое лидерство, заложили основу для последующих исследований, а также были важны для укрепления международного статуса ОИЯИ. Из стран-участниц в ЛТФ стали направляться молодые физики-теоретики, которые, пройдя школу Боголюбова, впоследствии возглавили научные направления в своих странах: Иван Тодоров (Болгария), Нгуен Ван Хьеу (Вьетнам), Чжоу Гуанчжао (Китай) и др.

Боголюбов „щедро раздавал свои идеи ученикам“ [27], которыми он был постоянно окружен и с которыми в деталях обсуждал их работы и научные планы. «Николай Николаевич благодаря своему таланту и интуиции быстро схватывает математическую суть физической задачи, переоткрывает, если нужно, известные факты или формулы, привносит новые неожиданные идеи, создаёт новый мощный метод с большим запасом „прочности“, оставляя своим ученикам дальнейшие обобщения, уточнения, доработки ...» [25. С. 75]. При этом следует отметить, что Боголюбов ещё на этапе отбора учеников первостепенное внимание уделял их способности к самостоятельному решению научных проблем и всегда старался её поддерживать. «Вы должны стремиться все делать самостоятельно... Запомните, что только сделанное вами самостоятельно, тем методом, который вы цените, останется с вами на всю жизнь. Только это будет по-настоящему ваше» [28].

Работы Боголюбова и его учеников в ЛТФ охватывали несколько направлений теоретической физики и оставили яркий след в научной истории ОИЯИ. Построение микроскопической теории сверхпроводимости было удостоено в 1958 г. Ленинской премии СССР. Уже в том же 1958 г. Боголюбов получил новый фундаментальный результат, когда расширил на ядерное вещество развитую им для объяснения явления сверхпроводимости концепцию о сверхтекучести ферми-систем. Представление о сверхтекучести ядерной материи открыло новое направление в теории ядра и в дальнейшем получило обоснование в работах одного из ближайших учеников Боголюбова В.Г. Соловьёва, который возглавил созданный в ЛТФ отдел теории атомного ядра.

Ещё одной областью исследований, импульс развитию которой в ЛТФ придали Боголюбов и его ближайшие ученики, была статистическая механика и её применение к системам многих взаимодействующих частиц и квантовой теории твёрдого тела. Первым руководителем созданного в ЛТФ в 1966 г. сектора статистической механики стал, работавший в МИАНе ученик Боголюбова С.В. Тябликов. Идейной основой для проводимых в секторе работ послужили сформулированные Боголюбовым метод двухвременных температурных функций Грина и метод квазисредних. Развитие этих методов и построение с их помощью квантовостатистической теории магнетизма было осуществлено представителем молодого поколения боголюбовской школы А.Л. Куземским. Существенным дополнительным аргументом в пользу проведения в ЛТФ научных работ по статистической механике являлось то, что они служили теоретической поддержкой экспериментальных исследований по физике конденсированных сред, осуществлявшихся на нейтронных реакторах ОИЯИ.

Профилирующими исследованиями для ЛТФ являлись работы, посвященные теории элементарных частиц и квантовой теории поля. Одним из важных достижений явились разработка и применение в квантовой теории поля метода ренормализационной группы, осуществлённая Н.Н. Боголюбовым, А.А. Логуновым и Д.В. Ширковым. Обобщение ренормгрупповых преобразований, которому были посвящены последующие работы Ширкова, позволило получить этим методом новые результаты и в других областях теоретической физики, в частности в теории взаимодействия элементарных частиц и в нелинейной оптике.

Академик Н.Н. Боголюбов и член-корреспондент Д.В. Ширков за обсуждением научных результатов.

Также очень эффективными в приложении к теории элементарных частиц оказались идеи Боголюбова, сформулированные им при доказательстве дисперсионных соотношений и построении аксиоматической теории поля. Это направление получило развитие в работах многих представителей школы Боголюбова, в частности метод дисперсионных соотношений был применен Логуновым для изучения процессов множественного рождения частиц и других неупругих процессов.

В 1960-е гг. в физике элементарных частиц на первый план вышли вопросы симметрии и кварковой структуры адронов. И в этой области группой Боголюбова были получены фундаментальные результаты: предложены нерелятивистское и релятивистское уравнения, описывающие мезоны и барионы как составные частицы; рассчитаны магнитные моменты адронов; введено новое квантовое число „цвет“, разрешающее проблему сохранения принципа Паули в кварковой статистике; создана кварковая модель адронов, получившая название „дубненского мешка“. Впоследствии развитие квантовополевых методов в теории элементарных частиц и поиск симметрий в физике высоких энергий было осуществлено в работах воспитанников дубненской боголюбовской школы В.Г. Кадышевского, В.А. Матвеева, А.Н. Сисакяна.

Необходимо отметить, что хотя научные школы Д.И. Блохинцева и Н.Н. Боголюбова в ЛТФ ОИЯИ являлись основными, они не включали всех сотрудников лаборатории и, безусловно, не перекрывали весь спектр проводимых в ней исследований.

Два московских научных центра, ФИАН и ЛИПАН (впоследствии Институт атомной энергии им. И.В. Курчатова), явились своего рода головными организациями для всех четырёх экспериментальных лабораторий ОИЯИ, возникших в момент создания института: ЛЯП, ЛВЭ, ЛНФ и ЛЯР. Для ЛВЭ и ЛНФ таким институтом стал ФИАН, а для ЛЯП и ЛЯР – ЛИПАН. Из московских институтов в Дубну были переведены группы исследователей, послужившие первоначальным ядром научных коллективов, а строительство базовых установок и первые эксперименты во многом проводились с учетом разработок, выполненных ещё в Москве.

При создании ЛЯР в качестве главного направления научных исследований лаборатории был принят синтез тяжёлых и сверхтяжёлых элементов, а также изучение ядерных и химических свойств этих элементов. Работы в данном направлении уже были начаты в ЛИПАНе под руководством Г.Н. Флёрова. С помощью 150-сантиметрового циклотрона, оснащенного источником тяжёлых ионов, там были осуществлены первые в СССР опыты по синтезированию трансурановых элементов, в частности, уже открытые в США элементы с атомными номерами 99 и 100. Там же, в ЛИПАНе, в конце 1955 г. была предложена концепция нового более мощного 300-сантиметрового циклотрона У-300, проектировавшегося специально для ускорения пучков тяжёлых ионов высокой интенсивности, рекордной для своего времени. Строительство этого ускорителя было решено проводить в Дубне, и именно он стал первой базовой установкой ЛЯР. Флёров был назначен директором лаборатории, а для руководства работами по запуску У-300 он пригласил из ЛИПАНа своего ученика Ю.Ц. Оганесяна. Этот циклотрон был введён в строй в 1960 г., а в 1957–58 гг. работы по трансурановой тематике продолжались в ЛИПАНе и сотрудниками сектора Флёрова были осуществлены первые попытки синтезировать новый 102-й элемент. После запуска У-300 эти работы были переведены в ЛЯР, а из ЛИПАНа в Дубну перешли на работу многие сотрудники сектора Флёрова, в их числе: В.А. Друин, В.В. Волков, К.А. Гаврилов, В.А. Карнаухов, Ю.Ц. Оганесян, А.С. Пасюк, С.М. Поликанов, Н.И. Тарантин. Несмотря на то что эти сотрудники были молоды, именно им Флёров доверял проведение ответственных экспериментов. В дальнейшем набор сотрудников в ЛЯР проходил схожим с другими лабораториями ОИЯИ образом, на работу приглашались выпускники ВУЗов, в основном московских. Особенностью ЛЯР являлось то, что, будучи сам выпускником физико-механического факультета Ленинградского политехнического института, Флёров приглашал на работу в ЛЯР выпускников этого факультета и следил за тем, чтобы его старшекурсники получали приглашение на преддипломную практику в ОИЯИ, и специально для этого командировал в Ленинград своих сотрудников [29. С. 342; [30]. В итоге в ЛЯР работала целая группа выпускников физмеха, в их числе Ю.П. Гангрский, Ю.А. Лазарев, В.А. Щёголев и др..

Г.Н. Флёров возглавил экспериментальные научные исследования по трансурановой тематике в 1953 г. сразу по завершении послевоенного периода активной мобилизации практически всех ведущих физиков-ядерщиков СССР для работ по Атомному проекту. Для Флёрова, как и для остальных физиков, это было возвратом к более привычному режиму работ в фундаментальной науке, а исследования сверхтяжелых элементов сочетались с тематикой экспериментов, которые до войны Флёров проводил в Ленинградском физико-техническом институте (ЛФТИ), где под руководством И.В. Курчатова работала ведущая в СССР группа, занимавшаяся ядерной физикой.

Г.Н. Флеров (второй справа) и сотрудники ЛЯР обсуждают

Ещё будучи студентом, в 1936 г. Флёров был привлечён Курчатовым к работам в ЛФТИ, где под руководством Курчатова сделал свою дипломную работу, в которой исследовались взаимодействия нейтронов с ядрами. После этого, до начала войны, в 1939–40 гг., Флёров совместно с другим молодым учеником Курчатова, К.А. Петржаком, провёл цикл экспериментов, которые привели к открытию нового физического явления – спонтанного деления ядер урана. Это исследование проходило при непосредственном участии Курчатова как в постановке, так и в анализе результатов, что послужило начинающим физикам хорошей школой. Первоначально в экспериментах предполагалось изучение энергетического порога деления ядер урана нейтронами, и обнаруженные отсчеты экспериментальной аппаратуры, вызванные самопроизвольным делением урана, были проинтерпретированы как какой-то неучтённый фон, который может помешать основному эксперименту. Когда стало понятно, что наблюдавшиеся сигналы могут свидетельствовать об открытии спонтанного деления урана, Курчатов посоветовал молодым исследователям полностью сконцентрироваться на изучении этого «фона». Дальнейшие эксперименты, продлившиеся почти год, были направлены на последовательное исключение других возможных объяснений наблюдаемых сигналов, причем официальное заявление об открытии было сделано только после того, как эффект подтвердился в серии экспериментов под землёй на станции московского метро, и тем самым исключено возможное срабатывание аппаратуры от космических лучей [31].

Опыт постановки эксперимента, полученный Флёровым в ходе этих исследований, впоследствии очень пригодился в работах по синтезу сверхтяжёлых элементов, где вероятность сигналов от распада синтезированных ядер крайне низка и принципиальное значение имели использование максимально чувствительной аппаратуры, а также доскональный учёт фоновых процессов. Но не менее важным был пример руководства экспериментами, продемонстрированный Курчатовым. Сама возможность открытия ранее не наблюдавшегося эффекта была заложена первоначальной постановкой задачи, которая для своего времени соответствовала переднему краю науки. Так же были важны и требовательность Курчатова к чистоте постановки экспериментов, и его совет перенаправить усилия на установление факта обнаружения нового явления. Именно эти черты были характерны для исследований Флёрова и его учеников в ЛЯР: постановка экспериментов по актуальной тематике, концентрация усилий на направлениях, где возможно открытие, восприимчивость к неожиданным результатам.

Исследования по синтезу трансурановых элементов начались в СССР с отставанием по отношению к ведущей в этой области группе Г. Сиборга из лаборатории в Беркли (США). Этой группой были проведены первые работы по получению новых элементов с помощью ускоренных тяжёлых ионов, в 1953–1954 гг. было подтверждено открытие элементов 99 и 100, ранее обнаруженных в продуктах взрыва водородной бомбы, а в 1955 г. открыт 101-й элемент. Но это начальное отставание от американских учёных удалось преодолеть уже к 1963 году, когда после запуска циклотрона У-300 и осуществления на нём первых экспериментов, физики ЛЯР объявили о синтезе 102-го элемента. В дальнейшем на протяжении многих лет ЛЯР и Беркли оставались лидирующими научными центрами в этой области физики – в этих двух лабораториях были открыты все элементы вплоть до 106-го, и только начиная со 107-го (1981 г.) синтез новых элементов начал осуществляться также в Германии (г. Дармштадт). Всего за годы, в течение которых Флёров возглавлял ЛЯР, в Дубне были синтезированы и исследованы свойства различных изотопов элементов вплоть до 109-го, а в дальнейшем эти работы были успешно продолжены его учениками.

Такое длительное лидерство ЛЯР было обусловлено несколькими факторами. Стиль научного руководства Флёрова подходил для подобной масштабной задачи. Он сам был искусным экспериментатором и обладал удивительной научной интуицией, был генератором идей и умел увлечь общим делом других. Ему удалось подобрать сначала в секторе в ЛИПАНе, а затем в ЛЯР команду талантливых и амбициозных физиков-экспериментаторов, и сразу несколько групп в лаборатории могли на высоком уровне параллельно заниматься как единой (поиск нового элемента), так и несмежными задачами. Разные группы исследователей становились авторами открытий, и многие из воспитанников Флёрова стали лидерами научных направлений.

Ученики Г.Н. Флерова Ю.Ц. Оганесян (слева) и Ю.Э. Пенионжкевич (справа) во время эксперимента.

В 1974 г. Ю.Ц. Оганесяном была высказана идея «холодного слияния», оказавшаяся очень плодотворной для работ по синтезу трансурановых элементов. В ней предлагалось так подбирать энергию связи и изотопический состав ядер снаряда и мишени, чтобы при их полном слиянии максимально приблизиться по числу нейтронов к синтезируемому ядру и получить ядро нового элемента в наименее возбужденном состоянии, тем самым резко повысив вероятность его образования. Такой подход диктовал использование в качестве ядер мишени более легких элементов, чем практиковалось до этого, а для снаряда – более тяжёлого. Такая схема была применена для синтеза всех элементов, начиная со 107-го. Впоследствии Оганесян долгое время возглавлял работы по синтезу трансурановых элементов в ЛЯР и после Флёрова стал директором лаборатории.

Ещё одной составляющей успеха работ по синтезу трансурановых элементов в Дубне было внимание, которое Флёров уделял разработке радиохимических методов идентификации и анализа свойств короткоживущих изотопов, что представляло собой очень сложную проблему. Поиск решения этой задачи Флёров в 1958 г. поручил молодому химику из Чехословакии Иво Зваре, который много лет спустя отмечал присущее Флёрову знание химии и интуитивное понимание её возможностей. «Он как-то скорее нутром, чем на основании логики собственного знания, чувствовал, что химия может сделать и что, все-таки, нет. Поэтому он в основном приходил к химикам с идеями и задачами, которые часто были трудны, но осуществимы» [32].

Также очень важным было то, что работы по совершенствованию ускорительной техники в ЛЯР имели высокий приоритет и не прекращались. В 1968 г. был введён в эксплуатацию ускоритель тяжелых ионов нового поколения, изохронный циклотрон У-200, а различные узлы У-300, от ионного источника до систем вывода ускоренных ионов, также подвергались постоянному улучшению. Была опробована и новая схема ускорения, объединяющая У-200 и У-300 в тандем. В 1978 г. был сделан следующий шаг, введен в эксплуатацию 400-сантиметровый изохронный циклотрон У-400. При развитии ускорительной техники в ЛЯР на вооружение брались как разработки сотрудников ОИЯИ, так и опыт ведущих зарубежных лабораторий. Результатом этих усилий было то, что пучки ионов, доступные для экспериментов в ЛЯР, обладали уникальными характеристиками и по интенсивности, и по интервалу достижимых энергий, и по разнообразию ускоряемых ядер, что открывало широкие возможности как для программы по синтезу новых элементов, так и для других ядерно-физических исследований [33].

Несмотря на то, что синтез новых элементов имел особое общественное звучание и являлся приоритетным для ЛЯР и Флёрова, в лаборатории также была большая программа других ядерно-физических исследований. По воспоминаниям Ю.Э. Пенионжкевича, когда он был ещё студентом в начале 1960-х гг., его «поразило многообразие научной тематики ЛЯР. Здесь практически были собраны все направления ядерной физики: структура ядра, ядерные реакции, спектроскопия ядер, деление, рассеянные передачи, экзотические виды распадов тяжелых ядер» [34]. В этих областях физиками ЛЯР также были получены яркие результаты, в том числе: открытие спонтанно-делящихся изомеров (С.М. Поликанов и др.), открытие протонного распада радиоактивных ядер (В.А. Карнаухов и др.), открытие запаздывающего деления ядер из возбужденного состояния (Г.Н. Флёров, В.И. Кузнецов, Н.К. Скобелев), открытие явления многонуклонных передач в ядерных реакциях (В.В. Волков и др.).

Весь этот спектр дорогостоящих и технологически сложных исследований проводился на нескольких установках и требовал жесткого распределения ускорительного времени и других ресурсов между разными группами, что неизбежно приводило к конфликтам. По мере роста достижений учеников Флёрова, у них формировались свои научные интересы, которые было сложно реализовать на той же экспериментальной базе, где проводились исследования, которым Флёров отдавал приоритет. Эта объективная сложность в ветвлении научной школы в экспериментальной ядерной физике усугублялась темпераментом самого Флёрова и его властным стилем руководства. «Если ты занимался несколько лет какими-то исследованиями, поддерживаемыми самим Георгием Николаевичем (Г. Н. – как мы его называли за глаза), а потом под его нажимом должен резко поменять тематику и переключиться, с его точки зрения, на более перспективную, то это его стремление не всегда воспринималось сотрудниками с энтузиазмом» [Там же]. По этой и другим причинам из ЛЯР в разное время ушли многие яркие физики-экспериментаторы и другие специалисты, долго являвшиеся ближайшими сотрудниками Флёрова (Е.Д. Донец, В.А. Друин, В.А. Карнаухов, А.Ф. Линёв, С.М. Поликанов и др.) [35. С. 134–139]. К сожалению, такой уход, как правило, приводил к смене тематики, но все ушедшие от Флёрова преуспели и на новом месте работы.

Блестящие результаты, полученные сотрудниками ЛЯР в разных областях ядерной физики, всегда оставались в тени успехов на главном направлении – синтезе новых трансурановых элементов. Открытие новых элементов принесло ОИЯИ всемирную известность даже среди людей далёких от науки и продолжает оставаться значимым научным направлением института. И ЛЯР по-прежнему занимает лидирующие позиции в этой области. Синтезированный в Дубне в 1998 г. 114-й элемент был назван авторами открытия в честь своего учителя – флеровий.

В завершение этого краткого обзора формирования трёх (из многих) научных школ ОИЯИ отметим, что важную роль в передаче опыта молодым учёным играло и большое внимание, которое в ОИЯИ уделялось широким научным контактам с другими исследовательскими центрами. Безусловно, сам характер института как аналога ЦЕРНа предполагал, что для проведения исследований в ОИЯИ на длительное время будут приезжать многие научные сотрудники из стран-участниц, но немаловажно, что среди них было много начинающих исследователей, и что долгосрочная стажировка в ОИЯИ молодежи осуществлялась на регулярной основе. Сотни исследователей из разных стран и других институтов СССР на основе работ, проведённых в ОИЯИ, защитили диссертации, многие из них стали впоследствии ведущими учёными в своих странах. Зачастую, вернувшись по окончании стажировки в свой институт, такие учёные не прерывали научные контакты с Дубной, а сотрудники ОИЯИ, со своей стороны, помогали им организовать исследования на местах. В некоторых случаях это привело к долговременному сотрудничеству между институтами. Д.И. Блохинцев, Н.Н. Боголюбов и Г.Н. Флёров и лично, и в качестве руководителей лабораторий содействовали налаживанию таких межинститутских связей. Так, в частности, в ЛТФ поддерживались долговременные научные контакты с университетами Гомеля, Новосибирска и Саратова, а сотрудники ЛЯР способствовали введению в строй циклотронов в Румынии, на Украине и в Чехословакии, помогли в организации исследований на них.

Немалую роль в повышении научного уровня молодых сотрудников и стажёров ОИЯИ играли регулярные международные школы, проводившиеся институтом, особенно совместные школы для молодых учёных ЦЕРН–ОИЯИ. Первая такая школа была проведена в 1970 г. в Финляндии, в её открытии принял участие Н.Н. Боголюбов, бывший инициатором этой программы. Основатели ОИЯИ заложили фундамент не только в организацию научной работы в институте, но и в процесс воспитания научных кадров.

1. Бирюков В.А., Лебеденко М.М., Рыжов А.М. История создания Объединённого института ядерных исследований // Объединённому институту ядерных исследований — 40 лет. Хроника. Воспоминания. Размышления / Под ред. Кадышевского В.Г., Сисакяна А.Н., Жабицкого В.М. Дубна: ОИЯИ, 1996. С. 18–24.

2. Барашенков В.С. Сотрудники ОИЯИ 40 лет назад // Там же. С. 257–261.

3. Тарантина О.Н. Сорокалетие ИБР: встреча старых друзей // Дубна: наука, содружество, прогресс. №29, 14 июля 2000.

4. Зродников А.В., Фролов Ю.В. Д.И.Блохинцев // Физико-энергетический институт: летопись в судьбах / Под ред. Зродникова А.В. – Обнинск: ГНЦ РФ-ФЭИ, 2006. С. 28–39.

5. Ширков Д.В. К истории Лаборатории теоретической физики им. Н.Н. Боголюбова // Объединенному институту ядерных исследований — 40 лет. Хроника. Воспоминания. Размышления / Под ред. Кадышевского В.Г., Сисакяна А.Н., Жабицкого В.М. – Дубна: ОИЯИ, 1996. С.224–236.

6. Барбашов Б.М., Сисакян А.Н. Флуктоны академика Блохинцева // Независимая газета, 13 февраля 2008.

7. Ананьев В.Д. Из истории импульсных реакторов // Объединенному институту ядерных исследований — 40 лет. Хроника. Воспоминания. Размышления / Под ред. Кадышевского В.Г., Сисакяна А.Н., Жабицкого В.М. Дубна, ОИЯИ, 1996. С. 36–41.

8. Исаев П.С. Первые три года Лаборатории теоретической физики (1956–1959) // Там же. С. 277–285.

9. Тарантина О.Н. Великий учёный, гражданин и просветитель // Дубна: наука, содружество, прогресс. №27, 4 июля 2003.

10. Вавилов С.И. Физический кабинет. – Физическая лаборатория. – Физический институт Академии наук за 220 лет // Успехи физических наук, 1946. Т. 28, в.1., С. 1–50.

11. Дмитрий Иванович Блохинцев: к 100-летию со дня рождения / Под. ред. Балашова В.В., Панасюка М.И., Романовского Е.А. – М.: МГУ, 2008. 69с.

12. Папалекси Н.Д. Краткий очерк жизни и научной деятельности Леонида Исааковича Мандельштама // Успехи физических наук, 1945. Т. 27, в.2. С.143–158.

13. Куземский А.Л. Д.И. Блохинцев – ученый, педагог, мыслитель // Дмитрий Иванович Блохинцев: к 100-летию со дня рождения / Под. ред. Балашова В.В., Панасюка М.И., Романовского Е.А. – М.: МГУ, 2008. С.52–63.

14. Романов Ю.А. Воспоминания об учителе // Успехи физических наук, 1996. Т.166, №2. С. 195–200.

15. Жмулин Е.М. Об основополагающих работах Д.И. Блохинцева по акустике неоднородной движущейся среды // Д.И.Блохинцев. Избранные труды. В 2т. Т.1. – М., ФИЗМАТЛИТ, 2009. С.266–270.

16. Тяпкин А.А. Многогранность таланта // Там же. С.550–553.

17. Барашенков В.С. Сотрудники ОИЯИ 40 лет назад // Дубна: наука, содружество, прогресс. №27, 3 июля 1996.

18. Волков М.К. Д.И.Блохинцев – учёный, учитель, человек // Д.И. Блохинцев. Избранные труды. В 2т. Т.1. М., ФИЗМАТЛИТ, 2009. С.548–549.

19. Ефимов Г.В. Вспоминая учителя // Там же. С. 547.

20. Суханов А.Д. Воспоминания дипломника и аспиранта о встречах с Н.Н. Боголюбовым // Воспоминания об академике Н. Н. Боголюбове. К 100-летию со дня рождения / Под ред. Владимирова В.С., Воловича И.В. – М.: МИАН, 2009. С. 117–125.

21. Щербаков Ю.А. Н.Н. Боголюбов и экспериментальная физика в ОИЯИ // Объединенному институту ядерных исследований — 40 лет. Хроника. Воспоминания. Размышления / Под ред. Кадышевского В.Г., Сисакяна А.Н., Жабицкого В.М. – Дубна: ОИЯИ, 1996. С.241–245.

22. Боголюбов П.Н., Исаев П.С. Н.Н. Боголюбов: Жизнь и творчество в дубненский период (1956–1992 гг.) // Дубна: наука, содружество, прогресс. №32, 27 августа 2004.

23. Боголюбов Н.Н.(мл.), Санкович Д.П. Николай Николаевич Боголюбов. Очерк научной деятельности // Физика элементарных частиц и атомного ядра, 1993. Т. 24, в.5. С.1224–1293.

24. Ширков Д.В. Вспоминая о Николае Николаевиче // Воспоминания об академике Н. Н. Боголюбове. К 100-летию со дня рождения / Под ред. Владимирова В.С., Воловича И.В. М., МИАН, 2009. С.143–175.

25. Владимиров В.С. К 100-летию Н.Н. Боголюбова. Как возник символ (М ∩ Ф?) //Там же. С.74–85.

26. Балдин А.М. О науке и спорте, литературе и жизни // Дубна: наука, содружество, прогресс. №8, 2 марта 2001.

27. Губарев В. Академик Владимир Кадышевский: «Брестская крепость на Волге» // Литературная газета. №23, 5–11 июня 2002.

28. Свидзинский А.В. Николай Николаевич Боголюбов, каким я его видел и понимал // Интернет-ресурс «Ежедневная всеукраинская газета “День”», №150, 27 августа 2009.

29. Тарантин Н.И. Истоки физики тяжёлых ионов, или из Москвы в Дубну // Объединенному институту ядерных исследований — 40 лет. Хроника. Воспоминания. Размышления / Под ред. Кадышевского В.Г., Сисакяна А.Н., Жабицкого В.М. – Дубна: ОИЯИ, 1996. С.333–342.

30. Рудь В.И. Воспоминания о друге. http://lhe.sinp.msu.ru/~rud/LazarevYuAl/Memoirs/VRud_AboutMyFriend_P1.php

31. Петржак К.А. Как было открыто спонтанное деление // Химия и жизнь, 1970. №4. С. 54–58.

32. Звара И. Ядерный химик // Дубна: наука, содружество, прогресс. №9–10, 28 февраля 2003.

33. Оганесян Р.Ц. Развитие ускорительной техники в ЛЯР // Объединенному институту ядерных исследований — 40 лет. Хроника. Воспоминания. Размышления / Под ред. Кадышевского В.Г., Сисакяна А.Н., Жабицкого В.М. Дубна, ОИЯИ, 1996. С.148-156.

35. Карнаухов В.А. Книга о нас – Дубна: ОИЯИ. 2012. 189с.

Список аббревиатур, использованных в тексте

ОИЯИ – Объединенный институт ядерных исследований

ЛТФ – Лаборатория теоретической физики ОИЯИ

ИФВЭ – Институт физики высоких энергий (г. Протвино)

ИЯИ – Институт ядерный исследований (г.Троицк)

ЛИПАН – Лаборатория измерительных приборов АН СССР

ЛФТИ – Ленинградский физико-технический институт

МГУ – Московский государственный университет

МИФИ – Московский инженерно-физический институт

НГУ – Новосибирский государственный университет

НИИЯФ – Научно-исследовательский институт ядерной физики МГУ

ФЭИ – Физико-энергетический институт (г.Обнинск)

ЦЕРН – Европейский центр ядерных исследований

ЭФЛАН – Электрофизическая лаборатория АН СССР

SLAC – Национальная ускорительная лаборатория (г. Стэнфорд, США)

[I] Полный список упоминаемых в тексте аббревиатур приводится в конце статьи)


	Номер 2(83) февраль 2017 года mobile >>>
Анастасия Корзухина